Имя молодого пилота Петра Полоза, в то время начальника химслужбы авиационной эскадрильи 70-го иап, встречается в воспоминаниях участников боев у реки Халхин-Гол. Этим полком командовал в то время майор В. Забалуев[70]. На рассвете 26 июня 1939 г. командир полка повел две эскадрильи И-16 к озеру Буин-Нур. В огромном клубке кружились в смертельной карусели 50 советских и 60 японских истребителей. В воздушном бою Забалуев поджег один И-97. На него сразу же навалилось несколько других. Сергей Грицевец[71], выручая командира, подбил одного из атакующих Бой заканчивался. Увлекшись погоней, советские летчики оказались над Маньчжурией, у города Ганьчжур. Грицевец в паре с Петром Полозом подбил еще одного и осмотрелся. Он не обнаружил в воздухе машину командира полка. Это его насторожило. Грицевец со своим ведомым Балашовым прошелся над дорогой, идущей из Обод-Сумэ на Ганьчжур, где обнаружил на земле И-16. Пролетев над истребителем, у хвостового оперения он увидел Вячеслава Забалуева. Рядом кружился самолет Полоза, а от Ганьчжура по дороге на полном аллюре скакал эскадрон баргутской конницы. Грицевец решил спасти командира и стал снижаться. Полоз и Балашов направили свои машины навстречу коннице и открыли по всадникам огонь. Эскадрон поспешил укрыться за городскими стенами.
Когда Грицевец посадил свой И-16 рядом с машиной командира, из Ганьчжура снова выскочили всадники. Пара наших самолетов вновь атаковала всадников, но на этот раз, несмотря на огонь, они неумолимо приближались к самолету. Наконец Забалуев с трудом втиснулся в пространство между бронеспинкой и бортом самолета, и Грицевец пошел на взлет. И-16 с ревом пронесся над вражеской конницей. У окраины Ганьчжура летчик вывел машину на курс к Халхин-Голу. К нему пристроились и два других самолета. Командир полка был спасен. За свой подвиг С. Грицевец первым в стране был удостоен звания дважды Героя Советского Союза.
Был представлен к награде и Петр Полоз. В представлении командир и военком полка написали:
«Отличный храбрый воздушный боец. Участвовал в 2 воздушных боях. 26.6.39 во время боя на территории противника сбил 1 японский самолет, после чего героически охранял с воздуха отважный поступок Героя Советского Союза тов. Грицевец при посадке на чужую территорию. В бою 26.739 самолет т. Полоза был зажжен. Полоз спасся на парашюте.
Ходатайствую о награждении орденом Ленина».
Дальнейшая карьера летчика, получившего у реки Халхин-Гол боевой опыт, высокую награду страны и досрочное воинское звание «старший лейтенант», как-то не сложилась. Одна из причин этого кроется в особенностях характера Полоза: он был очень невыдержанным и ревнивым человеком. Летчик к тому времени был женат, в семье рос сынишка. Супруги жили в летном городке недалеко от Улан-Удэ. Жена, последовавшая за супругом к месту его службы, работала в гарнизонной библиотеке. Как-то войдя туда, Петр увидел, что она слишком любезно, по его мнению, беседует с одним из летчиков. И этого было достаточно для бурной сцены.
К лету 1941 г. Петр Полоз все в том же звании служил в должности командира звена в 69-м иап под Одессой. Заместитель командира полка, «испанец» Лев Шестаков[72] доверил ему подготовку вновь прибывших молодых пилотов. Один из этих летчиков Алексей Череватенко[73] оказался соседом Полоза по квартире. Впоследствии в своих воспоминаниях он так описывал своего соседа:
«Худощавое продолговатое лицо, тонкие губы, заядлый шахматист. В семье Полоза не все было ладно. Перед войной супруги часто ссорились, дело доходило до серьезных скандалов. Нам с женой приходилось их мирить. С началом войны это не ушло.
Как-то хлебнул Петр лишку, начал дома переворачивать мебель, даже поднял руку на жену. Я стал его успокаивать, а он в ответ ругался:
— Летаю не хуже других? Летаю! Надо голову подставить? Подставляю! Так чего же ты от меня хочешь?
— Помни, — пробовал я урезонить Полоза, — эти выпивки могут тебя погубить.
