ХОМЯК
— Восемьсот рублей за хомяка? Дороговато! — возмутился Влад, тиская в руках обаятельного плюшевого хомяка. Серая шерстка, белое брюшко. Пластиковый чёрный нос и блестящие глазки. Торчащие в разные стороны милые крохотные ушки.
— Девятого за сегодня продаю! — радостно трещал продавец, улыбчивый молодой парень, - Берите, не думайте. Последний.
— Говорящий? — недоверчиво спросил Влад, покосившись ещё раз на цену.
— Повторяющий, — поправил его продавец, — Прикольная штука, дети тащатся просто.
— Включай, проверим.
Через несколько секунд оба взрослых человека расплылись в улыбке, слушая, как игрушка смешным тонким голоском повторяет сказанные ими слова. При этом хомяк забавно кивал головой и немножко передвигался на вибрирующей платформе.
— Племяннику в подарок, — зачем то уточнил Влад, увидев «4+» на коробке от игрушки. Продавец довольно закивал, почти как хомяк. На том и расстались.
Выйдя из торгового центра с хомяком и пакетом продуктов на неделю, Влад едва не столкнулся с полной женщиной. От неожиданности та выронила пакет с яблоками, и, прежде чем молодой человек успел извиниться, окатила его отборной бранью. Некоторых выражений Влад, бывший начальником склада, не слышал даже от своих грузчиков. А те толк в крепких словах знали. Он добрёл до машины и бросил продукты в багажник новенького «Форда», купленного в кредит. Влад сдувал с него пылинки и даже ласково Федей называл. Хомяка забрал с собой в салон автомобиля, включил и установил на панель.
«Как же — племяннику», — подумал он и завёл двигатель.
У Влада никого не было. Родители жили далеко в деревне в соседней области. Жениться он пока не собирался, как и почти все его друзья. Двадцать восемь лет Влад считал возрастом для этого слишком ранним. Да и подходящих кандидатур не подворачивалось. Разве что Оля из центрального офиса, которой он и купил игрушку к Новому году. Девушка обожала мягкие игрушки и много раз показывала ему ролик из соцсети с повторяющим слова хомяком. При этом, жаловалась, что не может так нерационально потратить даже столь небольшую часть своей зарплаты. А по глазам было видно, что очень хочется ей этого хомяка в свою коллекцию. Очень хочется.
На выходные Ольга уехала к заболевшей тётке в соседний город. Значит, подарку ждать торжественного вручения до понедельника. Два дня.
Пятница. Вечереет. Полтора часа по пробкам даже в их небольшом, по сравнению с мегаполисами, городе. Но сегодня пробки не нервировали Влада. Он предусмотрительно купил пару комплектов запасных батареек и болтал с хомяком всю дорогу, сам радуясь, как ребенок. Хомяк неустанно повторял за ним звуки и даже имитировал рёв машины и радио.
Когда он подъехал к своему дому, то во дворе ещё оставались свободные места для парковки. Он остановил машину рядом с «Уазом» соседа по лестничной площадке. Влад недавно купил здесь квартиру, продав дом бабушки, и сосед Петрович помогал молодому парню с переездом и мелким ремонтом. Петрович был отличным электриком. В трёхкомнатной квартире Влада постоянно перегорали лампочки и переключатели. При этом вся электропроводка и приборы, подключаемые к ней, были абсолютно исправны. Однажды Влад спросил Петровича, нельзя ли исправить так, чтоб всё работало постоянно. Сосед отрицательно и яростно замотал головой. Выдал что-то вроде «Сменить квартиру» и что «Наклеенные иконки на стенках не помогут». Молодой человек его не слушал. Он был несказанно рад, что приобрел за полцены жильё в самом центре города, перестав мыкаться по съёмным квартирам. Прошло полгода, и слова соседа забылись. Хотя лампочки перегорать не переставали. Их оптовая ежемесячная закупка вошла в традицию новосёла.
Сосед с налобным фонариком на голове ковырялся под капотом старенького «Уаза». Ноябрьским вечером темнело стремительно. Влад похвалился игрушкой и, порадовавшись, что Петрович тоже посмеялся, поднялся к себе. Минут десять помечтав под горячим душем, Влад отправился на кухню готовить незамысловатый холостяцкий ужин. Ужином, конечно, это было назвать сложно. Лапша быстрого приготовления и покрошенная туда колбаса, а после — завершающая трапезу пол-литровая чашка кофе. Хомяка поставил перед собой на стол и занялся нехитрой кулинарией.
Неожиданно, Влад заметил, что игрушка повторяет не все его фразы. А некоторые слова он и вовсе не говорил, игнорируя. Порой речь хомяка переходила в неразборчивое клекотание. Влад решил, что подсели батарейки, и хотел поменять их. Но, похлопав себя по карманам джинсов, батареек не обнаружил. За другими спускаться к машине было лень.
Рабочий день сегодня выдался у Влада суматошным. Нервные офис-менеджеры, проверка Росэпиднадзора у него на складе и взволнованный генеральный директор, трезвонящий каждые полчаса по этому поводу. Скандал с грузчиками, загрузившими не те ящики с конфетами и не тому клиенту. В общем устал. Хомяк был этакой отдушиной, и Влад даже почувствовал к нему лёгкую привязанность. При мысли, что с забавной игрушкой в понедельник придётся расстаться, он почти расстроился. И тут же поругал себя мысленно. Взрослый дядя, а словно ребёнку хомяка жалко стало отдавать.
Горячий и вредный для организма, но сытный обед расположил парня ко сну. Влад с удовольствием растянулся на диване в спальне. Он не укрывался. Батареи давали такое тепло, что в квартире было душно даже с полуоткрытым балконом. Несмотря на усталость, спал Влад нервно и тяжело. Сквозь сон ему казалось, что он слышит мелкие, невесомые шаги. Словно кто-то бегает по его квартире, слегка шурша и временами цепляясь о стены. Домашних животных он не держал. Влад пытался как-то принести домой замызганную кошку, намереваясь её «одомашнить». Но та вела себя спокойно лишь до его этажа. Едва открылась дверь лифта на площадке Влада, кошка с рёвом вывернулась у парня из рук. Расцарапав руки доброжелателя в кровь, несчастное животное удрало с диким мяуканьем. Больше попыток завести питомцев не было. Поэтому и топотать в его комнатах было некому.
«Ну, топочет и пусть топочет», — сквозь сон подумал Влад, чувствуя себя слишком усталым, чтобы делать хоть какие-то движения. Наконец, глубокий сон охватил его. Но покоя не принёс. Всегда крепко спавший Влад чувствовал движение в комнате, теперь и в той, где он был. Из коридора сквозь оранжевое узорчатое стекло межкомнатной двери пробивался тусклый свет. От детской привычки оставлять хоть одну зажжённую лампочку в доме Влад не избавился с самого детства.
Даже сквозь крепкий сон он почувствовал на себе тяжёлый, пронзительный взгляд. Влад хотел молодецки вскочить с дивана и крепким ударом приложить вора, как он предположил во сне. Но тело было ватным, скованным ужасом и не слушалось. Всё, что он смог, это приоткрыть глаза и увидеть…
Лучше бы не открывал. Над ним безмолвно стоял его хомяк! Но какого же он был размера, раз склонился над ним?! Красные угли широко расставленных глаз вперились ему в грудь, и Влад почувствовал, как его сердце замедляется и стынет холодом. От силуэта хомяка невидимой волной текла такая злоба и ненависть, что Влад вновь прикрыл глаза. Голову прострелила мысль, что неплохо бы прочесть какую-нибудь молитву, что-то сделать. Но ничего на ум не приходило.
Он не знал, сколько длился это кошмар. И как он не потерял рассудок, ощущая всем сознанием липкие нити, окутавшие спальню и его самого. Наверное, он был уже на грани, когда чудовищный хомяк вновь начал клекотать, наполняя пространство в этот раз вполне различимыми голосами. Они сначала тихо, потом громче и громче нашептывали что-то мерзкое, выворачивающее душу… Влад продолжал надеяться, что он всё-таки спит.
Трескучий звонок в дверь вырвал его из кошмарного плена. В комнате никого не было, когда он встал и дрожащей рукой включил свет. К низу позвоночника медленно стекали капли ледяного пота. Звонок вновь затрещал настойчиво, требовательно. Снова и снова. Он натянул джинсы и, даже не взглянув в глазок, открыл дверь.
— Владислав Александрович, ну что вы в час ночи устраиваете?! — на пороге стояла возмущённая молодая женщина и потрясала кулачком.
— Вы же мне своим кино или чем там детей перебудили! — продолжала возмущаться она.
— Извините, Валентина, — отчество он её не помнил. Голос Влада так и грозил сорваться, - извините. Кошмар приснился, видимо, это я кричал.
Женщина с любопытством посмотрела на него, уже не так гневно, почти удовлетворённая его извинениями. Человек он вроде приличный, да и бледный весь, руки дрожат, глаза навыкате. Правду, видимо, говорит. Все эти мысли легко было прочесть по её лицу.
— Вы уж не шумите больше. Успокоительное выпейте, — участливо посоветовала она Владу, — Хотите, я принесу?
— Нет, спасибо. Извините ещё раз, — сказал он и закрыл дверь.
— «Завтра суббота, выспаться бы нормально» — подумалось Владу. Да какой тут сон. Он зашел на кухню, включил свет и, замерев, уставился на плюшевого хомяка на столе. Стоит там же, где его оставили. Видимо, всё-таки кошмар. Плеснув в стакан минеральной воды из бутылки, Влад выпил её большими глотками. Полегчало. Вновь бросив взгляд на стол, он вдруг со страхом сообразил, что именно не так. Хомяк стоял спинкой к нему. Влад точно помнил, что когда ужинал, поставил его мордой к себе. Сейчас же зверюга, милой игрушкой назвать он уже его не мог, стояла, повернувшись носом и глазами-бусинками в угол. Влад выругался. Хомяк повторил его слова наполовину и дальше снова забормотал что-то неразборчивое. Но почему же он молчал, когда Влад разговаривал с соседкой?
С хрустом над головой Влада лопнула лампочка, затем вторая. Из пяти лампочек в люстре осталось три целых. По стенам заметались неясные тени. Зло клекоча, игрушка медленно ползла, вибрируя и кивая, к краю стола. Каким-то внутренним чутьём Влад понял, что стоит хомяку доползти до края стола и упасть на пол, как он вновь станет огромным. Тогда точно конец. Но заставить себя схватить кошмарную игрушку и поставить на центр стола он не мог. До края оставалось сантиметров тридцать, и Влад принял единственно верное решение. Бежать. Схватив свитер и ключи от машины, он с грохотом захлопнул железную дверь. Замок автоматически закрылся. Ничего. Запасные ключи от квартиры лежат в машине.
Лифт, казалось, ехал целую вечность. Ещё медленнее открывались его створки, а изнутри квартиры в железную дверь заскреблись. Слегка успокоился и привёл мысли в порядок Влад только в машине. Она ему тоже показалась живой, только тёплой и поддерживающей. Не зря он её обожал. Но куда ехать? Мысли о полиции Влад отмёл сразу. Расскажи он им ситуацию, вмиг скрутят и в «дурку» отправят. К Нинке ночевать тоже не дело, не отстанет потом. Только отделался. Значит, к Лёхе. Без вариантов, лучший друг всё-таки. Как раз он жену на выходные в деревню отвез.
Через десять минут он уже звонил в домофон другу.
— Влад, ты что, до завтра дотерпеть не мог? Второй час ночи! — ответил ему сонный голос.
— Да открывай ты, блин! ЧП у меня! — завопил Влад.
— Пиво или кофе? — спросил его Лёха, машинально ставя чайник.
— Кофе и покрепче. Слушай, тут такая история, — и он пересказал события сегодняшней ночи, с содроганием вспоминая свои ощущения.
Сначала Влад думал, что улыбающийся друг посмеется над ним и порекомендует закусывать. Но потом заметил, что улыбка-то нервная.
— Что такое? — спросил он Лёху, с интересом рассматривающего его голову.
— Ты поседел сильно, в зеркало глянь!
Влад метнулся к зеркалу в ванной. Так и есть. Ещё вчера смолисто-чёрный ёжик его волос был теперь серебристо-серым. Он вернулся на кухню и уселся на стул.
— Надо что-то делать.
— Я тебе говорил, что квартира не очень, — наехал на него Лёха, — Хоть и во всякую хрень я не верю, но мне там не по себе. Куда, говоришь, хомяк твой смотрел, когда ты геройски слинял?
— В угол.
— А вот если б соседей послушал, знал бы. Там мужик-алкаш жил, семью свою молотком забил и горло потом перерезал себе. Подох в том углу на кухне. Сосед твой с нижнего этажа рассказывал, когда нам шкаф помогал тащить, — криво усмехнулся Лёха.
Влад даже всхлипнул от такой новости. Не совсем новости, такое он слыхивал, но мимо ушей пропускал. Думал, завидуют люди, что задёшево квартиру взял.
— Ага, — словно прочитал его мысли Лёха, — То-то до тебя четыре хозяина в этой квартире за десять лет поменялось.
— Выходит, не в хомяке дело? — спросил уже совсем запутавшийся Влад.
— Выходит, не совсем. Твоя игрушка воспроизводит все частоты, а остальное — это какая-то гадость, живущая дома, тебе на мозг давит.
— И что делать? Что мы, два взрослых мужика, сидеть будем?
— Выкинуть игрушку просто так толку нет… — задумался Лёха, — О! Есть идея!
От его возгласа Влад встрепенулся. Возвращаться сейчас в квартиру точно не хотелось.
— В общем, идея такая. Ты ночуешь у меня. Завтра сгоняешь, откроешь окно на кухне и вернёшься. А вечером, когда эта фигня опять бегать и вопить начнет, выкинем её из квартиры, если дело в игрушке. До того, как она станет такой здоровой, как ты говоришь. Думаю, в ней в этот момент всё нехорошее сконцентрируется.
— Идея так себе, — неуверенно сказал Влад, — Может, священника вызовем?
— Угу. Думаешь, до тебя так сделать не пытались, — Лёха засмеялся, — А так, как я предлагаю, вряд ли кто-то делал.
— Ладно, — согласился Влад, — Всё равно лучше идеи нет. Давай спать. Два часа уже.
— Давай. Я в батину комнату, а ты в моей поспишь. До завтра.
Весь следующий день друзья занимались своими делами. Влад даже заехал к знакомому доктору-невропатологу и, не вдаваясь в подробности, попросил оценить своё психическое состояние.
— Здоров ты, дружище. А вот стрессов тебе бы поменьше и сердечко загляни, проверь, — упитанный медработник Вася протёр запотевшие очки, — Ты когда на пиво-то заглянешь?
— На следующих выходных.
— Опять на следующих. Ну ладно, давай.
На квартиру к Владу ребята приехали часам к одиннадцати вечера. На двух машинах. Лёха приобрёл подержанную «Шкоду» и теперь практически не отходил от неё.
