Виктор Петрович закрыл глаза на секунду, вдохнул запах старого автомобиля: смесь пыли, бензина и чего-то еще, чего не могли вывести никакие химчистки - и снова открыл их. На заднем сидении сидел Андрей.
Тот самый Андрей, который три года назад решил, что успеет проскочить перед грузовиком. Не успел.
Виктор не вздрогнул. Он уже давно не вздрагивал. Он просто посмотрел на нового ученика, пятнадцатилетнюю Лену, которая с белым от напряжения лицом сжимала руль, и сказал своим обычным монотонным голосом:
«Сцепление плавнее. Не торопись».
Лена кивнула, не отрывая глаз от дороги. Она не видела полупрозрачную фигуру на заднем сидении. Никто никогда не видел.
«Он вернулся, — подумал Виктор Петрович. — Интересно, на этот раз он что-нибудь скажет?»
Но Андрей, как и всегда, просто сидел и смотрел в окно. Его спортивная кофта была чистой, без пятен крови, без разрывов. Призраки всегда приходили такими. Целыми, но неживыми. Молчаливыми напоминаниями.
Виктор Петрович не знал, почему он их видит. Возможно, это было проклятие. Или наказание. Или просто галлюцинации уставшего человека. В первые месяцы после смерти Андрея он пытался понять, что им нужно. Говорил с ними, спрашивал. Ответом была тишина. Они просто появлялись в моменты, когда нынешние ученики повторяли ошибки погибших. Как живые предупреждающие знаки, которые никто, кроме него, не мог прочитать.
«Лена, сбавь скорость, — сказал он, когда машина начала набирать ход на прямом участке. — Здесь часто выходят животные».
Он солгал. Животных здесь не было. Но именно на этом участке Светлана, чей призрак иногда пах духами и бензином, потеряла контроль на мокром асфальте.
Лена послушно перенесла ногу на тормоз. Виктор почувствовал, как в салоне повеяло холодком, и знал, Светлана здесь. Двое на заднем сидении. Полный комплект.
Это была рутина. Проклятая, бессмысленная рутина. Он как Сизиф, который снова и снова везет своих мертвых пассажиров по одним и тем же маршрутам, надеясь, что в этот раз камень не скатится вниз. Но он всегда скатывался.
«Поворот направо, потом налево, на развилке», — сказал он Лене.
Он вспомнил, как Максим, чья шея всегда была неестественно вывернута, на этом самом повороте не посмотрел в слепую зону. Теперь Максим иногда появлялся на пассажирском сидении, молча потирая шею.
Лена справилась с поворотом лучше, чем ожидал Виктор. Она была способной ученицей. Быстрой. Слишком быстрой.
«Не спеши, — сказал он. — У нас много времени».
«Все всегда спешат, — подумал он, глядя на призраков в зеркало заднего вида. — И у вас не осталось времени совсем».
Они выехали на загородную трассу. Широкая, ровная дорога, мало машин. Идеальное место для самых опасных ошибок.
«Давай потренируем обгон, — сказал Виктор. — Смотри внимательно».
Лена кивнула, её глаза загорелись азартом. Она разогналась, смотря на грузовик впереди.
«Подожди, — сказал Виктор. — Не сейчас».
Но она уже решила. Она посмотрела в зеркало, увидела, что сзади никого нет, и начала маневр.
В этот момент Виктор Петрович почувствовал знакомый холодок. На пассажирском сидении материализовался Андрей. Он не смотрел на Виктора, он смотрел на Лену. И в его глазах не было ни упрека, ни укора, лишь глубокая, бездонная печаль. Та самая, что Виктор видел в зеркале каждое утро.
Лена уже выехала на встречную полосу. И в этот момент из-за поворота появилась фура.
Все произошло за секунды. Лена замерла, её нога забыла про тормоз, про сцепление, про все на свете. Она смотрела на надвигающийся грузовик, и в её глазах читался тот же ужас, что Виктор видел у десятков своих учеников перед тем, как...
Но нет.
Вместо того чтобы дернуть ручник или схватить руль, Виктор Петрович повернулся к призраку на пассажирском сидении и крикнул — не Лене, а ему:
«Андрей, я знаю! Я вижу!»
Его голос, обычно такой монотонный, прозвучал как выстрел. Хриплый, полный отчаяния и боли, которые копились годами.
Лена резко нажала на тормоз, не от крика, а потому что инстинкт все же сработал. Машина дернулась, заблокированные колеса завыли, и они остановились в метре от обочины, все еще на своей полосе. Фура пронеслась мимо, сигналя.
В салоне повисла тишина. Пахло гарью от резины.
Виктор Петрович сидел, не двигаясь, глядя на пассажирское кресло. Андрей смотрел на него. И впервые за три года его лицо изменилось. Уголки губ дрогнули в чем-то, отдаленно напоминающем улыбку. А потом он начал таять, как туман под утренним солнцем, пока от него не осталась лишь легкая прохлада.
Лена смотрела на Виктора широко раскрытыми глазами.
«Виктор Петрович...— начала она дрожащим голосом. — Кто... кто такой Андрей?»
Он медленно перевел взгляд на нее, потом на пустое пассажирское сиденье. В воздухе еще витал едва уловимый запах сигарет и одеколона, тот самый, что всегда был с Андреем.
«Пассажир, — глухо сказал он. — Очень важный пассажир».
Он глубоко вдохнул, вытер ладонью лицо и посмотрел на дорогу впереди.
«Поехали, — сказал он. — Поехали дальше. На этот раз сцепление плавнее...»
