Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Регистрируясь, я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр Ищите предметы среди очаровательных жителей и уютных домиков!

Потеряшки - поиск предметов

Головоломки, Казуальные, Детские

Играть

Топ прошлой недели

  • solenakrivetka solenakrivetka 7 постов
  • Animalrescueed Animalrescueed 53 поста
  • ia.panorama ia.panorama 12 постов
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая «Подписаться», я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Промокоды Яндекс Еда Постила Футбол сегодня
0 просмотренных постов скрыто
17
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
FANFANEWS
Серия ЖЗЛ

«Ну какой же ты фантаст, старик, ты настоящий писатель!» — О биографии Рэя Брэдбери, написанной Сэмом Уэллером⁠⁠

2 года назад

На русском языке вышла биография Рэя Брэдбери, которую тот успел прочитать и одобрить еще при жизни.

Ее автор, американский журналист Сэм Уэллер, был своего рода Эккерманом при великом писателе и, помимо биографии, выпустил еще две книги с его интервью, фотографиями, воспоминаниями, черновиками и т. п. Это, однако, не уберегло книгу «Хроники Брэдбери» от ряда досадных оплошностей и некоторой неоригинальности. Подробнее о ее достоинствах и недостатках рассказывает Василий Владимирский.

«Хроники Брэдбери» Сэма Уэллера — биография авторизированная, то есть прочитанная и одобренная ее героем, Рэем Брэдбери. Уже тревожный звоночек: значит, никаких внезапных открытий и парадоксальных интерпретаций, идущих вразрез с каноном, ждать не приходится — только парадный портрет, только повторение многократно пройденного. «На мой взгляд, больше всего эта книга похожа на приложение к моему собственному сборнику „Дзен в искусстве написания книг“, опубликованному много лет назад», — пишет Брэдбери в послесловии. Комплимент, надо признать, сомнительный: дескать, я бы и сам все это рассказал, да как-то недосуг было. Ну ОК, жизнеописаний Брэдбери на русском не то чтобы великое множество: книга Геннадия Прашкевича в серии «ЖЗЛ» (около половины тома занимает изложение сюжетов общеизвестных рассказов и романов) да полдюжины статей, изобилующих фактическими ошибками. Как ни парадоксально, при всей читательской любви к великому американскому фантасту, исследовать его жизнь и творчество в России никто почему-то особо не спешит. Так что «Хроники» Уэллера лишними не будут: за неимением гербовой бумаги пишем на простой.

Биограф аккуратно проходится по главным реперным точкам, которые расставил в своих статьях и интервью сам Брэдбери. История о прапрапрабабке писателя, осужденной во время процесса над салемскими ведьмами, но чудом избежавшей казни. Байка об иллюзионисте Мистере Электрико, якобы напутствовавшем юного Рэя: «Живи вечно!». (Мельком Уэллер проговаривается, что исследователи так и не нашли никаких следов шоу Мистера Электрико — не исключено, что это персонаж вымышленный.) История фотографии, где старшеклассник Брэдбери запечатлен рядом с великой Марлен Дитрих. Знакомство с американским фэндомом, Робертом Хайнлайном, Эдмондом Гамильтоном, Ли Брэкетт, первые публикации в фэнзинах, первые рассказы в НФ-журналах. Встреча с будущей женой в книжном магазине: Брэдбери пришел за сборником, в котором была опубликована одна из его ранних новелл, а бдительная молодая продавщица приняла писателя за воришку. История создания «Марсианских хроник» и романа «451° по Фаренгейту». Полная взаимных обид и разочарований повесть о работе над сценарием фильма Джона Хьюстона «Моби Дик». И так далее и тому подобное, все эти этапы большого пути перечислены в любой развернутой энциклопедической статье.

Уэллер прилежно отрабатывает каждый обязательный пункт: детство — отрочество — юность Брэдбери, ранний дебют, быстрый успех, стремительное превращение в живого классика. Кино, телевидение, радиопостановки, участие в разработке одного из павильонов Всемирной выставки в 1964 году, знакомство с великими современниками — от Уолта Диснея до Федерико Феллини. Каждый эпизод биограф, отдадим ему должное, снабжает цитатами из писем, газетных и журнальных публикаций, из эксклюзивных интервью с участниками событий, а главное — из многочасовых доверительных бесед с Рэем Брэдбери. Так что перед нами не просто канон — а канон изрядно расширенный и дополненный, что не может не радовать. Вы, например, знали, что молодая Ли Брэкетт предлагала двадцатилетнему Рэю заняться сексом на заднем сиденье автомобиля (по крайней мере, так запомнилось писателю), но Брэдбери чудовищным усилием воли преодолел соблазн? Ну вот, теперь будете знать.

Больше всего внимания Сэм Уэллер уделят детству и юности своего героя, и это в общем логично: именно туда, в прошлое, чаще всего возвращается писатель в своих книгах. «Рэй Брэдбери — человек-противоречие, пророк ностальгии: он предсказывает прошлое и вспоминает будущее», — пишет биограф. Вот только идеализированное прошлое Брэдбери имеет мало общего с реальностью: ностальгия по «старым добрым денькам» стала одной из ключевых тем его творчества, но очевидно, что добрыми эти деньки казались только Рэю, для остальных домочадцев это был сущий ад.

Если отвлечься от эмоций и сосредоточиться на фактах, нетрудно заметить, что детство фантаста пришлось на эпоху отнюдь не идиллическую. Младенцы умирали от гриппа в колыбелях (как младшая сестра писателя), взрослых убивали на улице за пригоршню долларов (дядя Рэя стал жертвой вооруженного ограбления, и Брэдбери-младший много лет донашивал пиджак, пробитый пулей), другие взрослые колесили по стране в отчаянном поиске хоть какой-то работы (как отец Рэя во времена Великой депрессии). Скип, старший брат будущего классика, вкалывал до упаду в Корпусе чрезвычайной охраны окружающей среды, чтобы отсылать родным двадцать пять из каждых тридцати заработанных долларов, между тем сам Рэй «вел безмятежную жизнь, спал допоздна и делал, что хочется».

Рэй Брэдбери с женой Маргаритой и детьми, 1958 год

Рэй Брэдбери с женой Маргаритой и детьми, 1958 год

При этом биограф вовсе не пытается разрушить миф, вскрыть тайные мотивы своего героя, — а если бы попытался, не факт, что получилось бы. Проблема в том, что Сэм Уэллер не всегда понимает, о чем пишет, ему определенно не хватает знания культурного контекста и реалий эпохи.

«Вскоре его рассказ будет напечатан в книге издательства Arkham House, пользующегося большой популярностью среди любителей жанра», — сообщает читателям Уэллер. Между тем на самом деле Arkham House — крошечное частное издательство писателя и редактора Августа Дерлета, который печатал книги малыми тиражами и порой не мог распродать их годами. Что характерно, через пару сотен страниц сам Уэллер указывает, что авторский сборник Брэдбери «Темный карнавал» от Arkham House при тираже 3000 экземпляров продавался почти десять лет — но многие ли читателя обратят внимание на путаницу в показаниях?

Или такой пассаж: «Грант Бич считал, что Рэй заслуживает гораздо большего, чем бульварные журналы, и посоветовал другу отправить свои произведения в одно из серьезных изданий — Mademoiselle, American Mercury или The New Yorker». Американский журналист должен быть в курсе, что Mademoiselle — хрестоматийный пример «женского глянца», фэшн-журнал про бижутерию-платьица-ноготочки, издание с солидными по меркам Америки 1940-х гонорарными ставками, но вряд ли «серьезное» в том же смысле, что и «Нью-Йоркер».

А вот пример логики Сэма Уэллера — здесь он вспоминает о фильме Джона Хьюстона «Посрами дьявола»: «После показа в Elstree Рэй вышел в уборную, где у писсуаров столкнулся с режиссером Уильямом Уайлером и Питером Витртелом (который, несмотря ни на что, продолжал дружить с Хьюстоном). Ни один из них не произнес ни слова — настолько фильм был ужасен». А если бы фильм не был ужасен, мужчины, надо понимать, тут же вступили бы в оживленную дискуссию — прямо у писсуара, не застегнув ширинки.

Наконец, биограф весьма вольно обращается с цифрами и фактами. «На Всемирный конвент научной фантастики собрались почти две тысячи читателей, редакторов, писателей, иллюстраторов и агентов», — пишет Уэллер на странице 118. Но уже на странице 120 добавляет, что, «по воспоминаниям Эккермана, на ужине присутствовали лишь двадцать восемь из ста восьмидесяти пяти участников конвента». Так две тысячи или две сотни? Разница на порядок. На всякий случай уточню: сами организаторы первого «Ворлдкона» гордо сообщали, что на конвенте собралось почти триста человек, так что вторая цифра, очевидно, ближе к реальности.

Другой пример: «Права на книгу купила студия Disney, поставив точку в долгом и мучительном путешествии романа на экран, которое началось в 1950 году, — пишет Сэм Уэллер. — Тогда в дверь крошечной квартиры Брэдбери постучали. Тридцатитрехлетний Рэй открыл дверь...» Постойте, но ведь Брэдбери — 1920 года рождения, в пятидесятом ему исполнилось только тридцать. Или дверь открыл какой-то другой Рэй?.. Тайна веков, загадка природы. И так далее: в целом относиться к книге Сэма Уэллера стоит с осторожностью, по принципу «доверяй, но проверяй».

Однако в некоторых случаях нам все-таки придется поверить биографу на слово — по крайней мере там, где он выстраивает внутреннюю драматургию, отыскивает некую логическую взаимосвязь событий. Так, первая половина жизни Брэдбери, по Уэллеру, чуть менее чем полностью история бегства из «научно-фантастического гетто». Брезгливо-снисходительное выражение «бульварные журналы» появляется в этой книге неспроста. Рискну предположить, что в оригинале автор использовал нейтральный термин pulp, то есть, попросту говоря, «журналы, напечатанные на дешевой бумаге», но здесь интонация «через губу» как нельзя более к месту. Согласно реконструкции Уэллера, с начала 1950-х Брэдбери одержим идеей «войти в приличное общество» — и репутация писателя-фантаста этому, понятное дело, отнюдь не способствует. Рэй целенаправленно дистанцируется от фантастов: он настойчиво добивается, чтобы сборник рассказов «Человек в картинках», вторая его книга в издательстве «Даблдэй» после «Марсианских хроник», вышла без упоминания НФ — ни на обложке, ни на шмуцтитуле, ни в аннотации. При подготовке британского переиздания «Хроник» автор предлагает сменить название на менее «космическое» — дескать, читатели сплошь и рядом не понимают смысла заголовка. Марс? Планета? Ах, вот в чем дело! «Как только люди узнают, что книга о марсианах, они отодвигаются и меняют тему разговора». («Серебристая саранча», конечно, звучит гораздо понятнее и никаких вопросов не вызывает.) Заодно Брэдбери выкидывает из переиздания два фрагмента, которые могут шокировать консервативного английского читателя: «Высоко в небеса» (о расовой сегрегации) и «Эшер II» (о цензуре).

Непонятно, продолжал ли Брэдбери поддерживать отношения с Форестом Эккерманом, Ли Брэкетт, Эдмондом Гамильтоном и другими представителями «НФ-гетто», которые так много сделали для него на заре карьеры. Но после выхода в 1950 году «Марсианских хроник», первой по-настоящему успешной его книги, все эти персонажи со страниц биографии исчезают бесследно. Рэй больше не приглашает их на семейные ужины, не обращается за советом, не рекомендует их рассказы для экранизации. Его круг общения необратимо меняется, теперь классика окружают публичные интеллектуалы, наперебой спешащие утешить комплексующего товарища: ну какой же ты фантаст, старик, ты настоящий писатель!

Остается только гадать, насколько этот подход отражает позицию самого Рэя Брэдбери, — или Сэм Уэллер слегка мухлюет, подбирая факты под концепцию. Если учесть, что «Хроники» — биография авторизированная, придется принять как данность: да, Брэдбери всю жизнь искал признания истеблишмента — и испытывал искреннюю неловкость за юношеское увлечение фантастикой. Ничего не поделаешь — по крайней мере до тех пор, пока на русском не выйдет какое-нибудь другое жизнеописание классика, возможно не столь комплиментарное, но заслуживающее большего доверия.