— Ну, пошли. Охотник за привидениями, — улыбнулся Лёха, заметив, что Влад начинает нервничать и теребить в руках связку ключей от квартиры.
— Пошли.
В квартире было тихо и спокойно. Плюшевая игрушка так же стояла на краю стола, замерев. Давно остывший красный чайник в белый горошек на плите. Идиллию видимого спокойствия нарушал только табурет, опрокинутый при прошлом ночном бегстве.
Прошел час, друзья рассматривали фотографии полураздетых девушек в ноутбуке, который Лёха прихватил с собой.
— Пойду покурю на балкон, — сказал Лёха и достал пачку сигарет.
— Не, не! Дуй на лестничную площадку, окно не забудь открыть и дыми туда! А то всё в квартиру тянет.
— Ладно.
Влад зажёг конфорку под чайником и открыл скрипучие полочки подвесного шкафа в поисках шоколадного печенья. Он не курил уже несколько лет и пытался отучить друга от вредной привычки. Прошло пять минут. Требовательно засвистел чайник. Друг задерживался.
— Лёх! — крикнул Влад из приоткрытой двери в коридор. На лестничной площадке его должно быть отлично слышно. Тишина. На кухонном столе задребезжал стационарный телефон. Влад схватил трубку и услышал голос друга.
— Во сколько завтра мероприятие повторим? — судя по звуку, Лёха был за рулем автомобиля.
— Ты куда уехал?
— Да ты же сам вышел, когда я курил, и сказал, что на завтра переносится! Ты чего?
— Я никуда не выходил… — помертвевшим голосом пробормотал Влад, чувствуя, как за его спиной сгущается воздух.
— Хватит разыгры… - звонок оборвался.
Влад обреченно опустился на табурет, не в силах поднять глаза от стола. Хомяк вновь был повернут мордой к нему. Теперь к пылающим глазам-уголькам добавился расползшийся рваными краями чёрный рот, ухмыляющийся и дрожащий.
— Возьми! — грубым голосом скомандовал хомяк и закивал.
Рукой, подвластной чужой воле, Влад беспрекословно выполнил приказ. Он почувствовал полное безразличие. Друг уехал. Зло обмануло их. Теперь ему конец. Его слушались только глаза и, в какой-то мере, сознание. Но и это, видно, ненадолго. В голове настойчиво забилась мысль об открытом окне… Тем временем, рука Влада медленно подносила хохочущего хомяка к лицу. Изо рта у игрушки вывалился синий язычок. Раздвоенный, как у змеи, он затрепетал в воздухе.
— «Оля», — подумал хоть о чём-то светлом Влад и рука остановилась.
— «Оленька» — обрадовался он маленькой победе.
Его рука дрожала, на лбу выступила испарина. Но это было всё, чем он мог противостоять хомяку. Временная передышка. Через пару минут Влад ослабел, и синий язык вдвое увеличившегося в размерах ухмыляющегося плюшевого монстра едва не коснулся его щеки.
— Ну и пусть… — вяло подумал он, не в состоянии больше сопротивляться, — В окно, так в окно.
Вернувшийся Лёха мгновенно оценил ситуацию, увидев друга с беснующимся хомяком в руке. Пляшущие по голубым обоям причудливые тени потянулись к нему, но Лёха был быстрее. Вырвав с немалым усилием игрушку у Влада из рук, он вышвырнул хомяка в приоткрытое окно. В квартире мгновенно посвежело, тени заметались и исчезли. В последний раз одновременно перегорели несколько лампочек.
— Спасибо… — слабо произнес Влад, — Получилось.
— Угу! Иначе какой я бы был друг! Ладно, доставай пиво, отметим!
— Куплю Оле другую игрушку. Только не хомяка, — вымученно засмеялся Влад.
P.S. Выброшенный из окна двенадцатого этажа плюшевый хомяк застрял в голых ветвях верхушки тополя. Ещё долгие месяцы провожал он прохожих злобным взглядом пластмассовых чёрных глазок, пока весной его не расклевали и не растащили на гнезда вороны. Им было нипочем…
Призраки Московского метро - леденящие душу видео в одном фильме
Демон Лазарус собрал для вас самые жуткие видеозаписи, сделанные в Московском метро. Ощутите на себе весь ужас, который хранит в себе Московская подземка.
«Кольцо» Страшные Истории
Бесконечная полоса дороги стелилась под колеса. Путь пролегал через однообразные сахалинские пейзажи. Тучи тоже не добавляли радости. Словом, я был решительно недоволен и этой командировкой и этими местами, нашли мальчика, гонять на край земли. Раздражало все.
— Тут туалет-то хоть есть? — спросил я у Сереги, который подрядился ко мне в извозчики.
— Есть тут все — буркнул тот — Не совсем же мы тут дикие.
Войдя в здание заправки и обнаружив заветную дверь, я устремился навстречу счастью. Сделав свои дела и не обнаружив в кране воды, я пшикнул на ладонь антисептиком, который всегда таскаю с собой и присоединился к Сереге, сметающему с полок маркета провизию.
— Облегчил душу? — усмехнулся он
— Да не то слово, только воды в кране нема.
Расплатившись, мы вернулись в машину и покатили дальше по направлению к Охе, местному захолустному райцентру с населением в 20000 жителей, где без меня ну никак невозможно открыть очередной сетевой супермаркет. Я не фанат автопробегов, но с этой вирусной обстановкой летать как-то стремно. Вот и катим мы по трассе от самого Южно-Сахалинска уже седьмой час.
— Слушай, Сань, ты не будешь против, если мы небольшой крюк сделаем? — немного напряженно спросил Серега.
— Да хоть большой — ответил я — Спешить некуда. Местная манагерша звонила и сказала, что раньше первого числа они оборудование не подключат. А чего ты хотел?
— Да в Нефтегорск хотел заехать. Сегодня же 28 мая.
— И чего? — недоуменно спросил я — У вас тут местная традиция что ли или флешмоб какой?
— Можно и так сказать — грустно улыбнулся он — Ты про землетрясение в Нефтегорске слышал?
— Как-то не припомню, а должен был?
— Тут ровно 25 лет назад весь городок с лица земли стерло. Две трети жителей погибло и братишка мой двоюродный вместе с родителями в ту ночь сгинул.
— Блин, Серень, извини. Соболезную.
— Да все норм, не парься. Мне тогда четыре года было. Я их и не помню почти, но при случае стараюсь заехать помянуть. Так что спасибо, что согласился.
— Да брось — возмутился я — Говорю же, не к спеху, а даже если, то не урод же я?
— Да разное про тебя поговаривают—ухмыльнулся Серега.
— Так, с этого места поподробнее—заинтересовался я.
— Ну сам посуди, приехал какой-то столичный гусь из центрального офиса, всех строит, контролирует запуск каждого магазина и ни Бог ни черт ему не брат. Ты же что бугров местных, что чинушей разносишь в пух и прах, да еще замашки эти твои городские. Интернет медленный, гостиницы — клоповники, меню в кафе убогое, ну и все такое. Девчат наших отшиваешь с треском. Только, Сань, без обид, и я тебе ничего не говорил.
— Мда — призадумался я. Знаю, конечно, что характер у меня сложный, не зря в тридцатник трижды разведен, но и совсем уж говном я себя тоже не считал. Ну да, московский хипстер с соответствующими замашками, но у всех ведь свои тараканы.
— Мне по должности положено, а то распуститесь тут совсем — закруглил я разговор, сведя все к шутке.
Беседа продолжилась, а потом я сам не заметил, как задремал.
Проснулся от тычка в плечо.
— Приехали — сказал Серега
Вокруг деревья, холмы, какие-то белые камни рядами. Ни домов, ни машин, ничего. Пустовато даже для окраины. Я хотел было съязвить о состоянии здешних городов, но вспомнив, как выгляжу в глазах местных счел за лучшее промолчать.
— А где город? — поинтересовался я, озираясь по сторонам — Церквушку вижу, памятник, даже не один, вижу, а города нет.
— Так нет больше города. Одно гигантское кладбище и осталось — пояснил Сергей — Тут и было два десятка пятиэтажек, а в ту ночь они все и...— он махнул рукой — Просто рассыпались в труху
— Жесть какая — передернул плечами я — Ну что, ты давай иди, а я пока на памятник поглазею.
— Добро — Ответил Сергей и направился в сторону города-кладбища.
Я же двинулся к довольно монументальному сооружению, представлявшему собой округлую темно-красную стену с обелиском и белой аркой перед ней. Стена оказалась списком имен погибших во время катаклизма, а на обелиске были какие-то фотографии. Видимо, виды еще целого города. Выглядело это гнетуще.
Сев на лавочку я достал смартфон и решил загуглить, что же тут случилось.
28 мая 1995 года в 1:04 ночи произошло сильнейшее землетрясение и город за 17 секунд перестал существовать. Погибло больше двух тысяч человек. В кафе местного клуба праздновали последний звонок. Люди медленно погибали под завалами, горели в огне поврежденных газовых коммуникаций, умирали от кровопотери и травм. И в каждом источнике: 17 секунд, 17 секунд, 17 секунд. Скоротечная, страшная трагедия.
Продолжая бегло просматривать события той страшной ночи, я прошелся вглубь города-кладбища. Сухие строки текста не трогают сознание, это было когда-то и с кем-то. Но сейчас я стою перед длинным рядом белых надгробных плит, на каждой из них одна дата: 28 мая 95 года. От осознания, что сотни жителей умерли в один миг вместе с самим городом, на душе стало неуютно.
— Ад какой-то — подумал я, поднимая глаза от экрана.
Пока я изучал детали трагедии в этом странном городе-призраке закипела жизнь, люди группами и в одиночку бродили между могил, возлагали цветы, прибирались. Ну да, сегодня же годовщина, 28 мая.
— Здравствуйте, дядя — от неожиданности я вздрогнул и резко развернулся покрываясь мурашками.
Передо мной стояла девчушка лет восьми явно из неблагополучной семьи, одета так, что даже для уборки на кладбище стыдно такое носить. Все чистенькое и целое, но в Москве ее за такие шмотки точно бы запозорили одноклассники. Какая же дыра, я мысленно закатил глаза.
— Ну здорово, коль не шутишь — процедил я сквозь зубы, пытаясь унять колотящееся от испуга сердце — Где предков потеряла?
— Мы там — она махнула ручонкой куда-то в сторону — Мы все там.
— Может у Вас получится? — с какой-то странной интонацией сказала она и подошла ближе.
— Получится что? — переспросил я.
— Вернуть кольцо... порвать кольцо... я устала, пожалуйста.
— Послушай, ребенок, — сказал я, подходя к ней. Впрочем, фразу закончить я не успел, так как девчуха схватила меня за руку и мир в прямом смысле померк.
Когда картинка прояснилась, я обнаружил себя на тротуаре возле неширокой дороги, местами освещенной редкими фонарями. Стояла ночь, в пятиэтажках, выстроившихся вдоль улицы, кое-где светились окна, неподалеку гуляли собачники. Обернувшись, я не увидел ничего, то есть в прямом смысле ничего, поскольку буквально в метре от меня колыхалось черное марево, поблескивающее подобно матовому стеклу. Подойдя к стене я осторожно протянул руку и слегка надавил на преграду. Наощупь она была похожа на натянутую ткань, чуть поддаваясь моим усилиям, но непреклонно возвращаясь на прежнее место.
Ни памятника, ни могил, ни этого долбанного ребенка...
—Я что, сплю?—подумал я—Что за хрень?
Пока я зависал, осмысливая происходящее, меня чуть не сбила с ног тетка, вынырнувшая прямо из этой стены.
— Ой — сдавленно пискнула она, уставившись на меня — Вы как из под земли выросли. Извините!
— Да ничего, бывает — ответил я, с опаской поглядывая на огромную псину у нее на поводке — А Вы не подскажете, что это за город?
— Нефтегорск — помолчав, ответила она — После чего начала дознание — А Вы откуда тут, раз не знаете где находитесь?
— Да понимаете, — начал отмазываться я — Какие-то уроды поймали, деньги отобрали, в багажник бросили и черти сколько не пойми где катали. Вот хоть живым высадили.
— Ах ты ж Господи...— запричитала тетка — Совсем бандюки распоясались. В милицию Вам надо!
Не знаю почему, но при упоминании милиции меня пробило на понимание происходящего.
— А Вы не подскажете еще, который час и какой сегодня день? А то меня похоже еще по голове двинули.
— Пять минут первого — отрапортовала тетка, глядя на часы — 27, нет, уже 28 мая.
— А год?
— 95-й — еще раз смерив меня подозрительным взглядом, ответила тетка.
28 мая 95 года! Через час тут начнется локальный апокалипсис! Я как-то быстро принял мысль, что меня затянуло в прошлое, ощущение надвигающегося ужаса затмило попытки удивиться и проанализировать ситуацию! Надо уносить ноги! Что там девчонка мне сказала? Может вы сможете помочь? Помочь в чем? Спасти людей? Спасти город? Душная волна паники затопила сознание мешая думать.
— Через час землетрясение — заорал я — Слышите, надо срочно всех предупредить. Город будет разрушен полностью. Надо эвакуировать жителей!
Вместо хоть какой-то реакции, тетка просто двинулась дальше мимо меня.
— Вы что, не слышите? Надо людей спасать! — орал я в спину уходившей женщины. Однако та будто не заметила — Женщина! — Окрикнул я ее, подойдя ближе.
— А? Что? Ой, молодой человек, вы как из под земли выскочили.
— Вы меня слышали? — уточнил я.
— Простите, честно говоря нет — смутилась тетка.
— Я говорю, через час будет мощное землетрясение в городе. Надо всех выводить из домов!
— Пять минут первого. 27, нет, уже 28 мая — после чего, наморщив лоб, добавила —95 года.
— Спасибо — выдавил ей в ответ, вновь наблюдая удаляющуюся спину — вообще неадекватная — подумал я.
Огромным усилием воли я подавил нарастающую панику. Предаваться рефлексиям времени не было. У очередных собачников я узнал, где у них тут милиция, но стоило мне завести речь о надвигающейся угрозе, как взгляд людей делался стеклянным, и я как бы выпадал из их поля восприятия. Пробовал даже заорать посреди улицы, чтобы все выходили из домов и спасались, но безрезультатно. При этом, когда я с той же громкостью заорал благим матом, то в ответ из открывшихся окон узнал о себе много нового. Снова закричав о землетрясении и эвакуации, понаблюдал лишь закрывающиеся окна и тухнущий в них свет.
Я физически ощущал, как утекает драгоценное время, но что делать решительно не знал.
Добравшись до околотка, я столкнулся с тем, что не могу попасть внутрь, дежурный точно также выключался из реальности, стоило мне затронуть тему землетрясения. Мечась по ночным улицам и приставая к редким прохожим, я услышал звуки музыки, доносившиеся из здания клуба.
— Блин, это же последний звонок — подумал я — Там же дети, а времени у меня фиг да ни фига!
