Распределение управления в нетоварной экономике
Регулярно проводимые социальные опросы неизменно показывают рост популярности идей плановой экономики в общественном сознании. Причем, следует заметить, подавляющее большинство российских граждан под плановой экономикой понимают практику организации производства в Советском Союзе, со всеми её извращениями и нелепостями. Можно не сомневаться, что если бы у людей имелось четкое представление о действительно плановой социалистической нетоварной экономике, то процент предпочтения был бы намного выше.
Сегодня нет недостатка в публикациях на тему «нового социализма», размышлений о причинах поражения плановой системы хозяйствования, о путях построения экономики, лишенной пороков, как капиталистического производства, так и несостоявшегося партийно-бюрократического «социализма» советского типа. Кто-то никак не может отказаться от химер построения «правильного» капитализма, основанного на отечественном производстве и копирующим всякие «чудеса» по эффектному проводу пешки в ферзи - японское, сингапурское, германское, чтобы избежать чрезмерных усилий мысли по выстраиванию самостоятельного проекта. Сказывается затянувшееся похмелье от горбачевских перестроечных новаций. Кому-то ближе фантазии на темы собственности трудовых коллективов, «самоуправлений», «справедливого» дележа прибыли вплоть до «рабочего социализма», в попытках совмещения «плюсов» рыночной и плановой экономик.
Если вести речь о плановой экономике, то следует понимать, что это, прежде всего, экономика, в которой отсутствуют товарно-денежные отношения и финансовые структуры. Практически плановая экономика воплощена в едином народнохозяйственном комплексе, не имеющем никаких «костылей» в виде частнопредпринимательских секторов – кустарей, артелей, кооперативов, торговых лавочек, мастерских и прочих рудиментов рыночной архаики. Не потому, что их «запретят», нет, просто ни один частник не сможет на равных конкурировать с мощным общественным сектором.
Вот это важнейшее теоретическое основание, базис социализма – единый производственный процесс, не деленный по локальным частным «интересам», не допускающий никакой возможности корыстной мотивации труда, никаких элементов торговли своей рабочей силой, от кого бы это не исходило. В такой системе труд становится непосредственно общественным, не принадлежащий никому индивидуально. Тем самым разрешается противоречие между общественным характером современного производства и частной формой присвоения и распоряжения произведенным продуктом. Все равно трудятся, все равно получают, все равно обеспечено живут. Никаких «зарплат», «прибылей», «премий», касс и бухгалтерий по месту работы в социалистической плановой экономике нет и быть не может. Себестоимость оценивается своей естественной мерой – затратами рабочего времени. Таким образом, все расчетные величины обретают свою натуральную форму, становятся осязаемыми и определенными, позволяющими свести баланс общественных потребностей, ресурсных и производственных возможностей. В подобном объединенном производстве отсутствуют отношения обмена, как отсутствует они на любом производстве. Почему-то никого не удивляет тот факт, что ни на одной фабрике цеха не торгуют между собой, не обмениваются деталями и заготовками. Но когда подобной фабрикой предлагается сделать всю страну, раздаются протестующие голоса – планом всего нельзя предусмотреть! У человека теряется стимул к труду! Равенство в нищете! Причем, громче всего голосят за «материальный интерес» трудящихся те, кто и отвертки ни разу в руках не держал.
Сравнение научного проекта социалистической экономики с советской моделью «развитого социализма» показывает, насколько далеким от воплощения принципов социалистического производства было его партийно-номенклатурное исполнение. И что удивительно, вся эта невежественная самодеятельность преподносилась как следование марксистско-ленинской политэкономии! В эпоху горбачевщины, издержки подобной социальной кустарщины возлагались на «ошибки» основоположников, на «непонимание» ими «природы человека», на изменившиеся «исторические условия», на всё что угодно, только не на скудоумие партийной бюрократии, не на её некомпетентность, своекорыстие и обывательскую ограниченность.
Главными объектами атаки перестроечных «академических» демагогов были выбраны принцип равенства и якобы чрезмерная централизация управления. «Уравниловка» ограничивала аппетиты номенклатурных мародеров, мешала в полной мере активизировать свои хватательные рефлексы в деле грабежа собственного народа, а «излишняя» централизация была препятствием для приложения тех же рефлексов «на местах» региональными партийными баронами. Нахрапистые перестроечные демагоги по рецептам западных «советников», требовали расчленения всего и вся – экономики, государства, армии, общества. Безответственные наивности, непростительные на государственном уровне руководства, смогли проложить путь к принятию важнейших решений, лечь в основу стратегии экономических и политических трансформаций в стране. Каким же несмышленышем надо было быть, чтобы всерьез уверовать в то, что наши империалистические «партнеры» спят и видят, как увеличить могущество Советского Союза путем проведения «рыночных реформ» и приобщения его к «демократии»?
«Экономические» шарлатаны применяли недопустимый в науке прием, подменяя вскрытие сути явлений иллюстрацией их проявлений. Например, на полном серьезе утверждалось, что чем крупнее страна, тем хуже она управляется. В качестве «доказательств» приводились примеры небольших европейских государств – Бельгии, Голландии, Люксембурга, разумеется, Швейцарии. Ну, кто же не захочет жить как в Европе! Публиковались даже карты со схемами расчленения Советского Союза на несколько десятков «швейцарий». Нужно ли доказывать запредельную наивность подобных «теоретиков»? Тем не менее, измученные горбачевскими новациями, очередями, «дефицитами» советские люди благожелательно воспринимали любую глупость, которая только бы давала какую-нибудь надежду на избавление от очередей, «дефицитов» и пустых прилавков в магазинах.
Вроде бы уже самой жизнью, всей исторической практикой человечества доказано, что соединение усилий выгоднее их противопоставлений, что люди организованные достигнут более высоких результатов, чем тоже количество людей, действующих разрозненно, что союз государств экономически всегда выгоднее, чем их взаимная вражда и конкуренция. И сегодня можно только поражаться той степени инфантильности, преступного невежества и самодурства заурядных людишек, немыслимым капризом истории вознесенных к вершинам государственной власти в Советском Союзе. Неспособные организовать эффективную работу единого народнохозяйственного комплекса, нежелающие в этом признаться, они переложили свою вину на «систему», обвинили плановую экономику во всех проблемах, порожденных своей некомпетентностью, своекорыстием и убогим мировоззренческим кругозором.