Источник: https://gorky.media/reviews/nu-kakoj-zhe-ty-fantast-starik-t...

Показать полностью 8
Биография Книги Рецензия Фантасты Рэй Брэдбери Писатели Длиннопост
1
22
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
FANFANEWS
Серия ЖЗЛ

О дебютном романе Роберта Хайнлайна «Нам, живущим» — который был написан в конце 1930-х, а опубликован лишь в 2004-м⁠⁠

2 года назад

С.В.Голд, переводчик, исследователь и знаток творчества Роберта Хайнлайна, был привлечён издательством «Азбука» к работе над очередным собранием сочинений фантаста - и это было самым верным решением!

Роберт Хайнлайн и его пёс Никси. Середина 1930-х

Роберт Хайнлайн и его пёс Никси. Середина 1930-х

На данный момент с/с от «Азбуки» является самым лучшим из существующих на русском языке (несмотря на то, что официально таковым не анонсировалось, и выпущено на рынок как линейка книг автора в серии «Звёзды мировой фантастики»), в первую очередь именно из-за работы специалиста, а не «сессионного» переводчика. К сожалению, его привлекли к работе не сразу, а уже после выхода нескольких томов, что несколько портит новый хайнлайновский Канон (а в дальнейшем, думаю, именно эти переводы будут считаться каноническими), но не делает хуже.

После такого предисловия предлагаю вам прочесть статью С.В.Голда, в которой он занимательно рассказывает историю появления, исчезновения, счастливого нахождения и публикации долгое время неизвестного (его не считали утерянным, никто ПРОСТО НЕ ЗНАЛ о его существовании) дебютного романа классика американской фантастики. В соответствующем томике упомянутого мною собрания эта статья и была опубликована. А пройдя по ссылке выше, в ЖЖ автора статьи вы сможете прочесть ещё много интересного.

История писательского дебюта Роберта Хайнлайна, в которой он польстился на призовые пятьдесят баксов за короткий рассказ для «Thrilling Wonder Stories» и за четыре дня настучал на машинке «Линию жизни», известна всем. Сам Хайнлайн и его жена Вирджиния не раз рассказывали ее по разным поводам. Долгое время она устраивала большинство читателей (кроме тех, которые задумались, откуда у Хайнлайна под рукой оказалась пишущая машинка) — ведь это была волнующая история успеха «с первого выстрела сразу в яблочко». Читатели любят такие истории: «Сукин сын, ему просто повезло, я бы тоже так смог!» — говорят для себя читатели, и это примиряет их с жизнью, и это усиливает их симпатию к автору, ведь он такой же парень из толпы, и это согревает их душу. Куда менее охотно читатели переваривают истории о долгом и мучительном пути проб и ошибок, попыток и неудач, о том, как оттачивался язык и нарабатывался стиль, о длинной череде издательских отказов и собственных разочарований. Читать такие истории скучно, потому что долгая стрельба в «молоко» мало способна поразить чье-либо воображение.

Разумеется, официальная история писательского дебюта Роберта Хайнлайна, начинавшаяся с «Линии жизни», была всего лишь мифом, аккуратно выстроенным опытным специалистом своего дела. Несколько лет своей жизни Хайнлайн занимался политической пропагандой и мастерски научился играть контекстом, при этом не играя словами. Если присмотреться внимательно, в том, что рассказывал Боб, нет ни слова неправды. Но нет и всей правды. В действительности свое первое художественное произведение Хайнлайн написал намного раньше. И для многих стало неожиданностью, когда в 2004 году в издательстве «Scribner’s» (!) вышел роман «Нам, живущим», датированный 1938 годом.

И разумеется, этот роман, как и «Линия жизни», не был писательским дебютом Роберта Хайнлайна. История становления Хайнлайна-писателя никак не похожа на захватывающий рассказ о попадании в «яблочко» с первого выстрела, на самом деле это еще одна скучная история про долгую стрельбу в «молоко».

Энсин Роберт Хайнлайн, 1930-е

Энсин Роберт Хайнлайн, 1930-е

Начинал юный Бобби с драматургии — одним из развлечений детей в начале XX века были театральные постановки по собственным сюжетам. (Я смутно припоминаю, что в середине XX века дети продолжали этим заниматься, правда мы не брали по 2 цента за вход.) Из официальной биографии, написанной Паттерсоном, может сложиться впечатление, что его литературные амбиции в школе ограничивались написанием обязательных эссе и сочинений. Думаю, это не соответствует действительности: при том количестве книг, которое читал Бобби, и его темпераменте, я уверен, в прошлом осталась как минимум тетрадка стихов и один неоконченный мистический или приключенческий роман. Во время обучения в Академии ВМФ в Аннаполисе Хайнлайн эпизодически принимал какое-то участие в выпуске местной многотиражки «Lucky Bag», но единственный достоверный след такого участия он оставил как художник. Во время последующей службы на авианосце «Лексингтон» Боб также был вовлечен в культурную жизнь на корабле и вне его. К сожалению, переписка Хайнлайна, охватывающая период первого его брака, практически полностью уничтожена, и мы можем только гадать, сколько проб пера он произвел в это время. Тотальной зачистки избежал только небольшой (2540 слов) приключенческий рассказ «Week-End Watch», который был напечатан в «Lexington Newsletter» в 1930 году и оказался вне досягаемости автора. По отзывам Билла Паттерсона, рассказ был ужасен. Он был написан на конкурс, но призового места не занял. Думаю, это что-то значило для будущего гранд-мастера — он оказался в хвосте даже в таком узком кругу претендентов, как офицеры военного корабля. Это был хороший щелчок по носу.

Выход в отставку в 1934 году и второй брак ознаменовали начало более плодотворного творческого периода в жизни Хайнлайна, впрочем начало это наполнено отнюдь не беллетристикой, а в основном публицистикой. Политическая карьера Боба свела его в штабе Демократической партии с Эптоном Синклером, и Боб по макушку погрузился в синклеровский проект EPIC («End Poverty In California» — «Конец бедности в Калифорнии»). Он принимал участие (больше в качестве редактора, чем автора) в «EPIC News» и постоянно писал — прокламации, листовки, заявления в прессу, речи для митингов и тому подобное. Думаю, это пошло на пользу. Хайнлайн-публицист отточил свой, простой и понятный, стиль и умение ясно излагать мысли. Мы можем увидеть следы этой публицистической закалки в романах 1950-х годов, где предложения в абзаце связывает друг с другом четкая логическая последовательность, где последующая мысль непременно вытекает из предыдущей (отечественные переводчики часто рушили всю эту красоту, меняя местами предложения в стремлении к «стилистическим улучшениям»). И снова приходится сожалеть, что большая часть архива Хайнлайна, относящаяся к периоду второго брака, также была уничтожена. Думаю, вместе с прочими бумагами мы лишились парочки порнографических рассказов, которые Боб и Леслин сочиняли «ради эксперимента», и кто знает, от каких еще неожиданных открытий мы оказались избавлены.

Проигранные в августе 1938 года выборы в госассамблею 59-го округа вывели Хайнлайна из политики. Демократическая партия сворачивала «эпический» проект, а заниматься политикой ради политики он не хотел — ему нужны были реальные дела с реальной отдачей. Но и отходить вот так сразу от политики и подыскивать «честную работу» он тоже не хотел. Великая депрессия бушевала девятый год, и, естественно, в прессе активно обсуждались различные экономические модели. Теория «социального кредита» британского монетариста Клиффорда Дугласа привлекла Хайнлайна идеей гарантированного прожиточного минимума. Это был базис, оттолкнувшись от которого можно было построить совершенно новое общество — общество спокойных, обеспеченных людей. Политические и экономические книги выходили одна за другой — почему бы не написать свою? Но это должна была быть художественная книга: по выражению Спайдера Робинсона, Хайнлайн «решил замаскировать несколько лекций под фантастику исключительно для того, чтобы донести их до внимания тех людей, которые никогда не согласятся добровольно слушать подобные лекции». Он хотел увидеть (и показать) результаты применения идеи социального кредита — сыграть на контрасте с творящимся вокруг кошмаром и изобразить свершившуюся Утопию. Естественно, это должна была быть фантастическая книга. И Хайнлайн считал, что ему есть чем ее наполнить. Будучи жадным читателем фантастики, он постоянно генерировал различные идеи, которые записывал на клочках бумаги и складывал в папку, — этих идей у него был целый ворох, и он нет-нет да и подумывал превратить их в какой-нибудь фантастический рассказ. Посредственный уровень палп-фикшн с неизбежностью превращал читателей в писателей — молодые люди с самым минимальным творческим потенциалом рано или поздно говорили себе: «Черт, а ведь и я так могу». Хайнлайн, отполировавший за последние годы свой стиль в публицистике, полагал, что у него есть хорошая фора для старта. Но до сих пор он, по-видимому, не решался превратить одну из своих идей в фантастический рассказ. Всегда были другие дела, а писательство в палп-журналы, как ни крути, было чем-то несерьезным. Книги по политэкономии были и престижным, и одновременно солидным бизнесом, и Хайнлайн долгие годы присматривался к нему, пытаясь найти точку входа. (Эти мысли не оставляли его, даже когда он плотно связался с научной фантастикой и сотрудничал с Джоном Кэмпбеллом; рассматривая ранние годы становления Хайнлайна-писателя, следует помнить о том, что он долгое время отнюдь не считал беллетристику своим призванием и лелеял в глубине души более респектабельные планы.)

Для своего политэкономического фантастического романа Хайнлайн позаимствовал классический шаблон, принятый в утопических произведениях, его ввел в обиход одновременно с понятием «утопия» еще Платон: это диалоговая форма, в которой один из собеседников спрашивает, а второй объясняет. Подобными лекциями битком набиты все утопические романы, и в их бесконечных диалогах (по факту монологах) тонут любые намеки на литературу. Впрочем, во времена юности Хайнлайна (сто лет назад) этот момент мало кого смущал, и слово «гетто» еще не вошло в обиход. Более того, книги Уэллса и Беллами все еще были актуальным чтением, и не только благодаря синтезу утопии с авантюрным сюжетом. Что отличает Хайнлайна от многих утопистов, так это использованный в литературе метод научного мышления. Хайнлайн не просто иллюстрирует успех применения идеи социального кредита, он конструирует мир, который благодаря этому возник. Естественно, он щедро внедряет в него свои любимые игрушки, но он стремится сделать картину органичной и непротиворечивой. Многие его коллеги ограничивались тем, что вставляли в телегу паровой двигатель, предоставляя обществу наслаждаться результатом. Хайнлайн же шел дальше — он пытался понять, к чему может прийти общество с гарантированным прожиточным минимумом, ничего по возможности не декларируя на пустом месте.

В качестве заголовка Хайнлайн взял слова из Геттисбергского послания Линкольна, посвященного павшим в гражданской войне. В ней Линкольн говорит о том, что дело павших будет продолжено нами, живыми. А подзаголовок «комедия нравов» появился в подражание к «Сказаниям о Мануэле» Джеймса Брэнча Кейбелла. Именно культурный шок героя от столкновения с будущим стал второй основной темой романа. Сюжет романа, несомненно, был плодом совместного творчества Боба и его второй жены Леслин. Возможно, именно в этот момент возникла форма «мозгового штурма», в которую затем пришлось вписываться Вирджинии Хайнлайн. Леслин анализировала и принимала или отвергала идеи Боба, в вопросах гуманитарной сферы она была на голову выше своего мужа и в те годы отличалась оригинальным и живым умом. Возможно, Боб именно поэтому в качестве прототипа главной героини взял не Леслин, а знакомую еще со школы танцовщицу «экзотических танцев», которая выступала под псевдонимом Салли Рэнд.

С середины ноября 1938 года до Рождества Хайнлайн работал над романом — а потом весь январь 1939 года исправлял ошибки [Лео Стовер, впрочем, придерживался мнения, что роман был написан на два года раньше, в 1937 г. При этом Стовер общался с Хайнлайном напрямую, тогда как Билл Паттерсон имел дело с данными из вторых рук. Но Билл имел дело с огромным количеством свидетельств и документов. Решать, кто из них прав, — свободный выбор читателя. — Примеч. С. В. Голд.]. Фактически он научился печатать слепым методом, пока правил черновик.