Твердо вознамерившись спасти хоть кого-нибудь, я очертя голову ринулся в открытые двери. Веселье было в разгаре. В центре зала отплясывала молодежь, кругом стояли столы с едой и напитками. На часах в углу 0:50, значит у меня осталось 14 минут. Окинув взглядом помещение, я приметил явно учительниц и направился к наиболее важной из них. Уже понимая, что в лоб действовать бесполезно, зашел с другой стороны.
— Здравствуйте! — натянув на лицо обаятельную улыбку, начал я.
— Я дядька вон тех охламонов — сделал я неопределенный жест рукой в сторону кучкующихся подростков — Не пора заканчивать? Мы еще дома хотели отметить, а эти гаврики до конца мероприятия отказываются уходить.
— Да, в час закончим — ответила тетенька.
— Только точно, хорошо? — уточнил я и, получив чуть ли не клятвенное в том заверение, успокоился и отошел в уголок.
И вот, без двух минут час песня закончилась и тетенька, с которой я разговаривал, взяла слово и начала закруглять праздник. Но тут, я сам не понял кто, предложил последний танец. Предложение было громогласно поддержано и из колонок вновь полилась музыка.
— Да вашу ж мать! — прошипел я, и принялся вновь прорываться к командующей парадом. Однако это было без толку, тетка на меня больше не реагировала
Я попробовал обесточить стойку с аппаратурой, но провод будто приклеился и моей немалой силы выдернуть его не хватило. Я влез на сцену, начал орать и размахивать руками, бесполезно. Пытался хватать подростков и вытаскивать из здания, но мои руки с них будто соскальзывали. Совсем отчаявшись, я плюхнулся на стул рядом с влюбленной парочкой, державшихся за руки ребят, поедающих друг друга глазами
— Ты хоть поцелуй ее — буркнул я в сторону паренька, без надежды на реакцию, однако тот обернулся ко мне.
— Да как-то неудобно на людях — смущенно промямлил он.
— Ну так хватай девочку в охапку и тащи на улицу. Там никого — посоветовал я — Давай-давай, сейчас или никогда!
Взгляд парня уже знакомо остекленел, но вдруг прояснился, и, коротко кивнув, он потащил деваху на выход.
— Ни фига себе — подумал я — Может и надо было так ненавязчиво действовать?
Но нет, на 3000 человек у меня бы времени никак не хватило. Часы показывали три минуты второго, а значит пора спасаться самому.
Выскочив из здания, я увидел под деревом неподалеку целующихся ребят.
— Ну хоть кого-то спас — промелькнуло в голове.
Вдруг откуда-то послышался все нарастающий гул и земля мелко затряслась. Вот оно, началось. Время стало тягучим и вязким, каждая секунда отдавалась в голове болезненной пульсацией, отсчитывая семнадцать мгновений ужаса.
Семнадцать. От первого толчка меня подбросило в воздух метра на полтора.
Шестнадцать. Грохнувшись на землю, я всем телом ощущал набирающую обороты стихию.
Пятнадцать. С грохотом и скрежетом здания начали оседать и рассыпаться как карточные домики.
Четырнадцать. Воздух наполнился воплями раненых и умирающих, которые заглушали даже гул земли и грохот разрушаемых зданий.
Тринадцать. Асфальт вздыбился под ногами, покрываясь сетью широких трещин.
Двенадцать. Треск падающих деревьев я принял за жуткий звук ломаемых костей...
Одиннадцать. В воздух взметнулись столбы пламени из разорванных газовых труб.
Десять. Ночь наполнилась нестерпимым запахом гари, клубами пыли и летящей отовсюду бетонной крошкой.
Девять. Многоголосый вой погибающих людей заставил заткнуть уши.
Восемь. Я продолжал метаться в кошмарной ночи, ослепленный, оглушенный, стараясь убраться подальше от падающих домов.
Семь. Среди клубов пыли мелькали тени обезумевших от ужаса людей, натыкаясь друг на друга, падая и калечась.
Шесть. Нескончаемые колебания земли начали затихать, но трясло все еще немилосердно.
Пять. Грохот ломающихся конструкций стал тише, почти все, что могло разрушиться, уже было разрушено.
Четыре. Рев пламени от полыхнувшего газа в остатках ближайшего дома перекрыл все остальные звуки.
Три. Нестерпимый жар опалил лицо. Вслепую извиваясь по земле, я попытался убраться от разгорающегося пожарища.
Два. Подземный гул окончательно затих.
Один. Все закончилось.
Замедлившееся время пришло в норму.
Город лежал в руинах. Он казался смертельно раненным исполинским существом, залитым кровью, усеянным сотнями изломанных тел, освещенным лишь факелами пожаров. Агония, по другому не скажешь. Не осталось ни единой целой конструкции, голоса отовсюду молили о помощи, ругались, кричали что-то бессвязное или просто безутешно рыдали.
Продолжая бежать сквозь этот кошмар я успел заметить мелькнувший обломок, приближающийся к голове. За резкой болью наступила тьма.
Очухался я через несколько часов когда начало светать.
Я не успел. Не помог. Не спас. Зачем я здесь? Или еще не поздно что-то изменить?
Я брел среди искореженных зданий и судеб, не разбирая дороги, борясь с тошнотой и головной болью, сквозь красную пелену в глазах, наблюдая калейдоскоп умирающего города.
На развалинах копошились люди, пытаясь голыми руками растащить завалы, чтобы вызволить своих близких. Воздух наполнял рвущий душу плач и утробные крики заваленных обломками. Пахло бетонной пылью и гарью, к которым примешивался запах сгоревшего мяса.
На руинах одного из домов собралась довольно большая группа людей во главе с человеком в милицейской форме. Этот человек переговаривался с кем-то под развалинами. Хриплый мужской голос просил нож, чтобы убить жену и детей, а затем уйти из жизни самому, поскольку огонь подступал уже вплотную, гореть заживо не хотелось, а вытащить их без тяжелой техники нет никакой возможности.
Мне встречались люди, с потухшими взглядами бредущие в никуда, некоторые несли на руках детей. По тому, как изломанные маленькие тельца лежали в их руках, можно было решить, что они без сознания, или... нет, не хочу об этом думать...
Вот извлекли из под завала женщину, оттащили в сторону и накрыли лицо курткой. Окровавленная девушка в разодранной одежде прошла мимо, никак ни на что не реагируя. Вот, ходя кругами по обломкам, мужчина показывал людям все, что осталось от его недавно налаженной и размеренной жизни: «Вот моя кровать, это нога моей жены, там под камнем мои дети».
И тут я увидел ее, ту девчушку, которую я встретил у памятника в моем времени. Она стояла в той же одежде посреди улицы и смотрела на меня. Легкая футболочка, непонятного фасона штаны, одна рука в кармане.
— Тебе не холодно? — спросил я, подойдя и присев напротив.
— Нет, уже нет.
— Это же ты меня сюда закинула? — поинтересовался я, но в ответ девочка лишь неопределенно пожала плечами — Ну и зачем это все? Я же ничего не мог сделать!
— Пойдем. Я покажу...
И мы пошли в ту часть городка, где я еще не был. Девочка легко перебиралась через нагромождения строительного мусора, перепрыгивая через трещины и камни. То и дело накатывали приступы дурноты, когда я видел выглядывающие из под обломков изуродованные трупы. В их остекленевших глазах отражалось зарево пожара и начинающийся рассвет. Хуже этого были только живые, которые голосили из-под обломков, моля о помощи.
Посмотрев на своего Вергилия, я заметил, что фигура девочки не вполне материальна.
— Так ты призрак что ли? — наконец дошло до меня. В ответ опять пожатие плечами — Звать-то тебя как?
— Лена — ответила девочка — Мы пришли.
Посмотрев в том направлении, куда указывала Лена, я увидел людей, пытающихся достать что-то из под обломков. Ринувшись было на помощь, был остановлен словами: «Не надо. Уже не надо». В группе спасающих началось какое-то оживление, и я увидел Лену. Та же девочка, в той же одежде, вся в пыли и крови, но без признаков жизни.
— Так это ты? — вскричал я.
— Уже нет — Ответила Лена — Пойдем.
Мы подошли к ее телу, лежащему в ряд с другими погибшими, и мне бросилось в глаза отсутствие большого пальца на правой руке.
— Не сберегла кольцо. Забрали — прошептала Лена, вытащив руку из кармана и показывая такую же беспалую ладошку — Нужно вернуть. Я маме обещала. Нужно сберечь.
Я смотрел на ее маленькое тельце и чувствовал, как спину покрывает липкий пот, а виски противно холодеют. Только сейчас я понял, что никогда не был так близко к смерти. Своей, чужой, не суть важно.
— Страшно умирать? —почему-то спросил я.
— Раньше да — ответила девочка и, улыбнулась — Но я потом привыкла. Сейчас уже даже не больно...
Лена пристально посмотрела мне в глаза и в сознание ворвался поток образов, она показывала мне, как все было. После первого удара стихии их с мамой завалило дома, причем девочка на тот момент оставалась совершенно невредимой. Маме же повезло меньше. Кусок бетона раздавил ей грудную клетку. Уже умирая, женщина сняла с руки колечко и отдала доченьке с наказом хранить его или подарить дорогому человеку. Кольцо это передавалось в их семье по женской линии уже несколько поколений. Взяв кольцо и надев его на большой палец, Лена, сквозь слезы, наблюдала, как умирает ее мама. Спустя какое-то время вновь тряхануло землю, глыбы бетона чуть сместились, и Лена попыталась выбраться наружу через просвет между ними. Но тут тряхануло опять. Ребенка завалило окончательно, лишь детская ручка с ювелирным изделием на пальце оказалась на улице.
Уроды в человеческом обличии были везде и всегда. Не стал исключением и агонизирующий Нефтегорск. В то время, как люди пытались спасать пострадавших, нелюди шарились по руинам в поисках поживы. В поле зрения такого мародера и попала рука девочки, торчащая из бетонного крошева. Попытавшись содрать кольцо с распухшего пальца, выродок не преуспел в этом, а потому отрезал палец вместе с драгоценностью и сунул себе в карман.
— Не страшно. Мне уже не больно было — прокомментировала Лена процедуру ампутации, после чего показала на испитого вида мужичка, ошивающегося поблизости от развалин дома. —Оно у него. Нужно вернуть. Я обещала. Не смогла. Помоги. Смогу уйти.
— То есть, мне надо вернуть тебе кольцо, чтобы все закончилось? — уточнил я.
— Да — кивнула она в ответ — Тогда смогу. Не надо будет каждый раз умирать. Тогда уйду...
Так вот в чем моя миссия! Не спасти город, не спасти людей. Дать возможность «уйти» всего одной маленькой девочке. Я не раздумывал, стоит ли эта цель таких жертв, заслужили ли люди, каждый раз переживая трагедию, этого кошмара. Я просто решил сделать то, о чем меня попросила Лена.
— Мародерничаем? — Едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на него зарычал я, подойдя к алкашу.
— Отвали! Дурной совсем? — Испуганно заверещал мужик.
— Что в карманах?
— Да пошел ты!
Когда я схватил его за грудки, тот начал истерично орать, по-бабьи взвизгивая. На шум подоспели люди, которые разгребали завалы поблизости. Нас растащили, и алкаш заблажил, что дескать я его ограбить хотел.
— Ты карманы-то выверни и покажи народу, что у тебя там — пошел в контратаку я.
Когда мужик стал юлить и нести какую-то несуразицу, парни из собравшейся толпы быстренько вытряхнули всю ношу мародера. Отрезанные пальцы, вырванные с мясом серьги, часы, даже золотой зуб. Обезумевшая от всего пережитого толпа, потерявшая все, ринулась наказывать того, кто плясал на костях их трагедии.
— Стойте! — закричал я — у него кое что, что принадлежало моим близким.
— Чем докажешь? — спросил один из державших урода парней.
Выбрав из груды кровавых трофеев нужный, что было несложно, так как невидимая никому Лена мне на него указала, я подвел народ к ее телу и приставил отрубленный палец на его положенное место.
— Это ее. Пусть с ней и останется — с этими словами я спрятал палец с колечком в карман штанишек мертвой девочки.
Вид тела мертвого ребенка, на которое покусился этот выродок окончательно разъярил толпу. Еще некоторое время я слышал, как в слепой ярости они забивали его насмерть, слышал его утробный вой, клекот разорванных обломками ребер легких, слышал его предсмертные хрипы и хлюпающий звук ударов об уже мертвое тело.
— Получилось — услышал я голос Лены.
Переведя взгляд на нее, я увидел, что девочка рассматривает свои руки, на одной из которых теперь появился палец с колечком.
— И что теперь? — спросил я, присев напротив нее на корточки.
— Теперь я отдохну — с этими словами она обняла меня и поцеловала в щеку. — Спасибо! — услышал я ее шепот.
Глаза девочки стали наполняться белым свечением, заливая все вокруг, полностью ослепив меня. Когда зрение вернулось, я обнаружил себя возле памятника, где все это началось..
— Сань, ты чего там застрял — услышал я голос Сереги.
— Да чего-то задумался — ответил я, подходя — Жесть, конечно, тут была.
— Жесть, не то слово — покачал он головой — Брат мой чудом уцелел!
— Да ты что? — спросил я, чуя подвох.
— Там такая история была. Они последний звонок отмечали в клубе. Девочка ему там одна нравилась. Вот они весь вечер просидели в уголке, а за пару минут до землетрясения его как будто что-то дернуло. В общем, понял он, что либо он ее сейчас поцелует, либо этого никогда не случится.
— Ни фига себе — протянул я.
— Ага. Только они вышли, только под деревом расположились, так все и началось.
— Охренеть — только и вымолвил я, садясь в машину.
Продолжать разговор не хотелось. Хотелось все забыть, отдохнуть. Увидев, что я не настроен на треп, Серега замолк.
Мы довольно быстро добрались до Охи. Заселившись в гостиницу, я разобрал вещи, принял душ и, накинув куртку, вышел на балкон покурить. Сунув руку в карман, я нащупал в нем незнакомый предмет. Достав его и раскрыв ладонь, я увидел Ленино колечко.
— Покойся с миром, девочка — прошептал я, сжимая кольцо в кулаке. — Спи спокойно.
Ржавчина
Хозяйкой квартиры оказалась полноватая женщина в броском красном плаще и со спутанным шиньоном на макушке. Лицо её, уже немолодое и покрытое толстым слоем пудры, дышало стервозностью. Хотя, стоило Зинаиде Павловне открыть рот, как Дима понял, что стервозностью дело не ограничивалось.
- Деньги-то у тебя точно есть, студентик? - пренебрежительно спросила она.
- Я работаю после занятий.
- Знаю я эти ваши подработки студенческие! Две копейки платят, а потом вы у меня отсрочку по аренде вымаливаете!
Левая густо подведённая бровь взмыла вверх, изогнувшись дугой недовольства.
- Деньги за квартиру будут и будут в срок, - хмуро ответил Дима.
