Мемуары о Польском восстании 1863—64 годов.
1864 год.
...Понятно, отчего, уничтожив несколько десятков тысяч мятежников, мы не завоевали никакой почвы в польском народе.
Гибли шайки, гибли предводители, ловились целые организации, прекращалось всякое сношение страны с революционными центрами – тогда каждый поляк в отдельности действовал по своему усмотрению и вредил русским удачно, потому что носил революционное правительство в своей груди.
Когда-нибудь, мы подавим систематическое сопротивление, но все-таки останемся чужими в стране, принадлежащей нам. Русская власть не пустит корней в Польше и никогда не сольется с народом. Свои чувства, ум, добросовестность, энергию, – всего этого у поляков достаточно, – они никогда не отдадут в пользу русского правительства. Если они служат последнему, то приносят ему в дар подлость, двоедушие, тупость и скрытые зубы змеи.
Поляк может быть честен до тех только пор, пока он не столкнется с русскою властью; тогда он возбуждает к себе омерзение. Благодаря раболепию холопа и усердию слуги, он проложит себе дорогу скорее русского, но когда-нибудь непременно укусит сзади Россию и ее правительство.
И нет конца этому положению дел и не будет ему конца. Никакие меры, никакие средства, никакие лица и системы русского правительства не в состоянии управлять поляками.
Чтобы не создать новый европейский вопрос – литовский, и чтобы не воспитать и в других частях России сепаратистские стремления, необходимо отделить Польшу – безусловно и полно. Я произнес это слово, сознавая, что оно не так велико, потому что, de facto, Польша освободилась уже из-под власти России в то время, как мы разгоняли шайки мятежников. Это отделение не только необходимо, но оно неотразимо. Других средств для удержания за Россией ее западных провинций нет *.
* Строки эти писались автором тридцать четыре года тому назад и истекшее время показало, что А. К. Гейнс, к счастию для поляков, ошибся в своих предположениях. Ред

...Строго говоря, полякам не особенно важно, какая система управления будет господствовать, ad interium, в период с 1864 года до нового восстания. Для них выгоднее даже сидеть по углам, чтобы поправить свое нравственное и материальное положение, а между тем выигрывать общественное мнение Европы угнетенным своим видом.

...На Литву подобная система управления должна производить самое невыгодное впечатление. Это уже испытано. «За что полякам дают права, а нам нет? Разве нужно постоянно бунтоваться, чтобы иметь право на свободные институции? Разве поляки более образованы или обладают большим государственным смыслом, чем мы?» – спросит каждый, живущий по правую сторону Буга. Кто разъяснит толпе эти вопросы? Конечно, никто, кроме поляков и революционеров.
Вообще, западные провинции России будут отчуждаться от нее более и более в такой же степени, в какой институции Польши будут впереди институций России. Это так очевидно, что не требует комментарий.
Тогда на нашей западной окраине начнут копиться революционные материи, чтобы вспыхнуть единовременно с польскою революцией.
Есть одна возможность заставить Польшу и скинуть мученический плащ, и притвориться другом России. Для этого ей нужно возвратить конституцию 1815 года. Если при этом будут даны и войска, тогда можно сказать точно, что случится в будущем.
Сначала дела пошли бы самым лучшим образом. Примирение поляков с правительством произошло бы совершенно очевидно. Конституция привилась бы прочно; народ был бы вполне доволен. Потом верноподданные поляки провели бы в своей палате закон, который дал бы возможность устроить в Польше военную систему, подобную ландверной. Через пять, шесть лет в королевстве образовалась бы армия в сто тысяч человек, а такое королевство имеет некоторое право на капризы. Впрочем, отношения Польши к России поддерживались бы самые интимные до времени, подобного 1854 году. Тогда Польша приняла бы немедленно сторону западной Европы, несмотря на XVIII главу конституционной хартии, и стала бы добывать себе Литву с оружием в руках.