Первой целью новоиспеченного писателя-фантаста было издательство «Macmillan». Несмотря на постоянное чтение палп-фикшн, он практически ничего не знал об издательском бизнесе. Знал только, что рукописи в издательствах рассматривают пару месяцев. Отправив рукопись по почте, Хайнлайн, несомненно, почувствовал некоторое облегчение или даже эйфорию от факта завершения большой работы. Он вернулся к папке, в которой хранил записочки с идеями, и начал пересматривать их и генерировать новые. К 1 апреля он внезапно увидел проекцию человека во времени, как длинного червя, имеющего конец и начало. Тогда он сел за машинку и написал «Линию жизни». 19 апреля пришел отзыв из «Astounding» от Джона Кэмпбелла-младшего. Кэмпбелл покупал рассказ. 24 апреля прислали чек. Отказ из «Macmillan» пришел позже. Но его получил уже совсем другой Хайнлайн — не тот желторотый новичок, что отправлял по почте неуклюжую рукопись своего первого романа.

Роберт Хайнлайн и его жена Вирджиния

Роберт Хайнлайн и его жена Вирджиния

Хайнлайн отправил рукопись в «Random House», затем в «Henry Holt & Company» и даже в Канадский союз социального кредита, предлагая «Нам, живущим» в качестве пропагандистской литературы (нисколько не покривив при этом душой). Ему пришлось пережить длинную череду отказов. А по ходу дела он отщипывал из картины вселенной «Живущих» отдельные кусочки и превращал их в отдельные рассказы. Так возникли его первые рассказы и повести: «Неудачник», «Да будет свет», «Если это будет продолжаться» и так далее. Неудивительно, что эти произведения позднее оказались в диаграмме «История будущего», — ведь они все произошли из одного источника, да и сама история будущего возникла из исторического экскурса в 4-й главе романа.

В начале 1940-х роман оказался у Кэмпбелла. Джон предложил полностью переработать текст: выбросить нудизм и свободную любовь, выкинуть политико-экономическую основу романа и заменить ее на техническую революцию. После войны роман какое-то время полежал у Хаббарда — друзья договорились о том, что Хаббард перепишет текст, сделав из него коммерческий роман, а гонорар они поделят пополам. Соглашение было подписано 18 декабря 1945 года. Но Хаббард практически тут же бросил этот проект.

По-видимому, это была последняя попытка. Рукопись упокоилась в архиве писателя. Видимо, Хайнлайн понял, что она стремительно превращается в анахронизм.

Первое издание романа

Первое издание романа

В 1987 году рукопись романа и все черновые материалы к нему были уничтожены. Хайнлайны переезжали в Кармель, поближе к больнице, и в новом доме не было места для архива. Джинни посчитала, что публикация такого романа не принесет ничего хорошего в плане репутации. Хайнлайн согласился, и «Нам, живущим» закончил свою жизнь в шведском камине в гостиной их старого дома. Как выяснилось много лет спустя, одна из копий рукописи, которую Хайнлайн посылал своему другу Кэлу Лэнингу, сохранилась. Лео Стовер, собирая материалы для биографии Хайнлайна, посетил Лэнинга, и тот передал ему всю полувековую переписку друзей и рукопись неопубликованного романа. Стовер сделал фотокопию и поручил своему студенту Майклу Хантеру изучить текст в качестве лабораторной работы. Затем Вирджиния рассорилась с Лео, и биография Хайнлайна так и осталась незавершенной. Ее черновик просматривал новый биограф писателя, Билл Паттерсон, а затем, в 2002 году, еще один исследователь Хайнлайна, Роберт Джеймс. Джеймс обратил внимание на то, что Стовер упоминал рукопись, которую реально держал в руках. Это было открытие — навеки исчезнувший роман, похоже, мог быть вновь обретен! Но найти экземпляр Лэнинга Джеймсу не удалось. В конце концов, он обратился к бывшему студенту Стовера, Майклу Хантеру, и тот, покопавшись в гараже, отыскал в картонной коробке со старыми бумагами фотокопию рукописи. Она была опубликована после смерти Вирджинии Хайнлайн, — возможно, на этот раз она и одобрила бы эту публикацию, но уже не успела.

Книга вышла — и все увидели, что между «старым добрым Хайнлайном» и его более поздней, нелюбезной фэндому ипостасью на самом деле никогда не было разницы. Хайнлайн всегда оставался самим собой, и темы, которые он выплеснул в своих последних романах, не были продуктом распадающегося сознания, они всегда были рядом и только ждали своей очереди, чтобы выступить на первый план. Как писал Спайдер Робинсон, «ядро всей его писательской карьеры содержится на страницах „Нам, живущим“, словно код ДНК». Я полностью согласен с Робинсоном — и могу только добавить, что этот роман напоминает корзину, доверху полную пасхалок, и он вполне может доставить удовольствие тем, кто любит подобные вещи. По тексту щедро рассыпаны фразы, в которых мы неожиданно узнаем основную идею «Звездного десанта» или странным образом деформированные аспекты «Луны» или «Чужака». И есть еще один, довольно странный, но, если подумать, вполне очевидный момент. В отличие от поздних (и куда лучше написанных) произведений, в этом романе мы видим более полного, более цельного Хайнлайна — и хотя бы поэтому роман достоин прочтения.

Показать полностью 6
Книги Биография Роберт Хайнлайн Фантастика Писатели Фантасты Длиннопост
0
28
Bloodxao
Bloodxao
Книжная лига
Серия Книги моего детства

Сокровище громовой луны. Эдмонд Гамильтон⁠⁠

2 года назад

Американский писатель-фантаст, подаривший миру много прекрасных книг написанных в жанре "Космической оперы". (21 октября 1904 г. -1 февраля 1977 г.) Думаю многим из вас он прекрасно знаком. Но вспомним его еще раз.

С этим автором я также познакомился в своей любимой районной детской библиотеке №9, много много лет назад. "Звёздные короли", "Капитан Фьючерс", "Межзвездный патруль", множество других прекрасных произведений, но моя память нынче разблокировала эту повесть...

Да, это она!

Да, это она!

Сокровище Громовой Луны!

"Treasure on Thunder Moon" — фантастическая повесть Гамильтона, впервые опубликованная в 1942 г. На момент, моего прочтения, со дня написания этого произведения прошло более 45 лет!!! А к нынешней дате, этой книге более 80... Сюжет книги прост и в чем-то даже банален. Поиски сокровища, верные друзья и подлые враги, дружба, честь, любовь. И конечно же хэппи-энд. Относительный ибо почти все умерли, но какой есть.

Вот такая книга была в моей домашней библиотеке.

Вот такая книга была в моей домашней библиотеке.

Представьте себе, далекое будущее. Человек покорил всю Солнечную систему и космические корабли бороздят просторы Большого театра космоса. Но космос, как и война это дело молодых. Если ты старше 25 лет, то тебе не попасть на борт космического корабля, каким бы героическим не было бы твое прошлое. Первооткрыватели пространства забыты обществом и выживают на грани нищеты. Но главный герой, самый молодой из них, ему всего 37 лет жуткий старик для меня детстве, не может успокоиться, он стремится в космос. Он мечтает о космосе, да они все, несмотря на возраст мечтают о космосе. И шанс попасть туда ещё раз, постучался к ним в двери. Дочь их старого друга пришла к ним с запиской покойного отца. Ее отец нашел клад. Драгоценнейший минерал, в пещере на Обероне, спутнике Урана.

– Левиум! – ахнул Коннор. – Самый странный, самый редкий минерал во Вселенной! Да одно это крохотное зернышко должно стоить сотни долларов.

Все смотрели с жадным любопытством. Все они слыхали о левиуме, но никогда не видели его. Ведь до сих пор его найдено было всего несколько граммов. Это действительно было самое редкое, самое странное и самое неуловимое вещество во Вселенной.

Левиум был элементом с обращенной полярностью притяжения. Он отталкивал все вещества, а не притягивал их. Уронить левиум было нельзя, он просто улетал вверх.

Предполагают, что этот элемент родился невероятно давно глубоко в недрах Солнца; титанический электрический заряд внешних частей солнечного шара обратил нормальные заряды в субэлектронных частицах его атома, изменив и полярность его притяжения. Судорога Солнца, некогда образовавшая планеты, выбросила левиум в космос.

Алина и все все все.

Алина и все все все.

Ну, а дальше попытки получить космический корабль, пиратство в чистом виде, ложь и предательство, поиски сокровища, в общем все что надо для отличного на мой взгляд произведения. Объем у повести не слишком большой, но это не столь важно! Книга то интересная!

Классика космической оперы, середины прошлого века

Классика космической оперы, середины прошлого века

Пусть эти книги и написаны более полувека назад, их все равно можно смело рекомендовать к прочтению всем любителям космоса и космической фантастики. Да, немного по детски, пусть наивно, но классика вечна!

Читайте книги друзья, чтение может и не продляет жизнь, но однозначно делает её интересней! Всем хороших книг!

Кстати... В 1946 году Гамильтон женился на писательнице Ли Брэккетт, с которой познакомился чуть раньше в Лос-Анджелесе. Жена сама писала фантастику, свидетелями на свадьбе были также супруги-фантасты — Кэтрин Мур и Генри Каттнер, а близким другом новоиспеченной четы стал молодой местный фэн и автор — Рэй Брэдбери…

Показать полностью 4
[моё] Что почитать? Классика Эдмонд Гамильтон Космоопера Космическая фантастика Фантасты Длиннопост
6
9
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
FANFANEWS
Серия Дас ист фантастиш!

«Под Москвой должен быть источник силы». Московский фантаст — о фэнтези, Джордже Мартине, Китае и расширении сознания⁠⁠

2 года назад

Андрей Кочетков начал создавать свои миры еще в школе — чертил их карты на миллиметровой бумаге. В 2007 году начал работать над циклом фэнтези-романов «Посол великого владыки».

В 2023 году его книги наконец увидели свет. Почему фэнтези так популярно, кто создал этот жанр таким, каким мы его знаем сегодня, почему он оказался в кризисе и какое фэнтези можно написать о Москве — об этом и многом другом Андрей рассказал в интервью.

Про фэнтези, мировые войны и человеческое счастье

Фэнтези, вопреки расхожему мнению, — жанр очень серьезный, с глобальными задачами. Он появился в период между двумя мировыми войнами и развивался уже в послевоенное время. Но его историю можно проследить, наверное, с момента появления так называемой твердой научной фантастики еще в XIX веке, когда свои романы создавали Жюль Верн и другие писатели того же направления. Суть их произведений сводилась к тому, что, если человек обладает нужными технологиями, все проблемы человечества будут решены, а люди могут стать счастливыми.

Но после двух мировых войн эта вера отошла в прошлое. Оказалось, что развитие технологий само по себе не приносит счастья, но при этом делает угрозу уничтожения человечества более реальной. Выяснилось, что есть разрыв между технологиями материальными и технологиями гуманитарными — моральными ценностями, а также всем, что связано с человеческими взаимоотношениями.

Несмотря на постоянно усложняющийся мир вокруг, наше сознание оставалось прежним. Оно просто не успевало за научными открытиями и техническими новшествами.

Андрей Кочетков

Андрей Кочетков

В этой ситуации фэнтези стало своего рода компасом, который мог подсказать, как правильно вести себя с окружающими, выстраивать с ними отношения. Могло указать, где добро, а где зло, и как прийти к тому или другому. Этот жанр не был просто развлекательным. Вообще развлечь может что угодно, будь это детектив или научная фантастика. Фэнтези — это история про самого человека. Думаю, чем дальше мы будем развиваться, тем жанр будет более востребованным.

Про Толкина, Фродо и власть

Все это есть уже в книгах Джона Толкина — в «Хоббите», «Властелине колец» и других его романах. Это не детские сказки.

Толкин писал о том, как чувствует и ведет себя человек, попадая в экстремальную ситуацию, находясь под грузом обязательств. И получается, что он справляется с этим в том числе благодаря людям, которые находятся рядом с ним, — верным друзьям. Собственно, Фродо вряд ли дошел бы до Ородруина, если бы не отряд Хранителей и, само собой, верный садовник Сэм. И, несмотря даже на очень острые конфликты, возникающие вокруг всего этого, главному герою удается все преодолеть и выполнить свою миссию, свое предназначение.

