Писать о чём-то серьёзном нет ни времени, ни сил, ни желания. По этому поводу хочу напомнить (а кому-то, быть может, и поведать впервые), откуда в русском языке взялись самые распространённые названия для магии и магов.
Само слово «магия», как мы помним, не русское. К нам оно пришло от греков, а к тем – ещё до нашей эры – от персов. Там «магуш» – это была одна из жреческих должностей, а её название, в свою очередь, происходит от имени одного из персидских племён. Полная аналогия с еврейским «левитом».
Греки переделали «магуш» в «магос», а отсюда уже пошла и «магейя» как название для чужеземных обрядов, которые этот самый магос творит.
Но хватит о греках и персах. Сегодня речь пойдёт только о славянах.
На всякий случай напомню, что этимология слов никоим образом не раскрывает нам их «настоящий смысл», а только рассказывает о происхождении. Значение слов определяется теми, кто их использует. Тюркский «аслан» (лев) в русском языке стал слоном, а греческий «струфос» (воробей) – страусом, и никого это не волнует.
Начнём с глагола «ворожить».
Тут всё прозрачно, как слеза. «Ворожить» и «ворожба» происходят от «ворог» точно так же, как «дружить» и «дружба» – от «друг». То есть ворожить – значит враждовать, проявлять недобрые намерения.
Приворожить – привести силой. Отворожить – силой же отогнать. «Приворот» и «отворот» – это уже результат переосмысления, когда вместо корня «ворог» появился «ворот»: ты как бы поворачиваешь другого человека в нужную тебе сторону, к тебе или от тебя.
Но само слово «ворожить» постепенно отвязалось от активных магических действий и стало значить «гадать».
«Я на воду ворожу, о тебе хочу узнать. Словно в зеркало гляжу: ворожить – не колдовать».
Ворожея или ворожка – это, соответственно, профессиональная гадалка. Тут интересно, что слово мужского рода «ворожбит» распространено в разы меньше. На Руси гадания традиционно считались женским занятием, мужчине не подобающим.
Дальше стоит развеять миф, популярный среди неоязычников. Да, «ведьма», как и «ведун» – это от слова «ведать», то есть знать. Но это вовсе не значило «хранительница Знания», и никогда это слово не произносили на Руси с почтением.
Это попросту эвфемизм. Про человека, которого подозревают в колдовских умениях, в русской деревне всегда говорят уклончиво, как про Сами-Знаете-Кого. Он «знает», «делает», «балуется» – и уже не нужно уточнять, что знает или чем балуется. Собеседник и так всё понял.
Про само колдовство тоже так говорят. В одних деревнях могут прямо объяснить – мол, болеет человек, потому что его «спортили». В других скажут – ему-де «сделано».
А дальше начинаются удивительные превращения.
Ведьма – та, которая ведает.
Ведьмовство (ведовство) – то, чем занимается ведьма.
Ведьмак или ведьмарка – те, кто занимается ведьмовством.
Ведьмачить или ведьмарить – делать то, что делают ведьмаки и ведьмарки.
На каждом этапе язык словно бы забывал о существовании всех предыдущих слов и всякий раз изобретал новое, отталкиваясь только от самого последнего в цепочке.
«Волшебник» – ещё один дивный пример такой же эволюции.
Вначале были волхвы. Славянское «волхв» восходит к глаголу «влесняти» – бормотать, невнятно говорить.
Казалось бы, всё понятно – во многих языках колдун есть тот, кто «говорит». Однако русские волхвы заклинателями не были. В летописях они не творят чудес, а прорицают будущее, предвещают судьбу, изобличают ведьм. Это ясновидцы и прозорливцы.
Теперь следите за руками.
Волшба – то, чем занимается волхв.
Волшебник – тот, кто занимается волшбой.
Волшебство – то, чем занимается волшебник.
На этом пока всё, но мало ли как наш язык решит продолжить эту цепочку в будущем.
Переводчики Библии на церковнославянский поставили волхвов везде, где в оригинале были маги. Так славянские прорицатели сделались, собственно, волшебниками, а «волхвование» – синонимом колдовства.
Этимология колдуна неясна. Однако самая убедительная версия утверждает, что первоосновой был некий корень, обозначающий «звать, говорить, шуметь». Сравните латинское calare и греческое kaleo (звать), латышское kalada и германское holon (шум).
Возможно, в древнеславянском тоже было какое-то такое слово. От него произошёл «колдун» (тот, кто призывает и заклинает), а от него уже и «колдовство» (то, чем занимается колдун), по уже знакомой нам схеме.
И, наконец, «чародей».
Ещё в 18, по-моему, веке это слово пытались сопоставить со словом «чара», то есть «чаша». Мол, чародеи – это те, кто гадает или колдует при помощи жидкости, налитой в чашу.
Однако нет, это омонимы. Корень «чар» здесь очень древний, он есть во многих индоевропейских языках. Его значение – «действие, поступок, искусный способ». По-литовски одно из названий колдовства – keras.
То есть «чародей» – это уже такое «масло масляное», потому что «чаровник» (ещё одно слово с тем же смыслом) и так, по сути, значит «тот, кто делает».
Ну а в славянской Библии словом «чародей» переведено греческое «фармакос».
Очень многозначное слово, о нём языковеды диссертации писали. Буквально это знаток растений, тот, кто умеет варить из них снадобья. Отсюда наши современные «фармацевт» и «фармакология».
Но правильно сделанным зельем можно и вылечить, и помрачить разум, и пробудить чувства, и убить. Поэтому «фармакос» – это и лекарь, и отравитель, и льстец-обманщик. В общем, тот, кто может исподволь, незаметно на тебя влиять.
Славянское слово «зелие» точно так же обозначает и траву, и сваренное из неё снадобье, лечебное или совсем не. Так что правильнее было бы греческих фармаков назвать зелейниками.
Но имеем, что имеем, и потому священники на века получили повод клеймить «чародеев», которые, по слову апостола, Царства Божьего не наследуют.
