Автобус «ЛАЗ» мягко урча ехал по щербатой бетонке через степь. Впереди сидели трое: Гагарин, его первый дублёр Герман Титов (в ярко-красных скафандрах), и третий, чьё лицо сегодня мало кому известно. Этот человек в военной форме с нашивками капитана имел в одном из карманов форменного кителя выданное самим Королёвым удостоверение космонавта под номером 3, и он был вторым дублёром Гагарина. Вторым — значит, на самый крайний случай. Поэтому его скафандр лежал сзади, на одном из кресел.

За окнами «ЛАЗа» било весеннее солнце, в скафандрах, хоть и подключённых к системам жизнеобеспечения, было уже жарко, в форменном кителе — куда комфортней. Но трудно было не заметить, с какой завистью смотрит этот человек на Гагарина.

— Не грусти, Гриша, скоро и наша очередь настанет! — поймав его взгляд, ободряюще сказал Титов.

— Настанет, и что? Мы будем уже не первыми.

— Разве это важно?

— Важно. Ты знаешь, кто первым переплыл океан и приплыл в Америку?

— Ну конечно. Колумб.

— А кто был вторым? А третьим? Не помнишь? Ну, вот.

Ещё в Москве, за десять дней до старта, они записали на плёнку предстартовые речи, одну из которых запустят в эфир 12 апреля. Один и тот же «залитованный» текст, никакой отсебятины. «Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением...», и так далее. Вероятно, автором речи был штатный «спичрайтер» Хрущёва, талантливый дипломат Валентин Фалин. Её и произнесли все трое, слово в слово. Тогда ещё у каждого оставалась надежда оказаться первым. И действительно, Титову чуть было не повезло: у Гагарина начался гайморит. Лекарства не помогали. Но вскоре выяснилось, что виной всему больной зуб, который удалось вылечить за два дня, и он снова был готов к старту. Поэтому в байконурском автобусе 12 апреля 1961 года они оказались в таком окончательном составе: первый космонавт — Юрий Гагарин, его дублёр — Герман Титов, и второй космонавт, Григорий Нелюбов.

Григорий Нелюбов родился в 1934 году в Крыму, под Евпаторией, вырос в Запорожье, учился в Ейском авиационном училище (в послевоенные годы оно считалось в СССР главной «кузницей лётчиков-истребителей»), а служить вернулся на родину, в Крым. Там все летали на истребителях «МИГ-15», на них тогда вообще летали лётчики всего СССР и всех соцстран, это был самый массовый боевой реактивный самолёт в истории. Да, массовый, но не очень надёжный, в чём Нелюбову не раз пришлось убедиться. Однажды во время полёта у него отказал двигатель, и пришлось катапультироваться в штормовое море. Искали его сутки, но всё-таки достали живым.

К 25 годам за Нелюбовым уже шла слава пилота от бога, настоящего мастера, да к тому же и героя. А он ведь ещё был красавцем, обаятельным мужчиной, душой любой компании. В доме, где жил он и его жена Зинаида, всегда собирались гости, звучала музыка, кипели весёлые застолья. Но не в ущерб работе: карьера лётчика-истребителя шла своим чередом, и в ней Григорий мечтал о новых высотах.

И тут в 1959 году из Москвы очень кстати приехала комиссия — искать добровольцев, готовых осваивать какую-то «новую технику». Конечно, Нелюбов схватился за эту возможность — и они с Зинаидой отправились в столицу.

Он ещё не знал, что речь идёт о космических полётах, и что таких, как он, «добровольцев» из лётчиков — около 200 человек. Отбор был очень суровый — и по росту, и по весу, и по здоровью, и по выносливости, но, главное, по умению сохранять хладнокровие и принимать решения в нестандартных ситуациях. К марту 1960 года от двух сотен осталось двенадцать человек, из которых и сформировали первый отряд космонавтов. Самому старшему из них было 34, самому младшему — 23. «Одногодкам» Гагарину и Нелюбову было тогда по 26.