Когда Лена снова тронулась, машина дергалась меньше. Девушка была еще бледной, но руки на руле лежали увереннее.
Виктор Петрович смотрел на дорогу и думал о том, что рутина не лишена смысла. Просто смысл нужно разгадывать каждый день заново. Он не может спасти тех, кто уже умер. Но он может быть мостом между их ошибками и чужими шансами.
Он ехал по улицам города, и знал, что тени вернутся. Они всегда возвращались. Но теперь, когда в салоне запахнет духами Светланы или Максим начнёт тереть шею, он не просто вздохнет. Он спросит их, без слов, одним лишь взглядом: «Чему вы должны научить меня на этот раз?»
И в этом вопросе, отчаянном и вечном, заключался единственный смысл, который ему был нужен.
В наш стремительный электронный век нейронка всё больше и больше врывается в сферы, где раньше мы и не могли себе представить её необходимость.
Писательство, фантазия и творчество уж точно не должны были поддаться этой заразе. Но пришло время и поэтам с прозаиками взять на вооружение Искусственный Интеллект. Пока что в качестве инструмента.
Как это работает?
К примеру, сочиняет поэт свой шедевр. И стих у него ладный, в рифму, соответствует выбранному стилю, сложению. Красота! Но кроме него никому не интересно его творение. Как поведать Миру о себе? И тогда поэт слагает песню, которая всегда найдёт наиболее благодатную почву среди слушателей. Но вот беда! Он не композитор, а написание музыки дорого стоит. К примеру, одна песня для эстрады обходится в 50 килорублей. И вместо того, чтобы заработать на своём творении, поэт должен потратиться на композитора. И не факт, что славная песня станет хитом, да вовсе может не зайти никому.
И вот тут-то на помощь поэтам приходит ИИ. Пять минут и всем известная программа накладывает музыку на предоставленный ей текст. Мы не будем рекламировать эту программу, многие и так знают о чём речь.
ИИ теперь даже больше делает для поэта! Она ему и голос исполнителя подбирает для озвучки. Красота! Хочешь, шансонье исполнит, хочешь, оперная дива или рок-группа забабахает твой хит.
Но вот тут и захлопывается мышеловка. В сеть выложить такой хит нельзя. Все авторские права на шедевр сразу принадлежат компании, чей софт для создания песни Вы используете. Все голоса занесены в реестр и платформа, где счастливый поэт хочет выложить своё творение, в лучшем случае выносит предупреждение: "голос принадлежит такому-то такому-то, использование без его согласия запрещено". А в случае рецидива ещё и бан на аккаунт.
А что же у нас с писательством ? Как использует ИИ тот, кто пишет прозу? ПРОЗАЕК ?
Об этом в следующем посте. Ждём.
поэт пишет стихи с помощью искусственного интелекта
«Алиса потратила жизнь, идя по чужому пути. Дорога из жёлтых кирпичей — диплом юриста, одобрение родителей, иллюзия успеха — привела её прямиком на дно. В кофейню "У Энди" и в полную экзистенциальную пустоту. Но оказалось, что настоящее падение только начинается. Теперь она идёт по самой настоящей Дороге, и нет ни Страшилы, ни Железного Дровосека. Есть только она, зеркало, показывающее все её неудачи, и холодные глаза мага, который говорит, что она пахнет тишиной. Дорога из жёлтых кирпичей ведёт в... И чтобы узнать, куда, Алисе придётся пройти её до конца.»
И победитель глядит, как велик его враг побеждённый. Голос послышался вдруг; сказать было трудно откуда, Только послышался вдруг: «Что, Агенора сын, созерцаешь Змея убитого? Сам ты тоже окажешься змеем!»
«Метаморфозы», Овидий
Иллюстрация Лены Солнцевой. Другая художественная литература: chtivo.spb.ru
Ванечка был младшим в семье. Это оправдывало всё — детские капризы, шалости и глупые ошибки. Его сестре пришлось повзрослеть раньше, чем следовало бы. И на самом деле Ваня жалел о многих своих проказах, которые раньше казались невинными, а теперь уже показывались под совсем другим углом.
Ване прочили невесту и долгую жизнь. Про Мирославу говорили, что она не оправдала ни своего имени, ни чьих-либо ожиданий. Худая, с такой же худой серо-русой косой, она была совсем не похожа на всегда румяного светловолосого брата. Хотя всё же было что-то общее у них в моменты улыбок — одинаковое, роднящее выражение смешинок в глазах, их тёплый блеск.
Про невесту вспоминали не просто так. Да и какой-то трепет, волнение, тревога предвосхищали главный обряд взросления. Каким бы любимым ребёнок ни был, это не освобождало его от испытания. Конечно, строго выверенного, конечно, подготовленного взрослыми. Но всё же первого взрослого настоящего предприятия — выйти один на один со змеем, пусть, возможно, и не совсем настоящим, — это тебе не поле перейти.
Когда Ване первый раз сказали об этом, он не поверил и решил, что отец пошутил. Потом неслабо струхнул. Потом отправился донимать сестру — ей-то стукнуло уже двадцать годков, она уже давно пережила свой переход. Однако Мирослава только хлестнула его поледеневшим взглядом и отрезала:
— Не твоё это дело. Всё равно обряды у мальчиков и у девочек разные.
— Ну хоть что-то расскажи! Раз разное, так мне это всё равно никак не поможет, ты, получается, ничего и не подсказала, всё честно… — умолял её мальчишка.
Но уговоры не помогли. Мирослава только качала головой и отводила взгляд.
