Пришло время подумать о Римской Империи
Показать полностью
0 просмотренных постов скрыто
Одежда
Позднеримская туника ( или как там она называется) и её современная реплика.
Показать полностью
3
История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 1. «Теодорих»
Всем привет!
Вот мы, наконец-то, и добрались до эпохи средневековья! И о ком следует рассказать в первую очередь, чтобы начать историю этого периода? Конечно же, о Теодорихе Великом и о том, как он завладел Италией, превратив её в Остготское королевство, под которым окончательно осталась похороненной Западная Римская империя. Сегодня большая историческая часть, но без этого никак. Напоминаю, что её можно пропускать, но тогда что-то может остаться не очевидным. Тем, кто не пропускает, советую запастись горячим чаем и булками, и начинаем.
(Мозаика в церкви св. Апполинария в Равенне, столице Остготского королевства при Теодорихе, изображающая его дворец)
И хотела бы я сказать, что на события 475-476-х годов из Константинополя взирали, затаив дыхание…Но им там немного было не до того: как я уже упоминала в прошлых постах, в это время власть в Византии кочевала от Зенона к Василиску, а от Василиска обратно к Зенону, а у того трон попытался забрать Флавий Маркиан, внук императора Маркиана. И, возможно, это стало одной из главных причин того, что Зенон смирился с тем, что произошло на Западе и позволил Одоакру (ок.433-493) спокойно управлять его новыми владениями, чем тот и занялся, превратившись в первого короля Италии.
(Одоакра провозглашают королем Италии. Рисунок Ш. М. Янг)
Получалось у него в чем-то успешно, а в чём-то совсем нет. Так он, с одной стороны, сделал многое для того, чтобы не бесить римлян и поддерживать внутреннюю стабильность (оказывал поддержку Сенату, дал солдатам не-римского происхождения вожделенную землю, причем не в ущерб римскому населению, проводил административные реформы и установил политику веротерпимости), а с другой – в 477-м отдал Прованс вестготам. А ещё, стоило формальному императору Юлию Непоту «внезапно погибнуть», прихватил Далмацию, что очень не понравилось Зенону и во многом спровоцировало дальнейшие события.
В 485-м году произошёл мятеж Илла и Леонтия, причем второй тоже претендовал на императорскую власть. Подавлять мятеж отправили Иоанна Скифа и Теодориха Амала, хотя второго, консула того года, вскоре отозвали обратно. В итоге мятежники были побеждены и казнены в 488-м году. Происходило всё это безобразие на Востоке. Но это никак не помешало точившему на Одоакра зуб Зенону обвинить того в пособничестве тер… мятежникам и отправить всё того же Теодориха его наказывать. И тут-то и начинается самое интересное. Потому что может показаться и вызвать удивление, что Теодорих находился на службе у Зенона в качестве преданного полководца, только это было, мягко говоря, не совсем так.
(Так Теодорих изображен на монетах. Если верить этому изображению, то он относительно коротко стригся и не носил бороды, что для германцев было не характерно, но и с римлянами его сближало лишь отчасти)
Теодорих (ок. 451-526) был старшим сыном короля остготов Теодемира (пр. 469-474) из рода Амалов и его любимой наложницы Эрелиевы. Амалы изначально будто бы были вождями всех готов, но примерно в конце III века под их властью остались только восточные готы (остготы). Всю их родословную пересказывать не буду, нас интересует только линия Вультвульфа, потомком которого был Винитарий (предположительно одно лицо с Витимиром), король остготов в 380-390-х годах, а также Вандалар (предположительно сын Витимира), правивший в 395-440-х годах. В правление этих королей готы мигрировали со среднедунайской равнины на Апеннинский полуостров, и при Вандаларе даже захватили Венецию. Он же стал отцом трёх братьев-королей – Валамира (440-469), Теодемира и Видимира (469-474).
В годы правления Валамира остготы сначала оказались под властью гуннов, а потом стали одними из тех, кто помогал их одолеть и прогнать, а после этого расселились в Паннонии (теперь это примерно территории Венгрии, Австрии и бывших югославских республик). Теодемир и Видимир тогда управляли отдельными племенами, но королевского титула не имели. Теодемир управлял западными землями, а Видимир центральными. Но они были не единственными предводителями готов в регионе – был ещё противоборствующий им Теодорих Страбон, король фракийских остготов.
Именно из-за тёрок с ним начались тёрки остготов под властью Валамира с византийцами, коими тогда правил Лев Макелла, и в итоге племянник остготского короля, малолетний Теодорих, оказался в Константинополе заложником, чтобы восстановить между двумя правителями прошлый союз и соответствующие договоренности (остготы в своё время были приняты восточноримскими правителями в качестве федератов и формально находились у них на службе). И в Константинополе Теодорих прожил остаток детства и часть юности. За это время успел умереть его дядя, а отец стать новым королем, сам же принц получил, очевидно, хорошее по тем временам образование и примерно в 470-м году вернулся к родным. Наслаждаться семейным уютом, большими права и не очень большими обязанностями, ему довелось всего около 4-5 лет. Потому что потом его отец умер, примерно тогда же умер и второй дядя, и новым верховным королем стал сам Теодорих.
И с этого момента ему пришлось вести очень тонкую и непростую политическую игру, чтобы с одной стороны расширять владения своего народа, убирать противников и приумножать плюшки, а с другой стороны – не бесить византийских императоров. Теодорих ухитрился сделать многое для достижения первой цели, включая захват Сингидуна в результате победы над сарматским вождем Бабаем и объединение всех остготов региона под своей властью после гибели Теодориха Страбона в 481-м году и его наследника по имени Рекитах в 484-м. Но вот с тем, чтоб не нервировать императора, тогда уже Зенона, справился куда хуже. И тут-то вот сошлось одно с другим, и Зенон придумал гениальный план – отправил Теодориха карать Одоакра за «поддержку» Илла. В идеале он, наверное, рассчитывал, что это будет «сожрите друг друга», но минимальная выгода крылась в том, чтоб убрать усилившихся остготов от своих границ. Второе, к слову, удалось. На время.
Не ясно, просек ли Теодорих этот хитрый план, но у него и у самого имелся заточенный зуб на Одоакра. Ну и он не прочь был устроиться где-нибудь в Риме в качестве нового императора. Скромность – это не про него. И Одоакр, видно, так состарился, что растерял былые мудрость и хватку, иначе не объяснить, как всё так вышло. Теодорих привлёк на свою сторону Фелетея (пр. ок. 475-487), сына Флаккитея (ок. 453-475), короля придунайских ругов (Ругиланда), чем неосознанно (вероятно) сделал плохо ругам и осознанно – Одоакру.
(Король Фелетей и королева Гизо. Скан из моего экземпляра книги "Русь древнейшая" С. В. Перевезенцева)
Тот считал Норик своим и обрушился на разорвавшего союз Фелетея со своими войсками, естественно, победил и казнил Фелетея, а вместе с ним и его королеву Гизо. В той книге, о которой я упоминала, рассказывая о падении Западной Римской империи, есть на эту тему отдельный рассказ, где во главу угла поставлена личная неприязнь, а не политика. Очень занятно, но вряд ли имеет отношение к реальности. Про святого Северина, кстати, там тоже было. Того самого, чью обитель будто бы разграбил Фердерух, брат Фелетея и союзник Одоакра, за что его убил племянник, Фридерих, что и стало для Одоакра сигналом к бою. А Фридерих окончательно присоединился к Теодориху. После длительной изматывающей войны между Одоакром и Теодорихом, король Италии вынужден был пойти на попятную и заключить мир. Предполагалось, что Италией и другими землями они будут управлять совместно. Но на пиру в Равенне, состоявшемся в марте 493-го года по этому поводу, произошел огромный «ой» – Одоакра собственноручно зарубил Теодорих, а всех его родичей и преданных служителей убили его люди. Вот и побухали за мир.
После этого новым королем всея Италии стал Теодорих. И уж он-то оказался куда менее удобным правителем и для римлян, и для византийцев. Он сохранил все наработки предшественника и добавил к ним кое-что своё (например, отказался от «множественного права» – разграничения юридических норм в зависимости от принадлежности к римлянам или готам, сделав ставку на переработанное римское право), посетил Рим в 500-м году и впечатленный его красотами жертвовал средства на сохранение его памятников, но своей столицей провозгласил Равенну. И, может, всё было б ничего, если б не его мечта стать новым императором, что не нравилось не только местным жителям (которым, кстати, запретили носить оружие и поступать на военную службу), но и новому императору Византии – Анастасию. Тот и управителем Запада Теодориха признал очень нескоро и очень неохотно.
Да и ещё бы. Теодорих стал той ещё занозой в одном месте: мало того, что крепко засел на территориях бывшей Западной империи, так ещё не упускал случая что-нибудь прихватить и всячески укреплял связи с другими варварскими королями, используя для того старый добрый метод династических браков – свою овдовевшую сестру Амалафриду (460-526) ещё в 500-м году отдал в жёны новому королю вандалов, Тразамунду, внуку Гейзериха, своих старших дочерей от 1-й жены (или наложницы), имя которой история не сохранила, и с которой жил ещё в Мёзии, пристроил в качестве жён королям вестготов и бургундов: Тиудигото стала женой Алариха II, а Острогото – женой Сигизмунда, сына Гундобада. А сам женился на Аудофледе, дочери короля франков Хильдерика и сестре знаменитого Хлодвига I, от которой родилась его третья дочь Амаласунта.
(Дворец Теодориха сейчас)
Грустно тут и то, что эти союзы долго не продлились и принесли больше попоболи, чем пользы, и то, что сына у Теодориха так и не получилось. Да и императором он так и не стал. Единственной его надеждой стал зять, муж Амаласунты, по имени Эйтарих (или Эвтарик), а после его смерти в 522-м году внук – Аталарих. Рассказ у меня вышел и так длинный, да и спойлерить не хочется, поэтому подробности всех этих брачных историй и итоги правления Теодориха раскрою в следующий раз, а сегодня предлагаю ознакомиться с чудом найденным романом о жизни и правлении знаменитого остготского короля
«Теодорих» Р. Лэйдлоу
Время действия: V-VI века, ок. 468-526 гг. н.э.
Место действия: королевство вандалов (современный Тунис), Западная Римская империя (нынешняя Бавария в Германии), Византия (современные Турция, Болгария, Греция, Сев. Македония и Албания), королевство Одоакра и затем Остготское королевство (современные Венгрия, Австрия, Сербия, Италия), Британия, королевство гепидов (современные Сербия, Словения и, возможно, Хорватия), королевство Сиагрия и франкское королевство (современная Франция);
Интересное из истории создания:
Росс Лэйдлоу (р. 1931) – современный шотландский писатель, известный своими историческими, детективными и фантастическими произведениями (если точнее, то «шпионской фантастикой»). Родился он в Абердине, потом учился в Кембриджском университете, работал в Южной Африке и, похоже, успел хорошенько по ней поездить. Однако не позже 1979-го он вернулся в родную Шотландию, вернее сказать, поселился в городе Данбар в Восточном Лотиане (это примерно 35-40км к востоку от Эдинбурга, столицы Шотландии), где устроился работать учителем географии. Человек он, видимо, не склонный к публичной жизни, поэтому особо много о нём и не расскажешь. Я даже не смогла выяснить наверняка, жив ли он ещё. Но, если жив, то предположительно всё ещё живёт в Восточном Лотиане, и ему в мае этого года должно исполниться 94.
(Росс Лэйдлоу, видимо, где-то в Шотландии. Пейзаж намекает. Красиво)
И неизвестно, планировал ли он становиться писателем, да и превратилось ли это однажды в основное его занятие или нет, но в том самом 1979-м был опубликован его первый роман – «Лев в ярости», жанр которого определяют и как «политический триллер», и как «антиутопия». И, похоже, это оказалось хорошим стартовым произведением. Потому что уже в 1984-м был опубликован роман «Дикобраз Линтона», потом в 1992-м про Афру (или точнее Эфру) Бен, первую профессиональную писательницу Англии и по совместительству шпионку на королевской службе у Стюартов.
Потом было затишье на долгие годы и новый роман Лэйдлоу выпустил уже про Аттилу в 2004-м году, а потом подряд друг за другом следовали романы «Теодорих» (2008) и «Юстиниан» (2010). И вот эти три последних романа можно смело укладывать в единую историческую трилогию, потому что временной разрыв между событиями в них совсем небольшой, и одна книга как бы перетекает в последующую. В своём послесловии автор отмечал, что в плане материала для романа о Теодорихе ему очень повезло, ведь тот период был богат работами историков, которые жили тогда же или немного позже, и могли опираться на свидетельства людей, которые описанные события и исторических личностей видели собственными глазами. Так, например, он опирался на работы знаменитого римского историка и государственного деятеля при Теодорихе – Кассиодора (р. не раньше 480 – ум. не позже 590), а также на записи епископа Эннодия. Опирался он и на «Готскую историю», сокращенную версию утерянной работы Кассиодора.
Все три романа есть на русском языке, изданы уже хорошо знакомым (мне во всяком случае) издательством «Вече».
О чём:
Повествование весьма внезапно первым делом закидывает читателя в 468-й год и при том в Карфаген, куда на всех попутных ветрах примчался византийский флот, призванный наказать дерзких вандалов за всё нехорошее, причем командовал византийцами тот самый Василиск, что ненадолго сместил Зенона на посту пре императора. И это очень любопытный ход, потому что прямо-таки тыкает носом в то, о чем я лично успела позабыть – именно Василиск тогда откровенно облажался, потерял огромное количество кораблей и людей да вернулся в Константинополь с позорным поражением.
А в Константинополе в те годы жил почётным заложником юный Теодорих из рода Амалов, которого византийские сверстники не любили не только за то, что он германец, но и за то, что умён, обучается с огромным рвением, и его вечно ставит в пример учитель. У самого Теодориха уже в его возрасте хватает внутреличностных конфликтов – он восхищен римской цивилизацией и мечтает о том, чтобы стать её частью, но её истинные представители дают ему понять, что он чужак и варвар, и это не изменится никогда. Но и эталонным варваром он быть не может тоже, и воспитание уже не то, и вздумай он в ответ на насмешки и издевательства не просто уйти подальше, а врезать обидчику по зубам, будут проблемы и у него, и у его родных, и у его опекуна Тимофея. К слову, последний так к нему привязался, что помог эффектно разрулить и проблему с буллингом, и добиться у Льва Макеллы разрешения парню вернуться на родину, да вдобавок поехал вместе с ним, что стало началом их дружбы, растянувшейся на всю жизнь, но не обошедшейся без омрачений.
На родине с огромными радостью и облегчением Теодориха встретили родители – король Теодемир и его любимая наложница Эрелиева, но с явной неприязнью младший брат – Тиудимунд, что вскорости вылилось в неприятную стычку, а потом и в другие, менее заметные, но более ощутимые проблемы. А, самое главное, на молодого Теодориха свалилась разом целая куча неприятных озарений – он сын простой наложницы, в то время как Тиудимунд – не его родной брат, а единокровный и сын законной жены короля, да ещё вдобавок он слишком пропитался культурой византийцев, и теперь не знает, как вести себя с суровыми остготами, а те с сомнениями поглядывают на него. Сможет ли он в своё время стать для них королем, достойным своего отца? Возможность проверить это появилась у Теодориха очень скоро…
(Примерно так выглядела карта Европы, Ближнего Востока и Северной Африки в 500-м году, вскоре после захвата Теодорихом королевства Одоакра)
Отрывок:
Поскольку русскоязычный текст в свободном доступе я не смогла найти, читать пришлось на английском. Так что отрывок будет с моим переводом.
«… Для Тимофея объездка лошадей была страстью с раннего возраста, почти навязчивой идеей. Метод, который предпочитали большинство римских мастеров верховой езды — подчинять животное своей воле суровым обращением — он презирал. Благодаря системе, основанной на вознаграждении и похвале за сотрудничество, уравновешенной отказом от внимания в ответ на плохое поведение или агрессию, он никогда до сих пор не терпел неудач ни с одной лошадью. Слейпнир оказался его самым суровым испытанием, но Тимофей наслаждался вызовом, и с терпением и последовательностью он, в конце концов, покорил это существо. Но горе тому, кто был настолько безрассуден, чтобы попытаться оседлать его.
Час легкой езды от того места, где он вступил на Виа Эгнатиа, привел Тимофея к краю лагеря Страбона за пределами македонского города Стабула Диомедис. Не сумев заключить выгодный для себя союз с Зеноном, Страбон начал полномасштабное наступление на Константинополь. Получив отпор (что вполне предсказуемо), он решил переключить свою атаку на запад и направлялся в Эпир, надеясь заручиться поддержкой Амалов, поскольку новая база Теодориха в Эпидамне находилась именно в этой провинции.
Появление Тимофея в лагере произвело немедленное впечатление. В отличие от своих вестготских кузенов, остготы давно были знакомы с использованием лошадей, сначала как степные пастухи, затем как союзники Аттилы, когда их кавалерия основательно проверила на прочность, пусть и не сломала стену щитов вестготов в эпической битве на Каталаунских полях. Хотя только богатые могли себе их позволить, все остготы разделяли любовь к лошадям. Животное с внешностью Слейпнира неизбежно вызвало огромный ажиотаж, и вскоре он стал центром восхищенной и растущей толпы.
Воины расступились, и Страбон, с развевающимися на плечах желтыми волосами, подошел посмотреть, в чем дело. Он взглянул на пятнистого жеребца с плохо скрываемой алчностью. «Мы знаем тебя», — заявил он, поворачиваясь к Тимофею. — Ты тот, кто победил нашего чемпиона в единоборстве в монастыре Святой Елизаветы». Он устремил на другого прищуренный взгляд. «Но бой был честным; мы не питаем к тебе неприязни. Что привело тебя в лагерь Теодориха Фракийского?»
Спешившись, Тимофей преклонил колени и сказал: «Я пришел, сир, с даром от короля Амалов. Он надеется, что ты примешь этого коня как знак дружбы, которая теперь существует между нашими народами. Его зовут Слейпнир, и он не имеет себе равных среди себе подобных».
«Слейпнир? Странное имя для странного зверя».