Они, Нелюбов и Гагарин, жили тогда со своими жёнами в Москве, на Ленинском проспекте, в соседних комнатах казённой коммунальной квартиры, больше напоминавшей казарму. Но жили весело и дружно. Никто тогда не знал, к чему они готовятся («военная тайна»!), формально они оставались младшими офицерами, и денег получали соответственно — с гулькин нос. Жить приходилось почти впроголодь, поэтому Зинаида скоро устроилась работать машинисткой и щедро делилась с четой Гагариных продуктами. В сущности, они жили большой весёлой коммуной, вот только мужчины часто исчезали надолго — на испытания и тренировки.

Вскоре в отряде космонавтов (кандидаты в него приходили и уходили) сформировалась своего рода элита, «шестёрка» лучших, в которую в итоге вошли Гагарин, Титов, Нелюбов, Николаев, Быковский и Попович. Начальник отдела космических полётов при Главштабе генерал Каманин писал в своём дневнике:
«Все шестеро космонавтов — отличные парни. Николаев самый спокойный из шестёрки. Быковский менее, чем другие, внутренне собран, способен на некоторую долю развязности и может сказать лишнее. Попович пока загадка: создаёт впечатление волевого человека, но ведёт себя в раздорах с женой излишне мягко... О Гагарине, Титове и Нелюбове вообще сказать нечего — они не имеют отклонений от эталона космонавта».

Но вот какой эталон имел в виду генерал? Разумеется, не только эталон в смысле здоровья и профессионализма. И не только в смысле формальной партийности (всех кандидатов в космонавты сразу приняли в партию, иначе как?). Но образ первого космонавта должен был соответствовать и жёстким стандартам «советского человека»: от него требовались смелость, решительность, смекалка, улыбчивость, обаяние, беззаветная преданность, неукоснительное подчинение приказам и — скромность.

Главное — скромность.

Скромность, умение «не высовываться», «не зазнаваться» и при любой победе утверждать, что «на моём месте мог бы быть любой», — вот это считалось в СССР обязательным человеческим качеством. А тут у Нелюбова как раз были проблемы.

Он не чувствовал себя «любым».

Он хотел быть первым.

Когда Королёв утвердил на первый полёт Гагарина, он выдал первые три полётные удостоверения космонавтов — ему, Нелюбову и Титову. На них же изготовили три первых скафандра. Но насчёт славы Колумба Нелюбов, конечно, оказался прав. Похоже, никто, кроме него, не ожидал, какая всемирная слава суждена Гагарину. Из неизвестного лейтенанта он мгновенно стал мировой знаменитостью, получил звание Героя Советского Союза, новую трёхкомнатную квартиру, отправился в турне по миру, встречался с королями и президентами, и так далее, и так далее… Впрочем, остальной «звёздной шестёрке» тоже немедленно выдали ордена Красной Звезды, новые квартиры в Звёздном городке и без экзаменов приняли в Академию имени Жуковского. Теперь их имена тоже были, что называется, «на слуху» — как «очередников» в космос.

Нелюбов, обладая третьим удостоверением космонавта, по идее, и лететь должен был третьим, после Гагарина и Титова. Он уже готовился к длительному полёту на «Востоке-3». Впрочем, это были негласные правила, а окончательное решение здесь принимал Королёв. А, может, не совсем он.

Все ведь помнят анекдот о том, как из ЦК КПСС приказывают космонавтам полететь на Солнце, а когда они приходят в ужас, утешают: «В ЦК не дураки сидят. Полетите ночью!». Что-то в этом роде происходило, наверное, и на самом деле. Скорее всего, Королёву позвонил Хрущёв. И, готовя следующий «парный» полёт двух кораблей «Восток-3» и «Восток-4» (их запускали один за другим, через сутки, чтобы они встретились на орбите), он внезапно утвердил в качестве основных пилотов Андрияна Николаева и Павла Поповича. Первый был по национальности чуваш, второй — украинец. «Этот полёт двух „космических братьев“ посвящён дружбе народов», — писали газеты. Ходили слухи, что Королёва попросили запустить космонавтов «не титульной нации», а, стало быть, все остальные кандидаты, русские по паспорту (в том числе и Нелюбов), для этого полёта не подходили. Разве что дублёрами. Но и к полёту на «Востоке-5» Нелюбова не допустили из-за обычной простуды (полетел в итоге Быковский). Королёв утешил: мол, ничего страшного, полетишь на последнем в серии, шестом корабле…