Вскоре его жена уехала к родителям под Сталинград. Петр становился все нелюдимей. Ругался на чем свет: все женщины одинаковы, верить им может только лопух. Я не верю. Пока тут дерусь с фрицами, она…
Я пытался рассеять эти дурные мысли, но Петр упрямо повторял свое. После полетов я слышал, как за стенкой он ворочается в постели, вздыхая и кряхтя».
Тем не менее каждый день, чистый, выбритый, пахнущий одеколоном, приходил Полоз на построение полка. В ожидании команды летчики толкались, отпускали шутки. Только Петр стоял безучастный ко всем. В зубах зажата папироса, руки глубоко засунуты в карманах.
Ставший к тому времени командиром полка Лев Шестаков, который все замечал, оторвался от карты:
— Старший лейтенант Полоз!
Петр выплюнул гильзу и четким шагом подошел к командиру.
— Отличное, товарищ майор!
Несмотря на такой ответ, Шестаков отвел его в сторону. Умел командир разгадать настроение человеку поддержать у него боевой дух.
Имея хороший боевой опыт, Полоз с первых дней войны показывал хорошие результаты в воздушных боях. Как и другие летчики, он выполнял самые разнообразные боевые вылеты, днем и ночью, в условиях низкой облачности и в дождь. Однажды он вылетел во главе восьмерки истребителей на сопровождение девяти наших бомбардировщиков. Над целью группу атаковали шесть истребителей противника. «Мессеры» пытались подойти к нашим бомбардировщикам с трех направлений: сзади-снизу, справа-снизу и слева-снизу. Группа непосредственного прикрытия заградительным огнем отсекла боковые пары. Полоз, будучи в ударной группе, навалился на третью пару противника и с дистанции 200 м. сбил ведущего пары, а остальные самолеты противника поспешили уйти на запад. Задача, поставленная перед бомбардировщиками, была успешно выполнена, и все они вернулись без потерь.
В начале августа за боевое отличие Полоз был представлен к ордену Красного Знамени. Затем он стал командиром 2-й эскадрильи.
В августе боевое напряжение усилилось, потери увеличились, особенно во 2-й эскадрилье. Были серьезно ранены командир звена Михаил Гульбин, летчик Николай Никонов. Ранены Виктор Шелепин, Василий Мистюк, Петр Фролов. Николай Голубев при вынужденной посадке сломал ногу выше колена. Из 18 летчиков эскадрильи в строю осталось 7. Комэск ходил молчаливый и задумчивый. С кем же теперь летать?
Судьба к самому нему была пока благосклонна. Так, 29 августа он должен был вести восьмерку, но Шестаков перед вылетом почему-то заменил ведущего. То ли комэск выглядел уставшим, то ли сам военком эскадрильи Куница[74] попросился в полет. Вылетевший вместо Полоза летчик погиб.
Тем не менее и самому Полозу приходилось все чаще «подставлять свою голову». В одном из вылетов получил два прямых попадания — в мотор и под левую ногу. Зажал рану, одной рукой привел самолет на аэродром.
19 августа 1941 г. вышел приказ наркома обороны СССР Сталина за № 0299 о порядке награждения летного состава ВВС за хорошую боевую работу. Особенно в приказе поощрялись штурмовка истребителями вражеских войск За 25 таких боевых вылетов летчик получал 3000 рублей и представлялся к правительственной награде, за 40 штурмовок — 5000 рублей и мог быть представлен к званию Героя Советского Союза.
В соответствии с этим приказом летчиков 69-го иап одними из первых представили к наградам. Защищая Одессу, летчики полка совершили 6603 боевых самолето-вылета, в том числе 3421 вылет на штурмовку, провели 576 воздушных боев, в которых сбили 94 самолета (сожженные на земле не в счет). Такого результата не имел тогда ни один советский авиаполк.
