Я уронил свое бренное тело на старое советское кресло с откидной сидушкой, перемещенное в заводскую курилку из заводского Дома культуры. Там они заменены на новые, а здесь еще послужат рабочему классу.

Щелкнув зажигалкой, я поджег свою сигаретку и смачно затянулся. Это был уже шестой или седьмой перекур за день. Да ну и что? Рабочий день курильщика на 40 минут короче, а то и больше. А что я же не на сделке, как работяги. Нормы у меня нет, ибо я – технолог, а технологи – это кладезь ума, без которого завод просто-напросто развалится. Я же разваливался по старому креслу. Как ты проверишь, что я сделал за день? Дело инженерно-технического работника – это имитация бурной деятельности с восьми до пяти. С перерывом на обед и перекурами естественно. Мозговая деятельность утомляет, это я Вам, как специалист говорю, и чтобы не вызвать ядерный взрыв головы, ее стоит расслаблять от активности, чем я занимался раз 10 на дню.

«Куда столько курить?» - спросите вы.

А я отвечу. Как гробить свое здоровье – выбор персональный и сознательный. Если я решил жить меньше лет на 10-20, или к сорока годам иметь лицо, сморщенное, как куриная жопа, то так тому и бывать, и ничто меня в этом не остановит, даже ужасы, что рисуют на пачках сигарет или цена их, что не меньше слитка золота на фондовой бирже где-то на Уолл-Стрит.

Заводские курилки – это эпицентр светской жизни, где разного рода и чина люд собирается для обмена новостями и ведения потрясающих бесед. Да что уж тут говорить, многие вопросы технического характера решаются именно здесь. Не раз я наблюдал, как два держащих в губах своих по сигаретке, усердно разглядывают какой-то чертеж и бурно обсуждают новаторские решения.

Сегодня мое одиночество ритуала скрасил Богдашка – молодой паренек из диспетчерского отдела. Ну как молодой. Лет 30 с копейками. Вроде радоваться надо, что молодой еще, а он грустный-грустный. Я даже угостил его сигареткой из жалости.

- Богдан, ты че грустный-то какой?

- Да, ты не поверишь, Павел Ильич.

Я был старше его-то всего лет на пять, не больше, но он почему-то всегда называл меня по имени и отчеству. Ну да ладно. Какая вообще разница, кто и кого «тыкает» или «выкает», я – не барин, я – обычный цеховой технолог, просиживающий штаны с восьми до пяти, однако ж без нашего брата тут все встанет. Это я вам, как специалист, говорю.

- Так ты рассказывай, Богдан, мы ж никуда не торопимся, - сказал я, смачно затянувшись, - рабочий день идет, зарплата капает.

- Даже не знаю с чего и начать.

- Сначала.

- В общем дела семейные.

- Ну-ка, ну-ка! – я присел поудобнее, - Жена что ль взбляднула?

- Ой ну что вы, Павел Ильич! Наговариваете! Света у меня – приличная девочка.

- Хороший левак, укрепляет брак! – заржал я, но потом осекся, - Ладно, ладно, больше не буду.

- У меня ж Дианке, дочери, 10 лет. Ну мы и решили, что пришло время для пополнения. Все хорошо было, Света забеременела. Радости не было предела, а сегодня мы ходили к врачу и мне сказали, что у меня родится не один ребенок…

- Двойня? – перебил его я, - Хера, ты – ксерокс, Богдан.

- Четверня! – обреченно сказал он.

- Ебать! – я чуть не проглотил почти докуренный бычок. Выплюнул его и закурил новую сигарету, - Четверо, в смысле, за раз? Ты, блять, серьезно?

- Ага!

- Ебать-колотить! Богдан, ты как вообще это…смог? Хера, ты – мужик. Это ж у тебя теперь будет пятеро. Считай половина мотострелкового отделения.

- Мне как-то не смешно!

- Да я согласен! Ситуация необычная.

- Павел Иванович, когда мне сказали это, я прям охуел, охуела жена, охуевали все, кому я рассказывал.

- Да я тоже охуел, Богдан! Четыре за раз, это ж нихуя себе. Вроде и счастье, но как эту ораву на ноги ставить?

- Вот и я о том же.

- А ты к директору сходи, в мэрию. Четверняшки – это вообще редкость, пусть в газете про тебя напишут. Там глядишь, найдутся добрые люди. Помогут!

- Только как к директору пробраться, он ж вечно занят.

