Чем глубже я углублялся в этот подземный проход, тем сильнее он меня настораживал. На стенах начали появляться тонкие, едва заметные линии, светящиеся мягким синим. Они пульсировали, словно живые, медленно наполняясь светом и снова тускнея. Это дыхание подземелья было чужим и неестественным, а главное - оно жило в собственном ритме, не совпадающем ни с моим дыханием, ни с ударами сердца. Вдобавок к этому каждые несколько метров температура вокруг резко менялась. То меня обдавало сырой стужей, такой, что дыхание превращалось в пар и пальцы начинали неметь, то внезапно накатывал жар, будто я оказался слишком близко к мощной печи или к открытой топке. Эти перепады были слишком точными, словно их кто-то рассчитал и установил здесь намеренно.

Я свернул за очередной угол и замер. Впереди открылся грот - широкий, высокий, с неровными сводами, которые светились тем же синим, что и линии на стенах, но гораздо ярче, почти ослепительно. Свет, казалось, исходил не только от стен, но и от самого воздуха. Там же, в центре грота, словно висела едва заметная, прозрачная пелена. Она искажала картинку, как нагретый воздух над асфальтом, и придавала всему происходящему странную зыбкость. Я медленно двинулся вперёд, сжимая ружьё так, что побелели костяшки пальцев.

Стоило переступить невидимую границу, как мир вокруг изменился. Время будто провалилось в вязкую патоку. Каждый мой шаг растянулся до невозможности. Капля, сорвавшаяся со свода, зависла в воздухе, и я видел, как свет преломляется в её микроскопических пузырьках. Звуки исчезли, остался лишь глухой, едва ощутимый гул внутри головы. А затем, внезапно, меня пронзила резкая, нестерпимая боль. Она была такой чистой, такой бескомпромиссной, что я не смог даже вдохнуть.

Когда время вернулось в норму, я увидел, что с моим телом сделали эти несколько мгновений. Из ног торчали белые, разлохмаченные края костей, кожа и мышцы были разорваны, будто кто-то с силой вывернул их изнутри. Руки оказались повернуты в противоположную сторону, суставы неестественно выпирали, а связки, казалось, вот-вот окончательно порвутся. Кровь струйкой стекала по запястьям, капала на землю и тут же впитывалась в сухую, потрескавшуюся глину.

Я хотел закричать, но из горла вырвался только хрип. Перед глазами, прямо в пустоте, будто проявляясь из воздуха, всплыло системное уведомление:

[ЧЕКПОИНТ 3 ДОСТИГНУТ!]

Я ударился о каменный пол с глухим, почти влажным звуком - дыхание тут же перехватило, а из груди вырвался сдавленный, истерзанный крик. Боль пришла мгновенно, хлынула тяжелой волной, перекрывая зрение и слух, так что я едва соображал, где нахожусь и что со мной происходит. Всё тело словно превратилось в один сплошной, изломанный нерв, каждый сантиметр которого кто-то прижимал раскалёнными щипцами. Я даже не заметил, как мелькнуло уведомление о срабатывании третьего чекпоинта. В тот момент это было так же неважно, как погода на Луне.

Я пытался дышать - воздух входил рывками, с хрипом, словно лёгкие забились осколками стекла. Где-то позади раздался приглушённый звук шагов. Тяжёлые, размеренные, будто их обладатель не спешил и заранее знал, что я никуда не денусь. На стене передо мной качнулась тень - длинная, неестественная, с вытянутыми и как будто раздвоенными очертаниями. Я даже не успел поднять голову, как что-то массивное и жесткое врезалось в висок, погружая меня в тёплую, удушливую тьму.

[ПОПЫТКА 106: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Я снова был здесь. В том же проклятом гроте, с той же невозможной болью, будто меня перемололи и сложили обратно, но криво, не туда и не так. Ноги торчали под неправильным углом, внизу из разодранной кожи виднелись белые обломки костей. Руки были вывернуты так, что кисти смотрели в обратную сторону. Сознание било тревогу, требовало выть, плеваться, биться, лишь бы избавиться от этого ощущения, но избавиться было невозможно.

- Какого хера?! Чекпоинт?! Здесь?! - мой голос сорвался на крик, каждое слово отдавалось в ребрах тупой пульсацией.

Из темноты послышался негромкий, но чёткий свист - весёлый, даже легкомысленный, будто кто-то шёл на прогулке в тёплый летний вечер. Звук приближался, шаги становились громче, и я, преодолевая омерзительную тяжесть в голове, поднял взгляд. Из полумрака вынырнула фигура. Длинный плащ, чёрный, как мокрый асфальт после дождя, и маска грустного клоуна.

- Ублюдок! - прохрипел я, рванув плечами, хотя это движение тут же отозвалось вспышкой боли.

Он склонил голову, словно рассматривая меня под новым углом, а затем сказал коротко и с какой-то странной, почти усталой интонацией:

- Десятка… хватит.

Удар по голове пришёл мгновенно. Всё снова провалилось.

[ПОПЫТКА 107: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

- Нет! Нет! Нет! - я закричал, едва успев почувствовать, как кости снова трещат под давлением невидимой силы. - Почему здесь?! Почему именно здесь?!

Но ответом был тот же свист, тот же размеренный шаг, тот же силуэт, приближающийся, как часовой механизм, который нельзя остановить. Я успел выдохнуть только одно «Как?!» - и очередной удар погрузил меня в черноту.

[ПОПЫТКА 110: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

[ПОПЫТКА 115: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

В этот раз он не стал поднимать руку. Просто сел рядом, словно мы были давними приятелями, случайно встретившимися на старом месте.

- Как тебе тут? Нравится? - спросил он, почти без эмоций, но с едва заметной интонацией насмешки. - Мне вот очень. Тут так весело.

- Кто ты?! Почему я здесь?! - слова срывались в крик, голос дрожал не только от боли, но и от бессильной ярости.

Он медленно наклонился, поднял лежащее рядом ружьё и осмотрел его с какой-то ленивой заинтересованностью.

- Ух ты… Какая милая игрушка, - протянул он, и кончик ствола легко качнулся в мою сторону. - Пять патронов… Думаю, ещё пять попыток тебе не повредят.

Выстрел разорвал воздух, и мир исчез.

И так - пять раз подряд.

[ПОПЫТКА 120: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Вспышка - и я снова здесь. Но перед глазами вдруг вместо тёмного грота - тёплое летнее утро, солнце льётся мягким золотом, щекочет глаза, трава по пояс, а воздух пахнет нагретой землёй и чем-то сладковатым, как будто рядом поле с клевером. Мне лет шесть, не больше, я только недавно перестал бояться двухколёсного велосипеда, и сегодня - первый раз катаюсь без взрослых. Колёса глухо шуршат по тропинке, ветер обдувает щеки, и в груди распирает ощущение свободы, которое невозможно объяснить словами. И всё бы ничего… пока прямо из-под травы не вырастает серый, неровный камень. Я не успеваю даже испугаться - переднее колесо ударяется, руль дёргается в сторону, и я лечу вперёд, выронив из рук всё, кроме паники. Падение получается тяжёлым, но я почти сразу встаю, отряхиваю коленки и бегу к велосипеду, решив, что это просто синяк. Но руку… я чувствую странно. Я тянусь поднять байк, а левая кисть не слушается, болтается, будто чужая. И тут до меня доходит, что что-то очень не так. Крик вырывается сам, визгливый и пронзительный, срывающий голос. Я сижу прямо на земле, поджав ноги, и кричу, пока сквозь горячий воздух не доносится тяжёлое, сбивчивое дыхание деда, который бежит ко мне издалека.

