А ещё — иллюзия низких цен и известная звезда, рассказывавшая по телевизору, что покупки в этом супермаркете изменили её жизнь. Всё это позволяло забыть о том, как неудобно было добираться. Возможно, когда-нибудь здесь появится остановка, автобусный маршрут или маршрутка. Но пока ничего этого не было, и она, как обычно, шлёпала по лужам до своей работы.

Трек сменился: «Oh, it seemed forever stopped today, all the lonely hearts in London…» — она тоже обожала эту песню. Знала каждое слово наизусть. Даже захотелось немного потанцевать.

Но она уже пришла. Зашла внутрь. Наконец-то закончились дождь и ветер. Она вошла в светлое помещение супермаркета «Семёрочка» — своего места работы. Поздоровалась с охранником, выключила музыку и пошла переодеваться в подсобку. Она работала кассиром.

Работа в целом её устраивала: сменный график, тёплое помещение, соцпакет. Конечно, это была рутина, но на жизнь хватало. А ещё с ней всегда был он. Её Робби. Она влюбилась в него сразу, как только увидела его первый клип, услышала его чарующий голос. Это было ещё тогда, когда она была молодой студенткой педагогического института в соседнем региональном городе.

Тогда, конечно, не казалось, что жизнь сложится именно так. Перспективы виделись яркими, а мир — безграничным. Это потом он начал сужаться — после ухода мужа. Дети уже выросли, но всё ещё требовали затрат. И вот теперь она работает здесь, вечером идёт домой… но с ней — всегда её Робби.

— Видела новость? Твой любимый приезжает в Москву с концертом. В апреле! — сказала Надюха, её подруга и коллега с соседней кассы.

На работе все знали о её любви к певцу и автору песен Робби Уильямсу. А как не знать, если Алена знала его биографию наизусть, в разговорах вставляла: «А вот Робби…», могла без запинки пересказать целый альбом. Казалось, она разговаривала его цитатами. Надежда ещё что-то говорила, но Алена уже не слышала — всё остальное словно затихло.

Внутри всё затрепетало. «Как к нам? Это же не нужно никаких виз и переводчиков. Это же можно… Но нет, нет», — тут же ответило что-то внутри. «Это нереально. Это же мировая знаменитость. Это же сколько будут стоить билеты на концерт? Да ещё и билеты на самолёт… Где-то жить в Москве… Нет, нет. Надо быть реалисткой. Да и с работы, поди, не отпустят. Вот будет обед — сяду спокойно, надену наушники и буду с ним один на один. Только он и я. Мой Робби. Вот это — реально».

Так она и поступила. Время до обеда тянулось мучительно долго: покупателей по утрам в «Семёрочке» было немного, основная толпа приходила вечером, после работы. Нужно было перетащить несколько тяжёлых коробок, расставить товар по стеллажам. Иногда это приходилось делать, когда не хватало рабочих рук — обычно кто-то увольнялся, а заменить его не успевали.

Так происходило постоянно. В этом небольшом городке особенно часто увольнялись грузчики. Почему-то они сильно любили употреблять то, что сами и разгружали. Не всё, конечно — мыло и стиральный порошок особой популярностью не пользовались. А вот с алкоголем, особенно крепким, была настоящая дружба. Текучка стояла ужасная.

Но это было до обеда. А сейчас она сидела одна в крошечном подсобном помещении — там с трудом помещались стол, два стула и вечно грязная микроволновка. В то время как другие предпочитали обедать в компании, Алена любила побыть одна. Ну, как одна — с ним.

Она бережно открыла контейнер с едой из дома. Сегодня у неё были котлеты с макаронами. Макароны оказались немного переваренными — вчера, когда она их готовила, её отвлёк телефонный звонок, и она не уследила.

«Странно, что я даже не помню, кто звонил и о чём был разговор. Хотя тогда это казалось самым важным делом дня», — с иронией подумала она, оценивая несоответствие между вчерашней «важностью» и сегодняшними макаронами. Она поставила их разогреваться в микроволновку.

А музыка уже наполняла всё её тело — и она оживала.

«…all she offers me protection, a lot of love and affection… I’m loving angel instead…»

Песня за песней — она с удовольствием ела эти неудавшиеся макароны, мысленно делилась ими с Робби. А он, как ей казалось, отвечал: «Ничего, они совсем неплохие».

Потом был обычный рабочий день. Вечером, как всегда, — наплыв покупателей. Все были голодные и злые после работы. И если бы не любимый певец, звучащий в её наушниках, она бы тоже вернулась домой такой же злой.

На следующий день история с концертом Робби Уильямса в Москве уже забылась, как исчезает нечто нереальное, как забывается сон — только что виденный, но уже испарившийся, едва ты оторвал голову от подушки. Жизнь шла дальше. Она продолжала ходить на работу в «Семёрочку». Покупателей становилось всё больше, дни — всё серее. И только голос Робби в наушниках оставался её яркой, солнечной вспышкой среди этого серого потока.