Ваня не мог усидеть на месте. В шестнадцатый день рождения он не думал ни о чём, кроме предстоящего испытания. В голове одна за другой проносились картинки — драконы. Крылатые, бескрылые, морские, с тремя и с сотней голов, с тысячей лап, без лап вовсе, огнедышащие, плюющиеся ядом, всё сразу… Куда ему против такого?
Драконоборчество было семейной легендой. Отец любил рассказывать, что их далёкий предок — такой далёкий, что даже имя его точно не помнят, — победил когда-то змея и освободил из плена чудовища свою будущую жену, когда-то похищенную из родного племени. Отец тоже прошёл свой ритуал, тоже победил своего дракона. Теперь он работал в военной части с каким-то аэродромом — ну, лётчиков учил, наверное. Ваня смутно понимал, чем занимался папа на работе, да и он сам не особенно распространялся.
Папа был военным лётчиком, это Ваня точно знал.
Папа убивал драконов.
И если папа так делал, то и Ваня должен был. Хотя бы раз в жизни.
Мальчик долго сидел на широком подоконнике, вглядываясь в заснеженную даль. Именно туда совсем скоро ему предстояло отправиться. Туда, где и без драконов нередко находили обмороженных мертвецов, где ходили страшилки похлеще истории перевала Дятлова. Над лесом то и дело пролетали самолёты. Ваня всё не мог придумать: где же там мог спрятаться дракон? Сестра постоянно поправляла, говорила: «Не дракон, а змей», но Ваня не понимал разницы. Какая разница? Дракон — он и в Африке дракон.
В итоге оказалось, что испытание должно было состояться совсем не в лесу. Мирослава на эту новость только хмыкнула, а вот Ваня, и без того взволнованный, напрягся ещё сильнее. Он всё ждал, готовился, пытался успокоиться и собраться с мыслями, вспоминал всё, что говорили ему отец и дядька — то ли друг, то ли брат отца. Ваня настолько привык к его фигуре с детства, что даже не задумывался, кем был этот человек. Когда мальчик узнал, что дядю Зига на самом деле зовут не «Зиг» [1], а «Серёга», то испытал просто неописуемый шок.
Папин уазик просто заехал в горы, высадил там уже дрожащего то ли от холода, то ли от волнения пассажира и исчез в снежной стуже.
Ваня сжал околевшими пальцами рукоять меча. Перчатки надевать было нельзя — металл должен чувствовать кожу хозяина, поэтому мать заботливо обмотала её бечёвкой. Это запрещено не было, об этом знал отец, откуда-то знала и мама.
Тело уже била крупная дрожь. Ветер нещадно бил в лицо, хлопал полами коротенькой курточки — чтобы не мешала бою. «Ничего, в битве согреешься», — с басистым смехом говорил отец, а Ваня со вздохом надевал тонкую одежонку. Меч вдруг показался неимоверно тяжёлым. Ваня к шестнадцати годам был приличным фехтовальщиком, к тому же неплохо обращался и с огнестрельным оружием, но традиции требовали соблюдения правил, поэтому подло оставили его с одним только мечом и коротеньким ножичком, который был спрятан в кожаные ножны на поясе.
Белый дым застилал глаза. Занесённая метелью Россия — другой Ваня никогда и не видел. Холодный, суровый климат, но вопреки стереотипам, не такие уж и злобные люди. Суровые — возможно, скорее да, чем нет, но не злые.
Удивительно, но стоило Ване сделать шаг, как ветер тут же стих. Он даже вздрогнул и снова остановился от неожиданности. Шмыгнул заледеневшими соплями, вытер нос рукавом. Снег прогибался, хрустел, то и дело обхватывая тело почти по пояс. Ваня подумал, что стоило готовиться тщательнее и всё-таки выяснить, в каком веке люди изобрели лыжи, — так был бы шанс, что папа позволил бы пойти на них. Мол, герои в древности тоже могли ходить на лыжах — удобнее же. А то пока доберёшься, змей уже сто раз от старости подохнет.
«Конечно, — размышлял Ваня, проваливаясь всё глубже, — представить себе драконоборца в бою на лыжах можно было с большим трудом и не без смеха, но… по крайней мере, такой герой хотя бы смог добраться до дракона».
В своих же силах Ваня сомневался всё больше и больше.
В очередной раз провалившись в сугроб почти по грудь, Ваня фыркнул и воткнул меч в снег по правую руку от себя. Продолжая кряхтеть и шмыгать, он шёпотом ругался на снег. Слова срывались с губ клубами густого пара. Снег не отвечал, но зато затягивал только глубже, отказываясь отступать. Ваня почувствовал, что уже готов был просто заплакать от бессилия, — его обступило плотным кольцом и отпускать совсем не собиралось. Уже вспомнились все истории про замёрзших насмерть людей, тот стрёмный мужик из «Сияния», перевал Дятлова, опять же, уже дошло до подозрений на хозяина леса, йотунов с Хель и даже Сорни-Най. Ваня не любил читать старые песни, но что-то отцу всё же удалось вбить ему в голову. Повертев этой самой головой в попытке осмотреть себя со всех сторон, Ваня вдруг замер так, будто взаправду уже примёрз.
Меча не было.
Ваня, который уже переставал чувствовать пальцы ног, а в наличии левого мизинца и вовсе начал сомневаться, похолодел, как мертвец.
Меч, специально сделанный для него, — поди найди в современном, пусть и отдалённом, северном городе кузницу. Да и не это страшно — страшно то, что меч был сделан для него, по заказу отца, который велел беречь кладенец как зеницу ока, лучше возвращаться без глаза, но с мечом.
