Было дело. Работал я в пожарной части. И нашла блажь на наше родное начальство провести приём нормативов по физической культуре у всего личного состава, лично. И вот в назначенное время весь народ который не нашёл способа миновать данного мероприятия выстроился в ожидании в спортзале. Включая и диспетчеров состоящих в основном из молодых девушек. Приказ есть приказ, всем так всем. Нормативы состояли из следующих физических упражнений отжиманий, подтягиваний и бега. И вот начался процесс приёма физо. Все шло хорошо. Дошёл процесс приёма нормативов и до девушек. Девушки мало того что были привлекательной наружности, но и обладали ещё выдающимися формами. Не знаю в целях провокации или озорства часть из них под футболки ничего не одели. А футболки были с довольно глубокими вырезами. Как это наши руководители ещё не догадались придумать уставные бюстгальтеры и формы прикрытия женской груди, для личного состава.

И начался фарс.  Который полностью дестабилизировал дисциплину приёма нормативов пожарки. Отжимания девушек вызвали непредвиденную реакцию для начальства, у всей мужской части личного состава. Девушки решили отжиматься по одной, начиная с самой пышногрудой. Блестящие выпирающие части женской груди на едва полусогнутых руках коснулись пола. И начался счёт отжиманий вслух от самой девушки. После того как она встала и похоже не только она. Всё поняли включая и начальство, что приём нормативов в этот день закончен. В результате провокации со стороны дам. У начальников тут же нашлись срочные дела и оно тут же удалилось, очевидно дрочить в укромном месте.

И как-то на несколько лет про нормативы забыли. Но потом начались, но без привлечения женского пола. Я так понимаю коллектив маленький и нашлись люди которые, донесли жёнам начальников, как их мужья и у кого принимали нормативы. И им вправили мозги в черепной коробке, путём прямого воздействия на череп кухонной утварью.

Вой сирены не просто разрезал тишину – он взорвал ее. Мгновенная, отработанная годами реакция. Шахматная доска полетела в сторону, стул грохнул об пол. Алексея уже не было в караулке – он мчался по коридору к гаражу, его шаги сливались с топотом других бойцов. Голос из динамиков, перекрывая сирену, выкрикивал адрес сквозь ревун:
«ПОЖАР! УЛИЦА ЗАРЕЧНАЯ, 15! ПЯТИЭТАЖНЫЙ ЖИЛОЙ ДОМ! ПОСТРАДАВШИЕ ВЫЗЫВАЮТ ПОМОЩЬ С БАЛКОНОВ! РАСЧЕТЫ – ПО МАШИНАМ!»
Сердце Алексея бешено заколотилось, но не от страха – от адреналина, резко вброшенного в кровь. Заречная. Окраина. Старые "хрущевки". Мысли скакали, оценивая, предвосхищая. Он влетел в гараж, где уже гудели заведенные двигатели АЦ. Семен кинул ему боевку.
— Петров, ведешь звено в третий подъезд! – крикнул начальник караула, указывая на их машину.
Алексей лишь кивнул, на ходу втягиваясь в тяжелый комбинезон. Запах бензина, раскаленного металла и пыли заполнил ноздри. Он вскочил в кабину АЦ-40 рядом с Семеном, который уже рванул с места, едва захлопнулась дверь. Сзади, в отсеке, пристегивались остальные, включая бледного, но собранного Игоря. Его глаза, огромные от ужаса и решимости, встретились с Алексеем в зеркале заднего вида.
— Поехали! – Семен вывернул руль, и тяжелая машина, воя сиреной и мигалками, вылетела из ворот части, врезаясь в утренний поток машин.
Городская рутина превратилась в препятствие. Светофоры, автобусы, нерешительные водители – все мешало мчаться к тому месту, где каждая секунда стоила жизни. Семен ругался сквозь зубы, виртуозно лавируя, используя встречку, тротуары, заставляя других водителей резко прижиматься к обочине под вой сирены.
— Давай, Сёмыч, давай! – подбадривал Алексей, сам мысленно проклиная пробку. Его руки автоматически проверяли снаряжение: маска – на месте, баллон – полный, давление – в норме, карабин, топор. Все на своих местах. Все, кроме спокойствия. В голове завелась, как заезженная пластинка, мантра, вытесняя все постороннее: «Сегодня без потерь. Сегодня без потерь. Сегодня без потерь…» Он сжал кулаки, глядя в лобовое стекло. Рыжий комочек за дверью. Пустота в руках. Нет. Не сегодня.
— Держись! – Семен резко свернул, объезжая затор, и машина, подпрыгнув на кочке, вырвалась на относительно свободный проспект, ведущий к окраине. Скорость возросла. Дома за окном сливались в полосы. Алексей смотрел вперед, туда, где над линией крыш уже начал подниматься недобрый, серо-черный столб дыма, клубящийся и растущий на глазах.
— Господи… – пробормотал кто-то сзади.
Чем ближе они были к месту вызова, тем страшнее становилась картина. Дым уже был не столбом – он растекался черной пеленой по небу. А потом показалось и пламя. Языки ярко-оранжевого, почти белого огня вырывались из окон третьего и четвертого этажей пятиэтажки, лизали обугленные стены, рвались наружу с жадным треском, который стал слышен даже сквозь вой сирены и рев двигателя. Дом был похож на гигантский факел.
Машина резко затормозила у самого подъезда, указанного начальником караула. Алексей выпрыгнул первым. Воздух обжег горло – густой, едкий, с привкусом гари и чего-то сладковато-тошнотворного, плавящегося пластика. Крики, которые раньше были лишь строчкой в сообщении вахты, обрушились на него стеной – отчаянные, сливающиеся в один сплошной вопль ужаса с балконов и из окон:
— Спасите! Помогите! Мы тут! Тут дети! Люди! СПАСИТЕЕЕ!
Его взгляд мгновенно нашел источник самого отчаянного крика – балкон третьего этажа в охваченном пламенем подъезде. Там, за решеткой, метались две фигуры – женщина, закрывающая лицо руками, и маленькая девочка, прижавшаяся к ней и кричащая не своим голосом. Огонь уже выбивался из окна рядом с ними, жадно тянулся к ним черными когтями дыма. Они были в ловушке. Прямо над адом.
«Сегодня без потерь» – пронеслось в голове Алексея с ледяной ясностью. Он схватил дыхательный аппарат, резким движением надевая маску. Голос сквозь переговорное устройство прозвучал спокойно и властно для своих и для новобранца Игоря, чьи глаза снова округлились от ужаса перед этой адской горой огня и дыма:
— Звено, слушаем меня! Берëм рабочую линию, запасные рукава и минимум экипировки! Дышать ровно! Пошли!