И это воспоминание жжёт мозг не меньше, чем сломанные кости здесь и сейчас. Почему? Почему именно сейчас?!

Взгляд тянет вниз, и я вижу, как тень от маски снова вытягивается на стене грота. Он подходит, так же медленно, так же уверенно, и, остановившись в паре шагов, произносит:

- Знаешь, с тобой всё же скучно. Умираешь от одного чиха.

Он будто смакует каждое слово, но уже в следующую секунду начинает говорить совсем о другом.

- А ведь петля… она же не так проста, как кажется, - в его голосе появляется что-то почти профессорское, занудное, но от этого ещё более жуткое. - Смерть возвращает тебя к чекпоинту, да. Но память… память ты сохраняешь. Каждый раз. Всё, что ты видел, всё, что чувствовал, остаётся в твоём мозге. И знаешь, что это значит?

Он присаживается на корточки, чуть наклоняя голову, так что пустые, чёрные прорези глаз маски оказываются почти на уровне моих глаз.

- Мозг - орган пластичный. Нейропластичность, Марк, - он говорит моё имя, как будто облизывает его. - Новые связи формируются постоянно, а старые - ломаются. При травме, при боли, при страхе. Достаточно повторять стимул снова и снова, и вся твоя личность начнёт меняться. Гиппокамп перепишет воспоминания, миндалина будет всегда готова бить тревогу, а префронтальная кора перестанет различать, где реальность, а где… ну, мои маленькие игры.

Он замолкает на секунду, а затем уже с каким-то звериным наслаждением произносит:

- Тут, конечно, убить тебя нельзя. Но можно… легко… окунуть в БЕЗУМИЕ!

Последнее слово он выкрикивает так, что у меня звенит в ушах, и начинает смеяться. Смех резкий, обжигающий, как железо, заброшенное в костёр. А потом всё снова - удар, тьма, боль.

[ПОПЫТКА 125: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

[ПОПЫТКА 129: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Я перестаю считать, сколько раз он убивает меня. В каждом цикле я возвращаюсь в ту же позу, с теми же переломанными руками и ногами, с тем же вывернутым криком, который уже почти не мой.

[ПОПЫТКА 142: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

И вдруг в голове, как капля в тёмной воде, всплывает ещё одно воспоминание. Я сижу на переднем сиденье дедовской «Волги», прижимая к себе сломанную руку, а за окном мелькают поля. Дед ведёт машину в город, чтобы там меня «привели в порядок». Я стону от боли, а он спокойно, не отрывая взгляда от дороги, говорит:

- Боль можно заглушить. Просто попробуй считать пылинки на приборной панели.

- Это же невозможно! - выдыхаю я сквозь слёзы.

- Да? - в его голосе мелькает улыбка. - Если правильно посчитаешь, после травмпункта куплю тебе огромный брикет мороженого.

Всю дорогу я смотрю на старый пластик панели, высчитывая тёмные точки, сбиваясь, начиная заново. Когда мы останавливаемся у больницы, я называю число, и дед, даже не глядя, кивает:

- Правильно.

А потом действительно покупает мороженое.

[ПОПЫТКА 158: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Сорок девять камушков…

[ПОПЫТКА 163: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Восемьдесят пять камушков…

[ПОПЫТКА 182: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Я считаю их каждую попытку. Каждый раз, когда он подходит. Каждый раз, когда ломает кости. Каждый раз, когда смеётся.

- Хватит уже играть! - голос, хлёсткий и раздражённый, раздался из глубины грота, отражаясь от влажных каменных стен, будто это сама пещера отчитывает непослушного ребёнка. - Ты и так потратил слишком много постоянной энергии. Я закончила, идём.

- Вечно ты всё портишь! - ответил второй голос, знакомый, хриплый, с едва заметной ухмылкой в каждом слове. - Дай хоть последний раз убью его!

- Я сказала, идём! - вторая реплика прозвучала холодно и безапелляционно, и после неё в гроте повисла тягучая тишина.

Фигура в плаще медленно поднялась, и, прежде чем уйти, наступила мне прямо на грудь, вдавив в каменный пол. Воздух мгновенно вырвался из лёгких, мир перед глазами затрясся и покрылся тёмными пятнами, а тело отозвалось надавленной болью во всех переломанных костях сразу. Я едва успел выдохнуть глухой стон, как тяжесть исчезла. Фигура скрылась в туннеле, оставив после себя лишь запах сырой ткани и металла.

Я попытался сфокусировать взгляд, но он уплывал, будто я смотрю сквозь мутное стекло, которое кто-то всё время шевелит. И тут из темноты вышла она. Девушка, в которой не было ни капли лишних движений. Её взгляд был прямым, холодным и при этом каким-то живым, но не сочувственным. Она села рядом, достала из кармана небольшой камень, сияющий красным мягким светом, и, держа его в ладони, сказала ровно и без намёка на жалость:

- У тебя ещё есть шанс. Нужно всего лишь добраться до него. Если не умрёшь, спасёшься. Но если не получится в этой попытке, камень исчезнет, и тогда петля для тебя… - она сделала короткую паузу, и я сам закончил эту фразу в голове.

Не дожидаясь ответа, она взмахнула рукой и бросила камень вперёд. Тот описал короткую дугу и упал примерно в десяти метрах от меня, зацепившись за неровность пола и отразив в стены красноватое свечение. Девушка поднялась и, не оглянувшись, ушла в глубину туннеля, её шаги затихли уже через несколько секунд, оставив меня одного с этим тускло мерцающим ориентиром.

Я уставился на него, и в голове начал складываться план. Не героический, не красивый, но единственный возможный. Десять метров в моём состоянии - это не дистанция для бега или даже для быстрого шага. Это маленькая бесконечность, которую можно преодолеть только медленно, сантиметр за сантиметром. План был прост: ползти. Разбить весь путь на крошечные участки, как когда-то дед заставил меня считать пылинки на приборной панели, чтобы отвлечь от боли. Тогда это сработало, и я надеялся, что сработает и сейчас.

Я перевёл дыхание и попробовал подтянуть к себе колени. Суставы и мышцы отозвались острой, рвущей болью, но я заставил их послушаться. Левой рукой я ухватился за острый выступ камня, подтянул корпус, повернув его так, чтобы не давить на особенно повреждённые участки. Каждое движение отдавалось во всём теле, будто кости внутри скребли друг о друга, но я гнал эту мысль прочь и сосредоточился на том, что видел перед собой. Локоть - вперёд, ладонь - зацепиться, плечо - подтянуть, таз - выровнять, снова вдох, снова движение.

Я перестал смотреть на камень, потому что понимал - если зафиксирую взгляд, начну чувствовать, как он будто бы не приближается, и это убьёт ритм. Вместо этого я концентрировался на земле под собой: трещина в камне, за которую можно зацепить пальцы; небольшой корень, торчащий из-под пола и служащий упором; острый камешек, об который сдиралась кожа, но который позволял зацепиться и потянуться вперёд.

С каждым толчком боль усиливалась, и я начал считать. Один… два… три… Это были не просто цифры, а камушки на дедовой приборной панели. Когда-то этот счёт отвёл меня от паники и позволил дождаться помощи, и я цеплялся за это воспоминание так же, как за камни под руками.

Оставалось уже меньше трёх метров, и я чувствовал, как тело начинает сдавать, а мышцы гудят, требуя остановиться. Но я снова вспомнил мороженое, которое дед купил мне тогда, и этот простой, почти детский образ вытеснил желание бросить всё. Последний метр был как сквозь вязкий слой боли, каждая секунда тянулась вечностью.

