По предыдущему сбору на корм (он был в декабре прошлого, 2024 года) я отчиталась. Все поступившие пожертвования в декабре были использованы на покупку кормов для кошек, и чеки и фото корма представлены в прошлогодней, декабрьской теме о сборе.

Но, время прошло, тот корм давно уж съеден, и мы вновь вынуждены обращаться за помощью. Приют существует на пожертвования, впрочем, как и все приюты... Я обозначила сумму, если учесть количество ртов (хвостов) то это очень небольшая сумма на 60 подопечных (по 2 тыс.на питомца на месяц. Помимо корма нужно купить и хотя бы немного антипаразитарных средств.

Если болит у Вас душа за бездомных животных, за обездоленных кисок, не проходите, пожалуйста, мимо, даже небольшая сумма поможет наполнить миски и сделать нас счастливыми. Спасибо Вам!

В фирменный магазин «Л'Этуаль» зашли две странных посетительницы – мать и дочь. В том, что это были мать и дочь ни у кого не вызвало сомнения, хотя они были одного роста и одеты почти одинаково: стоптанные сапоги, забрызганные весенней грязью брюки, белые, вернее, некогда белые, но полинявшие в стирках, куртки: у матери – ветровка, у дочери – болонья. И ещё взгляд у матери был умный, усталый, на лице отразились ранними морщинами бессонные ночи и тягостные думы, а дочь цвела, как майская роза, и с её красивого лица не сходила какая-то идиотская улыбка.

Ошеломленная запахом дорогих духов, обилием света, изобилием всевозможных сверкающих пузырьков с туалетной водой от самых прославленных фирм, кремов, помад, зеркальных пудрениц, кафельного пола и льющийся, откуда-то с потолка французской музыки, – дочь на мгновенье опешила и растерялась, испугалась, как маленький зверек, попавший в чуждый ему мир. Но мать подтолкнула её к первой попавшейся витрине, и та, чувствуя спиной поддержку родного и близкого человека, успокоилась. Это был стенд с французской бижутерией. В магазине «Л'Этуаль» проходила акция «возьми одно украшение – второе в подарок».

Глядя на этих двух особ, не нужно было быть Кащенко или Сербским, чтобы с первого же взгляда не определить: кто есть кто? Дочь была, явно, умственно отсталым человеком. Это было видно и по её, то испуганной, то восторженной, но – с вечной улыбкой, бессвязной, сумбурной речи – шепелявой, с всхлипываньем. Прежде чем произнести фразу, она делала, какой всасывающий звук и говорила, путая буквы: а мать была мать – несчастная женщина, которой выпал на долю этот неподъемный крест. Дочери было лет восемнадцать, а матери – лет сорок. Но со спины они могли выглядеть, как близницы-сестры: одинаковые фигуры, одежда, даже цвет волос.

Мать сняла с крючка витрины первое украшение, псевдо серебряную стрекозу, с посыпанными фальшивыми бриллиантами крыльями, а вместо головы у неё был, соединенный «золотым кольцом» обрамленный в «белое золото» крупный бриллиант и показала дочери, та, надув пузырь слюней, раскрыла рот от изумления:

– Красиво!

– Давай, примирим, Настя!

– Давай!

Мать расстегнула ей курточку и приложила к черной застиранной водолазке украшение, подвела дочь к зеркалу:

– Ну как тебе?

– Красиво!

– А вот и сережки к этой стрекозе – майский жук, смотри и крылья, и лапки, и усы, – жук тоже был искусно выполнен из «темного серебра» в пыли «бриллиантовых» росинок.

– Красиво! Прямо настоящий! – лицо дурочки светилось от счастья – ей не верилось, что такую красоту мог создать человек, и ещё больше не верилось, что эта красота могла теперь принадлежать ей.

Потом ещё были золотые бабочки, эйфелевы башни, сердечки, «сапфировые васильки», «рубиновые» розы, «платиновые» патефоны, «алмазные» подвески, «яхонтовые» бусы, кулоны на изящных цепочках, королевские перстни, заколки, браслеты. Уже ни мать, ни дочь не могли держать выбранный товар в руках, пришлось взять фирменную корзинку, и вскоре та наполнилась почти до краев сокровищами, как пещера Али-Бабы.

– Уф-ты! – Восторгалась дочь, – Чудно даже, красота-то какая! Возьмем?

– Возьмем!

В корзинке все эти цыпочки перепутались и кассир, наверное, с добрый час считал все купленное этой странной парой, бегал сверяться с ценниками на витрине, иные украшения не хотел считывать сканер. Продавцы иронично ухмылялись, разве что не крутили пальцами у виска: разжились дураки раз в жизни какими-то нечаянными деньгами и те спустили на глупости.

А мне отчего-то было не смешно. Я смотрел на эту очарованную всем этим сверкающим великолепием умственно больную девочку и видел спецшколы, интернаты, психиатрические клиники, через которые она прошла, шутки и издевательства сверстников, надменность учителей, цинизм врачей и думал, неужели, она, пройдя, все это не заслужила копеечной радости, короткого мига счастья? Нет, мать её очень мудрая женщина.

