Сергей встал в четыре сорок, как и всегда. Никаких будильников. Просыпался сам — выработался рефлекс. С тех пор, как был принят в Гильдию, спал он чутко. Потому что водитель трамвая — не просто профессия. Это миссия. Это честь. Это выживание целого сектора.
На улице — вечный серый смог. Третья климатическая фаза, или как её ласково называли в Народных — Гнилушка, укутала город ещё двадцать лет назад. После Электровойны каждый, кто остался в зонах, мечтал бы пересесть в трамвай. Но не на пассажирское сиденье — нет. Сесть в кабину. За ручки. В бронекапсуле.
Когда-то трамвай был транспортом. Теперь — щитом и мечом. Сектор “Юг-4”, в котором работал Сергей, считался нестабильным: бродячие банды, биомутанты, отключки генераторов, нестабильные зоны с выбросами. Но пока по маршруту ходил четырнадцатый — жизнь здесь оставалась.
Он подошёл к депо. Его “Воробей” уже ждал: тяжёлый бронетрам, переброшенный с уральского фронта. Два боевых модуля, замкнутая система фильтрации, ручная подача энергии от мускульного генератора — на случай, если ляжет сеть. И, конечно, Марта — бортовой ИИ, полуразумная, своенравная, но надёжная. Почти как жена. Только не предаст.
Пассажиры заходили молча, передавая жетоны. Никто не спрашивал, куда и зачем. Если едешь — значит, есть цель. А цель — это жизнь. Выехали на маршрут. Гул, скрежет, вибрация — всё, как он любил. Каждая секунда пути была проверкой: где-то в тенях могла быть засада, где-то — провал с нестабильной гравитацией. Но он шёл. Потому что трамвай шёл.
Быть водителем — это быть избранным. Это не “просто кнопки жать”, как шептались выживальщики. Это держать на себе тысячу жизней. Это протаскивать свой бронекокон сквозь развалины бывшей цивилизации, как шрамы по памяти.
На 14-Б было спокойно. До конца смены оставалось 12 кругов. И каждый — как бой. Как молитва. Как путь.
На седьмом круге началось. Марта пискнула тихо, почти неразборчиво, но Сергей услышал — он всегда слышал. "Отклонение по импульсному фону. Вероятная активность за периметром Сектора D-3."
Сектор D-3. Старые фабрики, заброшенные ещё до Электровойны. Тогда в них делали автоматические турели и дронов-строителей. Потом туда попал один из “грязных зарядов”, и теперь там царили зоны нестабильности и фантомные шумы. Официально — закрытая зона. По факту — черный рынок и логово мутантов.
Но путь 14-Б шёл именно через край сектора.
"Марта, режим повышенной готовности. Поднять щиты, перевести энергию на передний щит и импульсные катушки", — бросил он коротко. Трамвай дрогнул, загудел, щёлкнули реле. Внутри пассажиры замерли — старики схватились за поручни, молодые инстинктивно проверили оружие. В трамвае оружие разрешено. Закон Гильдии. Ты едешь — ты защищаешь.
В двухстах метрах впереди пульснул синий свет. Неестественный, рваный — как будто кто-то вскрывал само пространство. Это не были просто фантомы. Сергей уже знал этот свет. Такие разрывы появлялись, когда из старых подвалов выбирались те, кого раньше звали “технохищниками”. Полулюди, полуалгоритмы. Они чувствовали электричество. Они шли на живую энергию. Трамвай — был для них как маяк .
“Контакт”, — произнесла Марта. “Четыре цели. Скорость высокая. Предположительное намерение — захват или саботаж”. Сергей даже не выругался. Просто нажал кнопку.
С левой стороны “Воробья” выдвинулись две турели: легкий импульсник и резак ближнего действия. Кабина замкнулась герметично, пассажирский отсек опустился в пол, образуя бронекапсулу. Теперь трамвай был похож на штурмовой вездеход, чем он по сути и был.
Сергей повернул ручку питания до упора. “Воробей” рванул вперёд, как медленный, но неотвратимый зверь. Первый технохищник прыгнул с обломков крыши. Турель сработала идеально — ударная волна отбросила его в сторону, где он, как сломанный дрон, заискрил и затих. Второй уже был быстрее — проскочил рядом, поцарапал броню. По корпусу прошёл металлический визг. Марта зафыркала: “Повреждение слоя ‘Титан-К’. Не критично”. Но Сергей знал: если попадёт на крышу — будет хуже. И тогда он включил звуковой модуль. Обычный пассажир не слышал бы его. Но на частоте 37,2 килогерц был сигнал, который разрывал биополе технохищников на куски. Старый приём, запрещённый ещё до войны.
Марта пыталась возразить, но он отключил её на секунду. Это был его бой.
Свет, искры, крики — всё перемешалось. Но через минуту они были уже на безопасной территории. Дышали. Жили. Ехали дальше.
Сергей перевёл дыхание и снова включил Марту. Она включилась с лёгким обидным молчанием.
— Ну что, родная, — пробормотал он, — ещё кружок?
Пассажиры не аплодировали. Не кричали. Просто смотрели. С уважением. С пониманием.
Потому что водитель трамвая — это не просто профессия. Это воин.
Когда “Воробей” вкатился обратно в депо, небо уже начало мутнеть — к вечеру ожидался кислотный дождь. Сергей выключил питание, заглушил турели, снял перчатки. Руки дрожали — не от страха, от перегрузки. Он снова выжил. Снова довёз.
Он вышел, и на секунду задержался у бронированного борта.
Кто-то скажет — просто вёз пассажиров. Но он знал. Он провёл вражескую зону, отбил нападение, сохранил десятки жизней, отвёз медикаменты, передал зашифрованный блок данных на 12-й остановке, вывез ребёнка из подзавала в секторе B-2.
А завтра — снова в путь. Потому что такие, как он, не отдыхают. У них нет сменщиков. Нет “отпуска”. Есть только маршрут.
В мире, где давно нет границ, где государства стали пеплом, а мораль — выцветшей инструкцией на стене бомбоубежища, остались лишь немногие, кто ещё держит линию.
Их не много. Но их достаточно.
Щит цивилизации. Последний бронепуть.
Идущие сквозь руины, чтобы остальные могли просто доехать домой.
