Я открыл глаза и увидел свет. Честно говоря, я хотел закрыть их обратно и, сделав вид, будто так и не проснулся – продолжить лежать… но что–то в глубине души говорило мне, что это неправильно. Я не хотел подчиняться этому внутреннему ощущению, но, тем не менее – протёр веки и попытался сориентироваться. Кто я? Где я нахожусь? Что происходит? Голова отдавала лёгкой давящей болью, а глаза с трудом приспосабливались к окружающей меня светлой обстановке… будто это было для них крайне неестественно… Мне понадобилось даже придержать голову правой рукой…

Это была палата… Обычная палата. Я лежал в самой обыкновенной советской кровати, казалось – при желании можно даже прочувствовать железную сеть под матрасом. Но это уже точно был самообман восприятия, верно ведь? Напротив меня, всего через метр пространства – находилась точно такая же кровать, на которой расположился молодой мужчина, даже не обративший на меня внимания. Первое ощущение, которое о нём представлялось – это небрежность. Трудно сказать, чем оно было вызвано: Его весьма заросшей щетиной, или тем, что он уткнулся в смартфон, совершено отстранившись от всего вокруг.

Стоило направить взгляд чуть левее – и моему взору предстало ещё шесть спальных мест. Некоторые впрочем, так и не были заняты. А в самом конце комнаты – находилось широкое окно, через которое беспощадно пробивалось обилие жаркого и томного солнечного света. Так же, спустя пару мгновений я заметил весьма характерные тумбочки, находившиеся подле кроватей: ну точно палата! Только почему я здесь оказался? Я точно не жаловался на здоровье. Да, у меня были некоторые болячки, но они были недостаточно весомым аргументом, что бы я по собственному желанию согласился лечь в подобное место. Кажется, я что–то вспомнил… но для того, что бы убедиться – я наклонился к своей тумбочке, и отыскал среди ничем не выделяющихся скудных вещей – кошелёк. И открыв его, убедился: Моё имя Марк. Вот и студенческий лежит прямо возле паспорта, студент второго курса медицинского университета, Марк Шехов. И оказался в палате… вот ведь ирония…

Я встал с кровати, и будто это было чем–то обыденным и естественным – направился к выходу. Я не помню этой больницы, но стоило мне решить, что я хочу умыться – мой мозг построил абсолютно простой и верный путь в уборную. Я никогда там не был, но петлял среди коридоров и поворотов с хирургической точностью. Всего чуть более минуты, и я уже был на месте.  Это совершенно точно была мужская уборная, и я был уверен, что могу сюда войти. Без задней мысли я проник в помещение и тут же направился к умывальнику. Меня не покидали мысли о том, что для больницы – здешние коридоры имеют уж очень много поворотов, но что–то внутри очень уверенно гнало подобные мысли прочь. Я открыл кран: и я точно знал, что открываю кран именно с холодной водой. Вентили не имели никаких обозначений, по которым можно бы было об этом догадаться – но я даже не допускал мысли, о том, что мог выбрать не тот. Всё это меня до жути беспокоило. Может быть даже отдалённо пугало. Нет, определённо именно беспокоило, может я ещё не до конца проснулся?

Я плеснул холодной водой себе по лицу, и принялся его растирать. В этот раз, открыв глаза, я чувствовал себя ещё более ясно. Но вместе с тем, и отступившая головная боль – вернулось, казалось бы, став ещё более сильной и отчётливой. Что ж, это объясняет моё первое желание вообще не просыпаться. Как мне теперь следует поступить? Если я обращусь к медперсоналу с вопросом о том, что же со мной произошло, и как я к ним поступил – меня вряд ли отпустят в ближайшее время. Я попытался нащупать в кармане штанов свой мобильный, но тот предательски отсутствовал. Если вспомнить – его ведь не было и в тумбочке. Связан ли он с тем, как я попал сюда? Я поднял свой взгляд на зеркало: Оно было слегка треснуто, недостаточно сильно, чтоб назвать эту трещину критической, но достаточно сильно, чтоб она невольно притягивала внимание. В отражении же я увидел молодое лицо, лет семнадцати–двадцати, выглядело оно чуть старше изображенного на паспорте и студенческом. Бритое, со стрижкой, явно укорачивающей волосы по бокам: Не настолько, чтоб я выглядел как какой–то фрик, выглядело вполне адекватно. Но я в жизни не поверю, чтоб я хоть раз просил парикмахера сделать мне нечто подобное.

Ладно, сейчас меня всё равно не это волнует. Я закрыл кран, и направился обратно. Не нравится мне здесь, не могу объяснить: Просто не нравится! К своему удивлению, я будто бы рефлекторно, подошёл не к своей палате, а к столу, за которым, судя по всему, находилась дежурная сестра.

–Извините! – не растерявшись, сказал я, когда та обратила на меня внимание. – Когда я смогу выписаться? – продолжил я свой вопрос!

–Конечно, как вас зовут?… – указала на меня медсестра ручкой, на край которой был одет колпачок, будто бы ожидая, что я продолжу фразу.

–Шехов. Марк Шехов! Палата номер...- на мгновение я запнулся, поняв, что понятия не имею, в какой палате я был. Но столь же спонтанно и обыденно продолжил:

–Палата номер семь. – Будто это лишь на мгновение вылетело у меня из головы.

Девушка, услышав моё уточнение – ринулась копаться в каких–то бумагах на столе, и затем, что–то прочитав, всё так же естественно вернулась к диалогу:

–Марк, вас же выписывают уже сегодня, после полудня вам занесут результаты обследования. Будьте добры освободить палату сегодня вечером, либо же завтра утром.

–А, да, простите. – Ответил я. – просто как проснулся, всё будто вылетело из головы.

–Эт-то… спасибо. – Добавил я, глядя на девушку, на лице которой было изображено лёгкое непонимание происходящего, и удалился в палату.

Сказанное меня немного успокоило. Не знаю почему, но мне явно не хотелось задерживаться здесь хоть на день больше нужного. Вернувшись, я обнаружил, что в палате ничего особо и не изменилось, небрежный мужчина втыкающий в смартфон, пара детей разглядывающих что–то в окне, попутно болтая о чём-то своём, девушка читающая книгу, да медсестра копошащаяся над одной из кроватей. Слегка вздохнув, я направился к своему месту, и ещё раз проверил свои вещи: Немного сменной одежды, бутылка воды, пара яблок, да кошель, который я забрал ранее. Никаким телефоном и в помине не пахло. Отчасти я задумался о том, что бы попросить у мужчины его смартфон для звонка, но понимание того, что ни один номер не всплывает в моей памяти – отгоняло сию мысль.

Солнечный свет, казалось, стал менее ярким, но почему–то проникал в палату ещё сильнее и напористее. Ещё больше заполняя каждый уголок. Каждый миллиметр и без того светлых стен. Будто это было естественно, обыденно. Я поймал себя на мысли, что возможно, придаю всему этому очень много внимания. Встал не с той ноги, с кем не бывает?

К слову, а какой сейчас месяц? Исходя из тёплого освещения, посмею предположить, что лето, либо конец весны… Но разве зима едва не закончилась? Холода ещё не должны были отступить. Сколько я здесь пробыл? Мне определённо стоит будет взглянуть в те результаты обследования, которые мне принесут, в частности на даты, указанные в них.

Только вот, что мне делать сейчас? Хоть убей – не могу представить, как я здесь коротал время. У меня же нет ни мобильника, ни книги, ни собеседника, как у остальных людей в палате. Это… неестественно?

Я, было, хотел встать с кровати, и направиться к одному из окон, но нахлынувшая усталость не позволила мне этого сделать. Я же совсем недавно проснулся, и ощущал себя весьма бодро, разве нет? По крайней мере, головная боль отступила. Я перевёл себя из сидячего положения, в лежачее – и решил, что немного вздремнуть, будет не таким уж расточительством… Тем более то, что и заняться то кроме ожидания – нечем.

"ЗВУК ОСЫПАЮЩЕЙСЯ ШТУКАТУРКИ"

Звук… Я готов поклясться, что меня разбудил какой–то звук. Неестественный звук. Слишком неестественный звук! Слишком тревожный!

Я открыл глаза, и осмотрелся: Я всё так же находился в тёплой палате, которую окружала умиротворяющая атмосфера. Только вот в палате больше никого не было. Я был один. Второе, что сразу же бросилось в глаза – освещение. Оно было более… белым? Напоминающим хирургическое отделение? Благо я быстро сообразил, что дело было в том, что подобное освещение было вызвано лампами. Прежде чем понять и без того очевидный вывод – я перевёл взгляд к окну: На улице была ночь. Непроглядная тёмная бесшумная ночь.

Я встал с кровати, и ещё раз беглым взглядом пронёсся по палате – ничего другого не изменилось. И ожидаемо – никаких результатов обследования на моей тумбочке не лежало. Но… как так? Ко мне же должны были прийти после полудня. Да и где остальные пациенты? Меня одолевало чувство тревоги! Оно росло в геометрической прогрессии! И я понимал, что если останусь здесь, в этой палате, и если не дай боже погаснет свет – оно рано или поздно превратится в страх, и съест меня изнутри. В результате было принято решение наспех отправиться на выход из палаты. В коридоре горело столь же яркое освещение, и какое бы чувство тревоги оно не вызывало – это явно было лучше, чем если бы его вообще не было.

Но оказавшись в коридоре, я резко понял, что в нём больше нет множества поворотов, на которые я обращал внимание днём. Вот тут–то паника и начала превращаться в страх. Дикий, первобытный страх. Не тот, который испытывает жертва при виде хищника. Более древний и необузданный. Тот, который испытывает как жертва, так и хищник. Страх перед тем, чего ты не понимаешь. Перед тем, что ты никогда не видел, да и вероятно никогда не должен был видеть.

Может быть, я ещё сплю? Это бы всё объяснило. Нет, это должно всё объяснить. Должно – потому что ничего другое больше не сможет! Но нарастающая мигрень быстро опровергла мою надежду на подобный исход. Почему это всё происходит? Мне нужно бежать, покинуть эту больницу, это уже были не рассуждения – это были инстинкты. Я направился быстрым шагом вдоль коридора. Палата за палатой, каждая из оных освещалась всё тем же ярким белым светом. Каждая всё так же полностью, бездушно пустая. Пока вдруг, одна из них не оказалась вообще без освещения. Вот совсем. Давящая и отторгающая тьма. Я проходил мимо лишь пару секунд, но этого было достаточно, дабы понять – что я не хочу останавливаться рядом с ней, и проверять что с ней не так, и чем она отличается от других. Это было очень неестественно. До жути неестественно. Я ускорил шаг и в конце концов,  вышел в холл! И что важно – я вновь был заранее уверен, что холл находится в центре здания. Достаточно спуститься по ступеням, пройти ещё несколько десяток шагов по холлу первого этажа, и вот он – заветный выход. Отсюда уже было видно, что освещение работает и на первом этаже. А освещение, несмотря на всю тревогу, изначально вызванную им же – сейчас было единственным, что хоть как–то отгоняло страх. Особенно после прохождения мимо той стрёсмной тёмной палаты!