Конечно, эти деньги можно было бы использовать и более рационально, но продукты – съедятся, одежда – износится, врачи – шарлатаны, а момент этого счастья, этой радости навсегда останется в её памяти и это никто не сможет отнять у неё. Дома перед зеркалом она будет примерять эти бусы и браслеты, и чувствовать себя полноценным человеком, невестой, женщиной. Эта корзина её приданое, пусть и фальшивое, но, по счастью, по причине своего скудоумия – она об этом не знает. Теперь каждый вечер она будет наряжаться, и ждать своего принца. А сколько стоит купить мечту?

Когда они уходили из магазина «запищала» рамка, видимо продавцы, что-то забыли размагнитить. Охранник хотел было остановить их, но кассир подал ему запрещающий знак:

– Пусть идут, их перепроверять ещё часа на два работы.

– Так они будут по всему торговому центру ходить «звенеть»!

– Не будут, – сказал кассир, – Нет у них больше ни копейки.

– Не, мы больше никуда не пойдем. Нет у нас денежек! – счастливая обладательница несметных сокровищ вывернула перед его носом кошелек наизнанку.

И они ушли. Счастливые и веселые. Много ли человеку нужно для счастья?

17. 04. 13

Сколько раз какой-нибудь злыдень-завоеватель подведет свои войска к границе Ленивии, бабахнет из пушки по крепостному валу и ждёт ответного выстрела: час, другой, третий… А чтобы ему ответить – это же нужно за порохом в погреб спускаться, ядро катить, заряжать, а потом ещё пушку чистить. А кому это надо? Отдыхает гарнизон: ест, спит, в карты играет, с красными девицами гуляет. Подождёт, подождёт царь-агрессор день-два, да только плюнет с досады: что за страна такая мерзкая! Войска в неё вводить – так дорог нет. Пока до их столицы доберёшься, половину техники в болотах утопишь.

Царёва казна – кот наплакал. Сам царь, говорят, ходит по дворцу в камуфляжных шортах, чтобы лишний раз не стирать. Народ полонить – так работать его не заставишь, а просто так кормить – зачем он нужен? Да ещё чего доброго лень и на мой народ перейдёт и тоже все царство бурьяном зарастет, а там, глядишь, и на соседние страны напасть перекинется подобно чуме. А тут уже десятники – сотникам, сотники – темникам докладывают, а те царю-воителю, что стал народец в войсках пропадать. Сбегают, подлецы, в Ленивию, что-де и земля там вольная, и налоги копеечные, и царь ленивиский миролюбив и милосерден. Основной закон его государства – живи, как хочешь, только не мешай жить другим.

Вот и повоевали! Ленивия ещё ни одного выстрела не сделала, а воины уже в плен сдаются толпами. Только успевай потери подсчитывать.

Гневно свернёт завоеватель своими ненасытными очами в сторону Ленивии, да и повернёт свои войска прочь от её границы.

Сколько раз царь-государь хотел было реформы затеять. Стыдоба! Послы иноземные не едут, а те, кто приедет, обратно спровадить не можем. Купцы заморские за неделю в местных лодырей превращаются, про всякий барыш забывают – одно безделье да удовольствие на уме. Надо что-то делать с нашим государственным устройством. Задумывал царь и то и это, но ничего не выходило. Дальше поползновения не шло дело. Соберёт, бывало, думных дьяков, да родовитых бояр на совет, затеют вроде бы государево дело обсудить, да ненароком кто-нибудь сон расскажет. Всё! Дело по боку – на сон переключились. Жарко в палатах царских, душно. Мёду хмельного бояре себе закажут. Принесут им девушки сенные медов да наливок разных, квасов мятных и кому-нибудь непременно оса или муха в кубок попадет, а то и вовсе таракан. Возмутятся бояре:

– Кто брагу цедил да разливал?! Подать сюда девку-ленивицу на правило. Сейчас мы её за нерадивость взгреем. Эй, стража, свести её к палачу, пусть он её розгами выпорет.

Неохота страже по жаре из-за такой глупости к палачу с девушкой тащиться:

– Ступай одна! Мы-то чего из-за твоей неряшливости попрёмся? Скажешь ему, чтобы выдрал тебя как Сидорову козу.

Палач тоже ленив. Вот ему удовольствие на такую дуру розги переводить, выпаривать их, вымачивать, а потом новые заготавливать. Кинет он ей самый завалящий прутик:

– На! Сама себя высеки, а потом приберись в пыточной, поспи часок-другой на соломе, да и ступай себе с Богом, скажешь, боярам, что задал я тебе перца от души: ни сесть, ни лечь не можешь – просись на бюллетень. Доктор всё одно осматривать тебя не станет – ленив, как аспид, а так больничный выпишет. Надоела ты мне своей непутевостью, каждую неделю ко мне шляешься. Гляди, и впрямь, соберусь духом, когда-нибудь высеку.