При этом Фродо проходит серьезное испытание властью, ведь Кольцо дает ему особые возможности. В определенный момент он, сам того не осознавая, устраивает испытание все той же властью для эльфийской владычицы Галадриэль, предлагая ей забрать Кольцо у него. И она могла бы это сделать и добиться с помощью него очень и очень многого, но цена была бы слишком высокой. В итоге оба персонажа выдерживают эти испытания и отказываются от такой власти.

Про Мартина, Сапковского и темное фэнтези

Но бывает и по-другому. Например, Джордж Мартин в «Песни льда и огня», которая легла в основу сериала «Игра престолов», или Анджей Сапковский в «Ведьмаке» показывают, что в жизни кто-то не выдерживает такого испытания. И это запускает целый ряд иногда трагических событий.

Причем в этих историях огромную роль играет политика, и отчетливо видно: это одна из сфер, где человек проявляет свое истинное лицо, настоящие ценности, если они вообще у него есть. Неслучайно же говорят, что есть три сферы, где каждый становится тем, кто он есть на самом деле, — любовь, война и власть. Мартин с Сапковским и показывают, что последняя может сделать с человеком и на что он может пойти, чтобы ее добиться, или в случае, если она на него давит.

И тот, и другой — представители направления, которое принято называть темным или иногда реалистичным фэнтези. Его суть в том, чтобы максимально натуралистично показать все стороны жизни, в том числе и самые неприглядные. И в нем нет однозначного деления на плохих и хороших персонажей, на добро и зло. Здесь самые положительные герои могут совершать чудовищные ошибки или быть в чем-то плохими, а злодеи — обладать особым очарованием и быть притягательными для аудитории.

То, что читателей и зрителей настолько сильно все это цепляет, говорит об одном: это все те же вопросы добра и зла, только подсвеченные с другой стороны. Мы не воспринимаем жестокость как нечто естественное. Для нас это все равно, условно говоря, грех. Иначе это не вызывало бы такого эмоционального эффекта

По этой причине настолько сильный спрос и мода на жестокое натуралистичное фэнтези через некоторое время начнут проходить. Людям просто захочется вернуться к чему-то более романтичному, тонкому и изящному.

Про выбор между классикой и фэнтези и про расширение сознания

Современный читатель, возможно, выбирая между романами Толстого и Мартина, выберет последнего. И у этого есть причины.

Само наше сознание устроено так, что постоянно стремится расширить горизонты нашего мира. Собственно, оно постоянно его конструирует. И если мы смотрим на комнату, то видим только ее образ, созданный мозгом на основании сигналов органов чувств.

В литературе и кинематографе работают те же законы. Чем сложнее, красивее и неожиданнее сконструирован авторский мир, тем он более интересен для нашего сознания. Секрет популярности фэнтези в том, что оно предлагает нашему мозгу особо сложную, интересную и увлекательную версию реальности.

Реализм отзеркаливает нашу действительность и помогает нам укрепиться в ней, но фэнтези расширяет горизонты восприятия мира. А это то, к чему инстинктивно стремится наше сознание.

Про Желязны, Азимова, Герберта и множество миров

Помимо Толкина, Мартина и Сапковского на сам жанр фэнтези повлияли и другие авторы. В первую очередь Роджер Желязны, создавший «Хроники Амбера». Во-первых, в них переплелись самые разные героические мифы, а во-вторых, в этой истории появляется идея множества миров и вселенных, возведенная в абсолют и подчиненная единой системе. При этом Желязны во время работы над своими книгами обращался в том числе и к фундаментальной физике. Пространство ее исследований — территория, где макромир стыкуется с микромиром и происходят процессы, сильно напоминающие то, что мы называем магией и волшебством.

Еще один писатель, оказавший сильное влияние на фэнтези, хотя сам он работал в жанре научной фантастики, — Айзек Азимов. Он создал цикл под названием «Академия», или, в другом переводе, «Основание». Уже в середине ХХ века, когда фэнтези только входило в моду, Азимов говорил о разрыве между материальными и гуманитарными технологиями, о дисбалансе. Он ставил вопрос остро: этот дисбаланс необходимо ликвидировать. В дальнейшем фэнтези как раз и занималось выполнением этой большой миссии.

Очень интересен и Фрэнк Герберт. Его цикл «Дюна» — это модель феодального общества в масштабе космоса. В этом он новатором не был, такие истории были и до него. Но у Герберта есть и идея героического мессианства вместе с его последствиями, и концепция закрытых орденов, управляющих судьбой и развитием человечества. И здесь же он описывает особых людей, развивших способности своего сознания до максимума и ставших людьми-компьютерами. При этом Герберта иногда критикуют за его акцент на феодализме. Казалось бы, как он вообще может существовать в эпоху межзвездных путешествий?

Но это только напоминание: какими бы сложными и фантастическими ни были технологии, психология человека останется той же самой. Если резко меняются какие-то социальные условия, люди могут быстро вернуться к феодализму. Кстати, есть теория, что это не отдельный этап развития общества, а план действий на экстренный случай, схема организации в критических условиях

И если заглянуть дальше, посмотреть на «Звездные войны» Джорджа Лукаса — там эта идея повторяется. Каким бы сложным и глобальным ни стал мир, мы останемся такими, какие мы есть. Отношения и конфликты между людьми останутся актуальными, как и поиски решения проблем, которые возникают в этом поле.

Про тех, кого стоит почитать

На меня в свое время оказали большое влияние три автора. Во-первых, это Лоис Макмастер Буджолд и ее романы о приключениях Майлза Форкосигана. Это, конечно, не фэнтези. Но мне очень нравится, как именно она создает своего главного героя. Он неидеален. Но это человек, который действует, опираясь на свой интеллект и на высокие моральные качества. Он не только умеет находить выход из запутанных ситуаций, но и обладает моральным компасом, который помогает ему делать иногда очень сложный выбор.

Второй писатель — Гарри Тертлдав, создатель «Видесского цикла». Это история о римском полководце, который со своей армией попадает в другую реальность, где существует цивилизация, очень похожая на Римскую империю. Автор — ученый-историк, изучающий Византию. Мне было интересно наблюдать, как фэнтези вырастает не из классического средневекового сеттинга, а создается на базе Античности.

И третий писатель — Терри Гудкайнд, написавший цикл «Меч Истины», по которому был снят сериал «Легенда об Искателе». В этой истории внутренний моральный выбор героев, их психологические особенности играют огромную роль. И это касается как вопросов власти и войны, так и любви.

Про российское фэнтези

Если говорить про авторов, оказавших огромное влияние на российское фэнтези, в первую очередь — это Мария Семенова и ее «Волкодав». После выхода этой книги стало ясно, что у славянского фэнтези есть огромный потенциал, а в нашей стране на него существует большой спрос. При этом часто эту историю сравнивают с рассказами о Конане-варваре, но это очень разные вещи. Проблемы, которые решают персонажи Марии Семеновой, а особенно способы этих решений серьезно отличаются от западных образцов. «Волкодав», помимо прочего, намного ближе нашему духу, нашей ментальности.

Я много читал в 90-е, поэтому не могу не упомянуть Ника Перумова, хотя эту фигуру многие считают очень противоречивой. Некоторые толкинисты готовы были буквально его растерзать за продолжение «Властелина колец» Толкина. Но потом фанфиков стало очень и очень много, и как-то все успокоилось. Тем не менее это был первый масштабный опыт переосмысления глобального фэнтези на нашей почве. И это не было слепым подражанием. Как бы кто ни относился к Перумову, но благодаря ему у нас сформировалась литературная традиция, когда авторы берут некие архетипические сюжеты и пытаются осмыслить их под совершенно иным углом. Это очень способствует развитию креативного мышления. Кстати, это еще одна из функций фэнтези.

Про кризис жанра

Авторов фэнтези сейчас очень много. Это хорошо. Благодаря такому количеству историй и миров жанр становится более сложным, интересным, а создаваемые романы и циклы — более проработанными и насыщенными.

И тем не менее фэнтези переживает кризис. Во-первых, это касается сюжетов. Уже сформировался некий набор сюжетных шаблонов. Некоторые из них стали очень модными, так что ряд авторов, конечно, не все, идут простейшим путем. Они берут хорошо зарекомендовавшие себя сюжеты и просто переупаковывают их. И получается постоянное воспроизводство одних и тех же сюжетных линий.

Была мода на героическое фэнтези? Его обрабатывали со всех сторон. Потом стало популярно фэнтези романтическое. И оно заполнило все вокруг. Появился, условно говоря, Гарри Поттер — тут же появились подражатели. Возникло темное фэнтези — появились тысячи душещипательных историй, залитых кровью, жестокостью и правдой жизни.

Но любой кризис может стать точкой роста. Это способ преодоления противоречий для дальнейшего развития. Если какие-то сюжеты полностью исчерпали себя, это повод для появления новых. Так что все происходящее ни в коем случае не похороны жанра, а процесс перехода на следующий этап.

Про Китай и азиатское фэнтези

Проработанность и сложность сюжетов азиатских историй иногда просто поражают. Даже если взять некоторые примеры из аниме, понимаешь, что это ни в коем случае не детские мультики. Это глубокие истории с очень серьезно и вдумчиво проработанными персонажами. И отправной точкой для этих сюжетов часто служат и реальные исторические события, и азиатские мифы.

Если говорить о восточном фэнтези вообще, его стремительное развитие — свидетельство все возрастающей роли азиатских стран во всех мировых процессах. В первую очередь, конечно, речь идет о Китае. Когда-то он был полностью изолирован от остального мира и ни в ком не нуждался, потом он переживал кризисный период, что в целом нормально для китайской истории, но в это время сложилось ложное представление, что эта страна слаба, не особенно развита и ни на что не способна.

Сейчас Китай возвращается к своему естественному состоянию одного из мировых лидеров. Популярность китайской культуры — одно из ярких проявлений этого процесса. Так что нет ничего удивительного во всплеске интереса к китайской литературе, в том числе и к фэнтези

Если сегодня зайти в любой книжный магазин, становится ясно, что такие книги пользуются большой популярностью, они очень востребованы.

В Китае есть своя глубокая литературная традиция, которая развивается на протяжении более двух тысяч лет. За это время сложность сюжетов и персонажей достигла огромных высот, которые авторам из других стран даже не снились.

Про страну, куда отправился посол великого владыки

Создавая пространство, в котором действуют герои книги «Посол великого владыки. Сокрытое царство», я ориентировался на позднюю Восточную Римскую империю. Это очень интересная цивилизация, со времен Александра Македонского испытывавшая на себе большое влияние греческой культуры, римской культуры, а также восточных веяний.

Люди там не просто отличались внешне от жителей самого Рима. Даже армейские доспехи были иными, не говоря уже о традициях и обычаях. И думали эти люди тоже иначе. Есть мнение, что восточные римляне мыслили абстрактно, абсолютными категориями, а западные — предметно, от земли. Кстати, это потом очень сильно отразилось в разных подходах к христианству.

Эта концентрация наследия самых разных культур, связь с восточными странами, в том числе с Индией и Китаем, с которыми торговала Восточная Римская империя, смешение западных и восточных идей и подходов к решению каких-то вопросов — все это меня очень привлекало.

А еще мне очень нравится изучать идеи различных форм социальной организации. И если в фэнтези зачастую просто берут некое реально существовавшее в истории общественное устройство, немного перерабатывают и под иным названием вводят в сюжет романа, мне хотелось чего-то другого.

В итоге вышло, что в книге нет ни одного государства, которое можно было бы назвать калькой с реальной страны в тот или иной исторический период. Каждое общество — некая комбинация признаков разных цивилизаций

Например, государство, куда отправляется главный герой, организовано таким образом, что найти какой-то аналог среди реально существовавших государств практически невозможно.

Про городское фэнтези

Когда думаешь, почему такая вещь, как городское фэнтези, стала популярна именно в России, первое, что приходит в голову, — зима. Становится холодно, и наше пространство сжимается. Люди перебегают от дома к транспорту, а потом от него — в другое помещение. Мир становится маленьким, ограниченным. Наверное, в это время многим хочется просто открыть портал на стене и перепрыгнуть, например, из офиса сразу домой. А еще лучше — оказаться в каком-то более интересном, ярком и красочном мире.

Конечно, можно поехать куда-нибудь в Таиланд, но не у всех есть возможности и желание. Но всегда есть вариант взять и почитать книгу, где описан вроде бы твой город, но немного не так, как ты привык его видеть. И все, ты погружаешься в намного более интересный, сложный и захватывающий мир, который для тебя на основе текста конструирует самый мощный и сложный компьютер на свете — твой мозг.

