Мне всегда снились очень яркие и реалистичные сны. С самого детства я обладал бурным воображением, из-за чего мои родители, за что я им очень благодарен, ещё в раннем возрасте отдали меня в художественную школу. Хоть и будучи бедными рабочими из небольшого городка на юге Миссури, в вопросах образования они старались дать мне лишь самое лучшее.
Окончив хороший колледж по специальности финансиста, я смог получить дожность клерка в фирме с банальным названием "Уилберг и сыновья". Выплачиваемое там жалование позволяло мне арендовать приличную квартиру на Холлоу-стрит и жить достаточно припеваючи по меркам нашего захудалого городка. Но, несмотря на это, я чувствовал себя словно бы не в своей тарелке. Любовь к живописи, сохранившаяся у меня с ранних лет, периодически давала о себе знать, подбивая бросить ненавистную работу и стать известным художником. Да вот только картины мои получались весьма посредственными. Нет, в них соблюдались пропорции, была красота линий и даже прослеживался какой-никакой стиль. Но изображённые на них пейзажи все как один были похожи на другие известные произведения — смотря на мои полотна, любой человек непременно ловил себя на мысли, что уже где-то видел подобное раньше, но не мог вспомнить, где именно. Один из моих друзей даже в шутку предложил мне создать "выставку дежавю" однако я подобного юмора не оценил. Отчаявшись, я даже стал ходить к одному хорошему психологу, который, для успокоения разума, посоветовал мне экспериментальную практику, включавшую в себя осознанные сновидения. Суть её состояла в том, что при просмотре определённых картинок и ярком представлении оных в своей голове, можно было добиться контроля над собственными снами и даже получить доступ к чертогам подсознания. По началу я отнесся к подобному с большой долей скепсиса, но вскоре всё-таки смог добиться некоторых результатов. Уже через пару недель мне удалось представить зелёное поле, по которому я ходил совершенно свободно, не подчиняясь никакому сценарию или паттерну, обычно присущему снам.
Постепенно, я стал пробовать воплотить всё более сложные места. Заснеженные Альпы, оживлённые улицы Нью-Йорка, жаркие африканские саванны – в своих снах я мог посетить их все, даже не вставая с кровати. Но, однажды, во время своих экспериментов я сумел попасть в такое место, которого не видел ни на одной картине или фотографии. Это был красивый осенний лес, простиравшийся во все стороны покуда хватало взгляда. Я стоял посреди него совершенно нагой, но совершенно не ощущал никакого стыда - почему-то я понимал, что в этом месте нет и не может быть ни одного живого человека.
По пробуждению на меня тут же напало вдохновение. Впервые за многое время, взяв в руки кисть, я быстро сделал пару простых набросков. Даже в незавершённом состоянии они нравились мне гораздо больше всех моих предыдущих картин вместе взятых и я твёрдо решил во что бы то ни стало снова посетить в своих снах этот странный, но в то же время завораживающий лес.
Главной проблемой стало то, что каждый раз, засыпая, я "воплощался" на одной и той же поляне посреди бескрайнего леса. Все мои попытки продвинуться вглубь, заканчивались тем, что я просыпался ранним утром от звенящей трели работавшего будильника, уведомлявшего меня о том, что мистер Уилберг в очередной раз ждёт момента, чтобы влепить мне ещё несколько штрафов за пару вопиющих, но крайне несущественных рабочих мелочей.
Я стал думать над тем, каким же образом мне продлить свой ночной сон. Взяв на работе отгул, я закупился снотворными и хорошим количеством первоклассного хереса, от которого мог долго спать как убитый. Когда у меня появилось больше времени, я стал организовывать так называемые "экспедиции" внутрь этого загадочного мира, названного мною не иначе как "Сад". Сначала я решил идти на юг до тех пор, пока не найду что-нибудь интересное. По пути мне так и не удалось встретить ни одного животного или даже самого крохотного насекомого. Лес молчал, застыл без движения, лишённый всякой жизни – даже ветер не колыхал деревья, отчего листья на них падали неохотно и то только лишь когда ветви, их державшие, уже не могли справляться со взваленной на них ношей.
При помощи справочника мне удалось определить, что они представляли собой перемежающиеся между собой фиговое дерево, однако же, лишённое всяких плодов, и обыкновенную ель. Что странно, всегда зелёные иголки последней имели в этом мире желтоватый, практически оранжевый окрас, будто бы готовые в любой момент осыпаться на землю.