Запах кофе и теплого хлеба еще витал на кухне, когда Алексей застегивал последнюю пуговицу форменной рубашки. Маша, успевшая забыть свой утренний вопрос, сосредоточенно мазала варенье на хлеб. Младший, Антошка, капризно ковырял ложкой в тарелке с кашей.
— Не забудь зайти в магазин, Леш? Молоко закончилось, — напомнила Ольга, поправляя ему воротник. В ее прикосновении была привычная нежность, смешанная с той самой, глубоко запрятанной тревогой.
— Зайду, обязательно, — Алексей поцеловал ее в щеку, стараясь звучать легче, чем чувствовал. — Сегодня спокойный день обещают. Постараюсь пораньше. Может, в кино сходим? — Он бросил взгляд на детей, пытаясь поймать ускользающее ощущение обычного утра.
— Папа, кино! — оживилась Маша.
— Спасибо, герой, — Ольга слабо улыбнулась, но глаза оставались серьезными. Она знала цену его обещаниям. «Постараюсь» – самое частое слово в их семейном словаре.

***

В части царила утренняя, почти медитативная суета. После проверки дыхательных аппаратов (каждый баллон, каждый манометр под пристальным взглядом) и отработки слаженного надевания боевки за минуту, наступило короткое затишье. На старом, заляпанном чернилами столе в караульном помещении Семен уже расставлял фигуры на потертой шахматной доске.
— Ну что, Лëха, готов к поражению? — Семен щелкнул пешкой, его широкое лицо расплылось в хитрой ухмылке. Он был гроссмейстером части в деле по разрядке обстановки. — Сегодня тебе шах и мат в десять ходов. Гарантирую. Огонь потушим быстрее.
— Горишь сам, Семыч, — Алексей сел напротив, передвигая короля. — Твои атаки как тот прошлогодний вызов на дачу – много дыма, огня мало. — Ход за ходом, под мерный стук фигур по дереву, напряжение после разговора с Машей понемногу отпускало. Здесь, среди своих, в ритме знакомых шуток и концентрации на игре, Алексей чувствовал себя на своем месте. До поры.
Дверь в караулку резко распахнулась. На пороге стоял новобранец Игорь, бледный, с трясущимися от волнения руками, которые он безуспешно пыталcя засунуть в карманы брюк. Его глаза метались по комнате, цепляясь за оборудование, за лица старших товарищей.
— Товарищ старший прапорщик… — голос Игоря срывался. — Разрешите обратиться? Вахта сказала… что скоро проверка готовности к выезду… а я… я боюсь, что… не успею…
Алексей отодвинул шахматную доску, жестом приглашая парня подойти. Семен понимающе крякнул и начал собирать фигуры.
— Присядь, Игорь, — Алексей указал на табурет. Его голос был спокоен, без тени насмешки. — Первый раз всегда страшно. Огонь не спрашивает, новичок ты или старик. Он просто есть.
Игорь кивнул, глотая воздух. Видно было, как бьется сонная артерия на его шее.
— Главное, что ты должен помнить, — продолжил Алексей, глядя парню прямо в глаза, — дыши. Ровно. Глубоко. Сквозь маску, сквозь дым, сквозь крики. Если ты перестанешь дышать, или забудешь, как, если паника сожмет легкие – огонь съест тебя раньше, чем ты его победишь. Воздух в баллоне – твоя жизнь. А ровное дыхание – твоя голова на плечах. Понял?
Игорь сделал еще один глубокий, чуть менее дрожащий вдох.
— Понял, товарищ старший прапорщик. Дышать.
— И смотри под ноги, — добавил Семен, убирая последнюю ладью. — А то у нас один поэкспериментировал с дырочкой в полу на третьем этаже. Не понравилось.