Я миновал первый пролёт ступеней и, повернув на площадке – резко остановился. Там, на втором пролёте, стояла девушка. Или девочка. Со спины трудно было сказать. Это явно был подросток.

Я определённо давал себе отчёт о том, что это нехороший знак. Здесь даже думать не надо, чтоб почувствовать исходящую от неё угрозу. Будь она хоть манекеном, в данной ситуации ей вообще не нужно быть чем–то воодушевлённым, чтоб вызвать ощущение страха. И я готов поклясться, что только что видел, как она дышала – а это значит, что это определённо что–то воодушевлённое, чем бы она ни была.

Конечно, была вероятность того, что это такой же пациент, как и я, оказавшийся сейчас в точно такой же ситуации, и это казалось самым логичным выводом – но у меня не было ни малейшего желания спрашивать её об этом. Про себя я уже проецировал план действий: Обойти её, и направиться к выходу. Чёрт возьми, побежать, если она сдвинется с места, но во что бы то ни было – не подпускать её к себе.

Ох блин... Вот и лестничный пролёт стал казаться предательски узким. Боже, да у меня даже пот на лбу выступил от волнения. Чёрт возьми, как можно было оказаться в такой ситуации?

Но тем не менее, она ведь смотрит в одну точку… Прямо на выход из больницы… И осторожно ступив на одну ступеньку – я понял всю суть происходящего. Там, за стеклянной дверью больницы… Была та самая темнота… Непроглядная, полная, и абсолютная. Ни единого фонаря, света фар, окна, луны, или звёзд… Просто пустое… абсолютное ничего?

Девушка, похоже, почувствовав моё приближение – спустилась ещё на две ступени, и обернулась. Её взгляд был полон тревоги и испуга.

Я поднял руки в знак безобидных намерений:

–Хэй, всё в порядке. Я такой же!

Девушка же, после подобных слов, слегка изменилась в лице, став чуть более спокойной. Я подошёл на пару шагов ближе, уже сам.

–Ты… понимаешь, что кругом происходит?

Девушка отрицательно кивнула, а её взгляд, теперь уже выражал больше недоверия, нежели испуга. Я и сам стал более спокойным после увиденного. Всё–таки в подобной ситуации оказаться не одним в лодке – будет намного спокойнее. Как бы эгоистично это не звучало. И ещё, в конце концов, если бы она не испытывала беспокойства – это вызывало бы вопросы уже у меня. Её реакция, казалось, была той самой единственной, которая могла вызвать доверие в этой ситуации.

–Я Марк, мы можем помочь друг другу. – Вымолвил я, протягивая руку, в качестве дружелюбного жеста. Я понимал, что не могу сейчас встать в ступор, и рассуждать о том, можно ли верить этой девушке. В конце концов – всегда можно будет начать действовать просто “по обстоятельствам”.

–Т–ты.. поможешь мне? – неуверенно спросила девочка, взявшись за мою руку.

Я слегка промедлил из–за… явной неготовности к подобной ситуации, но ответил:

–Да, конечно. Я помогу тебе. Давно ты здесь находишься? – спросил я, уже более внимательно изучив её лицо. Оно было весьма миловидным и приятным глазу.

–Да… давно… – тихо ответила девочка. Должен отметить, что ответ пусть и слегка, но удивил меня.

–Насколько давно? – решил уточнить я.

Девушка подняла на меня взгляд, теперь её миловидное лицо было ещё более ярко выражено, кто–то мог бы назвать его даже кукольным:

–Очень давно…

–…

–…

–…

Думаю, не стоит комментировать, что подобный ответ посеял во мне тревогу. Во всех смыслах. Я с лёгким сомнений смотрел на неё, вообще не представляя, как мне стоит реагировать. А ранее упомянутое “кукольное лицо” казалось ещё более неестественным и лишь усиливало желание просто оттолкнуть её и побежать к вых... Да куда угодно если честно. Хоть в ту тёмную палату. Но ступор мой был не долгим. Первое, что я уже реально ощутил неладное – было руками. Холодными руками. Хотел бы я сказать, что её руки, державшиеся за мою ладонь, были холодны как у мертвеца, но нет. Они были ещё холоднее. Как могильный камень в зимнюю ночь. В очень длинную, снежную, зимнюю ночь. Руки, крепко державшие меня за ладонь, не дающие и шанса высвободиться. Словно хищник вцепившийся зубами в шею жертвы. И в какой момент её лицо оказалось так близко к моему? Я смотрел ей в глаза, и пытался сообразить, что мне сказать! Нет, что мне вообще сделать? Мне стоит вырваться силой? А получится? И что если это наоборот, только спровоцирует её? Что она вообще такое? Разве это был не другой пациент?

Ещё секунда, и её кукольные карие глаза стали впадать, образуя вокруг себя потемнения на коже. Зрачки же неотрывно следили за моим взглядом, казалось, прожигая насквозь и подмечая любую деталь. Любую мысль, которая могла взбрести ко мне в голову.  Поначалу потемнения можно было принять за фингалы, но ещё мгновение, и глаза стали впадать очень глубоко. До абсурда глубоко. Даже чисто теоретически человеческий глаз не мог бы так сделать. Она открыла рот, очень широко, очень неестественно широко для человека. Там было слишком много зубов для человека. Слишком острых, будто акульих, но точно не человечьих. Слишком неестественное их расположение, будто... Да чёрт возьми – нет в природе такого зверя. Этого просто не должно существовать. А это что? Ах, понял – это язык. Просто слишком длинный и тонкий. С раздвоением на окончании, будто у змеи. Хах... Кажется я уже знаю, что будет дальше...

Ещё секунда, и это вгрызлось мне в шею? В плечо? И туда и туда одновременно? От ударившего адреналина я не мог понять, куда пришёлся укус. Боли не было, но кости определённо отдавали сигналы о соприкосновении с этими зубами.

Ещё секунда, и в мозг стали поступать уже болевые сигналы, всё–таки она задела и плечо, и шею. Боль была очень слабой, чтоб адекватно оценить ситуацию. Я попробовал поднять руку, или попытаться оттолкнуть её – но будто это уже было решено кем-то вместо меня, не получилось даже дёрнуться. Черт побери, я не могу даже моргнуть. Не могу даже изменить направление взгляда! Тело вообще не слушается.

Ещё секунда, и шея начала отдавать невероятно сильным жжением. Нарастающим и неприятным. Понимание ситуации уже пришло в голову, адреналин, как казалось, начал улетучиваться. А на смену ему приходил только страх. Тот самый, который был, когда я покидал палату. Инстинктивный, первобытный страх, доставшийся нам ещё от предков.

Ещё секунда, и боль начала становиться невыносимой. Мгновения будто бы застыли, время между одним стуком сердца и другим – казалось бесконечно длинным. Сколько, это будет длиться? Это ведь точно не конец, оно не человек, это какой-то абсурд. Я не хочу умирать ТАК!

Ещё секунда, и вместе с нарастающей, уже нестерпимой болью – я услышал хруст. Это  блять мой хруст? Это было плечо? Шея? Хребет? Что? Чувство страха и паники и так было нестерпимо возросшим – но этот хруст будто сработал как прорвашаяся плотина.

Ещё секунда, и боль. Просто невыносимая боль. Болит всё. Особенно голова. Невыносимо болит. Намного отчётливее, чем всё остальное. Настолько сильно, что даже вывалившееся чувство страха и отчаяние притупилось.

Все, что было дальше – лишь мрак, заглушивший всё, абсолютно. Начиная от сознания, и заканчивая болью.

___________________________________________________________
Upd: Не кибербубьте пожалумста. Я очень закомплексованный дурачок, и не имею никакого опыта в работе с публикой. Я давно уже хотел показать хоть что-то из написанных мною высеров хоть где-то. Ну и собственно это мой первый пост. Если кому-то вот действительно это понравится - я могу повкидывать и другие свои наработки(У этой пасты так же есть идейное продолжение), прислушаться к советам, просьбам, замечаниями, и вот это вот всё... И... Кем бы ты ни был... Спасибо, что дочитал до этого момента... ._.

Взгляд Нади метнулся к зеркалу заднего вида, где покачивалась побрякушка — игральные кости. Они словно насмехались над ней, напоминая о превратностях судьбы. Но Надя знала, что должна довести игру до конца.

Слова Артура прозвучали строгим приказом:

— Останься здесь.

Надя вскинула на него заплаканный взгляд и прочирикала, искусно изображая мольбу:

— Артур, пожалуйста, будь осторожен!

За дрожью ее голоса скрывалось притворство, но Артур не заметил фальши. Он покинул салон и направился к багажнику, откуда извлек спортивную сумку. Расстегнув молнию, Артур проверил содержимое — аккуратные стопки банкнот.

Удостоверившись, что все на месте, Артур закрыл сумку и зашагал к особняку. Надя окликнула его, изображая искреннюю признательность:

— Артур, спасибо, что согласился помочь. Я очень тебе благодарна.

Слезы струились по ее щекам, но в глубине души она потешалась над простодушием Артура. Он раздраженно бросил в ответ:

— «Спасибо» пусть брат твой скажет. Надя, я делаю это только потому, что люблю тебя. А брат твой — придурок, так и передай ему.

Надя наблюдала, как Артур решительно направился к дому, не обращая внимания на садовника, продолжавшего невозмутимо стричь кусты. Автоматические ворота распахнулись, пропуская Артура внутрь, и закрылись за ним следом вместе с садовником.

Стоило Артуру скрыться из виду, как маска слетела с лица Нади. Она смахнула слезы, мимолетно глянув в зеркало: губы исказила хищная усмешка, придавая миловидным чертам коварное выражение. Достав телефон, она набрала номер брата и процедила:

— Дэн, Артур попался. Деньги при нем. Начинайте.

Довольная улыбка растянулась на губах Нади, словно у кошки, поймавшей мышь. Она откинулась на сиденье, наслаждаясь моментом очередного триумфа. На миг Надю охватили сомнения и страх, но она поспешно взяла себя в руки.

***

Надя нетерпеливо барабанила пальцами по приборной панели, не сводя глаз с часов. Время тянулось невыносимо медленно. Ее взгляд то и дело метался к игральным костям, покачивающимся на зеркале заднего вида.

