Стильные постеры старых фильмов ужасов !!!
Отлично подойдут как принт для футболки !!! В комментариях можете прикрепить свои варианты постеров.
Отлично подойдут как принт для футболки !!! В комментариях можете прикрепить свои варианты постеров.
Представляем вашему вниманию фильм Микеле Соави - "О смерти, о любви"/ "Dellamorte Dellamore" (1993). Наша команда "Paper pirates voice" вместе с "ViruseProject" впервые создали профессиональную озвучку этого культового фильма ужасов !!! ( бюджет озвучки 5000 руб)
Если вам понравится то вы можете посетить нашу группу в ВК, а также поддержать проект (чисто по желанию). Спонсоры могут принять участие в озвучке небольших ролей. На данный момент озвучиваем 5-й фильм !!! Отдельного внимания заслуживает фильм с Рутгером Хауэром "Легенда о святом пропойце". А сейчас приятного вам просмотра !!!
https://vk.com/video-201506235_456239044
Группа - https://vk.com/public201506235
В ночном городке стояла прохладная тишина, спокойная и умиротворяющая.
В доме у Хустовых тишина была трагического свойства. Сорок дней назад скончался отец Хустовой, которая до сих пор не могла оправиться после его смерти. И сегодня, на «сороковины», она тосковала о любимом отце ещё отчаяннее, т. к. верила (издалека и вприглядку) в Христа, и слышала от некоторых богомольных старушек, что на сороковой день после смерти душа окончательно расстаётся с земной юдолью. Оттого и горевала Ольга Родионовна. Оттого и не давались ей финансовые отчёты. Оттого и глаза всё время были на мокром месте.
Ольга Родионовна сделала всё, чтобы душа отца чувствовала, что живые помнят о нём. Она первый раз в жизни зашла в церковь, чтобы заказать службу за упокой. Наварила кутьи и специально обошла соседей по подъезду, угостив всех, кого застала дома. Даже раздала конфеты соседским мальчишкам. Поставила дома перед иконой Богоматери зажжённую свечку и по молитвослову старательно зачла молитву за упокой раба Божьего Родиона.
Нехорошо было то, что «сороковины» выпали на будний день, поэтому Ольге Родионовне приходилось притворяться в офисе, делая вид, что у неё всё в порядке (она не желала принимать неискренние соболезнования и становиться объектом для пересудов всего «офисного планктона»). Но... приходилось то и дело отходить в туалет, чтобы переждать очередной приступ спазмов, подступивших к горлу, а выходить оттуда с красными глазами. Приходилось невпопад отвечать на какие-то вопросы. Приходилось застывать над клавиатурой во власти своих унылых мыслей.
Все дела, связанные с поминальной датой смерти отца, Ольга Родионовна решала после работы. Она ушла из офиса на два часа раньше, поэтому успела сделать всё, что наметила. Теперь, сидя в кресле, пыталась сосредоточиться на документах, которые было необходимо сдать на следующий день.
Муж был в командировке (очередной), сын второй год учился в технологическом институте в соседней области, где весело проводил время в общежитии. Ольга Родионовна оставалась дома в этот поздний час одна, чего очень не любила, но с чем часто приходилось мириться. Одинокая в этот час хозяйка вдруг заметила, что внимательно вслушивается в ватную тишину квартиры, словно стараясь расслышать что-то... Она встряхнула головой и вновь попыталась вчитаться в слова отчёта, как в дверь громко постучали.
Вздрогнув, Ольга Родионовна машинально взглянула на настенные часы. Начало первого ночи было скверным временем для визитов.
Чуть помедлив, она мягко поднялась с кресла и замерла, прислушавшись... Словно в ответ на её ожидания, стук прозвучал снова, ещё громче. Ольга Родионовна крадучись двинулась по длинному коридору, тянувшемуся от дальней комнаты, где она пыталась работать,
до самого входа в квартиру.
Двигаясь по-прежнему тихо, хозяйка подошла вплотную к двери и застыла, обратившись в слух... В третий раз стук грянул неожиданно и страшно.
— Кто там?! — нервно выкрикнула в запечатанный дверной проём Ольга Родионовна.
— Это я, — глухо и страшно прозвучал ответ из-за запертой двери. — Открой мне.
Ватно подогнулись ноги, мгновенно образовавшаяся в области солнечного сплетения льдинка пару раз дрогнула, сотрясая тело, и разорвалась, выпустив в кровь ледяные колючки ужаса.
Ольга Родионовна с силой втянула в себя воздух, пытаясь побороть вдруг напавшее на неё изнеможение, стараясь при этом не осесть на пол на ослабевших ногах. Она узнала голос своего умершего отца.
Превратившись в соляной столб, Ольга Родионовна могла сейчас лишь фиксировать происходящее, тело отказывалось служить ей. Между тем голос покойного отца зазвучал снова. Он говорил немного гнусаво и от этого чуть невнятно, но вполне узнаваемо.
— Оленька! Дочь! Открой дверь! Я нарочно приехал, чтобы с тобой повидаться. Я же чую, что ты здесь (от этого «чую» волосы на голове Ольги Родионовны встали дыбом). — Почему ты не открываешь? Не хочешь меня видеть? Ведь ты моя любимая дочь!
Это было правдой. У Ольги Родионовны было ещё три старших сестры. Своего последыша Олюшку отец отличал всегда, не смущаясь своей привязанности ни перед женой, ни перед остальными дочерями. Ольга всегда была той, которую отец в ожидании ужина держал на коленях, первой совал конфетки, и таскал на плечах во время прогулок. И оттого, что некто голосом умершего отца сказал об этом, стало ещё страшнее.
Чувствуя, что всё тело обмякает, Ольга Родионовна постаралась взять себя в руки... Но всё, на что достало её силы воли, так это бесшумно опуститься на колени и, мелко и осторожно перебирая всеми конечностями, устремиться по длинному коридору назад в гостиную. В спину ей доносились слова:
— Доченька! Родная моя! Неужто не пустишь отца в дом? Я замёрз и голоден! Оленёнок! Я принёс тебе твои любимые тыквенные семечки!
И вновь ледяной иней обсыпал Ольгу Родионовну. Отец часто называл её Оленёнком, и он на самом деле всегда носил в кармане пиджака столь любимые ею в детстве жареные тыквенные семечки. Она даже на какое-то время замерла, оторопев от услышанного. Её захлёбывающийся в ужасе разум на какой-то миг раскололо безумное сомнение... А вдруг?.. Но подвывающие от страха инстинкты бесшумно завопили и заставили тело двигаться дальше.
Оказавшись в комнате, Ольга Родионовна тихо, но быстро закрыла за собой дверь и, привалившись к ней спиной, замерла в неподвижности. Внезапно в ночной тишине заскрежетал входной замок, щёлкнули втянутые ригели, чуть скрипнула открывшаяся входная дверь, тяжело и неотвратимо зазвучали приближающиеся шаги.
Суматошные до этого момента мысли увяли и осыпались прахом. Хозяйка дома неловко и медленно принялась отползать вглубь комнаты, подальше от двери, к которой всё ближе подступал ночной гость. Вот он замер у двери. Взгляд донельзя расширенных зрачков Ольги Родионовны был прикован к дверной ручке, но та всё не опускалась, и чудовищное нечто не врывалось в комнату... как вдруг комнатная дверь сотряслась от стука, а голос покойника с прежними интонациями стал увещевать обеспамятевшую от страха женщину:
— Открой мне! Я еле держусь на ногах. Впусти меня! Открой дверь, доченька!