29 февраля у Алены был день рождения. Она родилась в високосный год, и вот ей исполнилось 36 лет. Точнее, как она любила шутить — всего 9.

Зима заканчивалась. А это значило, что скоро дни станут длиннее ночей и начнут распускаться первые листочки. Скоро. Уже скоро.

Сегодня был рабочий день. Добраться до магазина стало чуть легче — мэрия, вероятно, заботясь о возвращении инвестиций, вложенных в открытие «Семёрочки», установила рядом с ней остановку и даже пустила газель, ходившую раз в полчаса. Все — и сотрудники, и покупатели — были этому несказанно рады.

«I love you baby but face it, she’s Madonna…» — звучало в наушниках, когда она подъезжала к работе. Как будто бы Робби пел специально для неё в день рождения. На самом деле, Алена сама выбрала этот трек и включила его на полную громкость — так, что его слышали даже соседи по маршрутке. Особенно в моменты, когда Робби повышал голос, подчёркивая интонацией важные слова. Он пел для неё. Только для неё. Настроение было праздничным.

Обычно дни рождения в «Семёрочке» проходили по стандартной, изъезженной схеме. Во время обеда весь коллектив собирался, доедал разогретую пиццу, которую не успели раскупить покупатели. Иногда пиццы было немного — в те редкие дни, когда весь город, казалось, решил позавтракать именно ею. В ход шли салаты — те, что уже были на пороге своей короткой гастрономической жизни.

Пили кофе из автомата или соки — с той же сомнительной перспективой. Сегодня всё было как всегда: поздравления от директора, конверт, «радостные» пожелания от коллег и незатейливый пикник в тесной подсобке, в которую даже не все могли войти.

Не было только Надюхи. А жаль. Они сдружились. Но Надежда ушла в декрет буквально за несколько недель до праздника.

Так прошёл этот день. Он не был ни длинным, ни коротким. Всё как обычно: покупатели, касса, пик-пик-пик. В суматохе работы начали стираться радостные эмоции начала дня. Иногда Алена вспоминала, что вечером её ждёт домашнее застолье — придут дети, друзья. Их будет немного, но они посидят в тёплом, дружеском кругу. Эта мысль согревала.

Вечер дня её рождения встретил Алену неласково. Казалось, он забыл, что у неё праздник. На улице дул резкий, непривычно сильный ветер — совсем не по сезону, когда уже чувствовалась приближающаяся весна. Солнца становилось всё больше. Но этот вечер явно не хотел отпускать зиму.

«Зима недаром злится — прошла её пора…» — вспомнились строки Тютчева, пока она пробиралась сквозь порывы ветра к остановке и потом, стоя там, ждала маршрутку.

Она приехала домой. Дети, внезапно так повзрослевшие (как это бывает, когда мама много работает), уже приготовили ужин и накрыли на стол. Стол стоял прямо в центре единственной комнаты её однокомнатной квартиры. В зале, как обычно, были диван, столик и телевизор. Но сегодня в центре стоял большой накрытый стол, вынесенный из кухни — ждали гостей. На нём уже стояли её любимые блюда: селёдка под шубой, мимоза, бутерброды со шпротами и солёным огурцом. Из кухни доносился аромат неизвестного, но явно мясного блюда. «Прямо как на Новый год», — подумала она.

Зашла соседка Марина с мужем — как всегда приходили поздравить. Обещала зайти и Тамара, её школьная подруга, но пока не пришла — возможно, задержали на работе.

Позвонили в дверь. Вбежала Тамара вся в снегу — ветер разгулялся в метель.

— Ну и непогода! — сказала она.

— Природа громче поздравляет, — улыбнулась Алена. Несмотря на метель, гости пришли — и это её радовало.

Все сели за стол, давно не виделись, и завязалась оживлённая беседа. Дети рассказывали о своих успехах в учебе, взрослые — обсуждали новости и сплетни подъезда (например, почему Иван Петрович из НИИ внезапно зимой стал ходить в бейсболке вместо шапки). Они разговорились, серьёзно поели, немного выпили вина. Прозвучало несколько тостов: «За здоровье — ведь в нашем возрасте оно важнее всего». Гости сидели и говорили.

— А что тебе на работе подарили? — спросила Марина.

— Да как обычно — просто деньги, — ответила Алена.

— Ничего себе — обычно! Нам на работе даже цветок не подарят, — фыркнула Марина.

— А у вас коллектив весь в сборе, да ещё празднуете!

Алена с удивлением вспомнила про конверт, который забыла в сумке — сначала не обратила внимания, зная, что это просто деньги на смеситель в ванной. Она достала конверт без особого ожидания, но открыв, обнаружила внутри сложенный втрое листочек.

Смесь разочарования и любопытства закрутилась в душе: смущение от поломанного смесителя и интерес, что внутри... Она развернула листок и увидела крупными чёрными буквами Robbiу Williams.