Наконец, ворота особняка распахнулись, и из них вышел Дэн — парень с взъерошенными волосами, чуть моложе Нади. Его потрепанный вид — рваные джинсы, мятая футболка и потертая кожаная куртка — резко контрастировал с аурой самоуверенности, исходившей от него. Дэн направился к машине, небрежно кинув Наде толстую пачку денег через открытое окно.

— Твоя доля, сестренка, — бросил он, усаживаясь за руль.

Надя жадно схватила деньги и начала пересчитывать купюры, но краем глаза заметила, что Дэн выглядит озадаченным и мрачным. Сердце тревожно сжалось. Неужели что-то пошло не так?

— Дэн, чего такой хмурый? — спросила она, стараясь скрыть нарастающее беспокойство за напускным безразличием. — Как все прошло?

Дэн пожал плечами, его лицо оставалось непроницаемым.

— Как обычно. Твой хахаль пошел к Боссу. Потом Босс отдал мне долю и разрешил забрать тачку.

Надя почувствовала, как волна облегчения накатила на нее. Значит, все прошло по плану. Но расслабляться было рано — нужно действовать оперативно, пока их не засекли.

— Надо побыстрее сплавить машину, — заявила она. — Поехали.

Дэн завел двигатель, и автомобиль сорвался с места, унося их прочь от особняка. Надя откинулась на спинку сиденья, сжимая в руках деньги — плоды их рискованной авантюры. Она знала, что ведет опасную игру, но азарт и предвкушение прибыли будоражили кровь. Игра продолжалась, и Надя была готова идти ва-банк.

***

Дорога убегала из-под колес автомобиля, унося Надю и Дэна прочь от коттеджного поселка. Загородное шоссе стелилось бесконечной лентой, и Надя бездумно смотрела в окно, наблюдая за мелькающим пейзажем.

Дэн, погруженный в свои мысли, молча вел машину. Внезапно внимание Нади снова привлекли игральные кости, раскачивающиеся на зеркале заднего вида. В порыве раздражения она сорвала их и выбросила в окно. Побрякушка с глухим стуком ударилась об асфальт и осталась позади, как и все, что было в прошлом.

Надя закрыла глаза, позволяя воспоминаниям захлестнуть сознание. Они приходили, словно яркие кадры из фильма, проносясь перед мысленным взором. Прошлое не отпускало, назойливый внутренний голос нашептывал о совершенных грехах. Но Надя купалась в этих мыслях, испытывая странное, болезненное удовольствие.

Схема была проста. Босс — так звали таинственную фигуру, с которой контактировал лишь Дэн — давал наводку на разного рода мерзких ублюдков. А дальше в игру вступала Надя. Она помнила их всех... Приезжего с востока и похотливого владельца ночного клуба. Жирного банкира и алчного бизнесмена, разорившего несколько фирм. Агрессивного сынка богатых родителей и лживого ученого-шарлатана. Последним в череде ублюдков, седьмым по счету, стал Артур — заядлый карточный игрок, просадивший все деньги семьи.

Надя вскружила им головы, опутала своими чарами. Они падали к ее ногам, одурманенные безумной страстью и фантастическим сексом. Но за ослепительным блеском ее очарования скрывалась ловушка.

Надя разыгрывала спектакль. Она говорила влюбленным в нее дуракам, что ее брат попал в беду — задолжал крупную сумму опасным людям, которые грозились убить его, если Надя не выплатит деньги. Со слезами фальши на глазах она умоляла своих любовников о помощи. Загипнотизированные ложью и чарами, они не могли отказать той, что вскружила им головы.

Надя приводила их к особняку Босса, и на этом ее роль заканчивалась. Что происходило за стенами загородного дома — Надя не ведала, да и знать не хотела. Главное — Дэн всегда возвращался с деньгами, а дальше они с Надей уносились прочь, навстречу сладкой жизни.

Простая, но безотказная схема.

Воспоминания померкли, и Надя открыла глаза. Мелькающий за окном пейзаж расплывался, мысли по-прежнему блуждали в лабиринтах прошлого. Обманутые, преданные, уничтоженные судьбы — их призраки неотступно следовали за ней. Но Надя гнала прочь угрызения совести. В этой игре каждый сам за себя, и она давно сделала свой выбор. Раскаяние — непозволительная роскошь для тех, кто живет по своим правилам.

***

Автомобиль свернул с шоссе и остановился на пустыре. Надя, погруженная в воспоминания, не сразу это заметила. Она удивленно огляделась, когда Дэн вышел из машины. Озадаченная его поведением, Надя последовала за братом.

Дэн стоял, задумчиво глядя вдаль, и не обращая внимания на моросивший дождь. Надю охватило странное чувство тревоги. Она подошла к брату, пытаясь понять, что происходит.

— Да что с тобой? — спросила она. — Ты последние дни сам не свой.

Вместо ответа Дэн достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул его Наде. Развернув лист, она увидела детский рисунок: море, папа, мама, девочка и мальчик. Призраки прошлого, казалось, ожили на бумаге, заставляя сердце сжаться.

— Перебирал старое барахло и нашел, — произнес Дэн. — Я нарисовал его в день, когда погибли родители. И забыл про него.

Надя молча вернула рисунок брату, чувствуя, как горечь подступает к горлу. Воспоминания о родителях причиняли боль, которую она давно похоронила в глубинах души.

— Надя, они бы гордились нами сейчас? — голос Дэна дрогнул. — Мама и папа. Что бы они сказали о нас?

Раздражение вспыхнуло в Наде, смешанное с болью и виной. Она не хотела думать об этом, не желала ворошить прошлое.

— Дэн, их с нами нет. И не было много лет. Я не припомню, чтобы ты раньше о них вспоминал.

— Ты задавалась вопросом, что происходит с людьми, которых мы приводим к Боссу? — вдруг спросил Дэн, игнорируя ее слова. — Мы ведь понятия не имеем, что он с ними делает.

— Да мне насрать! — фыркнула Надя. — Какая разница?! Мы делаем работу и получаем за нее деньги!

Ярость вспыхнула в глазах Дэна:

— Деньги?! Да я даже не знаю, куда их тратить! — Он потряс рисунком перед лицом сестры. — У меня была мечта в детстве — поехать на море вместе с мамой и папой. И что я делаю сейчас? Трачу бабло на телок, бухло и наркоту! А ты? Посмотри на себя! Ты этого хотела в детстве — спать с мужиками, выступая приманкой?

Надя почувствовала, как в ней закипает гнев.

Как Дэн смеет судить ее? Она всю жизнь заботилась о нем, вытаскивала из любой передряги.

— Год назад у тебя даже денег на хавчик не было, — процедила она с издевкой. — Дэн, ты сам вывел нас на Босса и втянул в это дело. И оно мне нравится. Я никогда не жила так хорошо и свободно, как сейчас. Так что соберись — и хватит ныть.

Дэн опустил голову. Тихо выдавил:

— Я так больше не могу. Я сдам Босса легавым.

У Нади перехватило дыхание от негодования. Страх и ярость затопили ее, сметая остатки самообладания.

— Ты с ума сошел?! Они и нас повяжут! Я не дам тебе наделать глупостей!

— Где же ты раньше была, сестренка? — укоризненно произнес Дэн.

Его слова стали последней каплей. Надя не смогла сдержать ярость:

— Ты совсем охренел?! Да я тебе с детства сопли подтирала, из любого дерьма вытаскивала! И теперь ты меня винишь?!

Дэн лишь качнул головой и, забрав рисунок у Нади, зашагал к машине, оставляя сестру позади.

— Я сдам Босса, и ты меня не остановишь, — твердо сказал он, непоколебимый в своем решении.

Надя смотрела ему вслед, чувствуя, как злость и растерянность раздирают ее изнутри.

— Да иди ты к черту! — бросила она брату в спину. — Честный какой! Ты жулик и вор, и всегда им будешь!

Но Дэн уже не слышал ее. Он сел в машину и уехал, оставив Надю одну на пустыре. Она стояла, сжимая кулаки, борясь с желанием закричать от бессилия. Мир, который она так тщательно выстраивала последние годы, рушился на глазах. И Надя не знала, что делать дальше. Впервые в жизни она чувствовала себя настолько потерянной и одинокой.

***

Надя брела по обочине шоссе, не замечая ничего вокруг. Небо хмурилось, роняя на землю холодные капли дождя. Они стекали по лицу Нади, смешиваясь со слезами отчаяния. Промокшая до нитки, она дрожала, но не от холода, а от страха и бессилия.

В голове метались панические мысли. Дэн собирался сдать Босса легавым. Это значило конец всему, и прежде всего — их делу и свободе. Надя не могла допустить этого. Она должна была что-то предпринять, найти выход из этой ситуации.

Трясущимися руками Надя достала телефон и набрала номер. Гудки звучали оглушительно среди какофонии мыслей. Наконец, на другом конце провода ответили:

— Слушаю.

— Это Надя. Ваш номер дал мне Дэн. Он предупреждал, что звонить можно только в крайнем случае, — начала Надя дрожащим голосом, — но я не знаю, что делать! Дэн собирается сдаться легавым! Пожалуйста, поговорите с ним. Просто поговорите!

Отчаяние сквозило в каждом слове. Надя цеплялась за соломинку, как утопающий. Она знала, что Босс — ее единственный шанс остановить Дэна, вразумить его, вернуть все на круги своя.

Но даже произнося эти слова, Надя чувствовала, как надежда ускользает сквозь пальцы. Что, если Босс откажется помогать? Что, если он решит избавиться от них обоих, как от ненужных свидетелей? Страх сковал ее сердце ледяными тисками.

Дождь усиливался, барабаня по асфальту. Надя стояла на обочине, прижимая телефон к уху, и молила небеса о чуде. Она не могла потерять брата, не могла позволить ему разрушить все, чего они добились, выбравшись из нищеты. Но что, если выбора у нее не было?

Мысли путались, страх и отчаяние затмевали разум. Надя чувствовала себя загнанным зверем, попавшим в капкан собственной судьбы. И единственный человек, который мог помочь ей выбраться, был тем, кого она опасалась больше всего на свете, — прежде всего потому, что она понятия не имела, кем он был на самом деле и какие цели преследовал.

Тишина на другом конце провода казалась зловещей. Надя ждала ответа, затаив дыхание. От этого разговора зависело все. И она молилась, чтобы Босс услышал ее призыв и протянул руку помощи. Потому что иначе...

Иначе Наде оставалось лишь одно — принять последствия своих поступков, когда Дэн сдаст их полиции. Но она не могла потерять роскошную жизнь, к которой уже успела привыкнуть.