Двенадцать летчиков полка были представлены к званию Героя Советского Союза. 26 сентября 1941 г. был подписан наградной лист и на Петра Полоза. В нем отмечалось: «…боевой командир, летчик-истребитель, отлично владеющий боевым самолетом и своим личным примером воодушевляет летчиков на разгром германо-румынских фашистов. Эскадрилья тов. Полоза во взаимодействии с 23-й и 95-й стрелковыми дивизиями показывает образцы бесстрашия в непрерывных боях с фашизмом, нанося удар за ударом по живой силе и огневым средствам противника. С начала военных действий имеет 119 боевых вылетов, из них: на штурмовку 87, воздушный бой — 24, разведку — 8. С 20 августа тов. Полоз имеет 67 боевых вылетов, из которых на штурмовку — 43, воздушный бой — 14, разведку — 3. В воздушных боях… сбил 2 самолета противника «Не-111» и «Me-109» и в группе с товарищами 11 самолетов».
Счет штурмовкам Полоз продолжил и после написания наградного листа. К началу октября у него было уже 47 штурмовок.
В феврале 1942 г. 69-й иап был преобразован в 9-й гвардейский. В составе полка П. Полоз весной 1942 г. участвовал в Изюм-Барвенковской операции под Харьковом. В одном из боевых вылетов он был ранен, его самолет подожгли. Летчик получил сильные ожоги и контузию. Во фронтовом госпитале, как Герою, ему создали особые условия для лечения. Персонально ухаживать, прикрепили молоденькую медсестру. Длительное общение переросло во взаимное чувство, и она стала его новой женой.
После излечения Петра Полоза перевели на должность летчика-инспектора 7-й воздушной армии, а впоследствии он стал летчиком-инспектором Главного штаба ВВС Красной Армии.
Войну он закончил в Берлине весьма примечательным образом. Военный совет фронта, учитывая настроение авиаторов, принял решение сбросить на почти поверженное фашистское логово в день 1 Мая не бомбы, а алые знамена. Эта задача была возложена на летчиков 2-й BA. Было изготовлено два красных полотнища. На одном из них было написано «Победа», на обратной стороне — «Слава Советским воинам, водрузившим Знамя Победы над Берлином», а на другом — «Да здравствует 1-е Мая». В полдень, после митинга, с аэродрома Альтено, вблизи немецкого городка Луккау, взлетели две группы «яков» — 16 самолетов. Ведущими восьмерок были командир 115-го гиап подполковник АФ. Косса и майор из 1-го гиап В.К Ищенко. В кабине двухместного учебного истребителя, который вел командир 1-го гиап майор НА. Малиновский, сидел корреспондент армейской газеты капитан А.М. Хорунжий со знаменем на коленях. Летчики-инспекторы Главного штаба ВВС дважды Герой Советского Союза А. Ворожейкин и Герои Советского Союза В. Буянов, И. Лавейкин, П. Песков, А Ткаченко, П. Полоз, К Трещев летели почетным эскортом 1-го гиап. Второе знамя было под посадочными щитками «яка» гвардии старшего лейтенанта В.К Новоселова из 115-го гиап. Через десять минут над Рейхстагом повисло на парашютах огромное, горящее на солнце полотнище с таким знакомым и долгожданным для всех словом. А рядом другое: «Да здравствует 1-е Мая». На следующий день Полоз, вместе с другими летчиками-инспекторами посетил поверженный Берлин, был в Рейхстаге.
Война продолжалась еще неделю. До 8 мая Полоз выполнил еще несколько боевых вылетов на прикрытие войск 1-го Украинского фронта, пришедших на помощь восставшей Праге.
Всего за войну Полоз совершил 254 боевых вылета и на боевом счету имел 7 лично уничтоженных самолетов врага.
Через два года после войны в звании подполковника Полоз из-за язвы желудка был уволен в отставку с правом ношения военной формы одежды и особых знаков отличия на погонах, а также с именным наградным оружием.
Полоз стал пилотом Гражданского воздушного флота. Жил в Киеве. Его пассажирами были высокопоставленные партийные и хозяйственные работники. Летал и за границу. Так, в одном из рейсов в Югославию на приеме в советском посольстве он буквально «украл» у сотрудника этого учреждения его супругу.
Однако новая женитьба счастья ему не принесла. Дважды Герой Советского Союза А. Ворожейкин в своей книге «Небо истребителя» так описал свою последнюю встречу с ним:
«Возвращаясь из санатория, я заехал к старому своему приятелю. Мы с ним дружили еще с Халхин-Гола, вместе воевали в Берлинской операции. В войну он служил в гвардейском полку, которым одно время после войны я командовал.