Ольга Родионовна слушала слова, произносимые голосом умершего отца, и не испытывала никаких чувств, кроме ужаса, в котором растворились все остальные переживания и мысли. Замершая на полу женщина своей неподвижностью могла поспорить с любым предметом в комнате. Глаза её, словно заполненные пролившейся ночной темнотой, были устремлены на дверную ручку в ожидании того момента, когда она начнёт своё движение вниз... Но ручка оставалась неподвижной. Громкое прерывистое дыхание хозяйки не было слышно из-за непрестанно звучащих стуков в дверь и голоса, доносящегося из прихожей. Некто, говоривший как отец, уже не пытался находить какие-то доводы и резоны... Его голос звучал сейчас навязчивым рефреном, с каждым мгновением подталкивая Ольгу Родионовну всё ближе к краю пропасти, в которой таилось безумие...
— Открой дверь! Открой мне дверь! Впусти меня!
Женщина не шевелилась, словно обратившись в камень. В комнате горел свет, прыгали по экрану беззвучно работающего телевизора какие-то танцоры, на журнальном столике стоял ноутбук с открытыми отчётами... Привычная реальность, в которой ещё какое-то время назад благополучно пребывала Ольга Родионовна, по-прежнему окружала её, но хозяйка в это время была настолько далека от неё, будто провалилась в иной, потусторонний мир, в котором только и мог существовать этот мёртвый голос её мёртвого отца...
Сколько таким образом прошло времени, она не знала, но вот дверь в очередной раз содрогнулась от ударов, а голос за дверью выкрикнул:
— Будь ты проклята! — и разразился такими грязными ругательствами, какие Ольга Родионовна не слышала и за всю жизнь.
Из-за двери донеслись звуки шагов, удаляющихся по коридору. Один, другой, третий... Женщина затаила дыхание, не смея верить в то, что ЭТО уходит прочь. Чуть звякнув цепочкой на замке, открылась и захлопнулась входная дверь. Ольга Родионовна напряжённо прислушивалась к невероятной, заполнившей квартиру, тишине. Прошло ещё немало времени, пока объятый страхом разум Ольги Родионовны не начал понемногу освобождаться от этой цепкой хватки, и тогда хозяйка дома обмякла, скорчившись на полу, и зарыдала...
*****
Утро выдалось невзрачным. Ночью пролился дождь, и теперь лужи пятнали полотно тротуара. Дмитрий старательно обходил их, торопясь домой. Командировка закончиась раньше, чем он предполагал. Новые поставщики оказались вполне покладистыми, документы подписали быстро, поэтому и не пришлось торчать в Новосибирске ещё несколько дней.
Он подошёл к дому, взглянул на окна своей квартиры и улыбнулся, предвкушая скорую встречу с женой, которая ожидала его приезда только через два дня. Легко взбежав по ступенькам крыльца, он миновал гулкие в ранней тишине ступени лестничных пролётов и, оказавшись на своём этаже, нахмурился, увидев, что коврик у порога усыпан тыквенными семечками. "Надо будет оттаскать за уши соседских мальчишек" — подумал он, пытаясь отыскать в карманах ключи от квартиры. Не преуспев в поисках, Дмитрий нажал на кнопку звонка. Не услышав привычной трели, он чертыхнулся, и с силой постучал. Из глубины квартиры в ответ на его стук прозвучал громкий крик, в котором он узнал голос жены.Оторопев в первую секунду от неожиданности, он принялся громыхать кулаками по двери, при этом непрестанно выкрикивая имя жены:
— Оля! Открой! Оленька! Что с тобой?! Открой мне дверь! Оля!
Но из-за двери лишь доносились протяжные крики, в которых звучал такой неприкрытый ужас, что Дмитрию самому стало жутко, а тревога за жену достигла крайних пределов. На шум стали выглядывать взволнованные соседи, с беспокойством спрашивающие о причинах поднявшейся суматохи.
Наконец при помощи непрестанно зевающего похмельного слесаря, живущего в соседнем подъезде, дверь была открыта (ключи Дмитрий найти так и не смог). Хозяин квартиры вместе с заинтригованными соседями оказался в своём жилище и, добежав до дальней комнаты, откуда доносились крики, распахнул дверь... Увиденное поразило его. Жена сидела в дальнем углу в домашнем халатике, неприлично задравшемся до верха бёдер. Всклокоченные волосы, дикий взгляд вытаращенных в сторону двери глаз, осунувшееся лицо. Ёе реакция на распахнутую Дмитрием дверь была ошеломляющей: Ольга дико завопила и, закрыв руками глаза, засучила ногами, пытаясь ещё плотнее вжаться в угол комнаты.
Дмитрий кинулся к ней, пытаясь успокоить, защитить, сам не зная от чего, но в ответ на его прикосновение снова раздался вопль. Поражённые соседи молча стояли за его спиной, пока он пытался обнять жену, которая яростно отбивалась от него и кричала, кричала, кричала...
*****
Поздним вечером этого же дня Ольга Родионовна, накачанная седативами, лежала в отдельной палате неврологического отделения, и застывшим взглядом смотрела в потолок. Тихо пикала аппаратура, через закрытое окно доносились дальние звуки проезжающих машин, едва слышно падали из бутыли капли лекарственного раствора в капельнице... В приглушённом свете ночника звуки были мягкими и успокаивающими. Женщина, немного пришедшая в себя (благодаря усилиям медиков, тем более интенсивным, что были подкреплены достаточной денежной суммой от Дмитрия), лежала, впитывая этот умиротворяющий покой. Мыслей не было. Восхитительная пустота в голове манила, приглашая её окунуться в сон. Ольга начала дремать, когда дверь в палату дрогнула от стука и знакомый голос позвал её:
— Ольга! Открой мне дверь...
Когда-то и Лукьян был молод. Хоть это кажется немыслимым. Работая лопатой по пояс в яме, дед часто погружается в воспоминания. Туда, где многое иначе.
Он сидит на берегу моря. Ему 13. Рядом курит его дед. Из ныне живущих один лишь Лукьян помнит его лицо. Дед курит и выбрасывает дымные кольца из щетинистого рта. Берег полон людей, поэтому Лукьяну хочется закрыть глаза.
— Яша! Разжмурься, кому сказано?
— Страшно, дед! — юноша зарывает лицо в ладони.
— А ну! Кому говорят?! — жилистая пятерня мягко подковыривает ладошки внука, — учись глядеть им в глаза!
Пепел от дедовской папиросы хлопьями разлетается по гальке пляжа, кольца дыма, будто голодные пасти, рыскают в воздухе.
— Смотри на них, а не на меня, Яшка!
— Дедуль, я не Яша... — внук говорит это без раздражения. Просто, чтобы напомнить любимому деду. Хоть тот никогда и не запомнит.
Лукьян оглядывает берег:
— Сколько же их...
— Столько же, сколько нас. Только некоторые спят покамест, — дед солит папиросу о плоский булыжник. Табачный дым скручивается в нечто пульсирующее, мечтающее заговорить. Секунда, и морок рассеивается.
— Толстуха в красном купальнике!
— Нехорошо так тётеньку называть, внучек. Вижу, да... рассказывай.
Полная женщина выходит из воды, щекастые коленки расталкивают волны. Мельче. Мельче. Из-под воды появляется голова покойницы с облезающим скальпом волос, бледная рука тянется к хозяйке ещё наполненной жизнью. Грузное синюшное тело выползает на солнце. Теперь видно и красный купальник, исполосованный на спине. Разверстые раны акульими плавниками дыбятся на мёртвой плоти.
— Яшка, чего умолк?
— Боюсь говорить… о ней...
— Это зря... они бояк любят, ластятся. Поди, лучше с тётенькой побеседуй. Авось расскажет, куда собралась идти за такими украшениями на спину.
Толпы отдыхающих снуют по пляжу. Им никогда не увидеть того, что видит Лукьян. Но сами того не ведая, они обходят зловещую покойницу. Лукьян же движется прямиком к ней мимо просоленных покрывал и полотенец. Взгляд юноши превратился в объектив, способный различать одну её. Выжидающую смерть. В голове шарахаются вопросы: «Что я спрошу?! Как обману покойницу? Почему дедушка опять посылает меня неизвестно к…»
— Погоди, Яш… – мосластая ладонь ложится на плечо внука, – я сам всё ж. Поди-ка за вещами лучше пригляди.