«Конь, достойный бога, господин. Или короля. Позвольте мне продемонстрировать, как идеально он подчиняется воле всадника. Легчайшее прикосновение пятки или уздечки, малейший намек на давление колена — вот все, что ему нужно».
Странно усиленный косоглазием блеск алчности в глазах Страбона был ясно виден.
«Тогда покажи мне».
Тимофей проворно вскочил на спину Слейпнира, чья сбруя уже была на месте. Ни разу не коснувшись луки седла или уздечки, он продолжил пускать жеребца в ход — старые-престарые движения, восходящие к Ксенофонту, которым должны научиться все боевые кони, если они хотят быть полезными всаднику, чьи руки заняты щитом и копьем. С непревзойденной грацией и видимой легкостью Слейпнир выполнил ряд манёвров: высокую рысь на месте, вставание с согнутыми скакательными суставами и царапаньем передних ног, и, что самое трудное, прыжки на месте, подвиг, который под силу только лучшим из скакунов. Спешившись, Тимофей поклонился Страбону и протянул руку к лошади. «Ваша очередь, господин».
Соответствуя ловкости исаврийца, король вскочил в седло — и тут проявилась вся злобность натуры Слейпнира. Почувствовав вес незнакомца на своей спине, жеребец, закатив глаза и прижав уши назад, немедленно начал вставать на дыбы и резко опускаться, заставив Страбона мрачно держаться за два передних рога седла. Вздох ужаса вырвался у разбегающихся зевак, когда Слейпнир подпрыгнул в воздухе, а затем приземлился с резким стуком, от которого Страбон вылетел из седла и рухнул на стойку с копьями снаружи шатра. Несколько клинков вонзились в спину короля, их кровавые острия вылезли из его груди. Страбон издал сдавленный крик, фонтан крови хлынул из его рта, и он безжизненно повис, подвешенный на копьях.
Прежде чем готы успели отреагировать, Тимофей оседлал Слейпнира и поскакал из лагеря. Копье просвистело мимо его головы; воин, который пытался преградить ему путь, упал, проломив череп подкованным железом копытом. Затем они освободились и помчались на восток по Виа Эгнатиа со скоростью, которую не мог бы развить ни один другой конь. Заговор — задуманный Теодорихом и Тимофеем только для того, чтобы унизить Страбона перед его последователями и, таким образом, как можно было надеяться, понизить его положение — увенчался успехом, превосходящим их самые смелые фантазии…».
(Как-то так, вероятно, представляли себе скандинавы 8-миногого коня Одина - Слейпнира)
Выбрала этот отрывок, потому что, пожалуй, он единственный вызвал у меня настоящий восторг и удовольствие. Я-то хитрость быстро смекнула) И ещё один не могу не привести:
«…Через десять дней после того, как Теодорих вошел в Равенну, начался пир в честь договора между двумя германскими королями. В большом зале дворца, где развлекались римские императоры, ряды длинных столов ломились от еды — в основном мяса, чтобы удовлетворить вкус германцев. Слуги с кувшинами эля и флягами вина толпились наготове, чтобы наполнить (что случалось часто) рога для питья и кубки. Гости, скиры и остготы, большинство в германских туниках, несколько в римских далматиках, были в праздничном настроении, шумно расслабляясь по мере того, как протекал вечер, тост за тостом все быстрее и быстрее следовали друг за другом. Затем за столами воцарилась тишина, когда Теодорих, Одоакр рядом с ним на почетном месте, встали с кубком вина в руке.
Настал момент для королей произнести тост друг за друга, отмечая узы дружбы, которые теперь объединяли их вместе с их народами. Но вместо того, чтобы призвать к тосту, Теодорих поставил кубок и выхватил меч. В тот же момент двое слуг бросились вперед и схватили Одоакра за запястья, в то время как из бокового входа вооруженные воины остготов хлынули в зал, окружив столы и безоружных гостей.
«Где же Бог?!» — закричал Одоакр в полном недоумении.
«Бог с сильными!» — прокричал в ответ Теодорих и пронзил его. Его действия мгновенно скопировали остготы, и через несколько мгновений все скиры лежали мертвыми или умирающими, их кровь окрасила тонкие льняные скатерти и запеклась на мозаичном полу.
Стремительный и жестокий поток приказов от Теодориха привел к немедленному уничтожению семьи Одоакра и убийству всех его последователей, которых удалось найти. Что касается римлян, то те, кто поддерживал Одоакра, были объявлены вне закона, их права как граждан были аннулированы, их имущество конфисковано.
Запертый в своих покоях во дворце, Теодорих бушевал и плакал, охваченный черной депрессией. Где же Бог, в самом деле? Все его высокие надежды и стремления казались пустыми и никчемными, как те легендарные Яблоки Гесперид, которые превращались в пепел во рту. Соблазненный блестящим, но пустым титулом «Наместник Восточного императора», он был убежден удалиться в Италию. Ради чего? Зенон, должно быть, смеется на небесах. Римляне могли бы, неохотно терпеть его как своего правителя, но они никогда не позволят ему принять мантию «Романитас». Для них он всегда будет варваром-чужаком — и в придачу ублюдком — обреченным своей германской кровью, несмотря на римское образование, никогда не войти в магический круг тех, кто был частью Рима…»
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Должна сразу признаться, что книга эта не вызвала у меня особых восторгов, но я считаю её добротным середнячком, со своими однозначными плюсами и иногда заметными минусами. Конфликты там, можно сказать, извечные, проверенные временем – тут вам и про борьбу за власть, вопреки всему, и про братскую зависть, и про испытание дружбы. Вот, чего не было только, это любови любовной) Что, с одной стороны, плюс, потому что романтические линии пихают куда надо и куда не надо, а тут их вовсе нет. С другой стороны…это не то что бы минус, но было ощущение, что в погоне за желанием не лезть в эти любовные дебри, автор на корню зарубил очень важный момент политики Теодориха – то, как он заключал брачные союзы с королями-соседями.
Лэйдлоу вроде и упоминает об этом, но выглядит это порой как чёрт из табакерки или рояль из кустов. Если не знать всего того, что я написала в своей исторической выкладке, то есть риск засесть перед текстом с вопросом – «Что? Сестра? У Теодориха была сестра? Так чё ж она раньше-то не упоминалась?». Т.е. Лэйдлоу упоминает матерей Теодориха и Тиудимунда, но ни слова не пишет об Амалафриде до того, как рассказывает о том, что её Теодорих отдал в жёны Тразамунду. И вообще ничего не говорит толком о старших дочерях Теодориха, и о матери Амаласунты. Догадывайтесь, мол, сами, с какого перепуга Хлодвиг I и Аларих II вдруг стали Теодориху родственниками, грызни между коими ему надо бы не допустить.
Что ещё мне показалось, мягко говоря, странным – это взгляд Лэйдлоу на личность Теодориха. То есть было бы даже мило, если б так не отдавало фальшью. Теодорих у него – это эдакий культурный интеллектуал с ранимой душой, честный и мечтательный, и всё такое, при этом иногда непоследовательно творящий какую-нибудь дичь. Конечно, мнение имеет право на существование, но, признаюсь честно, никогда так вот на личность этого короля не глядела и не могла представить, что кто-то сможет. Всё, что доселе я о нём знала, выдавало в нём очень умного, последовательного, но при этом хладнокровного, хитрого и даже в чём-то циничного политика и вождя. Одна лишь фраза, которую ему приписывают, произнесенная им будто бы сразу после убийства Одоакра («У несчастного в теле не было костей!»), как бы намекает…В одном лишь соглашусь, Теодорих почти наверняка в самом деле был очень честолюбивым человеком и высокого мнения о самом себе. Но а как же иначе он стал бы Великим?)
Ну и некоторые моменты меня просто позабавили, например, избитый троп с «пророчеством о величии») В остальном же я высоко оценила и то, как Лэйдлоу даёт описания местности (переход через горный перевал просто сам собой возникал у меня перед глазами), и то, как он старался буквально держать читателя в курсе всего, что творилось в мире в описанные почти шестьдесят (!) лет, от Ближнего Востока и Северной Африки до Британии – он попутно рассказывал и о событиях в Византии, и в нынешней Франции, ставшей ареной для борьбы франков, бургундов, вестготов и последних римлян и галло-романов под предводительством печально известного Сиагрия, и, само собой, в Италии, причем делает это разными методами. Местами, может, это даёт ощущение какой-то разрозненности, но к концу книги всё же возникает ощущение того, что «всё связано со всем», хотя автор не всегда ясно и последовательно излагал факты, а иногда, как я и сказала, что-то опускал. Так что у кого-то ощущение какой-то фрагментарности и незавершенности может сохраниться и к концу. К счастью…есть ещё «Юстиниан») Если у меня будет хватать времени, с этим романом я тоже ознакомлюсь.
В общем я ещё наткнулась на «Хищника» Г. Дженнингса о правлении Теодориха, но там книга специфическая, явно 18+ и, блин, огромная. Но читается на ура. Если кто-то заинтересовался, пишите в коммах, может, однажды и на неё сделаю обзор. А пока, если хочется прочитать о Теодорихе Великом, рекомендую сегодняшнюю книгу к прочтению. Она и небольшая, и всё-таки всё необходимое освещает очень даже неплохо.
Полный список постов первого раздела этой серии можно найти тут: История нашего мира в художественной литературе. Полный список постов со ссылками
Если понравился пост, не забывайте ставить лайк, жать на "жду новый пост", делиться комментариями и даже можете закинуть небольшой донат в качестве поощрения или для спонсирования поиска редких книг.
Показать полностью
9
История нашего мира в художественной литературе. Часть 87. «Маздак» и «Шахнаме»
Всем привет!
Вот мы и подобрались к рубежу V-VI веков н.э., и мне посчастливилось найти настоящую литературную жемчужину, благодаря которой я смогу сегодня рассказать о трех государства того периода – империи Сасанидов, Византии и государстве эфталитов. И начну с Персии, т.к. это будет логичнее всего.
В прошлый раз я рассказала, что на смену Бахраму Гуру пришёл его сын Йездигерд II (440-458), который прославился тем, что заварил кашу с насильным обращением подчиненных государств Южного Кавказа в зороастризм, а расхлёбывать заваренные им каши пришлось не только ему, но и его вдове, царице Денак, а также наследникам – Ормизду III (458-461/62) и Перозу I, он же Фируз (461/62-484). Причем преемником Йездигерд будто бы назначил Ормизда и, похоже, не учёл, что тот нравился далеко не всем, так что очень скоро после воцарения нового шахиншаха в стране вспыхнула междуусобная война. В итоге Ормизд был свергнут (и, по некоторым сведениям, убит), а Эраншахр ослаб, чем воспользовались не только армяне, но и кто похуже – эфталиты.
Кстати, о них. Я о них уже не раз упоминала, но толком так и не рассказала. Видимо, вот он шанс. Эфталиты (они же абделы и белые гунны) на самом деле (во всяком случае по основной версии) к гуннам особо никакого отношения не имели, это был ираноязычный народ (или скорее группа племен), которые, возможно, произошли от массагетов и издревле жили в Средней Азии. В 440-м году примерно их вождем стал Хингила I (ок. 440-490), который к 457-му году подчинил себе Чаганиан, Тохаристан и Бадахшан, занял Мерв и, в общем-то, тем самым и создал то самое эфталитское государство, причем на достигнутом они не остановились, и стали продвигаться дальше на восток (захватили Кашгар, Хотан и Кучу), юго-восток (покорили частично территории современного Афганистана, Кашмир и Пенджаб, и стали угрожать Гуптам) и даже начали наезжать на иранцев.
Царей (или вождей) их называли хушнавазами, и вторым таковым стал после Хингилы Мегама (ок. 490-493), а после него знаменитый Торамана (ок. 493-515), который и привёл к краху империю Гуптов. Пожалуй, до конца его правления эфталиты всё ещё переживали период подъёма, и всё переигралось только после поражений его наследника Михиракулы (ок. 515-530). Но это совсем другая история, и я, надеюсь, дорасскажу об этом в другой раз. На рубеже V-VI-го веков эфталиты были во всех смыслах на конях, контролировали Великий Шёлковый путь, богатые и развитые Согдиану и Бактрию держали на правах вассалов, посылали послов в Северную Вэй, конкурировали с жужанями и успешно вымогали дань из государства Сасанидов. И началась эта позорная для иранцев история вот именно тогда, во времена Ормизда и Пероза.
По одной из версий брата Пероз одолел именно благодаря помощи эфталитов, за что потом отдал им некоторые территории. А, став сам шахиншахом, подумал, что негоже раздавать территории всяким варварам и начал против эфталитов войну. Те будто бы раз его одолели и заманили в ловушку, он выбрался и, вместо того, чтоб сделать выводы, продолжил в прежнем духе. И это на фоне нападок на иудаистов и христиан, восстания 481-484-х годов в Армении и тотального голода, охватившего Эраншахр по причине жесточайшей засухи. Царь от Ахура-Мазды прям-таки. Благо, пока он воевал, страной управляли более разумные люди и, благодаря их мерам, всё не пошло совсем уж по одному месту. Предполагают, кстати, что экономикой страны могла тогда рулить мать Ормизда и Пероза – царица Денак.
Ну а Пероз вторгся в 484-м году на эфталитские территории, попал в очередную ловушку и был эпично разгромлен. Сам он будто бы погиб вместе с некоторыми из своих сыновей, а часть его военачальников и сын Кавад оказались в плену вместе с теми ценностями, что царь повёз с собой в поход. На смену ему пришел Балаш (484-488), который приходился родичем Перозу (хотя степень родства точно не ясна) и которого тот оставил за главного на время своего провального похода. Это спровоцировало очередную, хотя и менее масштабную междуусобицу, и, к несчастью для себя и страны, Балаш оказался не слишком сильным и инициативным правителем, да ещё вдобавок государство ему досталось в плачевном состоянии, и наложенная эфталитами дань подъёму тоже не способствовала. Поэтому у него распоясались представители знати из «Семи великих домов» и стали во многом сами управлять, как умели. Судя по всему, даже неплохо справились.
(Та самая историческая интерактивная карта, которую мне показали недавно - цветом государства прошлого, без цвета - нынешние. Так примерно всё выглядело в 491-м году н.э.)
Особенно выделились Шапур из рода Михран и полководец Сухра, а также его сын Зармихр из рода Суренов. Этот Сухра (он же Сухрай и Суфрай) провёл блистательный поход-реванш и вернул на родину не только плененного царевича Кавада и других, но и все богатства Сасанидов, захваченные хушнавазом эфталитов. Во всяком случае, так гласят легенды) Что более вероятно, дело решилось дипломатическим путем, и всё перечисленное персы просто, по сути, выкупили, причем за дорого. Дань выплачивать эфталитам они прекратили только во времена Кавада. Кстати, о нем…
Правление Балаша было, можно сказать, правлением мягкого человека с соответствующими послаблениями. Он принял меры, чтобы не доводить до полного истощения крестьянства, заключил Нварсакский договор, закончив тем самым Ваанскую войну (481-484) и поставив тем самым точку в вопросе религиозного и национального конфликта в Закавказье (государствам региона была предоставлена свобода вероисповедания и ещё некоторые плюшки) и даже, видимо, ослабил давление на христиан и иудеев в самом Иране. И, возможно, его религиозная политика стала причиной того, что на него заточили зуб мобеды и некоторые представители знати. Закончилось это тем, что Балаш был свергнут, вероятно, не без вмешательства того самого Сухры, а на трон посадили молодого Кавада I (484-498/499 и 501-531). И уж тут-то начались особо «интересные времена».
Теперь, чтобы лучше понимать, что да как, мне придется ненадолго обратить внимание на главного соседа и соперника Сасанидов – Византию. На момент прихода Кавада к власти там повторно сел на трон император Зенон (474-475 и затем 476-491), который очень хотел обратно свой Нисибин, ведь срок позорного договора, заключенного когда-то Иовианом (363-364) после неудачного похода Юлиана Отступника против персов, успел истечь ещё когда, а отданные города и области так к ромеям и не вернулись. И у той, и у другой стороны были политически нестабильные времена и серьёзные финансовые проблемы, так что переговоры шли плохо, а ситуация накалялась, и не помогло даже то, что Зенон умер, и к власти пришел Анастасий I (491-518). Того, кстати, на трон привела уже известным способом та же самая Ариадна, дочь Льва Макеллы, что когда-то сделала мужем и императором Зенона.
Анастасий был иллирийцем по отцу, а по матери происходил от брата Юлиана Отступника – Констанция Галла, но даже это делало его не очевидным кандидатом в императоры. Правда у него была хорошая репутация при дворе Зенона, и, возможно, именно это и сыграло решающую роль. Несмотря на религиозные распри и проблемы во внешней политике, страной он управлял даже неплохо – облегчил налоги, ввёл в обращение медные фоллисы, закрепил за арендаторами земельный участок после 30-летнего срока аренды и сделал ещё много чего. Но никейцы называли его нечестивым из-за его симпатий к монофизитству, и его положение поначалу, видимо, не было таким уж прочным. А в таких условиях ему тоже ничего иного не оставалось, кроме как требовать назад территории. Ситуация зависла в неопределенности.
(Вот так выглядели медные фоллисы Анастасия I, чеканились в 498-507-х гг. н.э.)
А тем временем в государстве Сасанидов происходили странные и даже страшные вещи. Началось всё с того, что объявился там некий пророк Маздак, которого не устраивал текущий религиозный и государственный порядок, и он начал проповедовать и агитировать за реформирование зороастризма, за всё хорошее против всего плохого, и приобрел себе много последователей, включая и царя Кавада. Так Маздак стал верховным жрецом Эраншахра. Началось всё с хорошего – раздачи людям зерна, продолжилось сомнительным – раздачей женщин из гаремов. И чем дальше, тем круче.