***

Надя стояла у окна своей квартиры, нервно покусывая губу. Часы и минуты превратились в вечность. Она ждала весточки от Дэна, знака, что он передумал, что все будет хорошо. Но в глубине души Надя уже знала — ничего не будет как прежде.

За окном сгущались сумерки, окутывая город маслянистой тьмой. Фонари отбрасывали блеклые пятна света на мокрый асфальт, но они не могли разогнать мрак в душе Нади. Страх и неизвестность грызли ее изнутри, не давая покоя.

Внезапно тишину прорезал сигнал телефона. Надя вздрогнула, сердце бешено заколотилось в груди. Трясущимися руками она схватила телефон, боясь увидеть то, что уже предчувствовала.

На экране высветилось сообщение от Дэна. Всего несколько слов, но они обрушились на Надю, как лавина.

«В полиции не был. Уехал из города. Прощай».

Горечь и боль затопили ее сознание. Дэн бросил ее. Сбежал, оставив одну разгребать возможные последствия их аферы.

— Скатертью дорожка, — прошептала Надя, и собственный голос показался ей чужим, отравленным ядом разочарования.

Она стояла у окна, сжимая в руке телефон, и чувствовала, как рушится ее мир. Все, к чему она стремилась, потеряло смысл, когда брат окончательно оставил ее одну.

Надя смотрела на город, погружающийся во тьму, и видела в нем отражение собственной души. Она была потеряна, раздавлена, лишена цели.

Слезы жгли глаза, но она не позволяла им пролиться. Нельзя было показывать слабость: она не делала этого в детстве, когда погибли родители, и не станет делать сейчас.

Боль и горечь медленно трансформировались в холодную ярость. Дэн оставил ее, но Надя не собиралась сдаваться. Она выживет и докажет ему, что способна идти до конца. Даже если придется пройти через ад — она сделает это. Потому что другого выбора у нее не было.

Игра стоила свеч.

***

После ссоры с братом Надя погрузилась в водоворот безумия и саморазрушения. Реальность расплывалась перед глазами, события сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Ее жизнь превратилась в клиповый монтаж, будто кто-то безжалостно кромсал и склеивал фрагменты ее существования в абсурдную, лишенную смысла нарезку.

Вот она на вечеринке, в окружении друзей. Алкоголь льется рекой, музыка оглушает, тела движутся в безумном ритме. Надя пьет, танцует, смеется — надрывно, истерично, словно пытаясь заглушить боль внутри. Она целуется с незнакомцем, чувствуя горечь водки на его губах. А потом — ослепительно белая линия на черном столе, словно обещание забвения. Реальность расплывается, превращаясь в пульсирующий калейдоскоп цветов и звуков.

Она снова танцует, хохочет, кружится в вихре безумия. Мир вокруг искажается, лица становятся масками, слова теряют смысл. Надя пьет водку прямо из бутылки, обжигая гортань. Смех превращается в истерику, танец — в конвульсии. Она балансирует на грани, не понимая, где заканчивается реальность и начинается кошмар.

А потом — тошнота, рвущая изнутри. Надя склоняется над унитазом, выплескивая из себя боль и отчаяние. Слезы смешиваются с остатками алкоголя, и горечь во рту растекается ядом в душе.

И вот она снова одна, в темной комнате. Слезы душат, тело ломит, сознание мечется в лихорадке. Надя падает на кровать, закрывает глаза, пытаясь отгородиться от мира. В голове звучат собственные мысли — отстраненные и безжизненные, словно закадровый голос в артхаусном фильме.

Надя думает о том, как дни сменялись неделями, а она погружалась в забытье, пытаясь стереть из памяти образ брата. Он бросил ее одну в этом аду. И она вычеркнула его из своей жизни. Боль обиды притупилась, но не исчезла до конца, став верной спутницей Нади, ее вечной тенью.

Надя думала, что сможет убежать от прошлого. Но оно всегда настигает нас. Стоит лишь на миг расслабиться, потерять бдительность — и вот оно, снова рядом. Звонит по телефону, и реальность обрушивается, разбивая хрупкую иллюзию новой жизни.

***

Надя резко проснулась от пронзительного звонка телефона. Сонная, с опухшим от слез и алкоголя лицом, она нащупала трубку. Сердце пропустило удар, когда на экране высветилось имя брата. Трясущейся рукой Надя нажала на кнопку ответа.

— Мне больно, сестренка, — раздался в трубке жалобный, надломленный голос Дэна. — Мне очень больно.

Страх ледяной волной окатил Надю. Она вскочила с кровати, судорожно сжимая телефон.

— Дэн?! Дэн, что случилось? — голос сорвался на крик. — Где ты?! Дэн!

Ответ брата прозвучал странно, почти равнодушно:

— Ты всегда знала, где я.

Связь оборвалась. Надя застыла, в растерянности глядя на телефон. Мысли метались в голове, паника захлестывала сознание. Что случилось с Дэном? Почему он звучал так странно, так отрешенно? Что означали его слова?

«Ты всегда знала, где я».

Фраза эхом отдавалась в голове. Конечно, она знала.

Надя кинулась собираться, лихорадочно натягивая одежду. Руки дрожали, сердце колотилось как сумасшедшее. Она должна найти Дэна, должна помочь ему. Что бы ни случилось, что бы он ни натворил — она не могла бросить брата.

Страх и тревога гнали ее вперед. Надя неслась в машине по улицам, не замечая ничего вокруг. В голове пульсировала только одна мысль — успеть, спасти, не дать свершиться непоправимому. Она не простит себе, если с Дэном что-то случится.

***

Поздним вечером Надя подъехала к загородному особняку Босса. Коттеджный поселок утопал во мраке, лишь свет фар отражался в лужах на асфальте. Дождь барабанил по крыше машины, капли скользили по ветровому стеклу, размывая очертания.

Выскочив из автомобиля, Надя подбежала к воротам и яростно забарабанила в них, но тишина была ей ответом. Отчаяние и злость захлестывали ее. Где-то здесь находился Дэн, и он нуждался в помощи. Надя не могла потерять брата.

Краем глаза она заметила движение. Невдалеке садовник в неизменной куртке с капюшоном невозмутимо стриг кусты, будто не замечая ливня.

— Эй, садовник! — отчаянно крикнула Надя. — Ты вечно тут торчишь! Мне нужно попасть внутрь! Босс дома?

Мужчина медленно повернулся, его лицо скрывал капюшон.

— Я слышал чей-то голос, — спокойно ответил он. — Кто-то плакал.

У Нади перехватило дыхание. Значит, Дэн действительно здесь! Страх за брата и ярость на собственное бессилие затопили ее.

— Там мой брат и ему нужна помощь! — выпалила Надя, а затем ложь сорвалась с ее губ прежде, чем она успела подумать: — Если не впустишь, то мои кореша отделают тебя так, что будешь кровью харкать!

Угроза повисла в воздухе. Надя знала, что блефует — это единственное, что она умела по-настоящему хорошо. Но у нее не было выбора. Она должна попасть внутрь любой ценой.

Садовник склонил голову набок, будто прислушиваясь к чему-то. А потом усмехнулся — едва заметно, загадочно, с легкой издевкой.

— Люди так любят угрожать в тех случаях, когда можно просто попросить.

Его слова обескуражили Надю. Она замерла, не зная, что сказать. Гнев медленно отступал, сменяясь растерянностью. Неужели все было так просто? Неужели достаточно было попросить?

Садовник, казалось, видел ее насквозь. Будто чувствовал всю боль и тревогу, что сжимали сердце. Он неторопливо подошел к воротам и отпер замок. Тяжелые створки медленно поползли в стороны.

— Иди за мной, — тихо сказал он.

Надя шагнула на территорию особняка, следуя за садовником. Его лицо по-прежнему скрывал капюшон, придавая облику нечто зловещее и потустороннее. Они приблизились к массивной железной двери. Садовник потянул за ручку, и дверь открылась со скрипом ржавых петель. За порогом обнаружилась винтовая лестница, уводящая в непроглядный мрак подвала.

— Голос шел оттуда, — сообщил садовник, а затем добавил с загадочной полуулыбкой: — Дальше я не пойду. Это твой путь.

Надя с удивлением взглянула на него, пытаясь разгадать смысл произнесенных слов. Но садовник уже растворился в ночной тьме, оставив ее наедине с зияющим провалом. Дрожащими руками она включила фонарик на телефоне, и его свет выхватывал из мрака каменные стены, покрытые плесенью. Над лестницей проступали полустертые слова.

«Desine sperare qui hic intras».

Надя нахмурилась. Похоже на латинский, но что это значит? Мысли путались, страх сковывал сознание липкой паутиной.

Она замерла перед узкой винтовой лестницей, уходящей вниз спиралью, в непроглядную тьму подвала. Сырой, затхлый воздух, поднимающийся из глубин, обволакивал Надю, проникая под одежду и заставляя мерзнуть от неестественного холода. Дышать было трудно, будто легкие наполнялись вязкой, удушливой массой.

Ржавые металлические ступени казались хрупкими и ненадежными, грозя обрушиться от малейшего прикосновения. Сглотнув ком в горле, Надя поднесла ногу к первой ступеньке. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, его стук разносится вокруг, разбиваясь о голые стены.

На мгновение Надя застыла в нерешительности, борясь с желанием развернуться и убежать прочь от этого жуткого места. Страх липкими щупальцами пробирался под кожу, сковывая движения и затуманивая разум. Все ее существо противилось, кричало об опасности, умоляя отступить, пока не стало слишком поздно.

Металл жалобно скрипнул под ее весом. Надя вздрогнула, но заставила себя продолжить движение. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, она начала спускаться в неизвестность, погружаясь во мрак, который, казалось, только и ждал, чтобы поглотить ее целиком.

С каждым пройденным метром тьма становилась все гуще, а воздух — все тяжелее. Надя чувствовала, как ужас скручивает внутренности, как паника подступает к горлу удушающей волной.

Спустившись на несколько ступеней, Надя вдруг замерла, не веря своим глазам. В ярком свете фонарика она разглядела на металлической поверхности что-то темное и блестящее. Сначала ей показалось, что это просто влага, скопившаяся от сырости. Но когда она присмотрелась внимательнее, ее охватил леденящий ужас.

На ступенях растеклась лужа крови. Густая, вязкая жидкость, цвета спелой вишни, медленно стекала по краям, образуя причудливые узоры. Кровь была повсюду — на перилах, на стенах, даже на потолке. Казалось, само подземелье истекало ею, словно раненый зверь.