И этого самого меча не было.
Ваня тут же забыл все страхи. Дракон, или змей, или мороз, да хоть сам дьявол со всей своей ратью — вся эта братия, даже собравшись вместе, пугала не так сильно, как реакция отца на потерю меча. Без меча в целом можно было и не возвращаться. Спартанское «со щитом или на щите» просто нервно курило в сторонке. Именно мечи в их семье наделяли особенными, чуть ли не магическими свойствами. Опять же, по семейной легенде, меч будто бы сам собою явился Ваниному предку, когда тот уже почти потерпел поражение перед непобедимым змеем. Прапрапрапрадед продал собственный глаз, чтобы завладеть мечом, и обрёл вместе с ним небывалую мудрость. Правда, в какой-то момент меч переплавили — спасали во времена революции, — а первозданный вид вернуть не удалось ни одному кузнецу. Поэтому решили в рукоять каждого нового меча для нового мужчины их рода вплавлять кусочек от того самого меча. Что планировалось делать после того, как «оригинальный» переплавленный меч закончится, история умалчивала. Может, он уже кончился. Просто вера осталась.
Короче, потерять такую вещь — не просто получить по шапке, а этой шапки лишиться. И всего остального тоже. Это будет пострашнее самого страшного дракона.
Вслепую Ваня шарил голыми руками по снегу. Он уже не чувствовал холода — он просто забыл, что ему вообще было холодно. Он и сам не заметил, как освободился из снежного плена. В какой-то момент Ваня понял, что стоит на твёрдой снежной корке. Крепко, как на лыжах. Только не скользко и ноги не норовят разъехаться в продольный шпагат.
Новой порцией шока окатил старичок, невесть откуда оказавшийся прямо перед мальчиком. Ваня подпрыгнул и, оступившись, едва не рухнул в новый сугроб. Дед выпростал руку и удивительно твёрдой хваткой удержал его от падения.
— Дедушка… — только и смог выдохнуть Ваня вместе с густым белым паром, восстанавливая равновесие.
— Не это потерял, милок? — Дед хитро улыбнулся и ловко вытащил из-за спины Ванин меч.
Ваня обмер.
— Его… — шёпотом просипел Ваня и уже потянулся к заветной вещице.
— Э, не! — Дед блеснул золотым зубом и с поразительной лёгкостью перекинул меч в другую руку. — Не так просто.
Ваня посмотрел в лицо деда. Только сейчас он заметил, что заплывший, лишённый зрачка глаз деда пересекал крупный шрам.
— Ты чёй-то тут делаешь, внучок? — продолжил допрос дед.
— Так… испытание… как его… ну вы ж понимаете, да?.. Ну, обряд взросления, всё такое… — скомканно залепетал Ваня.
Дед покачал головой.
— Ни бе ни ме. Что за племя пошло — не вы богатыри, ой, не вы… — Голос у него был вроде и стариковский, но в то же время очень сильный, смешливый, гордый.
— Все вы так говорите! — вспыхнул Ваня. — Просто не знаете ничего!
— Я-то не знаю? — Дедок так расхохотался, что Ваня притих, постеснявшись своей дерзости. — Экой смешной ты, парень, ей-ей смешной! Ну так покажешь, сам-то знаешь что?
С этими словами дед выбросил вперёд руку и плоской частью меча как бы играючи, смеха ради слегка ударил Ваню под коленкой. Тот не удержался и повалился наземь как подкошенный, а на голову ему тут же съехала шапка сугроба.
— О-ой, не видать тебе твоего меча, не твоим рукам он, видать, делан, — приговаривал дед то с одной стороны, то с другой.
Из снега показалась мокрая макушка Вани. Отряхнувшись, он почти зарычал от злости. Глаза его вспыхнули, и, позабыв про меч, про диковинную быстроту и ловкость противника, мальчик бросился на деда. Кулаки только успевали мелькать в воздухе, но всё не достигали своей цели — ни хохочущего деда, ни меча.
Ваня остановился и вытер заслезившиеся от мороза глаза вместе с потом. Дед остановился прямо напротив него и, как нарочно, выставил меч прямо перед собой.
Кувырком достигнув его фигуры, Ваня пнул куда-то наугад, ухватился руками за самое лезвие и зажмурился, вцепившись в него.
Только вот боли он почему-то не почувствовал и удар ушёл куда-то в пустоту. Ваня открыл глаза.
Он свернулся калачиком на снегу. Деда нигде не было. Встав на ноги, мальчик посмотрел на меч, подняв его обеими руками. На лезвии остались красные пятна, но на ладони уже не было даже шрама. Вдруг меч подёрнулся дымкой, как мираж, и рассыпался в прах. Ваня растерянно отряхнул руки и покрутил головой, хотя сам не понимал, что ищет.
На плечо легла чья-то рука. Ваня обернулся. Перед ним стоял тот самый дед. В руках его лежал меч. Только теперь рукоять была чистая, без маминой бечёвки, и в середине блестел то ли камешек, то ли просто другой металл, которого раньше Ваня не замечал.
— Поразвлёк старого, молодец, — в голосе теперь не было насмешки, только спокойная покровительственность. — Может быть, не перевелись ещё славные воины.
Ваня взял меч. Едва он успел моргнуть, как дед пропал, будто его и не было. Мальчик вспомнил сестру. Та часто смотрела в одну точку, а потом резко отводила взгляд, будто бы что-то там видела, а потом оно резко пропадало. Может быть, что-то такое это и было?