Я полз, пока пальцы не нащупали гладкую поверхность камня, тёплую и чуть пульсирующую, словно в ней билось сердце. Едва я коснулся его, что-то странное, чужое, но не враждебное, пробралось в глубину сознания, не словами, а ощущением, обрывком первобытного приказа. Оно не звучало, но я слышал его так ясно, будто кто-то прошептал прямо в ухо: Грызи.

Я замер, ошарашенный нелепостью этой мысли, но приказ повторился, уже резче, словно изнутри. Боль била по нервам так, что я готов был ухватиться за любую возможность избавиться от неё, и потому, не раздумывая, я схватил камень зубами. Я ожидал твёрдого минерала, хрустящего под эмалью, но вместо этого ощутил под зубами мягкую, податливую, почти живую ткань. Она уступала давлению, как перезрелый фрукт, и с каждым движением челюстей выделяла тёплую, чуть металлическую на вкус жидкость.

Я жевал, не думая, просто подчиняясь этому дикому импульсу, и внезапно понял, что боль уходит. Сначала она словно отступила на шаг, стала глухой и далёкой, а потом начала таять, растворяться в теле, оставляя после себя лёгкость и тепло. Дыхание выровнялось, пульс перестал грохотать в висках, а холодный пот высох на коже. Казалось, будто кто-то нажал невидимую кнопку и выключил мучения одним движением.

Глаза сами собой закрылись, веки стали тяжелыми, а мир начал медленно уплывать куда-то в сторону. Последнее, что я ощутил, — мягкое послевкусие камня во рту, как у странного, сладковато-металлического блюда, и нарастающая, вязкая темнота, тянущая меня вниз.

Когда я открыл глаза, вокруг был всё тот же грот, та же серая каменная поверхность под ладонями, тот же рассеянный свет от стен, но тело… оно было целым. Руки двигались свободно, ноги слушались, и ни одно движение не отзывалось той рвущей болью, что мучила меня все эти бесконечные попытки. Я дотронулся до лица, провёл ладонями по груди, по ногам — всё на месте, ничего не вывернуто, ничего не сломано.

Старик прослезился. Через десять минут Вика сидела в святая святых, а он приносил ей папки, шепча: «Вы — первая, кто оценил мой труд!» Выходя из библиотеки, Вика сделала вывод, что это было слишком просто. Эмоции стариков — дешёвая валюта.

Следующим был охранник у входа в клуб, где должен был состояться вечер. Вика выбрала молодого, подтянутого охранника в форме. Цель была пройти без приглашения. Она ввела данные в приложение и получила ответ: Мужчина, двадцать пять — тридцать лет. Архетип: «Солдат». Уязвимость: Скука, желание почувствовать значимость, интерес к «тайнам». Стратегия: Создать ощущение секретной миссии и грубая лесть.

Вика резко приблизилась, понизив голос:

— Товарищ лейтенант?

Охранник вздрогнул. Никакого звания у него не было.

— Извините за конспирацию. Я Виктория Волынская. Аркадий Петрович просил меня прибыть незаметно. Есть информация об угрозе его племяннику… — Взгляд Вики скользнул на воображаемую «рацию». — Вы единственный, кто выглядит достаточно умным для такой задачи. Проводите меня к лифту для VIP-персон.

Охранник кивнул. Бледнея, он провёл её через черный ход. Вика шла по коридору и думала: «Работает, однако! Видимо, иногда грубая лесть и напор — это лучшее оружие!»

Наконец, Вике предстояло реализовать так тщательно подготовленный план. Вечер. Блеск люстр. Гул голосов. Волынский стоял у стены, наблюдая за толпой с усталой отстранённостью. Вика подошла в момент, когда он обсуждал с седым партнёром проблему с таможенным складом. Она вставила свою реплику — идеально, как по сценарию. Его глаза, холодные и оценивающие, впервые за вечер оживились:

— Откуда вам известны детали маршрутизации начала нулевых, девушка?

— Виктория Волынская. Моя дипломная работа была о кризисных решениях в логистике. Ваши кейсы эталон для меня. — Она скромно опустила глаза, дав ему рассмотреть профиль — специально схожий с покойной женой.

Всё сработало. Он попросил её контакт.

Далее Вика действовала сама, но с точностью алгоритма. Раз в семь дней она писала ему письма. Они были сухие, с умными вопросами о бизнесе, с ненавязчивой личной нотой: «Ваше решение по складу напомнило мне, как дед говорил: „Надёжность дороже прибыли“. Он, как и вы, верил в людей, а не в схемы». Выдуманный дед-логист, естественно, был частью легенды. Встречи между ними были исключительно деловые — у кафе и у его офиса. Она говорила двадцать процентов времени, а слушала восемьдесят, часто поддакивала и кивала. Её «грусть» и «одиночество» висели в воздухе, но никогда не озвучивались. Удар по уязвимости был нанесён на четвертой встрече, когда он пожаловался на боли в сердце. Вика молча положила рядом с его чашкой брошюру о лучшем кардиологе Москвы, которую любезно подготовило приложение. Её глаза говорили: «Я волнуюсь. Вы нужны». Он взял брошюру, и его рука дрогнула.

Через три месяца Волынский пригласил её в свой кабинет. Вика знала, что это момент «Х».

— Виктория! Вы умны не по годам и одиноки, как и я. — Он смотрел в окно. — Мне нужен человек, которому я могу доверить часть наследия. Не племянник кутила, а кто-то с душой и умом.

Вика не бросилась к нему. Она встала, подошла к полке с моделями кораблей, которые были его страстью, и взяла один:

— Этот фрегат… Он же должен плыть, Аркадий Петрович. Даже если капитан устал. Мне не нужно наследство. Я ищу тихую гавань, чтобы учиться и помогать вашему делу. Но в Москве… — Она сделала паузу, поставив корабль. — Аренда съедает все. Иногда думаю, может, мне вернуться в провинцию…

Он резко обернулся. Его взгляд был влажным:

— Глупости! Какая аренда?! У меня есть квартира в центре. Она пустует с тех пор, как Лина… — Он махнул рукой. — Переезжайте. Считайте это… инвестицией в будущее нашего общего дела. Вот ключи. — Он бросил их на стол. — Адрес и код домофона пришлю на телефон. Оформлять ничего не будем — бумаги только портят людей. Доверие — вот что важно.

Квартира была огромной, холодной и пахнущей пылью. Сталинский ампир, паркет, хрустальные люстры. Вика прошла по пустым залам. Её шаги гулко отдавались эхом. Она подошла к окну. Внизу кипела городская жизнь. В кармане лежали ключи и телефон. Манипулятор молчал. Это была победа, безусловно. Только она уже понимала, что ей нужна её собственная квартира, а форсировать события по стратегии приложения было ещё рано!

Читать книгу "Манипулятор" полностью >>

(Спасибо большое за лайки и комментарии, которые помогают продвигать книгу!)

Она стояла на краю моста, напротив меня, чуть пригнувшись, опираясь на передние лапы, выгибая позвоночник так, что ряды позвонков бугрились под тонкой, полупрозрачной кожей, словно зубья ржавой пилы. Мозг наружу - не метафора, а живая, пульсирующая реальность: серое, с красноватыми прожилками, оно подрагивало при каждом вдохе, а по влажной поверхности перекатывались капли чего-то маслянистого. Губ, как таковых, не было, и обнажённые челюсти тянулись в оскал, а между зубами, тонкими и изогнутыми, как ржавые гвозди, медленно перетекала вязкая слюна, капая на асфальт. Она провела языком по зубам - длинным, мясистым, гибким, как плеть, - и чуть покачала головой, будто решая, с какой стороны удобнее будет меня разорвать.