— Почему, дедуль? Я справлюсь!
— Иди, малой, – дед бросает это уже через плечо.
Лукьян возвращается к тому месту, где лежат его и дедовские сандалии. Больше ничего с собой у них нет. «За чем же приглядывать?» – юноша вертит головой и встречается глазами.
С ней.
Лопата привычно вспарывает земное брюхо, вынимает горсть, складывает наружу. Руки деда Лукьяна делают своё дело. Серые глаза лишь созерцают. Рядом с ямой гроб и крест с её фотографией. Дед не хочет, чтобы кто-то ему помогал: «Хватит и двух рук!» Для этого на кладбище пришлось ехать ночью. Слишком уж много у неё осталось друзей и почитателей. Слишком много работы потом досталось бы двум мозолистым рукам с лопатой.
Чавкает сырая земля.
— Мальчик, привет! Меня Дарья зовут, – девочка лет 10-11 приближается к Лукьяну, глядит в глаза. Юноша смущается, опускает взгляд. Молчит.
Дарья обходит его и задевает дедовские сандалии.
— Осторожно, это моего дедушки!
— Ой, прости, а я подумала, что ты немой.
— Много не думай…мала ещё.
— Мне одиннадцать! И когда я вырасту, то стану актрисой!
— А я уже вырос, – бубнит Лукьян и снова замолкает.
Чайки перекрикивают прибой.
— Ты скучный! И дедушка твой странный! Зачем он мою тётю отвлекает? Нам на экскурсию пора на катере!
— Это твоя тётя?
— А зачем бы я к тебе подошла? Всерьёз думаешь, что красивый? Оттяни своего деда от тёти, не то мы опоздаем!
Лукьян смотрит в сторону моря. Полная женщина в красном купальнике за что-то бранит деда. Не разобрать слов в общем гомоне. Дед усмехается, предлагает папиросу, но женщина машет руками, как чайка. Затем она опускается на колени и шарит ладонями по песку, едва не сталкиваясь с собственной смертью. Покойницу отвлекает дед, дымит на неё очередной папиросой. Он сел рядом на корточки, распуская пепельные хлопья по берегу.
— Если честно, тётя меня иногда раздражает. Думает только о себе. Хочу покататься с ней на катере, чтобы посмотреть, как она с него упадёт! – внезапное признание Дарьи заставляет Лукьяна вздрогнуть.
— Зачем ты так?! Она же твоя родня!
— Дальняя… и слишком уж она… жирная... надеюсь, не стану похожей на неё.
— Не хорошо так про собственную тё… – юноша осекается, поняв, что говорит по-дедовски, – Ты понимаешь, что твои желания могут стать твоим несчастьем?
— Ты прям, как старик говоришь.
Лукьян и впрямь чувствует себя стариком рядом с этой подвижной конопатой девчонкой. Она то и дело бьёт ногой по песку, рисует пальцем солнце, волны, черепа...
— Даша, ты что-то чувствуешь?
— Я не Даша. И с незнакомцами не разговариваю, – она отворачивается к морю, всем видом показывая, что оскорблена.
Да, она никем больше не могла стать, кроме как актрисой. Слишком была горделивая и утончённая.
Дед Лукьян заканчивает с ямой, ровняет вязкие стенки. Теперь нужно вылезти и обмотать гроб верёвкой особым способом. "Дедовским", – Лукьян улыбается этому слову. Теперь-то он и сам дед: "Дай Бог, чтобы внуку не пришлось изучать этот способ".
Он хромает вдоль гроба, держа ржавую лопату подмышкой, разматывая бечёвку. Моток за мотком. Он чувствует, что смерть сопит где-то рядом.
Из гроба доносится стук.
— Ладно-ладно, меня Лукьян зовут. Можно Яша...
— В смысле? Это же разные имена.
— Знаю, просто так меня дед называет.
— Странный он у тебя… а я вот ненавижу, когда меня Дашей называют. Я Дарья!
Лукьян размышляет над тем, что более странно: путать похожие имена или ненавидеть своё. Потом вспоминает, что с женщинами иногда лучше не спорить. Так советует дедушка. Юноша видит, что дед поднимается с корточек и бросает бычок на волю волнам. Полная женщина чему-то смеётся, отряхивая купальник.
Наконец, взрослые идут к детям.
Покойница спешит следом. Она поднялась на ноги и время от времени проводит рукой по спине, ощупывая борозды разрезов. Лупится пустыми белками глаз.
Берег необъяснимым образом пустеет. Люди спешно собирают вещи. Лукьян видит, как безобразная смерть шлёпает среди них. И как люди ещё быстрее сворачивают свои полотенца, а кое-кто зонты. Нет.
Зонты они разворачивают.
Люди спешат не от смерти, а от дождя. Капли буквально шипят на раскрасневшемся лице юноши. Сердце колотит по рёбрам.
— Девочки с нами идут ужинать, – заявляет дед, пытаясь прикурить от мокрых спичек, — это тётя Галя... а ты Даша? Верно?
— Дарья… здравствуйте!
Дед пожимает плечами и убирает спички с папиросами в нагрудный карман рубахи. Галя натягивает жёлтое платье в горошек, надевает очки, вскрывает зонт и прячет под него Дарью.
— Мальчики, не отставайте! Дарьюшка, ну видишь, какая погода? В другой раз покатаемся на катере…
Девочки удаляются. Лукьян с дедом натягивают сандалии, поглядывая на покойницу. Она застыла и больше не стремится к своей хозяйке. Водит невидящими глазами. Кожа на черепе слезает под ударами крупных капель. Мёртвая плоть пузырится, шипит, ломтями обваливается под ноги. Силуэт покойницы мельчает. Лукьяну видятся в нём черты девочки лет 11. Он немо стоит. Вскоре покойница рассеивается, как пепел дедовских папирос.
— Что это, дед?
— Бог весть, — дед чешет затылок и подмигивает, — говорят, любовь даже смерть победить умеет. Может у вас с этой… Дарьей чего? Ась?
— Не-е-е… она маленькая и хвастливая! — юношу передёргивает.
— И то верно, лиса бесхвостая, — старик трёт обгорелую шею, — Ну, значит, тётя Галя в твоего деда втрескалась. А иначе как?
— А что ты ей сказал?
— Говорю, уронили что-то! Она: где?! Перекинулись парой слов. Я ей покурить предложил. Она в отказку. Стала шарить по песку. А я сел на корточки и шепчу ей в ушко: сердце моё, в самые пяточки ушло! Посмеялись, и дождь пошёл.
Они отправляются вслед за спутницами. Пепельные хлопья ещё долго мотает по берегу.
Чайки молчат.
Дед Лукьян затягивает узел, перекидывает верёвку через плечо. Волочит гроб. Внутри кто-то повизгивает. На небе путаются тучи, курносят луну. Старый могильщик привык к выходкам смерти. Она вечно шутит с ним на похоронах. Только в этот раз всё немного иначе. Обманутой старухе хочется получить расплату.
Крышка гроба ухает от удара изнутри. Стонут дубовые доски. Крепче дерева в посёлке не нашлось, но, похоже, и это не выстоит. Ещё удар. Отлетает щепка. Бледный палец выбивается наружу. Танцует червяком. Затем исчезает, и вот кто-то смотрит из гроба. Звенит голос бубенчиком: «Лукьяша! Ну ты чего, родной? Выпусти!»
Дед угрюмо потирает хромую ногу и продолжает тащить свою ношу к могиле. Ухает новый удар и маленькая девичья ручонка выпрастывается под лунный свет: «Отдай, что должен!» — хрипит уже старушечий шепелявый рот. Ручонка покрывается струпьями, вздуваются вены.
Лукьян подволакивает гроб на край ямы. С другого края он видит неопрятного мёртвого мальчишку.
Себя.