Но, может быть, не всё было брехней? Может какое-то зерно здравого смысла в разговорах о «децентрализации», о сложности организации работы миллионов людей в едином производственном процессе, согласования многомиллионной номенклатуры взаимных поставок, оптимизации производственных связей, всё же было? Может быть, эти перестроечные авторитеты - «академики», «профессора», «узники совести», «народные избранники», балерины, скрипачи, юмористы и пародисты, выбраны историей носителями Высшей Истины, знатоками Политэкономии, сменив в этом качестве «устаревших» Марксов и Лениных?
Обратимся к принципам организации сложного производства, которые едины, как для капитализма, так и для социализма. Технологии «укрощения» сложностей рукотворных систем хорошо известны. Это разделение труда и распределение исполнительных функций по уровням компетентности. Рассмотрим, к примеру, такую сложную задачу, как проектирование современного аэробуса. Очевидно, что никакие «рыночные механизмы» в этом деле не требуются. Очевидно и то, что в одиночку, никакой талантливый конструктор даже в течении всей своей жизни с этой задачей не справится. Остается одно – организовать совместную работу сотен и тысяч специалистов таким образом, чтобы проект был завершен в практически приемлемые сроки. Каждая группа разработчиков получает свою часть проекта, которая, в свою очередь разделяется между профильными специалистами. У каждого имеются какие-то входные условия, исходя из которых, следует получить требуемый результат. Проектировщику, занятого разработкой шасси совершенно необязательно знать тонкости работы навигационной системы или эргономику кресел пилотов – это дело других специалистов. Он же ограничен уровнем своей компетентности – заданием массогабаритных характеристик, статических и динамических нагрузок, параметрами электропривода, присоединительных размеров и т. п. Никому и в голову не придет воскликнуть – разработка такой сложной системы требует «децентрализации» управления проектом!
В управлении плановым народным хозяйством также не требуется никакой «децентрализации», требуется лишь распределение управления, никоим образом не связанное с институтом т. н. «частной собственности». Не требуется и супермощных компьютеров для обработки огромного количества информации, 99,99% которой вообще скрыто от верхнего уровня принятия решений, как не представляющая никакого интереса ненужная детализация. Каждый программист имеет дело с задачей уменьшения сложности программы путем её разделения на функциональные блоки, могущие включать в себя и аппаратную часть. Эти программно-аппаратные модули функционально закончены; в них инкапсулированы наборы данных, методы их обработка и свойства – отклики на внешние события. Такой модуль может включать в себя другие модули, «видимые» только в «своем» модуле и «невидимые» на верхних уровнях. Вложений может быть сколь угодно много - вполне достаточно для исчерпывающей формализации управления всем народным хозяйством страны и даже всей планеты.
Базовым элементом такой системы, используя терминологию программистов, может быть объект (модуль), несущий всю информацию о каждом гражданине страны, работающим или неработающим. Это необходимо для максимального учета всех потенциальных возможностей, способностей, талантов каждого человека, причем такой мониторинг следует вести с самого начала, с момента рождения человека и до его глубокой старости. Ни один талант не должен остаться незамеченным, невостребованным обществом. Производственная единица тоже может быть представлена в форме программно-аппаратного объекта, замыкающем всю локальную информацию и методы её обработки внутри себя. Для программы более высокого уровня важно «знать», что требуется на входе и что можно получить на выходе. Как это работает внутри программе «неинтересно».
Например, такой минимальный производственный объект, как хлебопекарня. На входе описание потребностей - количества муки, дрожжей, сахара, соли, электроэнергии, количества рабочих мест, квалификация работников, всего того, что требуется для получения на выходе хлебобулочной продукции в заданном количестве и нужной номенклатуры. Что тут сложного? Что здесь требует «экспериментирования», «доказательств», «исследований»? Заметим, что нас совершенно не интересуют технологические подробности процесса выпекания булочек – нам важно только, что подается на вход и что должно быть на выходе. Программно-аппаратная интеграция таких элементарных производственных «кирпичиков» в объект более высокого порядка позволит также избавиться от огромного количества информации, представляющей лишь местный интерес. Несмотря на то, что объект стал во много раз крупнее, количество входных и выходных данных увеличилось в меньшей пропорции, поскольку происходит частичные внутренние замыкание входящих и исходящих потоков продукции, а входные и выходные массивы однотипных данных просто суммируются.
Никаких физических пределов подобной интеграции нет. Никакого «степенного» возрастания объемов вычислительных операций нет. В конечном итоге, в режиме реального времени можно управлять всей экономикой страны также просто, как автомобилем, ставя производственные задачи не в виде добычи стольких-то миллионов тонн нефти, угля, руды, зерна, а непосредственно в виде конечной продукции, ориентируясь напрямую на общественные потребности, а не на финансовые абстракции товарного оборота. Ведь, если ясна задача, то её исполнение в плановой экономике сводится всего лишь к оптимизации размещения производства, распределения трудовых ресурсов, минимизации транспортных издержек и прочих накладных расходов.
Но как быть с непредвиденными ситуациями, которые никак не могут быть изначально предусмотрены? Стихийные бедствия, войны, появление новых технологий? Действительно ли то, что «планом нельзя всего предусмотреть»?
Что предусматривает «рынок» в таких условиях? Вообще ничего. Единственной реакцией рынка будет мгновенный рост цен на предметы первой необходимости. Всю практическую работу придется выполнять специалистам совсем нерыночными средствами.
Как-то еще в советские времена, слушая по «Голосу Америки» рассказ одного беглого инженера о его работе в США, обратил внимание на два обстоятельства. Беглец затронул болезненный для нашего производства вопрос снабжения, поведав о том, что любой электронный компонент, нужный для работы он получает не более чем через час после запроса. Запомнилось мне это потому, что в то время от меня как раз требовали заявку на поставку материалов и комплектующих для ремонта электронной аппаратуры на следующий год. Сидя в задумчивости над спецификациями, я прикидывал, что может выйти из строя, в каком числе, какая новая аппаратура в течении года может поступить и что в случае ремонта для неё может потребоваться. Оперативности снабжения американского коллеги мне оставалось только завидовать. Второе обстоятельство было не техническое. Меня поразил какой-то отрешенный, тусклый, лишенный и намека на торжество или чувство удовлетворенности голос предателя. В нем не было радости бытия, страсти творения, инженерной одержимости, свойственной советским электронщикам. Странно, подумалось мне – все возможности есть, только дерзай, конструируй, создавай, ведь это так интересно, так азартно, захватывающе, что обед или окончание рабочего дня воспринимаются как досадные помехи. Лишь много лет спустя, после внедрения «новых методов хозяйствования», после утверждения «реформаторами» принципов «экономической свободы», корыстной «заинтересованности», мне стала понятна унылость в голосе перебежчика. Каковы бы не были снабженческие и материальные преимущества в чужой стране, став наемным рабом, гнущим спину на хозяина, он лишился главного и самого важного в жизни – человечности в отношениях между людьми.