Я понимал, что в этот момент любая попытка бежать даст ей преимущество: скорость у таких созданий бешеная, а на открытой поверхности моста спрятаться негде. Один на один, без фланговых атак - уже подарок судьбы, учитывая, что секунду назад на моих плечах было сразу три таких ублюдка.

Я шагнул вперёд, перехватил молоток покрепче, чувствуя, как руки немного дрожат, и активировал «Адреналиновый рывок». Всё внутри словно щёлкнуло, и в тот же миг мир вокруг стал чуть медленнее - как будто кто-то незаметно приглушил реальность, оставив мне больше времени на движение. Я рванул к ней, целясь в голову, готовый вложить в удар всю силу, на которую сейчас было способно моё тело. Но тварь, как будто играя со мной, дёрнулась вбок, и прежде чем я успел изменить траекторию, из её пасти метнулся язык - влажный, с шершавой поверхностью, он обвил мою руку так крепко, что суставы и кости захотели пойти куда подальше, и с такой силой дёрнул, что я отлетел в сторону, не в силах удержаться на ногах.

Удар пришёлся в бок припаркованного внедорожника. Металл отозвался глухим, вибрирующим звуком, и я почувствовал, как в висках взорвался белый свет от резкой боли. Голова откинулась назад, и на секунду всё перед глазами поплыло. Молоток выскользнул из ладони и отлетел куда-то в сторону, описав ленивую дугу, прежде чем с исчезнуть в воде внизу. Я остался лежать, прижимая локоть к груди, и лишь рефлекторно поднял глаза - она шла на меня медленно, размеренно, без лишних рывков, будто смакуя каждое моё беспомощное движение. В её походке не было спешки, и именно это вызывало куда больший холод в позвоночнике, чем если бы она бросилась в атаку.

Я едва успел отдышаться, как взгляд сам собой провёл тщательную инспекцию ближайшего окружения - человек за рулём внедорожника уже не дышал: голова свисала, шея выгнулась под нелепым углом, губы посинели, а одежда в районе груди была пропитана кровью, высохшая плёнка которой блестела на солнце грязно-бордовыми пятнами. Рядом, на пассажирском сиденье, лежало охотничье ружьё, его длинный ствол казался светящимся от надежды, патронташ плотно прижат к коже приклада, и этот предмет, в отличие от всего остального вокруг, выглядел почти сакрально - инструмент, способный одним выстрелом превратить эту неправдоподобную игру в прозаическую стрельбу, а не в демонстрацию силы чьей-то уродливой биохимии.

Мысль о том, что если я доберусь до ружья, у меня вдруг появится шанс, выстроилась в голове мгновенно и абсолютно рационально: дробь пробьёт мозг, дробовик в упор даст то, чего у меня нет в ближнем бою - мгновенного завершения, а не затяжного мучительного домогательства языка-хлыста. Но затем включился хладнокровный расчёт - до двери внедорожника было метра пятнадцать, до ружья от двери ещё шаг, моя скорость - средняя, моя выносливость - подорвана прыжком, а у твари скорость реакции и дистанция выброса языка в разы превосходили всё, что я мог противопоставить простым бегом. Тот факт, что её главный инструмент был не зубы, а этот липкий, мускулистый шнур, который мог схватить и отбросить тебя, как тряпку, означал: бежать прямо - значит попасть в пасть до того, как успеешь выстрелить, значит, нужна хитрость, а не скорость.

Проанализировал её поведение на ходу - язык выстреливал по движущейся цели, хватал и резким рывком отбрасывал прочь, ей было важно не столько кусать, сколько удерживать и сминать, а значит, если подставить в поле её атаки цель, способную удержать, смотать или намотать язык, можно превратить его в её же петлю. План родился за доли секунды: не пытаться переиграть её в игру под название «реакция», а перевести её внимание на другой объект, заставив язык схватить и намотаться на вращающийся механизм.

Простота плана делала его хрупким и одновременно рабочим - одно неверное движение, один шаг по не тому вектору, и ПОПЫТКА, МАТЬ ЕЕ, НОМЕР КАКОЙ-ТО АКТИВИРОВАНА, но вариантов не было, и, сжав зубы, я прижался к днищу кузова, почувствовав холод металла под ладонями, и закатился под машину.

Как только я выскользнул из-под машины и бросился к строительным лесам, тварь с ревом обрушилась сверху, её лапы с грохотом врезались в крышу внедорожника, металл расплющился, скрипнул и разошёлся волной, словно тонкая жесть под давлением чудовищных когтей, но я уже не думал о крыше - я бежал к Камазу, где мерно вращалась бетономешалка, и в эти секунды каждая мысль моя была предельно прагматична: нужна труба, нужна приманка, нужна точность, и я схватил две длинные, тёмные металлические трубы, лежавшие рядом.

Первую бросил исключительно в подтверждение своей гипотезы… Язык твари выстрелил, как чёрная плеть, поймал трубу и с бешеной силой отшвырнул её в сторону.

- Отлично! Хоть у тебя мозг и больше моего, но пользоваться ты им явно не умеешь… Ну что, песик, поиграем?! - вырвалась сама собой, потому что в её реакции я увидел закономерность, а закономерность дала мне преимущество: язык действовал по шаблону, и если вовлечь его в динамику вращающегося барабана, то сила там не моя - там сила машины, которая способна намотать, удержать и разорвать. ФИЗИКА! Не думал, что она мне понадобится для убийства мутантов… но… ЛАДНО!

Кровь в венах забурлила от предельной концентрации, Я сорвался с места, сжимая трубу так, будто от её веса зависела моя жизнь - что, впрочем, было не так уж далеко от правды, - и, активировав «Адреналиновый рывок», почувствовал, как сердце бьётся в два раза быстрее, мышцы заливает жидким огнём, а мир вокруг растягивается, словно кто-то чуть ослабил плёнку на старой киноплёнке.

Камаз с мерно вращающейся цистерной стоял всего в десятке шагов, но каждое движение давалось с той предельной внимательностью, когда мозг выстраивает траектории, просчитывает углы и ожидает момент - именно тот, в который можно выдернуть победу из пасти смерти. Тварь, издавая низкий, вибрирующий изнутри рёв, бросилась следом, её когти рвали асфальт, оставляя глубокие царапины, язык то и дело слегка высовывался, предвосхищая удар.

Вскинул руку с трубой, имитируя бросок, и, затаив дыхание, начал отсчёт: «Три… два… один!» - и в тот же миг резко отскочил в сторону, позволив инстинкту твари сработать в полную силу. Язык, с шлепком пробив воздух, метнулся вперёд и врезался в стенку вращающейся цистерны, мгновенно прилипнув, а затем начал безжалостно наматываться на металл, утягивая тварь ближе. Та взревела, упёрлась лапами, дёрнулась назад, но силы машины были несопоставимы: барабан тянул, скручивал, рвал, и я видел, как мышцы на шее твари вздуваются от напряжения, а белые глаза становятся ещё шире от ярости и боли.

Я не стал тратить ни секунды на созерцание этого прекрасного момента - разворачиваясь на бегу, помчался к внедорожнику, сдёрнул с пассажирского сиденья охотничье ружьё, проверил патрон в стволе и, ощущая каждую жилку на прикладе, вернулся к Камазу. Тварь уже лежала на боку, язык был вырван и болтался в нескольких метрах, оставляя на земле жирные кровавые полосы, дыхание её превратилось в хриплый, рваный вой, но даже так она попыталась совершить последний прыжок. Всё это выглядело как в замедленной съемке: разорванная пасть, брызги слюны, когти, нацеленные мне в грудь - и тут же грохот выстрела, дробь, вонзившаяся прямо в мозг, отбросила её назад, а голова, словно марионеточная, бессильно мотнулась в сторону.