— Вот! — дед вытаскивает из-под кровати продолговатый свёрток, протягивает Лукьяну, — всегда при себе держи!
Они в санатории, собираются выходить.
Внук смотрит исподлобья:
— Дедуль, тебе мало, что я на кладбище помогаю? Хочешь, чтобы я совсем блаженным прослыл? Как ты её в поезде вёз?! Я не…
— Некому прослывать будет, ежели заартачишься. Бери! Кому сказано?!
Лукьян забирает свёрток. Смотрит деду в ноги:
— Почему ты отдаёшь сейчас? Разве пора?
— Билеты с деньгами в тумбочке. К девчонкам пошли, — дед стряхивает пепел с плеча и выходит в коридор. Оборачивается на внука через распахнутую дверь, шарит узловатой ладонью по груди. Находит спички и папиросы.
Лукьян глядит на деда внимательно, вдумчиво. И замечает, как невесть откуда сыплет пепел на дедовские плечи, волосы, лезет в глаза. Юноша разлепляет губы, чтобы сказать об этом, но дед уходит из дверного проёма. Он никогда не дымит в помещении и собирается прикурить на улице. Но по коридору за ним тянется витиеватый узор из дымных линий. Шевелящийся, готовый укутать хозяина. Удушить.
Юноша наскоро разворачивает свёрток, хоть и уверен в том, что там внутри. Лопата. Старая, с сеткой ржавеносных сосудов по всему полотну от самого наступа до лезвия.
Лукьян ухватывает её, будто двуручный топор. Бежит.
Он несётся сквозь дрожащий коридор. Бьёт ногами по уносящейся спирали лестницы. Выбрасывается в южный сентябрьский воздух. И видит, что второй корпус санатория объят огнём. А дед вон он. Шагает в горящий дверной проём, как в могилу. Где-то там, в глубине здания Дарья и тётя Галя. Юноша бежит к пожару, задрав лопату над головой:
— Дедушка!
Дед оборачивается на внука и усмехается его яростному виду:
— Ну, смотрю, повзрослел, Яшка! Только поздно чудо-лопатой махать. Смерть моя уже во мне. Внутрях! — старик выпрямляется и выпускает папиросный дым. Серые завихрения сплетаются в смеющийся череп, — Лопату береги, а покойников не щади… даже самого себя.
Дед шагает в пекло.
«Даже самого себя…» — дед Лукьян медленно опускает на верёвке гроб в могилу. Он чувствует напряжение в руках, слышит, как на лбу пульсирует вена. Это также привычно, как и снующие вокруг мертвецы. Они любят прийти на похороны. Обычно, один или два. Но сегодня. В ночь похорон жены. Дарьи. Кажется, что пришли все. Сколько раз он спасал её от смерти? Столько же и покойниц пришло сюда. От мала до велика. Она чувствовала каждую. Пусть не видела так ясно, как он. И всё же чувствовала. Как и любая женщина. Сам же Лукьян по-настоящему ходил под смертью всего раз.
Старик заглядывает в разрытую могилу, как в книгу. Здесь в минуту скорби перед разверстым брюхом земли он видит то, что никому уже не нужно видеть. Смерть усопшего. Состоявшуюся. Необратимую.
Дед Лукьян смотрит через дверь смерти и видит себя. Только он – мальчишка. Но с той же лопатой. Стенки прямоугольной ямы покрываются огнём.
И юноша Лукьян шагает в неё.
Все смерти Дарьи стягиваются вкруг огня. А младшая из них окончательно пробивает дубовый ящик и тянется в прошлое, источая дым.
Смерть не знает времени.
Заходя в горящий корпус санатория, юноша чувствует взгляды. Сквозь вспышки огня они щупают его. Их не счесть. Средь них он сам. И он – дед. Некогда! Лукьян крепче сжимает лопату и бежит по коридору в самый очаг:
— Дарья!
— Лукьяша!
Именно так, Лукьяша. В момент, когда решаешь, что всё потеряно, хочется найти кого-то близкого и наречь его родным.
Лукьян видит её в конце коридора. Одиннадцатилетнюю девочку. Рядом с ней смерть того же возраста. Сотканная из дыма и пепла. Тронь и рассыплется. Юноша несётся вперёд, сигая через пылающие дыры в паласе. Держа лопату, как копьеносец, пропарывает смерти живот. Морок рассеивается. За ним окно. Лопата проламывает хлипкую раму. Звенят стёкла. В жар врывается морской воздух.
— Вылезай! — кричит Лукьян, а сам порывается обратно. Искать.
— Стой! Их завалило, ты не спасёшь... — девочка ещё водит губами, но не разобрать. Теряет сознание.
Юноша бросает лопату на улицу, поднимает Дарью на руки и влезает на подоконник. Первый этаж. До земли метра два. Он хочет спрыгнуть, но цепляется за что-то штаниной. Роняет свою ношу. Девочка мягко падает в кусты акации. С потолка срывается горящая балка и бьёт Лукьяну по ноге. Юноша вскрикивает и вываливается в окно вниз головой.
Тучи застят луну.
Дед Лукьян защищает прошлое от смертей. Грозит лопатой. Особенно самому себе. Мальчишке с хромой ногой и свёрнутой шеей. Смерти стоят смиренно, пока дед засыпает яму. Ставит крест.
На фотографии Дарья. Ей уже совсем не 11. Всегда стройная. Совсем не похожа на тётю Галю.
Смерти разбредаются прочь.
— Лукьяша, ты проснулся! — Дарья стоит у койки. Стены и потолок белые.
— Проснулся? Где дед? Где лопата?!
— Всё позади. Ты спас меня!
— Где дед?!
— Тихо-тихо...
Лукьян оглядывается. Больничная палата. Рядом лопата и костыли:
— Для меня?
— Да… нога заживёт.
— Не до конца...
— Думаешь?
— Видел. И нас видел старенькими.
— Хорошо бы... У меня документы все сгорели. И тётя... Я сказала милиции, что ты мой брат.
— Я твой муж, — юноша протягивает руку.
Дарья отступает на шаг, но возвращается:
— Да.
Да. И до старости. Так бывало раньше.
Дед Лукьян шагает с внуком по аллее родного посёлка. При себе всегдашняя лопата. Здесь полно людей, а где-то впереди Маша из 3Б. И её смерть.
Внук то и дело спотыкается.
— Сёма, разжмурься! Кому сказано?
— Страшно, дед! А мы спасём Машу?
— Страшно, когда их не видать, а они есть! Учись в глаза им глядеть! А Машку глядишь и спасём. Поразмыслить надо.
Лёнька Сгинь
Крипота-то какая...
Складырь был единственным из рода Опивцев, что осенью не ложился в привычную мертвецам спячку. Так уж сложилось: без вина и веселья, он тосковал сильнее прочих, оттого и поселился по человечьи, в глубокой чаще Муромского леса на кривоезжей дороге у самого Перекрёста. Сначала, просто землянку вырыл и несколько погребов, для хранения кислой ягоды, а потом у проезжего мусульманского алхимика самогонную машину приобрёл. Мусульманин сначала сопротивлялся, кричал, но Складырь его всё-таки уговорил. Да и зачем мусульманину — вино курить?
Грех это. Харам.
Алхимик согласился, собрал в платок отрезанные Опивцем пальцы и уехал, тихонько поминая гостеприимного хозяина по матери. А нечего было над хозяином смеяться и говорить, что брага поставленная в угощение - кислая и слабая. Нечего было хвастаться своей иноземной машиной.
Складырь попробовал первую партию алкоголя и пришёл в дикий восторг, новое зелье оказалось стократ веселее браги. Сидя у входа в землянку он распевал песни о прошлых славных денёчках, о мертвецах заклейменных проклятьем, о голодных и рабах.
Как водится, на песни и запах хмельного, потянулись гости. Сначала приходили лешие, потом заявились кикиморы и болотные черти. Складырь, конечно угощал гостей, но надеялся, что к нему будут ходить редко и очень просил не рассказывать про аппарат никому. Гости кивали, пробовали и обещали никому не рассказывать. Мы, мол — Тсссс!