- Ну, смотри у меня!
Хмыкнув, Зинаида первой шагнула в жилую комнату, громко цокая каблуками сапог по вздувшемуся деревянному паркету. Она обвела рукой небольшую комнату.
- Да, не царские хоромы, но зато рядом с метро!
Дима сглотнул, а в его голове промелькнула паническая мысль: может ну его?.. Продавленный диван посреди пустой комнаты и тяжёлый красный ковёр с каким-то замысловатым растительным узором, висевший прямо на стене. Больше ничего не было.
Дальнейший осмотр квартиры тоже не позволил выявить какие-либо плюсы этой недвижимости: ржавая сантехника, плесень на сколотой плитке и пробирающий до костей холод во всех комнатах. Вот только ничего иного за свои скромные средства Дима позволить себе просто не мог, и ему всё же пришлось соглашаться на имеющуюся жилплощадь. Зинаида только растянула пухлые губы в кривой улыбке, услышав его ответ.
- На антресоли и под ванную не лазать - там хлам от прошлых жильцов и краска для ремонта. Ничего не трогать! Только вздумай у меня что-нибудь украсть! Я ясно выразилась, а? - угрожающе проговорила напоследок хозяйка, уже спрятав полученные деньги за аренду куда-то под лямку бюстгальтера и направляясь к выходу. Дима мог лишь вяло кивнуть, и уже через минуту входная дверь с грохотом захлопнулась, оставив его наедине с пыльным ковром и запахом сырости, висевшим в воздухе.
Если бы не удобное расположение этой старой хрущёвки и относительно низкая стоимость аренды квартиры, то парень ни за что в жизни бы не согласился жить в таком помещении. Он с тоской вспомнил о родном городе и родительском доме, где всегда было сухо, тепло и пахло маминой выпечкой. Но теперь он повзрослел, сам зарабатывал, и пора ему было начинать собственную жизнь. Как жаль, что начинал он её в подобной конуре.
С тех пор Дима каждое утро и вечер, возвращаясь домой, наслаждался залепленной жиром плитой, отклеивающимися обоями во всех комнатах и небольшой горсткой тараканов под раковиной на кухне, которые явно жили там уже давно и переселяться никуда не собирались. Все попытки убраться приводили только к тому, что грязь лишь размазывалась по большей площади, а в воздухе постоянно порхала согнанная с места пыль.
Первые дни парень так уставал в университете и на работе, что без сил падал на скрипучий диван и проваливался в крепкий сон до самого будильника, стараясь ни на какие изъяны квартиры не обращать внимания. Но через неделю график его стал более размеренным, ко многому он привык и спал уже куда чутче. И в одну из ночей его сон потревожил мерный звук.
Кап-кап. Кап-кап.
Раздражающий стук капель из ванной комнаты заставил Диму проснуться и заворочаться на диване. Старый каркас сразу же протяжно заскрипел, заставив парня поморщиться.
Кап-кап.
Даже сквозь тонкое одеяло Дима хорошо слышал каждую каплю, падавшую с крана на дно ванны. Словно маленький молоточек выстукивал свою однообразную мелодию.
Парень резким движением поднялся на ноги и в темноте побрел в коридор, рукой едва касаясь стены. Дверь в ванную комнату была слегка приоткрыта, оттуда тянуло прохладой и влагой.
Щёлкнув выключателем, Дима шагнул внутрь крошечного помещения, где едва помещалась старая чугунная ванна, фаянсовая раковина и унитаз. Ногам было зябко от ледяной плитки, и всё тело мгновенно покрылось мурашками. Словно в ванной температура была на порядок ниже, чем во всей остальной квартире.
Длинный кран с лёгким налётом ржавчины, покосившийся и обшарпанный, был повёрнут в сторону ванны и отсчитывал каплю за каплей в размеренном ритме. Дима со всей силы закрутил вентиля, капать стало меньше, а вот звук словно бы никуда и не исчезал. Так и бился в висках нервирующий дробный стук.
Кап-кап.
Парень с ненавистью посмотрел на кран. С него натёк конденсат, и на полу образовалась небольшая лужа ржавого цвета. Вытерев её половой тряпкой, Дима повернул кран к раковине и подложил под него губку, чтобы стук не мешал ему спать, а после вновь вернулся на диван.
Уже утром, невыспавшийся и хмурый, принимая душ, он всерьёз задумался над тем, чтобы устроиться ещё на какую-нибудь подработку, лишь бы подкопить денег и как можно быстрее съехать из этой провонявшей плесенью и ржавчиной квартиры. Отдёрнув штору и перешагнув через бортик, Дима практически сразу же заметил огромную рыжеватую лужу, медленно и неспешно вытекавшую откуда-то из-под экрана, который закрывал практически всё пространство под ванной.
Парень нахмурился и тряпкой подтёр воду, но сразу же по плитке побежали новые ржавые ручейки.
"Вот же ж!.. Тут ещё что-то подтекает!" - с негодованием подумал он.
Опустившись на колени, Дима пощупал пластиковый экран, отыскав небольшую дверцу. Через неё едва ли можно было хоть что-нибудь разглядеть в тёмном пространстве под чугунной ванной. Всё свободное место оказалось забито различным хламом: впереди стоял таз, заполненный старыми упаковками порошков и различных чистящих средств, за ним высилась гора какого-то тухлого тряпья, виднелись проржавевшие банки с краской, застывшие кисти и малярные валики. В темноте трудно было разглядеть весь мусор, который, судя по всему, годами хранился под ванной, обрастая рыжими хлопьями ржавчины, пылью, паутиной и грибком.
Дима ушёл в комнату за телефоном, включил фонарик и, вернувшись в ванную комнату, ещё раз заглянул в средоточие вони и сырости. В маленькое окошко экрана ему удалось просунуть только одну руку, из-за тесноты он едва мог пошевелить там кистью, и, конечно, даже речи не шло о том, чтобы разглядеть трубы, слив или место протечки.
Неожиданно в слабом свете фонарика промелькнула какая-то смутная тень возле банок с краской, которая сразу же исчезла, стоило Диме резко дёрнуться. Послышалось приглушённое шуршание ткани, и через пару мгновений всё снова замолкло. Парень ещё несколько минут разглядывал мусор в попытках понять, не причудилось ли ему это. Но тот, кто жил под ванной, явно не желал больше показываться на глаза.
Поднявшись на ноги и отряхнув колени, Дима быстро вышел из ванной. Дверь за собой он закрыл особенно плотно. А пальцы уже набирали номер матери.
- Алло! Да! - послышался в трубке мелодичный мамин голос.
- Это я.
- А, сынок! Ты уже пару дней как не звонил! Всё хорошо? Обустроился на новом месте?
- Да, мам. Слушай, подскажи какое-нибудь средство от крыс. Только действенное.
- Дима! У тебя что, завелись крысы в съёмной квартире?! - с ужасом воскликнула мать.
- Крысы или мыши, я не уверен точно. Судя по всему, от прошлых жильцов остались.
- Ужас какой! Что же это за квартира такая, в которой крысы живут! - взволнованно дышала в трубку мама. - Ты говорил с хозяйкой? Это же просто гадость!..
- Ма! - повысил голос Дима. - Успокойся. Всё нормально.
- Да какое же тут нормально... - начала было мать, но сын сразу же её прервал:
- У меня нет времени. Мне в универе надо быть через полчаса. Просто скажи средство какое-нибудь, чтобы я по дороге купил.
- Дима, ну я же за тебя волнуюсь, переживаю.
- Ма, к делу! - не терпящим возражений тоном проворчал парень.
- Ладно-ладно... Мы на даче с бабушкой так делали: брали тыквенные семечки, внутрь с помощью шприца заливали какой-нибудь жидкий крысиный яд магазинный, а после раскладывали всюду.
- А тыквенные семечки зачем? - удивился Дима. - Нельзя просто марку яда мне назвать?
- Все эти грызуны очень любят тыквенные семечки и запах их сразу же чуют. А так как запах сильный, то и яд внутри перебивает хорошо. Крыса семечку хватает, грызёт, ничего не подозревая, а потом и погибает через какое-то время... А если просто яд магазинный разложишь везде, то они его обходить будут, вот и всё. Эти крысы очень умные животные, давно уже все плохие запахи знают.
- Неужели эта ваша с бабушкой идея хоть раз сработала? - усомнился парень.
- Сынок! Ну конечно! Мы же тогда так всех крыс с дачи и вывели. Они мышеловки обегали, приманки ядовитые игнорировали, а вот против семечек не устояли.
- Я понял. Спасибо, ма.
Дима положил трубку, даже не попрощавшись, впопыхах собрался и поспешил на занятия. А уже вечером, после учёбы и работы, он забежал в магазин и купил всё необходимое для охоты на крысу, засевшую под ванной.
Поступив так, как велела мать, он разложил ядовитые семечки за экраном и бросил целую горсть в темноту, туда, где валялась груда тряпья. А после вновь плотно закрыл дверь, чтобы умирающая крыса не могла выбежать из своей кафельной темницы.
Ближе к полуночи, уже собираясь ложиться спать, Дима пошёл умываться. Он осторожно открыл дверь, опасаясь увидеть там крысиный труп, но пол был пуст. Ни крысы, ни семечек.
Парень самодовольно хмыкнул себе под нос, радуясь, что жертва заглотила его приманку. Теперь оставалось только ждать, когда же подействует яд. Хотя, может, крыса давно уже сдохла и осталась себе лежать где-нибудь в горе тряпок под ванной. Эта мысль заставила Диму напрячься: ему очень не хотелось ещё пару недель нюхать, как разлагается где-то за экраном крысиный труп. Но и возможности достать из-под ванны весь мусор, чтобы отыскать грызуна, тоже не было, поскольку пластиковый экран никаким образом нельзя было сдвинуть или убрать - оставалось довольствоваться лишь крохотным окошком, через которое вряд ли бы пролезло что-то крупнее банки с краской.
Пока Дима умывался, разглядывая ржавчину на кране и трубах, которой, как ему показалось, неожиданно стало чуть больше, чем было прошлым вечером, где-то внизу, под ванной, раздалось едва слышное шуршание. Парень мгновенно напрягся, замерев на месте с зубной щёткой в руках, но шорох не повторился. Он наскоро дочистил зубы и ополоснул лицо.
"Надо всё же глянуть. Вдруг увижу труп этой крысы!" - подумал Дима, садясь на корточки.
Но он даже не успел протянуть руку к окошку в экране, как в комнате погас свет.
Совершенно беззвучно ванная погрузилась в густую чернильную темноту. И в следующий миг зашуршала клеёнчатая штора, будто по ней кто-то карабкался на самый верх, цепляясь множеством лап за скользкую поверхность.
Дима вскрикнул и кубарем выкатился из комнаты в коридор с ужасом вглядываясь в темнеющий провал дверного прохода. Он вскочил на ноги и щёлкнул выключателем, но тот не сработал. И так и продолжая от безысходности дёргать рычажок, парень не отрывал взгляд от шторы, на которой определённо сидело что-то тяжёлое. Оно тоже замерло, будто бы притаившись.
Дима от греха подальше захлопнул дверь, опасаясь, что существо могло покинуть ванную. Он ещё долго стоял без движения в коридоре, вслушиваясь во все звуки, доносившиеся из комнаты. Лёгкий шорох шторы, после глухой стук о поверхность ванны и потом лишь однообразный стук капель. Дима только в тот момент понял, что до этого кран весь вечер совершенно не подтекал, а теперь неожиданно в одну секунду вновь начал.
Кап-кап. Кап-кап.
Будто тикающий метроном.
Вооружившись телефоном с включённым фонариком и забрав с кухни нож, Дима поддел кончиком лезвия рамку выключателя возле ванной комнаты и снял его со стены. Яркий свет смартфона на мгновение выделил в темноте клубок проводов, покрытых густым рыжим слоем коррозии.
"Господи! Да как с такой проводкой эта квартира ещё не сгорела? - изумился парень, даже не рискуя ни до чего дотрагиваться лишний раз. - Хорошо, что только свет выключился, а ведь могло случиться и возгорание".
Аккуратно вернув выключатель на место, Дима отправился спать. Ничего иного ему не оставалось: утром надо было рано вставать на учёбу, для замены изъеденных ржавчиной проводов явно следовало пригласить электрика, а до утра вновь возвращаться в ванную парень не хотел - он решил дождаться, пока крысиная агония закончится. Потому что бесстрашие умирающего зверя, бросившегося на штору, испугало его до мурашек.
Вот только утром, стоило прозвенеть будильнику, Дима позабыл обо всех ночных страхах и распахнул дверь в ванную комнату без малейшей дрожи в руках. Но дохлой крысы вновь не было, зато повсюду, куда ни глянь, тянулись дорожки ржавой воды. Весь пол был покрыт рыжими лужицами, подсохшими полосами, на шторе и вовсе остались подтёки тёмно-охристого цвета, а всё дно раковины и ванны оказалось заполнено тонкими хлопьями ржавчины. Повсюду были её следы: лёгкая плёнка в углу зеркала, между плиткой и даже на пластиковом экране.
"Если эта крыса не сделана из металла, то я уже совершенно не представляю, что здесь произошло за ночь", - промелькнула в голове Димы беспокойная мысль. Тяжёлый металлический запах, стоявший в воздухе, раздражал его обоняние.
Под ванной послышалось капанье воды. Едва уловимый звук. Далёкий и пугающий.
А после практически сразу же что-то звонко прыгнуло снизу на чугунную ванну и побежало по ней, издавая отчётливое шуршание и даже треск.
У Димы волосы встали дыбом от ужаса, и он выбежал из комнаты под непрекращавшийся трескучий стук.
Теперь, захлопнув дверь, парень без промедления приставил к ней ещё и стул, чтобы, не дай бог, тварь, засевшая внутри, не пожелала выбраться наружу. Спокойнее совсем не стало, да и Дима никак не мог объяснить себе природу того существа, что бегало по чугуну и оставляло всюду свой ржавый след, пахнувший металлом и сырость.
Определённо, тут не было и речи о том, чтобы ещё хоть раз наведаться в ванную комнату или дальше самостоятельно вести борьбу с этой крысой. Если это была крыса.
Дима скорее собрался и малодушно сбежал из дома на целый день, лишь успев про себя заметить, что вечером неплохо было бы позвонить в санитарную эпидемиологическую службу, чтобы договориться об уничтожении засевших в его ванной вредителей. На такое никаких денег не было жалко. Он морально готовился даже собственноручно выдрать пластиковый экран, не опасаясь гнева хозяйки, лишь бы вновь стать единовластным арендатором старой квартиры.
На учёбе парень был рассеянным. Весь день он провёл словно в дурном сне, постоянно мысленно возвращаясь к произошедшему дома: странные разводы ржавчины никак не шли у него из головы. На работе он тоже не отличился внимательностью, так ещё и звонила взволнованная мать, которая интересовалась, удалось ли сыну вывести крыс из квартиры. Дима пробурчал что-то невразумительное про малоэффективные способы борьбы с грызунами посредством тыквенных семечек и положил трубку. Не было у него желания объяснять впечатлительной матери, какие странности ночами творились на съёмной однушке.