У Нади подкосились ноги, а во рту пересохло. Железистый запах ударил в ноздри, вызывая рвотные позывы. Голова закружилась, а реальность начала плыть перед глазами. Алые разводы растекались, превращаясь в чудовищные образы.

Дрожащей рукой Надя оперлась о стену, пытаясь сохранить равновесие. Липкий пот струился по лицу, застилая глаза. Сквозь шум в ушах она слышала собственное сорванное дыхание и бешеный стук сердца.

Кровавый след тянулся вниз по лестнице, скрываясь во мраке. Надя понимала, что там, в глубине, ее ждет нечто ужасное, нечто, что превратит ее худшие кошмары в реальность. Но выбора не было. Она должна идти дальше, чтобы помочь Дэну.

Собрав остатки мужества, Надя сделала еще один шаг.

И тогда перед ней стали проступать жуткие, пугающие видения. Она увидела своих любовников — мужчин, которых когда-то безжалостно заманивала в ловушку, приводя их к дому Босса.

Вот приезжий с востока корчится в предсмертных судорогах, его лицо искажено мукой удушья. Бледные губы беззвучно шевелятся, моля о пощаде, но Надя бессильна ему помочь. Рядом, погребенный под грудой камней, лежит бездыханный владелец ночного клуба. Его некогда похотливые глаза остекленели, уставившись в никуда.

Разлагающийся труп жирного банкира, облепленный мерзкими насекомыми, гниет в грязной канаве. В паре метров от него — расплющенное бетонной плитой тело жадного бизнесмена: раздробленные кости торчат под немыслимыми углами, превращая некогда успешного человека в гротескную мешанину плоти и крови.

Агрессивный сынок богатых родителей беспомощно барахтается в зловонном болоте. Гнилостная жижа засасывает его все глубже, заполняя рот, ноздри, легкие. А рядом с ним, объятый ревущим пламенем, в гигантской жестяной бочке сгорает заживо ученый-шарлатан. Его вопли боли и ужаса разносятся над безмолвным царством смерти.

Последним всплывает образ Артура, заядлого игрока в карты. Свора ощерившихся псов рвет его плоть, вгрызаясь в лицо, шею, живот. Кровавые ошметки летят во все стороны, а искаженное мукой лицо Артура кажется Наде застывшей маской.

Каждая смерть была уникальна в своей жестокости, словно вышла из-под пера безумного садиста. Надя не могла отвести взгляд от этого театра ужасов, от этой кровавой мозаики, складывающейся в чудовищную картину.

И тогда ее пронзила страшная мысль. Кто-то убил их всех. Кто-то безжалостно расправился с каждым из ее любовников, придумав для них изощренную, мучительную казнь. Но кто? Неужели Босс? Тот самый таинственный человек, к которому она приводила свои жертвы?

От этой догадки у Нади похолодело внутри. Она вдруг осознала весь масштаб своей вины, всю глубину своего падения. Ведь это она, словно паук, заманивала мужчин в свои сети.

Черная вдова.

Это она приводила их к монстру, который лишил их жизни самым чудовищным образом.

Надя глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Она вдруг осознала, что уже стоит на самом дне подвала, в длинном тоннеле, даже не заметив, как закончился спуск по бесконечной лестнице. Чудовищные видения завершились так же резко, как начались.

Вокруг царила кромешная темнота, нарушаемая лишь лучом фонарика. И тут издалека донесся стук. Глухой, приглушенный, будто кто-то бился в крышку гроба. Сердце пропустило удар.

— Дэн?! — голос Нади дрогнул, сорвался на всхлип. — Дэн, я иду!

Она бросилась вперед по длинному тоннелю и, наконец, оказалась в тесном помещении с каменными стенами и бетонным полом. Посреди стоял большой деревянный ящик. Именно оттуда доносился стук и сдавленное мычание. Надя кинулась к нему, не чуя под собой ног. Трясущимися руками она сорвала крышку.

Внутри, скорчившись в неестественной позе, лежал Дэн. Бледный, едва живой, со связанными конечностями и кляпом во рту.

Слезы текли по щекам Нади, смывая осевшую на лице пыль. Она освободила рот брата от кляпа, не совсем понимая, что делать дальше — вытащить его из ящика? Но что, если он ранен, и она этим сделает только хуже? Надо вызвать скорую помощь и полицию, но пройдет ли сигнал телефона из подвала?

— Дэн, братишка, — успокаивала она, пытаясь дрожащими пальцами набрать номер. — Я здесь, с тобой. Все будет хорошо.

Брат медленно открыл глаза. Мутный, расфокусированный взгляд остановился на лице Нади, а губы — потрескавшиеся и окровавленные — тихо прошептали:

— Где же ты была раньше? Предатель.

Мир застыл, рассыпался осколками. Надя не верила своим ушам. Как? Почему? Вопросы вспыхнули в голове и тут же погасли, когда затылок взорвался от боли, и сознание померкло.

Продолжение рассказа — в первом комментарии.

* * *

Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks, подписывайтесь)

— Я один раз привез туда заказ. И потом минут двадцать плутал по этажам, не мог выбраться. Коридор будто в лабиринт превратился, — Ренат говорил на полном серьезе, без тени улыбки. — И еще странность: этот дом то появляется, то исчезает с карты в нашем приложении. Чертовщина какая-то.

Макс рассмеялся, отмахнувшись от предостережений друга. Еще чего, бояться каких-то глупых баек! Макс подтвердил в телефоне новый заказ. В конце концов, за лишние деньги можно и в проклятый дом заглянуть.

Спустя полчаса Макс уже крутил педали велосипеда по пустынной дороге, ведущей к окраине. Ночь выдалась безлунной и холодной. Порывы осеннего ветра швыряли в лицо сухие листья и заставляли ежиться от озноба. А может, от смутной тревоги, закравшейся в душу.

Вскоре впереди показалось мрачное серое здание, одиноко высящееся в окружении темного массива леса. Ни единой припаркованной машины возле дома, лишь в одном из окон на самом верху теплился мутный свет.

Макс подъехал ко входу, спрыгнул с велосипеда и подошел к домофону, набирая нужную квартиру — №113. Длинные гудки в динамике, но никто не отвечает. Странно. Макс достал телефон и позвонил клиенту напрямую.

—  Алло. — Голос на том конце хриплый и невнятный.

— Здравствуйте, это курьер. Ваш домофон не работает. Откроете дверь?

В динамике воцарилась тишина. Казалось, человек по ту сторону линии погрузился в раздумья. Макс нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Тяжелый рюкзак оттягивал плечи, а резкий ветер пробирался под тонкую куртку.

Наконец домофон тихо пискнул, и дверь в подъезд распахнулась. Макс шагнул в темный пустой холл, озираясь по сторонам. Ни единой души.

— Поднимайся по лестнице пешком, — донесся до него сиплый голос клиента из телефона. — Лифтом не пользуйся.

Не дожидаясь ответа, он отключился. Макс на мгновение застыл посреди холла, пораженный наглостью заказчика. Ехать в такую даль, тащить тяжеленный рюкзак, а теперь еще и переться по лестнице на своих двоих!

Взгляд упал на табличку рядом с лифтом, где значились номера этажей и квартир. И тут терпение Макса лопнуло.

— Да ты издеваешься?! — прошипел он, увидев, что квартира №113 расположена на двадцать первом, последнем этаже. — Сам пешком поднимайся!

Игнорируя странный совет клиента, Макс ткнул кнопку вызова лифта. Створки дверей тут же разъехались, открывая взгляду тесную кабину.

Как-то маловато места для лифта в новостройке, — мимолетно удивился Макс, заходя внутрь.

Двери с мягким шипением закрылись, и лифт поплыл вверх, мерно загудев движком. Макс прислонился к стене, стаскивая с плеч надоевший рюкзак. Глаза устало прикрылись. Тишину кабины нарушало лишь мерное гудение и шорох троса в шахте.

Когда циферблат на панели добрался до цифры 21, лифт мягко остановился и распахнул двери. Макс подхватил рюкзак и шагнул в сумрачный коридор. В тусклом свете единственной лампы он разглядел несколько одинаковых дверей, хаотично разбросанных по периметру, словно в лабиринте.

Вспомнились ехидные предостережения Рената про дом-лабиринт. Макс нервно сглотнул и двинулся вдоль стены, вглядываясь в номера квартир. Наконец взгляд выхватил из полумрака нужные цифры — №113.

Макс остановился напротив двери, не решаясь позвонить. По спине пробежал неприятный холодок, будто дунул сквозняк из щелей. Макс только сейчас заметил, что возле двери не было звонка. Странно, неужели жилец выдернул его?

Макс занес руку, чтобы постучать, но тут из квартиры раздался приглушенный мужской голос. То ли стон, то ли шепот:

— Оставь продукты у двери... и уходи скорее, пока оно не вернулось!

«Оно»?

Макс застыл с поднятой рукой, удивленно вслушиваясь. Кто еще тут живет? В голове всплыло предостережение Рената о «проклятом доме». Макс раздраженно тряхнул головой. Что за ерунда лезет на ум!

— Продукты оставить? Да без проблем! — усмехнулся он, скидывая рюкзак на пол, чтобы выгрузить заказанные клиентом товары.

Обычный набор: хлеб, макароны, молоко, яйца. Ничего особенного.

— Не вздумай спускаться на лифте, — едва слышно просипел голос из-за закрытой двери, будто говорящий задыхался. — Только по лестнице вниз, иначе...

Он не договорил: просто резко замолчал. Макс ошарашенно замер, не зная, что делать. В звенящей тишине коридора собственное дыхание казалось оглушительным. Нервы Макса окончательно сдали. Да пошло оно все! Жилец из 113-ой квартиры, похоже, полный псих. Надо сваливать отсюда, и побыстрее.

— Спасибо за покупку, приятного аппетита, — язвительно бросил Макс в сторону двери, подхватывая опустевший рюкзак.

Плевать на лестницу, только полоумный будет переть с 21-го этажа пешком! Макс решительно зашагал обратно к лифту. Хватит с него на сегодня идиотских заказов!

Двери кабины послушно распахнулись, стоило ему нажать на кнопку вызова. Макс влетел внутрь и с силой надавил на кнопку с единицей. Лифт мягко тронулся, загудев движком. Циферблат на панели неспешно отсчитывал этажи.

21... 20... 19...

Мысли Макса метались, прокручивая в голове недавний разговор с жильцом. Бред какой-то! К чему эти предупреждения? Кто там мог «вернуться»? Что вообще происходит в этой дурацкой новостройке?

Тяжело вздохнув, Макс прислонился затылком к прохладной стенке лифта. Надо завтра же сказать Ренату, что он был прав. Ноги его больше не будет в этом треклятом доме!