Почему же в рыночной экономике вопрос оперативного снабжения, при наличии денег, решается просто, а в советском производстве были в этом деле серьезные проблемы? Ведь в плановой экономике по определению не может быть никаких «дефицитов», разве что их сознательно кто-нибудь не «запланирует». Действительно ли для оперативного обеспечения промышленности многомиллионной номенклатурой изделий нужен частный собственник, который, в отличие от государственного управленца был бы кровно заинтересован в поставке всего необходимого народному хозяйству страны?
Социалистическая плановая экономика способна произвести всё, что производится при капитализме, причем с меньшими затратами труда и более высоким качеством продукции. Ни одно предприятие, ни одну фирму, объединенных сложными технологическими связями, социализм не отменяет и не упраздняет. Меняются только формы собственности, все станки и компьютеры остаются на своих местах. В том числе и те, которые обеспечивали «часовую доступность» комплектующих. Более того, система снабжения, объединенная в масштабах всей страны, сможет предложить на порядок более высокое качество удовлетворения производственных потребностей, причем, без малейшей «материальной заинтересованности». В такой экономике не будет «лишних» людей, не будет нищих, бездомных, не будет кичливой роскоши, сановной спеси, кортежей с мигалками, «дворцов для избранных», как не будет и трущоб для бесправных рабов, не будет продажи человеческого труда, не будет шкурнических отношений обмена в поисках частной выгоды.
Советская система хозяйствования была в значительной степени инфицирована заразой чуждых социализму товарно-денежных отношений. При отсутствии рыночной конкуренции, предприятия-монополисты получали возможность получать прибыль, всячески снижая затраты и повышая цены под предлогом освоения новой продукции. Контроль государства над ценами в основном касался товаров массового спроса и продуктов питания. Образование цен на сырье, энергию, промышленное оборудование осуществлялось по принципу – все затраты плюс плановая прибыль. Естественно, малосерийные изделия, товары ширпотреба были «невыгодны», поскольку не обеспечивали нужной прибыльности производителю. Так что, как это не парадоксально, все издержки советской экономической модели определялись именно капиталистическими, «рыночными» присадками в экономику, насаждаемыми горе-теоретиками в расчете на активизацию материального интереса у руководителей предприятий, которые много лет спустя стали называть «красными директорами».
«Материальная заинтересованность» требовала экономической свободы, т. е. децентрализации управления, расчленения единого социалистического народнохозяйственного комплекса на «независимых» товаропроизводителей, которые приняли бы на себя не только все тяготы принятия управленческих решений, но и всю ответственность за их последствия. Тем самым, освободили бы партийно-государственную бюрократию от «несвойственных ей функций» по управлению экономикой страны, сводя всю рутинную работу по обеспечению общественных потребностей к «разруливанию финансовых потоков» и подковерным политическим интригам вокруг такого «свойственному» чиновничеству занятию.
Читателю судить – мешала ли такая «материальная заинтересованность» делу или помогала. В действительно социалистической плановой экономике нет такого показателя как прибыль. Предприятия производят лишь то, что запланировано, в строгом соответствии с техническим заданием, календарным планом, не имея никакой нужды прибегать ко всяким уловкам с целью повышения «зарплаты» «своим» работникам. Нелепость сочетания плановой экономики с финансовыми «рычагами» станет очевидной, если представить себе социалистическую экономику в виде одного огромного завода, в котором «цехами» являются все предприятия, организации, учреждения страны. Будет ли способствовать росту эффективности производства возможность этих «цехов» торговать своей продукцией, обменивать её, преследуя свою локальную выгоду? Разумеется, любые формы таких «рыночных отношений» собственник любого предприятия подавит в зародыше. Точно также и социалистический собственник в лице всего общества не потерпит никаких финансовых расчетов, никакой купли/продажи в своем народнохозяйственном комплексе.
Единственный недостаток плановой экономики – высокая чувствительность к руководящей некомпетентности и произволу. Поэтому становится понятным требование равной платы для всех работников, что отвечает не только требованиям этики, но и обеспечивает условие доступности любой руководящей должности талантливым самородкам из народа. Если уж либеральным «теоретикам» так не нравится «уравниловка», то можно предложить такой вариант неравенства. Минимальная плата – власти, худшее жилье – власти, самая суровая ответственность - власти. Тогда можно будет надеяться, что минимальные зарплаты скоро сравняются с максимальными, аварийное жилье исчезнет полностью, а что такое коррупция и взятка людям будет известно лишь из книг, живописующих нравы эпохи несостоявшихся «рыночных» реформ.
Презревшие равенство обречены на рабство
Советская партноменклатура настороженно относилась к понятию «равенство». Не воплощалось оно в плакатных слоганах, не пламенело в речах ораторов на судьбоносных съездах, не вносилось в программные документы. Чужое оно какое-то для вельможного слуха, не социалистическое, с явным душком буржуазного эгалитаризма и вредоносной «уравниловки». То ли дело, «забота о трудящихся», «социальная защищенность», «материальное стимулирование», где все ясно и понятно. Одни работают, другие, до седьмого пота, о них всячески заботятся и материально стимулируют. И хотя именно коммунизм является обществом тотального, всеобщего равенства людей, партийные идеологи не торопились с претворением подобного принципа в жизнь. Партийная совесть не тяготилась неравенством, усыпленная тем обстоятельством, что временные рамки социализма, как переходной фазы к коммунистическому обществу, в трудах классиков четко не прописаны, а при социализме, как всем известно, главный принцип - каждому по труду. Поэтому, радетелям за народное счастье ничего не оставалось более, как только набраться терпения и ждать, когда, по мере роста сознательности масс и приближения светлого бесклассового общества, проблема не разрешится сама собой, без чрезмерного напряжения теоретической мысли и сомнительного экспериментирования в столь деликатной области.