Сердце застучало. Голова наполнилась разнородными мыслями, ни одна не остановилась — лишь учащённое дыхание. И тут она увидела дальше: «15 апреля. Стадион Лужники», а рядом — чёрно-белая фотография Робби, распечатанная на весь лист. Глаза запылали — и она ничего не понимала. Это было похоже на шутку.

Она показала листочек дочке, та внимательно прочла и сказала:

— Мама, это вроде как билет на концерт Робби Уильямса в Москве 15 апреля.

Как? Кто? На работе все знали её любовь к певцу. Но чтобы…? Она не верила: радость смешалась с неверием, и она не смогла насладиться моментом.

Оказалось, Надюха, её коллега, сумела договориться: вместо денег работники подарили билет. Но их бы не хватило, и её муж — владелец «Семёрочки» — добавил свою долю, полностью оплатив билет. Надюха не могла сама об этом рассказать — она как раз рожала второго ребёнка, и никто не знал, что в конверте... кроме её мужа, который оказался мастером интриг — или просто был отвлечён. Может, он думал о том, кто теперь будет праздновать день рождения в один день с Аленой.

8 апреля, за неделю до концерта, Алена лежала в больничной палате — всё болело, и она не могла думать ни о чём, кроме горечи невозможности попасть на концерт. Песни Робби в ушах казались чужими, словно из другой вселенной.

Последний месяц она жила лишь предвкушением: представления, как она будет стоять среди тысяч на стадионе Лужники, петь вместе… Она думала, он поёт только для неё. Но операция пошла не по плану: вместо выписки через день-два её перевели на стационар без ясной даты выхода. Всё померкло...

Алена без оптимизма, так свойственным ей, впервые ощутила непонятную подавленность. Всё — физическая боль и психологическая — смешалось в серую массу, как липкий мешок на ветке. Часто ей становилось невыносимее той боли, что оставалась, когда уходила физическая. Исчезнувшая мечта висела тяжким грузом. Она чуть забывалась во сне, когда в мечтах приходил он... но с рассветом он уходил, и утро приносило боль.

Подарок билета вызвал эйфорию... но тут же врезалась реальность: где деньги на поездку, жильё? Это было не по карману. Она начала откладывать: урезала расходы, отказалась даже от новой весенней обуви, довольствуясь старой.

Подруга Марина предложила ей недорогую гостиницу у Воробьёвых гор и позволила занять деньги, чтобы потом отдать. Оставалось собрать на питание. Главное, билеты и жильё уже были.

Но деньги ушли на операцию — билеты на самолёт сдали, билет на концерт продали. Операция оказалась дорогой.

Осталась призрачная надежда... и снова — мечта. В больнице, без билетов и жилья в Москве, слабая Алена понимала горечь утраченных шансов.

Она не могла даже сама сесть на кровати — звала медсестру. Лишь редкие часы забытья от обезболивающих давали передышку. В мечтах он всё ещё пел для неё.

Время текло невообразимо медленно — как густая жидкость, которую можно даже потрогать, — когда ждёшь события, как будто оно не наступит, или наоборот — не закончится.

Она снова думала о несостоявшемся концерте... Надежды уже не было. Физическая боль кажущееся слабее одной мысли: «Всё потеряно». Это была трагедия её жизни. Мысли утекали в провалы: воспоминания о прошлых неудачах всплывали, словно черти из табакерки. Что-то не получилось, жизнь потухла... превратилась в трясину размышлений.

Потом пришли выходные, и время замедлилось до невозможности. В больнице всегда так: маленькая рутина окружена пустотой. Доктор заглядывал, и это было хоть чем-то.

Понедельник принёс хорошие новости: выздоровление шло быстрее планируемого, и через пару дней её могли выписать. Она чувствовала прилив сил; даже больничная еда уже не казалась отвратительной. Вместо тревоги пришло смирение.

Во вторник пришло сообщение в мессенджер: «Привет! Давно не виделись. У меня есть свободный билет на концерт Робби Уильямса. Я вспомнил, что ты его любишь.»

Это был сообщение от её двоюродного брата из Москвы — звучало невероятно, как шутка. Она перечитывала три раза, пока смысл окончательно дошёл до неё: «Неужели возможно?»

Они созвонились. Коля предложил ей остановиться у него, если с гостиницей всё сложно, и даже занял деньги на билет до Москвы. А медсестра пришла и сказала: готовься к выписке. Доктор счёл возможным продолжать лечение дома — хотя пока ещё с костылями, но восстановление шло быстрее плана.

Выписка. Костыли. Робби. Свет. Стадион.

What a time to be alive, what a time to be alive

Какое время быть живым, какое время быть живым!

What to do with your big fat life?

Что поделать с твоей большой жирной жизнью?

Are you gonna let it blow your mind?

Ты позволишь ей взорвать тебе мозг?

I just wanna be your rocket

Я просто хочу быть твоей ракетой.

И правда. Какое же это было время. Живое. Настоящее. С макаронами, лужами, шпротами, Надюхой, больницей и… Чудом. И это был не просто концерт. А взлёт. Ракеты души. Вперёд и вверх.

Виль Сива