18... 17... 16...

Кабину вдруг тряхнуло, словно при аварийной остановке. Макс не удержался и полетел на пол, чудом не приложившись лбом о поручень. Он рывком вскочил на ноги, хватаясь за стену.

Лифт застыл. Табло на панели тускло мерцало цифрой 16, а затем свет под потолком заморгал и погас, погружая кабину в абсолютную темноту.

— Сука! — Макс в панике заколотил по кнопкам: он терпеть не мог долго находиться в замкнутом пространстве.

Лифт и не думал сдвигаться с места. Внутри все похолодело. Макс трясущимися руками вытащил из кармана телефон, включая фонарик. Дрожащий луч выхватил из мрака панель с кнопками. Макс несколько раз ткнул в кнопку вызова диспетчера, но тут же отдернул палец, почувствовав что-то липкое и холодное.

Он поднес телефон ближе, всматриваясь. И обмер. Из кнопок сочилась мутно-красная вязкая жидкость, больше всего похожая на...

Кровь?!

— Твою мать... — Голос Макса сорвался на хрип. — Это что за херня?!

За дверями кабины послышался тихий шорох. Будто кто-то или что-то скреблось снаружи, пытаясь пробраться внутрь. Макс похолодел. Воображение услужливо рисовало жуткие картины того, что могло затаиться в кромешной тьме лифтовой шахты.

Он вспомнил лихорадочный шепот жильца из 113-ой квартиры.

«Уходи, пока оно не вернулось».

Неужели это то самое «оно»?!

Сердце бешено заколотилось, разгоняя по венам ледяной ужас. Макс прижался спиной к стене, не сводя расширенных глаз с закрытых дверей лифта. Скрежет снаружи нарастал, вперемешку с утробным рычанием.

— Кто там? — крикнул Макс, удивляясь, как жалко и беспомощно прозвучал его голос.

Может, это просто собака?

Ответом ему была зловещая тишина. Только сдавленное дыхание и грохот пульса в ушах. Дрожащими пальцами Макс набрал на телефоне номер службы спасения, но сигнал не проходил.

Сука! Застрял посреди ночи в чертовом лифте неизвестно с чем за дверями, и связи ноль!

И тут мобильник в его руке ожил, принимая звонок с незнакомого номера.

Хотя нет, стоп!

Эти цифры Макс совсем недавно набирал сам. Номер жильца из квартиры 113!

Он лихорадочно ткнул в зеленую кнопку приема.

— Ты покинул здание? — без приветствий просипел хриплый мужской голос на том конце. — Я смотрю в окно, но тебя не вижу.

— Я в лифте застрял! — сорвался Макс, чувствуя, как истерика подступает к горлу. — Не могу выбраться! Здесь какая-то дичь творится! Из кнопок сочится кровь, и что-то скребется снаружи кабины!

Повисло напряженное молчание.

— Алло? — не выдержал Макс. — Вы слышите меня?

Из телефона раздался тяжелый вздох вперемежку с сипением, будто у говорившего не хватало воздуха.

— Надо было спускаться по лестнице... Я же предупреждал... Теперь поздно. Оно знает, что ты в лифте, — глухо повторил жилец квартиры 113, и в его голосе явственно слышалась обреченность.

Сердце Макса бешено заколотилось.

«Кто» знает? О ком он говорит?!

— Что за «оно»? Объясните нормально! — потребовал Макс, с трудом сдерживая подступающую панику. Его бросало то в жар, то в холод. Застрять ночью в лифте — само по себе сомнительное удовольствие, но тут еще эти зловещие полунамеки сумасшедшего типа, и жуткие звуки снаружи!

В трубке послышался судорожный вздох, а затем разлилась долгая пауза, прерываемая лишь тяжелым дыханием мужчины. Когда он наконец вновь заговорил, голос его звучал глухо и невыразительно:

— Я купил эту квартиру пару месяцев назад. Радовался, что так дешево отхватил жилье в новостройке, хоть и на отшибе. Но со временем понял, что в доме больше никто не живет. Странные вещи тут творятся. Особенно с лифтом. То в нем холод собачий, то кровь из стен сочится. Иногда он замирал между этажами, и казалось, что проходили часы, хотя на самом деле лишь минуты. А потом... появилось оно.

У Макса волосы встали дыбом. Озноб пробежал по спине и собрался противным холодным комком где-то в желудке.

— Что за «оно»? — выдавил он, чувствуя, как немеют губы.

Ответ он не услышал. Снаружи лифта раздался жуткий утробный рык, больше похожий на рев голодного зверя, чем на человеческий голос. Макс отшатнулся к стене, вжимаясь в нее спиной.

— Оно пытается сюда проникнуть! — прокричал он в трубку. — Помогите!

— На каком ты этаже? — быстро спросил мужчина звенящим от напряжения голосом.

— Кажется, на шестнадцатом. — Макс вспомнил последнюю цифру на табло перед тем, как лифт остановился.

— Понял. Держись, я иду! Попробую разжать двери лифта снаружи!

— Скорее, умоляю! — всхлипнул Макс. Ему было уже плевать, как жалко это прозвучало.

За дверями нарастали дикий рык и скрежет когтей о металл. Казалось, чудовищная тварь вот-вот прорвется внутрь. Но внезапно все стихло. Сбивчивое дыхание Макса оглушило его в мертвой тишине.

Он затравленно озирался по сторонам, сжимая телефон трясущимися руками. Минуты ожидания тянулись бесконечно. Наконец в трубке послышался запыхавшийся голос жильца квартиры 113:

— Я на шестнадцатом! Попробую вскрыть двери!

— Осторожно, там какая-то тварь снаружи! — сдавленно предупредил Макс.

— Здесь никого... — неуверенно протянул мужчина. А потом добавил: - Так, двери поддаются. Сейчас открою.

И тут Макса поразила неожиданная мысль. Он напряженно прислушался, но кроме скрежета металла снаружи не различил ни единого живого звука. Ни голоса, ни дыхания, ни шагов.

— Почему я не слышу вас? - цепенея от дурного предчувствия, спросил он. — Вы же говорите, что возитесь с дверьми, но я улавливаю звуки только через телефон!

Повисла гнетущая пауза.

— Я... не знаю... - растерянно выдохнул жилец. И замолчал.

В этот миг тишину прорезал новый натиск жуткого рева и скрежета. Тварь вернулась! И теперь она была в ярости, судя по ожесточенности, с которой бросалась на створки лифта.

— Откройте скорее эту чертову дверь! — заорал Макс в полнейшей панике.

Легкие жгло от недостатка кислорода, сердце бухало прямо в горле. Макс только сейчас понял, что стучит зубами от холода — температура упала чуть ли не до нуля, и лифт теперь напоминал холодильник.

Безумный грохот снаружи нарастал, заглушая стук собственного сердца. С трудом расслышав невнятное бормотание мужчина в трубке, Макс оцепенел в ужасе от его слов:

— Я вскрыл лифт, но внутри никого нет. Только рюкзак валяется, весь в крови. Со значком в виде смайлика.

Медленно, как в страшном сне, Макс перевел взгляд на собственный рюкзак, небрежно брошенный на пол лифта. Веселый желтый смайлик, дурацкий подарок Рената, сейчас казался издевательской гримасой в свете леденящих душу откровений незнакомца.

Тот сказал, что видит в пустом лифте рюкзак Макса, залитый кровью.

Как такое возможно?!

Холод сковал члены, дыхание застряло в горле. Липкий животный ужас растекался по венам, парализуя и мысли, и движения. Макс просто стоял и смотрел, не в силах оторвать взгляда от улыбающейся рожицы. Из онемевших пальцев выскользнул телефон и глухо шлепнулся на пол. Словно оборвалась последняя связующая нить с реальностью.

Экран телефона погас, и вместе с ним выключился фонарик. Непроглядный мрак поглотил тесную кабину. Теперь единственными источниками света остались мерцающие кнопки панели. Но и они предательски замигали, словно из последних сил цепляясь за искру жизни, а затем растворились во тьме.

Наступила абсолютная, первозданная чернота. В ней не было верха и низа, не было границ, лишь бесконечная пустота. И жуткий, леденящий кровь рык, ввинчивающийся в уши. Он нарастал, заполняя собой все пространство, отдаваясь вибрацией в каждой клеточке тела.

А потом что-то громыхнуло. Лязгнул металл. Донесся скрежет когтей, высекающих искры. И Макс с ужасом понял: оно здесь.

Голодное, исполинское, адское отродье вломилось в кабину, разворотив двери. Запах гнилой плоти и могильного тлена забил ноздри.

Макс заорал. Дико, страшно, надрывно. Из последних сил, из отчаянного желания жить. Заорал, срывая голос, выплескивая в крике весь свой страх и боль. Заорал так, словно это могло хоть на миг отсрочить неминуемую смерть в беспросветной тьме.

Горячее зловонное дыхание опалило лицо. Макс зажмурился до боли в глазах. И внезапно понял, что больше не кричит. Крик умер, захлебнулся в глотке.

В абсолютной тишине, густой как смола, оглушительно раздавалось хриплое дыхание твари.

А потом были когти, безжалостно впившиеся в грудь. Была боль, разрывающая на части. Был хруст костей и влажный звук разодранной плоти. И жуткий, торжествующий рев.

Мир померк. Сознание уплывало, утягивая Макса в спасительную темноту. Последней мыслью было смутное удивление: почему он все еще слышит, как чудовище пожирает его заживо, хотя давно уже должен быть мертв? Где-то на краю угасающего рассудка всплыло жуткое предположение.

Что если в этом проклятом доме, в этом треклятом лифте, смерть — не избавление? Что если боль и ужас бесконечны, и мучительная агония — это все, что ему осталось до скончания времен?

Рык и хруст плоти превратились в чудовищную какофонию. Она нарастала, заполняя собой весь мир, вытесняя остатки мыслей и чувств. А потом все поглотила тьма. Древняя, как сама вечность, и голодная.

Всегда голодная.

* * *

Спасибо, что прочитали) Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks — подписывайтесь)

Но, как уверенно заявляла местная газетенка, представления Черного Кукольника отличались от других подобных шоу. Главной изюминкой его выступлений было чревовещание, а также невероятная способность Кукольника угадывать прошлое и предсказывать будущее.

Два года назад таинственный маг — именно так называли его в статье — начал давать представления в поселках и небольших городах в южных регионах, медленно продвигаясь к центру страны, а затем — на север, в наши холодные заснеженные края. Слава о Черном Кукольнике росла с каждым выступлением, и постепенно он начал собирать забитые под завязку концертные залы и клубы.