Возможно, именно это привело к заговору, свержению и заключению Кавада. Вместо него на трон посадили его брата Замаспа (496/99-501). В этом есть определенная злая ирония, потому что ранее, в 493-м году, опасаясь, что непомерно усиливший свои позиции Сухра, может его свергнуть, Кавад от него избавился. Неизвестно, напрасны были его опасения или нет, но в стране у него надежной опоры не нашлось, кроме небольшой группы сторонников, что, очевидно, помогла ему бежать в земли эфталитов. Там он набрал войско и, подобно Перозу, вернул себе трон, сбросив брата. После этого, как ни странно, правил он довольно долго. Вывод из этой истории Кавад, похоже, сделал такой – не надо, чтоб тебя считали слабаком, надо хорошо кормить армию, и своевременно платить эфталитам…и пошёл войной на Византию. Причем резво прошелся по окраинным областям, захватив такие города как Феодосиполь и Амида. Помогал Каваду царь Лахмидов Ан-Нуман II (ок. 499/500-503), сын малика аль-Асуада и внук того самого Аль-Мунзира, который непосредственно воспитывал молодого Бахрама Гура.
В общем натворили персы всяких ужасов, всполошили византийцев, и те были только рады откупиться. Историки спорят, сколько именно они послали персам золота, но точно дохрена. Из хорошего тут было только то, что византийцев это встряхнуло, и они озаботились укреплением своих рубежей, чему персы при всем желании помешать не смогли, хотя это нарушало «добрососедские» договоренности. Всё, что смог Кавад, это демонстративно поглаживать христиан отличных от никейства течений, что многих в Византии наверняка бесило…Но Анастасий к их числу не относился)
В собственном же государстве Кавад продолжил укреплять свои позиции, чтоб случившееся не повторилось, и ближе к концу своего правления дошёл до того, что опрокинул бывших товарищей-маздакитов, с большинством из которых после этого нещадно расправились, ибо претензий к ним накопилось немало. И было за что. Одна только расправа над военачальником Сиявушем чего стоила. Сам Маздак был схвачен и казнен где-то в 524-528-х годах. Схожая судьба постигла и старшего сына Кавада – царевича Кавуса. После этого в фаворе остались один из сыновей Сухры, великий вазир Бозоргмехр, и Хосров Ануширван, в 531-м году ставший новым шахиншахом.
И, может, я рассказала обо всём этом длинно и скучно, но вот зато увлекательный рассказ обо всем этом можно найти в повести
«Маздак» М. Симашко
Время действия: V век, ок. 491-506 гг., и затем примерно 526-528г.
Место действия: государство Сасанидов (современные Ирак, Турция и Иран), государство эфталитов (современные Туркменистан и Узбекистан), Византия (современная Турция).
Интересное из истории создания:
Морис Давидович Шамис (1924-2000) был советским писателем, сценаристом и драматургом, который большую часть жизни прожил в Казахстане, но писал на русском языке. Родился он в Одессе в семье микробиолога Давида Лазаревича Шамиса и его жены, немки по происхождению, а своё имя получил, потому что родился в День Парижской Коммуны. Война застигла его 17-тилетним парнем, и школу ему пришлось оканчивать в эвакуации, в городе Мары на территории нынешнего Туркменистана. Позже служил в армии на границе с Ираном, а потом учился в Одесском учительском институте, который успешно окончил в 1946-м году, в 1950-м окончил также обучение на заочном отделении факультета журналистики Казахского университета им. Кирова и после этого в Средней Азии работал журналистом. Первая его повесть «В чёрных песках» была опубликована в 1958-м году в журнале «Новый мир» под псевдонимом «Симашко», под которым писатель печатался и впредь.
Но, пожалуй, самое известное его произведение – это всё же повесть (или исторический роман) «Маздак», якобы опубликованная в 1968-м году в Казахстане. Хотя в книге, что я читала, в конце стоит дата написания – «1967-1970», так что, скорее всего, публикация произошла всё же в 1971-м году. «Маздак» стал первым и на сегодняшний день единственным художественным произведением русскоязычного автора, посвящённым истории доисламского Ирана (Эраншахра), что делает его воистину уникальным, особенно с точки зрения моей подборки.
Интересно тут то, что кто-то узрел параллели между описанным в произведении приходом к власти маздакитов и Октябрьской революцией 1917-го года, причем с негативным оттенком. Сам Симашко отрицал наличие каких-либо параллелей, заявляя, что «не собирается, в отличие от Лиона Фейхтвангера, «осовременивать историю»». И я ему верю, потому что прямых параллелей там не увидела. Описанное в этой книге на самом деле прекрасно отражает любое подобное движение, и чисто политическое, и религиозное, и то, чем обычно такие истории заканчиваются. И именно в этом его мощь.
О чём:
История начинается с приёма византийского посольства в Ктесифоне для переговоров по Нисибину, и читатель уже было приготовился следить за Агафием Кратисфеном, как вдруг сменяется страница, и всё действо переносится в тот самый спорный Нисибин, где живёт христианский юноша Авраам, сын перса Вахромея, но не перс по матери. Однако, как оказалось, и отца-перса достаточно, чтоб при наличии определенных талантов, даже после прилюдного наказания за, по сути, чужие проступки в несторианском учебном заведении, привлечь внимание видного сановника Картира и отправиться на придворную службу в Ктесифон.
Но только никакого столичного блеска там Авраам не увидел – повсюду разорение, трупы умерших голодной смертью, интриги и заговоры. И волею случая Авраам смог узреть самого великого пророка Маздака и вызвать особое расположение самого царя царей, хотя поначалу даже не догадывался, что Светлолицый юноша и шахиншах Кавад – один и тот же человек. И только одно маленькое совпадение провело Авраама по краям всех пропастей…
Отрывки:
Для начала не могу удержаться и всё же процитирую отрывок о Перозе из «Шахнаме»:
«…Все ближе дружина к сокрытому рву,
Страх тайный терзает дружины главу.
Навстречу Пируз безрассудный, как вихрь,
Примчался, бойцов возглавляя своих.
Литавры, кимвалы гремят с двух сторон
И воздух от пыли в эбен* обращен.
Вот стрелы с одной стороны и с другой
Посыпались, кровь заструилась рекой.
Пируз к Хушнавазу помчался, и вспять
Пустился ведущий туранскую рать.
Коня повернул, спину кажет, и прочь
Несется, и следом бойцы. Во всю мочь
Пируз поскакал с малой горсткой мужей
Вдогон, скакуна его бег все быстрей.
В ров рухнул с вождями иранскими шах.
Являвшие львиную доблесть в боях,
Все царского рода: властителя брат,
Хормоз благородный и славный Кобад;
Всех доблестных, златовенечных число
Немалое: семеро там полегло.
Тогда, торжествуя душой, Хушнаваз
Ко рву прискакал и наружу тотчас
Всех, жизнь уберегших, извлечь повелел.
Престолом оплакан злосчастный удел
Пируза-царя, венценосцев других —
Раздроблены кости и головы их.
Дано лишь Кобаду конца избежать.
По ветру развеяны царство и рать!..».
Из «Маздака» я решила процитировать отрывок, который, на мой взгляд, лучше всего показывает всю суть этой истории:
«…Маздак молчал. Что-то новое, не свойственное ему, увидел Авраам в очертаниях тяжелой головы.
— Чего ты хочешь, датвар? — спросил Светлолицый.
— Они пришли к нам за правдой. — Розбех, задыхаясь, простер руку куда-то ввысь. — Нужно дать им право на убийство!
Мобедан мобед совсем вдруг исчез в своей хламиде. Великие пошатнулись и замерли. Тяжелый гуд послышался в наступившей тишине, словно огонь горел где-то в глубине земли. Это было, как если бы заткнуть пальцами уши. «Верящие в правду» ждали на площади, и плоские точильные бруски висели на их поясах.
— Мы не пустим краснорубашечников в дехи.
Дипераны вытянули шеи, стремясь увидеть заговорившего вдруг старика от людей-вастриошан. Из Атур-паткана был он Деристденаны накануне поехали туда, чтобы раздать пшеницу одного из Каренов, но сами люди-вастриошан не позволили им этого сделать...
Они сидели тихо, земледельцы в белых одеждах. И тогда заговорил старый азат со шрамом через все лицо из сословия артештаран:
— Твои люди, великий датвар Розбех, захотели коснуться нашего Огня в Шизе. Почему они лишают людей свободы совести?.. Они убили невинного человека лишь за то, что он обладает богатством. Среди твоих людей видели нечистых, осквернивших себя воровством. Зачем приобщаешь ты к нашему делу неугодных Мазде?..
Датвар Розбех снова выбросил белую руку из-под фиолетового судейского плаща. Его сухощавое лицо было неподвижно. Только светлые холодные губы чуть двигались и неумолимы были глаза.
— Вы темны и не знаете собственной пользы, арийские дехканы и люди-вастриошан. Огнем ослепили вас мобеды. Но нужнее огня вам хлеб и женщина. Почему же противитесь вы?!
Страдание слышалось в голосе неподкупного датвара. Весь Эраншахр знал и любил его, ненавистника великих, первого сподвижника Маздака. Все молчали. Но вновь прокатился подземный гул, и страшно, неистово закричал Розбех:
— Нет, не правдой и молитвами опрокинут будет Ахриман в душах великих! Смерть им, и пусть рухнут все стены на земле!..
Качнулась голова Маздака, и Аврааму вдруг показалось, что трудно ее стало держать великому магу. Печальная складка обозначилась на лице его, у самых губ. Не было ее раньше...
Светлолицый повел рукой:
— Говори, датвар!
Ровно, убеждающе заговорил опять Розбех... Да, нужно убрать огонь от глаз людей, чтобы увидели они мир в естественном свете. Под страхом смерти следует запретить посещать огнища. И не надо страшиться лжи, когда она служит правде. Гуркаганы из черных каризов пусть будут признаны, потому что лишь волчий язык разумеют великие. Обратно под землю уйдут силы зла, когда исполнят свое...
Резко поднялся с подушки Маздак, и сразу встал вместе с ним Светлолицый. Открылись где-то невидимые завесы, и грозный гул ворвался в зал. Колыхнулось белое пламя светильников.
Авраам с диперанами поспешил по переходам верхних этажей к площади, где ждали деристденаны.
— О Маздак!..
Красным пахнуло в открытый зев дворца. Не из диперанской ниши под сводами, а вблизи увидел Авраам помост во всю ширину арки. Один Маздак стоял на нем, и Светлолицый сидел в вышине под короной на бронзовых цепях. Арийские железные крылья были на ней, означающие орла-властелина и петуха, приносящего счастье Эраншахру...
Голова Маздака приподнялась, оглядывая площадь перед дворцом, улицы и переулки, полные людей в красных одеждах. Он даже привстал на носках, чтобы дальше увидеть, и печальная складка у рта не видна стала при свете солнца. Люди склонились, положив ладони на глаза...
Что-то звякнуло под ногой. Авраам увидел обрывок бронзовой цепи, на которой сидели когда-то желтью львы по бокам трона Сасанидов. Их убрали после «Красной Ночи»...
Он уже много раз видел заполненную людьми площадь. И деристденаны уже дважды приходили сюда в великую годовщину. Но другими были сегодня люди...
Авраам оглянулся на узкую нишу под самым потолком арки и понял. Оттуда, с нечеловеческой высоты, смотрел он на людей, и муравьями казались они, чьи судьбы решает садовник. Здесь, у помоста, глаза и лица были у них...
Рука Маздака взметнулась над этими людьми:
— За правдой или ложью пришли вы сюда?.. Только губы шевельнулись у великого мага. Голос его весь без остатка ушел под своды и лишь потом низринулся на площадь, стократно усиленный. Красная волна покатилась по ней, достигла дальних деревьев и миллионоголосым воплем возвратилась назад.
— О-о Маздак!..
Первородный ужас был в глазах мужчин, стариков, детей. Они тянули руки к великому магу, страшась его недоверия, боясь остаться одинокими в этом мире.
А Маздак заговорил быстро и четко, с мягким северным пришептыванием... Свет отделить от тьмы – вот к чему должны от рождения стремиться люди. И не может быть послаблений в этой битве. Непобедима правда, пока ложь не проникнет в нее изнутри. Трудность в том, что ложь всегда может прикрыться правдой, но правда ложью – никогда. Малейшие ростки лжи должны быть отделены, иначе снова смешаются свет и тьма в мире. И наступит хаос, а при нем – беспредельна ложь и все несчастны...
— О-о-о!.. — простонала площадь.
— Свет зари на ваших одеждах!.. — Маздак шагнул к самому краю помоста. — Все больше людей побеждает тьму в своих душах. Бесконечен этот путь, и мы не увидим встающего солнца. Но слепы те, кто хочет приблизить его восход убийством, ибо убийство – всегда ложь. Разве пролилась кровь в великую ночь? Никто не знает имени азата, убившего эранспахбеда Зармихра, и не от Мазды ли был послан этот человек, чтобы люди не осквернили свои руки кровью? Нет, несовместимы кровь и правда, и не может быть у людей права на убийство!
— О-о...
Это вздохнули за спиной, и, обернувшись, увидел Авраам великих. Свет был у них в глазах, и руки тянулись к Маздаку. Из плоти и крови состояли они, открывшие свои дасткарты.
И только потом разрешающий знак тихо прочертила ладонь великого мага:
— Обороняясь от напавших на вас, убивайте без радости. Нет увлечения страшнее убийства…».
Эта речь сама по себе сильна и показательна, но, если знать, чем потом всё обернулось, то её значение возрастает многократно. Но спойлерить «я, конечно же, не буду».
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Как это обычно и бывает, начиная читать книгу о религиозном реформаторе, не ожидаешь ничего увлекательного. В принципе тут было так же, но…с первых же страниц я подпала под очарование слога Симашко и поражалась тому, насколько красиво он пишет. Кажется, можно читать страницу за страницей просто для того, чтоб наслаждаться льющимися ручьем его строками, а о чем там – не так важно.
Хотя в смысловом отношении это оказалось тоже мощным и атмосферным произведением. Я не зря упомянула о некоторых биографических моментах автора – он явно видел места, о которых писал, собственными глазами, не все, но некоторые. И это чувствуется. Ему потрясающе удалось передать не только ужасы смутного времени и войны, но и образы Ирана, Ирака, Самарканда, Мерва и Константинополя тех времен, и на уровне лексики, и на уровне зарисовок.
Симашко явно с уважением относился к своим читателям и не занимался почти нигде разъясняловом персидских слов, органично вплетая их в русскоязычный текст. Мне не хватало сносок, но сам подход я уважаю, и сама пишу точно так же, разве что сноски у меня есть всегда. Единственное, что мне по-настоящему мешало – это то, что за образностью и красивостью изложения иногда ускользал от меня смысл происходящего. Но здесь опять же, и плюс, и минус, так происходило, потому что Симашко зачастую именно что показывал, а не рассказывал, как и советуют всем начинающим писателям. Но мало кто посвящает во все нюансы такого подхода. И нюансы эти выплыли на меня при чтении «Маздака» – то, что ты видишь происходящее, благодаря автору, не значит, что ты понимаешь суть происходящего, как это бывает и в жизни. Это шикарно как подход, но не очень удобно для чтения.
Что касается сюжета и идей, то история-то, на самом деле, не блещет ни оригинальностью, ни замысловатостью. Но тут важно не то, о чем рассказывается, а то, как. Отрывки из этой книги можно приводить на занятиях по психологии толпы – Симашко просто блестяще показал, как в толпе меняется восприятие, образ мысли и действия отдельно взятого индивида. Даже вроде бы такой умный и рефлексирующий человек как Авраам поймал себя на том, что вместе со всеми скандирует «Маздак!», хотя отчетливо видит, что перед ним вовсе не уважаемый им мыслитель и реформатор, принципы коего оставались неизменны до самого конца, а коварный душегуб, повинный во множестве смертей. И это далеко не всё. Меня действительно восхитила глубина проработки персонажей и уровень психологичности того, что я прочитала.
И ещё скажу, что Симашко – один из немногих, кому удаются эротические сцены. Кажется, что достаточно обрисовывать такие вещи широкими мазками, не называя вещи своими именами, приделать красивостей и вздохов, и всё, ничего сложного. Но я читала достаточно, чтобы утверждать, что это далеко не так. Симашко не облажался и тут, и его эротические зарисовки не только красивы, оригинальны и чувственны, но и важны для сюжета. Именно через них, через отношения гг с женщинами он показывал, как внутренне Авраам менялся – взрослел, мужал и познавал горечь жизни. При этом оставаясь человеком в лучшем смысле этого слова.
Что касается истории Маздака и его учения – как я и сказала, сама по себе она не несла ничего нового. Но это не делает её менее острой и жизненной, а потому правдоподобно-пугающей. Более того, Симашко тут в каком-то смысле выступил идеалистом, словно говоря «по-настоящему великие люди себе не изменяют. А если изменили, значит, это уже не они». В остальном же всё как всегда – то, что начиналось лавиной во имя справедливости с красивыми лозунгами, потом непременно скатывается в кровавый террор и превращается в вечно голодное, жадное чудовище, не способное насытиться, пока не пожрет само себя. Благодаря своему яркому, живому и выверенному языку Симашко сумел показать всё это с поистине пугающей реалистичностью. Убери образность из его изложения и оставь точность, расставленные акценты и мелкие детали, и описанные им сцены смогут потом стать сюжетом для кошмаров не на одну ночь.
В общем, я однозначно рекомендую эту небольшую книгу к прочтению. Я выделила некоторые незначительные минусы, и добавлю, что там несколько смазанный конец, но в остальном это поистине шикарная книга. Я давно не получала такого эстетического наслаждения при чтении и, скажу честно, редко видела настолько прекрасно написанные вещи, что у классиков, что у современных авторов. У меня в списке ещё одна или две книги Симашко, и я точно знаю, что буду их читать.
P.S. Пока писала эту часть своего обзора, слушала композицию «Shenidan» (feat. Dariush & Hayedeh), созданную из песен знаменитых иранских исполнителей. Подумала, что она отлично передает дух «Маздака». Не могу сюда прикрепить, но советую найти и послушать. Тоже очень атмосферно.
И, думаю, на этом я всё же закончу рассказ о поздней античности и перейду на раннее средневековье. Чуть позже запилю отдельный пост с навигацией по прошлым заметкам. Если понравился этот пост и/или вся серия, ставьте лайк, подписывайтесь, если ещё не подписаны, жмите на "жду новый пост" и пишите комментарии, можно также закинуть небольшой донат - зачастую на эти деньги я покупаю книги, которые не могу найти в свободном доступе, но которые очень хочется рассмотреть, чтобы сделать подборку ещё полнее и интереснее.