- Ну-ка, Богдаша, пригнись. Накликал ты на нас беду! Вон он чешет, наш директор. На обход земель своих похоже пошел.

Курилка представляла из себя небольшое бревенчатое строение со стенами высотой примерно в метр и крышей, стоящей на столбах и покрытой шифером. Как большой колодец деревенский. Только без ведра. И со мной и Богдашкой, шкерящимися от директора.

Теоретически могло и пронсти, но зоркий соколиный глаз хозяина шел прямо к нам.

- Здравствуйте, Иван Демидович! – хором ответили мы. Как-никак сам представитель власти спустился с небес к люду простому, хоть и в карательных целях, но все же сам.

- Курим?

- Уже уходим, Иван Демидович.

- Павел Иванович что-то часто я вижу тебя в курилке.

- Так каждые последние 5 минут часа положен перерыв, вот я и курю.

- Где это такое написано?

- Где-то. Я не знаю. Мне сказали.

- Кто сказал?

- Да всегда так было, Иван Демидович.

- То есть ты 8 раз в день сюда приходишь?

- Побольше, Иван Демидович. С утра еще перед работой и на обеде, но это уже мое личное время, тут уж извините.

Директор побагровел и начал орать. Будущий многодетный отец остался без столь нужной ему финансовой поддержки, а я без премии. Сколько раз себе говорил держать язык за зубами. Вечно он подводит меня.

С этого дня на заводе началась жесткая антитабачная компания с целью уменьшения прохлаждающихся курящих. Первый удар был нанесен по комфорту. Старые советские кресла из Дома культуры были отправлены в котельную на дрова, а на замену им пришли лавки из необработанной доски. Учитывая, что деревообрабатывающему цеху не составило было труда исключить опасность получения занозы в задницу, это было сделано намеренно. Как вы уже поняли, сидеть мы перестали. Следующим шагом стало уменьшение количества курилок. Сократили сначала с десяти до трех, а затем и вообще до одной, которая случайным образом находилась под директорским окном. Теперь толпы страдающих от никотинового голодания толпились и там. Затем поменяли какой-то руководящий документ, где убрали все пятиминутные перерывы в конце каждого часа, заменив их на два двадцатиминутных в десять часов и в три. Всех нарушителей комендантского часа ждали репрессии.

Нет, ну как объяснить своему организму, что теперь курить надо по расписанию. Что это за бесчеловечие? Что за дискриминация курящих? Почему организации по защите курящих отсутствуют, как класс? Все молчали, боясь быть лишенным премии или вообще стать уволенным к едрени фени. Я же ходил постоянно без премии, ибо во имя местного табачного закона все начальнички старались набрать себе очки. Стучали они чаще, чем мужики, собирающие тару, своими молотками.

Последним гвоздем в крышку гроба курения на заводе стал его полный запрет под угрозой увольнения.

Теперь каждое утро или обед у проходной толпился люд, жадно втягивающий никотин в себя. Одну сигарету за другой до тех пор, пока не закапает откуда-то.

- Окно Овертона! – сказал мне Михалыч. Фрезеровщик из моего цеха. Тучный мужик с залысиной и усами, как у Якубовича.

- Какое, блять, еще окно, Михалыч? Что за Овертон? Ты точно сигареты куришь?

- Я тут в газете вчера прочитал. Это некая модель влияния на людей, когда им впаривают какую-то хуйню, но не сразу, а постепенно. Что-то там про немыслимое, радикальное и разумное. Я уж не помню. Могу тебе дать почитать. Там так интересно написано. Сам-то я так умно не расскажу.

- Что-то я ни хера не понял, ты это к чему вообще?

- Ну смотри, курить на заводе нам же не сразу запретили? Сначала лавочки эти нестроганые поставили, потом курилки разломали, потом перекуры сократили, а только потом полностью запретили.

- Иииии?

- А если бы сразу запретили, народ бы взбунтовался.

- А сейчас-то мы все, блять, довольны?

- Ну я не знаю. Прочитал в газете когда, то само как-то напросилось.

- Ты вообще откуда эту газету взял?

- Да, в ящик закинули. Знаешь? Это бесплатное чтиво! В сортире почитать самое оно. Интересно же.

- Ты в сортире надумал про какое-то там окно, что с нами провернули по поводу курева? – заржал я.

- Ну да.

- Странный ты тип, Михалыч.

- Да че странный-то?