Направляясь вглубь страны, маг выступал в провинциальных городах, но не гнушался давать представления в глухом захолустье наподобие нашего поселка, который был крайней северной точкой в маршруте Черного Кукольника: дальше простирались только тундра и скованный льдом океан.

И вот настало тридцать первое декабря. Перед входом в поселковый клуб, где должно было состояться шоу Черного Кукольника, я встретился со своим лучшим другом, Максом. В отличие от меня, Макс рос, что называется, в неблагополучной семье: отец и мать выпивали и часто поколачивали сына — да так сильно, что тот почти каждый день приходил в школу в синяках и ссадинах.

Впрочем, несмотря ни на что, Макс был славным парнем, который никогда не терял бодрости духа. Большую часть времени он был предоставлен сам себе, и эта свобода, дарованная тринадцатилетнему мальчишке, конечно же, манила и привлекала. Мне нравилось дружить с Максом — как нравится всем мальчишкам в моем возрасте проводить время с теми, кто отличался смелостью, дерзостью и капелькой безрассудства. Макс обладал всеми этими качествами, чего не сказать о моем куда более спокойном и рассудительном характере.

Но вернемся к тому, что происходило в клубе затерянного на севере поселка вечером тридцать первого декабря.

Мы с Максом заняли свои места в битком набитом зале, волнительно ожидая начала представления. Из разговоров публики стало ясно, что Черный Кукольник, скорее всего, жертвовал весь свой гонорар детским приютам и домам престарелых. Люди вокруг меня шептались, обсуждая его благородные поступки. Один мужчина, сидевший рядом, рассказывал, что слышал от своего знакомого, работающего в одном из таких учреждений, что маг действительно передавал значительные суммы денег на нужды детей и стариков.

Я прислушивался к этим разговорам с удивлением и восхищением. Оказалось, что Черный Кукольник вел весьма скромный образ жизни. Он не тратил деньги на роскошь, хотя раньше, как говорили, славился страстью к дорогим вещам и шикарным вечеринкам. Одна женщина, сидевшая неподалеку, вспоминала: ее подруга, уехавшая из поселка, видела Кукольника на светском мероприятии в столице, где он был окружен богатыми и знаменитыми людьми. Но теперь, казалось, он полностью изменился.

Эти разговоры добавляли еще больше загадочности и уважения Черному Кукольнику. Я смотрел на сцену, где вскоре должно было начаться представление, и думал о том, каким человеком он окажется. В зале царила атмосфера ожидания и легкого волнения. Люди продолжали обсуждать мага, его прошлое и настоящее, делясь догадками и слухами.

Когда занавес наконец поднялся, и на сцене появился сам Черный Кукольник, я уже смотрел на него не просто как на артиста, а как на человека с большой душой и добрым сердцем. Его скромный вид и непритязательный выбор одежды теперь казались мне не недостатком, а признаком истинного благородства.

Ничем особым он, по правде говоря, не выделялся: невысокий мужчина лет пятидесяти, а может чуть старше, невзрачный и щуплый на вид, одетый в затертый фрак и мятый цилиндр на голове. Вид чародея скорее был нелепым, чем загадочным или вызывавшим хоть какое-то изумление.

Но небольшое разочарование от образа Черного Кукольника быстро сменилось всеобщим восхищением, как только он начал свое представление. Выглядело оно просто и незамысловато: чародей достал из сундука, стоявшего здесь же на сцене, ростовую деревянную куклу и, усадив ее на свои колени, принялся вызывать из зала зрителей, желавших испытать на себе волшебные способности Назара — так звали деревянного болванчика.

Он представлял собой ростовую фигуру, выполненную с удивительной тщательностью и вниманием к деталям. Назар выглядел как маленький мальчик, примерно десяти лет. Его лицо было вырезано из дерева с такой мастерской точностью, что казалось почти живым. Глаза куклы, большие и выразительные, с нарисованными зрачками, словно следили за каждым движением зрителей в зале.

Назар был одет в старомодный костюм, состоящий из коротких штанишек, клетчатой рубашки и маленького жилета. На ногах у болванчика были яркие ботиночки, которые выглядели так, будто их специально сшили для куклы. Каштановые волосы Назара напоминали настоящие и были уложены в аккуратную прическу.

Особое внимание привлекали руки и ноги болванчика: они были подвижны и соединены шарнирами, что позволяло Черному Кукольнику манипулировать ими с удивительной ловкостью. Назар мог кивать головой, махать руками и даже делать шаги, что придавало движениям болванчика реалистичность, словно оживляя его на сцене.

На лице Назара всегда присутствовала легкая улыбка, которая делала его облик дружелюбным и немного загадочным. Когда Черный Кукольник начинал чревовещать, казалось, что болванчик действительно оживал, и его губы двигались в такт словам, произносимым чародеем.

Назар был не просто деревянным болванчиком, а настоящим персонажем, который добавлял магии в представление Черного Кукольника, завораживая зрителей и создавая атмосферу волшебства и таинственности.

Во время своего шоу Черный Кукольник удивлял всех, угадывая прошлое и предсказывая будущее зрителей с помощью Назара. Чародей пригласил на сцену первого участника из зала. Это была девочка лет десяти, с косичками и в ярком платье. Назар посмотрел на нее своими деревянными глазами и начал говорить. Деревянный болванчик рассказал о ее прошлом: как она однажды потеряла любимую игрушку, но потом нашла ее благодаря помощи домашнего питомца — собаки по кличке Джеки. Девочка стояла с открытым ртом, удивленная тем, как Назар мог знать такие подробности. Затем Черный Кукольник, вещая через Назара, начал предсказывать будущее девочки. Он сказал, что в следующем году она встретит новых друзей и получит подарок, о котором давно мечтала. Девочка улыбалась, и ее глаза светились от радости и восторга.

Следующим на сцену вышел парнишка, мой ровесник. Назар снова заговорил, рассказывая о том, как мальчик однажды спас котенка на дереве. Паренек кивнул, подтверждая правдивость слов куклы. Затем Назар предсказал, что мальчик станет отличным спортсменом и выиграет множество соревнований.

Каждое предсказание и каждое угаданное событие из прошлого вызывали в зале волну удивления и восхищения. Мы все сидели, затаив дыхание, наблюдая за этим волшебным действом. Черный Кукольник и его болванчик Назар казались настоящими магами, способными проникнуть в самые сокровенные уголки наших жизней.

Наконец, на сцену вызвали Макса. Я видел, как его глаза загорелись от волнения и нетерпения. Мой друг всегда был смелым и дерзким, но этот момент явно заставил его понервничать: Макс очень хотел услышать предсказание от Черного Кукольника.

Когда Макс поднялся на сцену, зал замер в ожидании. Черный Кукольник, держа Назара на коленях, внимательно посмотрел на моего друга. Назар, казалось, ожил, его деревянные глаза устремились на Макса, и он начал говорить.

— Здравствуй, Макс! — произнес Назар тонким голосом, который звучал так, будто исходил из глубин его деревянного тела. — Ты помнишь тот день, когда вместе с другом нашел старую заброшенную хижину в лесу?

У меня перехватило дыхание. Это было наше с Максом секретное место, о котором никто не знал. Мы нашли хижину прошлым летом и часто туда возвращались, чтобы скрыться от повседневных забот и проблем.

Назар продолжал:

— Вы тогда решили, что это будет ваше тайное убежище, и поклялись никому о нем не рассказывать.

Макс стоял на сцене, ошеломленный тем, что услышал. Он кивнул, подтверждая слова Назара. Я видел, как глаза друга наполнились удивлением и восхищением. Назар знал то, о чем были в курсе только мы двое.

Затем Черный Кукольник начал через Назара предсказывать будущее Макса.

— Совсем скоро, — сказал Назар, — ты встретишь человека, который станет твоим наставником и исполнит все твои желания. Ты преодолеешь трудности, навсегда забыв о горестях и печалях.

Макс слушал, затаив дыхание. Я видел, как его лицо озарилось надеждой и решимостью. Было ясно, что предсказание деревянного болванчика значило многое для моего друга, ведь он так сильно натерпелся от своих родителей-алкоголиков...

Когда Макс вернулся на свое место рядом со мной, он выглядел взбудораженным и словно переполненным энергией. После представления, когда мы вышли из концертного зала, Макс потянул меня за рукав и, оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает, прошептал:

— Ты не поверишь, что я нашел у себя в кармане!

Он достал маленький сложенный листок бумаги и развернул его.

«Приходи в мой фургон на окраине поселка ровно в полночь. Я исполню твое новогоднее желание. Ч.К.» — значилось в записке, которая показалась мне странной и подозрительной.

— Макс, это как-то необычно, — сказал я, пытаясь говорить как можно спокойнее. — Мы ведь не знаем, кто он на самом деле и что у него на уме.

Но Макс, с детства обделенный вниманием и заботой взрослых, не хотел меня слушать. Его глаза горели от предвкушения.

— Ты не понимаешь, — ответил он с энтузиазмом. — Это мой шанс! Может быть, Черный Кукольник действительно сможет исполнить мое желание. Назар ведь сказал, что меня ждет встреча с наставником!

Я знал, что Макс всегда мечтал о чем-то большем. Его жизнь была полна трудностей и разочарований, и возможность познакомиться поближе с магом казалась ему настоящим чудом. Но я не мог избавиться от чувства тревоги.

— Макс, подумай еще раз, — продолжал я, стараясь убедить его. — Это слишком странно. Почему он выбрал именно тебя? И почему в полночь, на окраине поселка?

Но Макс был непреклонен.

— Я должен пойти, — сказал он твердо. — Нельзя упустить свой единственный шанс вырваться из этой дыры. Подумай только: я стану учеником настоящего чародея! Я смогу сам творить чудеса!

Я вздохнул, понимая, что не смогу отговорить друга.

— Хорошо, — сказал я наконец. — Но я пойду с тобой.

Макс кивнул, и мы договорились встретиться за пятнадцать минут до полуночи, чтобы вместе отправиться к фургону Черного Кукольника. Внутри меня бушевали сомнения и тревога, но я знал, что не могу оставить друга, хотя мне еще предстояло уговорить родителей отпустить меня на улицу перед самым Новым годом.

Приближалась полночь. В нашем доме царила праздничная суета: мама готовила угощения на кухне, а папа заканчивал украшать елку. В воздухе витал аромат мандаринов и свежей выпечки, и казалось, что весь мир готовился к этому волшебному моменту. Но мои мысли были далеко отсюда.