Показать полностью
6
История нашего мира в художественной литературе. Часть 77.2 «Вардананк»
Всем привет!
Постепенно подвожу к концу V-го века н.э., остается ещё буквально четыре-пять книг, прежде чем я окончательно перейду к раннему средневековью. А сегодня снова вернусь к середине столетия, и снова буду крутиться вокруг истории Персии эпохи Сасанидов и государств Южного Кавказа, прежде всего, разумеется, Армении, но повезло мне найти произведение, которое затрагивает и другие государства региона. Поэтому сначала о них вот и расскажу.
Нашла я ещё одну карту, иллюстрирующую государства и их границы в прошлом. И вот по ней хорошо видно, что в V-м веке на Южном Кавказе существовали четыре государства – Армения, Иберия, Кавказская Албания и Лазика (она же Эгриси или Колхида). Начну с последнего.
Условное Колхидское царство возникло на побережье Чёрного моря примерно в VI-м веке ещё до н.э. Я говорю «условное», потому что нет единого мнения о том, было ли это единое централизованное государство или множество государственных образований со схожими культурой и языками. Но что цивилизация там какая-никакая уже была – это почти точно, т.к. о Колхиде и населяющих её племенах писали Скилак Кариандский (или тот, кто им притворялся, я понимаю, смешно, но так бывает)) и Страбон.
Уровень государственности, как я и сказала, древней Колхиды – под вопросом, но уже в древности там было развито земледелие и ремесла, и даже в Вани чеканили собственные серебряные монеты («колхидки»). Там же нашли и остатки сооружений, и различные артефакты эпохи античности. Вани находится примерно в 20км от Кутаиси, т.е. довольно далеко от побережья, так что, по меньшей мере, в I-м веке до н.э. что-то, что можно было назвать Колхидским царством, там всё же было. Впрочем, оно едва ли имело сильное влияние, и всё время оказывалось в подчиненном положении сначала по отношению к державе Ахеменидов, потом Понтийскому царству, а после – Римской империи. В состав последней эти территории как раз и вошли под названием провинции Лазика.
Но уже в I-III веках н.э. там образовалось Лазское царство (ок. 131-697гг. н.э.) со столицей в Нокалакеви (он же Археополис и Цихе Годжи). Есть предположение, что изначально оно было гораздо мельче, просто со временем подчинило себе окрестные территории и стало простираться от побережья Чёрного моря (нынешние Абхазия, Верхняя Сванетия, Гурия и Аджария) и до Лихского хребта на востоке, где граничило с Кавказской Иберией (Картли). Постепенно правители этого государства фактически избавились от римского владычества, а формальное подчинение выражалось лишь в защите подходов к римским рубежам воинственных варваров (вроде готов и позже гуннов), но вряд ли местные и без этого хотели кого-то подобного к себе пускать, так что не считается.
Кстати, первым царем Лазики называют Малассаса (упоминался в 131-м году как вассал Римской империи), его преемником, вероятно, был Пакор, современник императора Антонина Пия (138-161), а потом произошёл провал, и следующим известным на данный момент правителем стал Губаз I, правивший +/- в 456-466-х годах н.э. Его я упоминаю, потому что именно на годы его правления могли прийтись события, о которых я хочу поведать сегодня. А так вообще дальше чёткая преемственность царей Лазики тоже не вырисовывается, хотя в V-VII-м веках царство явно имело значимый вес в регионе.
Другим важным государством была Иберия, она же Иверия, Иберийское царство и царство Картли. Располагалось оно на территории современной центральной Грузии и частично Турции, возникло предположительно ещё в античные времена (ок. VI-III века до н. э.) и просуществовало до 537-го года. Первым царём Иберии считается Фарнаваз I, который, если и впрямь существовал, правил примерно в 299-234-х гг. до н.э. Основанная им династия Фарнавазидов просуществовала до 189-го года н.э., и их младшей ветвью по женской линии считались иберийские Аршакиды. Они-то и правили страной в период 189-284-го гг. Между этими династиями Иберией управляли ещё армянские Арташесиды после того, как Тигран II Великий расширил путем войны свою державу (Об этом я рассказывала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»). Но потом власть, похоже, вернулась к Фарнавазидам. К ним же, кстати, относились знаменитые Радамист и Фарсман, о которых однажды, может быть, я всё-таки тоже расскажу.
В любом случае Фарнавазиды были в 189-м году свергнуты, и первым Аршакидом на иберийском троне стал вероломный племянник Амазаспа II – Рев I (189-216). Рев был сыном сестры Амазаспа и армянского царя Вагарша II. Так что, надо полагать, на последующие почти сто лет эти две страны ощутимо сблизились.
После Рева правили ещё пять царей из его династии, а потом к власти в Иберии пришли Хосроиды под руководством Мириана III (318-360). Примечательно тут то, что Аршакиды утратили иберийский трон из-за персидского вторжения, а Мириан III получил царство как раз из рук персов, поскольку и сам имел персидское происхождение (по одной версии он был сыном самого Шапура III, по другой происходил из рода Михранидов), и при этом первым браком он был женат на Абешуре, дочери последнего царя Аршакидов – Аспагура I (265-284).
Короче, удобный кандидат для Сасанидов. Ну или так казалось, пока Мириан не прекратил войны с Римской империей и не взял курс на сближение с ней, для чего, похоже, он и его уже вторая жена, царица Нана, приняли христианство и формально сделали Иберию ещё одной христианской страной региона. И, как и в случае с Арменией, замешана тут была женщина – св. Нина Каппадокийская, от которой вроде как приняла крещение Нана. Ну а там понеслось, и в Мцхете, уже тогда столице страны, Мириан построил деревянный собор, на месте которого сейчас находится кафедральный патриарший собор Светицховели. И дружба с Константином Великим завязалась вокруг того, что новоиспеченный христианский царь попросил императора прислать епископов и священников, а тот, не будь дураком, конечно же, прислал. Кто ж отказался бы?
(Собор Светицховели в Мцхете. Самый большой из старинных храмов Грузии. На этом месте сначала Мириан возвел деревянную церковь, потом Вахтанг I базилику, которая тоже не сохранилась. Это здание построено было уже в XI-м веке)
Сыновья Мириана и Наны, Рев II (сам. пр. ок. 360-361) и Вазар-Бакур II (ок. 363-365), и их предполагаемые внуки, сын Рева, Саурмаг II (ок. 361-363 и затем в 370-378), и сын Вазар-Бакура, Митридат III (ок. 365-380 и в 370-378 диархом), держались тех же проримских позиций, что явно очень не понравилось Сасанидам. Вот эта чехарда у власти в Иберии, что видна по датам, вызвана как раз тем, что во внутренние дела Иберии открыто вмешивался шахиншах Шапур II. То же делали и ромеи, что привело к войнам и потере целостности. Причем Митридату пришлось особенно тяжко, потому что он вынужден был пытаться усидеть на двух стульях – и уверить Сасанидов в своей преданности (для чего в заложники посылал даже своих сыновей), и вместе с тем не ссориться с западными соседями и остановить нападки на христиан. А на годы правления его сына, Вараз-Бакура III (380-394), пришелся раздел Армении и вновь усилилось давление Персии, потому что в результате того договора ромеи заявили, что больше в Иберию не лезут. Да ещё вдобавок сам царь скончался тогда, когда его сыновья были ещё слишком молоды, чтобы править, и его место занял Трдат (394-406), ещё один сын Рева II и тесть Вараз-Бакура.
И, как меня ни соблазняет идея подробно рассказать о последующих царях Иберии, я этого делать не буду. Скажу лишь, что потом правили сыновья Вараз-Бакура III – Фарсман IV (406-409), Мирдат IV (409-411), единственный сын Митридата Арчил (411-435) и уже его сын Мирдат V (435-447), а после него знаменитый Вахтанг I Горгасали (447-502). И все эти годы маятник так и качался то в сторону ромеев-единоверцев, то в сторону персов, крайне заинтересованных в сохранении своего господства в регионе.
Что же касается Кавказской Албании (она же просто Албания, Алуанк, Ардан и Арран), то государство это возникло примерно в I-м веке до н.э. на территории современных Восточной Грузии, Азербайджана и Дагестана, и просуществовало до VIII-го века н.э. Крупнейшими городами и в разное время столицами Албании были Кабала (Кабалака) и Партав, а также Дербент (тогда предположительно Диауна, а позже Шахристан-Йездигерд, центр зороастризма, важный торговый пункт и крепость). В отличие от Лазики и Иберии, где говорили на картвельских языках, в Албании говорили на языках нахско-дагестанской семьи, в частности, на агванском.
(Руины крепостных стен Кабалы)
В остальном история этой страны похожа была на историю соседних стран – изначально, с I по VII века н. э., ею правили Аршакиды (Арраншахи), которые, как и их армянские и иберийские соседи, происходили от парфянских Аршакидов (основателем династии в Алуанке был предположительно Вачаган Храбрый (ок. 300-336), а последними из неё Вачаган Благочестивый (ок. 485-510) и некий Пантелеймон), а после них правили Михраниды.
Как и соседи, агваны поначалу были язычниками и зороастрийцами, а с течением времени приняли христианство. Правда, в отличие от Армении и Иберии, происходило это не в одночасье, а наплывами и явно туговато. Но в любом случае в Кабале, в конце концов, тоже появился свой епископ. На момент интересующих нас событий Албанием управлял Ваче II (444-463), сын царя Асвагена (424-444) и дочери шахиншаха Йездигерда II. И ситуация политическая там была схожей с ситуацией соседей, но с некоторыми нюансами – похоже, агваны больше тяготели к Персии, чем остальные закавказские народы. Но это не помешало Ваче публично отречься от зороастризма и перейти в христианство, когда началось то, что началось.
Ну так а что же, собственно, началось? В прошлый раз я рассказала, как Армения потеряла своих царей и оказалась разделена надвое, что усилило на неё персидское давление, т.к. её восточная часть потеряла независимость и вошла в состав Персии, из которой шахиншахи стали присылать назначенных наместников – марзпанов, а также других чиновников. Марзпанами иногда становились представители армянской знати, но куда чаще – персидской. Первым марзпаном в 428-м году, когда умер последний армянский царь Арташес IV, стал перс Вех-Михр Шапур (428-442), назначенный Бахрамом Гуром. Причем управлял доверенными территориями он хорошо, и всё было тихо, мирно и спокойно, даже несмотря на первые попытки шахиншаха устранить давнюю проблему – византийское влияние на Армению через церковь. Для этого Бахрам пытался присоединить Армянскую апостольскую церковь к Церкви Востока (она же Несторианская церковь). И из этого даже что-то вышло. Но потом произошла двойная смена власти, и всё пошло по известному месту.
В 440-м году умер Бахрам V, а его место занял сын – Йездигерд II (440-458). А спустя два года умер и первый армянский марзпан, а на его месте оказался армянский князь Васак Сюни (ок. 387-454/455), который вместе с тем в 439-м году стал и первым марзпаном Иберии. И, казалось бы, чего бы не длиться миру и спокойствию? Ведь Васак – армянин, а Йездигерд слыл правителем деятельным и справедливым, который, в отличие от отца, не пировал, не охотился и не пополнял гарем все дни напролёт. И вроде бы так, но была у нового царя царей парочка досадных для вассальных христианских государств особенностей – он был очень набожным и рьяным зороастрийцем и при этом очень недоверчивым и подозрительным правителем. И, если б даже ему как царю и человеку было до лампочки, кому там у него армяне, агванцы и иберы поклоняются, то как стратег и военачальник он озаботился тем же, чем и его отец – а что, если византийцы из Западной Армении опять полезут в Восточную? Поэтому он не придумал ничего лучше, кроме как попытаться насильно насадить на Южном Кавказе зороастризм вместо христианства.
("Клятва перед Аварайрской битвой". Картина И. Айвазовского. 1892г.)
И тут уж, как говорится, просчитался, но где? Вместо решения давней проблемы он добился очередного всплеска патриотических чувств и религиозного рвения, а потом и восстания. Возглавил эту борьбу знаменитый Вардан Мамиконян (ок. 388-451), чья дочь Варданик (ум. 475) позже прославилась как святая мученица Шушаник, а племянники, Ваан и Вард Мамиконяны, возглавили армян в борьбе против персов в Ваанской войне 481-484-х годов. Именно о Вардане Мамиконяне, Васаке Сюни, Йездигерде и их сторонниках, их мотивах и борьбе и рассказывается в романе
«Вардананк» Д. К. Демирчяна
Время действия: рубеж V-VI веков н.э., ок. 447-455.
Место действия: государство Сасанидов, Армения, Иберия (современные Турция, Иран, Армения, Грузия).
Интересное из истории создания:
Дереник Карапетович Демирчян (Демирчоглян; 1877-1956) – армянский писатель, поэт, драматург, переводчик и педагог.
Родился в Ахалкалаке Тифлисской губернии в семье обанкротившегося купца Карапета Демирчогляна и начальное образование получил в армянской приходской школе. Однако потом всё переменилось, и будущий писатель учился уже в Геворкянской семинарии Эчмиадзина, потом в Нерсесянском училище в Тифлисе, в 1909-м году окончил педагогический факультет Женевского университета. Работал в Ардагане, потом в Тифлисе участвовал в работе Литературного общества «Вернатун», созданного по инициативе Ованеса Туманяна. В 1903 году он поехал в Москву учиться музыке. После окончания обучения в Женеве вернулся в Тифлис и занялся преподаванием. В 1925 году Д. Демирчян переехал в Ереван, где стал ученым секретарем художественного отдела Института науки и искусства.
При этом писать он начал, похоже, ещё в юности. Так первое его первое стихотворение «Будущее» напечатали ещё в 1893-м году в журнале «Тараз», а сборник стихов вышел в 1899-м году, потом настала очередь пьес, а в 1920-х Демирчян стал браться и за прозу. Так что нет ничего удивительного в том, что в 1934-м году он оказался делегатом от Армянской ССР на Первом съезде писателей СССР.
И самым его известным произведением является именно роман в двух книгах «Вардананк», написанный и изданный в 1943–1946-х годах. Переработанные издания выходили в 1951-м и 1956-м. Интересно тут то, что о национально-освободительной борьбе армян писал в годы ВОВ не только он, но и С.И. Зорьян (о чём я рассказывала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 77.1. «Царь Пап»), и то, что в своем романе «Вардананк» Демирчян изобразил армянское восстание в первую очередь как политическую борьбу за сохранение армянской национальной идентичности, а потом уже как религиозное противостояние, чего нет (или он менее очевидно) в том же «Самвэле».
Кстати, о названии этого романа сказано в самом же тексте: «…Народ назвал эти два течения по именам их вождей: «Вардананк» и «Васакианк»…», в честь Вардана Мамиконяна и Васака Сюни. Таким образом, в центре повествования во многом стоит не борьба армян с персами, а раскол внутри армянского народа, и борьба одной точки зрения с другой. Но подробнее об этом скажу ниже.
О чём:
По Армении прокатилась весть об изданном шахиншахом Азкертом (Йездигердом) приказе – всем христианам Армении в срочном порядке принять зороастризм. Реакция духовенства на это предсказуема, реакция народа в целом ожидаема, а вот истинное бремя принятия решения легло на плечи и головы князей-нахараров и марзпана – князя Васака Сюни. Васак – известный персофил и явно преклонялся перед мощью империи Сасанидов, поэтому не видел никакой проблемы в самой по себе смене религии. Зато он видел проблему в реакции на этот призыв армян, и в том, что за этим может последовать.
Вардан Мамиконян – давно немолодой полководец, владетель области Тарон, горячий патриот и истинный христианин, так что для него отречение от веры – ещё какая проблема уже сама по себе, но ещё больше его волновало другое – факт вмешательства персов во внутренние дела Армении. По его мнению, это только начало, проверка почвы, равно как и те злоупотребления и преступления, какие персы уже совершали на армянской земле под видом «просто сбора дани». И за свою родину Вардан готов был биться до последней капли крови, невзирая ни на что. Сторонников у него оказалось немало, по горькой иронии – даже в семье и в замке марзпана. Так что на сходке в соборе Арташата нахарары, духовенство и обезумевший от притеснений народ заключили соглашение о борьбе с захватчиками и написали-таки долгожданный ответ шахиншаху, в котором говорилось, что перехода в зороастризм от армян он не дождется.
Узнавший об этом Васак при помощи своих союзников попытался дать знать главному советнику персидского царя, Михр-Нерсе, что они все не при делах и готовы попытаться всё исправить, но Михр-Нерсе остался к этим заверениям глух. А вскорости в Армению пришла и ещё одна новость – разгневанный Азкерт вызвал мятежных нахараров и не уследившего за ними марзпана в свою резиденцию в Нишапуре. Хорошего никто ничего от этого не ждал, но все вызванные отправились в путь, потому что подготовка к войне ещё была не завершена. И в Нишапуре, оказавшись в заключении, под угрозой мучительной казни все армянские узники, невзирая на клятву, вынужденно и притворно отреклись от веры, но только за тем, чтоб им позволили вернуться домой. В Армению их и вправду вскоре отпустили, но с несколькими «но»…
Отрывки:
О послании Вардана Мамиконяна к царю Иверии:
«…Царь развернул и, увидев, что послание написано по-армянски, передал толмачу. Толмач пробежал письмо глазами, еще раз – уже медленней – перечел его и, заучив содержание, начал переводить вслух:
– «Царю Иверии от Спарапета армян Вардана Мамиконяна привет великий!
Государь, насколько ведомо мне, и в Иверию послал царь персов Азкерт повеление отречься от веры христианской и принять огнепоклонство. Хорошо зная многоопытность твою и полагаясь на великую мудрость твою, я уверен, что ты хорошо понимаешь, к чему приведет наши страны принятие такого повеления. Мы, армяне, отвергли требование царя и составили ответное послание. Если ныне и ты, государь, вместе с народом твоим решишь отвергнуть это злокозненное требование, то просим без промедлений поставить нас в известность о решении вашем, ибо грозен час и промедление гибелью веем нам грозит.