Вот только получилось с точностью наоборот. Про погребок Складыря узнали все, и начали к нему активно захаживать. От такой известности Опивец взвыл было от горя — ведь не напасёшься на мерзавцев зелья, хоть тресни! Высосут, выпьют всё, гости окаянные, а он же для себя делал! Но,слава Вию, подсказал один добрый малый, из немцев. Цверг Альхен. Его дедушка ещёу, знатные, в своё время, вересковые меды варил.
— Деньги с них бери и ломи цену такую, чтобы они плевались, и более к тебе не захаживали, — посоветовал он.
— А зачем мертвецам деньги? — подивился Складырь.
— На обустройство, на хозяйство, погреба себе не простые сделаешь, а каменные. Трактирчик возле Перекрёста построй. Да мало ли?
Складырь почесал гнилую черепушку и решил попробовать. На следующий день, новым гостям - банде водяных чертей, пожелавшим испить хмельного, он предъявил “прейскурант” начертанный на куске бересты. Гости прочитали, ударились было в обиду, но куда им против Опивца. Складырь так накрутил им хвосты, что черти полетели по кривоезжей дороге быстрее ветра. Зато перед следующим гостем он немного сробел, когда перед землянкой с небес оземь грянулся Огненный змий и пожелал выпить с устатку. Когда протягивал ему бересту, рука немного дрожала.
Огненный змий почитал, крякнул и достал из-за пазухи расписного кафтана пачку бумажных ассигнаций. Складырь в жизни столько денег не видывал и на радостях угостил гостя на славу. Только позже, когда Змий, покачиваясь, улетел, вздумалось ему проверить деньги, а там, вместо денег, листья лопуха оказались. Опивец тогда, в сердцах едва свой волшебный аппарат маленечко не расколотил. Только-только сдержался, а проклятущему змею много, много хороших и добрых слов в догон было сказано. Так, впервые, Складырь познакомился с кидаловом и навсегда запомнил этот ценный урок.
Следующего гостя, Вологодского упыря Никитыча, при расчёте он крепко держал за остатки волосьев и над каждой денежкой читал “Отче наш”, отчего несчастный упырь тихо повизгивал. Зато, опосля угостил и с собою дал. Этот, как его... гостинец. Чтобы гость не сильно расстраивался.
Так по окрестностям пошла слава про Складыря, что он хозяин суровый, но щедрый. Через Перекрёст стали не ходить, а именно захаживать. Место само по себе не самое приятное. Страж Перёкрёста древний мертвец Лупарь поначалу не понимал — чего сюда все прутся? Некоторым даже бошки откручивал, да насаживал на колья, а к нему всё шли и шли. Сам-то он в рот хмельного вот уж как тыщу лет не брал. Решил страж лично проверить, а как проверил, воротился на Перекрёст на карачках и кричал: “Ура!”
Потом спал две недели беспробудно, распугивая своим храпом лесных птиц и зверей.
Где деньги, там и услуги. Начали заявляться к Складырю разные мастера. Шкурник да Сбитник, Клевец да Резец, сначала по отдельности, а потом и цельной мертвецкой артелью. За диким камнем посылали самого пана Глыбу, огромного, что сама гора. За деревом пришлось лешему поклониться, а за отделкой самому морскому царю. Ох, и запросил морской царь за кораллы, ох и затребовал! Помимо платы, ещё виру великую, да всё зелёным вином. Загоревал было Складырь, но болотный водяной, из соседей, узнав про горе, предложил помощь и договорился с морским владыкой поменять кораллы на партию молодых баб, зная, что тот сильно горазд до женского пола. Морской царь, как узнал, подписал договор на поставку да получение оплаты, не глядя. Правда, потом орал и возмущался, потому что в договор каким-то таинственным образом затесалась описка, и вместо молодых баб, ему по-честному прислали молодых жаб. Но, тут уж ничего не поделаешь. Договор есть договор. На сём и мир держится.
Закипела стройка, забурлила. В один месяц поставили Опивцу гостиный терем. Да погреба расширил, да подземные тоннели проложили для гостей, что света не любят. Да баню простую поставили, да баню костяную, да баню нутряную и заодно пруд для любителей.
— Гостям же не только пить, но и отдыхать хочется, а и за то можно денег брать, — посоветовал Складырю всё тот же Альхен.
— Да когда же я сам-то пить буду? — сокрушался Опивец. — Брагу готовить надо. Хранить надо. День-деньской вокруг самогонной машины пляшу, а ещё и угощать надо. Гости всё прут и прут.
— Нужен штат работников, которые будут тебе помогать, а ты им за это будешь денежку платить, или хмельным, по выбору. Вот ты и нашёл куда девать деньги, — объяснил Альхен.
Опивец был не очень доволен таким советом, но послушался. Развесил возле Перекрёста объявления о найме работников.
*********
КИ ТО хошет пити безмеру
Ну ЖО ны работники за еду
Оплата сдельная. Ежемесисичная. Спрашивать Складыря кроми праздников и выходных.
ПЫ.СЫ. Колокольным миртвицам не званить.
********
— А чё делать-то надо? — почесал затылок страж Перекрёста Лупарь, первым прочитавший объявление.
— Ну это… Много чего. Ягоды квасить, траву собирать, шишки, дрова заготавливать, брагу носить, за машиной самогонной следить, в трактире прибиратися, разносить угощение, бани топить…— начал перечислять Опивец и охнул, — а ещё же веники. Про веники-то, я забыл!
— Я умею бошки и руки-ноги откручивать. Опыт работы тысяча лет, — предложил свои услуги Лупарь.
— Так ты и так Перекрёст охраняешь?
— А мне за это никогда не платили. И уж тем более ежемисисично. Очень заинтересовало меня твоя вакансия, Складырь. И перспективы роста имеются.
— Какие перспективы? — не понял Опивец.
— Ну, вот эти. Пити безмеру. Я, хоть сейчас, идти работать готов.
Опивец призадумался. А если ещё такие же дураки как древний Лупарь попрутся? Ему нужен такой работник, который будет решать с дураками дурацкие вопросы.
— Ладно, ты нанят. Будешь встречать потенциальных работников и показывать им объявление. Ты понял какие мне нужны работники?
— Чего не понять? Что бы они всё за тебя делали, так ведь?
“Смотри-ка, а и не подумаешь, что ему уже тыща лет. Мозги имеются”, — подивился такому грамотному ответу Складырь. Он попрощался с новым работником и отправился в свою таверну.
— А рабов брать? — крикнул ему вслед Лупарь, — в моё время, рабство было модной новинкой.
— Не надо. Рабы обесценивают труд настоящих квали..квали..тьфу...цированых работников, — отказался Опивец.
— Эх-ма, а в моё время, мы мечтали, что наступит будущее и всё за нас будут делать рабы, — вздохнул страж Перекрёста и приступил к выполнению своих новых обязанностей.
В тот же день Складырь вколотил возле трактира табличку — Временно Низзя! Учёт.
Подходившие испить зелёного вина гости толпились возле этой таблички и выстраивались в длинную очередь. Тех, кто шёл через Перекрёст, подстерегал охотник за головами, он же древний мертвец Лупарь и предлагал жизнь или работу. Почему-то, многие выбирали жизнь и шли мимо, даже когда он показывал им объявление.
— Не так делаешь, — подсказал ему случившийся мимо Альхен. — Ты им льготы сули, льготы. Отпуск, лечение, жалование, подарки, понимаешь? Работников надо заинтересовать.
— Понял, — хлопнул себя по голове Лупарь и чтобы не мелочиться начал предлагать льготы, сразу все и помногу, целый мешок льгот. Или как он назвал замануху — льготмешок. Он даже вывеску повесил перед Перекрёстом, чтобы никого не обидеть — ”Льготмешок обязательный для всех работников”.