Прыснув от мысли, что Мирославе везде чудился одноглазый дед, Ваня зашагал дальше.
Он почти начал насвистывать какую-то песенку, напрочь позабыв о цели своей прогулки. Меч приятной тяжестью теплился в руке, холод отступил.
Одно пренеприятное обстоятельство напомнило ему обо всём.
Снег под ногами вдруг подозрительно резко хрустнул и расступился. Ваня полетел куда-то вниз.
Приземление было отнюдь не мягким. Тело больно шмякнулось о ледяную землю. Ваня вытянулся, уставившись в дыру, через которую упал, на небо. Неба он не видел — его закрывала вновь поднявшаяся вьюга. Мальчик осторожно подвигал пальцами ног, руками, шеей. Всё было на месте, только копчик и прилагающееся к нему мягкое место саднили.
Пещера вокруг выглядела довольно зловеще. Свет проникал только из дыры сверху, всё остальное же было погружено в кромешную тьму. Холод вернулся, а вместе с ним и страх. Но как у всех молодых людей, не успевших ещё войти в серьёзные лета, любопытство пересилило любые опасения.
Ваня поднялся и осторожно размял шею и спину. Оглядевшись, он неуверенно сделал пару шагов.
В самом тёмном углу что-то заворочалось. Ваня вздрогнул и выставил перед собой меч. Шорохи стали громче. Показалось, что в темноте что-то мелькнуло. Минуту спустя до Вани дошло, что ему не показалось: на свет попала огромная, мерзкого вида лапа, поросшая густой чёрной шерстью. Вскоре показалось и всё чудовище.
Это была на редкость гадкая тварь, очень отдалённо напоминавшая человека. То, что, вероятно, было ногами и руками, превратилось в ужасные лапы, каждая — размером с каменную глыбу. Морду чудища нельзя было сравнить ни с одним монстром, каких Ваня видел в ужастиках. Это был и не волк, и не медведь, и не дракон, и уж конечно, не человек. Но в то же время существо имело признаки всех их. Одно было ясно точно: это был не змей. Не обещанный дракон.
Это не испытание.
Голова слегка закружилась от осознания. Это не учебная тревога и не тренировка. Это настоящая, наверняка голодная неведомая тварь. Прямо перед ним. Готовая напасть.
Едва Ваня подумал о нападении, как тварь вздрогнула, словно тоже очнулась, и кинулась на него. Мальчик чуть не попался, с трудом успев отскочить в последний момент. Меч со скрежетом тащился по заледеневшей земле — он снова вдруг начал ощущаться неимоверно тяжёлым.
Тварь утробно зарычала, отчего по спине побежали мурашки. Ваня заозирался, ища хоть какой-то выход. Но пещера имела абсолютно пологие стены, без каких-то ходов или уступов. Ветер завывал где-то наверху. Два горящих глаза сверкнули в темноте. Ваня снова в самый последний момент успел отскочить, выронив меч.
Он звякнул, стукнувшись о ледяную поверхность. Чудовище остановилось и посмотрело на источник звука. Оно нагнулось и дотронулось своей лапищей до меча. Отдёрнув её, как обжёгшись, тварь так оглушительно зарычала, что Ваня испугался, не случится ли обвал. Однако он не мог не заметить одного странного факта. На меч тварь смотрела вполне осознанно, лапа направлялась к мечу так, словно собиралась вооружиться им. Это был не бестолковый монстр — он мыслил. Это открытие Ваню отнюдь не обрадовало.
Оставалось только одно — молиться и сражаться. Только вот молиться Ваня не умел, а единственный способ хоть как-то уравнять шансы в бою лежал прямо под лапищей оппонента.
Существо снова бросилось на Ваню. Тот прошмыгнул между его лап. Проскользив по полу, мальчик ударился головой о стену напротив. В глазах немного помутилось. Монстр, судя по всему, тоже неудачно встретился со стеной, поэтому осел на пол и зажмурился. Особенно неприязненно он посматривал на свет, исходивший из дыры в потолке. Ваня заметил это и прищурился, фокусируя взгляд. Тварь, очевидно, была быстрее и сильнее его, однако ей мешал свет, и что-то замедляло её. Чудовище явно только недавно очнулось, разбуженное случайным падением Вани под землю. Мальчик потёр рукой ушибленную голову.
Чудище встрепенулось, вскочило на лапы. Как в замедленной съёмке, оно надвигалось на Ваню. Наверное, всё было куда быстрее, но казалось, что движения замедлились и тянулись, будто бы в каком-то желе. Ваня моргнул и почувствовал под пальцами металл. Кончиками пальцев он нащупал меч.
С трудом подняв, он выставил его прямо перед собой, как кол. В этот же момент мальчика обдало зловонным дыханием, а прямо над ухом раздался оглушительный рёв. На живот закапало что-то тёплое, грудь придавила чужая туша. Голова снова с силой ударилась о стену позади, и свет погас.
* * *
Очнувшись, Ваня искренне удивился, что жив. Чудовища рядом не было. Грудь залита кровью, но не Ваниной, чужой. Тёмная и горячая, в полутьме она казалась почти чёрной.
Но в темноте слышались неясные шорохи. Мальчик притиснулся спиной ближе к стене и затаил дыхание.
Звуки не умолкали, но нечто, ворочавшееся в темноте, будто бы было меньше, чем существо, которое было там ранее. Звук издавала не огромная туша, волочащаяся по ледяной земле. Обыкновенная возня.
Мрак уплотнился, стал принимать форму, и вскоре Ваня рассмотрел человека.
