Первая глава
Глава первая. Хронофон
Комната Артема была кельей в мире, лишенном милосердия. Каменные стены, икона Николы Угодника в углу, трещащая лампада с маслом, чей уровень неумолимо падал — его личный Хронофон Божий. Каждая капля масла — час земной жизни, подаренной при крещении. Когда фитиль угаснет, умрет и он. Вне этой комнаты — Град Обреченный: мир, где время стало валютой, верой и приговором. Где «часовые» — ангелоподобные Стражи с циферблатами вместо лиц — выслеживали тех, кто осмелился тратить время на любовь.
Но Артем не выходил. Уже триста семьдесят циклов лампады. Потому что здесь, во сне, он встречал ее.
глава 2 .Разлом
Его разбудил не звон колокола, а холод лезвия у виска. Над кроватью витал Страж. Его крылья, сплетенные из шестеренок и тусклого золота, отбрасывали мерцающие тени на лик Николы. Цифры на лице-циферблате отсчитывали: 00:07:32.
— Артемий Петров, сын Димитрия. Голос Стража звучал как скрежет замкового механизма. — Твой ресурс опустился ниже десяти часов. Явь требует твоего присутствия для пополнения. Отказ карается мгновенным списанием.
Артем не шелохнулся. Глаза уперлись в потолок, где трещина в штукатурке складывалась в профиль девушки. София. Она явилась ему неделю назад во сне, не в Граде, а в Саду Нездешнем — оазисе цветущих яблонь и тихих ручьев, где время текло иначе. Она говорила о звездах, которых не было в небе Града, смеялась тихо, а ее пальцы, касаясь его ладони, оставляли тепло, противостоящее холоду реальности .
— Я не пойду, — прошепелявил Артем. Горло пересохло. — Я жду сон.
Циферблат Стража дернулся. 00:07:01.
— Сон — иллюзия. Расходуемый без пользы ресурс.Ты нарушаешь Кодекс Времени, статью 7: «Запрет на непродуктивное существование».
— Продуктивное? — Артем усмехнулся, глядя на тень Софии. — Копать руду для башен Часовых Владык? Молиться на их циферблаты? Выживать, а не жить? Это и есть ваша реальность? Как в Арканаре у Стругацких, где гниет сама суть человека!
Страж замер. Шестеренки в крыльях жужжали громче. В глазах Артема горел бунт, знакомый и опасный — как у Руматы Эсторского, который тоже не мог смириться с правилами бесчеловечной игры.