Спарапет армян Вардан».
Царь хранил молчание, не отводя пристального взора от посла.
– А что делает марзпан? – спросил он, наконец.
– Прилагает усилия завершить спор миром, – ответил сепух.
– Миром? – покачав головой, вымолвил царь. – Когда же это был угоден мир царям Персии? Не бывает мира с волком! Сказал бы, что он – марзпан, и поступает как марзпан…
– А как Спарапет? В добром ли здоровье? – помолчав, спросил он с улыбкой. – Сильно разгневан, да?..
Советник кинул многозначительный взгляд на царя.
– Этот человек не знает покоя! – задумчиво промолвил царь. – И вот снова у него повод к тревоге… Эх, не впервые персидская змея свертывается в кольцо и ложится нам на грудь! Вон персидский гарнизон засел в Тбилиси, на полдороге между Мцхетой и Цуртавом… Шагу нельзя нам сделать. О каком мире может идти речь? – вдруг воскликнул он с прорвавшимся гневом. – О каком мире, если приходится прятать свое войско от врага, который вторгся в нашу страну? А у вас разве не то же самое? Разве не стоят персидские гарнизоны и в ваших крепостях?..
– Мы, армяне, решили сопротивляться! – спокойно произнес сепух. – Мы все дали клятву и готовы принять войну, если нам ее навяжут.
– Трудное дело война!.. – покачал головой советник. – Пронеси, господи, такую беду…
– Другого выхода нет у них, – возразил царь. – Да избавит их господь!.. Но едва ли, – войны не миновать… Он опустил глаза и долго молчал, задумавшись.
– Ну что ж, ответ мы напишем! – наконец, вымолвил он. – Князья наши изучают указ царя персов и обсуждают ответ. Молю господа, чтобы даровал он нам разум и указал путь к единодушию! Армяне – братья нам. Их борьба – наша борьба. Будем надеяться, что с божьей помощью придем к общему решению.
– Я буду ждать ответа в Мцхете, государь, – промолвил сепух.
– Будешь ждать здесь? Нет, лучше не жди. Ты, я знаю, должен увидеться (если еще не виделся) с бдэшхом Ашушей. Поезжай к нему в Цуртав.
– Я должен вручить и ему послание от Спарапета, – подтвердил сепух, не желая ничего скрывать от царя и одновременно подчеркивая, что предпочтение было оказано царю и послание было вручено ему первому.
– Передай, пусть бдэшх прочтет, обдумает. Он человек разумный!.. -кивнул царь. – Пока съездишь к нему и вернешься, будет готов и наш ответ. А может быть, бдэшх и сам приедет сюда… Ну, это выяснится потом, – сказал он, взглянув на советника.
Скрестив руки на груди, советник молча поклонился…».
(Вахтанг I, сын царя Мирдата V из отрывка выше)
И об отъезде из Нишапура после «ложного отречения» и пира с царем царей:
«…Васак беседовал с сыновьями о своих планах. За эти последние два дня он стал необычайно общительным и поведал детям неожиданную новость: он берет их с собой в Сюник.
– Ах, отец, ведь я так стосковался по дому, матери, замку, родине! – запрыгал Нерсик.
– Ну, готовьтесь, завтра выезжаем! – приказал Васак.
– Но зачем же ты привез нас сюда? – спросил Бабик.
– Ну что ж, вы повидали мир, чужие края…
– Ничего хорошего мы не видели, – возразил Бабик. – Видели поклонение солнцу и огню, наглотались дыма от атрушанов…
– Об этом молчи! – оборвал Васак, сурово взглянув на сына.
– Молчу. Поговорим дома.
В этот момент вошел дворецкий Михрнерсэ: его господин приглашал Васака к себе. Васак пошел весьма охотно: его радовало расположение Михрнерсэ, достигнутое за последние дни. Он прилагал все усилия, чтоб еще белее подогреть это расположение, утвердить его и использовать.
Михрнерсэ был серьезен и задумчив. Он улыбнулся Васаку своей гримасой и вновь принял серьезное выражение. Это было плохим предзнаменованием.
– Я вызвал тебя для небольшого сообщения. Повелитель требует заложников.
– Заложников?.. – переспросил Васак, еще не совсем понявший всю серьезность этого заявления.
– Ну да, заложников. Обыкновенных заложников! Это простой и распространенный обычай. Он спросил у меня, кого из нахараров оставить заложником. А я сказал ему: «Поскольку это не имеет особого значения, пусть считаются заложниками сыновья марзпана. Они прибыли, чтоб получить воинское образование и, стало быть, все равно остаются. Так зачем же нам задерживать у себя нахараров?»
У Васака перехватило дыхание. Едва сохраняя хладнокровие, он спросил:
– Но если таков обычай, то ведь можно взять заложников и из числа нахараров?..
– А к чему держать нахараров здесь, когда у них есть дела в Армении? Да и Вардан скорей пожертвует жизнью, ко не останется заложником и не даст никого из своих! Впрочем, зачем нам лишние заботы? Мы возьмем заложников у вполне преданного нам человека! К чему брать у людей сомнительных? А преданнее всех, конечно, ты, государь марзпан. Да это и мне приятней: ведь я Бабика и Нерсика люблю, как собственных сыновей. Они останутся у нас, будут обучаться воинскому искусству, а ты в Армении посвятишь себя нашему делу. Мы же знаем друг друга, друг другу доверяем. Ты – одно, нахарары – другое! Да, заложником остается ведь и бдэшх Ашуша.
– Ашуша?! – содрогнулся Васак.
– Ну да! Царю царей так угодно. Уж не знаю, зачем он повелел так…
Васак чувствовал, что задыхается. Он ответил:
– Я безмерно счастлив, что ты так доверяешь мне… Я привез Бабика и Нерсика не только для того, чтоб дать им воинское воспитание, но в дар тебе… Однако…
– Они и будут жить при мне. Я не отпущу их никуда, не дам им терпеть какие-либо лишения – нет, нет! Они получат у меня хорошее воспитание! Ну, очень, очень рад, что и ты радуешься вместе со мной. Итак, вы выезжаете завтра. До завтра твои сыновья с тобой, после твоего отъезда они – мои сыновья. Иди же побудь с ними, успокой свою грусть, приласкай их, сын мой!..
Васак старался сохранить непринужденность, прощаясь с Михрнерсэ. Но в лагере, увидев сыновей, он почувствовал страшную, неописуемую боль в груди. Он как будто только сейчас почувствовал, как сильно любит их, и любит еще сильней потому, что теряет их: ведь еще неизвестно, как продвинется в Армении дело с отречением, как поведет себя армянский народ и сами нахарары. Сможет ли он убедить их, чтоб они подольше придерживались притворного своего отречения, хотя и оставаясь христианами в душе, и не мешали ему продвигать отречение от веры в Армении?..
– Что сказал тебе Михрнерсэ, отец? – спросил Нерсик. Васак молчал, с глубокой тоской глядя на сына.
– Не видишь? Что-то скверное сказала ему эта старая лисица! – вмешался Бабик.
Васак вызвал слуг и велел подать коня.
– Уезжаешь, отец? – спросил Нерсик. Васак молчал.
– Тогда и мы будем готовиться, отец!
Васак, вновь не ответив ни слова, быстро вышел и уехал в лагерь, к Гадишо…».
(Атрушан - это то, что в центре)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Начну, пожалуй, с хорошего. Во-первых, в плюсы я, как обычно, возвожу то, что книга иллюстрирует не самые известные события не самого привлекательного для авторов художественной литературы региона. И лично для меня было приятной неожиданностью то, что Д. Демирчян уделил внимание не только Армении и Персии, но и Иберии. Во-вторых, если слить всю воду, то получается, в принципе, довольно последовательное, пошаговое освещение событий, которые привели к восстанию 450-451-х годов, и того, что было дальше. Ну и третье – противоречивый образ Васака Сюни. К нему я ещё вернусь.
И, если честно, на этом плюсы заканчиваются. Я скажу честно, что осилила только первую книгу из двух. Не только, потому что время поджимает, а у меня вечно что-то случается, из-за чего я делаю свои обзоры со скоростью улитки, но и потому что сама книга написана так, что шла у меня капец туго. Я то и дело прикладывала руку к лицу, вздыхала и думала, мол, прочитал одну книгу о борьбе армян с персами – прочитал их все. Потому что тут вот всё то же самое, чем так нервировал меня «Самвэл» и в меньшей степени, но поначалу тоже «Царь Пап» – тонны пафоса, глупые и пафосные призывы и прочие речи о спасении родины, христианства и народе-защитнике на кучу абзацев, все поголовно аморальные, жестокие и при этом невероятно тупые, за исключением Михр-Нерсе, персы, именно ненавидящие армян и именно потому что они армяне и христиане, предатели-персофилы, плоские герои, которых можно описать словами «слабоумие и отвага», небылицы и перегибы про зороастрийцев, чтобы было «посочнее», и это далеко не полный список бесячих штампов. А, да, ещё впихивание странных любовных историй, куда надо и куда не надо.
Если история с поиском пропавшей невесты телохранителя из «Царя Папа» в конце концов зацепила даже меня, то история про любови с первого взгляда здесь меня откровенно раздражали. И тут таких историй целых три. Впрочем, было и исключение – это романтическая линия Васака Сюни и его молодой любовницы Вараздухт. И ей как раз внимания уделено было меньше, чем хотелось бы. А ведь именно эта любовная история показалась мне действительно цепляющей и настоящей, как и сам образ Васака.
Бесячий штамп таких романов – показывать врагами и предателями всех, кто с воплями «За страну армянскую/народ/родину/веру!» не кидается на персов/византийцев с шашкой наперевес. Вот и тут вышло то же самое. Не знаю, каким был настоящий Васак Сюни и какие у него были мотивы, но в романе Демирчяна это один из немногих здравомыслящих персонажей, в котором к тому же удается видеть и личность, и конфликт, и за которым поэтому интересно наблюдать, и даже ему в чем-то сопереживаешь. И, может, я не дошла до чего-то, что поменяло бы моё мнение (как это было с распорядителем дворца в романе «Царь Пап»), но я вот не увидела в Васаке предателя. Да, у него есть честолюбивая мечта, да, он не слишком избирателен в средствах, да, подвержен вспышкам гнева, да, думает о себе больше, чем есть на самом деле, но при этом лично мне он показался патриотом не меньшим, а то и большим, чем Вардан. Васак, может, восхищается в самом деле Персией, но при этом мечтает сделать Армению такой же могущественной (насколько реализуемы эти мечты – другой вопрос). Вардан же за идею готов рискнуть и даже пожертвовать всем. И я была целиком и полностью на стороне Васака в их со спарапетом перебранке:
«…Открытое выступление Васака встревожило его. Если подозрение подтвердится – значит, следует принять новое решение. Что же, выходит, что Васак пробует устрашить его могуществом Азкерта?
– Но зачем же вы обращаетесь ко мне, государи «Васакнанк»? – с неожиданной невозмутимостью спросил он вдруг. – Почему вы полагаете, что от метя так много зависит? Поговорите с самим народом…
– С народом будут говорить войска Азкерта! – с раздражением бросил Васак.
– Пусть не бахвалится много этот пес! – поднял голос Вардан. – Пусть он не доводит нас до отчаяния! Мы поднимем против него всю страну, и он еще увидит…
– Всю страну? – вспыхнул Васак. – Ты дерзнешь пойти и на это преступление? Кто дал тебе право ставить всю страну под угрозу гибели?..».
Весь патриотический пафос звучит мощно (и то не всегда) на страницах книг. В реальности же, как верно отметил на страницах этой книги, кажется, Васак же, более сильные и подготовленные народы в подобных ситуациях стирали более слабые и менее подготовленные с лица земли. И как в случае «Самвэла», я говорю, что надо просто знать, чем это восстание закончилось, и в моменте, и в перспективе. Если подумать, то тактика тянуть время была наиболее выгодной. Да и сама по себе смена религии никак не влечет за собой ни потерю языка, ни потерю национального самосознания, ни потерю земли. И именно это и есть самое слабое место подобных историй, на мой взгляд. Авторы как будто игнорируют тот факт, что все эти попытки насадить зороастризм в самом деле преследовали не религиозную, а политическую цель. А то, чем это обернулось, как раз опиралось на тогдашние представления о спасении души. И из-за этого теряется в этих историях логика. Вдумчивый читатель не сможет это не заметить, а на голых эмоциях далеко он не уедет.
Короче, я не могу ни советовать эту книгу, ни отговаривать от её прочтения. Меня она местами откровенно бесила, но было там и то, что нашло у меня эмоциональный отклик, то, что зацепило. Однако, самое главное, что нужно о «Вардананке» помнить перед прочтением – это книга своего времени и своего народа. Поэтому написанное в ней будет интересно далеко не всем. Но не упомянуть о ней я не могла.
Показать полностью
9
История нашего мира в художественной литературе. Часть 60.1 «Золотое пламя»
Всем привет!
Как и обещала, перехожу к дополнительным заметкам по периоду I-V-го веков н.э., и начинаю с долгожданного повествования о золотой эпохе правления династии Гуптов в Индии. Это одна из тех немногих индийских династий, о которых худо-бедно рассказывают в школе на уроках истории, но на территории Индостана они тогда были далеко не одни.
(Одна из фресок Аджанты, судя по головному убору это божество или царь)
Хронологически предшествующей этой была заметка о временах государства Сатавахана (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 60. «Лилаваи» и «Саттасаи»), которое существовало в Индии в период III в. до н. э. – III в. н.э., было тогда крупнейшим и соседствовало как с Индо-Скифским царством, а позже с империей кушанов и царством саков, так и с древними индийскими царствами – Калингой, Черой, Чолой, Пандьей и Ай. Калинга, похоже, на время в ходе завоеваний Гаутамипутры Сатакарни (ок. 112-136гг. н.э.) попала под власть Сатаваханов, но царства южной Индии независимость сохранили.
После правления Шри Яджни Сатакарни (178-207) царство Сатаваханов стало стремительно сдавать позиции. Там успели поправить ещё три царя – Виджая, Чандра Шри Сатакарни и Пулумави III, прежде чем государство это в середине III-го века н.э. прекратило своё существование и рассыпалось на несколько небольших царств – вернула себе независимость Калинга, возникли государства Андхра, Трайкутака, Кунтала, Чуту, Кадамба и, конечно же, царство Паллавов, а самый юг Индии захватили Калабхра, о которых, если найду материал, я однажды постараюсь рассказать.
Около 255-го года в центральной Индии власть перехватили Вакатаки. Предполагают, что изначально они находились в зависимости от правителей Андхры, но потом добились независимости и довольно скоро здорово расширили свои владения, коими правили примерно до 565-го года. Я не случайно их упоминаю, потому что чуть позже, наравне с саками из государства Западных Кшатрапов, они были главными соперниками Гуптов. Так что к ним я ещё вернусь, а пока, собственно, о Гуптах.
(К 380-му году н.э. Гупты владели обширными территориями не только на севере, но и на северо-востоке и востоке Индостана)
Основателем их династии считался удельный правитель Шри-Гупта (ок. 240-290), который управлял Магадхой из Паталипутры, но владения его поначалу были небольшими. Его сын Гхатоткачагупта (ок. 290/300-320) тоже особо ничем не отличился и в опасные разборки не лез.
А вот уже его сын, Чандрагупта I (320-350), не сидел на месте ровно и стал первым правителем государства Гуптов после того, как между ним и Кумарадеви из династии Личчхави (тогда правителей другого небольшого княжества) был заключен династический брак. И именно Чандрагупта начал расширение своего государства, но по-настоящему сильно расширил пределы их страны сын Чандрагупты и Кумарадеви – Самудрагупта (ок. 330/335-380).
Власть перешла к нему будто бы после того, как его отец отрекся от трона и отошёл от дел, встав на духовный путь. Правда, согласно другой версии Самудрагупта стал править после Качи, возможно, старшего сына Чандрагупты (иная версия, что это другое имя Самудрагупты). Именно этим, вероятно, объясняются разночтения в дате начала его правления, но в любом случае царствовал он очень долго и в индийскую историю вошел как олицетворение идеального правителя.
За годы его нахождения у власти Гупты покорили множество более мелких княжеств, и владения их к 380-му году н.э. простирались на территории всей северной Индии и ещё заходили на восточное побережье. Золотой мечтой Гуптов было восстановление славы и могущества империи Магадхов, вот они и собирали под свои знамена всё и всех, до кого могли дотянуться.
(Монеты времен Самудрагупты)
Но на завоеваниях, конечно, достижения Самудрагупты не заканчивались. При нем Гупты начали чеканить собственные монеты, развивали искусства (скульптура, музыка и поэзия, сам Самудрагупта считался талантливым поэтом и музыкантом, а при его дворе жил и творил поэт Харисена, известный своими панегириками в честь своего покровителя, сохранившимися на Аллахабадской колонне), оказывали покровительство религиозным институтам, причем не только индуистам (а сам Самудрагупта был вишнуитом и, кстати, ввёл жертвоприношение коней, чтоб обозначить символически свои могущество и власть над ариями, и это отразилось в чеканке его монет), но и буддистам (король Шри-Ланки, предположительно Буддадаса (337-365), отправил посольство с просьбами обеспечить привилегиями сингальских монахов в Бодхгае). В общем наследникам царь оставил страну сильную и богатую.
Вот только кто были его наследники – вопрос непростой. На основании некоторых довольно скудных свидетельств возникло предположение о том, что поначалу после него правил Рамагупта, вероятно, старший сын Самудрагупты, а уж после него ещё один великий царь этой династии – Чандрагупта II (ок. 380-415гг. н.э.). Он не только расширил державу до максимальных размеров, покорив новые земли, включая и давнего врага – страну Западных Кшатрапов, но и способствовал небывалому взлёту науки и искусства. Именно в годы правления его самого и его сына создавались пещерные храмы Удаягири, процветал буддийский центр Наланда и посетил страну знаменитый монах Фасянь, о котором я рассказывала в прошлый раз (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 79. «Записки о буддийских странах»), а также предположительно творил знаменитый поэт и драматург Калидаса.