Ехал к нему домой с опаской. Я знал, что его жена — женщина неуравновешенная, властная. У них возникали частые ссоры, поэтому сразу же поинтересовался:
Он с грустью опустился на диван и показал рукой на вторую комнату:
— Там. Мы развелись. Нашла хахаля с большими деньгами.
Я внимательно посмотрел на товарища и только теперь заметил, как он похудел. Цвет поношенной пижамы было трудно определить, а тапочки и без того невысокого Петю делали совсем маленьким. Всегда спокойный, уравновешенный, сейчас он говорил зло и с раздражением:
— Ты бы только знал, какая это женщина! Злая. Ленивая. Я все хозяйство вел, продовольствие покупал, готовил еду, полы мыл. А она только и знала спать да красоту наводить.
Долго мы с ним сидели, он тихо и печально рассказывал свою трагедию. В один из осенних вечеров возвратился с работы раньше обычного. Жены еще не было. Приготовил ужин, взял книгу. Жена пришла поздно, застав его за чтением, зло бросила:
— Лодырь! Все читаешь, а ужин не приготовил!
— Ужин готов, а вот где ты гуляла…
— Ах ты негодник! Я гуляла?! — Она начала хлестать его руками по лицу.
Он схватил ее за руки, завел их за спину.
— Помогите! Убивают! — истошно закричала она.
В комнату ворвались двое здоровенных парней, схватили его, но Петр вырвался: в злобе силы человека неизмеримо увеличиваются. Он схватил попавшийся под руку нож:
Парни вышли. Жена тихо и мирно стала уговаривать:
— Петяу успокойся, — усадила на диван, взяла нож.
В этот момент в комнату вошел врач и те два парня. Не успел он опомниться, как на него одели смирительную рубашку и отправили в психиатрическую больницу…
— Ты серьезно или шутишь? Сам же говорил, что она тебя упрятала в тюрьму? — спросил я.
— Для меня психиатричка была хуже тюрьмы. Я был возмущен, ничего не ел. Всем врачам твердил, что не сумасшедший. Они поддакивали: «Хорошо, хорошо. Успокойтесь, и все прояснитсяСколько труда стоило себя сдерживать, — продолжал Полоз. — От этого у меня и появилась аритмия. Сердце к несправедливости чуткое.
— А как же ты вырвался из больницы?
— Допустили ко мне Лешу Пахомова[75] У него кто-то из родственников работает на самом верху. Они вызволил меня.
Мы расстались, и больше встретиться нам не пришлось. Вскоре Петр Полоз умер…»
В конце своего рассказа о судьбе друга Ворожейкин сознательно поставил многоточие. Его книга вышла в 1991 г., но даже в то перестроечное время гласности всю правду о Полозе он не стал рассказывать. Ворожейкин, который интересовался обстоятельствами осуждения Полоза, впоследствии говорил однополчанам, что «Петю очень сильно подставили в Киеве».
Петр Полоз застрелил начальника личной охраны первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева Фомичева и его жену. Фомичев был рядом с Хрущевым много лет и был ему очень предан. Уголовное дело носило закрытый характер, как и само судебное заседание, вот почему никто долгое время не мог сказать, за какое преступление осудили Петра Полоза. Отсюда различные версии, легенды.
В соответствии с Уголовным кодексом тех лет «умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах двух и более лиц наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет со ссылкой или без таковой или смертной казнью».
Зная обстоятельства дела, многие известные киевские адвокаты ввиду явной безнадежности отказались от защиты подсудимого.
Лишь недавно видный киевский адвокат Семен Александрович Островский в интервью сотруднице киевского издания «Телеграфъ» Елене Диль, вспоминая о начале своей деятельности юриста рассказал:
«Однажды ко мне зашла шикарно одетая миловидная женщина, приехавшая из Москвы, представилась бывшей женой некоего Полоза и попросила выступить в роли защитника по делу об убийстве, которое совершил ее бывший муж. Все знаменитые киевские адвокаты ей отказали, и она надеялась только на меня. Я был очень удивлен. Такого уровня клиентов у меня еще не было, да и как она вообще узнала о моем существовании? Когда я познакомился с делом, мне все стало понятно.