При этом основной элемент городского фэнтези — как раз помещение магических существ и сверхъестественных законов в нашу, казалось бы, повседневную действительность. И это цепляет нас за то, что заложено в нашей психике самой природой, — за страх и одновременную тягу к неизвестному, находящемуся рядом с нами. Где-то в глубине себя человек всегда подозревает, что мир вокруг гораздо сложнее, чем ему кажется.

Фэнтези про Москву

Я родился в Москве и прожил здесь всю жизнь. Я безумно люблю этот город, а особенно мой родной район Коньково и расположенный рядом Битцевский парк.

Несмотря на то что я, конечно, большей частью материалист, Москва для меня — город, безусловно, мистический. Нельзя объяснить исключительно материальными, экономическими причинами, как она стала центром огромного государства.

Если бы мне нужно было написать фэнтези о Москве, скорее всего сюжет был бы закручен вокруг некоего источника силы, расположенного глубоко под городом. Сейчас некоторые исследователи говорят, что под Москвой есть огромное подземное море. Вот этот источник был бы где-то в нем.

Задачей героев было бы не только обнаружить этот источник, но еще и понять, как он работает, как влияет на жителей города, на главного героя и его судьбу, вообще на все. Может быть, главный герой захотел бы использовать этот источник для решения каких-то задач в масштабах всей страны или всего человечества. И, конечно, ему бы противостояли иные силы. Возможно, они бы просто несли с собой разрушение, а может быть, у них была бы некая своя правда, и они не были бы лишены своеобразного обаяния

Сюжет разворачивался бы в моем родном Коньково, а также в Хамовниках. Мне очень нравится этот необычный столичный район. Вроде бы его уже даже можно назвать одним из центральных, но здесь нет привычных шума и суеты московского центра. Хамовники будто накрыты магическим колпаком. Здесь другая энергетика. Именно поэтому они бы очень подошли для такого сюжета.

А третьей локацией был бы район ВДНХ. Сама выставка тут почти ни при чем. Просто в таком месте тоже должен быть некий источник силы. К тому же в отдалении находится огромный парк «Лосиный остров». И я уверен: в таком месте тоже обязано происходить что-то мистическое.

Источник: https://moslenta.ru/lyudi/ot-pervogo-lica/pod-moskvoi-dolzhe...

Показать полностью 11
Писатели Фантасты Российские фантасты Фэнтези Длиннопост
3
501
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
FANFANEWS
Серия ЖЗЛ

Любой здесь может стать и отцом, и матерью — Урсула Ле Гуин и ее миры⁠⁠

2 года назад

Она открывала порталы в другие миры, обожала анархию, почитала Достоевского и следовала Дао. 94 года назад, 21 октября 1929 года, родилась Урсула Ле Гуин.

Урсула Ле Гуин многолика. Она умела сочинять, кажется, вообще всё: стихи, прозу, сценарии, пьесы, фантастику, реализм; квесты, в которых что-то происходит на каждой странице, и медитативные романы, в которых почти ничего не происходит. Там, где другие видят противоположности («фантастика? фэнтези? да это вообще не литература!»), Ле Гуин находила общность. Она была как «десятиклон» из рассказа «Девять жизней» — разная, но одна и та же. Мы привыкли различать, разделять, классифицировать — но для Ле Гуин, как для всякого даоса, единство было важнее отличий.

Жизнь первая: когда воротимся мы в Портленд

Ей повезло с эпохой: обстоятельства жизни идеально совпадали с тем, что Ле Гуин хотела сказать городу и миру. Она родилась в семье ученых: отец — антрополог из Калифорнийского университета в Беркли; мать — психолог и писатель, автор книги «Иши в двух мирах» о последнем представителе индейского племени яхи и носителе южного языка яна. Интерес к «первобытным» общинам, которые зачастую мудрее цивилизации, Ле Гуин сохраняла всю жизнь. Дома у ее родителей была огромная библиотека. К отцу в гости приходили люди вроде отца атомной бомбы Роберта Оппенгеймера, который станет прототипом Шевека в «Обделенных».

Первый научно-фантастический рассказ Ле Гуин послала в журнал Astounding Science Fiction, когда ей было одиннадцать. Но настоящий дебют состоялся в итоге довольно поздно: рассказ опубликовала в 32 года, роман — и вовсе в тридцать семь. Перед тем успела выйти замуж и родить двух дочерей и сына. В 1959 году семья Ле Гуин переехала в Портленд, штат Орегон, где писательница и жила до самой смерти, которая наступила в январе 2018 года.

И, пожалуй, всё. Стоит разве что упомянуть о дружбе с Филипом Диком. Эта дружба не помешала Ле Гуин в 1975 году отказаться от почетной премии «Небьюла», присуждаемой Американской ассоциацией писателей-фантастов, в знак протеста против того, что ААПФ отняла почетное членство у Станислава Лема. Дик как раз и требовал выгнать Лема из ААПФ как советского агента. Но и ценить Дика, «нашего доморощенного Борхеса», всё это Ле Гуин не мешало. К слову, в 1971 году она издала не очень характерный для нее и очень филипдиковский роман «Резец небесный», герой которого постоянно меняет реальность через сновидения. Сама Ле Гуин предпочитала делать это через книги.

Жизнь вторая: правдивые слова похожи на свою противоположность

Название «Резец небесный» взято из древнекитайского философского трактата «Чжуан-цзы», пусть даже перевод и неправилен, на что Ле Гуин указал китаист Джозеф Нидэм. В русской версии «Чжуан-цзы» это словосочетание передано как «небесное равновесие»:

[Тот, кто] в знании отступает там, где не способен [познать], [обладает] истинным знанием. Того, кто к этому не приближается, разбивает естественное равновесие.

«Чжуан-цзы» — даосская книга притч, а даосизм (и буддизм, что не так заметно) был Ле Гуин ближе любой другой религии. В 1997 году она выпустила собственное переложение «Дао Дэ Цзин». В русских переводах даосизму Ле Гуин пришлось куда хуже, чем «резцу небесному». Скажем, в «Городе иллюзий» Дао перевели как «тао», то есть «Дао Дэ Цзин» (Старый Канон, как его называют в романе) переводчик не опознал, и, сколько цитат пропало втуне, — бог весть.

Лао-цзы, предполагаемый автор «Дао Дэ Цзин», говорит, что есть некий Путь, естественный для живых существ. Этот Путь не ухватишь за хвост и не выразишь словами. Что чуть противоречит существованию трактата Лао-цзы, само собой. Урсула Ле Гуин определенно верила в Дао. Она не пыталась его выразить или схватить за хвост. Но книги и были ее Путем, и для проповеди она выбрала весьма необычное средство — научную фантастику и фэнтези.

Жизнь третья: смотри, как сверкают крылья ястреба в ясном небе

Взять самый известный цикл Ле Гуин — «Земноморье» (в оригинале Earhtsea). В самом названии заключен дуализм инь и ян, тьмы и света, земли и моря. Неудивительно, что в песни «Создание Эа» сказано:

Только в молчании слово,
только во тьме свет,
только в умирании жизнь:
светел сокола полет
в пустом небе.

Внимательный глаз отметит, что древнее название мира, Éa, дважды и симметрично повторяется в слове EArhtsEA. Неудивительно и то, что «хорошая» и «плохая» магия здесь уравновешивают друг друга. И то, что в первой книге цикла волшебник Гед гонится за тенью, которая в итоге оказывается его собственной. Можно толковать «Волшебника Земноморья» (1968) на даосский манер или юнгианский, но, даже если вы не в восторге от Толкина, считать, что фэнтези обязано быть глупым, после Ле Гуин уже не получится.

Урсула Ле Гуин, Париж, 1954 год

В следующих книгах цикла (а всего в нем пять романов и сборник рассказов) находят себя уже другие герои, а Гед, утратив магию, обретает нечто большее — семью. Этот мотив повторяется у Ле Гуин вновь и вновь — вплоть до подростковой трилогии «Легенды Западного побережья» (2004–2007), тщательно собирающей персонажей из разных культур в одну общину. Паттерн ясен: преодолей ложные различия — найдешь себя и других. А заодно проникнешь в чужие культуры. И выяснится, что все это время ты шел домой.

Этот паттерн можно выделить и в книгах Хайнского цикла. Хайн — древняя планета, когда-то вышедшая в космос и заселившая великое множество миров. Она изрядно поэкспериментировала с колонистами с не очень понятной целью. По ходу развития цикла цель становится чуть яснее: по-видимому, телепатия, двуполость и прочие социальные эксперименты ставились, чтобы посмотреть, как то или иное изменение человеческой природы скажется на агрессии. На многих мирах в итоге нет войн — пока их не экспортируют туда земляне.

Населенные планеты образуют сначала Лигу миров, потом — Экумену, «которая по сути своей вообще не государство и не форма правления. Это попытка объединить мистику с политикой, что само по себе, разумеется, обречено на провал. Однако даже неудачные попытки уже принесли человечеству куда больше добра, чем все предшествующие формы сосуществования различных миров».

У Экумены есть общие ценности, но еще важнее то, что у нее есть Дао. Ле Гуин прослеживает этот Путь на протяжении многих тысяч лет через войны, изобретение моментальной межзвездной связи, нуль-транспортировки и — в самой последней повести по внутренней хронологии, «Еще одна история, или Рыбак из Внутриморья» (1994), — перемещений во времени.

Первые романы цикла — «Мир Роканнона» (1966), «Планета изгнания» (1966), «Город иллюзий» (1967) — уже небанальны и интересны, каждый по-своему. Первый — полуфэнтезийный квест с инопланетными эльфами, гномами, крылатыми лошадьми; второй — история войны и любви с участием людей, отрезанных от прочего космоса на феодальной планете; третий — тоже квест, но уже в поисках истины, и протагонист здесь такой же двойственный, как волшебник Гед. Однако славу Ле Гуин принес четвертый роман, в котором тема Дао-Пути как сплетения инь и ян зазвучала в полную силу.

Жизнь четвертая: два есть одно, жизнь и смерть как любовники в кеммере

Вышедшая в 1969 году «Левая рука Тьмы» была подобна грому среди ясного неба. Это все тот же Хайнский цикл: в далеком будущем Дженли Аи, посол Экумены, пытается убедить обитателей планеты Гетен войти в содружество миров. Гетенцы уникальны: все они — андрогины, двуполые, а в каком-то смысле и бесполые. В короткий период кеммера, напоминающий месячные, в гетенцах пробуждается сексуальность, и партнеры как бы договариваются между собой, кто из них будет «мужчиной», а кто «женщиной»; любой здесь может стать и отцом, и матерью. Все гетенцы в книге описываются через мужское местоимение «он», но это ведь особенность нашей, а не их картины мира. В глазах Дженли Аи гетенцы двоятся: то они больше похожи на женщин, то на мужчин — и исключительно потому, что в аспекте пола мы привыкли воспринимать живых существ бинарно. Как сместить оптику? Как и вовсе от нее отказаться?

Это был далеко не первый фантастический роман, изо всех сил нарушавший конвенции жанра, в том числе табу на сексуальность. Хотя на самом деле сексуальности в романе кот наплакал; позднее Ле Гуин восполнит этот пробел в рассказе «Взросление в Кархайде» (1995), хотя выяснится, что секс сексом, а любовь важнее. «Левая рука Тьмы» о другом — о, как сказали бы древние китайцы, преодолении различий. Бинарных оппозиций здесь множество, порой они заключены одна в другую. Скажем, унитаризм/федерализм: государство Кархайд — формально монархия, а на деле сообщество княжеств, «толпа вздорных родственников» — чем-то напоминает США; Оргорейн якобы федерация, союз «комменсалий», в действительности тоталитарен и управляется скорее спецслужбами, то есть похож на СССР; и, надо сказать, хрен редьки не слаще. То же с местными религиями — провидцами-ханддаратами и последователями мессии Меше, которому в момент просветления открылось все пространство-время: несмотря на противостояние, по сути, это две стороны одной духовной медали.