Вопрос равенства настолько важен для понимания закономерностей общественного развития, насколько удивительно, практически полное его игнорирование в политических программах даже оппозиционных сил. Общественная мысль тщетно бьется в поисках различных национальных идей, тех или иных механизмов «справедливого» перераспределения потребительских благ, обращаясь за спасительными рецептами возрождения страны то к заморским пророкам, то к лубочно-патриархальным картинкам дореволюционного «процветания», то к нашему недавнему социалистическому прошлому.
Без равенства немыслима справедливость. И не только справедливость, но и само устойчивое, непротиворечивое состояние общества. Эгоистические устремления личности, иррациональные, мнимые потребности возникают в условиях неравенства, неразумно организованного социума. Буржуазная пропаганда немало потратила слов на «теоретическое» обоснование приоритета «свободы» над равенством, видя в максимальном поощрении свободы важнейшее условие развития общества. Не без гордости провозглашая буржуазное общество свободным. Действительно, развитие невозможно без свободы. Но свобода свободе рознь. Есть свобода разумного действия, «осознанная необходимость», по Спинозе, непротиворечащая общественному интересу, и есть «свобода» хищника, т. е. «свобода» брать от общества все, что можно взять, сообразуясь лишь со своим частным интересом. В любом обществе «свобода» хищника, эгоиста ограничена рамками морали и права. За некоторые проявления «свободы» воли вполне можно сесть на электрический стул. В меру своей зрелости общество стремится защитить себя от наиболее разрушительных проявлений человеческих страстей, выбирая компромисс, с тем, чтобы не сузить возможность действий разумной воли направленной к общественной пользе. Проще говоря, человек должен быть максимально свободен в том, что касается действий на благо общества и ограничен в том, что наносит ущерб другим людям, т. е. вызывает неравенство. Только такая свобода может называться разумной, осознанной, поскольку разум есть ни что иное, как интеллект в рамках абсолютной этики.
В обществе равных человек получает максимально возможную свободу. Разумную свободу творца, созидателя, мыслителя. Он лишается изнурительной «свободы» выживать, искать жилье, деньги, чтобы прокормить себя и свою семью, продавать себя, свой труд, свое время тому, кто больше заплатит. Он лишается страха перед своим будущим, перед будущим своих детей, внуков. Жизнь приобретает принципиально иное качество, недостижимое в «конкурентном» обществе неравных, а потому и несвободных людей.
Мощный удар по неравенству был нанесен Великой Октябрьской социалистической революцией. Было упразднены все виды сословного, национального, конфессионального неравенства. С ликвидацией частной собственности уменьшилось социальное, классовое, имущественное расслоение. Во власть пришли новые люди, плоть от плоти трудового народа. Были произведены радикальные преобразования общественного устройства в сторону большего равенства, справедливости и свободы. Но достаточно ли последовательны и необратимы были осуществленные перемены?
Особенность социализма в том, что общественное сознание отстает от революционных изменений в отношениях собственности. Люди слишком долго жили в неравенстве, чтобы сразу проникнуться всей неестественностью и порочностью такого положения вещей. Ликвидация частной собственности всего лишь предпосылка к преодолению неравенства, но не его упразднение. «Ценности» личного, эгоистического порядка не скоро подчиняются голосу разума. К тому же, социалистическое строительство в Советском Союзе было отягощено: во-первых, полуфеодальными общественными отношениями, отсталостью, многовековыми монархическими традициями, а во-вторых, откровенно враждебным окружением империалистических стервятников, подавивших освободительные движения в своих странах.
И очень скоро выяснилось, что неравенство не сгинуло бесследно под ударами конных армий Буденного, а, модифицировав свои формы, вполне успешно адаптировалось к новым реалиям. Поскольку в имущественном отношении возможности удовлетворения эгоистических устремлений оказались сильно урезанными, единственным путем самоутверждения хищных инстинктов осталась власть. Власть над людьми, дарующая чувство собственной значимости, успешности и величия. Стремление обезопасить себя подвигало власть на подбор кадров не в интересах дела, а по принципу личной преданности, сверху вниз, а не снизу вверх. Власть народа превращалась во власть над народом. Неравенство реинкарнировалось в отношениях нематериального характера, ничем не лучших, чем сословное неравенство. В послевоенные же годы стало расти неравенство, вызванное теневой активностью в распределительных отношениях. Скромные завмаги, завсклады, приемщицы стеклопосуды, незаметные товароведы стали жить намного богаче учителей, врачей, инженеров, служащих и прочих, не причастных к распределению «дефицита» простых смертных. Мерилом успеха становилось приближенность к власти и «дефициту». Один «успешный» ворюга с двухэтажной дачей и черной «Волгой» для сотен окружающих был олицетворением несправедливости и безнаказанности, действовавший разлагающе на тех, кто честно и добросовестно работал. Так, к восьмидесятым годам прошлого века масса общественного недовольства, вызванного несправедливостями в сфере распределения, достигла критического размера.
Почему, вместо последовательного движения к равенству, свободе, правде, советская номенклатурная бюрократия вела страну в противоположном направлении? Почему ритуально озвучиваемые цели построения коммунистического общества, вытеснялись ценностями потребительства, личного благополучия, пресловутой «стабильности»? Какая «стабильность», кроме мертвячины «застоя» могла быть в движении к коммунизму? Допустим, общество не сразу воспринимает новые идеи. Но разве авангардная марксистская партия не могла являть собой пример организационной структуры, базирующейся на принципах равенства, на приоритете общественных интересов над личными, на отказе от материальных и статусных привилегий? Что мешало начать равенство с себя?
Дело в том, что в неравенстве, были заинтересованы очень влиятельные силы. Это, как сама власть, в лице партхозноменклатуры, так и участники теневых распределительных отношений, набравшие большую силу и влияние в обществе. Но, благодаря манипуляционным технологиям, общественное возмущение было направлено не на обанкротившуюся «элиту», не на воров, а в противоположном направлении. Не на восстановление поруганной справедливости, а на реставрацию института частной собственности и криминально-капиталистических отношений, где партбюрократия и «теневики» сошлись интересами в качестве предельно коррумпированного госаппарата и компрадорского сырьевого «олигархата» «новой» России.