Всё равно шли мало и неохотно, а однажды Лупарь приволок к Опивцу и вовсе безголового.
— Зачем мне работник без головы? Это же глупость! — обиделся Складырь.
— Да это не я его. Это он таким приехал. Он всадник.
— Всадник без головы?
— Ну.
— А на кар-кар он мне?
От автора: Все матерные и неприличные слова в этом рассказе заменены на кар-кар.
— Тыкву ему вместо головы воткнём и пусть работает, а?
— А если ночью надо будет?
— Тады отверстия для глаз прорежем, свечки воткнём и пожалуйста. Хошь днём — хошь ночью. Он же согласен. Видишь, как приседает?
Складырь плюнул и согласился. Древний мертвец сделал всё сам. Нашёл крепкую, жёлтую тыкву, очистил её от семечек и вырезал на ней рот, нос и глаза. Потом запихал в тыкву зажжёные свечи и водрузил безголовому на плечи.
— Короче, поскольку ты на коне, будешь развозить приглашения самым преданным и добрым гостям от имени хозяина нашего заведения, — приказал он и выдал новому работнику сумку с берестяными грамотами. Тыквоголовый сел на коня и больше его никто не видел, видимо, заплутал бедолага на кривоезжей дороге.
Заслуженная ведьма Карловна явилась сама. Припарковав свою ступу возле расщепленного молнией дуба, она разыскала Опивца, пробующего новую партию зелья, и сходу начала предлагать себя на должность главной поварихи.
— А зачем мне повар? Тут же вроде только пьют и гуляют, — защищался Складырь. — Не по адресу вы бабушка, не сюда вам.
— Да ты подумай милок? Только думай лучше! Гуляют и пьют - хорошо. А из еды у тебя что, одна каша берёзовая? — возмущалась ведьма.
— Меню сертифици...сертифи...тьфу ты, кар-кар! Это ежегодное меню, по ГОСТУ. У меня расписка от леших имеется. Все в лесу, эту кашу жрут и ничего, а мозгов и лягушек у меня нету, чай, не на кладбище живём. Это, если надо, с собой приносят.
— Вот и плохо, что с собой приносят. Меня во Франции научили модному приёмчику. Меню называется. Ты подаёшь на стол готовые блюда и с этого имеешь доход. А лучше Карловны поварихи нету. Кого хочешь спроси — Папу Римского, Борджиа, Влада Цепеша. Всем готовила. Все довольны. Все не своей смертью умерли. У меня и благодарности имеются и рекомендации, сейчас покажу. Ведьма затрясла многочисленными юбками и достала из панталон пачку листов.
— Вота!
— Так это ещё расходы, — кислым голосом произнёс Опивец, прикидывая во сколько ему обойдётся содержание повара.
— Так зато к тебе не шелупонь лесная пойдёт гулять, а нормальные, приличные бесы. Обчество. Всякая, кар-кар, интеллигенция. Знать.
— Чего знать?
— Не чего знать, а вообще знать. Князья, графы, бароны, принцессы, а у этих графьёв денежек поболее будет чем у лесного немытого быдла. Вон у тебя, месяц назад ведьмы отдыхали, чем ты их накормил, кашей берёзовой? Так ,кар-кар-кар, все бедняжки отсюда до самого синего моря, неделю целую. Одна только радость похудели, все как одна, с этого дела. А у меня от самой Елены Летучей грамота есть. Руки каждый день с мылом мою. Ни одна проверка не подкопается.
— Какая ещё проверка? — испугался Опивец. — Мы же мертвецы, что ж с нас взять-то?
— А мытарям всё равно: мертвец ты или нет. Если у тебя есть деньги — значит ты существуешь.
Пришлось взять Карловну. Тем более у неё были при себе грамоты.
— И это, ты сам что-ли будешь гостям разливать напитки? — поинтересовалась повариха.
— А чего? Нельзя?
— Ну тебе это уже не почину. Ты же теперь главный. Ты должен веселиться и следить за общей работой. Тебе нужен бармен.
— Кто-кто? Жена что ли?
— Работник, который будет стоять за отдельным столом и разливать гостям напитки. Мы поставим столики для тех кто будет есть и пить, но ещё будет отдельный стол где просто будут пить. Это намного выгоднее. Не все же, допустим, приходят голодные?
— А у тебя есть кто нибудь на примете?
— Есть один иностранец. Граф Кариес. Очень приличный молодой вампир.
Так трактир Опивца обзавёлся не только поварихой, но и собственным барменом. С этим графом, кстати, вышла презанятная история. Однажды за барной стойкой сидел Лупарь и выпивал как положено, пользуясь временным затишьем. Кариес подал ему вино в высоком бокале, а сверху зачем-то вылил немного крови. Древний мертвец высказал бармену своё недовольство и потребовал законную литровую кружку, а вампир презрительно фыркнул и сказал Лупарю, что тот быдло и это называется коктейль! Кровавая Мэри. Лупарь очень сильно обиделся и заявил, что в первый раз слышит, чтобы вино в наглую разбавляли кровью, а потом называли в честь какой-то там бабы. Вампир Кариес съездил по харе древнего мертвеца тряпкой, которой протирал бокалы. Лупарь меееедленно поднялся из-за стола и теперь Кариес пьёт кровь исключительно через соломинку.
Эту диковину взяли на вооружение и впоследствии стали подавать гостям, если те попросят.
Для простой работы пришлось нанимать мартвецов с соседнего кладбища, живые нипочем не хотели идти. Мелких чертенят и бесов стали гонять по особым поручениям. В бани наняли банников. Обеспечивать сырьём взялись местные водяные, лешие, и дело поначалу пошло, но вскоре гости начали высказывать недовольство.
— Выпивка есть — развлечений мало! — кричали они.
— Лупарь, ты занимаешься работниками или нет? Где развлечения? — возмутился Опивец.
— Так у нас черти есть. Пусть в карты играют, — предложил охотник за головами.
— Этого мало. Нужны и другие, например бордель, — предложила Карловна. — если чего, я сама готова.
— Ты - то готова, а гости? Неее. Давайте русалок, что ли, наберём? — отказался Лупарь.
— Водяные морду набьют. Может, лучше кикимор каких? — предложил Опивец.
— Тогда нас точно Лешие отоварят. Из своих мест брать нельзя. Все друг друга знают.
Призадумались.
— У меня есть университетский приятель. Католик. Люциус. Он может помочь, — подал голос притаившийся в углу бармен.
— А… В смысле? — удивился Складырь.
— Он занимается в этой сфере. У него всегда есть красавицы. Можно связаться и обсудить условия сделки.
— Иностранки? — обрадовался древний мертвец Лупарь.
— Все как одна француженки и итальянки. Любят это дело - как медведь бороться, — подтвердил вампир.
Начертили пентаграмму. Вызвали Люциуса. Тот сначала кобенился, а потом узнал, что оплата исключительно золотом и сам лично извлёк из воздуха договор.
— А ну, дай почитать! — грозно потребовал охотник за головами. — Знаю я вас рогатых!
— Мужики, вы чего? — испуганно отступил Люциус. — Лучшие девочки побережья. Блондинки, брюнетки, шатенки. Лучшие наложницы и сопровождение на одну ночь. Если надо, есть дополнительные опции.
— У нас ежемисисичное жалованье, — неопределённо поведал Лупарь.
Люциус задумался, отдал договор и ответил, что хотя он и не знает о такой любовной услуге, но его отдел очень перспективный, и всегда открыт новым извращениям. Если господа хотят, то можно сделать ежемисисичные любого размера. Оптом дешевле.
И тут же, на месте, продемонстрировал опытный образец.
Образец оказался красивой и наглой брюнеткой, которая принялась развратно танцевать на столе игриво помахивая длинным хвостом. А потом она стала есть напоказ красное наливное яблоко. Ох, как она ела это яблоко! Как сладко хрустела им! Как показывала свои белоснежные зубки! Сразу видно, что очень опытная.