[ПРОТИВНИКИ УСТРАНЕНЫ: 39]
[Бонус к физической силе: +1.5%]
[Бонус к выносливости: +1%]
[Бонус к скорости реакции: +1.5%]
[Бонус к когнитивным способностям: +0.8%]

- Если бы не «Рефлексы Хищника» и «Крепкие кости»… - выдохнул я, позволяя ружью опуститься на асфальт, а коленям - чуть подогнуться, и пнул мёртвую тушу в бок. - …давно бы уже вернулся в начало… ДА, ублюдина!

Я проверил патроны так, словно этот простой жест мог прибавить мне сил или уверенности: пять штук. Не шесть, не восемь, а ровно пять, и в этих цифрах было всё - и мой запас шансов, и то, как быстро они могут закончиться, если я сделаю хоть одну ошибку. Камень в кармане пульсировал ровным, но нарастающим светом, вибрация от него отдавалась в костях запястья, а с каждым шагом казалось, что он всё настойчивее требует, чтобы я шёл именно в одном направлении. Мост впереди выглядел так, будто его строили сразу после конца света: ржавые остовы машин намертво застряли в пробке, асфальт был вспучен, куски бетона осыпались в воду, перила в некоторых местах и вовсе отсутствовали. Было ясно - на машине туда не прорвёшься. Пешком - единственный вариант.

- Ну, как говорится, с ружьём не так страшно… - пробормотал я, поднимая оружие чуть выше, словно это могло оттолкнуть от меня невидимые угрозы.

Шёл медленно, осторожно переставляя ноги и внимательно всматриваясь в каждую тень: плитка под ногами местами шаталась, где-то зияли трещины, а ветер, гуляющий по мосту, свистел в обломках арматуры так, что казалось, будто мост сам стонет под весом моих шагов. Камень же начал нагреваться. Сначала это был лёгкий жар, как от кружки с чаем, но через пару десятков метров он уже начал прожигать ткань кармана, а ещё чуть дальше - кожу. Я крепче сжал приклад, но ускориться не решался: спешка на таком мосту могла обернуться полётом вниз, а падать в эти мутные, тёмные воды мне не хотелось.

Стоило ступить на последний пролёт, как всё резко пошло наперекосяк. Камень стал таким горячим, что терпеть уже было невозможно. Я выхватил его из кармана, но обжёгся так, что рефлекторно выругался и швырнул его на асфальт. Он ударился, отскочил, как мяч, подскочил ещё раз, и тут раздался резкий хлопок, за которым последовал ослепительная вспышка. Свет ударил в глаза так, что всё вокруг на секунду исчезло в белизне, а в ушах будто кто-то разом выкрутил громкость до предела.

Я пошатнулся, еле удержав равновесие, и пару секунд просто стоял, пытаясь понять, что случилось. Мир постепенно вернулся, сначала приглушённый и мутный, потом всё яснее. На месте камня осталась лишь крошка тёмного стекла, дымящаяся в трещинках асфальта.

- Это ещё что за мексиканская пиротехника?! - выдохнул я, глядя на то, что ещё мгновение назад было моей единственной нитью к Лене.

Осознание накрыло тяжёлой волной: всё, что могло привести меня к ней, исчезло прямо у меня на глазах, превратившись в пепел и запах гари. Теперь я, как ёжик в тумане… Без ориентира, без плана, с пятью патронами и только собственной злостью, которая, впрочем, пока что держала меня на ногах лучше, чем любая другая мотивация.

Я прислушался, почти задержав дыхание, и впервые за последние… да кто его знает, сколько уже попыток, - не услышал этого тягучего и мерзкого гула, который всегда означал одно: всё, времени больше нет, сейчас что-то придёт за тобой. Тишина была странной, непривычной, даже давящей - словно город замер, выжидая, что я сделаю дальше. Это давало мне редкую роскошь - пару минут на то, чтобы собраться с мыслями, не отплясывая под музыку Системы.

Я опустился на край покорёженного от взрыва ограждения, ружьё лежало поперёк коленей, а взгляд сам собой уткнулся в серую рябь воды внизу. Камень… Почему он вдруг начал так бешено нагреваться? До этого он просто пульсировал, реагируя на направление, а потом - взрыв. Это было не похоже на случайность. Либо он достиг точки, в которой должен был сработать какой-то триггер, либо я сам, даже не понимая того, дотянулся до механизма, который был слишком сложен, чтобы угадать его правила.

Если первый вариант - значит, я был на верном пути, и то, что случилось, это часть плана, пусть и чёртовски криво спроектированного. Но если второй… Тогда всё, что я сейчас делаю, - это бег по замкнутому кругу, только с новыми декорациями и всё теми же финальными титрами в виде моей смерти.

Может, нужно просто продолжить идти туда, куда он вёл? Даже без него - направление примерно понятно. Но если камень взорвался, значит, та штука, что была в нём, уже сработала… и теперь мне придётся разбираться с последствиями, не имея ни малейшего понятия, что именно она сделала. Или… может, это была ловушка? Приманка, заманивающая меня в нужное Системе место.

Я потер виски и тихо выругался. Решений было два: идти вперёд, рискуя угодить в засаду, или искать другой способ, который, возможно, вообще не существует. А сидеть и ждать, пока за мной придут - худший из вариантов.

- Ладно… - пробормотал я, чувствуя, как уголки губ кривятся в кривой ухмылке, - доверюсь хрен знает какой технологии… и пойду, куда она меня вела.

Поднялся, перехватил ружьё так, чтобы приклад лег в плечо, а ствол смотрел вперёд, и медленно сделал несколько шагов. Ветер гнал по мосту обрывки бумаги и пепел, а где-то внизу, под металлическими пролётами, в воде всё еще плескались две твари. Я двигался туда, где недавно раскололся и взорвался камень - единственная зацепка, которая, как оказалось, решила уйти из моей жизни с грохотом.

И вот, когда я уже миновал обугленную полосу асфальта, по которому ещё тянулся едва заметный дымок, земля под ногами вдруг ощутимо дрогнула, словно в глубине что-то проснулось и потянулось навстречу. Я только успел перехватить ружьё покрепче и сделать короткий вдох, как глухой, вязкий треск пронзил тишину. Асфальт пошёл трещинами, проваливаясь внутрь, и в следующее мгновение опора под моими ногами исчезла.

- Да твою ж… - выдохнул я, но слова утонули в реве рушащегося покрытия.

Тело ушло вниз, в темноту, а холодный воздух обжёг кожу, когда я, сбитый с ног, начал падать, чувствуя, как ружьё выскальзывает из рук, а в груди растёт то самое мерзкое чувство - будто Система только что выдернула у меня коврик из-под ног и довольно ухмыляется где-то в стороне.

- ДА ИДИ ТЫ НААааааааааааа

Она резко ткнула грязным пальцем в экран. Вика инстинктивно прикрыла телефон грудью.

— Мам… Отстань. Я… думаю. — Тихо, сквозь зубы процедила Вика.

— Думаешь?! Ха! Какие там думы в твоей пустой башке?! Совсем мозги атрофировались! — взвизгнув и срывая голос, выкрикнула мама Люда. — Тыкаешь, как обезьяна! Думаешь, умная? Думаешь, мужика себе через коробку эту найдёшь? Ха! Кому ты нужна, задохлица вонючая?! Дура! Полная дура!