Потому-то и не были востребованы идеи равенства партийной бюрократией, поскольку «равнять» пришлось бы начать с себя. Лишать себя сословных привилегий, ликвидировать «дефицит», очереди, реформировать системы планирования, ценообразования, выравнивать уровни заработной платы, раскрепощать творческую свободу человека, не на словах, а на деле продвигаться к коммунизму. А, следовательно, уменьшать зависимость человека от власти, от государства, вести работу по ликвидации собственного кресла. При всей своей логичности и рациональности идея равенства всегда встречает самое ожесточенное противодействие со стороны паразитических классов, как явных, так и «неформальных», в виде любых социальных групп и слоев, получающих от неравенства те или иные преимущества.
Хорошо, предположим, до равенства коммунистического типа, в котором каждому воздается по потребностям, мы еще не доросли. Что-то мешает нам ограничиться необходимым и не возжелать лишнего. Может детство голодное, может лоснящийся Лексус соседа, но не проходим мы равнодушно мимо того, что «само идет в руки». Не задумываясь, во-первых, а оно мне надо? И, во-вторых, а хорошо ли, этично ли иметь больше чем имеют другие? Конечно, в рамках сложившегося в России «капитализма» такая постановка вопроса бессмысленна. И надо, и хорошо. Однозначно. И я не ставлю себе задачу погружаться в исследование «этики» людоедства или экономической «эффективности» рабовладения. Есть авторитетные либералы-«рыночники», вся суть писанины которых и есть обоснование «справедливости» пожирания сильными слабых, как основополагающего принципа «цивилизованного», демократического общества. Я хочу показать органическую связь равенства и истинной свободы, которая только и может быть среди равных людей.
В измордованном «дефицитами» и искусственными проблемами советском обществе свобода в общественном сознании ассоциировалась преимущественно с возможностью организации свободного от работы времени. Советский обыватель завистливо смотрел на заманчивые кинокартинки из жизни западного обывателя, на потребительский «рай» буржуазного общества, млел от обилия услуг и запретных плодов, попробовать вкус которых не имел возможности. Голливудские кино-персоналии совсем не были похожи на забитых рабов, не производили впечатления бесправных и угнетаемых пролетариев, совсем наоборот: были уверенными в себе, мужественными, независимыми, удачливыми героями. Да и наши режиссеры, выражая всеобщее заблуждение, снимая фильмы про «них», старались придать «иностранное» благородство, изысканные манеры, достоинство даже в тех случаях, когда персонаж их явно не заслуживал. Обаяние кино-красавчиков и кино-красавиц советский зритель переносил на все буржуазное общество, видя в нем не общество тотального рабства духа и подавления свободы человеческой личности, а чарующий мир изобилия, приключений и «красивой» жизни. Возможность выбирать себе работу по призванию, законодательно закрепленные права и социальные гарантии воспринимались, как нечто само собой разумеющееся и малоинтересное, к свободе не имевшие никакого отношения.
Не я, конечно, первый подметил рабскую сущность труда в буржуазном обществе. Еще в «Манифесте Коммунистической партии» К. Маркс и Ф. Энгельс писали о рабочих: «...Они - рабы не только класса буржуазии, буржуазного государства, ежедневно и ежечасно порабощает их машина, надсмотрщик и прежде всего сам отдельный буржуа-фабрикант. Эта деспотия тем мелочнее, ненавистнее, она тем более ожесточает, чем откровеннее ее целью провозглашается нажива». Многое ли изменилось с тех пор? Да, многое. Труд стал требовать меньше физических усилий, стал более интеллектуальным, более энерговооруженным, в сравнении с XIX веком. Вырос жизненный уровень рабочих, уменьшилась концентрация пролетариата на производстве. Но неизменной осталась суть современного рабовладения. Продажа своей рабочей силы, своего времени хозяину. Неизменными остались главные «этические» ценности буржуазного общества - нажива, прибыль, частный успех.
Раб в современном буржуазном обществе совсем не похож на традиционного раба галерного типа. На нем нет цепей, его усердие не стимулируется плетью, его не продают на невольничьих рынках. Все это античное старье экономически неэффективно. Современный раб сам заботиться о своем пропитании, жилье, воспроизводстве потомства. И в рамках демократии имеет полную «свободу» продавать себя, свои руки, свою голову тому, кто больше заплатит. Кому-то, действительно, удастся самому стать рабовладельцем. Купить лавку, бензоколонку, обзавестись пакетом акций. Но освободившееся место тут же займет кто-нибудь из разорившихся фермеров, незадавшихся бизнесменов или вчерашних школьников, нацепит на себя вакантный хомут и не даст поредеть рядам торгующих собою рабов.
Раб не желает быть равным другим. Он признает превосходство над собой хозяина и, принимая рабство как данность, всего лишь сам хочет стать рабовладельцем. Предел его желаний не освободить от рабства всех, а насладиться самому властью над людьми. Впитанная со школьной скамьи убежденность в том, что каждый может стать миллионером, добиться славы и известности, стать «хозяином», вера в то, что все зависит только от его усердия, прилежания, заключает раба в прочную виртуальную клетку иллюзорных «свобод» и всяческих «прав». Эта убежденность подпитывается многочисленными фактами блистательных успехов и сказочных превращений бесправных рабов в респектабельных господ, реализацией «американской мечты» маленького человека вырваться из невзгод и лишений своего угнетаемого класса в гламурный мир успеха и праздности.
Рабство теснейшим образом связано с незнанием, невежеством. Разумный человек, прикованный цепями к полу темницы неизмеримо свободнее дурака, курящего на пороховом складе. Потому как курение в столь небезопасном месте называется совсем другим словом, к свободе не имеющим никакого отношения. Свобода воли, не подчиненная нравственному началу, питаемая ложными ценностями может быть направлена во вред или даже на самоуничтожение своего неразумного хозяина. Свобода - этическая категория и не должна противоречить другой важнейшей этической категории - равенству людей. Свобода должна быть поделена поровну между всеми членами общества. Если единицы узурпируют себе право подчинять в своих интересах свободу других, посредством бесконтрольной власти, частной собственности или изощренного обмана, то общество перестает быть не только обществом равных, но и обществом свободных тоже. Зависимость здесь простая, больше неравенства - меньше свободы. И наоборот.