«Тьма — правая рука Света; Свет — левая рука Тьмы». Если преодолеть различия, останется любовь. Кстати, фамилия Дженли Аи и означает «любовь» по-японски. Так же, как по-русски фамилия Раджа Любова, персонажа повести Хайнского цикла «Слово для „леса” и „мира” одно» (1972), прозрачнейшей метафоры Вьетнамской войны. Да и в имени героини романа «Лавиния» нельзя не услышать слово love.

Жизнь пятая: в далеком созвездии Дао Кита

Однако лучшей книгой Ле Гуин многие считают все-таки роман «The Dispossessed» (1974). По-русски он не слишком удачно назван «Обделенные», хотя, как выкручиваться переводчику, не очень понятно. Это еще один рассказ о (не)двойственности, и название — «инь» для «ян» Федора Михайловича Достоевского: «The Possessed», «Одержимцы», — вариант перевода на английский «Бесов».

Достоевский писал о плохих революционерах, Ле Гуин — о хороших. Протагонист ее романа физик Шевек живет на планете Анаррес в анархическом обществе: здесь нет денег и собственности; здесь все свободны и дорожат свободой; здесь понимают, что обратная сторона свободы — ответственность и солидарность; здесь нет Государства, войн, эксплуатации человека человеком; здесь все бедны (может, ровно поэтому Анаррес вообще возможен), но вроде бы счастливы. Анаррести, анархисты этого мира, двести лет назад прилетели с планеты Уррас, которая с Анарреса видится луной (и наоборот); там они были сектой, следовавшей учению некоей Одо. Обе планеты вращаются вокруг звезды Тау Кита, и есть мнение, что Ле Гуин выбрала ее за фонетическое сходство: Тау (Tau) — Дао (Tao).

Шевек летит на Уррас в надежде установить с тамошним обществом контакт; он даже готов отдать уррасти свое величайшее открытие. Уррас, опять же, похож на Землю: насквозь капиталистическое государство А-Ио, тоталитарно-социалистическая страна Тху, Бенбили — местный Вьетнам... Рая нет ни на Анарресе, ни на Уррасе — сказывается человеческая природа. Не зря подзаголовок книги — «двусмысленная утопия».

Но дело не в планетах, дело в установках. Шевек — истинный анархист, человек перманентной революции; он нигде не дома (любой его путь — возвращение домой), он dispossessed во всех смыслах — он обездолен, не одержим (в отличие от одержимцев Урраса), у него нет собственности. Говоря коротко, он постоянно преодолевает различия — даже различие между прошлым и будущим, исходя из его теории (и структуры романа), — и оттого от них свободен.

Сочиняя «The Dispossessed», Ле Гуин пробила реальность:

«С моей точки зрения, анархизм вообще самая идеалистическая и самая интересная из всех политических теорий. Однако воплотить подобную идею в романе оказалось чрезвычайно трудно; это отняло у меня огромное количество времени, поглотив всю меня целиком. Когда же задача была наконец выполнена, я почувствовала себя потерянной, выброшенной из окружающего мира. Я была там не к месту».

Получился и правда портал в другой мир, в который, черт подери, так хочется верить. Акт Творения. Не первый в жизни Ле Гуин и далеко не последний, но один из самых мощных. Место революции было найдено: она обнаружилась в голове читателя.

Жизнь шестая: границы несуществующих стран

Но начинала Ле Гуин вовсе не с фантастики: в 1950-е она сочиняла абсолютный реализм, фантастическим было разве что место действия — вымышленная реальность, условная Центральная Европа, условные Польша, Чехия, Венгрия. В XIX веке — часть империи Габсбургов, после Первой мировой — независимая страна, после Второй — часть социалистического блока; восстание в 1956-м, падение режима в 1989-м... Страна звалась Орсиния. Несложно догадаться, что это «страна Урсулы»: ursula (маленькая медведица) — urs (медведь) — ursinus (медвежий).

В 1976 году рассказы об Орсинии вышли отдельным сборником. Три года спустя последовала «Малафрена» — роман о той же стране в 1820-х годах: самая европейская, реалистическая и, как свидетельствовала автор, «классическо-русская» ее книга. В 1990 году Ле Гуин написала последний «орсинский» рассказ «Глоток воздуха».

«С 1990 года я не могу вернуться в Орсинию, хотя несколько раз пыталась. Границы закрылись. Я не знаю, что происходит. Это меня беспокоит».

А еще была «Морская дорога» (1991), сборник реалистических рассказов, действие которых происходит в приморском городке Клэтсэнд, штат Орегон. Тоже реализм, не магический, но все-таки чудесный, близкий к «Дублинцам», к эпифаниям Джойса, — как и ее фантастика. Те же «инь» и «ян».

Жизнь седьмая: есть такая долина, и высокие горы ее окружают...

Долгое время казалось, что Урсула Ле Гуин далека от экспериментов. Она сочиняла в огромном диапазоне, играла стилями, но не бунтовала — до середины 1980-х, когда вышел в свет долгострой, книжища «Всегда возвращаясь домой». Это сборник рассказов, сказок, поговорок, стихов, песен, рисунков, историй народа кеш, который еще только будет жить в Калифорнии в далеком будущем, после ядерной войны. Здесь есть некий нарратив, история женщины по имени Говорящий Камень, которая на время уходит жить к народу Кондора — тоталитарному, стремящемуся завоевать всё и вся, «мужскому», — и возвращается на родину, в Долину, в «женское» общество свободы и анархии (вспомним путешествие Шевека с Анарреса на Уррас и обратно). Но это лишь часть обширнейшего полотна, в котором находится место всему, что Ле Гуин так любит, от вымышленных мифов, транслирующих иную систему ценностей, до календаря, карт, алфавита и даже кассеты с записью народных песен.

Этнографическое описание народа кеш представляет Пандора, альтер эго автора. Степень погружения при этом абсолютна. Выныривать в нашу реальность из книжной, прямо скажем, нелегко. Там — другая жизнь, далекая от идеала, но в принципе куда лучше нашей. Там мир поделен между девятью Домами живых и мертвых, включая Дома Смерти, Снов, Дикой Природы и Вечности. Там сочиняют стихи и сказки и пишут бесконечный роман «Опасные люди» (Пандора приводит пару глав). Там по-другому думают: «грамматика языка кеш не имеет средств для выражения отношений обладания между живыми существами...»

Такое вот сознательное Творение очередной двусмысленной утопии. Это просто мечта, явившаяся людям в плохие времена, заветная мечта тех людей, что ездят на снеговых санях, создают ядерное оружие, а директорами тюрем сажают пожилых домохозяек. Это критика цивилизации, которая возможна только для людей, ею созданных; утверждение, претендующее на то, чтобы стать отрицанием; стакан молока для души, изъязвленной кислотным дождем.

Жизнь восьмая: и вовсе не смерть позволяет нам понимать друг друга, а поэзия

В эпосе «Всегда возвращаясь домой» есть не только песни народа кеш, но и стихи самой Пандоры:

Ни божества, ни короли и ни герои,
что родятся раз в столетье,
здесь друг друга не сменяют.
Ни двойников, ни слепков с нас
и ни умноженного многократно
войска дублей — иль новых образцов,
но все ж на нас похожих, —
толпы, что заполняет города,
здесь нет. И нет Столиц. Простите.
Здесь нет и Никуда,
куда бы броситься могли вы.
Пути нет без конца и без предела.
Только люди. Их немного,
и они пытаются припомнить,
в памяти оставить множество вещей,
и бродят у реки спокойной,
и поют: о хейя, хейя, хейя!

Урсула Ле Гуин писала поэзию всю жизнь. Первый сборник стихов, «Дикие ангелы», она выпустила в 1975 году, последний, двенадцатый, со стихами 2014–2018 годов, вышел уже после ее смерти. К сожалению, эта ее сторона представлена по-русски меньше всего.

Жизнь девятая: за день до вечности

Словно всего этого было мало, Ле Гуин, когда ей было под восемьдесят, написала исторический роман. Ну или псевдоисторический: «Лавиния» (2008) основывается на десятке строк «Энеиды». «Я» этого романа — дочь царя Латина, жена троянца Энея, мать Сильвия, царя Альба-Лонги, дальнего предка Ромула и Рема, то есть женщина, без которой не было бы Рима, но которая вошла в историю бледной тенью окружавших ее мужчин. И, добавим, благодаря мужчине, Вергилию Марону, автору «Энеиды».

«До того, как он сочинил свою поэму, я была одной из самых неясных фигур прошлого, всего лишь точкой, одним из имен на огромном генеалогическом древе. Именно он подарил мне жизнь, подарил самоощущение, тем самым сделав меня способной помнить прожитую мною жизнь, себя в этой жизни, способной рассказать обо всем живо и эмоционально, изливая в словах все те разнообразные чувства, что вскипают в моей душе при каждом новом воспоминании, поскольку все эти события, похоже, и обретают истинную жизнь, только когда мы их описываем — я или мой поэт».

В священном лесу Лавиния встречается с духом Вергилия, который через сотни лет умирает на корабле по пути в Брундизий: то ли Лавиния живет в воображении поэта, то ли Вергилий преодолел бездну веков, то ли он буквально творит прошлое своего (и нашего) мира. Нечто подобное Ле Гуин описала в романе Хайнского цикла «Толкователи» (2000): реальность — это повествовательная ризома, эссе на тему «что есть истина?», система переплетенных историй, и у этой системы, у этого Древа есть ствол — этика, правильное поведение на жизненном пути. Дао, которое словами не выразить — а поэзией, историями, историей вполне.

Ну а поскольку история/поэзия умереть не может, в конце Лавиния обретает бессмертие. Кажется, финал этот рифмуется с рассказом «За день до революции» (1974) о последних днях Одо, женщины, придумавшей и тем самым сотворившей чудную анархию Анарреса. Как и Ле Гуин, Одо не была и не стала частью мира, который придумала (но, черт возьми, с какой стати ей-то быть примерной одонийкой?). Однако Творение состоялось. И творец будет жить в своем творении — всегда.

Автор текста: Николай Караев
Источник: fanfanews

Показать полностью 13 1
Книги Биография Обзор книг Урсула Ле Гуин Фантасты Писатели Фантастика Фэнтези Волшебник Земноморья Писательство Литература Феминизм Дао Видео Видео ВК Длиннопост
26
11
DELETED
Книжная лига

Продолжение поста «Лукьяненко теперь не торт :)»⁠⁠2

2 года назад

Иной − это не хуже, а непривычно

Сначала – Erratum. Внимательный юзер№№ ткнул меня носом в опиську: «Перечитать книги толстопузого седоватого дядьки я пока не смог». Следует читать «не успел».
Ещё раз спасибо, пиши ещё!
А теперь – исправление всего исходного поста.
Призыв «Сергей, не майся фигнёй» я написал после того, как с чувством «неужели это он? Как он изменился!» прочитал «Квази» и «Ловца видений», с трудом продрался через «Лето волонтёра» и решил перечитать всю серию «Изменённых» с начала − авось все эти хитросплетения уложатся в голове. Но отложил этот нелёгкий труд на потом и взялся за «Соглашение» − раньше до него не доходили руки. И уже на середине «Порога» понял, что мой текст, написанный второпях и в горячах, − ворчание винтажного газогенератора :)
Мозги, понимаешь, жиром заплыли, хочется плыть по течению, не двигая ластами, и глотать привычные блюда на завтрак, обед и ужин. А что повар по-прежнему пятизвёздный шеф, только наизобретал новых блюдей, сообразил не сразу.
Прошу вычеркнуть мой прошлый пост из протокола и считать, что его никогда не было.
Но и переписывать не буду – я не Уинстон Смит. Пусть остаётся в назидание потомкам и в укоризну мне.
«Соглашение» написано в обычном лукьяненковском стиле, без не распутываемых даже с пол-литрой лабиринтов сюжета и завала из нечеловеческих персонажей и антуражей.
Кстати о темах, популярных на Пикабу, одна из которых вынесена в заголовок вычеркнутого поста: в трилогии «Изменённые» одна из чужих рас – мимишные, няшные и кавайные котики :))
А «Изменённых» я перечитаю. Со второго раза будет легче уследить за сюжетом, а сложности авось утрясутся в голове.
Всё, пошёл перечитывать.
PS: И всё-таки − я так надеялся узнать, чем кончилась история о вечном дозоре, а этот злодеец выпустил «Форсаж». Мне он понравился, но чем же у Городецкого сердце успокоилось?