Чем дальше я шёл на юг, тем меньше у меня становилось надежды на то, что я смогу отыскать там что-то отличное от бесконечного лесного массива. Это продолжалось до тех пор, пока я не набрёл на "пустыню". Я не просто так поместил это слово в скобки, ибо у обычного человека при его упоминании в голове сразу всплывают огромные песчаные барханы, по которым движутся длинные караваны, снедаемые жарким зноем и обжигающе горячими ветрами. То, что находилось передо мной в тот момент не было похоже на эту картину. Это было огромное, простиравшееся до самого горизонта, идеально ровное песчаное плато, сливавшееся в единое полотно бледно-жёлтого цвета. Как только я ступил на песок, меня тут же одолело странное чувство. Будто бы я вдруг оказался не в собственном сне, а действительно отправился на прогулку по этой так называемой "пустыне". Чувства, до этого притуплённые или вовсе отсутствовавшие, стали возникать одно за другим. Я вдруг всем телом ощутил царивший в том месте неприятный, пробирающий до костей холод, почувствовал лёгкую боль от того, что ступал босыми ногами по неоднородному песку, даже голод, до этого не свойственный ни одному из моих снов, стал неожиданно давать о себе знать. Всё это было настолько неестественно, что я на несколько секунд замер, пытаясь понять, снится ли мне происходящее или я в бессознательном состоянии умудрился выйти из дома и забрести настолько далеко, что всё вокруг стало казаться мне чуждым и непривычным. Пересилив свой страх, я сделал ещё несколько шагов по холодному песку, как вдруг ощутил жгучую боль и тут же проснулся.
Сразу по пробуждению, я стал как заворожённый писать картины одну за другой, складывая их в кладовой целыми штабелями. На следующий день, когда я представил их нескольким своим знакомым, они были в полнейшем восторге. Раскупив целую партию меньше чем за сутки, они требовали ещё и ещё, да с таким рвением, которому мог позавидовать любой знаменитый художник.
Тогда я предпринял попытку ещё немного продлить свои сновидения. Закупившись кое-каким рецептурным лекарством у знакомого врача, я по несколько дней мог проводить во сне, полностью погружённый в исследование так называемого "сада". О работе уже думать не приходилось – написание картин позволяло оплачивать все необходимые расходы. Более того, по моим прикидкам, уже через несколько месяцев подобной жизни я бы мог начать откладывать деньги, чтобы в один момент наконец-то переехать в Сан-Франциско. Эта мысль настолько будоражила мой разум, что я, окрылённый ею, позабыл про всякие меры предосторожности.
Оглядываясь назад, я понимаю, что именно в этот момент мне стоило повернуть назад и закончить свои так называемые "эксперименты". Однако открывшиеся возможности, понимание того, что мне удалось отыскать нечто большее, чем просто очередной сон, будоражили сознание, заставляя двигаться дальше.
Возможно, это стало главной ошибкой в моей жизни.
В этот раз, оказавшись в саду, я стал идти на север, в надежде найти что-то стоящее, то, что я смогу запечатлеть на одной из своих картин. Каково же было моё удивление, когда из-за кроны фигового дерева я увидел огромный замок, целиком и полностью состоявший из цельного куска мрамора. Его архитектурный стиль не был похож ни на один из тех, которые мне приходилось видеть прежде – завораживающая смесь из античных скульптур, вычурного барокко и лёгких ноток брутализма приковывала глаз, служа прекрасным источником вдохновения для будущих картин.
Постепенно, почитателей моих полотен становилось всё больше и больше. Одно агентство даже предложило мне постоянную работу с приличным жалованием, но я наотрез отказался - их главным условием был чёткий рабочий график, а в своей нынешней ситуации позволить себе подобной роскоши я не мог.
В своих попытках найти вдохновение, я стал постепенно продвигаться всё дальше на север. То, что я прежде принял за новое чудо света, меркло по сравнению с тем, что скрывалось впереди. Гигантские, невозможные сооружения, сиявшие под закатным солнцем, словно огранённые алмазы то тут, то там выныривали из простиравшегося покуда хватало взгляда леса. Пустующие цитадели, замки, целые города раскинулись на многие километры вокруг. В их неповторимом стиле ярко читалось одно – торжество человека. Все статуи, найденные мною в этих покинутых руинах, изображали людей. Даже несмотря на однородность камня, мне казалось, что они вот-вот готовы были сойти с пьедесталов и словно ангелы предстать предо мной во всей своей неповторимой красе.
Не знаю, сколько бы это могло продолжаться, если бы я не нашёл нечто необычное.