Игорь попытался улыбнуться, но получилось напряженно. Алексей похлопал его по плечу.
— Соберешься. Все через это проходили. Иди, перепроверь свой аппарат еще раз. И маску. Она должна прилегать к лицу идеально.
Новобранец, чуть выпрямившись, вышел. Алексей посмотрел в окно. Город жил своей обычной жизнью под утренним солнцем. Машины, люди, спешащие на работу. Такой хрупкий, этот обычный мир. И лишь тонкая перегородка отделяла его от мира огня и дыма, куда они могли ринуться в любую секунду. Он мысленно повторил свой же совет Игорю: Дыши. Сегодня нужно было дышать ровно. И спасти. Обязательно.
В этот момент тишину караулки разорвал резкий, пронзительный вой сирены.

Пятилетняя Маша уткнулась лбом в грудь отца, ее голос прозвучал шепотом:
— Папа, ты сегодня спасешь кого-нибудь?
Алексей Петров, тридцатипятилетний командир отделения пожарной части № 12, улыбнулся, гладя дочь по мягким волосам.
— Постараюсь, солнышко, — ответил он, глядя через ее голову на жену Ольгу. Та молча поставила перед ним кружку дымящегося кофе. В ее глазах читалась привычная тревога, спрятанная под маской утренней суеты. За окном кухни пылал рассвет, окрашивая панельные дома в розовое золото. Два мира Алексея – уютный, с запахом свежего хлеба и детскими рисунками на холодильнике, и другой, где пахло гарью и опасностью – пока мирно сосуществовали.

***

Пожарная часть №12 была его вторым домом. Старое кирпичное здание с облупившейся краской, вечно скрипящими воротами и мощеным двором, вытоптанным десятилетиями сапог. Утро здесь начиналось с грохота железа и запахов: едкого масла от техники, пота после изматывающей физподготовки и сладковатого дыма из курилки. Алексей вошел в гараж, кивнув на хриплое приветствие напарника Семена.
— Петров, не проспал? — крикнул Семен, вытирая лицо рукавом. Он поливал из шланга блестевший каплями воды АЦ-40.
— Ты бы сам поспал с двумя детьми, — отозвался Алексей, направляясь к стойке с боевками. Его движения были отработаны до автоматизма – спокойные, точные. Но внутри, как всегда после вопроса Маши, клубилось знакомое напряжение.
Он подошел к старому деревянному столбу, где висел табличный журнал вызовов – толстая, потрепанная книга в кожаном переплете. Листы пожелтели от времени и пальцев. Алексей провел ладонью по гладкой поверхности стола рядом с журналом. Здесь, среди запаха пыли и старой бумаги, его настигло воспоминание. Не крик, не пламя, а тихий, жалобный звук... и пустота в руках потом, когда дым рассеялся над обугленным домом старика Никифорова. Котенок. Рыжий комочек, запертый в горящей кладовке. Он видел его испуганные глаза в щели двери, чувствовал слабые царапины на руке, пытаясь ухватить... а потом обрушилась балка, и спасать пришлось уже самого себя. Пустота. Не горечь поражения, а ледяная, тошнотворная пустота.
Алексей резко одернул руку от стола, словно обжегшись. Взял журнал. Спокойствие, лишь внешняя оболочка. Внутри, как тлеющие угли под слоем пепла, жила та пустота и немой вопрос: А если снова не успею? Сегодняшняя смена только начиналась. Где-то в городе уже мог клубиться первый дымок беды. Он глубоко вдохнул, собираясь с мыслями. Сегодня нужно было спасать. Обязательно.