Левая рука его безвольно повисла, всё плечо было окрашено бордовым. Ноги человека подогнулись, и он упал наземь, кашляя кровью. Кашлял он хрипло, но как-то зло, будто смеялся через приступ чахотки. У него были длинные спутанные волосы грязно-чёрного оттенка. Черты лица его оказались грубыми, но мужественными. Чёрная борода отросла не очень сильно. Лохмотья, очень отдалённо напоминавшие одежду, были замотаны кое-как, изорваны и испачканы кровью.
Мужчина посмотрел на Ваню.
Даже не посмотрел, а зыркнул. Это был такой колючий, неуютный взгляд, от которого хочется поскорее спрятаться. Не просто из-за страха. В этом взгляде была заключена неизмеримая злоба, чистая ненависть. Ване подумалось, что если человек правда настолько ненавидит мир, его следует пожалеть. Не притворно, насмешки ради. Действительно пожалеть. Так загнанный зверь ненавидит и боится своих преследователей. Так узник смотрит на вольных людей. Так изгнанник глядит на счастливое племя, которое раньше было родным.
— Ловко… — до Ваниного уха донеслось хриплое рычание — голосом он не мог это назвать. — Сильно…
По пещере снова разнёсся кашель. Ваня посмотрел в сторону. Его затошнило.
— Больно… — как-то тихо и надломленно прохрипел незнакомец.
— Это… вы?.. — не выдержал Ваня.
— Я?.. — неопределённо переспросил мужчина.
Проследив за Ваниным взглядом, он упёрся в меч, валявшийся рядом с мальчиком.
— Я, — кивнул он. — Моё имя — Грендель.
«Ну и имечко... Родители тебя точно не любили…» — невольно подумал Ваня.
— И что теперь? — Грендель будто прочитал Ванины мысли. — Убьёшь меня?
Мужчина снова криво усмехнулся, кивнув на меч. Ваня сделал несколько осторожных шагов от Гренделя.
«А ведь я должен его убить, — подумал мальчик. — Он — моё испытание. Я с испуга решил, что он настоящий. Это чары. Он не реальный. Ему не больно».
Кошмарный стон разнёсся по пещере. Ваня зажмурился, словно это как-то помогло бы ему не слышать страшных звуков. Грендель окончательно осел на землю и стиснул зубы от боли.
— Ну давай… убей… — не было понятно, засмеялся он или закашлялся. — Попробуй.
— А мне нужно? Убивать? — робко спросил Ваня.
Он уже открыл глаза и потому увидел, как в налитых кровью и ненавистью глазах Гренделя отразилось непонимание и недоверие.
— Зачем же ещё ты пришёл сюда?
Ваня немного сконфузился. Меч лежал почти под его ногой.
— Пройти обряд. Посвящение.
— Убить дракона.
— Да. А ты — дракон?
Грендель присмотрелся внимательнее. Одной рукой он всё ещё держался за раненое плечо, но не отрывал глаз от мальчика.
— У всех свои драконы. Я — твой дракон. А ты — вероятно, мой. У твоего отца был свой дракон. И у его дракона был твой отец.
Отец был лётчиком. Он обуздал ветер.
Отец убивал драконов.
— Я не хочу убивать тебя. Драконы злые. Ты ничего мне не сделал.
Грендель прищурился.
— Злые? Драконы просто живут. Просто у кого-то отнимают сына, кто-то вынужден стеречь сокровища, кто-то просто проклят. Твой отец спрашивал драконов прежде, чем убить их?
Ваня потупился.
— Ты не такой дракон. Не злой. Отец убивает других драконов. Я не хочу тебя убивать.
— Ты должен меня убить. Хотя твоя железка никак не поможет в этом.
Меч звякнул. Ваня наступил на него ногой, сжал кулаки до побелевших костяшек.
«Он не настоящий. Это чары. Это испытание. Он — злой дракон».
Грендель сидел молча. Не пытался напасть или защититься. Он смотрел… нет, не как человек. И не как загнанный зверь, теперь Ваня это понял. Он смотрел как дракон.
— Тебе нужна помощь.
Грендель покачал головой, улыбнувшись. Из треснувших губ блеснула капля крови.
— Это тебе нужна помощь, — помолчав, он добавил чуть мягче: — Иди. Я останусь здесь. Ты победил своего дракона.
Ваня протянул руку. С тяжёлым выдохом Грендель протянул свою огромную, грязную от крови лапищу в ответ. От рукопожатия ладонь кольнуло.
В этот момент сверху послышался шум. Ваня не сразу его распознал, но вскоре узнал звук двигателя снегохода.
Приехал отец. Драконоборец.
Ваня запрокинул голову, глядя через дыру, в которую сам же провалился.
— Ваня? Ты здесь? Живой?
— Я здесь! — крикнул мальчик, поставив руки у рта рупором.
Послышалась возня. Сверху спустилась верёвочная лестница.
* * *
Отец никогда не обнимал его так крепко. Борода щекотала голую шею, подрагивающие руки быстро закутывали в большущую пушистую шубу. Когда Ваня был маленьким, ему всегда казалось, что в этой шубе можно утонуть или заблудиться в рукавах.
Грендель не был испытанием. Просто что-то пошло не так. Конечно, всё засчитано, конечно, он всё прошёл, просто потому, что банально выжил.
Грендель не был чарами. Он был настоящим. Ему было больно.
Ваня не решился спросить о том, что стало с ним. Но когда отец поднимал его на верёвке, обернувшись назад, Ваня не увидел никого. Хотя был готов поклясться, что из темноты на мгновенье блеснули два огонька.