Прогуливая по очередной улице, я вдруг увидел перед собой то, что, как мне показалось, походило на гигантский акведук, размер которого был сопоставим с таковым у небольшого городка по типу Ньюпорта или Теллерайда. В самом центре его располагались четыре огромных мраморных колонны, каждая высотой с Вулворт-билдинг, прямо из-под которых во все стороны тянулись широкие каналы, доверху заполненные кристально чистой водой. Я был так заворожён этой картиной, что не сразу заметил... Это. Оно было похоже на червя. Огромного, пульсировавшего, беспорядочно извивавшегося гада, что обвивал собой одну из колонн и, будто бы принюхиваясь, поднимал свою "пасть" к небу, выдыхая при этом густой едкий дым. Что самое главное, я его даже не видел, а буквально чувствовал всем своим телом. Ощущал исходивший от твари смрад, дрожал в такт колебаниям земли от движений столь массивного существа, слегка подрагивал в такт царившим в воздухе пульсациям. Глаза мои при этом продолжали видеть лишь чудесный пейзаж, состоявший из огромного мраморного акведука и перемежаемых густым лесом пустынных руин. Когда это "нечто" вдруг замерло, а затем стало медленно, почти осторожно ползти в мою сторону, я побежал. Я бежал так быстро, что не замечал, как ветви деревьев хлестали меня по лицу, оставляя глубокие кровоточащие раны, как ноги стирались в кровь об осколки гранита и острые камни. Последнее из строений скрылось за моей спиной, но я всё продолжал бежать. Когда впереди, наконец, показались очертания бесконечной пустыни, я рванул вперёд в отчаянной попытке выбраться из этого кошмара.
Только лишь ступив на песок, я вдруг споткнулся и на большой скорости рухнул наземь, ощутив при этом резкую боль в коленях. Во время попытки подняться, моя рука упёрлась во что-то твёрдое. Став медленно разгребать песок, я неожиданно для самого себя вскрикнул, отпрянув назад. Под его тонким слоем скрывались белые, будто бы аккуратно сложенные незримой рукой кости. Я тут же понял, что то, что изначально было принято мной за пустыню было колоссальным захоронением. Тысячи, может быть даже сотни тысяч костей были покрыты тонким слоем жёлтой блестящей пыли, ложно принятой мной за песок. Но, что самое ужасное, их положение не было хаотичным. Они образовывали какие-то странные, причудливые узоры. Кости были аккуратно выложены в некое подобие фрактальных изображений, беспорядочно расширявшихся и сходившихся в самих себя. Как заворожённый я стал всматриваться в них, как вдруг почувствовал движение чего-то большого за своей спиной. Когда я обернулся, то не увидел ничего, кроме видневшихся вдалеке крон деревьев, однако тут же ощутил жгучую боль, заставившую меня проснуться в холодном поту.
С тех самых пор всё пошло наперекосяк.
Пользовавшиеся до этого небывалой популярностью картины стали получаться блеклыми и по меньшей мере вторичными. Денег становилось всё меньше, а долги, в отсутствие постоянной работы, только продолжали расти. Но ни это беспокоило меня больше всего. Каждый раз, погружаясь в сон, я снова оказывался в этом саду, только на этот раз не мог пошевелить ни одним мускулом своего тела. Я чувствовал, как нечто большое сжимало меня в своих объятьях. Оно шептало странные слова на языке, что я не понимал, пело песни, мелодий которых я никогда не слышал. Его голос, раздававшийся словно бы отовсюду, сводил с ума. Самое ужасное, что я никак не мог проснуться - мне приходилось часами терпеть эти пытки, пока я, окончательно не лишавшись сил, терял сознание, просыпаясь в своей кровати в ещё более уставшем состоянии, чем был до погружения в сон.
Сейчас я не сплю вот уже третьи сутки. То нечто, терзавшее мой разум каждую ночь, окончательно сломало меня. С каждым разом я всё больше теряюсь, не понимая, что есть сон, а что явь. Буквально вчера я понял, что больше не ощущаю боли - она пропала вместе с чувством холода, голода и даже потребности в дыхании. Но во сне, в том самом саду эти чувства наоборот обострились. Каждым сантиметром своего тела я ощущал, как существо обвивало меня холодными, склизкими кольцами, а я не мог даже пошевельнуться.
В последнее время, в отсутствие нормального сна, я всё чаще стал размышлять над тем, с чем же именно мне пришлось столкнуться в своих снах и пришёл к неутешительным выводам, от озвучивания которых я решил воздержаться, ибо это могло бы привести к тому, что кто-нибудь из моих читателей в своём безрассудстве решил бы повторить эксперимент, обрекая себя, и даже, возможно, всё человечество на верную гибель. Как бы то ни было, я чувствую, что мне осталось не долго. Это нечто всё сильнее просачивается в мой разум - уже и наяву я слышу его странные песни и тихий, ужасающий шёпот. Рядом со мной лежит заряженный ремингтон, который я готов применить в любой момент. Дописывая эти строки, я чувствую, как начинаю засыпать. Веки медленно смыкаются и лишь большим усилием воли я продолжаю оставаться в сознании, чтобы запечатлеть свою историю на страницах дневника. Мне ужасно страшно, но выбор уже сделан. Я не дам этой твари проникнуть в наш мир.