Иной раз обрадуется царь известию: в его лесах лихие люди объявились! Какая-то шайка на разбой отважилась. Наверное, из пришлых людишек. Хорошо! Хоть какое-то движение. Теперь и сыск заработает, и охрана оживиться, и суды проснутся. Всё, как у людей, будет! А то уже лет сто как нет ни одной криминальной новости. Проводил инспекцию: у палача в пыточной камере сомы, да таймени в человечий рост на крюках весят, вялятся. Сам же, заплечных дел мастер – представитель славнейшей династии палачей, его дед кнутом больные зубы подследственным вырывать умел, – пиво для народа варит. Срам! Стыдоба головушки! Теперь дело-то пойдет…

Сидят разбойники в лесу дремучем, на поляне под тысячелетним дубом, костер жгут. Крестьяне в лес за грибами-ягодами идут, провиант с собой для них захватывают: хлеб, соль, лук, чеснок, петрушку. Дичи в лесу и так полно – кабаны через костер прыгают. Бей, не ленись! Даже и бить не надо, копье только выстави – сам нанижется. Боятся ленивляне, что оголодают лихие люди, и грабить их передумают. И опять ничего кроме скуки в их царстве-государстве не будет. Только напрасно ленивляне ждут озорных набегов: на лесных молодцев, подобно заразной болезни, лень уже проклятая перекинулась. Со дня на день набеги откладывают под разными предлогами. То им ночь лунная – ни с руки, то туман, то дождь, то объелись, то опились, то в девок влюбились – тянут, гады, кота за хвост. Вот и зима на дворе, холодно в лесу становится жить, идут к царю с повинной:

– Прости, государь! Помышляли мы, было, с братьями разбоем промышлять, да отвел нас Господь от воровства и душегубства. Остепенились мы, отъелись, переженились и обленились по примеру твоих подданных. Не откажи, государь, в виде на жительство и в гражданстве. Куда нам теперь деваться?

Что на это царю сказать? Только плюнуть с досады.

Вот такая страна была – Ленивия! Иной раз беженцы из соседних государств, разорённых войной, набегут и станут под окнами горожан христарадничать, а хозяевам и на улицу к ним выходить лень – укажут лишь на амбар из окна:

– Берите, что найдете, да проваливайте со двора со своими псалмами, не мешайте спать.

Иные умники на первых порах народ баламутить затеют:

– Как вы живете, сиволапые?! Люди уже в космос летают, а вы даже не знаете, что земля круглая!

– А нам что круглая, что квадратная – лишь бы кормила!

– Земля-то, оказывается, вокруг солнца вертится.

– Велика забота голову себе забивать всякими глупостями, что там вокруг чего вертится… Главное, чтобы солнышко грело, да пшеница на полях колосилось.

– В иных государствах все реки вдоль гранитных берегов текут, а у вас что? Каменный век! Леса – дебри непролазные, речные берега – камыш да тина.

– Ну и пусть, – отвечают ленивляне, – зато у нас осетровой икрой кошек кормят, грибы в урожайный год люди на телегах возят, простые крестьянки в собольих шубах гуляют, и воду люди прямо из реки пьют безбоязненно, и не мы к вам, а вы к нам побираться приходите.

Вот и поговори с таким народом. Ты ему про Кузьму, а он тебе про Ерёму. Тут скоро и на умников лень перекидывалась, книжки умные забывались, пыл пропагандистский спадал, и обзаводились эти мятежные умы хозяйством. Обволакивала их тихая и мирная жизнь. И вот они уже больше всего на свете любили эту страну, с её допотопным принципом: сыт, обут, одет, дети здоровы, что ещё надо? Ложись спать – утро вечера мудренее.

Автор хотел было про Ленивию целый роман написать, но тоже заразился ленью. Только и осилил, что маленькую сказку-притчу. А может, напрасно мы клеймим лень, ибо и в ней есть что-то доброе. Иной раз не разрушать бывает полезнее, чем созидать. Философами люди становятся от безделья. Вот представьте себе ленивого Александра Македонского? Чингисхана? Наполеона? Петра Первого, которому лень прорубать окно в Европу, а европейцам лень тащить через это окно в Россию всякую гадость? Ленивых капиталистов, осознавших, что человек не может жить один в двадцати комнатах и одновременно спать на двадцати кроватях, наряжаться сразу в двадцать костюмов? Ленина, который вместо написания «Апрельских тезисов» ловит рыбу и спит в шалаше с финской крестьянкой? А она девица знойная, дородная, кровь с молоком, даром что «Капитал» Маркса в глаза не видела, а укатает не одну партийную ячейку.

Представьте ленивого черта – врага рода человеческого, которому лень творить людям пакости и учить их разным гадостям. А Гитлера? Сидит он себе на камушке, в драном, засаленном халате перед мольбертом, обросший, как кобель и рисует горное озеро. Рядом с ним Ева Браун спит – ленивая-преленивая. А если было бы лень ученым двигать прогресс: пестовать химическую промышленность, расщеплять атом, создавать бомбы? Если бы да кабы… Скажите, положа руку на сердце, много бы потеряла от этого земля, да и сам человек?

Что ни говорите, а я хочу в Ленивию – это моя страна, на её поросших луговыми цветами улицах дремлет вековая мудрость. Там даже пыль дорог сладка.

17. 01. 15 год.