Когда после работы Дима устало ввалился в квартиру, то первым, что привлекло его внимание, был опрокинутый стул, лежавший на полу в коридоре. Тот самый стул, которым парень подпёр утром дверь в ванную. Последняя была распахнута во всю ширь, а на полу перед ней растеклась целая лужа ржавой воды. Она была повсюду: на стенах, ржавыми хризантемами проступая сквозь обои, на двери, отдельные капли веером были разбрызганы по потолку, а мокрые дорожки уходили не только на кухню, но и в жилую комнату.
У Димы похолодели пальцы. В собственную историю с крысами ему уже верилось с трудом, потому что не могли грызуны лазать по потолку и разносить всюду пятна ржавчины.
Он вернул стул на место, подперев дверь. Хотя особенной уверенности в том, что крысы не остались где-нибудь за диваном или же кухонным шкафом, не было. В темнеющий провал ванной комнаты Дима даже не заглядывал. Он всем своим нутром чувствовал, что делать этого не стоило. Будто оттуда, из тьмы и сырости, на него могло что-то взглянуть в ответ.
Сев за кухонный стол и постоянно нервно поглядывая на запертую дверь ванной, парень быстро отыскал в интернете номер какой-то первой попавшейся ему на глаза службы по борьбе с вредителями и набрал его. Шли долгие однообразные гудки. Дима в волнении барабанил пальцами по столу. Чтобы хоть как-нибудь отвлечься, он схватил горсть тыквенных семечек, лежавших в миске перед ним и оставшихся ещё с самого начала охоты на крысу, и принялся их щёлкать, по одной закидывая в рот.
- Здравствуйте! Вы позвонили в санитарную эпидемиологическую службу. Ваш звонок очень важен для нас. Пожалуйста, дождитесь ответа оператора, - проговорил механический голос на другом конце телефона.
Семечки были странными на вкус. Слишком горькими. И почему-то с лёгким привкусом металла.
- Сейчас нет свободных операторов. Ваш звонок третий в очереди.
Дима прожевал ещё несколько штук, прежде чем у него онемел рот. Попытавшись откашляться и выплюнуть семечки, он с беспокойством осознал, что больше не чувствовал собственное горло. Пальцами впившись в кожу, парень в ужасе начал вращать глазами.
"Что происходит? Тяжело дышать!"
Его взгляд случайно упал вниз, где из-под стула выглядывала разбитая склянка с крысиным ядом, желтоватым пятном растёкшимся по полу. Возле лежали вскрытые шприцы, чьи иглы были покрыты слоем ржавчины. Раньше всё это стояло совсем в другом месте и явно имело более целостный вид.
- Ваш звонок второй в очереди.
Телефон выпал из одеревеневших пальцев Димы, и парень медленно упал со стула, грубо приложившись плечом о пол. Яд быстро распространялся по его телу, проникая в кровь, заставляя мышцы застывать, и даже голос больше не был подвластен Диме.
- Ваш звонок первый в очереди.
Стул, подпиравший дверь в ванную комнату, с оглушительным грохотом рухнул на пол. Ручка неспешно повернулась, и дверь слегка приоткрылась.
Корчившийся в агонии Дима прекрасно видел всё, что происходило в коридоре. И когда безразмерное пятно ржавчины во мгновение ока выросло на дверной ручке и после стремительным течением двинулось вниз по поверхности двери, то парень хотел кричать и вопить от ужаса. Но из его онемевшего горла не вырывалось ни звука.
Ржавчина ползла к своей обездвиженной жертве, оставляя за собой мокрый след и толстые рыжие хлопья, оседавшие на всех поверхностях и сразу же разраставшиеся пышными очагами коррозии. Тёмное пятно ржавчины широкой полосой растянулось по коридору и всё ближе и ближе подбиралось к лицу Димы, уже терявшего последние жизненные силы.
- Здравствуйте! Меня зовут Валерия! Чем могу помочь?.. Алло!.. Вы на связи?.. Перезво...
Ржавчина поглотила всё, и всё стало ржавчиной.
Автор: Маркелова Софья
Бабушкины пирожки
- Ну все, Ванюша, уже почти приехали! - мама уверенно направила машину к въезду в деревню с непримечательным названием "Васильки". Колеса зашуршали по гравию, поднимая облака густой пыли, которая мгновенно оседала на придорожной растительности.
- Я не хочу, - едва слышно пролепетал мальчик, крепко сжимая пальцами ремень безопасности.
- Мы уже это обсуждали. Мне нужно ехать в командировку. Я могу оставить тебя только у бабушки, - с тяжелым вздохом в который раз повторила женщина и устало посмотрела на сына в зеркало заднего вида. - Это всего на несколько дней... Тебе же раньше нравилось в деревне!
- Когда там был дед.
Мама бросила сочувственный взгляд на Ваню и предпочла перевести тему. С детьми всегда нелегко говорить о смерти. Когда он вырастет, то непременно сам все поймет.
- Наешься ягод, сходишь покупаться на речку! Только далеко не заплывай, сынок.
- Не буду.
- Вот и умница! А я скоро вернусь. Не успеешь и соскучиться. Еще придется силой тебя домой забирать, - женщина натянуто рассмеялась, но Ваня пропустил мимо ушей ее последние слова. Он сосредоточенно ковырял ногтем заживающую ранку на коленке.
Впереди показался старый деревянный дом. Под воздействием времени он просел, а крыша давно уже нуждалась в ремонте. Все стены ветхого строения оплел ядовитый плющ, а забор практически лежал на кустах дикой малины. Мама остановила машину и заглушила двигатель.
Дверь домика приоткрылась, и на пороге появилась розовощекая старуха, спешно отряхивающая руки от муки. Она была невысокого роста, но казалась еще достаточно крепкой для своего почтенного возраста. Поверх ее седых кудрей был повязан простой цветастый платок. Выцветшие голубые глаза излучали доброту. Но эта женщина лишь казалась радушной. Всем родственникам не понаслышке было известно о ее скверном тяжелом характере.
- Лена, вы приехали слишком рано.
- Извини, мама, - женщина мгновенно стушевалась перед суровой старухой и выставила вперед Ваню как живой щит. - Спасибо, что согласилась посидеть с внуком.
- Еще бы я не согласилась. Мне тут, знаешь ли, нужны рабочие руки. Посмотри кругом! - бабушка демонстративно указала на поваленный забор. - Все надо чинить! А кто это будет делать, а? Мне уже седьмой десяток, я не могу на своем горбу как раньше тяжести таскать. А вы все меня бросили и приезжаете только когда вам это нужно!
Бессмысленные препирательства между родственницами продолжались еще долго. Ваня слушал краем уха, а сам уныло следил за божьей коровкой, ползающей по рукаву его кофты. Когда-то он с радостью приезжал в деревню: дедушка Коля очень любил своего внука и всегда знал, чем его можно занять. Они часто ходили вдвоем на рыбалку или вырезали красивые деревянные ложки из найденных в лесу веток. Но деда не стало, а бабушку Таню мальчик не любил. Теперь возвращение в деревню всколыхнуло в нем старые воспоминания, и из глаз брызнули горькие слезы.
Громко хлопнула дверь автомобиля, и этот резкий звук привел Ваню в чувство. Мама, разозленная беседой с бабушкой, даже не обняла сына на прощание и поспешила покинуть деревню.
- Иванко, ты чего ревешь как девчонка? - сразу же заметила старуха, как только белое пятно машины скрылось за поворотом.
- Я не Иванко, - негромко проворчал мальчик, украдкой вытирая глаза.
- Я говорила твоей матери, что имя Ваня мне не нравится. Но она меня не послушала. Убогое имя! - бабушка уперла руки в бока, и из-за этого ее фигура стала казаться еще внушительнее.
Мальчик промолчал. Этот разговор повторялся уже не первый раз и переубедить бабу Таню казалось невозможным. Старуха, видимо почувствовав, что обошлась с внуком немного грубо, перевела тему:
- У тебя каникулы уже, да? Ты какой класс закончил?
- Пятый.
- Ну, значит большой уже совсем! Тогда хватит сил и помочь мне по хозяйству, а?
Ваня вяло кивнул и, подхватив свой полупустой рюкзак, нехотя направился ко входу в дом, словно за дверью его ждала пыточная камера.
Весь день прошел в заботах. Баба Таня не давала внуку расслабиться ни на секунду. Мальчик помогал старухе, но практически всегда сталкивался с ее недовольством.
- Ну кто ж так картошку чистит! Ты посмотри, как много ты отрезаешь! Ты совсем бестолковый что ли?
- Ты почему под кроватью не подмел, лентяй, а?!
- Эдак ты мне всю клубнику вырвешь, вместо сорняков! Толку от тебя совсем нет!
Ваня держался из последних сил, но стоило ему вечером упасть без сил на кровать, как слезы сами хлынули из глаз. Все его бросили. Папа ушел от мамы, дедушка пропал в лесу, мама теперь уехала. Осталась только злая бабка, которой вечно все не так.
Мальчику отвели спальное место на втором этаже, где стояла старая тяжелая кровать, скрипевшая от любого движения. Кроме нее и покосившегося стола в комнате больше ничего не было. Баба Таня предпочитала спать на первом этаже, на теплой печке.
Ваня долго лежал в темноте, укутавшись в простынку, и вспоминал дедушку. Если бы он был сейчас жив, то старуха не заставляла бы внука столько работать и уж точно не ворчала бы на него. Дед Коля всегда прикрикивал на супругу, стоило ей заворчать на ребенка. Жаль, теперь никто не мог защитить мальчика, и ему оставалось лишь подчиняться и терпеть.
Всю ночь старый дом не давал Ване нормально спать. Мальчик был типичным городским жителем, привыкшим к идеальной тишине, создаваемой пластиковыми окнами. Здесь же, в деревне, он вздрагивал от любого подозрительного шороха, коих было предостаточно. В щелях завывал ветер, кровать протяжно скрипела, а на чердаке постоянно что-то шуршало и скреблось. Сначала мальчику даже показалось, что такие звуки способен издавать лишь человек. Однако потом он отогнал от себя эти пугающие мысли и предпочел объяснить странный шум деятельностью крыс. Ваня не боялся крыс, но все же не желал случайно с ними встретиться ночью, поэтому он завернулся в простыню с головой и пролежал так до самого утра.
- Что-то ты не особенно бодрый, Иванко, - бабушка сразу же заметила за завтраком состояние внука.
- Плохо спал, - мальчик даже не обратил внимания на то, что старуха вновь назвала его другим именем.
- Замерз небось?
- Нет. Крысы на чердаке всю ночь бегали.
Баба Таня очень странно посмотрела на Ваню, словно он говорил полную ерунду.
- У меня в доме крыс не водится.
- Да как же не водится? - с отчаяние спросил внук, опуская ложку в чай и яростно размешивая сахар. - Шуршат там, скребутся. Да так громко, что спать невозможно.
- Ты мне тут глупости не говори, - сурово сдвинула брови старуха. - Это тебе приснилось. Я всех крыс давно извела.
Мальчик не рискнул перечить бабушке и лишь допил чай, а после молча поднялся из-за стола.
- Иванко, погодь... - неожиданно тихо окликнула его пожилая женщина. - Я смотрю, ты совсем уставший. Ежели я тебя к грядкам пущу, то ты ж землянику от осоки не отличишь. Мне такие работнички не нужны. Иди отдохни немножко. До обеда. Погуляй там. А как проснешься и пободрее станешь, то приходи помогать.
Ваню дважды просить не пришлось. У него сразу же появились силы и вернулось радостное настроение, но бабушке он это не показал. Лишь быстрее подхватил шлепанцы и выбежал со двора. Неожиданная милость злобной старухи не казалась ему подозрительной: мальчик собирался с толком потратить отведенное ему на отдых время и покупаться в речке.
Уже во время спуска по песчаной насыпи к берегу Ваня заметил, что насладиться речной прохладой в этот день решил не он один. На мелководье плескалась группа ребят примерно одного возраста с Ваней. Было даже несколько девчонок, которые задорно визжали, когда мальчишки брызгали на них холодной водой. Однако стоило им заметить на берегу смущенного Ваню, размышляющего над тем, как начать знакомство, то над рекой разнесся неприятный визг.
- Ааа! Смотрите! Это же внук той страшной бабки!
- Точно! Из четвертого дома!
- Ведьмин щенок!
Ваня озадаченно застыл на месте, не понимая, почему на него смотрят с таким ужасом.
- Бежим, а то он нас убьет!
- Смотрите, как зыркает!
- Быстрее!
Толпа кричащих на все лады детей выскочила из воды и, опасливо косясь на бледного Ваню, бросилась бежать вдоль берега, постоянно оборачиваясь. Девчонки чуть отстали, подбирая свои шлепанцы и одежду. Ваня поджал губы, приходя в себя, и направился к ним.
- Постойте. Что вы такое говорили? Почему я ведьмин щенок? - мальчик сделал всего несколько шагов, но девочки тут же завизжали и стали бросать в него вещами. Те, что были постарше, вскочили на ноги и бросились догонять своих друзей, которые уже далеко убежали по берегу. На песке осталась сидеть лишь маленькая девочка лет шести, видимо приходившаяся младшей сестрой кому-то из ребят. Она судорожно пыталась справиться с застежкой на своих сандаликах и постоянно опасливо смотрела в сторону Вани. Как только он шагнул к ней, то малышка закричала:
- Не надо! Пожалуйста, не трогай меня! - ребенок сразу же сморщил нос и заплакал.
Ваня растерянно выставил перед собой раскрытые ладони. Он не умел ладить с маленькими детьми, а тем более с капризными девчонками.
- Не реви ты. Я не буду тебя трогать, - мальчик медленно опустился на песок. - Видишь, никакого зла я тебе не желаю. Меня Ваня зовут. А тебя как звать?
Девочка для вида еще несколько секунд хныкала, но потом подозрительно посмотрела на неожиданного собеседника и вытерла щеки, размазав по ним слезы.
- Катя.
- Катя, чего вы все побежали от меня? Я же просто покупаться пришел. А вы сразу обзываться начали, кричать...
- Потому что ты ведьмин внук!
- Никакой я не ведьмин внук! И не щенок! Почему меня так называют?
- А ты не знаешь? - Ваня отрицательно помотал головой. - А ты меня отпустишь, если я расскажу?
- Да отпущу, отпущу. Я тебя и не держу, мелкая!
Катя прищурившись окинула мальчика настороженным взглядом, будто решая, стоит ли говорить ему правду или все же попытаться убежать. Но расстегнутые сандалики явно помешали бы ее намерениям.
- Мне брат говорит, что в четвертом доме живет злая ведьма, к которой нельзя близко подходить. И смотреть на нее нельзя! А ты ее внук. Поэтому ты ей служишь, и с тобой нельзя дружить!