— А рога у нее, от тяжёлой жизни? — уточнил Складырь.
— Это элемент национального костюма, как паранджа, — улыбнулся Люциус.
— Так на ней же вообще никакой одежды.
— Вот поэтому и рога. Ещё вопросы?
— Ладно. Берём.
Потом Люциус изучил условия работы и предложил организовать бордель в отдельно стоящем здании, строительство которого он возьмёт на себя.
— Мои девочки могут работать и в зале. Танцевать для гостей, разносить напитки, а взамен те будут оставлять для них чаевые.
— У нас чая нет.
— А что есть?
— Зелено вино. Мёд хмельной, брага, коктейли.
— Значит будут собирать зельевые. Какая, в сущности, разница? Главное, чтобы было весело, так ведь? — улыбнулся Люциус. — А ещё, вы бы подумали насчет музыкантов? Под музыку мои девочки пляшут лучше.
— Точно, ещё же и музыканты! — горестно воскликнул Опивец, и побежал искать охотника за головами.
Тот нашёлся в таверне. Уговаривал опытный образец выйти за него замуж и хвастался выслугой лет.
— А ну, живо мне найди музыкантов!
— На кривоезжей дороге? Ты чего, Складырь, мозги на улице обронил?
— Это твоя работа, и убери с колен нашего этого…
— Коллегу. Он за титьки её трогал, бесплатно, — подсказал из угла ябеда Кариес.
— Да что такое. Выпить не дают, развлечения не дают. Ладно. Щас найду я вам музыку. Сами напросились! — обиделся древний мертвец и куда-то ушёл.
Он явился под вечер и притащил здоровенный мешок.
— Вот. Пожалуйста. Распишитесь в получении нового работника.
Все обступили мешок с интересом. Лупарь завладев всеобщим вниманием принялся его развязывать.
— Кар-кар-кар-кар-кар-кар-ёб-твою-мяу! — раздалось из мешка.
— Ты кого притащил? — изумился Опивец.
— Как кого? Кто в нашем лесу лучше всех петь умеет? Он тебе и музыка, и сказки, и песни. Блохастый только.
— Ты сам кар-кар-кар блохастый! — из мешка показалась кошачья морда.
— Кот Баюн! Тоже мне, нашёл охотник работника. Это же не профессионал, а так, любитель, — фыркнула недовольная Карловна.
— Как вы смеете! — провыл кот выбираясь из мешка. — Мало того, что по башке стукнули, куда-то приволокли без разрешения, так ещё и куражитесь над маэстро?!!
Карловна подмигнула Складырю.
— Это я здесь маэстро, котяра. У меня оленина, у меня кабанятина и даже заграничный хамон. А сметана в погребе самая вкусная, но ты же вольный котишка. Тебе этого и не понюхать.
— Не больно-то и хотелось, — проворчал Баюн презрительно задирая хвост. Он пошёл было к выходу, но задержался и повернувшись спросил:
— А хамон, это мясо или рыба?
— А вот будешь у нас работать, попробуешь.
— У меня, так-то, турне, — сообщил Баюн.
— Нам пофигу. Здесь у тебя будет ставка. Поставят тарелку с мясом и пой целый день.
— Тогда, требую отпуск в марте и сметану по выходным.
Все переглянулись.
— Ладно. Берём, — вздохнул Опивец.
Баюн оказался неплохим работником, а если забыть о его привычке охотиться на гостей и точить когти обо что попало, то и вовсе хорошим артистом. Он пел, рассказывал сказки, декламировал стихи и даже устраивал на сцене театр одного актёра, повергая гостей в сладкое оцепенение. С музыкантами только не клеилось. Нанимали то одних, то других, но постоянных не было. На этой почве периодически возникали трения. Охотник за головами обвинял кота в людоедстве, а кот возмущённо орал, и искал защиты под юбкой у Карловны.
— Ты сожрал нашего музыканта. Остальные сбежали. Это третья группа за месяц, — говорил Лупарь.
— Навет! Я его пальцем не тронул!
— Мы нанимали Леших, но тебе вздумалось поточить об них когти, теперь даже “Дикие гитары” не хотят у нас выступать!
— Один раз царапнул!
— Предлагаю утопить блохастого, ну, или выгнать? — поднял руку древний мертвец.
— Да что это за притеснения? Настоящая травля! Я только прижился, только свой дом нашёл!
— Тогда, в наказание, ищи музыкантов. Я, понимаешь, их зазываю, а он их жрёт…
— Вот и найду! Сам найду! Заграничных.
Баюн действительно разыскал музыкантов, из Брокена. Они ответили на приглашение, но, всё чего-то не ехали. Не иначе, тоже заплутали на кривоезжей дороге.
Зато Люциус развернулся на славу. Вместо борделя, возле трактира выросли из-под земли фигурные гранитные столбы, образовав симпатичную арку, внутри которой засветился портал. Любой желающий мог проследовать в это обиталище смрада и похоти, и получить желаемое. Правда, возвращались гости изможденными и порой без души, но зато всегда довольные и счастливые. Все лето от клиентов отбоя не было. Вампиры, упыри, вурдалаки, различная лесная, полевая и горная нечисть, даже иноземцы заглядывали, а уж про людей и говорить нечего. И так продолжалось до самой глубокой осени. А вот в конце октября таверна начала пустовать. Дожди. Кривоезжую размыло, а кому охота по грязи в трактир плестись?
— Вся нечисть спать ложиться. Зима близко, — вздыхала Карловна, поглядывая в окно. — Снова дождь зарядил.
— А там, несколько дней и полетят белые мухи. Землю морозом скуёт, — зевая согласился Опивец.
Девочки Люциуса, лениво протирающие столы, поддержали его зевотой.
— Вампиров это не касается. — доложил Кариес из своего угла.
— А толку? Зимой они сюда не поедут и не полетят. Холодно им тут у нас, — зевнул Лупарь и сообщил Опивцу, — мне бы тоже на боковую надо. Перекрёст
зимой сам себя охраняет, а ты?
— Я мечтаю забраться в могилу с бутылкой самого крепкого зелёного вина, но трактир не брошу. Перезимую, как нибудь и без спячки. Не впервой.
— Баюнчик, спой что-нито. Развесели бабушку, — попросила ведьма.
Кот, дремавший на сцене, дернул ухом и продолжал спать.
— Утопить? Хоть какое-то развлечение? — кивнул Лупарь в сторону маэстро.
— Придётся, — снова вздохнула Карловна.
— Ладно, спою. Чё вы как люди? Чуть что, так сразу топить, — проворчал, потянувшись, кот.
И запел Мурку. Пел вроде бы хорошо, душевно, но почему-то веселее от песни не стало. Зелена вина не хотелось, в карты играть не было настроения. Тоскливо было у всех на душе, ну, у кого она ещё имелась в наличии.
Заскрипела дверь, на пороге трактира появилась высокая фигура в плаще с капюшоном. Ведьма мельком глянула на вошедшего и мысленно перекрестилась от страха. Запнулся на полуслове и забормотал молитву Баюн. Складырь почувствовал острую боль в том месте где ещё сто лет назад у него билось сердце. Заплакали обречённо суккубы. Вампир Кариес скосил глаза под барную стойку, где у него лежал давно заготовленный осиновый кол. Ощущение великого зла окутало трактир прочной паучьей сетью. Не растерялся только один древний мертвец Лупарь.
— Ого. Гость. Давай заходи, выпей как следует, — предложил он гостеприимно подвигая стул.
— Я пришёл вовремя, — прошептал пришелец в плаще и сев возле стража Перекрёста поставил на барную стойку бронзовый узорный фонарь с мелкими слюдяными вставками.
— Фонарщик явился. Прости мои прегрешения, господи! Лучше адский котёл - чем ему в лапы, — простонала побледневшая ведьма Карловна.
— Я уже давно не тот, что был раньше, — прошептал пришелец и попросил вампира. — Налей мне.