- Странный, странный!

- Ничего я не странный, ты посмотри вокруг, это не дело, когда взрослые люди, как школьники по углам бегают, чтобы перетянуться. А нас еще и денег лишают.

- Дело говоришь, Михалыч. Надо что-то с этим решать.

- А что мы с тобой вдвоем можем решить. Мы люди маленькие. Нас уволят и все.

- А надо не вдвоем решать, а всеми вместе. Всех не уволят. У нас почти весь цех курит.

- Ты что это задумал, Пашка!

- Бунт! Табачный бунт! – заговорщицки шепотом произнес я.

Вечером я поискал в интернете про это окно Овертона и похоже Михалыч был прав. Нас развели, причем мастерски, потому буря недовольства лишь оставалась разговорами, но с этим надо было что-то делать.

«Как совершить революцию?» - забил я в строке поиска в сети, но, только собравшись нажать на кнопку «найти», осекся. А не приедет ли воронок тут сразу за мной? Затем похлопал себя по щекам и решил погрузиться в методологию достижения цели радикальными способами. Целую неделю я читал о большевиках, эсерах и прочих противников царской власти. Нет, самодержца убивать в мои планы не входило, я просто желал вернуть свою жизнь на привычные рельсы.

Со следующий недели, полностью овладев революционными знаниями, я двинулся на завод. В сарае я даже нашел кепку, как у Ленина, правда мужики из цеха застебали за нее, потому решил не менять кардинально свой имидж. Самым верным способом вершения революции и борьбы за права курильщиков стало подстрекательство. Каждый день я капал разным людям на уши одну и ту же песню о том, как хорошо бы вернуть былые времена, когда вышел из цеха и вот она родимая курилочка. Щелчок зажигалки и ты уже травишься во всю под беседы светские с такими пролетариями, как и ты. На вторую неделю работы моего подполья, которое неожиданно разрослось. Ко мне примкнули идеологически согласные работяги. Вместе с ними мы решили устроить табачный марш средь бела дня прямо в ту курилку, что под окнами директора.

В назначенный день по команде мы встали и пошли. Наше единство нарушали лишь мелкие чиновники, боязненные за свою толстую кабинетную жопу.

«Стойте! Стойте!» - вопили они, но народное восстание было уже не остановить.

Начальник цеха бежал пред толпой, призывая одуматься, и размахивал руками. Плотный и густой дым стал туманом под директорскими окнами. Естественно незамеченным сие действо остаться не могло.

- Так значит, да? – повил он. Его красная толстая морда извергала угрозы и обещала уволить всех.

- Иван Демидович, мы требуем диалога.

- Ага, Павел Ильич, ты тут главный зачинщик сего бунта?

- Мы требуем возвращения курилок и прежних перерывов.

- А то чтоооо?

- А то работать на станке сами пойдете!

Глаза директора выпучились настолько, что я испугался взрыва его головы. Внутричерепное давление он снизил отборным матом в наш адрес, который если пропустить, то в принципе он был согласен на наши условия.

Революция победила. Справедливость восторжествовала.

Так думал я, однако на следующий день контрреволюционеры аннулировали мой пропуск, а на проходной висело объявление о моей увольнении и еще нескольких моих соратников.

«Да уж, Троцкий из меня такой себе конечно!» - подумал я.

Рука сама потянулась в карман, откуда по привычке я выудил пачку. Щелчок зажигалки. И никотиновое отравление снова начало уменьшать мою жизнь.

В этот момент мимо меня проходил Богдашка.

- Богдан! Стопэшечки, айда покурим!

- Да нет, Павел Ильич, я бросил. Бюджет так сказать не позволяет, да и директор обещал помочь, как-то не хочу, чтоб меня он с тобой видел. Ты ж вроде как вражина теперь.

Хотело было дать леща отцовского Богдашке, да вот понимаю его. Какой курить ему теперь, дышать некогда.

- Ладно, бывай, отец семейства.

Я побрел в сторону отдела кадров, что находился в здании через дорогу.

- Эй, стой! Убью падлу! – за мной, кряхтя, бежал Михалыч, - Я тут 30 лет проработал, послушал тебя дурака…

- Раскол в рядах революционеров, - подумал я, и помчал наутек.

Через неделю я уже сидел в курилке другого завода и смачно затягивал никотин в свои легкие.

«Надо было просто уволиться, а то революция-революция!»

Виталий Штольман, 2022 год