Следствие по данному делу вел ныне покойный Георгий Стоянов. Поддерживал обвинение начальник отдела прокуратуры Киева Дмитрий Попенко — оба высококвалифицированные юристы. Дело было проведено с точки зрения качества следствия прекрасно, за исключением коллизии между заключениями московских и киевских экспертов о признании параноидальной шизофрении у Полоза, в связи с чем он был уволен из армии в отставку и снят с воинского учета. На этом я решил построить защиту. Я понял: только опровергая заключения киевских экспертов, признавших Полоза вменяемым, мне удастся спасти жизнь этому человеку, доказав, что он совершил преступление в состоянии аффекта. Я очень много времени потратил на изучение характеристики личности обвиняемого, анализ состояния его психического здоровья и предмета судебной психиатрии как такового. А что из себя представлял Полоз? Несмотря на то, что у него было всего 7 классов образования, он был человеком недюжинного ума, интересен в общении, много читал, но целенаправленность у него была одна — военное искусство. Человек, совершивший столько боевых вылетов на истребителе, как мне кажется, не может иметь абсолютно нормальную психику. Полоз заслуживал того, чтобы принять участие в его судьбе. Тем более что преступление было настолько нелепым, что психически здоровый человек вряд ли мог его совершить.
— А какой же у него все-таки был мотив?
— Да никакого мотива. Так он и не был выяснен. Хрущев вместе с Фомичевым и его супругой возвращались из-за границы в Москву и остановились проездом в Киеве. У Фомичева была квартира на Артема. В этом же доме жила семья Полоза. Полоз и его жена пригласили чету Фомичевых в гости. Во время ужина, вероятно, возникла какая-то конфликтная ситуация. Что там произошло, могла рассказать только оставшаяся в живых Евдокия Полоз, но она уходила от ответа, говоря, что мужчины начали ругаться. Петр схватил ружье и убил сперва жену Фомичева, а потом и его самого. Она скрывала правду, да и никто из состава суда особенно не старался выяснить это. Мое же положение в этом деле было весьма и весьма нелегким, потому что надо мной довлела атмосфера в зале суда: люди не симпатизировали моему подзащитному. Он же, в свою очередь, вел себя очень достойно. «Я виноват, но я не помню, как это произошло», — говорил Полоз.
— Что же это, по-вашему, было: искренние слова или продуманная тактика? Вы ведь упоминали, он был очень умен.
— Я думаюу что он был откровенен. И это тоже придавало мне силы. Самое трудное — это выступать перед аудиторией и не найти контакта с нею. Если такое происходит, нечего тебе делать в адвокатуре. Я не был подавлен, активно боролся — это видно из документов. Я все-таки надеялся, суд отправит дело на дополнительное расследование для разрешения единственного вопроса: было ли преступление совершено преднамеренно или в состоянии аффекта. Я был молод и уверен в своих силах, поэтому надеялся, что в защитной речи мне удастся убедить суд не выносить смертного приговора. Однако чем больше прокурор приводил доводов в подтверждение версии следствия, тем больше я терял надежду спасти жизнь Полозу. Когда находящиеся в зале люди встретили его речь бурными аплодисментами и одобрили его требование применить к моему подзащитному высшую меру — смертную казнь, я был настолько растерян, что в моем мозгу промелькнула такая мысль: сейчас встану и опозорюсь. И здесь Господь пришел мне на помощь. Я понял, что снова придерживаться линии защиты, связанной с судебно-психиатрической экспертизой, неэффективно. Меня вдруг осенило. Поначалу мысль была робкой, но, взглянув еще раз на его жену, я понял, что виновата во всем она. Я вспомнил, как (согласно показаниям родителей подсудимого) она, используя тяжкое психическое заболевание мужа, подстрекала его к убийству своих родителей и как он душил их в погребе, будучи в Красноармейске у них в гостях. То есть до этого мои мысли работали в одном направлении: душевное состояние подсудимого, и я не видел истинных причин.
— Вы имеете в виду, что он испытывал так называемую «невротическую любовь» к своей жене, а она умело этим манипулировала?