Мемуары о Польском восстании 1863—64 годов.
1864 год.
...
Излишне энергическое управление Польшею имеет еще другую вредную сторону: оно увеличивает эмиграцию поляков заграницу и заставляет их искать деятельность в России.
Заграничная эмиграция поляков, нужно сознаться в том, самый опасный и неутомимый враг правительства и русских.
Некоторые из эмигрантов успели приобрести за границею огромный вес и связи и употребляют их, конечно, не в пользу России. Эти некоторые всеми силами тянут вверх других поляков, живущих заграницею, чтобы работать общими силами на пользу своей родины.
Если проследить нашу историю от Екатерины II и до настоящей минуты, то в каждой неудаче России за границей, в военном, дипломатическом или финансовом отношениях, можно заметить большую дозу польского усердия.
До сих пор польская эмиграция действовала лучше всяких официальных представителей.
Государственные люди западной Европы, заграничная пресса и общественное мнение были всегда против русских, благодаря эмиграции.
В 1863 году я привык не уважать прессу и общественное мнение запада; но ведь то и другое имеют самое фатальное влияние на наши финансы.
Кроме внешней эмиграции, есть еще внутренняя. Излишнее распространение поляков по России еще вреднее заграничной эмиграции.
Не будучи в состоянии удовлетворить жажду честолюбия и деятельности, до чего так падки поляки, на своей родине и не желая оставаться в Польше под гнетом строгого управления, они бросаются на правительственную службу внутри Империи. Всякий знает принципы поляка, находящегося в русской службе; в всякий знал и знает, как полезны России эти деятели; но, признаюсь, я был очень удивлен, когда прочел в брошюре Танского; «La Pologne devant l'Europe», что автор, служа во время Крымской войны в штабе Канробера, находился в деятельной переписке с поляками – русскими офицерами.
В большей части образованных русских польская национальность притупила впечатлительность патриотического чувства до того, что она стала нечувствительна к своим недугам и недостаткам, называя их выдумками врагов России. Под влиянием польской же национальности, меньшая часть нашей публики, настроенная польскими скорбями к сожалениям больше, чем к размышлению, стала до того строга к русским недостаткам, что потеряла к свое родине уважение, а, следовательно, и любовь.
И те, и другие, и доморощенные консерваторы, и доморощенные либералы вырисовались окончательно под уродливым давлением польской революции. Первые требуют истребления Польши, последние не прочь от раздробления России в пользу Польши.
Оба эти мнения до того детски-странны, что легко заметить их происхождение, если начать обдумывать, каким образом у образованных людей могли сложиться такие взгляды.
Чем больше поляков будет распространено по России, т. е. чем им будет хуже в Польше, тем более у нас будет притупляться патриотическое чувство и любовь к порядку и тем больше будет сору в нашем народе.

Мемуары о Польском восстании 1863—64 годов.
1861 год.
...Недовольство евреев своим положением вознаграждалось любовью к русским деньгам и евреи все-таки предпочитали русских полякам, иначе не говорившим с ними, как с презренными созданиями. Оттого евреи в прежнее время стояли полякам поперек дороги.
Во время революции 1830 года, так называемые польские партизаны вешали евреев сотнями, видя в каждом русского шпиона. Евреи это помнили. Они не забыли и то, что после взятия Воли, русская власть, карая поляков, оставила их в покое, только потому, что их не любили поляки.

...Когда началось движение, мы не хотели примкнуть ни к какой партии. Это было большим несчастьем для России. Мы разом очутились чужими в Польше, а потому не поняли движения, и некстати были строги, некстати распускали все. Старая аксиома: где есть две враждебные партии, правительство может существовать безопасно и волнения противу себя обращать в дело той партии, которой он о держится. Подобным образом существует более века Австрия, подобным образом держался до Восточной войны Наполеон. Для этого нужна некоторая уступчивость, некоторая политическая вежливость и снисходительность к разным претензиям; одним словом, нужен тот такт, которые рождается у правительства только после сознания опасности. Вооружась им, мы могли бы удержать высшее польское дворянства на своей стороне.

...Католическое духовенство непомерно жадно до почестей, что хуже невежества; иногда фанатично, но всегда фанатизмом прикрывает поклонение мамоне и золотому тельцу. Оттого оно всегда за факт, за силу, за того, кто больше заплатит. Это было всегда верно, за исключением немногих случаев.
Влияние духовенства чрезвычайно сильно в Польше, особенно на женщин.
Зная, что народ находится под ближайшим надзором духовенства, мы не только не давали им денег, крестов, не окружали почетом, но везде ставили им запятые.

...Прав Канкрин, говоря, что государственная экономия должна состоять в умении тратить тысячи для сохранения миллионов.

...И так, польские помещики в одно и то же время пользуются силой помещиков, становых и рекрутских комиссий. Каждый из этих враждебных крестьянину элементов может свернуть любого из них в бараний рог. Вообразите же себе силу польского пана! Подталкивая крестьянина на все манеры, здешние помещики успели наложить на них новую крепость, которая хуже официального рабства, потому что совершена в пределах самой строгой законности, и которая компрометирует нашу власть, потому что совершена под русским влиянием и во время русского владычества.

...Следовательно, и в Польше, как во всей России, главнейшие вопросы сходятся в одном фокусе, зависят от решения одной великой задачи, от хорошего, либо дурного освобождения крестьянина, потому что этого зависит, что из них выйдет: открытые друзья или затаенные враги правительства.
Да умудрит Бог России тех, у кого этот вопрос в руках. Он до высшей степени сложен сам по себе и усложняется ее более недобросовестностью, часто тупоумием помещиков.