Мама встретила его с радостью, напоила горячим можжевеловым чаем и накормила лютефиском [2]. Она не отходила ни на шаг, каждые пять минут касаясь его лба. Даже сестра, обычно тихая и отрешённая, обратила внимание на его состояние.
— Ваня? С тобой всё нормально? — осторожно спросила Мирослава.
Её взгляд уже привычно скользнул куда-то сквозь и пробежался по пространству вокруг мальчика. Ваня не ответил. Он тупо смотрел на рыбу в своей тарелке и молчал.
Интересно, у Гренделя есть мама?
— Это был не дракон, — сказал Ваня тихо.
Отец нахмурился.
— Кто?
— Он не был драконом. Ты знаешь.
Конечно, отец знал. Вернув сына домой, он тут же поехал назад, чтобы перевернуть пещеру вверх дном. Если отец что-то искал, то он находил.
— Ты убил его?
Мирослава нахмурилась и вздрогнула, касаясь рукой виска. Она покачала головой, прошептав что-то невнятное, и быстро вышла из кухни. Мама последовала за ней.
— Там не было драконов, — сказал отец, отодвигая табурет и грузно усаживаясь на него. — Я лично обыскал пещеру.
Ваня продолжал гипнотизировать рыбу у себя в тарелке. Отец вздохнул.
— Не все драконы выглядят как драконы. Они, понимаешь… они есть в разных смыслах. Ты встретил простого дракона. По его облику, но не по сути. И он просто жил. Я встречаю других драконов. Они рождались в людском теле, чтобы прятать чудовищное нутро.
Придвинувшись ближе, отец заглянул Ване в глаза и заговорщически понизил тон.
— Знаешь, в чём разница между драконоборцем и дураком, который полез убивать дракона?
Ваня мотнул головой.
— Драконоборец видит разницу между тем и другим драконом. А дурак не видит. И ты эту разницу увидел. Ты — не дурак.
Тяжёлая, но тёплая ладонь легонько сжала плечо мальчика.
Сегодня на работе ко мне подошёл расстроенный знакомый поэт и рассказал, что его тексты разбирал какой-то там член союза писателей и сделал пару замечаний. Смотрю на него и думаю: счастливый ты человек, что не знаешь какую же х**** по этому поводу могут написать пустоболы в интернете.
Даже не знаю, где это опубликовать... Имеется в виду, в каком сообществе. Да и не представляю, о чём писать... Может быть, как сложится? В общем-то... лень заранее что-то придумывать: тему, идею, сверхзадачу... Всё по ходу дела.
Может быть, наехать на Пикабу?.. По приходу (это для рифмы, дядьки)... Думаю, что решу. Понимаю, дурак полный... Знаю, будет много срача... Раньше на других платформах так херачил... Здесь иначе... Тут, если есть вопросы, должны быть и ответы на них. Мы заключили контракт? Мы подписали пари?
Может быть, три жизни назад, а может быть, 333? (кто знает...) Глубокий внутренний трип пройти, как крик, переходящий в хрип. Что даст он? Воспоминания? Обещания, данные друг другу? В чём? В преданности и любви?
Игры разума. Области тьмы. Хроники Акаши. Кармические узлы. Незавершённые гештальты. Разум толпы (штампы). Все эти понятия пусты и неважны, если нет одной простой вещи —любви. И любые слова здесь бессмысленными .кажутся нам . Можно красиво говорить, когда мысли друг с другом вяжутся, а буквы в слова, а слова в рифму складываются. Ум прям и не на радуется.
Ум упрям и пытается убедить тебя в чём-то важном. Старается убедить тебя, что ты важен.
Каждый день, каждый божий день одно и то же скажете?
Где ?Где взять ответы? Где этот верный путь? Где он?
Будь. Просто будь, будь здесь и сейчас .В настоящем будь, говорят мудрые. Загляни внутрь себя, говорят они, вопрошая :Кто я? Кто я?
Мы слушали их и внимали им, но кажется, налажали.
Я знаю, о чём говорю, Я знаю.
Страдаем... (Вы заметили? )Мы постоянно страдаем, .....от чего? От ожиданий страдаем. От себя чего-то ожидаем, от других. От разочарований страдаем, ага, в основном от них. Это ещё Будда сказал..........
Очередной приятный отзыв. А знаешь, почему я не перестану искать новых клиентов на редактуру? Думаешь, из-за жадности? Конечно, да, то есть нет, то есть... Короче!
Мне нравится, что с каждым автором формируется уникальная связь. С кем-то мы сразу на ты, с другими продолжаем учтиво выкать, с третьими вообще давно знакомы, а четвертые приходят неизвестно откуда и нужно выстраивать доверительные отношения.
Я люблю общаться.
Иногда выстраивание отношений с автором занимает недели. Порой люди приходят сразу с деньгами и текстом. Нередко я настойчиво преследую потенциального клиента, пока не заключим контракт кровью.
Во всех случаях это своя, неординарная история и уникальный опыт взаимодействия двух разных личностей. С одними шутим, с другими сухо по делу, с третьими складывается диалог ученика и наставника, а у четвертых я и сам хотел бы многому научиться. Например, написать роман от пролога до эпилога.
Вот с Натальей Сергеевой я работал, например, будучи уверенным, что она сто собак в деле написания рассказов съела. А оказалось, что я у нее первый. Забавно.
P.S. Напоминаю, что совсем скоро буду поднимать цену на свои услуги. Если тебе есть что отредактировать, поспеши занять очередь по старой цене.