Она закашлялась и сплюнула мимо ведра в угол комнаты.

— Ты ж, как последняя дура, веришь, что этот ящик тебя спасёт? Он тебя в могилу сведёт! Быстрее водки!

Она сделала шаг, нависая над Викой. Бутылка в её руке опасно качнулась.

— Выбрось! Слышишь, выбрось эту дрянь! — сдавленно, с безумной ненавистью в глазах, крикнула мама Люда. — Совсем отупела! Живёшь в выдуманном мире! Настоящая жизнь — вот она!

Она широким жестом показала на грязную комнату и пустую бутылку.

— Голод, грязь! А ты? В телефоне своём копаешься! Дууууура! Кто только из тебя вырастет?

Очередное слово «дура» затронуло что-то глубоко в душе. Вика подняла глаза. В них не было страха. Была только усталая, ледяная ярость и… расчёт. Она видела перед собой не мать, а цель. Она уже знала, что следует делать.

Резко встав как пружина, она сказала уверенным голосом:

— Отойди. Я выйду.

Её голос был тихий, но звонкий. Он резал слух, как скальпель.

Люда, ошеломлённая резкостью и уверенностью в себе дочери, на миг потерялась.

— Куда?! К своим виртуальным ухажёрам?! Совсем что ли с ума сошла?

Вика проскользнула мимо неё, как тень, к выходу. Она не взяла куртку, а выбежала в тёмный, вонючий подъезд, хлопнув дверью и оставив за спиной пьяный вопль матери.

— Сдохнешь там со своей коробкой! Дуууууууурааа!

Слово «дура» эхом билось о грязные стены подъезда. Вика прислонилась к холодной штукатурке. В руке телефон все ещё светился тусклым синим светом. На экране горели рекомендации для новой цели. Она судорожно сглотнула комок горечи и злости, поднявшейся к горлу. Сомнения улетучились, нужно было действовать. Она создала новый, более респектабельный аккаунт в соцсети. Нашла стильное фото, но не кричащее. Подправила свою биографию и отправила сообщение Андрею, дословно следуя сценарию из приложения.

Ответ от Андрея пришёл быстрее, чем от Максима:

— Привет. Спасибо за откровенность. Знакомое чувство, да. Выгорание оно такое. Кажется, справляюсь только потому, что деваться некуда. Расскажи, что именно давит? В конце сообщения был смайлик с усталым лицом.

Она скопировала текст в приложение и получила ответ: «Уровень вовлеченности высокий, триггер великолепно сработал».

Вика разыграла душевный разговор «на равных», щедро используя рекомендованные фразы. Она изображала сильную, но уставшую бизнес леди, которая видит в Андрее редкого единомышленника. Через два дня он сам предложил встретиться за кофе в дорогой кофейне в ближайшем бизнес центре.

Встреча была спектаклем, где Вика играла главную роль по сценарию «Манипулятора». Она внимательно слушала, кивала и поддакивала. Её глаза излучали понимание и скрытое восхищение его борьбой. Она избегала прямых комплиментов его успехам, говоря: «Ты заслуживаешь всего этого, столько вкладываешь!», «Я вижу, как ты выкладываешься». Она заказала дорогой капучино и эклер, позволив ему их оплатить. Это был жест настоящего мужчины. Андрей расцвёл. Он говорил больше, чем она, жадно глотая иллюзию того, что его наконец видят и понимают.

Через неделю и две такие терапевтические встречи, которые оплачивал Андрей, Вика запустила финальный шаг. Она позвонила ему поздно вечером и сделала дрожащий голос по сценарию манипулятора:

— Андрей… Извини, что так поздно… Я не знаю, к кому обратиться… — Она описала блокировку карты и критичный тренинг за семь с половиной тысяч рублей. — Без него я… я просто не смогу выйти на нужные цифры, меня съедят… Ты единственный, кому я могу довериться… Поможешь?

Возникла пауза. Вика замерла, закрыла глаза и сжала телефон. Андрей был умнее Максима… и опытнее. Он мог заподозрить и всё понять, но ответ пришёл на удивление быстро.

— Боже, Вика… Конечно помогу! Не переживай так! Сейчас скину. Десять тысяч хватит? Давай реквизиты. Ни о чём не думай! Главное, чтобы ты успокоилась и прошла тренинг. Ты справишься! Я в тебя верю!

Пару минут спустя пришло СМС о зачислении десяти тысяч рублей. Это была победа. Нет, это был триумф. Вика опустила телефон. На этот раз не было даже намёка на омерзение. Был холодный, профессиональный анализ. Андрей оказался предсказуем, как и Максим, просто его кнопки были дороже и требовали более тонкой настройки. Она откинулась на спинку стула в своей убогой комнате. За окном лил дождь, барабаня по крыше. Мать храпела, обняв пустую бутылку, но Вика уже не слышала ни дождя, ни храпа. Она слышала только тиканье невидимых часов, отсчитывающих время до следующего шага. Игра продолжалась. Ставки росли. А совесть Вики, похоже, окончательно превратилась в ещё одну цифру на пути к VIP доступу.

Читать книгу "Манипулятор" полностью >>

(Спасибо большое за лайки и комментарии, которые помогают продвигать книгу!)

- Что она хотела сказать? Петля это… Чёрт! - слова вырвались сами, вместе с горькой злостью, от которой скулы свело. - Надо её найти! Сейчас!

Я бросился к машине, но пробежав всего пару десятков метров, резко остановился. Что-то, краем глаза, зацепило сознание. Чуть в стороне, там, где ещё недавно мы стояли с Леной, асфальт был исполосован алыми пятнами, уже подсохшими, но всё ещё насыщенно-бордовыми. Кровь. Её кровь. Вокруг - валялись гильзы, блестя тусклым, холодным металлом, а рядом, в пыли, виднелись отпечатки обуви и следы скольжения, как от упавшего тела.

- Нет… - я подошёл ближе, присел, глядя на это пятно, и внутри меня всё сжалось. - Это невозможно… Она умерла, петля перезапустилась… но почему? Почему здесь это осталось?!

Я стоял, уставившись в эту лужу, и пытался ухватить хоть какую-то логику. Петля всегда откатывала всё назад - события, предметы, даже сами трупы исчезали, будто их и не было. А теперь - вот оно, передо мной: доказательство, что та смерть… она не была «аннулирована». Это как если бы кто-то взял и вырезал кусок реальности из прошлого и вживил его в новый цикл. И тогда в голове начали всплывать обрывки - длинный чёрный плащ, маска клоуна с опущенными уголками губ, холодный блеск автоматного ствола, и сразу после - он. Гул. И туман, из которого вынырнула сущность, мгновенно оказавшись рядом, как будто кто-то направил её, приказал появиться именно в тот момент, чтобы завершить начатое.

Я попытался связать всё в одну цепочку. Если убийца и сущность действовали так слаженно, значит, это не совпадение. Может быть, ими кто-то управляет? Не просто Система, а… что-то или кто-то, стоящий выше, способный вмешиваться в петлю напрямую. Ведь по логике, Система - это механизм, пусть и со своими правилами, но если кто-то может оставлять «следы» между циклами, значит, он действует вне этих правил. Возможно, сущности - всего лишь инструменты. Вопрос в другом: чьи это руки держат поводок? Я перебирал варианты - может, это ошибка в самой Системе, сбой, что-то вроде глюка, но тогда следы крови исчезли бы в следующем откате. Нет, это слишком целенаправленно. Это выглядело как сообщение. Или предупреждение. Или угроза.