- Чего? - Ваня ошарашенно взирал на Катю, которая теребила кончик своей светлой косички. - Это почему это моя бабушка ведьма?
- Так это все знают! Она деда своего в подвале держала, как собаку. А потом убила его. Или на зелья какие-то пустила!.. Это моя мама так говорит...
- Глупости какие! Мой дедушка в лесу заблудился, и его не смогли найти, - уверенно проговорил Ваня. - Кто вообще такую ерунду выдумал?
- Вся деревня слышала, как в подвале кричал кто-то прошлым летом. А ребят, которые туда лазали посмотреть, ведьма метлой прогоняла!
Ваня нахмурился. Дедушка пропал как раз прошлым летом, когда мальчик впервые не смог приехать в деревню на каникулы. Но все равно история казалась обыкновенной деревенской байкой, которые ребята любили рассказывать по ночам, чтобы заставить девчонок повизжать.
Катя больше ничем не смогла поделиться. Девочка явно была еще слишком мала и просто пересказывала те слова о ведьме, которые слышала от брата и матери.
Домой Ваня вернулся почти сразу же. Он не поверил в жуткую историю, но где-то в глубинах его души осталось неприятное чувство, словно мальчик случайно коснулся какой-то мерзкой тайны.
- Иванко, ты уже пришел? - позвала с кухни бабушка.
- Да.
- Быстро как! Обед будет через час, - старуха выглянула в коридор и сразу же заметила, что внук выглядит растерянным. - Случилось что?
Ваня зашел на маленькую кухню, где баба Таня как раз готовила тесто для пирожков. Он несколько секунд собирался с мыслями, чтобы завести с бабушкой нелегкий разговор.
- А дедушка правда в лесу заблудился? - неуверенно проговорил мальчик.
- Чего ты там пробормотал? Говори четче! Ты знаешь, Иванко, я не люблю мямлей! - старуха грубо месила тесто, отвернувшись от внука.
- Я говорю, как так случилось, что дед в лесу заблудился? - решительнее повторил Ваня. - Он ведь всегда хорошо в нем ориентировался. Все тропы знал! Мы с ним много раз в лес ходили, и ни разу он там не терялся!
Баба Таня даже замерла на мгновение, но потом взяла себя в руки.
- Дед старый уже был, совсем у него голова с годами плохой стала. Мог целый день на печи валяться и даже забыть поесть, - немного зло проговорила пожилая женщина. - Так что не удивительно, что он в лес пошел, да забыл дорогу назад. А ты чего такие вопросы задаешь?
- Да так, ничего... - смутился мальчик и потупил взгляд.
- Ты вместо того, чтоб голову глупостями забивать, давай лучше помоги мне. Иди в подпол, набери из бочки капусты квашеной для начинки, - бабушка сунула в руки внуку глубокую тарелку.
Ваня покорно отправился выполнять поручение, хотя в его голове все еще теснились безрадостные мысли. Каждый раз, когда баба Таня говорила о дедушке, то ее настроение мгновенно ухудшалось в несколько раз. Мальчик не хотел думать ничего плохого о своей родственнице, но она его откровенно пугала иногда.
Посреди зала, где стояла крепкая беленая печь, под половиком находилась откидная крышка, ведущая в подпол. Она была довольно тяжелой, и Ваня с большим трудом сумел ее открыть. Старенькая прогнившая лестница скрипела под ногами мальчика, но он без страха лез вниз. К сожалению, полноценного освещения в подполе не было: только одна лампочка, которая давала свет лишь в метре от себя. За пределами этого ореола правила густая влажная темнота.
Ваня пожалел, что не захватил с собой фонарик, понадеявшись на лампочку, но возвращаться наверх не хотелось. В подполе было прохладно, сыровато и пахло землей. Но к запаху почвы примешивалась какая-то неприятная вонь. То ли гнили, то ли плесени. Мальчик поморщился, решив, что это, видимо, лопнула одна из банок с заготовками, которые в изобилие стояли на стеллажах у стен.
Через несколько мгновений глаза привыкли к полумраку, и Ваня смог рассмотреть и груду картошки посередине подпола, и ровный ряд больших деревянных бочек, стоящих вдоль дальней стены. В них бабушка хранила заготовки: моченые яблоки, грибы, соленые огурцы, помидоры и квашеную капусту. Ваня медленно шел от бочки к бочке, открывая добротные деревянные крышки и принюхиваясь к содержимому. Запах ему не нравился, именно тут сильнее всего ощущался тяжелый смрад гниения, с трудом перебиваемый укропным ароматом рассола.
В последней бочке оказалось искомое. Мальчик голыми руками принялся набирать в тарелку квашеную капусту. Он зарывался пальцами в чавкающее нутро и вытягивал длинные лохмотья кислой капусты. Несколько раз Ваня натыкался на что-то жесткое и толстое, принятое им в темноте за кочерыжку, и уже неоднократно жалел, что не захватил фонарик, чтобы внимательнее рассмотреть твердый стебель и достать его.
Тарелка, торжественно преподнесенная бабушке, была сразу же отобрана с недовольным ворчанием.
- Ты чего там так долго копался? Мог бы и побыстрее!
Ваня понурил голову и скорее ушел в свою комнату, чтобы его не заставили еще что-нибудь делать до обеда.
Вскоре по дому разнесся приятный аромат свежеиспеченной сдобы. На столе появились румяные пирожки, а в чайнике закипела вода. Ваня спустился к столу и, не теряя времени, впился зубами в угощение еще до того, как бабушка пододвинула к нему тарелку. Однако начинка пирожка на вкус оказалась если не отвратительной, то уж точно несъедобной. Капуста отдавала явным гнилостным запахом, который мгновенно испортил мальчику аппетит.
- Ты чего не ешь? - сразу же сурово спросила баба Таня.
- Да что-то я не проголодался, - неуверенно ответил Ваня, осторожно откладывая пирожок в сторону. Он опасался плохо отзываться о бабушкиных кулинарных способностях.
- Ишь чего выдумал! Давай доедай то, что надкусил! - под яростным взглядом старухи мальчик нехотя потянулся к отложенному пирожку. - Или тебе не нравится?
- Да начинка что-то немного испорченная, - робко выдавил из себя Ваня, втягивая голову в плечи.
- Все ему не так! Вы только гляньте! Прям как мой дед! Этот тоже вечно от пирожков моих плевался! - бабушка сжала кулак и неожиданно громко стукнула им по столу. - Дурное мужское племя!
Мальчик, не ожидавший от старухи такой злости, старался лишний раз не дышать, чтобы следующий удар кулака не пришелся уже ему на голову.
- Вот же ворчуны проклятые! Что один, что другой! Никакой помощи, а только недовольства! - баба Таня окатила внука презрительным взглядом. - Со свету меня сжить хотя, вот и все... А ну марш к себе в комнату! Пирог чтоб доел! И только попробуй выбросить его! Я тебе такое устрою...! Ремнем исхлещу до крови!
Ваня, которого никогда в жизни не пороли, быстрее схватил со стола злополучный надкушенный пирог и побежал на второй этаж. Никогда еще бабушка так на него не злилась. В глазах мальчика стояли слезы, но он упорно их сглатывал, не позволяя себе разреветься как сопливой девчонке. Ему почему-то казалось, что баба Таня напротив будет только рада, если доведет внука до слез. Эта пожилая женщина словно бы питалась негативными эмоциями, которые она вызывала у других людей.
Несъедобный пирог сиротливо лежал на кровати. Ваня почувствовал голод, как только успокоился, но вкус гнилой капусты все еще стоял во рту. Он раскрошил тесто и съел его, а начинку аккуратно выбросил в приоткрытую форточку.
Ужин прошел в напряженной обстановке. Бабушка явно еще злилась на внука, но лишь поджимала губы и молчала. Ваня был рад тому, что на него по крайней мере не кричат. Он быстро справился с кашей и вновь убежал в свою комнату. Старуха проводила его недовольным взглядом.
Половину ночи Ваня лежал на спине и изучал деревянный потолок над собой. Чем больше мальчик находился в этом доме, тем сильнее он начинал его пугать. Крысы на чердаке вновь начали шуршать, как только село солнце. Постоянное царапанье уже не нервировало Ваню - оно его откровенно настораживало. Не могли обыкновенные крысы так громко скрестись! Разве что они были размером с собаку или даже с человека...
Словно весь этот дом от подпола и до чердака стонал и просил о помощи. И мальчик прислушивался и прислушивался, пытаясь различить шепот старинных перекрытий. Уже находясь в полудреме Ваня не переставал вспоминать события этого дня. Он думал о словах маленькой девочки Кати. Слухи ведь не рождаются на пустом месте. Значило ли это, что баба Таня действительно держала дедушку в подполе и, может быть, даже убила его? Они никогда не ладили: дед Коля постоянно перечил бабушке, а она в свою очередь неоднократно била его чем под руку попадется... Даже в присутствии внука, что всегда очень пугал Ваню. Но дедушка неизменно улыбался мальчику и говорил, что ему совсем не больно.
И с чего бы это было деду теряться в лесу, если он и правда ходил туда всю жизнь?
А баба Таня так легко впадала в гнев по пустякам и вполне могла что-то сделать с дедом Колей... Тем более, что в последние годы он сильно ослаб и исхудал из-за разных болезней.
Но ведь если бы она держала его в подполе, то там бы точно остались какие-нибудь следы. А еще Ване не давал покоя странный гнилостный запах, идущий от бочек. Может быть, бабушка спрятала тело где-то за ними? Мальчику не хотелось думать о таком варианте событий, но сонливость уже как рукой сняло.
И крысы почему-то резко перестали скрестись на чердаке. Словно подбадривая его спуститься вниз и осмотреть подпол.
Днем бабушка почти все время была в доме. Она сразу же заметила бы, что Ваня ползает в погребе с фонарем. А сейчас старуха так крепко спала, что мальчик отчетливо слышал ее богатырский храп. Если бы он аккуратно пробрался в подпол, то баба Таня наверняка бы даже не проснулась!
Ваня решительно поднялся с кровати и нашарил в рюкзаке маленький фонарик. Он не мог больше спокойно спать, пока не осмотрит подпол и не убедится в том, что это все просто деревенские байки. Мальчик тихо ступил на лестницу, ведущую на первый этаж. Ступени изредка поскрипывали, но Ваня ориентировался на громкость бабушкиного храпа. Как только она замолкала, то мальчик замирал на месте и даже переставал дышать до тех пор, пока стены старого дома вновь не сотрясал мощный храп.
К счастью, старуха спала на печи, отвернувшись к стене, поэтому Ваня ловко стянул половик с крышки и ухватился за холодную рукоять. Люк жалобно затрещал. В тишине ночи этот звук показался колокольным набатом. Мальчик окаменел, изо всех сил стараясь не выпустить тяжелую крышку из рук. Бабушка на печи заворочалась и громко втянула носом воздух. Какое-то время в доме не было слышно ни звука. Ваня, закусив губу, крепко сжимал металлическую ручку и про себя отсчитывал секунды. Время текло очень медленно, словно капли меда, стекающие с ложки.
Прошло несколько минут, прежде чем дыхание старухи вновь успокоилось. Но Ваня все равно дождался привычного храпа и лишь тогда с усилием откинул крышку и беззвучно уложил ее на пол. Его руки чудовищно ныли от такой нагрузки, но мальчик не обращал внимания на боль. Он стоял на пороге страшной тайны, и его сердце замирало от дурного предчувствия.
Скрипучие ступени в этот раз повели себя мирно, и вскоре Ваня свободно выпрямился во весь рост, нашаривая в кармане фонарик. Он настроил его на самый тусклый свет и двинулся вдоль стены, внимательно изучая землю и стеллажи.
Гнилостный запах никуда не исчез. Как и прежде, особенно силен он был в районе бочек. Мальчик нерешительно подошел к их деревянному ряду. Нигде не было никаких улик, указывающих на то, что здесь когда-то кого-то могли держать. Ваня плохо представлял себе, что он надеялся найти, но любой клочок одежды в тот момент уже показался бы ему подозрительным.
Крышки бочек послушно сдвигались под пальцами мальчика, открывая свое содержимое. При свете фонарика Ваня опасливо вглядывался в заготовки, надеясь объяснить себе тяжелый смрад обыкновенной плесенью. Но ничего такого он не обнаружил.
Последней в ряду стояла бочка с кислой капустой, которая привела к недавней ссоре между внуком и бабушкой. Мальчик неожиданно вспомнил о том, как днем в темноте наткнулся на странную толстую кочерыжку где-то в недрах бочки. Почему-то сейчас его это воспоминание испугало. А еще на языке появился гнилой вкус капусты из пирожков. Но теперь у него был фонарик, и Ваня мог проверить все свои опасения.
Он сдвинул деревянную крышку и направил луч света вниз.
Ничего подозрительного в бочке не было. Лишь неприятная вонь продолжала раздражать Ваню. Он недовольно хмыкнул и принялся одной рукой разгребать горы кислой капусты, пока его пальцы вновь не наткнулись на что-то странное. Это должна была быть та самая кочерыжка. Мальчик перегнулся через край бочки и подсветил фонариком находку.
Он крепко сжимал чью-то сморщенную почерневшую руку, липкую от слизи и источающую отвратительную вонь.
- Ну что, Иванко... Тебе по-прежнему не нравятся мои пирожки?
Автор: Маркелова Софья
Меридиан
Небольшая часовая мастерская пана Якуба пряталась в запылённом подвальчике недалеко от Вацлавской площади, в самом сердце Праги. Из узкого окошка почти под самым потолком иногда можно было разглядеть стены Национального музея, но чаще дорожная грязь заливала стекло, а солнечные лучи превращали её в потрескавшуюся корку.
Для пана Якуба наличие естественного света в мастерской было не столь важно. Он давно уже пользовался настольными лампами, хотя годы всё равно давали о себе знать - мужчина постепенно начинал всё хуже видеть при таком свете. А ведь в его работе зрение было одним из важнейших инструментов, сразу же после твёрдости рук. Но пальцы пока что не подводили мастера, они всё так же легко порхали над шестерёнками, возвращая к жизни замершие механизмы.
В этот день у пана Якуба было мало заказов: он неторопливо перебирал изящные карманные часы, а сам тихо напевал себе под нос какую-то старую мелодию без слов. На лестнице, ведущей в подвальчик мастерской послышался перестук женских каблучков, а через секунду дверь мелодично звякнула и распахнулась.
- Добрый день, - вежливо поздоровалась немолодая пани, кутавшаяся в длинное драповое пальто. Лицо её, обрамлённое седыми кудрями, выглядело ясным и немного лукавым.
- Добрый! Проходите, пани, - мастер быстрым движением руки пригладил пух на своей небольшой лысине - старая привычка, за которую Якуб постоянно на себя злился. - Вы хотите сдать в ремонт часы?