В детстве и подростковом возрасте я зачитывался книгами Джека Лондона, а сейчас восторгаюсь его образом жизни. Ну, кроме его алкоголизма, конечно.
Если вы не знали, то Джек Лондон не только написал гору замечательных книжек за свои недолгие сорок лет, но и прожил какую-то совершенно сумасшедшую судьбу. Герой «Мартина Идена» во многом списан автором с самого себя. Правда, существуй моряк Мартин Иден в реальности, он бы просто охренел от жизненного пути своего создателя.
Стрелял неплохо, говорят
Джек родился в небогатой семье в городе Сан-Франциско, а вскоре после бегства матери вообще оказался на попечении у темнокожей няньки, о которой потом всю жизнь вспоминал с большой любовью. Он всегда добывал пропитание собственными руками – ещё в школе работал на консервной фабрике, разносил газеты, подрабатывал в кегельбане, да и вообще чем только не занимался в таком-то юном возрасте. Ишачил как конь с младых лет. Дрался в подворотнях (на ножах, представляете себе?), пил с дружками в кабаках и взахлёб читал книги.
В 15 лет он занял у няньки денег и купил подержанную шхуну, на которой начал заниматься браконьерством и другой криминальной деятельностью; в конечном итоге его даже прозвали «королём пиратов», а рыбацкий патруль переманил юношу к себе на работу – в итоге подросток Джек начал ловить уже бывших «коллег», живя на шхуне с молодой подружкой. Тогда он и написал первый свой сборник рассказов – «Рыбацкий патруль».
В непромокаемой куртке где-то на очередной морской шхуне
Впоследствии Джек объездил полмира, и везде он продолжал работать как ишак – нанимался моряком на промысловые шхуны, ходившие по всему земному шару, ездил заниматься золотодобычей на Аляску; он побывал в Океании, про которую написал нежно любимый мной сборник «Рассказы Южных морей», и в Англии, где написал «Людей Бездны», ездил в качестве военного корреспондента в Мексику и Японию, то есть принимал опосредованное участие в боевых действиях, и всё это время без остановки писал, писал и писал… Много пил и много писал – причём все его истории по сути невыдуманные, он сам называл свой стиль письма «реализмом», а много позже писатель Хантер Томпсон придумает для этого новый термин «гонзо-журналистика».
Но это ещё не всё. Параллельно с вышеописанным Джек успел поучаствовать в марше безработных в Вашингтоне и недолго отсидеть в тюрьме за бродяжничество, отучиться три курса в Калифорнийском университете, проникнуться социалистическими идеями (за что был уважаем в СССР), несколько раз жениться и обзавестись детьми, благодаря писательству стать богатым человеком и разориться в пух и прах, построить собственное ранчо, а также написать просто какое-то неимоверное количество романов, повестей и рассказов, среди которых есть даже научная фантастика. И это не то графоманское говно, которое сотнями килознаков клепают современные писаки на АвторТудей, а вполне себе достойная, крепкая литература – некоторые его вещи без шуток можно назвать даже шедеврами.
И всё это за 41 год!
С детьми
Я читал, будучи подростком, «Мартина Идена», «Смока Беллью», «Морского волка», «Звёздного скитальца» и прочее-прочее, восторгался прочитанным, но почему-то не задумывался о личности самого писателя. Как-то так сложилась моя жизнь, что на меня вообще не подействовало всё написанное Джеком – долгое время я занимался такой чепухой, что даже стыдно рассказать (продажами, если вкратце). И вот несколько лет назад я таки решил погуглить за Джека Лондона, и это перевернуло моё сознание.
Я понял, что такое – быть мужиком. Причём понял на примере любимого ещё с детства писателя.
Быть мужиком – необязательно ишачить как проклятому на вахтах или на заводах, как я делаю последние два года (мне просто понравилось). Быть мужиком – значит быть честным с самим собой и окружающими. Максимально честным.
Просто, читая раньше книги Лондона, я не ожидал, что можно «быть, а не казаться» – это выражение вообще всегда воспринималось мной как какая-то цитатка Джейсона Стэтхема. Я не думал, что можно реально верить в силу человеческого духа и господство Разума над Вселенной; я не верил, что можно уехать в самую задницу мира, как Смок Беллью, закалиться в тайге и стать человеком, действительно попробовавшим медвежьего мяса; я не верил, что можно сойти с моряцкой шхуны, как неотёсанный необразованный моряк Мартин Иден, и стать известным писателем просто за счёт своего труда и старания; я не верил, что можно просто взять и сделать – ведь всё в твоих руках. Ведь ты человек, а человек может всё. Если сам того захочет.
В моих глазах теперь гайку закрутить и книгу написать — по сути равнозначные действия, и попробуйте мне доказать, какое из них более важное.
И хоть старина Джек пытался научить меня этому через свои книги, я поверил ему (искренне поверил) только тогда, когда наконец додумался почитать про него в Википедии. Поверил – и не пожалел. Теперь я счастлив, пускай и ишачу на заводе, а не торгую в офисе. Жизнь заблистала иными красками, всё стало просто и понятно, а изменения меня искренне радуют. Они однозначно положительные во всех отношениях. Собираюсь вот учиться на экскаваторщика и на сварщика…
В общем, будьте как Джек Лондон. Только не пейте. Если б он не пил, то прожил бы ещё лет сорок и написал куда больше интересных книг. И совершил больше полезного своими собственными руками.
Ведь человек может всё. И полочку приколотить, и книжку написать, и в космос полететь. Стоит только по-настоящему захотеть.