Но тут вдруг — ещё один телефонный звонок из ЦК, где из данных разведки кто-то узнал, что, вроде бы, американцы готовят к космическому полёту женщину. Этого ведь нельзя было допустить, женщина в космосе должна была быть наша, советская, социалистическая! И в итоге в «Восток-6» посадили Терешкову.

Терешкова слетала в космос на три дня летом 1963 года, но её полёт прошёл не без проблем — и оказался для «Востоков» последним. Начиналась новая программа, с новым космическим кораблём — «Восход». Но под этот корабль старым кандидатам в космонавты надо было уже заново «переучиваться», год или два. И ясно было видно, что преимущество теперь у их молодых коллег.

Билет космонавта под номером 3 у Нелюбова оказался проигрышным. Из «шестёрки» в космос слетали все, кроме него.

А ведь, пожалуй, никто из них так не мечтал о славе первопроходца, как он! И сказать, что это было для него досадно — значит ничего не сказать. Когда Григорий понял, что до космоса ему становится всё дальше и дальше, он впал в депрессию. Его временно сняли с тренировок, отправили пару недель отдохнуть дома. Но дома не сиделось. Хотелось как-то развеяться, может, выпить рюмку-другую для успокоения нервов.

Не то что он был тогда большим любителем алкоголя. Пил как все. В Звёздном городке, правда, был сухой закон, поэтому (как следует из обмолвок в дневниках космонавтов), когда для выпивки имелся повод, пили спирт, который щедро выделял завхоз. Но просить спирт для себя одного — это было стыдно. Поэтому он надел штатскую одежду (официально ведь числился в увольнении) и отправился за четыре километра от «Звёздного», на станцию, где имелся буфет.

Там Нелюбову, казалось бы, сперва даже повезло. За столиком сидели два его знакомых, новые кандидаты в отряд космонавтов, стажёры Иван Аникеев и Валентин Филатьев. Оба были в военной форме (они ненадолго отлучились из части в «самоволку») и как раз выпивали. Григорий охотно к ним присоединился. А дальше всё произошло быстро и нелепо. Вот как вспоминает об этом с его слов один из сослуживцев:

«В буфете ударили по пиву, ребята стали бороться на руках, случайно уронили солонку. Буфетчица возмутилась, рядом проходил патруль…».

В принципе, самому Нелюбову военный патруль ничем не грозил: он находился в увольнении, имел право делать что хочет. Но он стал заступаться за своих знакомых, выговаривать командиру патруля, мол, знает ли он, с кем имеет дело… Тот решил, что его оскорбляют — и всех троих отвезли в комендатуру, где составили рапорт.

Этим рапортом капитан комендатуры махал у Нелюбова перед носом — и требовал извинений. Иначе, мол, всё пойдёт в воинскую часть. Но взбешённый Григорий извиняться отказался. Отказался он каяться и извиняться и на партсобрании, которое созвали на следующий день. Он искренне полагал, что извиняться ему не за что. Да так, в сущности, и было — он просто заступился за знакомых. И вовсе не в пьяном виде (он и выпить-то не успел). Но какое это имело значение?

Королёв, который (на словах) хотел оставить Нелюбова в отряде космонавтов, ничего для этого не сделал. А разгневанный Каманин, обнаруживший столь вопиющее отклонение от «эталона космонавта», распорядился отчислить всех троих.