Показать полностью
[моё] Сергей Лукьяненко Писатели Фантасты Передумал Ответ на пост Текст
12
DELETED
Книжная лига

Продолжение поста «Лукьяненко теперь не торт :)»⁠⁠2

2 года назад

Надо же, как оживился народ на моё излияние чувств – не ждал я такой бурной реакции. Не буду отвечать в каментах – вот суммарный ответ на первые отзывы.
Да торт он, торт, только вкус его сильно изменился после выхода из Сумрака – вот и непривычно.
Я ещё одно продолжение крика своей души напишу, когда «Соглашение» дочитаю, так что погодите осуждать и спорить.
Детское ли Трикс – ню-ню. Там такая куча аллюзий на книги и фольклор, которые дети знать не могут. Например, растопыренную на тыщу знаков шутку «один раз − не пидарас» я не сразу распознал, а подростки – хорошо если один из ста поймёт смысл этого абзаца.
И я ж написал, что самоучек-рецензентов, мальчиков-графоманчиков здесь и без меня такая куча, что плюнуть некуда. Я рецензии и от профессиональных критиков (на 90% − несостоявшихся или исписавшихся писателей) сроду не читал, а здешние пацаны пусть сами себя ублажают. Они ж не рецензии сочиняют, а длиннющие спойлеры типа «а убийца – племянник покойника». Я просматриваю в Книжной лиге не рецензии, а часто встречающиеся профессионально написанные аннотации, которые постят много-читатели или представители издательств. Коротко и по существу, а не убогие сочинения старшеклашек. Но это – тоже моё личное мнение, вам я его не навязываю.
Про фильм по мотивам Ночного дозора – в целом согласен. И имел ввести не критику Лукьяненко, а огорчение от того, какое гэ слепил Бекмаматов. И наверняка ж эти обрезанные под самый корешок сценарии написаны по эскизам заказчика, а может, и не с первого раза. Знаете, как Тарковский над Стругацкими издевался? А такая режиссура и фехтование люминесцентной лампой – от бедности и/или скупости спонсора. А за деньги они это делали или из творческого зуда – не моё дело.
Товарищ не осилил опупею Звягинцева, а написанный неграми Сварог (из доверенного источника знаю) для него менее хуже? Так я ж написал – излагаю своё личное мнение. У тебя другое? Об этом я уже сочинил – глянь :)

И не кончился писатель! Это твоё Индивидуальное Мнение Хер Оспоришь, а моё − совсем противоположное. Но

Для ЛЛ: я не хочу диспутандум о густибус :)

Для ЛЛ: я не хочу диспутандум о густибус :)

Всё, продолжение отвечаний, возможно, следует, а я пошёл дочитывать «Соглашение» − там дело к хэппи-энду приближается.
Только на бегу добавлю хамоватому пацану: с чего ты взял, что я поливаю? И иди сам на… эээ… на написание фильмов и съёмки романов и там учи отца детей делать.

Показать полностью 1
Сергей Лукьяненко Писатели Фантасты Мнение Ответ на пост Длиннопост
19
235
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
FANFANEWS
Серия ЖЗЛ

Александр Казанцев — путь советского фантаста⁠⁠

2 года назад

Хотя фантастика пользовалась огромным спросом среди читателей, мало кто из её авторов мог похвастаться всесоюзной известностью. Одним из таких был Александр Казанцев, дебютировавший незадолго до войны и активно публиковавшийся до самого конца века.

Всю свою длинную жизнь он боролся за научно-техническую достоверность и идеологическую выдержанность в фантастике, что сделало его, литературного патриарха, врагом для множества более молодых коллег.

Воплощение мечты

Будущий писатель-фантаст Александр Петрович Казанцев появился на свет 20 августа (2 сентября) 1906 года в степном городке Акмолинск, который ныне стал Астаной, столицей Республики Казахстан. Вероятно, его как отпрыска купеческой семьи ждала бы предпринимательская стезя, однако революционные события и Гражданская война разрушили привычный уклад: семья, потеряв всё нажитое, оказалась в Омске, и Александр был вынужден «искать службу с пайками». Осенью 1919 года, в возрасте тринадцати лет, будущий фантаст поступил на курсы машинописи и стенографии, после окончания которых устроился на работу.

Если бы Казанцев не стал фантастом, он вполне мог бы реализоваться как изобретатель-оружейник

Впрочем, следовало продолжить образование, и через год Казанцев был принят в Механико-строительное техническое училище. Но в 1922 году ушёл с третьего курса, чтобы стать вольнослушателем Томского технологического института. Там он продемонстрировал выдающиеся способности, быстро сдав необходимый экзаменационный минимум. Учёбу будущий писатель совмещал с работой на заводе, а кроме того, активно занимался шахматами, которыми увлекался с детства: победил на межвузовском чемпионате, участвовал в нескончаемых блиц-турнирах. Любовь к шахматам он сохранил до конца жизни.

В январе 1930 года, после окончания института, Казанцев получил должность главного механика Белорецкого металлургического завода, где в полной мере проявился один из его главных талантов — способность к продуктивному изобретательству. Вместе с начальником литейного цеха он построил макет машины для «геллиссоидального литья труб»: металл поступал в крутящуюся литейную форму, затвердевая у стенок. Дальше макета дело не пошло, но саму идею Казанцев позднее использовал в романе «Мол „Северный“» (1952).

«Мол Северный», худ. Константин Арцеулов

Другой проект Казанцева был куда более фантастическим — электромагнитное орудие (сегодня его назвали бы рельсотроном), которое, как считал изобретатель, могло забрасывать снаряды на межконтинентальные расстояния. Отправившись в командировку в Москву, он прихватил с собой небольшую действующую модель, которую продемонстрировал наркому тяжёлой промышленности Серго Орджоникидзе и Михаилу Тухачевскому, в тот период занимавшему должность замнаркома по военным и морским делам. Изобретение молодого инженера произвело сильное впечатление, и специально под проект была организована лаборатория при заводе в подмосковных Подлипках.

Хотя проект быстро встал из-за отсутствия аккумуляторов требуемой мощности, Казанцев свёл знакомство со многими видными специалистами. Один из них предложил молодому инженеру вместе принять участие во Всесоюзном конкурсе научно-фантастических фильмов, который проводила киностудия «Межрабпомфильм». Казанцев придумал сюжет: русский учёный Клёнов изобретает аккумуляторы огромной ёмкости, которые революционно меняют энергетику СССР, а позднее питают гигантское орудие, взрывающее летящую к Земле комету Аренида. В феврале 1936 года были подведены итоги конкурса, на который поступила сотня работ. Вторую премию, в размере шести тысяч рублей, получили авторы «Арениды». За экранизацию взялся режиссёр Константин Эггерт, ранее исполнивший, кстати, роль Тускуба, повелителя Марса, в фильме «Аэлита» (1924), но в феврале 1938-го его арестовали и, обвинив в «шпионаже» и «контрреволюционной деятельности», приговорили к пятнадцати годам лагерей.

«Пылающий остров», худ. Юрий Макаров

Фильм остался неснятым, но либретто сценария было опубликовано в газетах «За индустриализацию» и «Ленинградская правда», после чего на него обратили внимание. Через много лет Казанцев вспоминал:

Детиздат заинтересовался им. Редакторы Александр Николаевич Абрамов и Кирилл Константинович Андреев предложили мне написать на ту же тему под их руководством роман. Как измерить то легкомыслие или, мягко говоря, лёгкость, с какой их предложение было мной принято! Мог ли я подозревать, какие рифы и айсберги поджидают в этом трудном «плавании»? Мой «кораблик» из исписанной бумаги непременно пошёл бы ко дну, не будь жёсткой творческой требовательности и увлечённой дружеской помощи самоотверженного редактора Кирилла Константиновича Андреева. Просмотрев первое моё писание, он признался, что «никогда в жизни не видел ничего более беспомощного и более обещающего». <…> Помог мне старый девиз «быть отчаянья сильнее», и, проявляя завидную настойчивость, я каждую среду привозил Кириллу Константиновичу написанную по ночам новую главу и настороженными глазами жадно следил за выражением его лица во время чтения. Потом переделывал, переписывал, переосмысливал.

«Пылающий остров», худ. Юрий Макаров

Когда весной 1937 года первый вариант романа был завершён, его публикация столкнулась с совершенно неожиданными трудностями. 15 апреля в газете «Правда» появилась статья 1-го секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Косарева «Антирелигиозная пропаганда и задачи комсомола», в которой сообщалось: «Снова возродились в отдалённых уголках дикие слухи, распускаемые мракобесами, о падении планеты на землю (?!), о „карающем огне“, который вскоре низвергнется с неба, и прочей заведомой чепухе». Издателям стало ясно, что роман придётся отложить до лучших времён, но Казанцев нашёл выход, превратив Арениду в остров, а космический катаклизм — в пожар атмосферы, вызванный безответственным западным учёным.

Так на свет появился роман «Пылающий остров», переиздававшийся потом в разных редакциях более десяти раз (нечастый случай). Первая сокращённая версия печаталась в газете «Пионерская правда» с октября 1940-го по март 1941 года, а полная вышла в «Библиотеке приключений» «Детиздата» — в знаменитом «рамочном» оформлении.

Советский павильон на выставке в Нью-Йорке, 1939

Впрочем, и инженерная карьера Казанцева продолжала развиваться. В апреле 1939 года в Нью-Йорке открывалась Всемирная выставка под лозунгом «Рассвет нового дня» (Dawn of a New Day), и в Москве был объявлен конкурс на машину, автоматически демонстрирующую экспонаты, для советского павильона. Вариант, предложенный Казанцевым, победил на конкурсе, так что он возглавил бригаду по изготовлению машины, а позднее отправился за границу вместе с ней. По итогам поездки он написал пространный очерк «Мир будущего» (1939), в котором не моргнув глазом утверждал, что советское настоящее является тем великолепным будущим, о наступлении которого у себя мечтают рядовые американцы.

Впечатления, полученные в США, Казанцев использовал при создании своего второго романа «Арктический мост», сюжет которого вертелся вокруг грандиозного проекта прокладки через Северный полюс гигантского тоннеля для организации прямого железнодорожного сообщения между СССР и США. Главы из романа с апреля 1941 года начал печатать журнал «Вокруг света», однако публикацию прервала война.

Журнал «Вокруг света» №5, 1941

Призванный в качестве военного инженера 3-го ранга, Казанцев поначалу занимался авторемонтной базой, а потом его осенила идея очередного изобретения —телеуправляемой танкетки, нагруженной взрывчаткой или вооружённой огнемётом. После успешных полигонных испытаний прототипа был организован отдельный институт, который занялся проектом нового оружия, названного «телеторпедой ЭТ-1–27». Достоверно установлено, что его образцы применялись во время боёв на Керченском полуострове и при обороне Ленинграда.

Широкого распространения телеторпеды не получили — дешевле и эффективнее оказалось использовать собак-подрывников. Тем не менее институт продолжал работать, внедряя различные новшества: походные зарядные устройства для радиостанций, неразряжаемые мины и т. п. Интересно, что в том же институте проходили службу ещё два инженера, ставшие известными фантастами: Юрий Долгушин и Вадим Охотников.

Придуманная Казанцевым электронная торпеда ЭТ-1–627 и сейчас экспонируется в Музее Победы в Москве

Пришельцы из космоса

В начале 1945 года Казанцеву присвоили внеочередное звание полковника и отправили в Австрию руководить демонтажем и вывозом оборудования немецких предприятий. К тому времени он окончательно решил, что после войны станет писателем, и доработал «Арктический мост» с учётом текущей ситуации: теперь туннель в США прокладывали, чтобы облегчить поставки по ленд-лизу. Обновлённый вариант опубликовал журнал «Техника — молодёжи».

В поисках новых сюжетов Казанцев обратил внимание на атомную бомбардировку японских городов Хиросима и Нагасаки. Позднее он вспоминал:

…Ослепительный шар ярче солнца, огненный столб, пронзивший облака, чёрный гриб над ним и раскаты грома, слышные за сотни километров, сотрясения земной коры от земной и воздушной волн, отмеченные дважды сейсмическими станциями. Все эти детали были знакомы мне ещё со студенческой поры, со времён увлечения тунгусской эпопеей Кулика, когда тот искал в тайге Тунгусский метеорит.