Советский человек простодушно поверил, что корень всех его бед в равенстве и «несвободе». Умного вида «академики» и «профессора» из телевизора ему понятно объяснили, что как только дать энергичным, деловым людям возможность «зарабатывать», а тому торговать собой, так сразу придет рыночное изобилие и экономическое процветание. Попутно просветили насчет «репрессий» и Гулага, «зверств» большевиков и «просчетов» в Великой Отечественной войне, «вины» русских перед всеми мыслимыми народами и человечеством в целом, а также, необходимости в связи с чем, покаяния и смирения.
В перестроечные времена популярностью пользовалась байка про Моисея, сорок лет водившего свой народ по пустыне с целью вытравить из него рабскую психологию. Как нечто, само собой разумеющееся предполагалось, что советский человек несвободен, ото всех зависим, бесправен, сир и гол. Перестроечные идиоты всерьез голосили о «чувстве хозяина», якобы напрочь отсутствующем у работника при социализме. Следуя их логике, диспетчер за пультом управления работает плохо, потому что он не хозяин электростанции, парикмахер стрижет немодно, потому что он не владелец своей цирюльни, а хирург оперирует некудышно, ясное дело, из-за того, что операционная от него «отчуждена». «Освобождать» советских людей от «рабства» кинулась и вся «творческая» рать в лице телешутов, лицедеев, режиссеров, поэтов, музыковедов, диссидентов, карманных фигодержателей и истовых гробокопателей. Задачей этой массовки было создание ряда эмоциональных символов, культурного коридора, где сзади, в «тоталитарное» прошлое, напускались зловонный смрад и туман, а спереди, в грядущее царствие «свободы», естественно, нагнетались благоуханные парфюмы, проецировались соблазнительные картинки прекрасного рыночного эдема.
Но, какое равенство возможно, например, между руководителем строительного треста и бульдозеристом, работающим на одном из его участков? Между главой администрации города и делопроизводителем? Между президентом страны и рядовым гражданином, наконец? Разве равным уровнем свободы они обладают? При всей кажущейся парадоксальности, тем не менее, все они должны быть равны и обладать примерно равным уровнем свободы, имея в виду именно свободу, а не самодурство или безнаказанную возможность своекорыстного интриганства. Дело в том, что цепочка команд, поступающая к бульдозеристу, направлена не на получение выгоды управляющим треста или начальником участка, а на максимально эффективное использование труда бульдозериста в интересах общего дела. Свобода бульдозериста направляется более высоким уровнем компетентности, но никак не подавляется. Представьте, вам нужно вызвать такси. Вы набираете номер диспетчера и через считанные минуты едете домой. Диспетчер выяснил, кто из водителей ближе всего и дал указание таксисту. Была ли при этом ущемлена его свобода? Конечно, нет. Таксист принял разумное распоряжение и без промедления выполнил. Вот на таком принципе и должна быть организована вся жизнь общества, когда любое указание не подавляет, а стимулирует свободу поступать наилучшим образом. То есть, не взирая на функциональные различия, каждый член общества в рабочее время свободен действовать наилучшим образом в интересах дела, а во время отдыха имеет равные с другими возможности для удовлетворения своих духовных и физических потребностей.
Была ли несвобода в советском обществе? Да, была. Но совсем не в том месте, куда тыкала пальчиками академическая шпана. Были непростительные ограничения свободы делать дело, созидать, творить, создавать новое. Следовало раскрепостить инициативу, фантазию людей, освободить от чрезмерной регламентации, от устаревших инструкций, одновременно усиливая ответственность на всех уровнях по результатам труда. И, прежде всего, ответственность власти, органов управления и планирования. Не «свободы» торговли, в том числе торговли людьми ждало общество от перестройки, а свободы честно и добросовестно трудиться на благо страны и народа. Не «зарабатывать», а свободно жить и работать хотели люди. В равенстве и справедливости.
Завоеванное революцией равенство у советских людей было уворовано в два приема. Сперва серые, безликие партфункционеры отобрали у людей равенство по-вертикали, присвоив себе право встать над народом. Разомкнув цепь живительной обратной связи. Приспособив власть к своему удобству. Годы спустя, равенство окончательно было ликвидировано и по горизонтали, путем проведения «экономических реформ», в результате которых страна была разграблена и уничтожена, а советское общество предано и порабощено своей выродившейся «элитой». Путь назад, в рабство оказался намного короче сорока библейских лет...
Взять и поделить
Встречаю посты и комментарии про "совковую уравниловку", когда речь заходит о равенстве. Дескать, пришли "совки" и отняли все нажитое непосильным трудом и поделили между собой. Наглым образом обокрали уважаемого профессора.
Там много всякого интересного, но вот про "раскулачивание" и про "совки пришли и все забрали", будет интересно поговорить. Даже больше. Я расскажу историю.
Полностью вымышленную историю из параллельной вселенной. Все совпадения случайны.
Итак. Вы житель империи. У Вас семейное дело и вся семья работает на это дело с незапамятных времен. Вы владелец суконной мануфактуры. Ну и по мелочи, сопутствующие пакля и мешковина. Дедушка и отец многое вложили в это предприятие. Самое главное - наладили связи с императорским двором. Есть несколько тоненьких ниточек-связей, выходов, на местных чиновников разного уровня. Но самая главная нитка, даже канат, это дальнее родство с одним из князей, который вхож и лобызается с Его Императорским Величеством.
Несчетное количество дорогих подарков было отправлено для укрепления этой, самой главной связи. Наступила кульминация всех вложенных трудов. Заключен крупный контракт на поставку сукна для нужд армии. Все расходы окупились в первый же год исполнения данного контракта.
Вы видите шанс для развития. В конце концов, дети продолжат дело, если не успеете. Кто знает, может они станут по настоящему крупными рыбами. Может и у Вас хватит времени. Превратиться из средней рыбы в крупную.
Идут годы благоденствия. Вы купаетесь в роскоши. Квартиры в столице. Дома в крупных торговых центрах по всей стране. Самая лучшая еда на столе. Все восхищаются Вашей "коммерческой жилкой".
И тут империя вступает в войну. Заказы, а за ними и доходы, выросли многократно. Война всегда приносит доходы тем, кто одевает солдата. Но Вы неспокойны. Прекрасно зная всю игру изнутри, осознаете происходящее без иллюзий.
Идет передел сфер влияния между действительно крупной рыбой. Идет грызня империй. В это неспокойное время может произойти все что угодно. Именно это и происходит.