(Изображение Варахи, аватара бога Вишну, в храмовом комплексе Удаягири)
Помимо этого, Чандрагупта и его жена Дхрувадеви стали родителями, по меньшей мере, троих детей – Кумарагупты I (415-455), принца Говиндагупты и принцессы Прабхаватигупта. Причем дочь предприимчивый правитель с целью укрепления своих позиций отдал в жёны царю Вакатаков, чьё царство располагалось в центральной Индии – Рудрасене II (ок. 385-390), сыну Притхивишены I (ок. 355-380) и внуку Рудрасены I (ок. 335-355; он, в свою очередь, был внуком и преемником Праварасены I (ок. 275-335), а тот – Виндхьяшакти (ок. 250-275), основателя династии Вакатаков). И этим династическим браком Чандрагупта вытянул счастливый билет, потому что Рудрасена II поправил недолго, зато успел вместе с новоиспеченной супругой создать нескольких наследников – Дивакарасену (390-403), Дамодарасену (ок. 410-420) и Праварасену II (ок. 420-455; видела, впрочем, версию, что Дамодарасена и Праварасена - одно и то же лицо), которые, однако, тогда были так малы, что на целых двадцать лет, до 410-го года, страной Вакатаков правила королева Прабхаватигупта на правах регента, что было ещё каким подспорьем для её отца, а затем и брата. Фактически на тот период это была одна страна.
Правда, после смерти Праварасены II власть перешла к предположительно его сыну Нарендрасене (ок. 440-460), а тот уже таким удобным соседом не был: восстановил единство ранее расколовшегося государства Вакатаков и устроил походы против соседей помельче, завоевав (или обложив данью) Кунталу, Аванти, Калингу, южную Кошалу и Андхру, которые я упоминала выше.
(Знаменитые фрески Аджанты, хотя о них часто говорят в контексте Гуптов, создавались на землях именно Вакатаков, и пик их создания пришелся как раз на кон. V- нач. VI-го вв., т.е. вероятно на правление Нарендрасены и его сына Притхивишены II (ок. 460-480))
Так что Скандагупте (455-467), предположительно сыну Кумарагупты, о которым я рассказывала в прошлый раз (именно он поставил знаменитую железную колонну в Матхуре, где расписал подвиги своего славного отца), пришлось, видимо, с беспокойством следить за действиями южного соседа и вроде как дальнего родича. И, надо думать, ему это прибавило головной боли, потому что именно в годы его правления стране Гуптов стали угрожать эфталиты. Скандагупта остановил их нашествие, отсрочив полномасштабное вторжение на несколько десятилетий, но дорогой ценой. Пожалуй, можно сказать, что уже при нем и его предполагаемом брате и ещё одном сыне Кумарагупты – Пуругупте (467-473) завершился золотой век Гуптов и начался постепенный упадок их державы.
В эпоху раннего средневековья, если отсчитывать от 476-го года, империя вошла при преемнике Пуругупты – Кумарагупте II (ок. 473-476) или уже его наследнике – Будхагупте (476-495), который был известен тем, что установил памятную колонну в Эране в честь Джанарданы (другое имя Вишну) и пытался благодаря союзу с правителями Каннауджа изгнать всё наступавших под предводительством Тораманы (ок. 493-515) белых гуннов (эфталитов). Иронично, что Каннаудж позже стал столицей династии Гурджара-Пратихара, которая после окончательного распада государства Гуптов занимала их прежние территории в северной Индии. Но о закате Гуптов и том, что было после, я расскажу в другой раз, а сегодня о золотых годах эпохи правления Самудрагупты и Чандрагупте II в романе
«Золотое пламя» Дж. Фаста
Время действия: IV век н.э., ок. 363-382гг.
Место действия: империя Гуптов (современная Индия).
Интересное из истории создания:
Удивительное открытие состоит в том, что Джонатан Фаст (р. 1948) – американский писатель, музыкант, теледраматург и учитель курсов по социальной работе – приходится сыном Говарду Фасту (1914-2003), другому писателю и автору романа «Мои прославленные братья Маккавеи», о котором у меня ранее была заметка (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 52. «Мои прославленные братья»). Матерью Джонатана была первая жена Г. Фаста – Бэтт Коэн.
(Джонатан Фаст - слева и его отец Говард Фаст - справа)
Родился Джонатан Фаст в Нью-Йорке, а, когда подрос, то учился много и в разных местах – окончил Нью-Йоркскую Высшую школу музыки и искусств, Принстонский университет (шт. Нью-Джерси), колледж С. Лоуренс в Бронксвилле (шт. Нью-Йорк) и Университет шт. Калифорния в Беркли, а также получил степень магистра в Колумбийском университете и вдобавок получил религиозное образование в Университете-ешиве (Нью-Йорк).
С таким списком он ожидаемо успел в своей жизни много что попробовать – и профессионально музыкой занимался, и психологией (так в 2008-м году он издал научно-популярную книгу «Церемониальное насилие: психологическое объяснение школьных перестрелок», а в 2015-м «За гранью травли: разрываем порочный круг стыда, травли и насилия»), а в какой-то момент начал и писать, следуя по стопам отца, причем начинал с научной фантастики и сатиры. Его первое произведение, похоже, «Разложение» (1975), а первым романом стал «Тайны синхронности» (1977).
Роман «Золотое пламя» (или «Золотой огонь», «Golden Fire» в оригинале) был издан в 1986-м году, и в своём послесловии Дж. Фаст писал об этом так:
«Еще в 1979 году я решил написать роман о «древней» Индии, Индии брахманов, до того, как пришли мусульмане и вытеснили буддистов, и, конечно, до времен англичан и их «превосходящего» христианства. Это все еще оставляло довольно долгий период для исследования, от вторжения ариев в Пенджаб около 1500 г. до н. э., чье слияние с цивилизацией долины Инда в конечном итоге сформировало культуру брахманов, до вторжения хуннов в 485 г. н. э., которое фактически положило ей конец.
У меня не было определенной идеи для истории в голове. Время Будды интересовало меня, как и период Ашоки, великого буддийского царя, и династии Гупта, когда жил поэт Калидаса. Однажды я наткнулся на ссылку — не помню где — на царя по имени Рама Гупта, который предположительно правил между двумя царями Самудра Гупта и Чандра Гупта. Ученые спорили о его существовании, за исключением ссылки на него во фрагментарной санскритской пьесе Деви Чандрагупта, написанной великим санскритским драматургом Вишакхадаттой, не было никаких доказательств, подтверждающих его существование, ни монет, ни указов, ни памятников с его именем (хотя недавно были найдены некоторые джайнские изображения, которые, по-видимому, посвящены ему). Легенда, изложенная в этой конкретной пьесе, состояла в том, что Рамагупта, трусливый царь, отдал свою царицу Дхрувадеви сакам в обмен на собственную жизнь. Его младший брат Чандра Гупта, замаскированный под Дхрувадеви, пошел вместо нее, убил царя саков и завоевал трон и принцессу для себя. Я нашел это очень увлекательной маленькой историей…».
Ещё, когда читала роман, вспомнила об этой пьесе, т.к. изначально пыталась найти именно её или скорее произведения, на ней основанные, потому как Вишакхадатта жил, по одной из версий, в V-VI-х веках, т.е. чуть позже изложенных в его произведении событий, и сохранилась до наших дней лишь одна его пьеса – «Перстень Ракшасы» (о временах Чандрагупты, но Маурьи). И меня, разумеется, несказанно порадовало то, что Фаст тоже об этом источнике слышал и даже взял его за основу.
В том же послесловии он честно признал, что использовал в качестве основы для романа «непрочный фундамент» из легенд и домыслов, но вместе с тем стремился к достоверности в изображении представленного периода и во многом опирался на работу историка и индолога А. Л. Бэшэма – «Чудо, которое было Индией».
(Артур Ллевеллин Бэшем (1914-1986) был крупным ученым в области истории, индологии и африканистики и преподавал в т.ч. индийским историкам)
В том же послесловии Фаст благодарил ещё очень многих людей, которые помогали ему при создании этого романа, и по этому перечню становится ясно, что он подошел к поставленной задаче очень ответственно и пользовался помощью специалистов во многих областях. Ну и ещё благодарил за поддержку свою вторую жену, Барбару) От брака с ней у него два сына, а от первого брака (с писательницей Эрикой Йонг) – дочь Молли Йонг-Фаст (р. 1978), также писательница, журналистка и политкомментатор.
О чём:
Лекарь Вайдья (что и означает «Врачеватель») настолько сросся со своей профессией или ж его родители настолько верили в предопределение, что иное его имя на страницах романа так ни разу и не появилось, и все вокруг так его и звали – Вайдья. И, дожив до средних лет, он превратился в настоящего мастера своего дела и одного из лучших (если не лучшего) врачевателя Паталипутры, столицы державы Гуптов. Именно из-за его великих познаний, умений и заслуг однажды вечером его разбудила своим визитом втайне восхищавшаяся им придворная служительница и одна из наложниц царя Самудрагупты по имени Сутанука. Впечатленный её красотой Вайдья, впрочем, быстро и думать забыл о её прелестях, потому что, как выяснилось, дело, с которым она явилось, было чрезвычайно серьёзным и требовало незамедлительных действий – во дворце тяжело проходили роды любимой «королевы» самого Самудрагупты – Савитридеви.
Явившийся туда в сопровождении учеников, Канки и Вираты, Вайдья быстро смекнул, что дело дрянь, и вынужден был, дрожа, предстать пред очами владыки с тем, чтобы сообщить ему на свой страх и риск дурную весть – гарантированно он может спасти либо мать, либо ребенка. Царь был упрям, встревожен и раздражен, и в итоге принял, хотя явно не слишком осмысленное, но однозначное решение – «Тогда спаси ребенка и молись ради сохранения твоей жизни, чтоб это был мальчик».
Вайдья, глотая слюну, принялся за дело. И всё даже шло хорошо до момента, пока Вирата с непривычки не хлопнулся в обморок как раз в разгар операции, когда от каждого действия зависела жизнь юной Савитридеви. Помогать тут же кинулась Сутанука, но, похоже, роковая ошибка уже свершилась. Вайдья и остальные помогли появиться на свет юному принцу, названному Чандрагуптой в честь деда, и даже успешно закрыли раны его матери, однако вскоре Савитридеви вновь охватила горячка, и она, несмотря на все предпринятые меры, умерла.
Горе царя было столь велико, что в своей стадии гнева он счёл за лучшее любой ценой найти и покарать виновного в гибели его возлюбленной. И после вынужденного подробнейшего отчета Сутануки выбор его пал на невольно накосячившего ученика Вайдьи. Все попытки спасти его не увенчались успехом, и, хотя позже Самудрагупта раскаялся в своем решении и попытался загладить вину, многое уже изменить было нельзя. Так эта история, связанная с рождением принца Чандрагупты, стала отправной точкой для очень многих событий, о которых рассказывалось в последующих главах романа.
(Пожалуй, представить Сутануку проще всего опять же благодаря красавицам с фресок Аджанты)
Отрывки:
Одной из искупительных мер, на которую пошёл Самудрагупта, стало его освобождение от службы ему Сутануки с тем, чтоб она стала ученицей и помощницей Вайдьи.
«…Царь велел Сутануке остаться с ним после того, как остальные ушли. Она опустилась на колени рядом с ним на подушки, скромно опустив взгляд, скрестив руки на коленях, ожидая, когда ее господин заговорит.
«Мой разум», — сказал он, — «в смятении. Я притворился, что у меня ледяное сердце по отношению к моему сыну Раме, чтобы мой совет мог составить план, не беспокоясь, что они могут оскорбить меня, но на самом деле, я все еще люблю его. То, что он пытался убить своего брата, заставляет меня любить его не намного меньше. У меня есть гнев, да. Гнева достаточно, чтобы вести войну, жечь, грабить и разорять, но не чтоб стало меньше любви. Ты находишь это странным, Сутанука?»
«Что мужчина любит своего сына? Нет, мой господин. Что мужчина случайно является королем и живет во дворце, что сын — принц и борется всеми имеющимися в его распоряжении средствами за то, что может принадлежать ему, — это необычные обстоятельства, но они не меняют сути».
«Ах, Сутанука, ты так мудра, у тебя есть женская способность видеть за браслетами дела, лежащие под ними».
«Я живу, чтобы приносить утешение моему господину». Сказав это, она наклонилась к нему и, все еще отводя глаза, нежно потерлась грудью о его грудь. Это было потирающее объятие, приглашение поклониться Каме. Король обнял ее и привлек к себе. Она схватила его нижнюю губу своими острыми белыми зубами и потянула ее, легко проводя своими длинными ногтями по его спине. Они продолжали эту и подобные виды любовной игры еще несколько минут, но затем король покачал головой и отстранился.
«Это бесполезно. Мой ум настолько сосредоточен на проблеме моих сыновей, что он отказывается от удовольствия от твоего прикосновения».
«Тогда давай отвлечём ум», — предложил Сутанука. «Ибо, как вол тянет телегу, так и ум опережает тело. Я могу загадать тебе загадку или научить тебя скороговорке, бросить тебе вызов в игре в кости или в сочинении кавьи».
«Состязание в кавье! Да, это прекрасная идея. Мы будем сражаться умами и в то же время решать мою дилемму, потому что, когда мы создаём кавью, фрагмент богов входит в нас и дает нам советы. Какую метрическую схему мы будем использовать?»
«То, что известно как малини, одновременно приятно и сложно. То есть четыре строки по пятнадцать слогов, с ударением...».
«Я знаю, как создавать малини с ударением, наглая девчонка. Разве меня не зовут Кавьяраджа, Поэт-Король?»
«Конечно, мой господин. Я запомню это и постараюсь не слишком сильно тебя превзойти».
«О, нахалка. Мне следует наказать тебя за то, что ты так разговариваешь с твоим господином».
«Именно так», — дразнясь, ответила Сутанука.
Он подумал еще немного и добавил: «В игре было бы больше духа, если бы мы играли на ставки».
«Мой господин — игрок в душе», — сказал Сутанука, улыбаясь.
«Покажите мне человека из Страны Сынов Бхараты, который не был бы им. Но мы должны поставить на кон что-то действительно ценное, потому что только так игра приобретает волнение, которое заставляет кровь бежать, а пальцы покалывать, что, по сути, делает игру не просто игрой, а событием в жизни человека. Что мы можем поставить, что имеет ценность?»
«Это действительно головоломка», — ответил Сутанука, «потому что я наслаждаюсь полным удовлетворением здесь, во дворце. Я не хочу ничего, что мой господин уже не дал бы мне, и я сомневаюсь, что есть что-то, что я с радостью не отдала бы моему господину."
«А я знаю кое-что, но это шокирует тебя, если ты услышишь это сейчас вот так, потому что это своего рода новости, которые так меняют жизнь человека, что обычно сообщаются с подробным предупреждением, в особой аудиенции. Сможешь ли ты вынести внезапный шок, моя Сутанука?»
«Я, конечно, сделаю все возможное, мой господин».
"Ну что ж. Как ты знаешь, я даю Говинде, мастеру по шитью шелка, тысячу голов скота в качестве возмещения за убийство его сына. Теперь мне пришло в голову, что Вайдья тоже заслуживает кое-чего, потому что я также украл у него, в порыве своей ярости, одного из его лучших учеников. Поскольку ты была ему способным помощником...».
Он не знал, как это сказать.
«Да?» — с тревогой проговорила она.
«Я решил отдать ему...»
«Продолжайте».
«- тебя».
Она ахнула и приложила руку к сердцу. Король удовлетворенно кивнул.
«Итак, мы нашли то, что важно для нас обоих. Ты хочешь остаться во дворце, а я отдам тебя Вайдье. Ну что ж. Если ты победишь, ты останешься. Если я одержу победу, ты уйдешь. Это должно придать нашей игре достаточно азарта. Что скажешь?»
Она опустила голову. По ее щеке скатилась слеза, но голос ее был ровным: «Раз мой господин этого захотел…».
Его сердце переполнилось состраданием к ней. То, что перспектива покинуть двор Гуптов будет встречена с тревогой, было вполне ожидаемо, но, в конце концов, это не было похоже на изгнание из рая.
«Три раунда», — сказал король. «Мы бросим кости, чтобы увидеть, кто ходит первым. Ты — нечетные числа, а я — четные».
Он потребовал свои кости, встряхнул их, подул на них и, наконец, бросил их на циновку. Они упали четырьмя точками вверх.
«Я начну». Он молчал некоторое время. Затем он сказал:
«На базаре продавец фруктов разрезает манго
и обнаруживает,
К своему унижению, мясистую плоть, кишащую
личинками...»
Он посмотрел на Сутануку. Через несколько мгновений она ответила:
«Его покупателям все равно,
потому что они знают, что
Брахма создает фрукты,
И что бабочки не имели б красоты без
личинок для сравнения».
Король улыбнулся и одобрительно кивнул. «Ты выиграла первый раунд. Не только твой санскрит красив, но и мудрость в твоем стихосложении. Теперь выбирай. Сделаешь начальный стих или ответ?»
«Ответ, я думаю. Это работа для женщины».
«Очень хорошо», — сказал царь. На этот раз до него дошло быстрее:
«Детеныши скорпионов пожирают свою мать,
чтобы выжить,
Мать думает не о себе, а о благе
своих детей...».
Сутанука сказал почти сразу:
«Царь правит двумя семьями,
Своей кровью и своей страной.
Может ли он пожертвовать собой ради голодных немногих,
когда на карту поставлено благополучие многих?»
«Это хороший стих, но слишком много слогов, я думаю», — сказал царь, нахмурившись. «В этом раунде я выигрываю. И так оно и есть, один на один. Этот следующий раунд решит все. Я сделаю начальный стих». Он долго колебался, решив придумать что-то, с чем она не сравнится. В конце концов, он был кавьяраджей, поэтом-царем.
«Даже мудрец, которого попросили выбрать между сыновьями,
кто из них выживет,
находит легче сосчитать все многочисленные
излучины Ганги...»