И Нелюбова направили на Дальний Восток, в 224-й истребительный полк, где всё пришлось начинать заново. Он снова осваивал новые истребители (в войска поступил «МИГ-21», почти такой же популярный, как «МИГ-15», и почти такой же ломучий). Он спасал и сажал гибнущие машины в почти безнадёжных ситуациях, демонстрировал свой особый «почерк пилота», приводил в восхищение сослуживцев, становился «душой компании», играл на гитаре и читал наизусть Есенина...

Многие вспоминали, как он любил выезжать вместе с другими лётчиками и их семьями «на природу», на сопки, где весной буквально кишели ядовитые змеи, и, к ужасу сослуживцев, бесшабашно хватал опасных рептилий голыми руками. Он вообще, кажется, не знал страха — и продолжал верить в свою счастливую звезду. И всё так же хотел быть первым.

Раз за разом Нелюбов пытался вернуться в отряд космонавтов. Несколько раз летал в Москву и при посредничестве своего старого друга Павла Поповича вёл переговоры с партийным начальством, что называется, «забрасывал удочки» в сторону Каманина, в поисках возможности вернуться в Звёздный городок. Увы, ответы были неутешительные. Там хватало своих проблем, новый корабль «Восход» всё не удавалось довести до ума, другие космонавты уже несколько лет ждали очереди в космос, и никому не было дела до Нелюбова.

Тогда вместе с женой Поповича, Мариной (она была тогда одной из самых знаменитых советских лётчиц), Нелюбов отправился на переподготовку и блестяще сдал экзамены на лётчика-испытателя. Его обещали зачислить в полк, который располагался в Подмосковье. Вопрос уже был решён, он вернулся в Приморье, чтобы проститься с сослуживцами и собрать вещи, но и тут будто бы счастливая звезда ему опять изменила. Неожиданно пришло сообщение, что приказ отменён. Почему? Непонятно. Он ведь не знал (да и сейчас это известно только по слухам), что кто-то из его коллег по отряду космонавтов, дослужившийся до высоких чинов, сказал тогда: «Хотите проблем с его самолюбивым и гордым характером? Ну, тогда конечно берите Нелюбова в испытатели». И его не взяли.
А на исходе 1965 года, когда отмечался пятилетний юбилей отряда космонавтов, в руки Григория попала одна из центральных газет, с фотографией на первой полосе. Там были все первые кандидаты, готовившиеся лететь на «Востоке». Весь отряд космонавтов. Он помнил эту фотографию. Но на ней не хватало одного человека. На месте Нелюбова с помощью нехитрой советской ретуши была изображена пустая стена.

— Смотри, — сказал он своей жене. — Смотри, меня… Меня — нет.

С этого момента он и начал пить всерьёз. О полётах теперь не могло быть и речи, сослуживцев больше заботило, как бы сохранить его в живых, спасти от белой горячки. В гарнизонном магазине Нелюбову не продавали спиртное, в буфете не наливали. Но тогда он шёл на станцию, садился в первый попавшийся поезд, заходил в вагон-ресторан и доставал удостоверение космонавта номер три или фотокарточки с автографами Гагарина и Королёва. Это действовало безотказно, его немедленно угощали. Потом, спустя день или два, он из этих алкогольных путешествий возвращался домой. До конца 1965 года Григорий в моменты просветлений ещё продолжал мечтать о том, что поедет в Москву, встретится с Королёвым и попросит вернуть себя в отряд космонавтов. Он ведь никогда Королёва ни о чём не просил! Может быть, теперь…

Но в январе 1966 года Королёв внезапно умер. А вместе с ним умерла и последняя надежда Нелюбова. И 18 февраля он оставил жене короткую записку: «Зинок! Ты всегда была лучше всех. Таких женщин нужно поискать. Прости».

Его тело, отброшенное поездом, нашли возле железнодорожной насыпи. Страшный удар пришёлся в голову, так что опознать Нелюбова можно было только по одежде. И по тому, что в одном из карманов пальто милиционеры обнаружили удостоверение космонавта за номером три.