Одним февралем, совершенно обычным, коих Вы пережили не один десяток, крупные рыбы внутри империи, решают начать свой передел. Самодержец скинут с престола . Без каких либо шансов на возобновление власти. Теперь она в руках крупных производителей. На место Императора посажены говорящие головы, которые будут решать все "сообща".
То есть, будут решать судьбу более мелкой рыбы.
Что же Вы? Старые связи порваны "тем самым февралем". Князь сбежал из страны или спился в своем имении. Пустил себе пулю в лоб. Знакомые чиновники заняты выживанием и им нет дела до Вас.
У Вас есть деньги. Да. Одним мартовским вечером, смотря на заходящее солнце, Вы решаете уехать заграницу. Перевести весь капитал в наличность и положить на счет в банке. Жить на проценты до конца своих дней. Гуляя по набережной и попивая амаретто из маленьких бокальчиков. Где то на берегу океана. Да, так и будет.
Но Вы не один думаете об этом. Большинство рыб Вашего размера уже начали двигаться в этом направлении. Те рыбы, что на самом верху, не могут допустить такого массового бегства. Они тоже хотят жить на проценты и пить что то вкусное из бокалов. Только не амаретто, а напитки подороже.
Наступает время жатвы. Крупная рыба, используя административный ресурс, начинает охоту в среднем слое. Там плаваете Вы. Броски на мягкую тушку идут один за одним. От одного врага еще можно отбиться, а вот если кругом враги, тут уже нет шансов. Очень быстро лишаетесь всего, что было заработано предками в тяжелейшем труде. Будете бороться? У Вас нет шансов против административного ресурса. Крупная рыба плавает в той реке, где сама устанавливает правила охоты.
Прошло некоторое время. Вы уже не помышляете о бегстве из страны. Стоимость этого бегства стала непомерной. Еще год назад можно было выехать за вполне реальные деньги. Сейчас же, даже продав все, можно доехать только до границы. Вы же умный человек и понимаете куда все идет. Бедность. Забвение. Возможно, мучительная смерть.
В этом же году наступает Октябрь. С ним - Революция. Только уже социалистическая. К власти приходят странные люди, с очень странными идеями. Вы не понимаете о чем они говорят. Заняты выживанием. Вас уже доедают.
Одним зимним утром, на обветшалом пороге некогда богатой усадьбы, появляются вот эти ребята.
Ну может и не они. Думаю, это будет человек с авторитетом. Которого Вы знаете и уважаете. Ладно. Пусть будут эти ребята.
Что же они предлагают? Они Вам предлагают сделку. Отдать все имущество в общественную собственность. С описью и специальной бумажкой. Вас они называют кулаком. Саму сделку - раскулачиванием.
Сделка простая. Отдаете все, что есть. Взамен, они дают право на жизнь в новой стране. Они не забывают о Вашей природе и понимают с кем говорят. Для Вас придуман специальный статус - раскулачен.
Они говорят про подумать до утра и что это поможет начать новую жизнь. Вам и вашим детям.
Наступает вечер и за столом собирается вся семья. Супруга. Огромные глаза, полные испуга. Растрепанные волосы. Лицо утончилось и стало болезненно бледным. Где моя царица? Где та легкость ветренного Парижа, в его лучшее время года? Дети. Испуганные крольчата. Жмутся к матери. Вы забыли, когда видели на их лицах улыбку. Когда они перестали ходить на занятия? Сколько прошло? Полгода?
Вы решаетесь закончить все здесь и сейчас. Есть выбор. Бороться или бежать. Оба грозят смертью. Есть и другой выбор. Попытаться выжить в новой реальности.
На следующее утро приезжает телега с двумя сонными красноармейцами. Еще человек в очках и с папкой в руках. Он будет проводить опись. Все закончилось до обеда. Не так там много описывать.
Прошли годы. Вы работаете в легкой промышленности новой страны. Может возглавляете завод или фабрику, с Вашим то опытом. Супруга устроилась на работу в детском саду. Дети учатся в университетах. Получают высшее образование. Было тяжело их туда устроить. Статус раскулаченного создает некоторые неудобства. Но жить можно.
Ведь у Вас есть "коммерческая жилка".
Мы не мартышки
Тут один гражданин написал пост, кстати вот он - Ответ на пост «Скотство элитарности»
Это очень хороший пост для пропаганды социализма. Это как раз то, о чём мы тут, в нашем сообществе, говорим - переход от мартышки к человеку. Отличный пример, как для капиталистов видятся обычные люди. Это не коммунисты сравнивают человека с обезьянкой, а капиталисты. Мы ЗА человека, чтобы он не оказывался в таких ситуациях. А они нам говорят - мы вас стравим тем, что будем давать вам жрать или не давать, стравим виноградинкой, печеньками, стравим религией, национализмом, да всем чем угодно, потому что вы - мартышки. Это то, что говорит нам автор этого поста. Поблагодарите его от всего коммунистического сердца.
Но так получилось, что люди, как бы не хотелось капиталистам - не мартышки. У людей есть права, которые капиталисты не соблюдают потому что законы написаны ими и для них, а не против них. Люди способны объединяться, люди любят задавать вопросы. И когда уровень народного негодования превысит допустимые нормы, то вам припомнят и мартышек и две мировые войны. Люди плохо понят хорошее, зато гадости - очень долго.
Ответ на пост «Скотство элитарности»
Не смог пройти мимо равенства и справедливости в котором автор видит абсолютное лекарство от всех проблем общества. Слова очень привлекательные. Их понимают даже маленькие обезьянки капуцины. Достаточно вспомнить знаменитый эксперимент, где за одну и туже работу – дать камушек экспериментатору, обезьянки получают разное вознаграждение. Одна – сладкий виноград, другая огурец. Возмущения обиженной так велико, что она перестает «работать», кидает огурец в экспериментатора. Когда же обе получали огурец, все было нормально. Счастливец же получающий виноград, всячески делает вид, что не понимает причину бунта, да и, я думаю, находит для себя оправдание, что его камень важнее и тяжелее. Как же я в душе согласен со всеми получающими огурец за камень, ибо сам такой.
Отправимся в тот счастливый новый мир абсолютного равенства. Дорогой товарищ, чтобы устранить элиты нужен матрос пулемет и патроны... Ой нет, это уже было. Нужно во имя всеобщего равенства построить такую социальную систему, при которой возникновение элиты невозможно.