— Ааааа, а что пить будете?
— Кровавую Мэри не бери, он туда кровь суёт, — посоветовал Лупарь.
— Ха-ха-ха. Спасибо. Зелёного вина. Кружку. Целую.
Трясущийся от страха вампир немедленно исполнил заказ. Гость поводил над кружкой носом и взяв в руки начал пить. Пил он долго. Все в трактире замерли, не смея перевести дух. Наконец с громким стуком пустая кружка опустилась на стойку. Гость повернулся и сказал обращаясь к Опивцу.
— Спасибо. Спасибо тебе Складырь. Я много столетий скитался по этому бренному миру, собирал души в свой фонарь и не было мне покоя. В своих бесконечных странствиях, я потерял смысл к существованию и чтобы не думать отрубил себе голову. Так я и бродил бы по этим дорогам, если бы не ты, и не твой трактир.
— Но я не встречался с тобой. Ты же… — воскликнул было Опивец.
— А, так ты не признал меня? Но это же я, твой работник! — с этими словами Фонарщик скинул с себя капюшон и все увидели тыквенную голову.
— Кар-кар-кар-кар! Етитская сила! — обрадовался Лупарь. — А мы думали ты пропал! Заплутал на дороге!
— Я и плутал, пока вы не взяли меня на работу. Вы вернули меня из царства забвения и хандры. Я пронёсся как вихрь по этому миру и везде оставлял приглашения. Люди снова верят в меня. Они бояться меня и поклоняются мне. Они делают фонари из тыкв — представляете? Я больше не хочу быть ангелом смерти. Я, теперь, хочу разносить приглашения!
Он оглядел всех присутствующих и продолжил.
— Значит, я пришёл вовремя. Понимаете? В самый нужный момент, когда посетителей и гостей больше нет. Я всё лето разносил приглашения и теперь, я могу открыть порталы прямо сюда, к трактиру. Сегодня у нас будет много гостей! Очнитесь же! Проснитесь от этой дремоты! Сейчас, сюда явятся гости со всех концов света!
— Ничего себе. Фонарщик у нас работает. Последние дни настали, — пробормотала Карловна, а тот погрозил ей пальцем.
— Я более не Фонарщик, мадам. Я отныне — Тыквоголовый. Да, именно так. Господин Тыквоголовый. Ваш скромный работник и почтальон. Впрочем, фонарь нам тоже пригодится.
Господин Тыквоголовый что-то сделал с фонарём и тот изменился, став похожим на тыкву. Фонарь засветился и за окном зашумели голоса.
— Встречайте же гостей! Встречайте! Да будет пир и веселье! Да будет праздник! Они уже здесь — возвестил он торжественно поднимая вверх свои костлявые руки.
— Я на кухню! — глянув в окно вскрикнула Карловна.
— Я гостей встречать! — кинулся за дверь Лупарь и заорал на улице. — А ну не толпиться! Вход, только по пропуску! Все в очередь! У тебя есть пропуск Лохматый? Кар-кар-кар, ты тогда лезешь без очереди!
Баюн лихорадочно пил валерианку и вылизывался, девочки-официантки приободрились.
— Музыканты! У нас нет музыкантов! — завопил Опивец. — А ещё, нужно бани затопить. Чертей сюда! Срочно!
— Я подобрал в дороге целую группу. Они с Брокена. Позвать? — спросил господин Тыквоголовый.
— О наконец-то! Ты наш спаситель - Господин Тыквоголовый! Слава Вию, такое счастье! Гони их сюда!
Тыквоголовый встал и послушно пошёл к выходу. Там, на крыльце собралась огромная толпа и все хотели попасть в трактир. Выпить и отдохнуть. Там, на крыльце древний мертвец Лупарь целовал ручку какой-то женщине в окровавленном саване и говорил:
— Я старый солдат и не знаю слов любви, но когда я встретил вас, Кровавую Мэри. Я ить и не знал, что вы настоящая. В баню хотите?
Господин Тыквоголовый огляделся. Да, это именно то, чего он так отчаянно желал. То самое место, куда можно прийти и отдохнуть от тягот дороги. Тут можно неплохо развлечься, можно расслабиться. Всем. Найдётся место любому. Живому и мёртвому. Этого нам всем так недостаёт. Хорошего праздника. Один раз в год. В самом конце октября, когда вся нечисть уже ложиться в привычную спячку. И так будет каждый год. Всегда.
Тут он глянул на вывеску над входом и обнаружил, что у заведения нет названия. Опивец так и не придумал его. Господин Тыквоголовый взмахнул рукой и на пустой доске появилось название.
Трактир — Весёлый мертвец.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Фильм "Голодные Z" Робина Обера. По названию, можно легко догадаться, что это зомби-хоррор. Но это не просто зомби-хоррор. Это канадский арт-хаус зомби-хоррор. Психология человеческих взаимоотношений в этом фильме на первом месте: это прежде всего мелодрама, а не экшн. Канадская природа очень похожа на среднюю полосу России.
Много длинных сцен с природой: туман, лес, цветущие луга, деревенские домики.
Очень странные канадские зомби, непонятно зачем строящие пирамиды из предметов мебели посреди полей.
Это не просто триллер - это и мистика и необычная психология отношений внутри изолированный группы выживших, собранной из случайных людей.
Любителям жанра рекомендую. Это необычный фильм про зомби.
"Цыпочки-байкерши в городе зомби" Дэна Хоскинса.
Это, наверное, самый солнечный фильм про зомби из всех, что я смотрел. Группа очаровательных байкерш приезжает в один небольшой американский городок. Именно там один ученый проводит опыты по оживлению трупов и, конечно, он вступает в конфликт с отважными женщинами. Конечно, они здорово надирают ему задницу.
Сцена зомби, идущих в сторону города под веселый марш вызывала у меня сдержанную улыбку.
Фильм "Реаниматор" Стюарта Гордона.
По сюжету молодой ученый-медик синтезирует зомби-сыворотку, которая оживляет трупы. Ожившие трупы, конечно, плохо себя ведут, что вызывает возмущение у граждан.
Финальная схватка в морге ученого и его друзей с ходячими мертвецами, возглавляемыми одним злым доктором, просто великолепна.
Фильм снят по произведению Лавкрафта. Вот умели раньше делать хорроры. Умели.
У этого фильма есть еще две серии: "Невеста реаниматора" (1989) и "Возвращение реаниматора" (2003).
Во второй серии врач - изобретатель зомби-реагента и его помощник начинают творить конкретный беспредел. В какой-то момент экспериментальная работа с оживлением трупов переходит всякие границы. Оживленная с помощью зомби-реагента сконструированная из нескольких трупов женщина с сердцем одной возлюбленной друга ученого, и с головой другой устраивает ему сцену ревности. А в финале наши герои вступают в схватку с головой злого доктора, побежденного в первой серии. Ей удается пришить к себе крылья летучей мыши, после чего она сбегает из запасников больничного морга, где она хранилась, чтобы отомстить нашим друзьям, ранее разрушившими ее зловещие планы.
В третьей же серии наш талантливый ученый попадает в тюрьму, после того, как у него сбегают свежие оживленные трупы и убивают одну гражданку, но тюремные стены не останавливают его исследования.
Он легко входит в доверие к медперсоналу тюрьмы и продолжает оживлять трупы и там, в надежде научиться возвращать их в жизнь сохранив тот разум, которым они обладали .
Ожившие трупы опять сбегают, из-за чего в тюрьме поднимается бунт и там начинается вообще лютый фарш.
Воспользовавшись беспорядками, ученый тихо покидает тюрьму, прихватив свое снадобье, наверно, чтобы продолжать свое дело на воле.
Образ отважного, бескомпромиссного ученого-исследователя фанатично преданного своей идее, бесспорно, вызывает уважение и, конечно, улыбку, поскольку это кинокомедия.
Да, и это по-настоящему трэшовое кино. В десяточку!