- Не совсем так, мастер, - пани окинула взглядом крошечную комнату, заставленную и увешанную часами. Большинство из них работало, в едином ритме отсчитывая секунды. Звук вынудил женщину слегка поморщиться, но пан Якуб посчитал, что клиентке не пришлась по вкусу его мастерская. Да, в ней было слегка пыльно, а в некоторых углах беспорядочно валялись старые коробки из-под деталей, но ведь это никак не влияло на профессионализм часовщика!
- Мне сказали, что здесь принимают старинные антикварные часы, - через мгновение вновь заговорила пани, а её выцветшие медовые глаза остановились на замершем Якубе.
- Так и есть. Только чтобы оценить сохранность механизмов мне необходимо видеть часы, - мастер поправил на переносице свои увеличительные очки с выдвижными линзами, поверх которых наблюдал за посетительницей. - Не могли бы вы показать мне их?
- Боюсь, всё не так просто, - пани улыбнулась. - Это громоздкие напольные часы. Они наверху, в моей машине, но поднять я их, увы, не в силах.
- Хм. Давайте я посмотрю, что можно сделать.
Вытащить часы из кузова и перенести их в подвал оказалось не так-то просто. Хорошо, что у пани оказался личный водитель, крепкий парень, вместе с которым Якуб справился с транспортировкой, но спина всё равно мгновенно отозвалась болью на такую нагрузку.
Когда высокие напольные часы с дубовой отделкой оказались триумфально установлены около рабочего места мастера, пан Якуб с любопытством принялся их изучать. Две вытянутые гирьки на цепочках мягко покачивались за стеклом, из-за которого доносилось чёткое тиканье.
- Часы работают, - заметил мужчина и прикоснулся пальцами к блестящей металлической вязи с названием "Меридиан". - Удивительно, я никогда не слышал ранее о такой фирме. Этот экземпляр достаточно старый. Быть может, даже ручная работа конкретного мастера. Сколько вы за них хотите?
Женщина неожиданно грациозно махнула рукой в перчатке.
- Ни единой кроны. Только заберите, прошу. Домой я их не верну.
- Отдаёте подобный антиквариат даром? - брови пана Якуба сами собой поднялись. - На их продаже вы бы могли неплохо заработать, а, учитывая, что часы ещё ходят, это в несколько раз увеличивает их стоимость! Подумайте!
- Мастер, поверьте, я знаю их цену! Ведь именно я их когда-то и приобрела в подарок мужу... Но его уже не стало, а это невыносимое тиканье просто сводит меня с ума. Знаете, пан, я никогда раньше не замечала, как некоторые часы громко тикают. Особенно эти. Они достаточно долго стояли в моей спальне, пока я не осознала, что не могу заснуть из-за этого шума. Словно часовые стрелки двигаются прямо в моей голове!
- Такое часто бывает, пани. Люди неожиданно концентрируются на тиканье, которое они всю жизнь не замечали. И больше не могут игнорировать этот звук.
- Да, так и случилось. Я просто забыла про сон, пока не попросила убрать эти часы в другую комнату. Тем более, что они постоянно напоминали мне о гибели мужа. Но, вы знаете, недавно я поняла, что слышу их даже сквозь стену... И поэтому решила отдать эти часы. Для вас, пан, тиканье вряд ли так же раздражительно, как для меня. Тем более, вы явно сумеете оценить их по достоинству, - женщина растянула губы в мягкой улыбке.
- Теперь мне ясно, почему вы решили расстаться с таким экземпляром, - пан Якуб скрыл ответную улыбку за густыми усами. - Когда вы отвозили их последний раз в мастерскую, пани, чтобы почистить и смазать?
- Боюсь, что никогда, - на мгновение задумалась посетительница. - Я приобрела их семь лет назад, но за всё это время они ни разу не нуждались в ремонте.
- Какая качественная работа! - негромко восхитился мастер и бросил ласковый взгляд на часы, уже представляя, как будет в скором времени изучать их механизм.
- Более того, я ни разу их не заводила за эти годы. И мой муж тоже, насколько я знаю!
- Но это невозможно! - Якуб резко обернулся к пани, не веря собственным ушам. - У таких часов необходимо поднимать гирьки каждые семь-восемь дней, иначе они просто остановятся!
- Да, но гирьки каждый раз сами поднимались. Поэтому я предположила, что у них особый механизм, без завода, - женщина только пожала узкими плечами, будто говоря этим жестом, что ничего не понимает в часовом устройстве.
Пан Якуб промолчал, ошарашенный услышанным. Конечно, он замечательно понимал, что слова посетительницы не могли быть правдой. Но ему не терпелось уже скорее выпроводить пани и вскрыть "Меридиан", чтобы убедиться в собственных познаниях.
- Знаете, - рука в перчатке скользнула по дубовому корпусу, а после бессильно упала вниз. - Я бы, наверное, когда-нибудь всё же смирилась с их тиканьем. Убрала бы ещё дальше от спальни, скажем, в гостиную. Всё же это красивая вещь со своей историей, ими должны любоваться. Но...
- Но?.. - замер Якуб.
- Они слишком напоминают о трагической гибели моего Стефана...
Пани опустила глаза к полу и, тихо постукивая каблуками, направилась к выходу из мастерской.
- Что же такое случилось с вашим мужем? - робко спросил напоследок часовщик.
- Его убили прямо в доме. В нашей спальне. Какой-то грабитель или злодей, скорее всего. Не удивлюсь, если он искал драгоценности, а встретился со Стефаном. Следов так и не нашли. Но мужа явно порезали чем-то острым, и он просто истёк кровью. Прямо на полу перед этими часами.
Якуб молчал, не желая прерывать шёпот женщины, которая делилась своим горем.
- А он ведь их так любил. Вечно любовался, протирал от пыли. Как раз в день смерти даже решил немного перевести - они отставали буквально на минутку... И вот как вышло, что он умер у их подножия, - голос пани звучал всё глуше и глуше. - А я так и не проснулась. Выпила снотворное, старая дура! И так и проспала смерть Стефана...
У пана сжалось сердце от этой истории. Даже несмотря на то, что всю свою жизнь он провёл в этой подвальной мастерской, ему не чуждо было человеческое счастье и горе. Пусть знакомые за глаза называли его бесчувственным и чёрствым стариком, для которого величайшая радость - это покопаться в часовых внутренностях, но Якуб умел сопереживать.
***
Пани давно упорхнула из подвальчика, но терпкий запах её тяжёлых духов всё ещё летал по комнате. Если бы Якуб не был так заинтересован неожиданно попавшим к нему в руки экземпляром часов, то, может, даже предложил бы этой вдове прогуляться как-нибудь по Карлову мосту. Однако в тот момент тайна механизма, не нуждающегося в заводе, волновала его капельку больше.
Совершая свой привычный ежевечерний ритуал, мастер крепко запер входную дверь, убрал со стола незаконченную работу, а после с наслаждением переобулся в удобные тапки. Больше никто не сможет отвлечь его - теперь можно было заняться "Меридианом".
Отерев корпус мягкой тряпочкой, Якуб с восхищением причмокнул губами. Эти часы были произведением искусства, чьим-то изящным творением. Не хотелось даже трогать лишний раз эту красоту, но уж часовщик как никто другой понимал, что иногда даже простому человеку стоило проникать в идеальный мир механизмов, чтобы помочь ему просуществовать как можно дольше.
Стеклянная дверца легко отворилась, и пан остановил маятник. Гирьки безжизненно замерли на месте. Руки Якуба запорхали вокруг циферблата, освобождая скрывающееся за ним сердце механизма из тесной темницы. Осторожно разложив все детали на столе, мастер на мгновение откинулся назад, чтобы осмотреть масштаб предстоящей работы. На мгновение его что-то смутило: снятый циферблат поблескивал в стороне, а на нём замерли часовые стрелки, острые и тонкие. Якуб поправил увеличительные линзы и наклонился ниже.
Крошечные разводы засохшей крови покрывали латунные стрелки.
В голове часовщика мгновенно всплыли слова пани: "Мужа явно порезали чем-то острым, и он просто истёк кровью. Прямо на полу перед этими часами". Якуб брезгливо отдёрнул руки.
Неужели это кровь супруга пани? Если уж она была на стрелках, то и весь остальной корпус должен был испачкаться. Но беглый осмотр показал, что в других местах часы были чистыми. Значит, это единственные следы, которые забыли убрать. Следы будоражащего душу убийства, надолго отпечатавшиеся на металле.
Мастер послюнявил уголок тряпки и стёр их. Но избавиться от прошлого этих часов вряд ли можно было столь простым методом.
***
Почти до самой ночи пан занимался новым экземпляром своей коллекции. Он разобрал механизм практически до основания: на столе ровными рядами лежали почищенные и смазанные рычаги, колёсики и пружины. Часы действительно были в идеальном состоянии, словно за ними каждый день любовно ухаживали. Хотя, по словам пани, к ним не прикасались минимум семь лет. Именно это и настораживало Якуба - "Меридиан" скрывал какую-то тайну, до которой не мог добраться даже опытный часовщик, мастер механических душ.
Устройство часов ничем не отличалось от им подобных. Каждая деталь находилась на отведённом для неё месте, и никаких новых усовершенствований пан не обнаружил. Но почему же тогда часы уже семь лет не нуждались в заводе? В чём была их особенность?
Даже когда Якуб вернул все детали на место и качнул маятник, приводя механизм в движение, то вопросов не стало меньше. Часы заработали так, как и должны были. Но стоило поправленным мастером гирькам дойти до самого низа, цепочка с мерным жужжанием подтянулась наверх, возвращая противовес к началу. Так не должно было быть. Часовщик, многие годы изучавший своё ремесло самым тщательным образом, сидел в недоумении перед часами, противоречащими самому своему устройству.
Как и кем был создан "Меридиан"? Можно ли было повторить подобное?
Пан Якуб направился спать лишь ближе к середине ночи. Он жил в соседней комнате всё в том же подвальчике, где располагалась только старая софа и ручной умывальник. Но неприхотливому мастеру и этого было достаточно.
Напоследок Якуб всё же остановил маятник и достал один из грузиков, намереваясь на следующее утро снять с него необходимые мерки и тщательно взвесить. По мнению мужчины, тайна могла скрываться за структурой самого противовеса, но это следовало ещё изучить.
Взбудораженный загадкой "Меридиана" часовщик долго не мог заснуть. Ворочаясь на своей жёсткой софе, он постоянно мысленно возвращался к чуду самозаводящихся часов. И поэтому даже его сны были наполнены чередой механизмов и непрекращающимся тиканьем.
Вот только спустя несколько часов, когда пан Якуб проснулся из-за какого-то неясного чувства дискомфорта, он понял, что тиканье ему вовсе не снилось. В мастерской висело множество часов, которые были идеально настроены. Чаще всего мастер не замечал их однообразное тиканье, фоном постоянно присутствующее в его жизни. Но в этот раз всё было по-другому.
Сквозь единую мелодию щёлкающих механизмов пробивался чужеродный звук, который нарушал привычную картину. Словно слаженную работу оркестра портил один дилетант.
И пан Якуб был готов поклясться, что помнит все свои часы, но это постороннее тиканье он не слышал раньше. Оно было слабым, нечётким, приглушённым. Часовщик раздражённо цокнул языком, отворачиваясь к стене. Видимо, какой-то экземпляр его коллекции нуждался в ремонте. Но об этом он позаботится утром, а в тот момент ему хотелось лишь спать.
Однако тиканье не смолкало, а словно бы усиливалось, всё различимее становясь среди других звуков. И для мастера всё сложнее и сложнее было не замечать это. Сонливость давно растворилась - её спугнуло набирающее силу щёлканье.
Тик-так.
Якуб перевернулся на спину и прислушивался к соседней комнате. Тиканье определённо нарастало. В какой-то момент оно стало действовать пану на нервы: каждый щелчок пробирал до костей, заставляя вздрагивать. И звук этот уже не казался фоновым, привычным уху за долгие годы работы часовщиком.
Тик-так.
В пане боролись две крайности: желание прекратить это сводящее с ума тиканье и нежелание подниматься из постели, включать везде свет и возиться со сломанными часами. Но краткие минуты отдыха утекали сквозь пальцы. Ему оставалось всё меньше времени на сон.
Тик-так.
С досадливым возгласом Якуб резким движением поднялся с софы и нашарил в темноте тапки. Он с негодованием распахнул дверь, ведущую в мастерскую, щёлкнул переключателем и остановился как вкопанный. Назойливое тиканье было оглушающе громким, словно в маленькой подвальной комнате случайно оказались башенные часы. Все стены дрожали от этого звука, а с потолка сыпалась пыль. И даже другие часы, казалось, затихли перед этим поистине королевским гулом.
Источником его оказался "Меридиан".
Стеклянная дверца была приоткрыта, за ней слабо подёргивался из стороны в сторону маятник, который пан Якуб собственными руками остановил совсем недавно. Часы ходили даже со снятым противовесом, что было уже само по себе невозможным. Но стрелки двигались медленно, словно с усилием совершая каждый рывок, из-за этого тиканье было нечётким.
Они работали, хотя не должны были. Они делали это с большим трудом. Они чувствовали себя неидеальными. Им недоставало отнятой детали.
И пан Якуб вздрогнул, когда понял, что ясно ощущает желание этих часов. "Меридиан" не был простым экземпляром его коллекции. Он сильно отличался от всех этих обыкновенных механизмов, лежащих на полках и висящих на стенах.
Тик-так.
Громкое щёлканье проникало в голову старого часовщика, заставляя его морщиться от этого звука. Но постепенно воля часов становилась всё яснее и яснее для мастера. "Меридиан" всего лишь хотел жить, он хотел быть совершенным и работать несмотря ни на что. Любое вторжение в его идеальный отлаженный механизм было кощунством.
Часы сами знали, как починить любую поломку. Они всегда справлялись с трудностями самостоятельно: находили необходимые материалы во всём. Им требовалась лишь небольшая помощь. Как и в этот раз.
Тик-так.
Противовес должен быть возвращён на место.
Пан Якуб, словно во сне, погружённый в мерное щёлканье механизмов, поднял со стола снятую вечером гирьку. Холодный металл обжёг руку, но мастер не обратил на это внимания. Он думал о другом. Он думал о том, что этот вес слишком большой для часов. Он далеко не идеальный. Разница составляла всего пару грамм, но "Меридиан" не мог чувствовать себя совершенным.
Тик-так.
Старый часовщик одно за другим вырывал заржавевшим ломом свои рёбра. Боль была слабой - её перекрывало тиканье часов. "Меридиану" было гораздо больнее, ведь он чувствовал себя неполноценным. И Якуб просто хотел помочь.
С неприятным чавканьем расходилась плоть, а белёсые осколки костей вместе с кровью падали на пол. Пошатнувшись, пан проник дрожащей рукой в свою грудь и ухватил трепыхающееся сердце. Резким движением вырвав кровоточащий орган из тела, Якуб успел сделать лишь один шаг и буквально насадить сердце на крюк для гирьки, прежде чем бездыханным упасть на пол.