Я почувствовал, как внутри закипает смесь тревоги и злости. Всё это - игра, в которую меня втянули, и кто-то, чёрт побери, смотрит, как я бьюсь, и улыбается в своей маске, будь она реальной или нет. И ещё этот момент… Лена знала. Она собиралась сказать мне что-то важное о петле. Если эти двое - клоун и сущность - действуют вместе, возможно, их цель как раз и была в том, чтобы не дать ей договорить. Это уже не просто случайность. Это план.

Гул, накатывающий волной из ниоткуда, разорвал моё раздумье, как острый осколок режет натянутую ткань. Он был уже не просто звуком - давлением, вибрацией, низким и вязким, будто по асфальту катился невидимый валун, от которого содрогались невидимые пружины в груди. В голове щёлкнуло простое, почти рефлекторное решение - я не смогу сейчас разобраться во всех этих догадках, но могу попробовать найти Лену. И если есть хоть какой-то шанс, что она жива в этом цикле, нужно действовать сразу, пока всё вокруг снова не разверзлось в очередной хаос. Я рванул к машине, не оглядываясь на застывшую лужу крови - её образ всё равно прожигал мозг, будто я оставил за собой кусок собственной вины.

Двигатель завёлся с первого раза, сухо кашлянув, и я резко вдавил педаль в пол, чувствуя, как колёса срываются в короткий пробукс на щебне. Решение было простое и единственно возможное - ехать к её квартире, к тому самому месту, где мы впервые столкнулись, когда весь этот ад только начинался. Если в этом цикле она жива и Система ещё не стянула к ней очередную петлю, то, возможно, именно там я смогу её перехватить.

Поначалу всё шло привычно: пустые улицы, мёртвые витрины, разметка на дорогах, выцветшая до едва заметных призраков линий. Но спустя пару кварталов я неожиданно оказался в другом «слое» города. Здесь шли обычные люди - да, немного, но они были: кто-то нёс пакеты из магазина, кто-то вел ребёнка за руку, двое подростков переговаривались на углу, облокотившись на забор. Всё это выглядело… ненормально нормальным, будто кто-то взял кадры из семейного фильма и вставил его в этот изуродованный хронологией мир. Их лица были живыми, в движениях - никакой той напряжённости, к которой я привык у тех, кто выживает. И, что ещё более странно, никто не обращал на меня внимания, как будто моя машина была просто фоном их привычного дня.

Но стоило мне пересечь один-единственный перекрёсток, как город снова вымер. Ни одного человека. Ни следа того островка жизни. Магазины, что миг назад светились изнутри, теперь зияли пустотой, как выбитые глазницы. На дороге - мусор, шуршащий от порывов ветра. Фонари перекошены, их лампы разбиты, а в воздухе снова стояла та самая вязкая тишина, в которой любой звук казался чужеродным. Я невольно подумал, что этот город - как лоскутное одеяло, сшитое из разных кусков времени и состояний, и кто-то, не особенно заботясь о стыках, просто накинул его на реальность.

Когда я свернул на улицу, где был дом Лены, меня ударило чувство, будто я смотрю на старую, почерневшую фотографию. Детская площадка, где в прошлый раз смеялись дети, теперь выглядела так, будто её бросили десятки лет назад: качели повисли на ржавых цепях, сиденья расколоты, краска облезла, облупленные металлические балки торчали под разными углами, будто их пытались вырвать, но бросили. Карусель, некогда яркая, теперь была перекошена, и один из её секторов сломан, словно кто-то пытался выломать его тяжелым инструментом или зубами. Песочница представляла собой яму с гнилыми досками по краям, а песок давно превратился в серую пыль, на которой кое-где виднелись отпечатки - человеческие или нет, я не стал проверять.

Деревья, что росли вдоль тротуара, стояли сухими, без единого листа, их кора местами почернела, а ветви, вытянувшиеся к дому, напоминали скрюченную лапу, тянущуюся к окнам. Фасад самого дома почернел и местами покрылся рыхлой коркой, словно его обжигали медленным, затяжным пламенем, не убивающим, но калечащим. Из некоторых окон свисали остатки штор, выгоревших до цвета грязного холста, а другие зияли пустотой, как выбитые зубы в старом черепе. Подъездная дверь была распахнута, и одна петля, удерживающая её, хрипела на ветру, издавая мерзкий, рваный скрип.

Я остановил машину прямо у крыльца и, не тратя ни секунды, выскочил наружу. Воздух здесь был тяжелым, отдавал затхлостью и сыростью, как в старом подвале, куда годами никто не спускался. Каждое моё движение отдавалось гулким эхом от стен, и этот звук казался слишком громким в этой мёртвой тишине. Подъезд встретил меня полумраком, запахом плесени и прогнивших досок. Лампочка под потолком висела на перекрученном проводе и медленно раскачивалась, издавая еле слышный металлический скрип, но света не давала - стекло было залеплено чем-то тёмным изнутри.

Я начал подниматься по лестнице, каждый шаг отдавался в пустоте гулким ударом. Перила были липкими на ощупь, покрытыми тонким слоем пыли и какой-то маслянистой плёнки, оставлявшей следы на пальцах. Стены, когда-то крашеные в унылый беж, теперь облезли, и под отслоившейся краской проступал серый бетон с пятнами ржавых потёков. На пролётах валялся мусор - куски штукатурки, чьи-то ботинки без подошв, потрескавшиеся пластиковые бутылки. И всё это было мёртвым, застывшим, как будто здесь время не просто остановилось, а было вырезано из самого потока.

Наконец, я оказался перед дверью её квартиры. Она была приоткрыта, и замок болтался, словно его вырвали, а потом воткнули обратно, не заботясь о защёлке. Я сжал рукоять молотка так, что побелели пальцы, и толкнул дверь ногой, заходя внутрь.

Дверь в квартиру Лены была распахнута так, будто её открывали в панике, а потом забыли закрыть - петли натужно поскрипывали при каждом моём шаге внутрь, словно недовольный сторож, которому не по нраву гости. Молоток в руке казался слишком лёгким, почти игрушечным, на фоне того ощущения, что за каждым углом, за каждой дверью меня может ждать что угодно - от пустоты до новой пасти с кислотой. Я двинулся вперёд, осторожно, но быстро, скользя взглядом по комнатам. Гостиная выглядела так, словно по ней прошёлся ураган: диван разодран, подушки выпотрошены, обивка разодрана когтями или ножом; журнальный стол перевёрнут, а его стеклянная столешница лежала в осколках, блеск которых приглушал толстый слой пыли. Я зашёл в спальню - там царила та же картина. Кровать без матраса, шкаф распахнут, одежда валяется в хаотичных кучах, но среди всего этого хаоса не было ни единого предмета, который бы подсказал, что Лена всё ещё здесь. Ни следа её присутствия - только ощущение, что кто-то намеренно стёр все «личные» следы, оставив голые стены и разорванные вещи, как пустую декорацию.

Я вернулся в коридор, пройдя мимо ванной - внутри зеркало разбито, осколки в раковине и на полу, кран сорван, и тонкая струйка воды с мерзким звуком капает в тёмное пятно в углу. Запах сырости и чего-то прогорклого стоял здесь густо, липким слоем оседая на нёбе. Наконец я оказался на кухне. Здесь разруха была скромнее, но, возможно, только из-за того, что ломать было особо нечего: старый облупленный стол, пара стульев, раковина, в которой застыли комки чего-то неразборчивого, и холодильник, покрытый вмятинами и старыми наклейками. Я сел за стол, положил молоток рядом и обхватил голову руками. Мысли ворочались тяжело, словно их приходилось вытаскивать из вязкой тины: где её искать, если даже здесь, в месте, которое по логике петли должно быть точкой отсчёта для её текущего цикла, нет ничего? Если всё стерто - значит ли это, что её здесь уже нет? Или наоборот, что Система пытается скрыть от меня путь?