Это значит, что у каждого члена общества должен быть одинаковый старт. Родившихся детей надо извлекать из семьи, сдавать в одинаковые детские дома, учить одинаково. Передавать по наследству имущество нельзя. В любой другой системе, у более умных родителей статистически значимо будут более умные дети, просто на том основании, что в семье более умное окружение. У более богатых родителей будут более богатые дети – им чтобы начать свое дело не надо играть в ипотеку и прочими кредитами с банками.
Такое общество рисуется страшным тоталитарным и противоестественным. Есть у такой системы и очевидные недостатки. Да все получают свой «огурец». Выглядит все очень справедливо, но поскольку передать накопленное, как материальное так и культурное нельзя, прогресс так же существенно замедлится, если и вовсе не остановиться. Каждому же с самого начала надо будет преодолевать этапы. Пусть сейчас, при нашем условном капитализме, это условно будет Учеба, Работа, Квартира, Машина, Дача, Дело.
Дети богатых после учебы могут сразу переходить к Дело. И там их ждет больший успех, просто потому что они будут этим заниматься больше времени, имея при этом априори лучшее образование.
При нашей абсолютной справедливости, все начинают платить ипотеку и к 35-40 открывают какой-то малый - средний бизнес, который передать по наследству нельзя, а после смерти владельца, он должен будет условно «ликвидироваться».
Культурные трудовые подвиги при таком справедливом хозрасчете тоже вряд ли возможны. Нет элиты которая содержит и потребляет. Ни для кого не секрет, что русский балет, например, возник в основном благодаря тому, что «богатые дяди» любили спать с балеринами, да и надо было пристраивать своих бастардов куда-то.
Справедливость может и лекарство, но все-таки в малых дозах. В своем абсолюте - все страшно.Ответ на пост «Скотство элитарности»
Я не буду встревать в кипящие выше рассуждения насчет равенства и коммунизма сейчас - другое хотел бы заметить.
...На основании чего Збысь Бжезинский у нас вообще считается за некоего гения и провидца геополитики?
Туманные разглагольствования про Хартленд? Так это, во-первых, не он придумал, а во-вторых, это вообще теория более чем вековой давности, из времен британско-российского соперничества в Персии, Коканде и Бухаре, в котором еще доктор Ватсон участвовал.
Служба советником по внешней политике у Картера? Прекрасные, прекрасные результаты - под давлением США шах Ирана перестал давить оппозицию, и через полтора года проамериканский режим был свергнут. А что Бжезинский насоветовал Картеру после захвата заложников в Тегеране? Идиотскую авантюру с операцией "Орлиный коготь", кончившуюся потерей вертолетов, восьмерых американцев и позором на весь мир.
Раздутая самим Бжезинским до вселенских масштабов операция "Циклон" в Афганистане, от которой якобы развалился СССР? И чем она кончилась для США в итоге - постыдным бегством от ими же порожденных талибов?
Неизвестно на чем базирующееся словоблудие про то, что Россия может быть "либо демократией, либо империей", а империей будет только тогда, когда подчинит себе Украину? Это в стратегиях от Paradox Interactive такое бывает, а в жизни все несколько сложнее.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Скотство элитарности
Прочитал сейчас пространную статью М. Калашникова в газете "Завтра" "Опричный строй" с подзаголовком "Кто войдёт в новую элиту". Читать скучно, настолько всё предсказуемо и банально. Калашников, причисляющий себя к "футурологам" подобные тексты "улучшения" капитализма сочиняет уже многие годы, время от времени украшая свои прожекты техницизмами и историческими примерами, не слишком утруждаясь выстраиванием логически обоснованных причинно-следственных связей. В частности, рассуждая о сталинской эпохе он замечает не мощный единый народнохозяйственный комплекс, который и обеспечил промышленный рывок страны в 1920-х - 1950-х годах, а артели, кооперативы, "частный сектор", полагая, что благодаря этим архаичным формам хозяйствования Советский Союз достиг всех своих успехов.
И в этой статье идеалистические мечты о "правильной" элите сочетаются с созданием частных "промышленных гвардий", в которых отбираться работнику будут "не по кланам, не по близости к Кремлю, не по лояльности, а по эффективности их работы". Она, конечно, будет привилегированной, иметь высокий социальный статус, престижное жилье, спецобслуживание и т. п., в отличие от бессловесных "масс", которые будут на эту "элиту" горбатиться. Понятное дело, нужны и "опричники", держать "массы" ("быдло") в узде, покорности и довольстве. Толпе - хлеба и зрелищ. Проходили уже. Результат известен. Загнивание, разложение, деградация "элиты" до своего естественного скотского состояния.
Элита - это термин из словаря скотопромышленников, селекционеров, относящийся к скоту, растениям, но никак не к людям. В человеческом обществе существовать могут лишь АНТИЭЛИТЫ. Почему? Потому что стремление к обладанию высоким статусом, важной должностью, привилегиями неизбежно будут вызывать ожесточенное кадровое соперничество за вожделенное место, в которой принципиальность, скромность, нравственные принципы будут "мешать" в борьбе. Победу одержит не лучший, а наиболее ловкий, более беспринципный, лицемерный карьерист, вытесняя того, у кого эти качества менее развиты.
Здесь есть еще одна особенность. Человек, не протестующий против привилегированности своего положения, не обладает необходимыми нравственными качествами, чтобы его занимать.
Отрицательная кадровая селекция - объективный закон. Одна - две генерации и "элита" выродится до своей полной противоположности - до антиэлиты. Народ это давно подметил, породив крылатые выражения - "рыба гниет с головы", про г..но, которое всплывает на поверхность и т. п.
Лечение одно - РАВЕНСТВО. Грубое, похабное, вызывающее, пролетарское равенство лучше, справедливее, эффективнее любых самых "обоснованных" форм социального неравенства. Потому как в условиях равенства, отсутствия привилегированности должности теряют привлекательность для авантюристов, карьеристов, проходимцев и жуликов. Каждый может полностью раскрыть все свои способности и таланты на благо всего общества. А совокупный интеллектуальный и творческий потенциал миллионов всегда превосходит потенциал какой-то "элиты". Для того и нужен социализм, чтобы раскрепостить эту народную энергию, пустить её в русло созидания и развития.