Стеклянная дверца, заляпанная пятнами крови, мягко и легко закрылась, принимая свою новую деталь. Сердце несколько раз вздрогнуло и затихло, пока цепочка с мерным жужжанием не подняла противовес наверх. Скоро "Меридиан" переделает его под себя. Шестерёнки сцепились зубьями, поворачивая рычаги, и латунные стрелки щёлкнули, сдвигаясь с места. Идеальное чёткое тиканье наполнило мастерскую.
Теперь всё будет работать как надо.
Автор: Маркелова Софья
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла
Мира открыла глаза и уткнулась взглядом в потолок, едва белеющий в утреннем декабрьском полумраке. Сердце заходилось бешеным стуком, на лице выступила испарина, а по телу прошёл озноб. Женщина подобрала колени к животу, обняла их холодными руками и некоторое время лежала неподвижно. Ей снова приснился жуткий сон. Подробнейшая, красочная фантасмагория, наполненная пугающими образами, преследующая ее ночь за ночью. Ещё минуту назад столь яркие, сновидения отступили под гнетом реальности, оставляя после себя лишь горькое послевкусие. Безысходность - вот что она чувствовала.
Чуть позже, за чашкой некрепкого кофе, Мира глядела в окно на мертвенно-бледный пробуждающийся город. Ранние прохожие призраками мелькали мимо, сливаясь с траурно-серым фоном. Женщина распахнула окно, впустив внутрь леденящий порыв ветра, прикурила сигарету и, глубоко затянувшись, выпустила табачный дым и пар своего дыхания навстречу новому дню. То, на что она так долго не могла отважиться, должно было произойти сегодня.
Ворона тяжело приземлилась на ветку ближайшего к окну дерева и насмешливым карканьем вытащила женщину из оцепенения. Сигаретный пепел метнулся в сторону бесцеремонной птицы, и уголёк окурка прочертил в морозном воздухе дугу.
Женщина вошла в ванную и посмотрела на своё зеркальное отражение. Обнаружила в глазах всплески затаенного страха. Два озера боли на бледном, изможденном лице. Впрочем, неудивительно. Мира сбросила одежду, включила почти невыносимо горячую воду и долго стояла под сильными струями, позволяя им омывать худенькое, полное напряжения тело.
Она собиралась неспешно, все ещё бессильная справиться с катастрофическим сердцебиением на грани паники. Сегодня предстоял разговор с Игорем. С ее Игорем, с которым они прожили без малого 9 лет. С мужчиной, в которого она была когда-то беззаветно влюблена. С тем, кого в последнее время она боялась до одури.
Чем дольше длился этот брак, тем больше супруги отдалялись друг от друга. И теперь уже женщина даже радовалась, что Бог не дал им детей. Вечера и выходные проходили в неприятном молчании, и каждый стремился под благовидным предлогом улизнуть от совместного времяпрепровождения.
Все началось с того отпуска. Мира, в отличие от мужа, никогда не любила проводить время под жарким южным солнцем. Ей по душе была романтика русских деревень, высокие стрелы старых сосен, тихие реки, спокойно и гордо несущие свои воды по знакомым с детства берегам. Планирование семейного отпуска всегда становилось проблемой, требующей поиска вымученных компромиссов.
И вот однажды Игорь вернулся с работы довольный и пьяный, с порога вручил супруге билеты на популярный южный курорт и завалился спать. Мира испытала смесь злости и разочарования. Было ясно, что муж считает это дело решённым. Не посоветовавшись с ней, он практически принудил женщину две недели изображать фальшивую радость от семейного досуга в окружении потных людей в пошлых пляжных нарядах. А главное - эти две недели им предстояло провести вместе. Отказаться - значило бы нарваться на скандал вселенского масштаба и подставить под угрозу сам факт существования брака.
О да, Мира готова была держаться за эти узы изо всех своих сил. Вне рамок логики, задавленная комплексами и неоправданными ожиданиями родителей и общества, женщина убеждала самое себя в нерушимости священного союза. Посему она проглотила свои обиды, засунула негативные переживания как можно глубже, и решила сделать хорошую мину при плохой игре.
И они уехали в отпуск. Но как женщина ни старалась, муж быстро распознал ее недовольство и впал в холодную ярость. Он с час чеканил ей претензии в духе «нахер ты поехала», «я за все заплатил», «задолбала твоя кислая рожа», «неблагодарная ты овца», после чего вылетел из номера и растворился в раскалённом воздухе. Мира обронила немного слез, забилась в дальний угол номера и не собиралась покидать его до позднего вечера. Пошёл пятый час с момента ссоры, а мужа все ещё не было. Наверняка он сидел в баре, думала женщина. Ну, пусть выпустит пар.
Однако, когда ночная прохлада опустилась на воду, рассыпав блестящие звёзды по темному пологу субэкваториальных небес, женщина начала испытывать тревогу и щемящее одиночество в этой чужой стране. Она набросила на плечи платок и выскользнула наружу в поисках благоверного. Но ни в баре, ни у бассейна Игоря не было. Тщетно вглядываясь в пьяную публику на танцполе, Мира прошла до сцены и обратно, тоже с нулевым результатом. Оставалось исследовать пляж.
Медленно бредя вдоль самой кромки воды, женщина обратила внимание на смутные фигуры метрах в двухстах впереди. Она на мгновение остановилась в раздумьях, и сердце невпопад сильно стукнуло о грудную клетку. Прямо под ногами еле виднелось кем-то начерченное на песке большое сердце, а в нем «Скучаю по тебе, В.». Неудивительно, ведь в отеле минимум половина постояльцев были русскими. Мира решилась и продолжила путь. Нехорошее предчувствие ледяными пальцами впивалось в ее угловатые плечи. Мелкие волны насмешливо бликовали отражениями звёзд.
Силуэты, сплетённые в порыве животной страсти, были уже совсем близко. Увлечённые друг другом, они совсем не замечали приближение наблюдательницы. Мира почувствовала выброс адреналина, и тут же услышала голос своего мужа. Потеряв остатки самообладания, женщина рванулась вперёд, переходя на бег, застала врасплох романтическую пару и с силой дернула на себя светловолосую обнаженную девушку, отшвыривая ту на песок. Визг девчонки был заглушён громкой пощечиной, которую Мира отвесила Игорю, бросая в него исступленными оскорблениями.
Мужчина воззрился на супругу нетрезвым взглядом, полным ещё большего гнева, даже ненависти, неспешно поднялся на ноги, схватил Миру за шею и, не проронив ни слова, принялся сдавливать на ней свои крепкие пальцы. Где-то за его спиной недавняя любовница убегала прочь. Мира размахивала руками и ногами, тщетно пытаясь вырваться из цепких рук мужа. Кислорода катастрофически не хватало, перед глазами плясали белые вспышки, силы на сопротивление истощались. Женщина почувствовала, что теряет сознание, а затем с трудом открыла глаза и обнаружила себя лежащей на тёплом песке.
Было непонятно, сколько времени Мира провела в беспамятстве. Поднявшись на четвереньки, она, пошатываясь, огляделась. Неподалёку, наполовину в воде, лежало чьё-то недвижное тело. Со страшным предвосхищением женщина, сама того не желая, начала приближаться к нему. Она уже осознавала, что это был Игорь, но совершенно не понимала, как он мог вот так просто лежать головой в воде, широко раскинув ноги и руки. Подойдя совсем близко, она потянула безвольное тело на себя, и, поднатужившись, перевернула лицом вверх.
Белесые, набухшие глаза его были неподвижно уставлены в небо, бледная, рыхлая от долгого пребывания в воде кожа лица и шеи безобразно отслаивалась, вместо носа зияла чёрная дыра. Мира закрыла рот руками, подавляя крик. Дрожа всем телом, она отпрянула и побежала прочь. Складывалась впечатление, будто бы ее муж умер уже несколько дней назад. Однако, как это могло случиться? Женщина, глотая истерические слёзы, вбежала в отель и бросилась к своему номеру. Отперев дверь, она включила свет и остолбенела.
Игорь стоял у окна, недобро ухмыляясь.
- Ну здравствуй, родная, - насмешливо бросил он.
Мира медленно сползла спиной по двери и присела на корточки. Ее рот самопроизвольно кривился в сторону, кулаки с тонкими пальцами сжались, с усилием вгоняя ногти в кожу. Женщина никак не могла взять себя в руки. Игорь наполнил стакан крепким алкоголем и поднёс его супруге, заставив сделать несколько глотков. Мира покорилась, но пока была не в состоянии встать на ноги. Ее пробивал озноб и ужас. Границы реальности размылись и разум судорожно пытался выстроить в логическую цепь события этого кошмарного дня.
- И где это мы гуляли ночь напролёт? - произнёс Игорь тоном любящего родителя. - Нехо-ро-шо-о гулять одной, - наставительно протянул он.
- То есть как? - Мира опешила и несколько слов непроизвольно слетели с ее губ.
- А так. Я, значит, ищу тебя по всей территории, проверяю наш номер, звоню тебе двести раз, а в ответ - тишина.
Было совершенно неясно, говорит ли Игорь сейчас правду, и у Миры случился шизофренический заскок, либо этот некто напротив ведёт свою запутанную игру. Женщина, опираясь на тумбу, стоявшую у входной двери, осторожно встала и внимательно посмотрела на мужа. Его лицо показалось ей зловещим и чужим. Алкоголь успокаивающей волной тепла прокатился по телу, и Мира вновь стала проваливаться в забытье.
Утро светило и грело, пробуждая заспавшихся туристов. Женщина, опустошенная и разбитая, усилием воли подняла себя с кровати и нетвердо направилась в ванную. В ее голове вразнобой плавали образы ночных происшествий, похожих на один затянувшийся кошмар.
- И приснится же, - подумала Мира про себя.
Тут она обозрела себя в зеркале и зрачки ее расширились: на шее виднелись синеватые следы пальцев. Женщина прикоснулась к отметинам и вздрогнула - было больно. Она ясно осознала своё единственное сейчас стремление - уехать домой. Срочно, сейчас.
Оказавшись в родном городе, супруги провели вместе около недели, полной странностей и ночных кошмаров. Игорь вёл себя безразлично и постоянно молчал, не реагируя на присутствие жены. Мира слонялась по квартире как тень, стараясь быть как можно незаметнее. Несколько раз она ловила на себе долгий, изучающий взгляд мужа и кожей чувствовала его ядовитую усмешку.
Однажды утром, притворяясь спящей, пока муж собирался на работу, Мира решила уехать на некоторое время к матери. Когда за Игорем захлопнулась входная дверь, женщина откинула одеяло и в ужасе вскрикнула - ее бледное, холодное тело было покрыто трупными пятнами. Слёзы хлынули из глаз тёплым потоком, постепенно возвращая ясность уму, заставляя поверить, что все это - лишь последствия дурного сна. И правда, немного придя в себя, Мира стала снова видеть перед собой нормальную кожу ровного светлого оттенка. Она подошла к зеркалу и ещё раз убедилась в этом. Все было в порядке, и лишь на шее ещё едва голубели следы от сильных пальцев мужа.
Собрав самые необходимые вещи, женщина уехала к родителям за город под ничего не значащим предлогом. Мать тихонько вздыхала, наблюдая за поникшей, осунувшейся дочерью, а отец опрокидывал лишнюю рюмку за обедом и, сжимая челюсти, уходил курить крепкие папиросы на задний двор.
- Убью гада, - как-то услышала Мира краем уха его обращение к матери. - До чего девку довёл, мудак, - сплюнул отец.
В тот момент Миру будто осенило, что надо делать. И она, обняв своих стариков, вернулась в город.
Да, это должно случиться сегодня. Женщина собиралась почти как на свидание. Подкрасила глаза и губы, уложила волосы и надела кружевное серое платье. Легкий парфюм окутал ее сладковатым облаком, вызвав приступ тошноты. Этот запах, который так нравился ей раньше, теперь вызывал лишь ассоциацию с еле заметным трупным смрадом. Мира скривилась и выплюнула кислую слюну в раковину у плиты.
Было неизвестно время возвращения Игоря, но отчего-то казалось, что ждать осталось недолго.
Скудный сизый свет от окна холодными тонами едва подсвечивал кухонную мебель. Сделав глоток остывшего кофе, Мира скользнула взглядом по дверному проему. Муж стоял там, скрестив руки на груди, насмешливо наблюдая за супругой. У женщины перехватило дыхание, будто бы чьи-то пальцы снова сомкнулись на ее горле.
Некоторое время ничто не нарушало тишину, затем послышался хриплый еле слышный голос, в котором Мира никак не могла узнать свой собственный:
- Нам надо развестись.
Слова повисли в густом неподвижном воздухе. На лице Игоря стремительно проступила гримаса отвратительной жестокости. Мира осторожно нащупала за спиной заведомо приготовленный острый поварской нож и сжала пальцы на его рукоятке. В долю секунды мужчина с ревом бросился на неё, замахнувшись рукой, и напоролся животом на резко выставленное вперёд лезвие ножа.
Сталь с легкостью вошла в податливую плоть, распарывая брюшину, обдавая красным белую рубашку, руки Миры, светлый ламинат, принуждая Игоря бессильно опуститься на колени, нелепо размахивая руками. Кровь хлынула наружу мощным потоком сквозь рану, в которой уже виднелись поврежденные внутренности. Мужчина захрипел и опрокинулся навзничь.
- Убила, я убила его, я убила Игоря, - набатом стучало в голове Миры.
Женщина отскочила в сторону, поскользнувшись на красном пятне, ухватилась влажными руками за край стола, выдергивая себя из кухни в коридор. Ее била дрожь, но паники не было. Ровно до того момента, пока она не услышала металлический скрежет ключа в замочной скважине входной двери.
А затем дверь распахнулась, и на пороге показался Игорь. Он окинул супругу неприязненным взглядом и поставил на пол портфель с документами. Мира, не веря своим глазам, вперилась в супруга, тщась осознать поплывшие границы реальности. Она оглянулась на кухню, где все было ровно так же как и всегда - ни трупов, ни кровавой лужи, ни смертоносного ножа.
- Ненавижу, - еле слышно сорвалось с губ женщины.
Игорь как-то дернулся, напрягся и сделал пару шагов навстречу жене:
- Повтори.
- Мразь, - с отвращением выдохнула Мира.
Снова пальцы мужа крепко сжали ее горло, и темнота накрыла собой всё.
Мира лежала на спине, то ли не видя абсолютно ничего, то ли будучи не в силах открыть глаза. Было сложно сказать, чувствует ли она что-то помимо окоченения и глобального бессилия. Заунывным мотивом звенели неразборчивые слова, смысл которых ускользал от осознания. На краю восприятия промелькнуло узнавание - это звучал голос мужа.
- Я умер, и ты умерла, и это случилось задолго до той поездки. Жить, предавая себя - и есть умирание.
Женщина бесконечно проваливалась все глубже и глубже в бесконечную бархатную темноту.