— Несомненно, потому что он среди ночи приставлял к груди этой женщины шпагу и вопрошал, любит ли она его, ведь именно она водила его по краю пропасти. Ее интересовали только материальные блага, которыми она могла пользоваться на правах жены. Она, несомненно, руководствовалась при этом корыстными мотивами — овладеть квартирой в Киеве и избавиться от неугодного, обременяющего ее жизнь тяжелобольного мужа. Провоцируя этот конфликт, в результате которого неуравновешенный и вспыльчивый Полоз пошел на преступление, она заведомо желала роковой развязки. Я выступал минут 40. Стояла гробовая тишина. Та публика, которая только что поддерживала прокурора, после моих последних слов: «Это она виновата!» — пришла в неистовство. Такого шквала аплодисментов я, честно говоря, не слышал…
— Но ведь Полоза все-таки расстреляли?
— Естественно, было довольно наивно надеяться на то, что суд того времени его помилует. Тогда главным ориентиром была партия, а здесь такие жертвы — приближенные люди самого Хрущева! Протесты, направляемые мною Генеральному прокурору Роману Андреевичу Руденко тоже не принесли желаемых результатов. На приеме в Генеральной прокуратуре СССР Руденко меня спросил: «Скажите, а как бы вы поступили на моем месте?» И я все понял: полная зависимость от ЦККПСС».
Судьи не нашли в преступлении П. Полоза смягчающих обстоятельств, также не были учтены его фронтовые заслуги, полученные ранения и контузии. В судебном заседании также не была выяснена подлинная роль в произошедшей трагедии его жены, имевшей на него большое влияние.
В конце 1962 г. Петр Варнавович Полоз за убийство двух граждан, как было сказано в приговоре суда «на почве ревности и мести» был приговорен к расстрелу.
С. Островский вспоминал о последнем слове Полоза: «Он произнес поразительные слова, я запомнил их на всю жизнь. Надо сказать, что слушали его, затаив дыхание. Он с большой теплотой говорил об убитой чете Фомичевых, не просил пощады, признавал, что заслуживает самого сурового и жесткого наказания. Приводя некоторые примеры из истории, говорил о причинах возникновения войн и гибели миллионов невинных людей. Как несправедливо, что те, которые инициируют эти страшные убийства, остаются безнаказанными. «Моя профессия — убийца. Чем больше я убивал, тем больше руководители государства меня поощряли. Жертвами были не только немецкие летчики. Мирное население тоже. Разве они не люди? Я не оправдываюсь. Я заслуживаю, чтобы меня расстреляли, но я хочу рассказать народу, почему я это сделал. Ведь я не родился убийцей. Каждый мой боевой вылет и сбитый самолет, а значит, чьи-то смерти — это орден, чин, почет. Значит, я должен отвечать не только за это убийство? Я не один такой. Я не прошу суд ни о каком снисхождении. Я — летчик! Я — свободный человек! Это моя стихия, и ни о какой мере наказания, связанной с лишением свободы, речи быть не может. Я поддерживаю требование прокурора о вынесении приговора со смертной казнью», — были его последние слова. Так трагически и красиво закончилось это дело.
За время своей адвокатской практики я вел много дел об убийствах, есть они у меня и сейчас. Но таких ярких и смелых личностей, как Полоз, я больше не встречал».
С середины 60-х годов цифра летчиков — Героев обороны Одессы, стала приводиться в таком словосочетании: «свыше 10 летчиков», «11 летчиков во главе с командиром», «несколько летчиков».
На месте бывшего аэродрома 69-го иап под Одессой был сооружен памятник пилотам. В 2002 г. там же была установлена плита с именами летчиков — Героев Советского Союза. В этом списке значится и Петр Полоз. Лица, инициаторы установки плиты, посчитали, что негоже вычеркивать его имя, — ведь реально этот человек в 1941 г. действительно героически защищал город. Погибни он в те дни, память о нем сохранилась бы так же, как и о других павших героях. Что же касается того, как сам человек распорядился своей судьбой и жизнью после войны, об этом невозможно судить однозначно, не зная всех обстоятельств дела.
Память о П.В. Полозе хранил его сын, Олег Петрович Полоз и внук, который окончил Черниговское ВВАУЛ и тоже стал летчиком.
«Герои без Золотых Звезд. Прокляты и забыты», Владимир Николаевич Конев, 2008г.