Он использовал эту строку о подсчете изгибов Ганги в других состязаниях кавья с ганикой, и он надеялся, что она не вспомнит. В самом деле, она не обратила на это внимания. Она начала декламировать, затем покачала головой и сказала дрожащим голосом: «Я не могу сочинить ответный стих. Ни одной красивой фразы или хитрой идеи не приходит мне на ум. Ты победитель, мой господин».
Она начала плакать: «Боюсь, мне придется покинуть двор».
Царь покачал головой: «Я не могу заставить тебя сделать это. Ты слишком долго служила мне. Вместо этого я пошлю ему скот».
«Я не стану вынуждать моего господина обманывать».
«Все в порядке. Тебе не нужно идти. Ни Вайдья, ни кто другой не знает о моих планах. Я обсуждал это только с карликом».
«Но мы сыграли в азартные игры, и я проиграла!» В ее глазах появилось растерянное выражение, а голос перешел в вопль. «Я не смогу жить с бесчестьем неоплаченного долга. Я утоплюсь в Ганге!»
В своем несчастье она вырвала волосы из шиньона и начала причитать и бить себя в грудь.
«Женщина, пожалуйста!» — сказал царь. «Если твоя честь для тебя так много значит, и если ты настаиваешь на том, чтобы придать такой вес простой игре и легко данному обещанию, то иди, служи Вайдье. Я не хочу, чтобы на моей совести была еще одна бессмысленная смерть».
«Благодарю тебя, мой господин».
Она простерлась ниц и поцеловала его ноги.
«Но сначала ты достань мне тело младенца, как ты обещала. Это дело такой деликатности, что я не смею просить другого».
«Я сделаю это, мой господин».
«И тогда ты пойдешь служить Вайдье. То есть, если ты все еще так решительна»
«Я не должна колебаться в своем решении».
«Мысль о том, чтобы отдалить тебя, наполняет меня горем и виной».
«Это может быть для моего же блага. Мудрецы говорят, что от страданий приходит рост».
«Если это будет слишком ужасно, ты можешь вернуться. Ты всегда желанный гость».
«Спасибо, мой господин».
«Я буду скучать по тебе, Сутанука».
«И я по тебе, мой господин».
Представьте, как удивился бы Самудрагупта, увидев её всего лишь некоторое время спустя после этого трагического прощания, катающейся на качелях в саду, радостно качающейся вперед и назад и напевающей в такт движению стих, который ускользнул от нее — или так она заявляла — ранее в тот день:
"Однако ганика, когда ее просят выбрать между
долгом и любовью,
Находит это таким же легким, как проиграть состязание,
Сыграв дурака".
Умение Сутануки импровизировать кавью было легендарным во всей Магадхе…».
(Руины Наланды, сыгравшей в романе не последнюю роль)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Пожалуй, я могу заявить, что этот роман вполне оправдал мои ожидания. И очень жаль, что я не могу привести два других отрывка – не хватит знаков. Хотя исторически Фаст не во всём был точен и, в принципе сам это признает, его роман получился по-настоящему атмосферным и увлекательным, ему действительно удалось передать образ Индии того периода со всеми характерными атрибутами. При прочтении прям воочию видишь то, что он описывает, от дворца с его пышногрудыми красавицами до рынка в Паталипутре, где завлекают покупателей ушлые торговцы, и до Наланды с её монахами в шафранных одеяниях, ощущаешь ароматы специй, фруктов и благовоний, слышишь звуки ви́ны и чтения священных ведических текстов. И, пожалуй, именно эта атмосфера, эта махровая «индийскость» «Золотого пламени» зацепила меня больше всего прочего.
И дело отнюдь не только в описаниях. При всей, на самом деле, незамысловатости этой истории в сюжетном плане, Дж. Фаст словно постиг сам принцип создания восточных произведений, нанизав на простую нить повествования блестящие бусины сансары, кармы, дхармы и других индийских понятий. Особенно тут показательной и цепляющей была история любви лекаря-буддиста Вайдьи и индуистки, бывшей ганики и царской служительницы Сутануки, на их фоне любовь Чандрагупты и Дхрувадеви, выросшая из детской влюбленности, кажется наивной, простоватой и малоинтересной.
Хотя конфликт отчетливо очерчен и вроде бы серьёзен и там, и там, создается впечатление, что свои препятствия царская чета преодолела играючи и без особых моральных терзаний, в то время как в отношениях Вайдьи и Сутануки до самого конца состязались меж собой чувство долга и вины – с одной стороны, и желание в связке с заботой – с другой. И, хотя деятельными выглядят оба упомянутых мужских персонажа, всё равно создается впечатление, что у Чандрагупты все проблемы крутятся вокруг его личных отношений, в то время как разум и душу Вайдьи занимают куда более сложные и возвышенные вещи, и за ним мне было куда интереснее следить, и судьба их с Сутанукой отношений (которую я считаю лучшим женским персонажем и одним из лучших вообще в этом романе) меня заботила чуть ли не больше, чем всё остальное. Не могу сказать, что конец меня полностью удовлетворил, но вполне устроил.
Что мне показалось неудачным ходом, так это превращение Рамагупты в эдакое чудовище-садюгу, которое и убить не грех. При этом Фаст сделал попытки показать, если не неоднозначность Рамы, так хотя бы то, как он стал таким. И, если б не этот упор на его злодеяния и извращенность, мы бы имели ещё один сильный конфликт, но нет так нет. В принципе там и так жести хватает, это совсем не детская книга, несмотря на простоту некоторых элементов.
В общем, хотя «Золотое пламя» не так-то просто достать и прочитать (мне, например, на инет-маркете и в онлайн-библиотеке с замороченным доступом удалось найти только на английском), попытаться отыскать и прочитать, на мой взгляд, имеет смысл. Несмотря на все трудности и недочеты самого произведения, на данный момент это, пожалуй, лучшая книга о прошлом Индии, которую я читала.
Показать полностью
10
Находка в Трансильвании
Серебряная (с позолотой) пряжка из Потаиссы в Трансильвании, где находился каструм Пятого Македонского легиона. VI век
История нашего мира в художественной литературе. Часть 86. «Последний легион»
Всем привет!
Вот мы и подобрались к переломному периоду в европейской истории. В прошлый раз я рассказывала о событиях 440-470-х годов в Британии и северной Европе, а сегодня опять вернусь к Европе южной и центральной – чтобы рассказать о том, как в 476-м году традиционная римская власть пала в Западной Римской империи.
(Подписи и автора не нашла, но думаю, это Ромул перед Одоакром)
И начать надо, как водится, с предыстории. Я уже упомянула о том, какой конец встретил Валентиниан III (423-455), и как после этого его сменяли один за другим Петроний Максим, Авит и Майориан (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 84.1 «Delenda est»). Майориан, к слову, под давлением Рицимера в 461-м году отрекся от трона, уступив своё место другому ставленнику бывшего покровителя – Либию Северу (461-465). На деле ничего не поменялось и заправлял всем всё тот же Рицимер.
Понимали это и на востоке, ведь там картина творилась схожая и были собственные делатели императоров – полководец Аспар и его сын Ардавур, которые в романе Т. Парницкого тоже упоминались. Впрочем, в первой части они скорее мелькали мимоходом, а что было во второй, я не читала. Но это были именно те люди, что в итоге творили историю, потому как после смерти Пульхерии (399-450) и её супруга-императора Маркиана (392-457) власть потомкам Феодосия в Константинополе больше не принадлежала, и решать, кто будет следующим, стали первые люди государства в лицах Аспара и Ардавура, ведь на чьей стороне армия, тот и достойнейший.
Вот они «достойнейшим» по какой-то причине выбрали комеса Льва, который начинал будто бы как простой мясник, а заканчивал как император Лев I Макелла (457-474). И с выбором полководцы прогадали, потому что вместо того, чтоб быть послушным исполнителем их воли, Лев в итоге расправился с бывшими покровителями и власть до старости ни с кем больше не делил, а потом разделил, но добровольно и со своим внуком – Львом II (473-474), сыном его дочери от Элии Верины, Ариадны, и исаврийца Зенона.
(Бюст Льва Макеллы, основателя второй правящей династии Восточной Римской империи)
Однако прошло всего три недели со смерти Макеллы, как ушлые родственники (Верина, Ариадна и Зенон) уболтали мальчика разделить власть с папой, который таким образом превратился в императора Зенона (474-475 и затем 476-491), а спустя ещё несколько месяцев юный Лев умер, вроде как от болезни, хотя поговаривали, что его отравили, возможно даже, что кто-то из родителей или они оба по сговору.
Зенон как варвар не очень-то пришелся по вкусу подданным, поэтому пристально следившая за обстановкой Верина решила сместить зятя, а на его место поставить своего любовника Патриция. К заговору присоединились её брат Василиск и ещё ряд военачальников. В итоге Зенон и Ариадна бежали, а новым императором стал ушлый Василиск, который быстро подвинул сестру, а её кандидата вообще казнил. Правда, продержался на своем месте Василиск недолго, около семи месяцев, после чего на трон вернулся (и очень надолго) Зенон. Именно при нем варвары под предводительством Одоакра захватили Рим, и именно он заключил сделку с Теодорихом Великим, что привело к созданию Остготского королевства. Но об этом позже. А пока вернемся к Италии.
Либий Север то ли сам, то ли нет скончался в августе 465-го года, и его место занял Прокопий Антемий (465-472), причем его кандидатура была выдвинута именно Львом Макеллой. Антемий не был таким уже таким послушным орудием Рицимера и пытался править самостоятельно. Однако его борьба с вандалами и вестоготами ничем хорошим не закончилась, а потом ещё Антемий приговорил к смерти по обвинению в предательстве сенатора Романа, коему покровительствовал Рицимер, что привело к серьёзному конфликту. Тогда его удалось замять, но позже он привел к открытой войне, в которой Антемий был убит.
Тогда всего на несколько месяцев 472-го года императором при содействии всё того же Рицимера и с одобрения Макеллы стал Аниций Олибрий, женившийся на Плацидии, дочери Валентиниана. В прошлой заметке я обещала, что они ещё появятся на страницах истории, вот этот момент наступил. В сущности, в череде, по сути, узурпаторов Олибрий был каким-никаким последним императором, связанным с династией Феодосия. Увы, но правление этого набожного и, судя по некоторым признакам, миролюбивого человека закончилось смертью от болезни. Что, впрочем, было лучше судьбы его предшественников и уберегло от печальной участи его вдову, которая осталась в Риме и продолжала заниматься политикой, в том числе для налаживания мирных отношений Восточной империи с вандалами (при её содействии посольство было направлено в 478-м году).
А меж тем гонка за властью продолжалась. Императором ненадолго стал Глицерий (473-474), которого, в отличие от предшественников, на трон привел король бургундов Гундобад, племянник Рицимера (он был женат на тётке Гундобада, дочери Гундахара, который послужил прообразом Гунтера из «Песни о нибелунгах»). Сам Рицимер в 472-м году умер, а власть перед смертью распорядился передать именно Гундобаду. Однако Глицерия Макелла признавать отказался, а покровительство оказывал своему родичу, женатому на племяннице его жены – Юлию Непоту (474-475). Тот в итоге Глицерия сверг, но пощадил его жизнь, и сам стал рулить Западной империей, однако недолго и неудачно.
Юлий Непот владел Далмацией, и именно туда ему пришлось смываться, когда военный мятеж устроил небезызвестный Флавий Орест, бывший нотарий Аттилы и сам гунн по происхождению, который, однако, по меньшей мере, одним браком был женат на римлянке. Если действительно матерью Ромула Августа была Флавия Серена, это могло объяснить, почему именно своего сына Орест предпочел поставить новым императором в 475-м году, а не стать им самому.
Однако мало того, что Ромула считали узурпатором (ведь законным императором всё ещё считался притаившийся в Далмации Юлий Непот) и называли то «Августенком», то «Маленьким позором» (или, скорее, «Позорчиком»)), так ещё и власть его отца продлилась всего-ничего, и судьба всей семьи сложилась трагично.
Варвар Одоакр (по разным версиям – скир, руг, гот или даже гунн (по отцу), т.к. его отец был приближенным Аттилы) ещё юношей поступил на римскую службу, а к 476-му году достиг немалых высот, и после переворота Ореста вроде как получил приказ подавить мятеж. Наёмники войск Ореста поначалу пытались договориться, но перешли на сторону Одоакра, когда Орест отказал им в притязаниях на земли в Италии. В итоге осенью 476-го года Орест был убит, а его сына Одоакр по какой-то причине пощадил и из Равенны сослал на небольшой остров близ Неаполя (позже там появилась цитадель Кастель-дель-Ово, а в тот период, возможно, самим Ромулом был основан монастырь). Там Ромул будто бы и прожил свою относительно долгую для тех времен жизнь. В последний раз он упоминался в 507-м году.
Одоакр же стал «просто королем» в Италии и отослал императорские регалии в Константинополь восстановившему свою власть Зенону, мол, император должен быть один. Тот был так тронут такими проявлениями почтения, что произвел Одоакра в патриции и назначил римским наместником на западе. Тот, 476-й, год формально зачастую и считают годом падения Западной Римской империи и началом средневековья, хотя на самом деле развал продлился вплоть до 480-487-х годов, да и Одоакр вплоть до своей смерти в 493-м году именовался именно что наместником.
Юлий Непот всё ещё считался императором, хотя по факту и управлял только Далмацией, пока в 480-м году его не убили (причем, возможно, то была заказуха, и заказчиком был свергнутый Непотом Глицерий, которого при низложении забыли убрать, вместо этого его будто бы сделали священнослужителем и отправили подальше…В Далмацию по одной из версий, где он, вероятно, и умер своей смертью уже после 480-го). После убийства Юлия Непота Зенон отказался назначить ему преемника, так что реальным концом Западной Римской империи можно назвать 480-й год. А можно 487-й, когда был убит последний наместник Галлии – Сиагрий. А можно 493-й, когда убит был уже сам Одоакр, и на месте его владений возникло Остготское королевство, окончательно похоронив под собой Западную Римскую империю. Есть, конечно, и другие точки зрения, мол, это и не считается падением, Римская империя не исчезла и т.д. и т.п. Но всё же большинство, как я понимаю, считают это именно падением, и связывают его именно с низложением Ромула Августа в 476-м году. Вот о тех-то событиях и написал в своем романе
«Последний легион» В. М. Манфреди
Время действия: рубеж V-VI веков н.э., ок. 476 гг.
Место действия: Западная Римская империя, Британия.
Интересное из истории создания:
Валерио Массимо Манфреди (р. 1943) – современный итальянский историк, археолог и писатель, можно сказать, и сам в каком-то смысле живой осколок истории, потому что родился в провинции Модена, когда та ещё была частью королевства Италия (1861-1946). Несмотря на то, что Б. Муссолини стал премьер-министром ещё в 1922-м году, республикой Италия стала только после референдума 1946-го года. Так что три с лишним года своей жизни Манфреди прожил при монархии. И есть что-то символичное в том, что он потом в университете Болоньи выучился на историка, а потом продолжил образование и затем преподавал сам в католическом университете Святого Сердца в Милане. Его специализация – история искусств, археологии и географии Древнего мира. В 1970-1980-х он бывал неоднократно в археологических экспедициях, как в Италии, так и за её пределами (в Перу, Израиле, Турции и т.д.). И, понятное дело, что большая часть его публикаций – это научные статьи, эссе и т.п.
(В. М. Манфреди на презентации своей книги "Тевтобург" в 2017-м году)
Однако в какой-то момент его потянуло на создание и художественной литературы, и его дебютом стал в 1985-м году роман «Палладион», и в последующие годы он более-менее регулярно издавал романы на тему истории древнего мира. «Последний легион» (ит. «L’ultima legione») – роман относительно свежий, 2002-го года, и в каком-то смысле не совсем типичный для автора, т.к. повествует не о древности, а о рубеже поздней античности и раннего средневековья. Эта книга была переведена на английский, французский, испанский, немецкий, польский, греческий, румынский, венгерский, даже каталанский и множество других языков, включая и русский (в 2005-м году издательством «АСТ»). Кроме того, в 2007-м году по мотивам этого романа Д. Лефлер снял фильм «Последний легион». Ключевое тут «по мотивам», так что, стоит ли смотреть, не знаю. Хотя у меня и к книге хватает вопросов. Кстати, о ней. Едем дальше.
О чём:
В один не самый приятный осенний денек гревшиеся у костра легионеры из созданного Орестом «последнего легиона», «Nova Invicta», обсуждали плачевное положение дел в империи незадолго до того, как в лагерь нагрянули незваные гости. Сразу стало ясно, что ничего хорошего от этих всадников-варваров ждать не приходится, а уж, когда начальник гарнизона Клавдий отказался исполнять приказ их короля Одоакра, совсем запахло жареным, и вскоре началась атака варварских полчищ. В последний момент тяжело раненый Клавдий успел отправить в качестве гонца к Оресту, дабы тот выслал подмогу, Аврелия, того самого бравого вояку-легионера, который не помнил, чем занимался до службы, и не представлял своей жизни без армии и империи.
Вот только не повезло не только его легиону, но и самому Оресту – в торжественный вечер по случаю тринадцатилетия его сына варвары напали и на его виллу, где устроили настоящий 3,14Здец даже, надо думать, по меркам того времени. Смертельно ранен был и сам Орест, а его жену, сына и оного наставника служитель Одоакра, Вульфила, увёз с собой в Равенну. Прибывший на место Аврелий только и мог, что лицезреть последствия резни, насилий и грабежа, и, должно быть, вообще не представлял, что ему теперь делать, если б чудом не нашёл умирающего Ореста, который попросил его спасти юного императора из рук варваров. Ну, конечно, что может быть проще? Впрочем, Аврелий не только и не столько был тронут этой отцовской просьбой, сколько был в растерянности и отвык за минувшие годы сам принимать решения, а лишь исполнял приказы. Так что, даже, если приказ такой, его следует исполнять. Посему Аврелий на коне Юбе бросился в Равенну навстречу опасностям и переменам, ибо в короткий срок для него, как и для империи, переменилось всё.