Как и следовало ожидать, родители не отпустили меня, несмотря на все мои уговоры. Они считали, что Новый год — это семейный праздник, и я должен провести его дома. Я понимал их, но не мог избавиться от беспокойства за Макса. Он собирался пойти к фургону Черного Кукольника один, и это не давало мне покоя.

Мы сели за праздничный стол, и родители принялись вспоминать события уходящего года. Я старался улыбаться и поддерживать разговор, но мои мысли постоянно возвращались к Максу. Что с ним сейчас? Нашел ли он фургон? Исполнилось ли его желание?

Когда часы начали отбивать полночь, я почувствовал, как внутри меня все сжалось. Я представил себе, как Макс стоит у фургона на окраине поселка, один в эту холодную ночь. Я надеялся, что с ним все будет в порядке, но тревога не отпускала меня.

После боя курантов мы с родителями обменялись подарками и пожеланиями. Они выглядели счастливыми и довольными, а я старался не показывать своего беспокойства. Но каждый раз, когда я смотрел на часы, я думал о том, что Макс, возможно, сейчас переживает что-то невероятное или, наоборот, опасное.

Как только прошло двадцать минут после наступления Нового года, я не выдержал. Я подошел к родителям и, стараясь говорить как можно спокойнее, попросил разрешения выйти на улицу. Видя мою настойчивость, они не стали возражать. Я накинул куртку, натянул шапку и поспешил к двери.

Выскочил на улицу, и холодный ветер пробрал меня до костей. Но это не остановило меня. Я знал, что должен найти Макса и убедиться, что с ним все в порядке. Я побежал по заснеженным улицам, стараясь не обращать внимания на мороз и скользкую дорогу.

Поселок был почти пуст, лишь изредка встречались прохожие навеселе, которые выбрались на свежий воздух, чтобы продолжить празднование с петардами и фейерверками. Я ускорил шаг, направляясь к окраине, где, как я знал, стоял фургон Черного Кукольника. В голове крутились мысли о том, что могло произойти с Максом. Я надеялся, что он в безопасности, но тревога не отпускала меня.

Когда я наконец добрался до окраины поселка, я увидел фургон. Он стоял в тени голых деревьев, освещенный лишь тусклым светом уличного фонаря. Я остановился на мгновение, чтобы перевести дыхание, и затем медленно подошел ближе. Фургон выглядел старым и немного потрепанным, но в нем было что-то загадочное и притягательное.

Холодные снежинки падали на мои щеки, таяли и превращались в капли, которые тут же замерзали на морозе. Я дрожал — то ли от холода, то ли от одолевающих меня эмоций. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь шорохом снега под моими ногами. Мне казалось, будто я попал в мрачную сказку.

Когда я подошел к фургону, я заметил, что дверь была приоткрыта. Свет изнутри пробивался наружу, создавая теплый контраст с холодной ночной темнотой. Я глубоко вздохнул и, собравшись с духом, потянул на себя дверь. Она скрипнула, и я шагнул в фургон, ожидая увидеть Макса.

Внутри оказалось неожиданно тепло и душно. Черный Кукольник, теперь уже без цилиндра, сидел за небольшим столом, его лицо выглядело мрачным и скорбным. Рядом с ним на полу расположился болванчик Назар, но что-то было не так.

Назар, клацая деревянными челюстями, пожирал кусок за куском мертвое окровавленное тело Макса, лежавшее здесь же на полу — я узнал его по одежде и бледному безжизненному лицу.

Мое сердце замерло, и меня охватил холодный ужас. Я стоял оцепенело в дверях, не в силах поверить в то, что видел. Назар тем временем методично доедал тело Макса. В тот момент, к моему стыду, в голове у меня крутилась только одна мысль: «Как деревянная кукла может проглатывать мясо и кости?»

Ветер задувал внутрь фургона, поднимая снежинки и заставляя их кружиться в воздухе. Я не мог отвести глаз от жуткой сцены — пока, наконец, Назар не сожрал Макса до последнего куска плоти. Черный Кукольник, казалось, не замечал моего присутствия. Он продолжал смотреть на испачканного кровью болванчика с выражением глубокой скорби и печали.

— Что... что вы сделали? — с трудом выдавил я: голос дрожал от ужаса и потрясения.

Черный Кукольник медленно поднял голову и посмотрел на меня. В его глазах я увидел нечто, что заставило меня содрогнуться — смесь сожаления и неизбежной покорности перед судьбой.

— Назар насытился, — сказал чародей тихо дрожавшим голосом. — До следующего раза ему хватит... вот только следующего раза не будет.

Я не мог поверить своим ушам. Взгляд метался между Черным Кукольником и Назаром, который теперь сидел неподвижно, словно обычная игрушка. В ногах у него валялась пропитанная кровью одежда Макса. Черный Кукольник вздохнул и продолжил свой рассказ.

— Я выловил Назара в море на юге страны. — Голос чародея был полон печали. — Почти три года назад. Тогда я не знал, что нашел. Я привел его в порядок и назвал Назаром — в честь своего утонувшего сына. Так сильно он был на него похож. Назар выглядел как безжизненная деревянная кукла, пока однажды... не заговорил со мной. Я решил, что сошел с ума, но Назар действительно оказался ожившей куклой. А потом выяснилось, что он мог отгадывать прошлое и предсказывать будущее. Я думал, что нашел чудо, но не знал, какую цену придется за это заплатить.

Я слушал его, не в силах отвести взгляд от Назара.

— То есть, он разговаривает не с помощью чревовещания?

Черный Кукольник покачал головой, а затем продолжил:

— Сначала все было прекрасно. Назар восхищал людей, предсказывая их судьбы и раскрывая тайны прошлого. Я начал давать представления по всей стране и зарабатывал огромные деньги. Но вскоре я понял, что у Назара есть темная сторона. Он нуждался в чем-то особенном, чтобы поддерживать силы. Оказалось, что взамен за свой волшебный дар Назар требовал свежего мяса — плоть детей.

У меня перехватило дыхание: ужас ледяной рукой сдавил горло. Черный Кукольник продолжал, и его голос звучал все более мрачно:

— Я пытался остановить его, но Назар угрожал, что убьет меня, если я не буду выполнять его требования. У меня не оставалось другого выбора, как двигаться дальше по стране, давая представления и скармливая Назару детей. Каждый раз, когда я видел, как он пожирает очередную жертву, мое сердце разрывалось от боли и вины. Но я был в ловушке, и не знал, как из нее выбраться.

Черный Кукольник замолчал на мгновение, и его глаза наполнились слезами. Я стоял, не в силах поверить в то, что слышал. Мысли метались, пытаясь осознать все, что произошло. Черный Кукольник выглядел сломленным и опустошенным.

— Скоро всему этому придет конец, — сказал он, глядя на то, как Назар довольно клацает деревянными зубами: они были испачканы кровью Макса.

Чуть позже, глубокой ночью, освещенной вспышками фейерверков над поселком, вместе с Черным Кукольником мы отправились в холодную темную тундру. Он нес на руках Назара. С неба валил снег, крупные хлопья падали на землю, укрывая ее белым полотном, которое поглощало звуки вокруг. Темнота окружала нас со всех сторон. Холод проникал в каждую клеточку моего тела.

Мы шли молча, и только хруст снега под нашими ногами нарушал тишину: взрывы фейерверков остались далеко позади, как будто в другой жизни. Черный Кукольник выглядел сосредоточенным и решительным, его лицо было мрачным и полным скорби. Я не знал, что сказать, и просто следовал за ним, чувствуя, как страх и тревога сжимают мое сердце.

Наконец мы остановились. Черный Кукольник глубоко вздохнул и медленно опустил Назара на снег. Он стоял над ним, словно прощаясь с чем-то важным и дорогим. Происходящее казалось кошмарным сном.

— Оставь нас здесь, — сказал Кукольник тихим и усталым голосом. — Я должен закончить все сам.

Я кивнул, не в силах произнести ни слова. Мои ноги будто приросли к земле, и я не мог двинуться с места. Но затем, собрав все свои силы, я развернулся и пошел прочь. По щекам текли слезы.

Снег продолжал падать, и темнота окружала меня со всех сторон. Я шел, не оглядываясь назад, полностью отдавая себе отчет, что никогда не смогу забыть эту ночь и то, что видел в фургоне Черного Кукольника.

Когда я наконец добрался до границы поселка, я остановился и оглянулся. Вдалеке я увидел лишь белое покрывало снега и темные силуэты деревьев. Черный Кукольник и Назар остались где-то там позади, и в тот момент я понял, что больше никогда не увижу их.

На следующий день я узнал новость. В тундре был обнаружен замерзший труп Черного Кукольника. Его тело лежало на снегу, словно он просто уснул и больше не проснулся. Но куклы рядом с ним не было. Назар исчез, и никто не знал, где он теперь. Это известие потрясло меня до глубины души. Я не мог понять, куда делся Назар.

Я никому не рассказал о том, что случилось с Максом. Да и кто бы мне поверил? Лишь спустя несколько дней родители Макса, протрезвев после новогоднего запоя, написали заявление об исчезновении сына. Макса так и не нашли...

Время шло, и я пытался забыть о той страшной ночи. Она казалась мне наваждением, кошмарным сном. Травмой, которую следовало стереть. Вычеркнуть из памяти.

Похоже, это удалось слишком хорошо: родители потом рассказывали, что мне потребовалась помощь детского психолога. И все же спустя время воспоминания вернулись, захлестнули меня с головой — и с тех пор уже не отпускали. Позднее, повзрослев, я начал искать ответы. Я выяснил, что во всех городах, где Черный Кукольник давал представления, пропадали дети. Эти исчезновения оставались нераскрытыми, и никто не знал, что стало с несчастными детьми.

Сейчас, спустя многие годы, воспоминания той ночи по-прежнему не дают мне покоя. Я часто просыпаюсь в холодном поту, видя во сне деревянные челюсти Назара, пожирающие плоть Макса. Этот кошмар преследует меня, и я не могу избавиться от чувства вины и ужаса.

Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу жуткую сцену: Назар, клацающий своими челюстями, и Черный Кукольник, наблюдающий за происходящим с выражением глубокой скорби на лице. Я слышу их голоса, чувствую холод тундры и вижу падающий снег. Воспоминания стали частью меня, и я не могу от них избавиться.

Я не знаю, где сейчас находится Назар, и что с ним стало. Возможно, он все еще где-то там, посреди тундры, в ожидании своей следующей жертвы — или же человека, который станет его новым хозяином. Эта мысль не дает мне покоя, и я живу с постоянным страхом, что однажды Назар вернется, и я снова услышу клацание его деревянных челюстей в темноте.

На этот раз он придет за мной.

* * *

Спасибо, что прочитали) Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks — подписывайтесь)