Я ловил себя на том, что злость и бессилие начали перекрывать логику. Пальцы сжались в кулаки сами собой. И прежде, чем я успел остановиться, кулак со всего размаха врезался в дверцу холодильника. Металл прогнулся с глухим звуком, и дверца, чуть дрогнув, медленно открылась. Холодного воздуха оттуда не было - компрессор, похоже, уже давно умер. Зато внутри, среди пустых полок, стояла аккуратно упакованная коробка, обёрнутая в яркую подарочную бумагу, перевязанная золотистой лентой. Она выглядела настолько чужеродно в этом месте, что мозг сначала просто отказался её воспринимать - как если бы на месте разбитого окна вдруг оказалась идеально чистая стеклянная витрина с тортом внутри.

Я потянулся к ней, чувствуя, как нарастает странное, тянущее изнутри предчувствие, смешанное с опаской. Пальцы коснулись ленты, и в этот момент мир разорвал оглушительный удар - такой, что пол под ногами пошёл рябью, а в уши врезался раскат, словно на кухне взорвался целый склад боеприпасов.

И в следующий миг я уже стоял на потрескавшемся асфальте автостоянки, в той самой точке, где недавно валялся мёртвый пёс.

[ПОПЫТКА 105: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 2]

Внутри меня что-то сорвалось, и я заорал так, что голос надорвался на втором слове, - в этом крике была и ярость, и отчаяние, и какое-то бессильное желание, чтобы кто-то, пусть даже сама эта проклятая Система, услышал и ответил. «Почему?! Почему я заслужил это?!» - слова вылетели сами собой, и я едва не швырнул молоток в стену соседнего здания. Казалось, ещё немного - и я начну рвать всё вокруг, просто чтобы хоть как-то выплеснуть эту накапливавшуюся злость, этот яд бессмысленного повторения.

Я с трудом перевёл дыхание, чувствуя, как сердце грохочет в груди, и вдруг заметил, что из внутреннего кармана куртки что-то выскользнуло. Небольшой камень - тот самый, что я подобрал после того, как завалил пса. Он ударился о землю, звонко щёлкнул и покатился к краю стоянки, а потом отскочил прямо в небольшое тёмное пятно на асфальте. Лужа. Та самая, которая была под телом Лены. Мой взгляд застыл на этой картине, и в следующую секунду камень начал светиться - сначала слабо, а затем всё ярче, при этом лёгкая, но ощутимая вибрация пробежала по моим пальцам, когда я поднял его. Свет чуть потускнел, когда я повернулся в сторону, но стоило снова направить камень на лужу, как он засиял сильнее.

Я провёл им в воздухе, и догадка оформилась чётко - это, похоже, что-то вроде примитивного, но надёжного навигатора. Он реагировал на… след. Возможно, на её кровь. Возможно, на что-то ещё, что я пока не понимал, но после этого касания он явно «привязался» к ней. И если уж Система оставила мне такую улику, я намерен был использовать её до конца. Потому что других вариантов у меня всё равно не было.

Я побежал к машине, уже чувствуя под пальцами холод металла дверной ручки, но взгляд сам собой дёрнулся вверх - что-то было на крыше торгового центра. Темная, изломанная тень, сперва похожая на клок сорванного брезента, шевельнулась и в следующую секунду, одним чудовищно мощным толчком, спрыгнула вниз. За ней - вторая, третья. Они приземлились мягко, пружинисто, как огромные кошки, и тут же распластались в жутких, почти паучьих позах, упершись длинными, сухожильными конечностями в асфальт.

Всё в их облике, от вздувшихся мышц до судорожно подёргивающихся языков, говорило, что они были созданы исключительно для одной задачи - догонять и рвать. Мозг у них торчал наружу, защищённый лишь тонкой полупрозрачной мембраной, через которую пульсировали толстые жилы, а рты были разодраны до ушей и утыканы неровными, но острыми, как бритва, зубами. Языки, блестящие от слизи, болтались в воздухе, почти касаясь асфальта, и время от времени дёргались, как змея перед броском.

Они двинулись ко мне синхронно, и я, судорожно сжав молоток, мгновенно понял: это не тот случай, когда можно выстоять в ближнем бою. Один молоток против трёх… да я бы даже не успел замахнуться. Поэтому я сделал единственное, что имело смысл: рванул в кабину, захлопнул дверь, провернул ключ в замке зажигания так, что тот едва не сломался, и вдавил педаль газа в пол.

Двигатель заорал, колёса взвизгнули, оставляя на асфальте черные полосы, и «Газель» сорвалась с места, прыгая на кочках. Я вывел её на дорогу, и тут камень в кармане начал вибрировать так сильно, что это ощущение пробивало сквозь слой ткани - словно он был живым и отчаянно рвался вперёд. Это было хорошим знаком: я ехал туда, куда нужно… если только доживу.

В зеркало заднего вида я увидел, что твари не просто не отстают - они сокращают дистанцию, перебирая лапами с неестественной скоростью, то и дело перепрыгивая через обломки машин. Одна из них, рывком, почти без усилия, взлетела на крышу. Металл жалобно заскрипел под её весом, а потом начался грохот - когти с визгом рвали обшивку, выдирая целые полосы. Машина вздрагивала, как от ударов кувалды. Я начал крутить руль из стороны в сторону, надеясь сбросить пассажирку, но эта тварь вцепилась намертво, прижимаясь к крыше брюхом, и только ускорила свои движения.

Вторая, не отставая, запрыгнула сбоку, и в следующую секунду правая дверь вырвалась из петель с таким звуком, будто кто-то разорвал толстую ткань. Из зияющего проёма на меня дохнуло смесью вони гнили и крови. Я среагировал чисто на рефлексах: руль вправо, до упора, и «Газель» всей боковой массой впечаталась в кузов стоявшего у обочины грузовика. Удар был такой силы, что я даже почувствовал, как тварь сминается между металлом, но - никакого уведомления.

- Да вы издеваетесь! - рявкнул я, не отрывая взгляда от дороги. - Что вы, бессмертные, что ли?!

Ответа не последовало, только резкий удар сзади - это третья, догнав, впилась когтями в задние колёса, и через мгновение послышался хлопок, потом ещё один. Машину повело, руль забился в руках, «Газель» начало бросать из стороны в сторону. Я всеми силами держал её на дороге, но понимал, что долго так не протяну.

И тут впереди показался мост. У меня остался один шанс, и он был таким же безумным, как и всё, что происходило в этой петле.

- Только бы дотянуть! - выкрикнул я, вдавив педаль газа до упора.

Стрелка спидометра дернулась к пределу, двигатель выл, как загнанный зверь. Я направил машину прямо в металлическое ограждение моста, чувствуя, как твари на крыше и сбоку перемещаются, будто предчувствуя удар.

В последний момент, за секунду до столкновения, я бросил руль, выдернул ремень и вылетел из кабины в сторону, чувствуя, как тело срывается в полёте. В тот же миг «Газель» пробила ограждение и, скрежеща металлом, полетела вниз, а за ней, вместе с лохмотьями крыши, сорвались две из трёх тварей.

Я приземлился на спину, скатившись к бетонной опоре, и, перекатившись на бок, увидел, как машина врезалась в воду с глухим, плотным всплеском, под которым, надеюсь, раздавило хотя бы кого-то из этих тварей. Но проверять было некогда - третья всё ещё была на свободе.