(Аврелий и, по крайней мере, два его сослуживца - чёрный гигант Батиат и любитель разводить коз Ватрен. Кадр из фильма 2007-го года)
Отрывок:
На самом деле начало этой книги привело меня в чувство глубокого дискомфорта и неудовлетворения, не только из-за неприглядности описанного, но и из-за того, что всё произошло очень быстро, и автор совсем не рассказал историю Одоакра, а ведь это был варвар, буквально переломивший ход истории. И я невольно вновь вспомнила строку из книги, которую мне подарили в детстве, и которую я читала много раз, и мне аж врезалась в память та фраза о гибели Ореста. Поэтому для начала я хочу тут процитировать именно этот отрывок из книги «Древняя Русь» С.В. Перевезенцева:
«…Жители Равенны меньше всего боялись, что их город будет захвачен каким-нибудь варварским нашествием. Город был окружен мощными каменными стенами. За стенами — обширные и непроходимые болота. С востока доступ к городу закрывало море. Так что любой враг, подошедший к столице Западной Римской империи, был заранее обречен на поражение.
Но вот чего опасались жители города — так это бесконечных сумятиц, которые устраивали римские военачальники. Впрочем, и к этому привыкли. Как только на улицах Равенны начиналось хаотичная беготня легионеров, всем становилось ясно — в империи происходит очередной переворот. Горожане сразу же закрывали двери и окна и старались не показывать носа из дома, пока все не успокаивалось.
Но вот обитателям императорского дворца от этих событий спрятаться было невозможно…
— Ищите в дальних покоях и на кухне! — Одоакр указал рукой, в которой держал короткий римский меч, в конец коридора. Десяток солдат-легионеров, позвякивая доспехами, быстро побежали вперед. Другие уже целый час рыскали по бесконечным коридорам и комнатам дворца. Они разыскивали Ореста и его сына Ромула Августула, которые спрятались, лишь только узнали о мятеже в армии.
Этот мятеж поднял Одоакр. За несколько лет службы у римлян Одоакр проявил себя талантливым полководцем и значительно возвысился. Теперь ему подчинялось большое войско, состоящее из представителей разных варварских племен. Здесь были и руги.
Вот и сейчас рядом с Одоакром стояли Авентрод и Видольф. Только им доверял Одоакр полностью, потому и стали они самыми верными его телохранителями. Хоть и был Одоакр одет в металлический доспех и римский шлем, но он понимал — в случае беды, твердая рука друзей защитит гораздо надежнее, нежели железные доспехи.
В конце коридора послышались крики и шум борьбы. Видольф сразу же встал впереди Одоакра, прикрывая его своим телом. Авентрод обернулся и с поднятой палицей ожидал возможного нападения сзади. Наконец, крики прекратились, зато в коридоре показались легионеры, которые под руки тащили обмякшее тело теперь уже бывшего временщика — Ореста. За ним вели и мальчика — императора Ромула.
Легионеры доволокли Ореста и бросили его под ноги Одоакра.
— Этот трус прятался за горшками на кухне! — сказал один из солдат и брезгливо пнул Ореста ногой.
Распластавшийся Орест поднял голову и жалобным голосом прошептал:
— Одоакр, только не убивай! Отпусти меня вместе с сыном и даю слово — никогда больше я не побеспокою твои владения!
Пальцами, на которых сверкали перстни с драгоценными камнями, он хватал Одоакра за ноги. Его дорогая, отделанная пурпуром тога сбилась в комок и обнажила ноги в кожаных сандалиях. По щекам текли слезы…
Одоакр снял шлем, и презрительная улыбка искривила его губы.
— Когда-то ты был славным воином, Орест! Но богатство и роскошь превратили тебя в жалкую змею! А вот наградить своих солдат ты не захотел. Ты недостоин жизни! Поднимите его!
Солдаты подхватили Ореста и поставили на ноги.
— Прощай! — сказал Одоакр и одним коротким ударом меча лишил Ореста жизни.
Ромул Августул с ужасом наблюдал всю эту сцену. Страх сковал его руки и ноги, комок в горле не давал возможности издать ни звука. Так и стоял он в окружении вражески настроенных воинов над телом убитого отца. И ожидал столь же печального конца.
Но Одоакр по-своему расценил это молчание.
— Глядите-ка, а император даже слезинки не пустил! Завидное самообладание! — проговорил он, внимательно вглядываясь в глаза мальчика. Но ужас, поселившийся в них, успокоил Одоакра. — Нет, он боится, очень боится. А раз так, то не страшен. Вот что, Ромул, я сохраню тебе жизнь, но из Равенны ты уедешь немедленно!
Одоакр взмахнул рукой и Ромула Августула увели. В тот же день он был отвезен под Неаполь, где и содержался под стражей в одном из поместий до самой смерти…»
(Скан из моего экземпляра книги "Русь древнейшая" С. В. Перевезенцева)
О тех же событиях, что привели Ромула Августа на островок близ Неаполя Манфреди писал так:
«…Теперь уже все отчетливо слышали шум схватки, начавшейся у ворот и вдоль всей линии укреплений, окружавших виллу. Ворота явно готовы были упасть под напором атакующих. А когда защитники дома бросились на окружавшую виллу стену в надежде отбить атаку, десятки штурмовых лестниц поднялись над верхним краем стены, сотни воинов бросились по ним со всех сторон, и воздух наполнился их дикими криками. Ворота треснули под ударами тарана, и гигантский всадник промчался сквозь них, свесившись с лошади вбок, словно акробат. Орест узнал в нем лейтенанта армии Одоакра и бросился на него, взмахнув мечом:
— Вульфила! Предатель! Мерзавец!..
Амброзин сумел-таки добраться до дровяного сарая, волоча за собой дрожащего, перепуганного мальчика, — но в царившей вокруг суматохе воспитатель не заметил, что Флавия Серена куда-то подевалась. А потом Ромул смог через щель в двери наблюдать за разворачивающейся трагедией. Он видел, как гости его отца один за другим падали на землю, заливаясь собственной кровью. Он видел и отца, с храбростью отчаяния набросившегося на отвратительного гиганта: Орест был ранен, упал на колени, но снова поднялся, по-прежнему держа в руке меч, и сражался до тех пор, пока силы не покинули его окончательно. Лишь тогда он упал. Ресницы мальчика дрожали, разрезая картину на тысячи кусочков и навсегда впечатывая каждый кусочек в его память. Ромул слышал крик матери: «Нет! Будь ты проклят! Будьте вы все прокляты!», и Амброзин тут же выбежал наружу, чтобы защитить Флавию. А она кричала от ужаса, царапая себе лицо ногтями, когда упала на колени рядом с умирающим мужем. Ромул предпочел бы погибнуть вместе с родителями, нежели остаться в одиночестве в этом диком, безумном мире! Мальчик задохнулся, когда гигантский воин-варвар обмакнул руку в кровь его отца и начертил на собственном лбу красную линию. Ромул помчался туда, где упал отцовский меч: он сам будет сражаться, он уничтожит этого мерзкого врага!
Амброзин, двигаясь легко и стремительно, умудрился незамеченным проскочить под дождем дротиков, между людьми, отчаянно сцепившимися друг с другом, и очутился между мальчиком и мечом варвара, который как раз вознамерился срубить голову юному императору; но удар остановил сам Вульфила, рявкнувший на солдата:
— Идиот! Ты что, не видишь? Ты не знаешь, кто это?!
Солдат смущенно опустил меч.
— Забери всех троих, — приказал Вульфила — Женщину тоже. Мы их возьмем с собой. В Равенну…»
(Кадр из фильма "Последний легион")
«…
— Что ты намерен сделать с мальчиком? — спросил Амброзин.
— Это не твое дело, — ответил Одоакр.
— Пощади его. Он не причинит тебе никакого вреда. Я не знаю, почему тот человек хотел его спасти, но тебя это ни в каком случае не должно тревожить. Он действовал в одиночку: если бы за ним кто-то стоял, они бы выбрали другое место и время, разве не так? И тогда бы пришло гораздо больше людей, и были бы наготове лошади, и был бы разработан маршрут побега… а знаешь ли ты, что маршрут предложил именно я?
Одоакр был не на шутку удивлен внезапным признанием старого человека, а также непреодолимой логикой его слов.
— Но как тот воин нашел ваши комнаты, а?
— Не знаю, но догадываюсь.
— Ну, и?..
— Он знал твой язык.
— Почему ты в этом так уверен?
— Потому что я слышал, как он говорил с твоими солдатами, — пояснил Амброзин.
— Но как он с мальчиком выбрался наружу? — продолжал спрашивать Одоакр. Ни он, ни его люди не в состоянии были объяснить, каким образом Ромул и Аврелий очутились за стенами дворца, когда все выходы были перекрыты.
— Вот это мне неизвестно, потому что твои люди отрезами меня от них; но мальчик был мокрым насквозь, и пахло от него просто ужасно. Так что, полагаю, они могли проскользнуть через одну из сточных труб. Но не все ли равно? Тебе незачем бояться мальчика, которому едва исполнилось тринадцать лет. Я ведь говорю только о том, что тот незваный спаситель действовал сам по себе. И он был серьезно ранен. Наверное, он уже умер. Пощади мальчика, умоляю тебя. Он ведь просто ребенок; что он может сделать, какой вред причинить кому бы то ни было?
Одоакр посмотрел в глаза старого наставника, и вдруг у него закружилась голова от охватившего его чувства неуверенности. Он отвел взгляд, делая вид, что обдумывает свои слова, затем произнес
— Иди пока. Вам недолго придется ждать моего решения. Но если вдруг повторится то, что случилось этой ночью, забудь о надежде.
—Да разве такое возможно? — возразил Амброзин. — За каждым нашим движением следят десятки твоих воинов… старик и мальчик! Но если ты позволишь дать тебе совет…
Одоакр не желал унижаться, отвечая согласием, но ему было страшно интересно услышать, что может сказать этот старик, способный лишить его уверенности в себе простым взглядом. Амброзин всё понял и продолжил:
— Если… если ты уничтожишь этого ребенка, это может быть воспринято как злоупотребление силой и властью… например, восточным императором, у которого в Италии много сторонников и огромная армия. При таких обстоятельствах он никогда не примет твои полномочия. Видишь ли, римлянину дозволено лишить жизни другого римлянина, но… — Амброзин на мгновение заколебался, прежде чем произнести следующее слово: — Но варвару — нет. Даже великий Рицимер, твой предшественник, ради реальной власти был вынужден скрываться за спиной незначительной фигуры императорского рода. Если ты пощадишь мальчика, на тебя будут смотреть как на человека великодушного и благородного. Ты завоюешь симпатии христианского духовенства, а оно ведь весьма могущественно, и правитель Востока будет вынужден действовать так, как будто ничего и не случилось. Ему ведь на самом деле неважно, кто правит на западе, потому что для него от этого ничего не меняется, но его очень беспокоит то, как все… как все выглядит. Помни, что я сказал: если ты будешь соблюдать внешнюю благопристойность, ты сможешь править этой страной, пока жив.
— Соблюдать внешнюю благопристойность? — повторил Одоакр.
— Слушай. Двадцать пять лет назад Атилла обложил данью императора Валентиниана Третьего, и у того не оставалось выбора, он должен был платить. Но знаешь, как он все это обставил? Он назвал Атиллу имперским главнокомандующим, а дань стал выплачивать ему, как жалованье. Да, на деле римский император оказался данником вождя варваров, однако внешние приличия были соблюдены, и тем самым спасена императорская честь. Убийство Ромула стало бы проявлением бессмысленной жестокости и большой политической ошибкой. Сейчас ты обладаешь большой силой, и пора уже тебе научиться этой силой управлять. — Амброзин уважительно кивнул и пошел к двери, прежде чем Одоакр успел подумать, что надо бы задержать старого наставника «…»
Вульфила вышел, изо всех сил хлопнув дверью. Одоакр остался в кабинете один; он принялся шагать взад-вперед, размышляя над тем, что сказал Амброзин. Потом вызвал слугу и приказал ему привести в кабинет Антемия, управляющего дворцом. Старик явился мгновенно, и Одоакр предложил ему сесть.
—Я принял решение, — начал он, — относительно судьбы молодого человека, именуемого Ромулом Августулом.
Антемий поднял на него водянистые и ничего не выражающие глаза. На коленях у старика лежала табличка, в правой руке он держал перо, готовый записать все, что понадобится.
Одоакр продолжил:
— Мне очень жаль это несчастное дитя, никак не причастное к измене своего отца, и я решил сохранить ему жизнь. — Антемий не сумел сдержать вздох облегчения. — Но в любом случае ночное происшествие доказывает, что жизнь мальчика — в опасности, что есть люди, желающие использовать его как причину войны и беспорядков в этой стране, так остро нуждающейся в мире и спокойствии. Поэтому я отправлю его в безопасное место, где за ним будут присматривать достойные доверия стражи, и назначу ему содержание, достойное его ранга. Императорские знаки будут отправлены в Константинополь, в императорскую базилику, а мне будет присвоено звание magister militum Востока. Для этого мира вполне достаточно одного императора.
—Мудрое решение, — кивнул Антемий. — Тут ведь самое важное…
— …соблюсти приличия, — закончил за него Одоакр. Антемий бросил на него удивленный взгляд: оказалось, что этот грубый солдат способен быстро усваивать политические уроки!
— Наставник отправится вместе с мальчиком? — спросил старик.
—Я ничего не имею против этого. Мальчик должен продолжить свое образование.
— Когда они уедут?
— Как можно скорее. Я не хочу новых неприятностей.
— Могу ли я узнать, где именно они поселятся?
— Нет. Об этом я сообщу только командиру сопровождающего отряда.
— Я должен приготовить все для долгого путешествия, или для краткого?
Одоакр на мгновение заколебался.
— Путь будет довольно долгим, — ответил он, наконец. Антемий кивнул и удалился с поклоном…».
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Честно говоря, книга эта вызвала у меня очень противоречивые эмоции. С одной стороны, это действительно очень бойкое и увлекательное приключенческое чтиво. В основном сюжет движется довольно быстро, постоянно что-нибудь происходит, и интрига автору вполне удается. Читать было интересно, за героев, пожалуй что, в самом деле переживаешь, и до определенного момента гадаешь, что же будет, и как Манфреди всё это вывернет, если учесть, что реальный Ромул так и остался в почетной ссылке…И где-то на середине я начала подозревать, КАК, и понадеялась, что мне показалось, что всё не может быть так. Но нет. Может, ещё как может. Ну, не совсем так, но близко.
То есть внутри самого повествования всё вроде бы складывается вполне логично, Манфреди очень последовательно разложил все маячки и развесил ружья. Но за рамками повествования, если вдуматься, это начинает отдавать сюжетами РенТв и книг Н. Фоменко. Не говоря уже о том, что на ту роль, которую приписал Манфреди юному Ромулу в конце, и так хватает претендентов. Больше только у наследника того, кем он якобы стал, попав-таки на север.
Да и в целом я была неприятно удивлена обилием исторических неточностей и допущений в тексте вроде как историка. Впрочем, справедливости ради, я так и не нашла итальянский оригинал романа, так что могу сравнивать русский текст только с английским, и уже по некоторым местам подозреваю косячность перевода. Потому что например, один диалог на английском выглядит так:
«Vatrenus changed the subject: ‘What day is it today?’
‘The nones of November,’ replied Canidius…».
На русский перевели вот так:
Ватрен поспешил сменить тему разговора:
«— Какое сегодня число?
—Девятое ноября, — ответил Канид…».
Я, конечно, понимаю, что кому-то может быть без разницы – пятое ноября (а именно это означает римское слово «ноны» (nones) применительно к этому месяцу, 9 дней до ид) или девятое, тем более что тут ключевой косяк именно в месяце (датой низложения Ромула Августа считают 4 сентября 476-го, а императором его провозгласили 31 октября 475-го), но, если есть такая ошибка, то могу ли я быть уверена, что нет других? И у переводчика, и, вероятно, у автора тоже.
Со сроками правления Василиска и Зенона у Манфреди тоже не всё так просто, хотя там легко списывается на то, что новости долго идут (Зенон вернул себе трон примерно в августе 476-го). Но зато он прикольно сыграл на теме обратного захвата власти, я всё ждала, разыграет он этот момент или нет в сюжетном плане) Он это сделал, чем меня, конечно, порадовал. И ещё порадовало то, что автор упомянул историю создания Венеции в сер.-кон. V-го века.
В общем, как книга художественная и приключенческая «Последний легион» читается на ура. У меня там свои триггеры сыграли, но это ладно. Скучать вряд ли придется. Если читать, как именно исторический роман с претензией на точность хотя бы в базовых моментах, то уже дело обстоит куда хуже. Так что читать или нет, зависит от того, на что делать акцент. Если на интересное чтение, то читать однозначно.
Я лично, что меня немало удивило, не смогла найти других книг именно про события 476-го года, и про историю Одоакра, в частности. Поэтому и упомянула ту книгу С.В. Перевезенцева для школьников – она хоть и ничем не лучше любой художественной в плане историчности, но раскрывает побольше предыстории. В ней излагается версия происхождения Одоакра из Норика и попутно, что логично, рассказывается о королях Флаккитее (ум. 475), Фелетее (ум. 487) и королеве Гизо (ум. 487), с которыми враждовал Одоакр. И история той вражды важна для понимания причин и следствий в судьбе самого Одоакра. Но в романе у Манфреди акцент сделан не на нем, поэтому эта история не фигурирует. Может, она будет рассказана в какой-то из книг, что я прочитаю и рассмотрю дальше, но эту я просто не могла не упомянуть.
(Король Фелетей и королева Гизо, правители королевства Ругиев. Из книги "Русь древнейшая")
На этом пока всё. Если пост понравился и был полезен, ставьте лайк, пишите коммы, жмите на "жду новый пост" или даже закиньте денежку на счёт в честь грядущего праздника. Этим постом я завершаю основную часть заметок по истории древности и античности, и в новом году выкладывать буду сначала допы по произведениям, которые не успела осветить раньше, в первую очередь «Золотое пламя» и «Царь Пап».
В любом случае я поздравляю админов «Книжной лиги» и всех читателей с наступающим Новым годом и благодарю всех, кто за минувший год читал мои заметки и всячески меня поддерживал!
Наиболее полный список постов тут:
Показать полностью
9