Казанцев предположил, что этот знаменитый метеорит, осколки которого так и не нашли, был искусственным объектом — космическим кораблём инопланетян с атомным двигателем, который 30 июня 1908 года потерпел катастрофу над Центральной Сибирью. Оригинальную гипотезу он изложил в рассказе «Взрыв», который в январе 1946 года напечатал журнал «Вокруг света». При этом фантаст описал пришельца ― чернокожую «шаманку» с сердцем на правой стороне, утверждавшую, что она прилетела с «утренней звезды» (в то время считалось, что на Марсе и Венере возможна жизнь, причём Венера казалась даже предпочтительнее, поскольку обладала плотной атмосферой).

Иллюстрация к рассказу «Взрыв». Журнал «Вокруг света» №1, 1946

Хотя по форме рассказ-гипотеза вполне соответствовал нормам «ближнего прицела», идеологически он выходил за их рамки, ведь в сюжете фигурировали высокоразвитые пришельцы из космоса, а это тогда считалось атрибутом западной фантастики. Кроме того, «Взрыв» привлёк внимание учёных: гипотезу обсудили на заседании Московского отделения астрономического общества, после чего в январе 1948 года в Московском планетарии была поставлена лекция-инсценировка «Загадка Тунгусского метеорита», которая имела немалый успех среди столичных обывателей. Негативно среагировав на «сенсацию», ведущие специалисты по метеоритике через прессу объявили гипотезу «антинаучной». На страницах журнала «Техника —молодёжи» им ответили астрономы, полагавшие, что загадка Тунгусского метеорита далека от разрешения, поэтому допустимо обсуждение любых вариантов его природы.

«Гость из космоса», худ. Юрий Макаров

В то же время появились данные, ставящие под сомнение возможность жизни на Венере, и тогда Казанцев заменил её на Марс, написав рассказ «Гость из космоса» (1951). Учёные снова —и довольно яростно —выступили с опровержением «выдумок», однако Казанцев был уже опытным бойцом литературного фронта и научился облекать спорные идеи в формат, одобряемый партийными пропагандистами.

«Ближний прицел» в его прозе превратился в очерки, построенные на личном опыте. Казанцев рассказывал:

Побывать в Арктике помогли мне сердечная забота и дружеское участие Александра Александровича Фадеева. Он договорился с прославленным полярником и челюскинцем Героем Советского Союза Кренкелем. <…> И сколько же за это время я услышал историй об «обыденном героизме» полярников на самом краю света! Правдивые и удивительные, они переполняли меня. Некоторые легли в основу рассказов.

После арктической командировки Казанцев выпустил два сборника: «Против ветра» (1950) и «Обычный рейс» (1951). Документальные рассказы, вошедшие в них, создавали удобный контекст для обсуждения фантастических идей: от Земли Санникова до Тунгусского метеорита. Трудно спорить с «байкой», изложенной в кают-компании. Казанцев этим беззастенчиво пользовался.

На быте полярников был построен и новый роман «Мол „Северный“» (1952), описывающий очередной масштабный проект — возведение ледяной стены длиной четыре тысячи километров, отгораживающей от Ледовитого океана прибрежную полосу морей. Согласно роману, это должно было обеспечить возможность круглогодичного судоходства. Океанологи всерьёз рассмотрели идею и признали нереалистичной, поскольку автор не учёл влияния холодных придонных течений, которые всё равно заморозили бы многокилометровую «полынью». Казанцев переделал текст, придумав греть течения термоядерным источником энергии, — появились новые версии книги под названиями «Полярная мечта» (1956) и «Подводное солнце» (1970), а также роман-продолжение «Льды возвращаются» (1963–1964).

Чтобы закрепить своё положение в Союзе писателей, Казанцев брался и за более «приземлённую» работу, выпуская сборники очерков о современном сельском хозяйстве: «Машины полей коммунизма» (1953), «Богатыри полей» (1955) и «Земля зовёт» (1957). Как инженер особое внимание он уделял различным изобретениям, облегчающим колхозный труд, а также перспективам их внедрения, что превращало очерки в специфическую футурологию.

Интересы Казанцева, как и подавляющего большинства советских фантастов, резко изменились, когда был опубликован роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды» и запущены первые искусственные спутники Земли.

Писать в духе «ближнего прицела» вышло из моды, главной темой на многие годы стало освоение космоса. Первым делом Казанцев снова доработал свой «Пылающий остров», вставив в него старый рассказ-гипотезу «Взрыв» в качестве пролога, затем появились повести «Планета бурь» (1959) и «Лунная дорога» (1960). Первая из них, посвящённая экспедиции на Венеру, была экранизирована режиссёром Павлом Клушанцевым.

В «Планете бурь» Казанцев озвучил идею, которая надолго стала его «визитной карточкой»: Марс некогда был населён разумными существами; полмиллиона лет назад они открыли межпланетную навигацию, построили колонию на Венере и неоднократно посещали Землю — вероятно, став нашими «прародителями».

По мере получения учёными новых знаний о Солнечной системе Казанцев модифицировал и свою теорию, и свои романы. Когда стало известно, что Марс миллиарды лет был безжизненным миром, фантаст перенёс родину пришельцев на Фаэтон (гипотетическую планету, которая разрушилась, образовав Главный пояс астероидов), а позднее — на планету Солярия из окрестностей Сириуса. При этом Казанцев постепенно вводил в свою палеокосмическую концепцию реальных исторических персонажей, которые так или иначе проявили себя в удобном для её утверждения смысле. Например, в повести «Тайна загадочных знаний» (1986) он писал о непосредственном контакте Сирано де Бержерака с «соляриями» — в общем-то лишь потому, что знаменитый французский поэт некогда выпустил сатирическое сочинение «Иной свет, или Государства и империи Луны».

В японских глиняных статуэтках догу Казанцев совершенно всерьёз усматривал скафандры древних пришельцев («Фаэты», худ. Юрий Макаров)

В джунглях фантастики

«Оттепель», начавшаяся во второй половине 1950-х, способствовала не только появлению новых тем для отечественных фантастов, но и публикации переводов их лучших западных коллег. Казанцев придерживался строгих правил научной фантастики, которая, по его мнению, должна была в первую очередь заниматься популяризацией науки и инженерной деятельности, поэтому воспринял участившееся издание новых переводов практически как вторжение идеологических врагов. В статье «В джунглях фантастики» (1960) он сообщал:

Американские фантасты охотно отзываются на научные гипотезы, иной раз гиперболизируя их, доводя до абсурда, охотно принимают на вооружение термины, рождённые самыми новыми открытиями, но мало интересуются самими открытиями. <…> Фантазия в Америке верно служит реакции. <…> Американская научная фантастика опирается не на мечту, не на направленную светлым желанием фантазию, а на фантазию, переносящую читателя в мир, не похожий на действительность… <…> Наука, её задачи, терминология, гиперболизированные достижения техники привлекаются лишь для завязки умопомрачительных сюжетов и внушения читателю безысходности, обречённости человеческого мира…

Разумеется, врагами Казанцев считал и тех советских молодых авторов, которые заявили о себе в этот период и ориентировались на лучшие образцы мировой фантастики. Неприятие перемен вылилось в серьёзный конфликт с издательством «Молодая гвардия», где Казанцев печатался ранее, после чего он начал отдавать свои новые тексты в «Детгиз» и «Советскую Россию».

Александр Казанцев на вручении премии «Аэлита» в 1981 году

Будучи маститым автором со связями, Казанцев не стеснялся яростно критиковать коллег на различных собраниях, не гнушался и доносительства. Доходило до курьёзов, хотя, конечно, участникам событий было не до смеха. К примеру, выступая в марте 1963-го на расширенном совещании Секции научно-фантастической прозы Союза писателей, Казанцев обрушился на рассказ Генриха Альтова «Полигон „Звёздная река“» (1961), обвинив автора в том, что тот отрицает теорию относительности Эйнштейна, поэтому является «фашистом», ведь именно фашисты всячески угнетали великого физика. Позднее братья Стругацкие описали этот эпизод в повести «Хромая судьба» (1986), выведя Казанцева в качестве достаточно неприятного персонажа под прозвищем «Гнойный Прыщ».

В течение всех этих лет Казанцев — наряду с Ефремовым и своим коллегой по «ближнему прицелу» Владимиром Немцовым — оставался одним из самых влиятельных для литературных чиновников фантастом. Даже в «неурожайные» для фантастики годы его книги исправно продолжали выходить, а в конце 1970-х появилось девятитомное собрание сочинений — по тем временам невообразимая роскошь. А когда в 1981 году уральцы и москвичи «пробивали» первую в стране фантастическую премию «Аэлита», разрешение было получено только с условием, что первым её лауреатом должен стать Александр Казанцев.

Такое собрание в 1970-е годы было немыслимо ни для какого другого фантаста

Сохранившиеся документы доказывают, что за десятилетия мнение Казанцева о том, какую фантастику следует публиковать в СССР, не изменилось ни на йоту. Вот что он писал уже в январе 1984-го, рецензируя сборник Евгения и Любови Лукиных «Ты, и никто другой»:

Главным в научной фантастике было признано создание произведений, которые бы увлекали молодых читателей, прививали им интерес к науке и технике и способствовали бы возрождению интереса молодёжи к техническим втузам, который ослаб за последние годы, нанося урон нам в деле развития научно-технической революции, поскольку во втузы идут всё менее способные и подготовленные молодые люди. Как видим, идеологическая борьба происходит не только между нашим социалистическим лагерем и капиталистическим миром, но и даже внутри нашей страны, в частности, в области научно-фантастической литературы. <…> Нельзя забыть критических завываний недавнего времени апологетов так называемой «философской фантастики» (не обязательно марксистской), где одну из главных скрипок играл «критик» Нудельман, который вещает теперь перед микрофоном радиостанции «Свобода», оказавшись агентом ЦРУ. К сожалению, даже такой орган, как «Литературная газета», не понял сути идеологической диверсии «нудельманов», которые хором кричали о том, что в истинно философской фантастике нужно отказаться от всяких технических побрякушек в стиле «устаревшего Жуля Верна» и прославляли произведения, где в скрытом виде критиковались не только недостатки нашего времени, но и пути, избранные нашим народом для построения коммунизма.

Хотя в своих «литературных доносах» Казанцев виртуозно оперировал примитивной партийной риторикой, в действительности его самого трудно отнести к правоверным коммунистам. Позднее творчество — такие романы, как «Фаэты» (1973), «Сильнее времени» (1973), «Острее шпаги» (1983), «Колокол Солнца» (1984), «Иножитель» (1986), — указывают на определённую склонность Казанцева к эзотерическому космизму, подкреплявшуюся довольно близкой дружбой с Иваном Ефремовым, который, по свидетельству современников, заметно влиял на него, несмотря на то что был моложе. Кстати, именно Казанцев решился обратиться с запросом в Политбюро ЦК КПСС, когда после смерти Ефремова сотрудники КГБ провели обыск квартиры покойного.

Взгляд на советскую фантастику и своё место в ней Казанцев изложил в двухтомнике мемуаров

С распадом Советского Союза Казанцев потерял всякое влияние на литературный процесс, но продолжал упорно работать в выбранном когда-то направлении, издав романы «Альсино» (1992), «Озарения Нострадамуса» (1996), «Иномиры» (1997), «Спустя тысячелетие» (1997), «Ступени Нострадамуса» (2000), а также двухтомную книгу мемуаров «Фантаст» (2001). Он умер в возрасте девяносто шести лет, пережив многих друзей и врагов.

* * *

Биография Александра Петровича Казанцева уникальна, но при этом может служить примером типичной судьбы советского фантаста, который был вынужден усмирять полёт воображения и скрывать оригинальные мысли ради следования установкам государственной идеологии и, что печальнее, яростно требовал того же самого от других. При этом непримиримая борьба Казанцева за фантастику, которая «должна звать молодёжь во втузы», вызвала обратный эффект: на долгие годы научно-техническая достоверность в повествовании стала выглядеть частью тоталитарной архаики и потеряла ценность и для читателей, и для новых поколений писателей, пробующих свои силы в жанре.

Автор текста: Антон Первушин
Источник: fanfanews

Показать полностью 16 1
Писатели Фантасты СССР Биография Фантастика Советская литература Научная фантастика Книги Писательство Жанры Видео Видео ВК Длиннопост
18
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Промокоды Яндекс Еда Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии