Demion82

На этом Антон закончил чтение письма и отложив листы в сторону посмотрел на меня. Признаюсь, рассказ меня заинтересовал, можно сказать – зацепил, но я, как истинный атеист, конечно, в него не верил. Юра же не выражал никаких эмоций. Пока Антон читал мне послание Егора Андреевича, он опустошил треть бутылки и теперь сонно поглядывал на девиц, мелькающих на настенной панели. Ему ведь не в первый раз приходилось слышать содержание письма деда Егора, а взгляды на сверхъестественное у него были сходны с моими. Он был законченным материалистом.
- Послушай, дружище, - начал я, мучительно пытаясь придумать, как не обидеть Антона своим неверием и не оскорбить память его почившего родственника, оставившего в наследство драгоценную вещицу вкупе с таинственной легендой. – Мне кажется, твой уважаемый дед решил тебя напоследок развлечь или же приложить к амулету любопытную историю, чтоб у тебя было меньше резона от него избавиться, продать или ещё как-то.

- Может и такое быть, - Антон помрачнел, спрятал письмо в рюкзак, а амулет в карман джинсов. Потом тяжело поднялся и сообщил мне. – Знаешь Вить, я, наверное, дома заночую, а Юрка пусть у тебя поспит, его развезло вон. А я пройдусь, проветрюсь, мне тут недалеко, пара кварталов. Утром заскочу к тебе на кофе и этого охламона заберу.

Он ткнул пальцем в задремавшего Юру. Тот промычал что-то невнятное.
- Лады, - согласился я. – Пусть ночует. А ты, Тоха, не обижайся, история и впрямь интересная, но ты ж знаешь, что я верю только в то, что могу пощупать и попробовать на зуб.
- Я и не обижаюсь, - улыбнулся мой друг. – Ко мне подруга через часок приедет. Валька, адвокатша, которая с офигенной фигурой. Написал ей только что, и она ответила, что приедет.
- Так может лучше пусть она тебя заберёт. Тебя вон слегка пошатывает, да и райончик у нас последнее время небезопасный. Девчонку из соседнего подъезда два утырка с ножами на той неделе, ночью, испугали и сумочку отняли. Со смены одна возвращалась. Этих гадов так и не отловили насколько мне известно.
- Да ну, то девка, а то я. Во мне сто килограммов веса, - усмехнулся Антон, направляясь к дверям. -  К тому же мне надо проветриться перед приездом подруги, дабы не облажаться.
- Как хочешь, - хмыкнул я, выпроваживая его на лестничную площадку.

Мы распрощались, а я собрался выйти на балкон покурить. Юрец, тем временем, вовсю давал храпака, запрокинув голову на спинку кресла. Я вздохнул, сгрёб со столика початую пачку сигарет и зажигалку и направился на балкон. Открыл пластиковые створки и вдохнул свежий, ночной воздух. Посмотрел вслед удаляющейся одинокой фигуре Антона – с балкона пятого этажа его было хорошо видно в свете фонарей даже за сотню метров. И будет видно пока он не свернет за угол следующего дома. Я закурил, задумчиво смотря то на силуэт товарища, то на светящиеся окна других многоэтажек. В такое позднее время этих сигналов неспящих граждан было совсем немного. А на улице – и вовсе ни души. Ни одной едущей машины или пешехода. Город словно вымер.

Хотя нет, вон две длинные тени скользнули из арки соседней многоэтажки и ускоряя шаг побрели в сторону моего уходящего друга. Моё сердце ёкнуло от тревоги. А что, если это те два упыря, ограбившие девушку?
Пока я размышлял, покачивающаяся фигурка Антона уже свернула за угол дома, и за ней вознамерилась провернуть маневр подозрительная парочка. В душе я уже практически уверился, что это были они и следуют за моим подвыпившим товарищем. Через сотню метров от того дома, где свернул Антон, будет темный проулок и именно там может случиться непоправимое. Мой товарищ не нежная барышня, он не отдаст ничего и полезет в драку, полезет на нож… Медлить нельзя!
Я быстро вернулся в комнату, схватил телефон и нажал вызов абонента «Тоха». На кухне заиграла заливистая мелодия. Твою мать, да он телефон забыл вдобавок у меня!

Недолго думая, я пихнул чужой телефон в карман, схватил из кухонного ящика увесистый газовый ключ, запрыгнул в кроссовки и вылетел на лестничную площадку. Расталкивать разомлевшего Юрку и объяснять ему возникшую ситуацию не было времени, и я понёсся, перепрыгивая через ступеньки вниз, к подъездной двери. Хмель мигом выветрился из моей головы. Во время моего сумасшедшего бега в глубине сознания тлела надежда, что я ошибся насчёт тех двоих, и они вовсе не Антона выслеживают. Но пока оставалась вероятность подобного риска, я просто обязан быть рядом с другом. Поэтому я, вылетев из подъезда, помчался аки олимпийский спринтер к предполагаемому месту преступления. Нёсся изо всех сил, уже повернул за искомый угол многоэтажки, ворвался с газовым ключом наперевес в темный проулок. И всё равно не успел…

Полумрак короткой аллеи-проулка с единственным грязным фонарем в самом её начале, осветила ослепительно-яркая паутина, на миг показав мне пятящегося от наседающих хулиганов Антона, что-то крепко сжимавшего в руках. Вспышка блеснула ещё раз ещё более густой сетью и собралась в сверкающий пучок за спинами вооруженных ножами бандитов. За ту секунду, что те разворачивались лицом к странному явлению, пучок разросся до размеров рослого мужчины, вернее до его светящегося силуэта – без глаз, носа, да вообще без всяких лишних предметов. Силуэт коснулся обоих мужчин, и негодяи обратились в живые пылающие факелы. Они с воплями пытались сбить с себя пламя, но оно лишь сильнее жгло их тела. Ещё пара секунд и хулиганы замолчали навсегда, рассыпавшись в неровные, искрящиеся кучки пепла. Блестящий спаситель воздел обе руки к небу, торжествуя, затянулся сначала оранжевым, потом розовым цветом и… исчез, оставив разинувшего рот Антона и остолбеневшего меня в полутьме аллеи.

Я первым пришел в себя, заметив тёмное пятно крови на предплечье моего друга. Подбежал к нему, пока он судорожно прятал амулет в карман.
- Ты ранен? – спросил я его.
- Ерунда, царапина, - ответил Антон. – Но я испугался и…
- Я видел, Тоша. Это был он! – я не хотел называть Блестящего по имени.
- Да, он, - подтвердил мой друг потускневшим голосом. – А эти двое придурков… даже не знаю, что сказать. Это чересчур. И что вообще теперь делать? Как мы эту хрень в полиции объясним?
- Никак, - твёрдо заявил я. – Они получили по заслугам. Думаю, набралось в совокупности. Сейчас мы вернемся ко мне в квартиру, обработаем твою рану и сделаем вид, что ты никуда не уходил. Переночуешь у меня, а завтра свалите по своим делам.
- А Юрке расскажем? – выдавил из себя Антон, не отводя глаз от двух кучек переставшего искриться пепла.
- Не нужно. Скажем, что порезался на кухне. Пойдём уже, - я дернул его за здоровую руку.

Он не сопротивлялся и послушно потопал со мной обратно, а я шёл и думал о том, какие ещё создания, наделенные сверхъестественной силой, могут появиться в нашем суетном, привычном мире и насколько мы слабы перед ними.

Автор: Дмитрий Чепиков

Выставив перед собой три бутылки ледяного пива, широкое блюдо с горой мясных чипсов, увенчанной сыром-косичкой, я поудобнее устроился на любимом диване перед недавно купленной плазменной панелью и приготовился провести холостяцкий вечер за просмотром любимого сериала. Можно было, конечно, прогуляться, поскольку погода прекрасная – в небе ни облачка, дневная жара спала, но совершать подобные телодвижения не хотелось. Первый день долгожданного отпуска как-никак.
Нажал на кнопку пульта и отхлебнул изрядную порцию пива, потянулся за сыром.

Идиллия.

Однако, блаженство длилось недолго. Дверной звонок залился соловьиной трелью, оповещая о приходе нежданных гостей. Я с явным неудовольствием встал со своего барского ложа и сунув ноги в тапки, зашаркал ко входной двери с бутылкой в руке.
До последнего я надеялся, что прервать начавшийся культурный отдых рискнули либо балующаяся детвора, либо соседка, жгучая рыжеволосая девушка, с которой всё никак не хватало времени познакомиться поближе из-за вечных дедлайнов с работой и прочих дурацких отговорок. Что же сейчас самое время.

Однако я зря улыбался своим мыслям, даже не взглянув в глазок, открывая металлическую дверь и с надеждой выглядывая за порог. Ну конечно, там словно двое из ларца, образовались два моих закадычных друга и заодно коллеги по работе – Юра и Антон. Оба уже с виду под градусом: один с набитым рюкзачком за спиной и бутылкой водки под мышкой, второй со звякающим стеклом увесистым пакетом с торчащей из него палкой сырокопченой колбасы.
- Ооо, это мы удачно зарулили, Тоха, клиент-то подготовлен к мероприятию, - зычный голос Юры оповестил меня что мой безмятежный вечер с пивом и сериалом закончен.

- Точно, дружище, - в коридор вслед за Юрой ввалился рослый Антон, звеня содержимым пакета и обращаясь ко мне, неумолимо добавил. – Витёк, ты ж не думал первый день отпуска без нас отмечать?
- Конечно, не думал. Как раз собирался в гости позвать, а тут вы материализовались, - съязвил я. - Вы чего, мужики? Вам же завтра на работу. Наша гюрза вас порвёт за явку в похмельном виде, а я хотел сериальчик посмотреть. С вами же я завтра полумертвый буду от похмелья и весь день пропадёт.
- Начальница нам завтра выходной дала. У неё с серпентарием девишник в офисе, - невозмутимо оповестил меня Юра, выкладывая снедь из пакета на столик с пивом. Серпентарием мы называли наш отдел бухгалтерии. Заслуженно.
- А у Антона дед помер в Сибири и наследство надежным человеком незадолго до смерти отправил. Настоящий талисман, золотой. Или амулет. Красивая штука, как ни назови. И письмецо к нему приложил, мол помираю, талисман тебе правнучек передаю, по мужской линии. Вдобавок, в письме, историю занимательную расписал на десяток страниц. Интересно, но, по-моему, у столетнего родственника уже с соображалкой плохо было, понапридумал много, - Юра по-хозяйски подтащил кресло к столику, а мы с Антоном уселись на диван.

Мой сериал был безжалостно переключён, вместо него на настенном экране замелькали полуобнаженные девицы, что-то беззвучно исполняющие в попсовом музыкальном клипе. Музыку мы ещё наслушаемся, а пока что обсуждение новостей и процесс приятного возлияния под хорошую закуску. Мы успели выпить по три рюмки, пока разговор не перешел от рабочего к личному.
- Антон, это тот дед, которого ты едва знал? Ветеран войны, который? – спросил я у приятеля, нарезающего колбасу на аккуратные ломтики.
- Ага, - ответил он, продолжая восполнять запасы закуски. Вид у друга был задумчивый. Я же его знаю как облупленного, сразу видно, что с товарищем что-то не так.

- Юрец, а чего Тоша такой смурной. Не из-за деда же переживает, которого не видел лет двадцать? – поинтересовался я.
- Не, не из-за деда. А из-за письма и талисмана. Он его, кстати, теперь с собой таскает повсюду, - хихикнул Юра, разливая по рюмкам очередную порцию водки.
– Покажь Витьку артефакт и расскажи, что в письме было, - обратился он к нашему угрюмому другу. Тот вздрогнул, потом улыбнулся и поднял рюмку.
- Сейчас и прочитаю, и покажу. Я и без письма прекрасно помню весь текст. Прямо в мозг он мне въелся, как наша главбух, - попытался мрачно пошутить Антон и поднял рюмку. – Давайте сначала за Егора Андреевича выпьем. А про историю – я лучше прочитаю. Юра уже слышал, а тебе, Вить, интересно, думаю, будет.
Мы согласно опрокинули в себя спиртное, закусили, и Антон, достал из барсетки кипу исписанных тетрадных листов и начал читать написанное ровным, убористым почерком. В письме содержалось следующее:

- Здравствуй, дорогой внук Антон! Если ты получил моё письмо и коробку с амулетом, то значит я уже в лучшем мире. Не стоит переживать по этому поводу, все там будем. А теперь к делу – хочу рассказать тебе про амулет и Блестящего, который ему подчиняется. Вкратце, что это и откуда взялось.
Как ты знаешь я воевать отправился добровольцем из Сибири, где работал дизелистом на поселковой станции. К тому времени война уже бушевала вовсю, наши откатывались от границ вглубь страны каждый день теряя тысячи солдат. И вот едва мне стукнуло восемнадцать я моментально отправился в военкомат. За полгода до этого я познакомился с местной девушкой, Марией, так её по-нашему называли, а на их языке её имя было Маарыйа и это очень важно. Запомни это имя.
Первая красавица в посёлке была, по ней млела половина тамошнего мужского населения, включая и меня самого. Она тогда работала на почте и была немногим старше меня, на пару лет, и как мне казалось, полностью игнорировала мои ухаживания.

И вот я уже знал, что завтра отправлюсь в сборный пункт, а впереди долгая дорога и кровавая война с очень небольшим шансом уцелеть. Тогда набравшись храбрости я отправился к дому Марии, чтобы изъясниться с ней в последний раз. Терять-то было уже нечего. Тем более братья и отец моего предмета обожания пребывали на заготовке пушнины в тайге, и никто помешать не мог.
Старший электрик с работы где-то достал для меня бутылку хорошего вина и коробку конфет. Снабженный дефицитным презентом я уверенно двигался к предмету воздыхания. Не поверишь, но она меня уже ждала.
Едва я приблизился к окнам её дома, она выбежала мне навстречу, неожиданно обняла, буквально повиснув у меня на шее, потом чмокнула в щёку, не говоря ни слова. Пока я приходил в себя от такого поворота событий, впихнула мне в руки какой-то предмет, завернутый в цветастую тряпицу.
Я хотел заговорить с ней, сам попытался её поцеловать, но она также резко отстранилась, прислонила указательный палец к чувственным губам, призывая к молчанию, и жестом пригласила следовать за ней, в её дом. Я, всё ещё пребывая в ошарашенном состоянии, подчинился.

- Я давно приглядываюсь к тебе Егор, но теперь послушай меня внимательно, - сказала она строгим голосом, едва я пересёк порог и закрыл за собой дверь. – Я знаю, что ты уедешь надолго и смерть начнет за собой непрерывную охоту. Не хочу, чтобы она тебя настигла и вырвала из жизни твоей… и моей. Разверни то, что я тебе дала.
- Я хотел тебе кое-что сказать…, - начал было я, разворачивая ткань и опустив на пол сумку с подарком. Сейчас я должен был произнести заготовленную речь, но…
Я замолк, разглядывая чудесной красоты вещицу из чистого золота. В том, что это было золото, я ни капли не сомневался. К тому времени я уже дважды успел побывать в артели золотодобытчиков, там работал мой дядя, и как выглядит золото, каково на ощупь и вес, я точно знал.
- Нет, у него другая ценность, - вдруг воскликнула Мария, очевидно уловив жадный отблеск в моих глазах, и почти точно угадав мои мысли.
- Что не для этого? Почему? – мне даже стало немного стыдно, что меня девушка прочитала как открытую книгу.
- Присядь, - велела она уже более спокойным голосом, и я осторожно опустился на краешек расстеленной кровати, совершенно забыв про принесенные конфеты и вино. – Я всё тебе расскажу. Только не перебивай, я волнуюсь, хорошо?

Я согласно кивнул и приготовился слушать. Она начала рассказывать:
- Ты знаешь Егор, что моя родня уже две недели в тайге охотится. На почте работы немного, а на выходных и совсем скучно, разве что ухажеров разгонять. Так вот. Я решила провести время с пользой и отправиться в лес за ягодой. Ты знаешь, там за балкой, что в конце поселка, целые россыпи смородины. Самый сезон. Иду я, значит, песенку напеваю, потихоньку плетенку наполняю. Погода отличная, солнышко светит, птицы поют, настроение прекрасное. И вдруг – за минуту всё изменилось: небо затянуло мрачными, рваными тучами, птицы замолкли как по команде. Остановилась и озираюсь. И тут увидела…
Меня озноб прошиб, а ноги пристыли к земле, когда от ближайшего ствола кедра отделилась и направилась ко мне высокая тёмная фигура. С виду человеческая, но без глаз, носа и рта, с одним лишь серым овалом под темной копной то ли шерсти, то ли волос, торчащих клочьями во все стороны. Весь силуэт, казалось, был соткан из непроницаемого плотного серого дыма и лишь отдаленно напоминал человека. Впрочем, он местами имитировал даже подобие обрывков одежды и ту самую шевелюру на неестественно удлинённой голове. Эта тварь была явно не из нашего мира, не из нашей реальности.

Я вспоминала всё что знала о злых духах леса, о недобром шутнике Байанае, о властителе мира мертвых Улуу-тойоне, о неумолимых абасы, деретниках и юёрах. Знание должно было подсказать мне что делать, что предпринять для своего спасения. Но то, что приближалось ко мне не было похоже ни на что из описанного и я совсем растерялась. Существо же, заметив моё смятение, остановилось и на нижней части того, что можно было назвать лицом появилась ухмылка. На рот это всё также не было похоже, просто появилась на сером фоне жирная чёрная линия, которая изогнулась в подобие улыбки. Но боги, до чего она не располагала к веселью, а наводила скорее тоску и ужас!
- Не гадай, моего имени уже давно никто не помнит, - улыбка пропала, а черная линия вибрировала и ходила волной, когда раздавался глухой, проникающий в самую глубину души голос. – Пусть я буду для тебя Безымянным, хотя чаще меня называли Блестящим.

Говоривший взмахнул дымчатой рукой, выписав в воздухе замысловатую фигуру, и страх отступил из моего сознания, хотя общая гнетущая обстановка не изменилась.
- Я вырвался из магической клети, я пленник в нижнем мире и могу покинуть его лишь хитростью и ненадолго, но ты мне поможешь, а я помогу тебе или твоим близким. Ты меня поняла и готова выслушать?
- Да, - просто ответила я.
А что мне ещё оставалось? К тому же я чувствовала, что мне не грозит опасность, не только исходя из слов собеседника. Внутреннее чувство подсказывало мне, что спокойный разговор и принятие предложения существа – лучший из вариантов.
- Полностью избежать плена мне никогда не удастся, но с твоей помощью я смогу иногда покидать свою тюрьму, а точнее с помощью ключа, - с этими словами он протянул мне блеснувший золотом амулет, который едва не обжег мне руки, таким он был горячим. Но я смогла его удержать, и он из горячего через пару секунд стал тёплым.
- Кажется у нас есть шанс, раз ключ не сжёг тебя. Ты не продашь его, и он не уйдет на переплавку или пылиться в сундуке жадного богача. А я смогу иногда наслаждаться свободой. И отблагодарить хранителя ключа, или по-вашему - амулета. Моя клетка слишком хитра, чтобы я мог покидать её иначе. Но не тешь себя иллюзиями, я не несу ни добра, ни благ и богатств, ни вечной жизни. Я сею лишь смерть, каждый раз это будут чьи-то жизни. – последняя фраза говорившего заставила меня попятиться.

- Я не буду приносить тебе людей в жертву, демон, - воскликнула я в сердцах. Страха у меня точно не было, потому что он своей магией отнял его у меня, иначе бы я точно не могла соображать.
- Всё относительно моя дорогая, - кошмарная улыбка вновь вернулась на подобие лица монстра. – Никто не говорит, что это будут ценные жизни в людском понимании. Я стану хранителем на миг своей свободы и буду защищать в минуты смертельной опасности тебя или твоих близких, или на кого ты укажешь. Я не заберу никого, кто не будет нести угрозы. Ты сможешь призвать меня сжав амулет обеими руками и назвав своё имя. Я приду в ином облике, не удивляйся этому. Энергия отнятой жизни будет платой за моё пусть и недолгое избавление от клети. Так ты согласна на сделку? Готова защитить себя и близких?
- Но ведь такой момент может не наступить. Или он будет крайне редким! – попыталась я отделаться от сомнительного предложения.
- Не обманывай себя, тот кто тебе дорог скоро отправится на войну, и я смогу защитить его в одном из своих обликов. А что до редкости моментов, так для меня время течет по-другому, я подожду. Решай скорее, моё время в вашем мире истекает. Берёшь или отдаёшь ключ? - существо повторило вопрос и скрестило кривые палки рук на груди, затем стало более прозрачным. Сквозь его уже неплотное тело проглядывались деревья и кусты.

- Беру! – неожиданно для себя самой вскрикнула я, уже зная кому будет предназначен ключ-амулет. Собеседник торжествующе взвыл, потом стал полностью прозрачным и исчез. В тот же момент лес вокруг стал обычным, светлым, наполненным присущей ему жизнью – со знакомыми шорохами и потрескиванием, пением птиц и легкими дуновениями ветерка. Я развернулась и побрела домой. Какой тут уже сбор ягод.
Я чувствовала, что ты придёшь и вот ты здесь, а значит эта вещица будет хранить тебя от смерти на войне. Кроме того, в тяжкий момент, ты сможешь призвать на помощь владельца амулета. Только возьми его в руки и назови моё имя, дальше он все сделает сам.
Таков был странный подарок моей возлюбленной, а я сидел на кровати и не знал, что ей ответить. Конечно, я, комсомолец, советский человек, не верил ни в каких духов и прочее, но и обидеть Марию не мог, явно усомнившись в сказанном ею. Я завернул амулет в ткань и сунул в карман штанов. Хозяйка дома облегченно вздохнула и крепко прижалась ко мне.

Уходил я от Марии ранним утром, когда поселок ещё спал и никто не видел счастливого парня, возвращающего к себе домой. Хоть и ненадолго. Через три часа я уже был вместе с группой таких же молодых ребят у крыльца военкомата, а вскоре меня закрутил вихрь страшной, нет, чудовищной войны. Кровь лилась рекой, ни мы не знали жалости к врагу, ни он к нам. Я только успевал обзавестись новыми друзьями, а после очередной атаки фрицев, оставался в окопе среди немногих выживших, а то и вовсе один. Почти все время мы или оборонялись, или отступали. Люди в моем взводе гибли непрерывно, менялся личный состав, а меня даже не оцарапало. И я поверил в талисман, амулет, ключ, как бы эта хреновина не называлась.
Я ни разу до того ночного боя под безымянной железнодорожной станцией не взывал к помощи вещицы, не брал голыми руками, не называл имени Марии. Просто таскал артефакт с собой везде, где только мог. На осмотрах прятал в противогазную сумку или под одежду. Почти сросся с ним.

Нас было восемнадцать человек. Всё, что осталось от полнокровной мотострелковой роты, отправили на закате ветренного июльского дня вместе с командиром, лейтенантом-желторотиком, занять позиции на разбитой бомбардировкой станции. Скажу тебе, там нечего было защищать кроме самих путей. Здание станции превращено в руины, вагоны разнесены в щепки, лежащий на боку, опрокинутый взрывом, черный от сажи тепловоз, представлялся мёртвым чудовищем. В паре сотен метров – поднимаются в небо дымы от разбомбленной деревни. С той стороны ожидались пытающиеся проникнуть в советские тылы разведгруппы противника, и мы должны были не допустить просачивания этой самой разведки.
Дотемна отрыли окопы-ячейки для стрельбы лежа, лейтенант дал команду на перекус и короткий отдых. Он вышел перед бойцами, собираясь произнести пламенную речь и замер.

До нас донёсся приближающийся гул моторов со стороны догорающих деревенских остовов, и это означало только одно – на нас шел враг. Никакая не разведка, не парочка мотоциклистов, а целое танковое подразделение, наверняка поддержанное пехотой. По команде лейтенанта мы залегли по ячейкам, приготовили гранаты, наши два ПТРД разместили в развалинах станции, там позиция для них получше, и ждали врага. Вскоре показались яркие кругляши фар вражеских бронемашин, их мрачные очертания, между ними двигались густые цепи пехотинцев. Единственным нашим преимуществом было то, что нас противник пока не заметил.

Антоша, я когда увидел, что на нас движется не менее двух рот пехоты при поддержке десятка танков, понял – всё! Сомнут нас как пить дать. Выбьют наши солдаты из противотанковых ружей танк-другой, ну может гранатами еще один обездвижим. Это максимальный успех, которого мы могли достичь. Потом противник раздавит нас гусеницами, изрешетит пулями автоматчиков, пройдет дальше по остывающим трупам моих товарищей, уйдет рвать наши тылы. И сколько потом хлынет фашистов за ними мы уже не узнаем. К тому времени, я был уже бывалым воином и прекрасно понимал расклад. В мой амулет уже как-то не верилось, а достать его из противогазной сумки и заорать имя моей любимой я почему-то заставить себя не мог. Боялся выглядеть в момент последнего боя перед товарищами идиотом, наверное. А может надеялся, что немцы, напоровшись на нас в сумерках, не поймут какие малые силы им противостоят и отступят в ожидании подкреплений. А там и наши подойдут, или будет приказ отступить. Лейтенант отправил одного солдата посыльным доложить об обстановке.

Конечно же они не отступили, завязался жаркий бой. Бронебойные патроны наших противотанковых ружей синими искрами рикошетили вверх и в стороны, а противник поливал нас огнём из танковых пушек и стрелкового оружия пехотинцев. Из ПТРД удалось заклинить башню одному танку, он остановился, но другие продолжали движение в нашу сторону.

Мои товарищи гибли один за другим, автоматчики врага сгруппировались за черными корпусами движущихся на нас стальных громадин, и мы уже не причиняли вреда даже пехоте. Оставалось подпустить наступающих поближе, забросать гранатами и сцепиться врукопашную, подороже продав свои жизни. Близкий разрыв снаряда контузил меня и буквально разорвал на части нашего лейтенанта. Я ничего не слышал, в голове звенело, во рту ощущался металлический привкус крови, а мой ППШ изрешетило осколками, превратив его в бесполезный хлам. Я немного приподнялся и огляделся. Пара вспышек от выстрелов неподалёку указывала на то, что кроме меня в строю осталось лишь двое ребят из нашего отряда. Я отбросил в сторону покорёженный автомат и ощупал свои карманы. Одна граната и нож-финка. Это всё оружие, которым я располагал.

Ухнули очередные разрывы и судя по смолкшей стрельбе с нашей стороны, я остался один, скорчившийся на дне своего окопчика. И я решился. Отложил в сторону гранату и нож. Сунул руку за пазуху, достал тряпицу и развернул её, изо всех сил сжал обеими руками реликвию и выкрикнул имя своей возлюбленной.
Сначала ничего не произошло. Как я и говорил, с нашей стороны уже никакого огня не велось, некому было. Только стоны кого-то из ребят, очевидно раненого, доносились из соседней ячейки. Всё ближе грохот вражеских машин, всё чётче слышна иностранная речь наступающих, готовых зачистить наши окопы. И вдруг – вспышка! Я осторожно высунулся из укрытия, я должен был это увидеть!

Из абсолютно чистого, уже покрывшегося звездным одеялом неба, второй раз беззвучно прорезала поле боя сверкающая, яркая паутина, похожая на молнию. Хотя откуда ей тут было взяться? Да и грома никакого не было, никаких природных намеков на грозу. Последовала ещё одна вспышка и ещё. Окрестности этими проблесками освещало как днем, пусть и ненадолго.  Вспышки всё учащались, сплетаясь в яркую сеть, и наконец собрались в блестящий человеческий силуэт. Настолько блестящий, что смотреть на него можно было с трудом, но в тоже время от этого явления невозможно было оторвать взгляд. Он стоял неподвижно всего секунду, а потом стремительным, почти незаметным глазам движением оказался рядом с разинувшим рот немецким автоматчиком и коснулся его. Солдата мгновенно охватило пламя, и он дико заорал, окутанный белым огнем, и падая на колени.
Впрочем, вопль погибающего почти сразу прервался, поскольку он обратился в прах, медленно разваливаясь и оседая облачком искрящегося пепла.
Гитлеровцы сначала опешили от таких событий, а потом открыли по блестящему силуэту, прикончившему их товарища, шквальный огонь, застрекотали также и танковые пулемёты.

С тем же успехом они могли бы поливать свинцом пустоту. Те пули, которые попадали в Блестящего вспыхивали и падали на почву расплавленными каплями, поджигали траву вслед мечущемуся метеором между солдат ослепительному существу. А оно, неумолимо убивало, сжигая моих врагов. Ближайший танк не спасла мощная броня. Блестящий коснулся корпуса, и танк в считанные секунды разогрелся до багрового цвета. А как орали внутри танкисты, горящие заживо! От сильного нагрева рванул боекомплект, срывая башню танка. Существо не останавливалось и продолжало свою неумолимую жатву.

Затем, поле боя так заполонили всполохи пламени и клубы дыма, что я уже не мог толком рассмотреть, что там творилось. Лишь изредка мне удавалось разглядеть блестящий силуэт, сеющий смерть. Наконец, уцелевшие враги сообразили, что их спасение в бегстве и бросились прочь, бросив технику и оружие.
Блестящий не преследовал их. Более того, как только местность, усыпанную кучками пепла и чёрными грудами развороченных, догорающих танков, покинул последний немецкий солдат, существо остановилось, стало менее ярким, потом побагровело, потемнело и вовсе исчезло из моего поля зрения. Зато амулет нагрелся так, что я, вскрикнув, выронил его из рук.

Ещё с минуту я бессмысленно оглядывал место разгрома моих врагов, а потом меня привёл в чувство стон из соседнего окопа. Один из моих товарищей, санинструктор Виталий, был ещё жив, но истекал кровью. Я бросился ему на помощь, вспоминая его же уроки перевязки ран. Перевязал насколько мог и плюхнулся на землю рядом, совершенно обессиленный. Перед глазами у меня ещё стоял образ Блестящего, и я испытывал даже теперь, когда смертельная угроза миновала, безотчётный страх.
Почему? Ведь он меня спас? Такие вопросы я задавал сам себе, однако меня трясло от ощущения, что я пересёк некие запретные черты, нарушил естественный ход миропорядка и обманул судьбу. Я не уверен, но мне показалось, что я услышал шепчущие мне прямо в разум голоса, грозящие немыслимыми карами и погружающие меня в ещё более глубокую пропасть липкого ужаса. Голоса давили на меня, оглушали мерзким шёпотом. Они уничтожали мой разум, но когда я был уже грани безумия, то исчезли. Мир вернулся ко мне с запахом удушливой гари, тянущейся от места побоища, и привычными звуками.

Первые дело, которое я сделал, придя в себя – поднял остывший амулет, снова укутал его в тряпицу и спрятал за пазуху. Потом взвалил на спину потерявшего сознание санинструктора и поплёлся в сторону позиций нашего батальона. До них было не менее десяти километров, но я готов был пройти и больше, лишь бы уйти от места разгулявшейся здесь недавно смерти. Странное дело, я испытывал панический ужас перед непонятной мне природой Блестящего, но перед его вместилищем-амулетом никакого пиетета не имел. К тому же я вспомнил, что этот предмет всего лишь временный ключ к клетке того, кого действительно стоит бояться.
Я долго тащил своего раненого товарища, который то приходил в себя, то терял сознание. До того момента, пока я не увидел наши передовые позиции у меня было много времени поразмыслить о том, что я доложу по прибытии в часть, чтобы не прослыть сумасшедшим. Самым разумным было представиться контуженным и вообще поменьше болтать, а я и правда был контужен в бою. Так что это не составило большого труда, а потом и вовсе затерлось в неразберихе войны.

Однако главным принятым мной решением было ни в коем случае больше не высвобождать Блестящего без крайней на то необходимости. Не зря ведь его запер в магическую тюрьму кто-то ещё более могущественный, возможно, за невероятно чудовищные грехи. Кто его запер и кто таков сам Блестящий, я даже не пытался осознать. Я не находил никакого сравнения с существами в прочитанных мной в детстве книгах о призраках, чертях, бесах и прочей нечисти. А потому я запер эти вопросы в самом уголке своего сознания, хотя они и мучают меня спустя много десятков лет, даже сейчас, когда я пишу тебе, мой дорогой внук, своё письмо.
Ты можешь считать меня безумцем, выжившим из ума стариком, но умоляю – сохрани этот амулет, и может быть однажды он спасёт тебе жизнь. Однако напомню ещё раз, используй его лишь в самом крайнем случае. Я не знаю в каком образе он придет к тебе на помощь и насколько будет разрушителен. Также, голоса мне тогда нашептали, что чем чаще Блестящий будет оказываться на свободе, тем слабее будет его клетка. Я прошел войну до конца, и ещё не раз был в смертельной опасности, но больше не решился прибегнуть к запретной помощи. Будь осторожен и ты, Антоша и помни мои слова.
На этом заканчиваю своё письмо. С любовью, твой дедушка, Егор Андреевич Гридчин.

Продолжение следует...

Автор: Дмитрий Чепиков

Она молча подождала несколько минут, пока закипит чайник. Ходила по кухне туда-сюда, потом села напротив меня. Видимо сама собиралась с мыслями, а я не торопил. Наконец она начала говорить.

- Саша, мой муж, то есть твой дед, был для меня всем. Да он странноват был для всех, кроме меня, а книги свои любил больше жизни. Однажды он мне сказал, что если умрёт раньше меня и не своей смертью, то когда его похоронят – чтобы я над его могилой выписки из его переводов прочитала. Откапывать его не нужно, сам выберется. Сказал, что выписки на латыни, но это неважно, он к ним русскую транслитерацию сделал. Показал, где эти бумаги лежат и всё повторял, чтоб не позднее дня-двух после его смерти я всё исполнила. Я тогда посмеялась, согласилась и забыла.
Когда с ним несчастье произошло, я про эти выписки дурацкие и не вспомнила. Не до того было. Твои родители тогда побыли у меня неделю. Мама уехала, а отец остался ещё на пару дней. Интересно было ему в книгах моего мужа покопаться. Вот он и нашел те записи, принёс их мне, показал. Я сразу вспомнила, что обещала. Рассказала твоему отцу. А он, знаешь ли, серьёзно это воспринял. Сказал – раз обещала, то надо обязательно сделать. Иначе, не по-людски выйдет. Будет толк или нет, дело второе, главное обещание исполнить. Поехали мы с ним ночью на кладбище, на могилу.
Ох и боязно было. Если бы одна была, сроду бы не оказалась там в тёмное время суток. Прочитала как велено было, три раза. Ничего не произошло. Твой папа сказал, мол сделали что могли, и мы вернулись домой. Он побыл ещё пару дней и уехал к вам в город. А на следующую ночь пришёл мой покойный муж. Почти до утра под окном простоял, звал меня, а я не решалась выйти.
- Я бы не вышел, - тихо проговорил я.

- Не перебивай, - она нахмурилась, подлила мне чая и продолжила.
- Он не так выглядел, как … как ты сегодня его видел. Почти как живой был, ну не считая автомобильных травм. Зашили-то его хорошо. Только Саша всё сетовал, что опоздала я выполнить своё обещание. Но не ругался, наоборот благодарил, что хотя бы так исполнила. Подарила ему еще возможность пожить. Сказал, что с трудом выбрался из могилы и привёл её в относительный порядок. Местные на том кладбище редко, но бывают. Лишние сплетни ни к чему.

Ещё тогда Саша добавил, что энергии при ритуале столько выплеснулось и на нем скопилось, что теперь часть деревьев в саду, пока он таким способом жив, особенный урожай родить будут. Целебный. И я со временем помолодею, лет на десяток-другой. Больше нельзя, а то нарушим какое-то равновесие. Много рассказывал, мало я поняла, ещё меньше запомнила.
Этих «нельзя» много оказалось. Стал он в сарае жить, не ел обычную еду, постоянно жевал упавшую с деревьев листву, воды не пил совсем, днём не показывался, редкими ночами приходил только. В основном сидел в своем кабинете, в книгах копался, а со мной только разговаривал по часу-два. Даже не обнял ни разу. Где он кроме сарая и сада был, не знаю. Когда работники чистить сад приезжали, он в лес уходил и ждал пока уйдут. А соседние дома давно пустые стоят. Так и жили, на глаза никому не попадаясь.
Пообвыкла я со временем, и действительно мои болезни прошли. Твоему отцу больную спину вылечили теми яблочками. Помнишь, у него спина сильно болела, травмированные диски сдавливали нерв и врачи не могли ничего поделать? А потом месячишко, бац, спина как новенькая и все диву давались.

Я кивнул, целиком захваченный её рассказом. Действительно у отца были проблемы со спиной, и мама нарадоваться не могла, когда они «чудесным» образом исчезли. Что же, теперь понятно откуда чудеса. Хлебнул ещё чая. Вкусный. Действительно успокаивает. Бабушка же словно ушла в транс и продолжала монотонно говорить.
- Беды начались прошлой осенью. Разваливаться муж начал, с трудом языком ворочал, гниль по всему телу пошла. Кое-как объяснил мне, что и этот срок для него заканчивается, и только если укрепить его тело, то он ещё пару лет со мной пробудет. Для этого укрепления помощник нужен был, сама бы я не управилась никак, так как сила мужская нужна. С металлом и прочим нужно было поработать по его инструкции. Я уже едва разбирала, что он говорит. Позвала твоего отца на помощь…
- Батя знает?! – я подскочил с места как ужаленный, едва не опрокинув кружку с остатками чая.
- Знает-знает. Сядь. Маме твоей не сказали, она впечатлительная чересчур. Никакими целебными яблоками потом не вылечить, если узнает. Кстати, их совсем немного на тех двух яблонях за сараем росло, штук тридцать за сезон на обеих не больше. А сейчас нет совсем. Но мы с твоим отцом пока дела хорошо шли, кое-что успели. Нашли людей, которым помогли за деньги. Помогали и тем, у кого денег нет. Приходится, конечно, твоему родителю делать вид, что вкалывает изо-всех сил, а у самого на разных счетах денег на пяток квартир в столице имеется, для твоего будущего старается. Не знаю, почему тебе не рассказал до сих пор. А мне особенно ничего и не надо.
-Тааак, - протянул я, пораженный её словами. – Но судя по тому, что я видел, не особенно помогло деду это ваше укрепление организма.
- Да… - вдруг всхлипнула баба Маша и закрыла лицо ладонями. – Он очень быстро портится. Уже почти не говорит и не узнает меня, даже когда приходит ночью под окнами постоять, в дом уже и не заходил последние месяцы. Подойдёт несчастный к окну, лбом к стеклу прильнёт и смотрит на меня, я пока соберусь из дома выйти, а его уж нет. Изредка удавалось его возле сарая выловить и вытянуть хоть слово. Да ещё на беду, его алкаши местные как-то видели в саду. Им мало кто поверил, но с тех пор слухи поползли дурные и про меня, и про деревню целиком. А вот то, что дед тебя признал – я так рада, так рада!
- Подожди бабуль, а как же люди пропавшие? Да и местные злые все вокруг какие-то, в городе чуть таксисты не поубивали друг друга и в целом. На них это отобразилось? - я принялся задавать вопросы и расписывать старушке все свои соображения.
- Так мой муж здесь не причём. Люди сами себе звереют, - она рассердилась, убрала руки от лица, её щёки запылали гневным румянцем. – Про пропавших ничего не знаю, а Шарик наш сам на него кинулся, цапнуть хотел. Только и хрустнули его косточки, когда кобель в мужнину ногу вцепился, а тот его схватил, оторвать от себя пытался, да сил не рассчитал.
Вот и вся история. Принимай её как знаешь, но лишнего никому не болтай. Видеться тебе с ним тоже не надо, я сумею его убедить в этом. Только я с ним управлюсь сейчас. Смирилась я с неизбежным. Дед и так через неделю-другую совсем в иной мир уйдёт, поэтому нечего сенсации и расследования устраивать. Нужно будет похоронить его в саду, за сараем. Так он просил. Тут-то вы с отцом мне и нужны в помощь, сама я никак не смогу. Он большой стал. Могила большая нужна. Не справлюсь. Ты погости до нужного момента, а отец приедет по звонку. Дело сделаете и езжайте себе домой, живите спокойно.

Тон Марии Степановны проявления возражений к её просьбе не подразумевал. Она внимательно разглядывала меня; какие эмоции отображаются на моём лице, и похоже увиденное её устроило. Я не собирался срываться в панику и делать глупости. До меня потихоньку дошёл смысл сказанного ею и остались непроясненными лишь пара вопросов.
— Значит, мой приезд сюда был тобой и батей спланирован? Не было никакого сюрприза? – спросил я.
- Молодец, умный парень, - она утвердительно кивнула. – Только я должна была тебя подготовить ко всему этому за неделю. Но ты умудрился посреди ночи в сад заявиться. Хорошо деда не спровоцировал фонарем, а то мало ли что было бы. Он чудной стал последнее время. Раз теперь всё знаешь, то как поступишь? В город уедешь пока ваша помощь с отцом мне не понадобится или тут уже дождешься и по хозяйству поможешь?
- Я останусь, только если он у меня под окном торчать не будет, - коротко заявил я и бабушка расплылась в довольной улыбке.
- А куда делись записи? Отец себе забрал? – всплыл у меня очередной вопрос.
- Нет, - пенсионерка покачала головой. – Их недавно приехал и забрал у меня мужчина, сильно хромающий на левую ногу. Вроде как он судмедэксперт из соседнего района и знал моего мужа раньше, он для него несколько книг переводил. Саша, когда еще мог нормально говорить, сказал записи ему отдать, если дела хуже пойдут. Показал, где номер того службиста записан. Я позвонила и он приехал, спросил нужна ли помощь. Сказала, что не нужна, сама управлюсь. Совсем забыла про них, про записи. Да это и неважно уже. Иди спать, чай должен помочь. Сил набирайся, завтра вишни собирать пойдём.
Она поднялась, чмокнула легонько меня в лоб и вышла из кухни, а я последовал в свою постель. Нужно было отрешиться от всего и попробовать уснуть. Глаза и правда начинали слипаться несмотря на пережитое. Травяной чай отлично действовал.

Напряженные дни проходили один за другим, и я ждал назначенного часа. Сегодня баба Маша наконец сказала, что завтрашней ночью всё завершится и она уже позвонила моему отцу. Он в пути. Пришлось собрать остатки мужества и сказать, что я готов. Хотя на самом деле – это было далеко не так.
Сказать, что я не боялся мёртвого деда в саду – значит соврать самому себе. Мне жутко, когда я вспоминаю монстра, бродящего в ночных дебрях старого сада или копошащегося днём в сумраке сарая. Дед ушел от нас окончательно, как и предсказывал. Ушёл ли он в лучший мир или худший – понятия не имею. Также, я и не знаю способа избавления от деревенских воспоминаний. Они часто посещают меня независимо от времени суток, и картина привычной реальности снова начинает меркнуть. Прямо мурашки начинают бегать по спине и затылку, а мир сжимается в пульсирующий страхом участок, ограниченный размером сада моей бабушки.
Я до сих пор боюсь чего-то подобного, но есть вещи, которые никто не сделал бы за меня. Потому что та работа была исключительно семейным делом.

Автор: Дмитрий Чепиков https://www.litres.ru/author/dmitriy-chepikov-21842323/

Многие люди с умилением вспоминают свои детские истории из деревень, куда родители их отправляли к бабушкам-дедушкам или к другим дальним родственникам на лето продышаться свежим воздухом и набраться сил для растущего организма. Более того, такими историями любят делиться. Я же не любил ту деревню ни в детстве, ни сейчас, когда полностью, умом взрослого человека, смог осознать всё там произошедшее.
Начну с того, что в деревню с дурацким названием Моськино я попал по просьбе моих родителей, поручивших мне, временно безработному двадцатитрехлетнему детине, посетить троюродную сестру моей бабули. Она и её муж нам родными считались, так как наши бабушка с дедушкой ушли из жизни рано.

До этого я бывал в деревне совсем сопливым мальчишкой и смутно помнил прошлое пребывание там. Помню, что в детстве мне Моськино не понравилось, несмотря на заботящуюся обо мне пожилую женщину. Может быть, не нравилось присутствием её молчаливого седовласого мужа, обладателя роскошных вислых усов. Дед Саня меня недолюбливал и вообще он был словно не от мира сего. Старик увлекался обветшалыми книгами самой разной тематики и доставал их себе всеми правдами и неправдами. Знал несколько языков, включая уже мертвую латынь, занимался переводами этих самых редких книг. Некоторые из потрепанных, пахнущих пылью томов бывали у него только на время работы над ними. В свою комнату с сотнями книг он меня не пускал категорически. Я только пару раз в его отсутствие эту библиотеку скоренько оглядел и не нашел для себя ничего интересного.
Дед тогда узнал и очень ругался. Мол, не детского это ума дело. Потом вовсю делал вид, что меня нет, а не возился со мной как любящий родственник. В общем, тяготило меня там всё, да и сама хозяйка большого дома с приличного размера садовым участком, примыкающим к лиственному лесу, мне определенно не нравилась, хоть она и старалась окружить городского внука всяческой заботой и даже сверхопекой.

Запомнилась мне тогда эта женщина своими запретами: «Андрей, в сад без меня не ходи, на речку – строго по времени, в лес – только со мной». Никакой воли в общем для непоседливого мальчишки. Байками меня всякими пугала, чтоб в лес и в дальнюю часть сада не шастал. Это сейчас я уже вполне понимал, что в мире действительно бывает, а о чем можно рассуждать только как о байках. А тогда страшновато было.
Мария Степановна, так звали нашу старушку, последние годы стала совсем замкнутой. Это случилось после того, как шесть лет назад её мужа машина задавила. На похороны тогда родители без меня ездили, посчитали, что мне такие впечатления излишни. Бабуля тогда в себе замкнулась. Она и до того к соседям по деревне прохладно относилась, а оставшись одна и вовсе перестала с ними общаться. Только вынужденно, по делу в сельсовете или столкнувшись лицом к лицу в тесном деревенском магазинчике.
С момента смерти мужа она с даже с нами, её единственными родственниками, и то встречалась лишь по большим праздникам. Звонила раз в месяц по допотопному дисковому телефону и сообщала, что всё у нее хорошо, интересовалась нашими делами. К себе совсем не звала, говорила что-то вроде «Да чего там в моей халупе делать вам? Ни Интернета, ни стабильной сотовой связи, только проводной телефон, телевизор и тот лишь одну программу показывает». Предлагали ей спутниковую антенну поставить – отказалась.

Пару раз в год, пребывая у нас в гостях по настойчивому приглашению мамы, она всем видом показывала, что неуютно ей тут, в городе, среди бездушных жилищных коробок из бетона и стекла. Бубнила не переставая, что домой бы ей надо, к большой хате своей, псу Шарику, за которым соседей пришлось просить присмотреть, и к предмету особой гордости – большому фруктовому саду, за которым её дед, то бишь мой прапрадед, ещё до революции ухаживал.
Сад был действительно уникальным и очень старым. Про него нам с мамой папа много рассказывал. В нём прекрасно произрастало и плодоносило почти все, что могло давать урожай на наших широтах. Причём – без особого ухода. За исключением того, что по весне и осени Мария Степановна нанимала рабочих убрать сухостой, обрезать лишние побеги и волчки. Инструмент для садовых мероприятий старушка наемным работникам выдавала исключительно свой, из небольшого глиняного сарая, выстроенного еще до войны прямо посреди сада. Своими пилами, секаторами и прочим инвентарём чужим людям работать строго не дозволяла. Такое у нее было странное условие. Кто платит – тот и командует.
Сгребала опавшую листву Мария Степановна сама. Урожай черешни, груш и яблок у нее исправно покупали предприимчивые жители из соседних деревень, прилично дополняя небольшую пенсию. Пока я учился в школе частью доходов бабуля делилась с нами, в первую очередь радуя внука-балбеса, то есть меня. А в старших классах купила мне довольно дорогой компьютер. Своих детей, а соответственно и внуков, у нее не было, так что я у нее единственным внуком считался.

К нам её урожай добирался раз в год, когда отец поздней осенью катался в Моськино сжечь груды мертвой листвы и возвращался в город с целой батареей разнокалиберных банок с компотами и варениями отменного качества. При расспросах мамы, о том, как там пенсионерка поживает, он морщился и находил другие темы для разговоров. Мама особо и не настаивала, а мне было совсем фиолетово. Помню, как я в школьные годы радовался пополнению карманных денег от бабули, зависал за компьютерными играми, кое-как учился и не заботился ни о чем. До недавнего времени…
Теперь, я отправился к Марии Степановне с гуманитарной миссией. Причем мы решили ей сюрприз сделать, поскольку в гости к ней напроситься было сложно. Ну, у меня все равно намечался перерыв до нового места работы в пару месяцев, так что прокачусь. На автобусе правда ехать придётся, пока машина в ремонте. Потусуюсь у старушки недельку на природе, помогу ей по саду, вдоволь наемся вишни и прочего добра, на речке позагораю, грибов в лесу поищу. Сплошная выгода и польза для здоровья.
Я купил через сайт билет на утренний автобус, сбегал, снял наличку с карты и начал сборы в поездку. Обозначенная деревня – не ближний свет, от нашего города километров около трёхсот, а значит автобус будет тащиться на край области не менее пяти часов только до райцентра, там уже надо нанять местное такси и через полчаса «Здравствуй, деревня Моськино!» и тамошний колорит.

На следующий день, я едва не проспал свой рейс, поскольку почти до утра лопал мороженое и глазел отечественный хоррор-сериал. Благо «Яндекс-такси» прикатило в считанные минуты и водитель смуглой внешности, едва услышав, что я опаздываю на автобус, открыл в себе навыки бывалого экстремального гонщика. Добрейшей души оказался человек, не захотел даже денег взять сверх оплаченного, когда я ошалевший от бешенной езды по городу, пытался сунуть ему в руку мятые двести рублей.
Я подскочил к платформе, от которой уже был готов отправиться мой автобус, и недовольный водитель вынужден был вновь открыть багажное отделение, чтобы опоздавший пассажир смог втиснуть туда свой увесистый рюкзак. Пройдя в самый конец салона, я нашел номер своего сиденья, плюхнулся на него поудобнее и задремал под убаюкивающий шум автобусного кондиционера.
Проспал я почти всю дорогу. Крепкий сон избавил меня от необходимости глазеть в окно на бесконечные поля и лесополосы, время от времени перемежавшиеся населенными пунктами. В райцентр мы приехали около двух часов дня, и я вывалился из прохладного салона на немилосердную послеобеденную жару. Мгновенно вспотев под тяжестью выпачканного пылью рюкзака, я отправился к скамейкам районной автостанции, туда, где в тени под навесом отчаянно резалась в карты четверка местных любителей потаксовать.

- Мужики мне в Моськино надо! – хотел молодцевато гаркнуть я, но из горла вылетели жалкие хриплые звуки. Последствие съеденного вчера как минимум килограмма мороженого. Мысль о потенциальной ангине мелькнула и пропала. Не первый раз так. А мороженое вообще моя слабость. Ничего, пройдет.
- Мужики в деревне, а у нас посёлок городского типа, - осклабился самый старший из таксистов, сверкнув рядом золотых зубов. – На Моськино не ездим, там дорога убитая. Жди вечернего автобуса на семь вечера.
- Да ну вы что, это же сколько тут торчать на жаре! Вам что деньги не нужны? – возмутился я, представив себе подобную перспективу.
- Семьсот и поедем, – спокойно заявил грузный лысый тип в очках, лет сорока пяти, отложив в сторону потрёпанные карты.

- Ааахренеть, да я сюда за шестьсот доехал! – начал было возмущаться я вновь появившимся голосом.
- Не хочешь – жди автобус, которого может и не быть. В эту дыру - Моськино, если хочешь знать парень, нормальные люди без дела не катаются. Разве что, те кто там живёт, - лысый вновь взялся за карты.
- Чего так? – мне стало любопытно. На моей памяти деревня была немаленькой и народ частенько сновал в райцентр и обратно на машинах и мотоциклах. Пятнадцать лет назад.
- А чего там делать? На деревню одно фермерское хозяйство осталось и то убыточное. Народ, кто не спился – разъехался. Кто мог, тот в райцентр перебрался и в Потапово. Тем более, слух прошел, что прошлой весной там могилу на кладбище разрыли и вроде даже не одну. Так что решил, едешь? – поинтересовался таксист.
- Еду! – заявил я и поправил давящие лямки рюкзака.
- Иди вон к той оранжевой «Ниве». Там открыто, я сейчас покурю и подойду, - лысый вздохнул и достал сигарету из мятой пачки. – И это, парень, рюкзак на заднее сиденье брось, не пихай в багажник, там некуда.
Я покорно побрел к указанному транспорту и не без труда разместил свою кладь на потертое заднее сиденье, сам уселся на соседнее с водительским и уткнулся в телефон. Здесь, в райцентре, мобильный интернет еще ловил, можно напоследок пошариться по любимым каналам в соцсетях. В Моськино такой роскоши не будет.

Прошло, пять минут, десять, пятнадцать. Лысого не было, а в машине изрядно припекало. Я повернулся и сквозь замызганное стекло попытался разглядеть своего водителя. Но увидел лишь следующую картину: приятели лысого втроем наседали на него, доносились приглушенные ругательства, а один из таксистов уже держался за разбитый нос. Я не успел оценить неравенство сил, как донёсся хлёсткий удар, хорошо различимый даже сквозь узкие щели чуть приоткрытых стёкол, и один из противников лысого распластался неподвижно в тени навеса. Лысый же, как ни в чём не бывало, повернулся в моем направлении и зашагал к машине.
- Что случилось? – я спросил водителя, пытаясь разглядеть поднялся ли нокаутированный.

- Всё пучком, повздорили чуть. Бывает у нас! – вдруг широко улыбнулся таксист, заведя взревевший двигатель. Салон тут же обдало приятной прохладой. Круто, да тут есть самопальный кондиционер! Но не смотря на этот факт, я не мог отвести взгляда от лежащего под навесом тела и двух суетящихся возле него мужчин, когда мы выруливали со стоянки на дорогу. Меня пробрало, когда я увидел, что из-под головы пострадавшего на серую плитку тянется темный ручеек крови.
- Вы уверенны, что с вашим коллегой всё в порядке? – в моем голосе явно слышались нотки тревоги.
- Да не парься. Он не впервой в нос получает. Отваляется и встанет, - уверил меня лысый, уткнувшись взглядом в медленно ползущий перед нами грузовик и планируя как бы поудачнее обогнать его по встречке. При этом он врубил какую-то нестерпимую попсу, очевидно для того, чтобы я не докучал вопросами.
Надо сказать, мне не раз приходилось драться, и вида крови я не опасался. Но вот положение тела, оставшегося на автостанции, и тот впечатляющий звук удара, который я расслышал даже из машины, подсказывали мне, что простой дракой там не обошлось.
-«Не хватало только в неприятности тут встрять. Мне даже свидетелем быть двести лет не нужно. Я на отдых и в гости еду, а не по отделам шататься. Надеюсь, обойдется всё-таки», - с тоской подумалось мне.

Дорога на Моськино оказалась и впрямь дрянной. От райцентра и до поворота на деревню еще ничего, а вот дальше… Почти лунный ландшафт из узкой ленты старого позеленевшего от времени асфальта и множество ям в нем подбрасывали нас в тех местах, где нельзя было их объехать. Водитель даже музыку приглушил и вцепился обеими руками в руль, отчаянно маневрируя между ямами со следами попыток латочного ремонта. Да и дорога, то взбиралась на очередной холм, то круто спускалась с него и устремлялась к следующему подъему. Не давала расслабиться. До меня дошло, почему таксист заломил такую цену. Я бы взял не меньше.
Наконец, еще раз повернув после длинного пологого спуска я прочитал мелькнувшую синюю табличку – «Моськино 2». Я с облегчением вздохнул, поскольку помнил, что еще минут пять и мы на месте.

- Могу тебя до магазина или к какому двору подвезти. Их тут, жилых, осталось десятка три, хоть в деревне больше сотни домов. Остальные пустые стоят, люди повыезжали, а продать не могут, - поделился со мной информацией лысый.
- Меня тогда на самый конец деревни, там большой кирпичный красный дом и сад фруктовый, может знаете? Туда раньше люди из райцентра ездили за товаром, — сообщил я таксисту.
- Это к МарьСтепанне что ли? – неожиданно изменившимся голосом спросил собеседник.
- Ну да. А вы её знаете? – обрадовался я и добавил. – Я вам еще полтинник накину за доставку.
- Да слышал о ней. Не надо накидывать. И за проезд пятьсот хватит, - голос водителя оставался напряжённым. – А вы, значит, внук её?
Мы осторожно объехали седобородого старика в допотопной шляпе, медленно идущего чуть ли не посреди дороги, примыкающей к деревенской улице. Наша машина обдала его клубами пыли, и старик погрозил нам вслед костлявым кулаком.
- Внук, - подтвердил я, удивленный тем, что изрядных размеров дядька, только что пустивший кровь своему товарищу, не посигналил хамовитому пешеходу, скинул вдруг цену и перешел на «Вы». Это было нетипично для людей подобного склада.

Он высадил меня возле знакомых зеленых ворот с коричневыми проплешинами ржавчины, за которыми возвышалась шиферная крыша дома моей бабушки. Помог достать рюкзак и даже нацепить его на спину, после чего залихватски развернулся и умчался в сторону выезда из Моськино.
Поздно сообразив, что не взял у него номер телефона для последующего отъезда из деревни, я повернул металлическую ручку двери ворот. Толкнул дверь. Она с немалым усилием и скрежетом поддалась, как будто ней почти не пользовались. В душу мне закралось неприятное ощущение.
- «А вдруг бабуля померла? Почти месяц же не созванивались и не позвонили перед приездом. Вот сюрприз будет, не дай бог», - мрачные мысли одна за другой вспыхивали у меня в голове. Пустующая собачья будка с обрывком цепи, извернувшегося дугой, не добавила мне положительных впечатлений. Вспомнилось, что про собаку бабуля с зимы еще не рассказывала.
Я взобрался по крутым ступеням крыльца, громко постучался в деревянную дверь и сразу вошел на веранду.
- Баб Маша, это я, Андрей, в гости к вам! – крикнул я, открывая дверь в сам дом и шагая в маленький коридорчик. Как же всё знакомо: там зал, там бабушкина комната, дальше бывший кабинет деда с его кучей пыльных книг. Впрочем, их поменьше стало, отец и бабушка распродавали потихоньку.

В лицо мне пахнуло свежеиспеченными пирожками, какими-то специями и ещё чем-то вкусным. А затем из дверного кухонного проёма выглянула сама Мария Степановна.
- Андрюша, внучек! Ой, как же ты так, не предупредил… Я и не знала… Думала, Ильинична с мужем из Мохового за яблоками приехали. Еды вот приготовила их привечать. А я-то в окошко смотрю – машина незнакомая возле дома покрутилась и уехала. Думала адресом ошиблись, тебя-то и не разглядела. Так, садись поешь с дороги, потом в летний душ в саду сходишь, - тараторила старушка, улыбаясь во весь рот.

- Сейчас ба, только руки помою, - я смотрел на сухонькую пожилую женщину и что-то не складывалось у меня в голове. Потом сообразил, что именно. Чёрт возьми, да она выглядела моложе лет на десять. Но ведь она была у нас на Новый Год и я явственно помнил всю сеть морщинок на ее худом лице, потускневшие глаза, чуть подрагивающую правую руку. А сейчас она выглядела иначе. Да, она по-прежнему была пожилой, но явно на свои семьдесят пять не выглядела. А может я тогда неверно оценил ее внешность, может она больна была, а сейчас выздоровела?
- Хорошо выглядишь, ба, - вырвалось у меня.
- Андрюша, да ты кушай, - щебетала она и добавила. – Ты знаешь, я наконец свои хронические болячки народными средствами победила, прямо-таки хорошо себя чувствую и спина не болит. Из сада все полезное ем и тебя угощу. От мяса почти отказалась, только Ильинична мне индюшатину привозит для разнообразия. Так что же ты не позвонил, не сказал, что едешь в гости? И надолго ты?
- На недельку, - с трудом выговорил я ртом, набитым едой. Бабулины восхитительные пирожки с вишней я обожал не меньше любимого мороженого. Она всегда привозила их с собой. Целиком занятый поглощением пищи я отбросил мысли о странностях из головы. Ну подумаешь чуть моложе стала выглядеть. Может особенность организма.
- На недельку – это хорошо. На недельку в самый раз для дела, - пробормотала бабушка, подливая мне прохладный морс.
- Какого дела? – удивился я.

- Да это я о своём, - отмахнулась она. – Потом тебе полотенце чистое выдам и отведу тебя, покажу, где в саду летний душ поставили.
- Сам найду бабуль, ты скажи где.
- Без меня в сад не ходи, - неожиданно строго сказала она и я рассмеялся.
- Прямо как в детстве, - сказал я. – Ну ладно, традиция, так традиция. А почему таксист как про тебя услышал, то цену мне скинул и умчался как ужаленный? Про разрытые могилы что-то лепетал. И вообще, он про Моськино нехорошо отзывался.
- Не любят наши места с прошлого лета, потому что у нас тут два человека пропало. Пожилые. То ли из дому ушли, то ли ещё что. МЧС-ники никого не нашли ни в лесу, ни на озерах. Ну и придумывают чушь всякую, что тут нехорошая деревня. Мой сад им ещё не нравится, про лес тоже байки распускают. Хотя за моим урожаем со всего района в сезон приезжают, - поделилась баба Маша новостями.
- Интерешно, - прошамкал я, с трудом пережевывая последний блинчик, а мне дома ничего не рассказывали. Ты родителям об этом не говорила?
- Да, забылось как-то, и что говорить то – людей тех едва знала. Ну пойдем, ополоснешься.

После плотного перекуса и расслабляющей помывки меня потянуло в послеобеденный сон. Я погрузился в тяжкие сны на бабулином диване под жужжание кривоного вентилятора, бесполезно гонящего по комнате теплый воздух.
Проспал я гораздо больше, чем рассчитывал – до самого вечера, когда за окном уже стемнело. Картина типично деревенская. Первые звёзды в черноте неба за окном виднеются, а ниже полная темнота: моё окно в сад выходит, а там, когда стемнеет, не видно ничего хоть глаз выколи. Вот уж поспал так поспал. Зато вместе с долгим сном прошло и больное горло.

- Ну вот, выспался, - сказал сам себе вслух я, взглянув на светящийся экран смартфона. – Десять вечера. Бабуля уже спит, она встает рано, так что с ней сегодня уже не поболтать. Хорошо, что интернет как-то работает.
Почитав с часок скачанную на смартфон книгу, я окончательно убедился, что выспался по полной программе и теперь мне вряд ли уснуть до самого утра. Подумал о том, чтобы тихонько включить телевизор, но отбросил эту мысль. Не хотел разбудить бабулю. На цыпочках прокрался на кухню к холодильнику – там прямо из кастрюли пальцами вытащил несколько кусочков тушеного мяса, залил в себя холодный компот. Решил посидеть за столом и поиграться на телефоне в «Зомби против растений» пока зарядки хватит.

Однако через полчаса и это занятие мне наскучило, а в голову взбрела идея прогуляться по саду и посидеть на лавочке возле сарая. Вдруг свежий воздух меня расслабит и снова потянет поспать до утра. Идея была согласована с самим собой и немедленно одобрена. Не по улице же гулять, мало ли там чего: вдруг собаки нападут, которых соседи на ночь отвязывают. Бабуля мне жаловалась на них, на соседских собак то есть. Говорила, что носу по темноте из двора не высунуть – боязно. Вспомнилась не к месту драка на автостанции и лежащий мужик с потёком крови у головы.

Нет, с меня приключений хватит, устрою просто прогулку по саду, тем более там освещение должно быть, если память не изменяет. Штук пять тускло светящих лампочек, подвешенных на импровизированной электролинии, через каждые восемь метров до самого сарая с инвентарем. Где-то на веранде я видел фонарик. Выключил свет на кухне и подсвечивая телефоном двинулся через коридор на веранду. Нужно было найти выключатель, чтобы зажечь садовое освещение.
Проходя мимо бабушкиной комнаты, прислушался. Тишина. Дверь немного приоткрыта, но заглядывать я не спал. Мария Степановна спит тихо, не то что я - храплю как трактор. Выключатель на веранде удалось найти быстро. Он сухо щелкнул и среди деревьев вдоль тропинки зажглись три лампочки. Три из пяти – это неплохо. Вот и первое дело для меня нашлось, завтра заменю нерабочие. Уже получается не прогулка, а рабочая инспекция по внутриусадебному хозяйству. Там же, на полке веранды нашелся и старый пластмассовый фонарик, прихватил с собой его, а почти разряженный телефон сунул в карман джинсов.

В саду действительно было свежо, не то что в душном доме. Я шёл по тропинке к скамейке и наслаждался ощущением спокойного деревенского бытия, частичкой луны и безмятежным звёздным ковром над головой. Тишь да благодать. Задумался о том, что неплохо было бы вот так перебраться в Моськино жить, бабуля бы на седьмом небе была от счастья. Да только тут для меня ни постоянной работы, ни перспектив. Нет, до пенсии меня в деревню надолго не загнать!

Внезапно, что-то крупное прошелестело у меня над головой, разрезая ночной воздух, устремилось к ближайшей груше, растущей всего в паре метров от меня, и уселось на одной из верхних, толстых ветвей. Я ойкнул от неожиданности, нажал кнопку фонарика и направил луч света прямо туда – в путанную крону фруктового дерева. На этом участке пути лампочка была сгоревшей, но дрожащего желтого света фонаря хватило, чтобы выхватить на верхушке груши хищный силуэт крупной совы. Сова, чуть склонив вбок голову, безмолвно пялилась на меня своими бездонно-чёрными глазами, а я не мог отвести взгляда от неё. Изучающий взгляд ночной птицы, казалось, пронзал меня насквозь. Неприятное ощущение, скажу я вам.
- Природа, мать её, - прошептал я, разглядывая сову. Не знаю, сколько это продлилось времени, но из глубины сада раздался шум, спугнувший крылатую хищницу. Непонятный треск, и звук, похожий на стон, заставили птицу сорваться с места и раствориться во тьме. Ну хоть этот дурацкий поединок взглядами прекратился, а шум – мало ли какой звук может разнестись по саду, полному старых деревьев и такой вот залётной живности, а может и что покрупнее залетает, а то забредает.
Последняя мысль мне определенно не понравилась, и я пожалел, что не прихватил с собой хотя бы топор-колун, одиноко прислоненный к дощатой стенке веранды. Я бы выглядел дурацки, ночью, с топором в руке, в собственном саду, но мне точно было спокойнее.

Однако возвращаться за колуном с половины намеченного пути я не стал и упорно шагал в сторону сарая. Нет уж, я дойду до скамейки, облокочусь спиной на стенку сарая, как в детстве пересматриваю несколько минут звёздную паутину на небе, поизучаю таинственный огрызок луны и спокойно вернусь в дом. А утром, поглощая вкусный завтрак, расскажу бабе Маше про встречу с совой и свои страхи. Она посмеется вместе со мной и даже расскажет что-нибудь пугающее из местного фольклора, как она это любила делать раньше.
Я почти улыбался своим мыслям, светя себе под ноги и подходя к сараю, за которым была заветная скамейка …

Однако позитивный настрой быстро исчез, после того как до меня одновременно донёсся запах падали, и я вновь услышал тот же самый стонущий звук. Только в этот раз он был громче, явственнее, и слышался совсем близко. Вдобавок, к моему недоумению, он перешёл на неразборчивый лепет, явно с мужским, хрипловатым оттенком. К бормотанию добавился знакомый до боли… бабушкин голос! Интересно, как она тут оказалась, вроде же спала у себя? Хотя, я не заглядывал в её комнату. Ничего, сейчас всё узнаем.

- Он тут на неделю всего. Потом уедет. Знаю, что хочешь его увидеть. Но не поймёт… Потом... В другой раз…
В ответ бабушкиным странным фразам звучала та же рычащая какофония, в которую добавилось приглушенное шипение. Вконец озадаченный я повернул за угол сарая, светя прямо перед собой дрожащим светом фонарика и … застыл на месте от увиденного.
Моя рука намертво вцепилась в пластиковую ручку фонаря, всё тело словно оцепенело, а сердце бешено забилось, пытаясь разогнать кровь в скованные ужасом конечности. Я коротко стрижен, но я чувствовал, как шевелится полуторасантиметровый ёжик моих волос, который, несомненно, приподнял бы кепку, если бы она была на мне надета.
Потому что, я увидел мою бабушку, держащую слабо горящую керосинку в руке… в компании моего деда. Того самого, погибшего много лет назад.
Вернее, я увидел бочкообразное существо с непомерно раздутой уродливой головой, которое стояло прямо передо мной и имело лишь отдаленные черты деда Сани. Только малая часть почти чёрного, местами сочащегося гнилью лица, имела сходство с покойным родственником. Это были определенно его вислые усы и укоризненный взгляд единственного глаза; на месте второго зияла пустая глазница, а тело… Дед при жизни был крупным человеком, но сейчас это был настоящий кошмарный, расплывшийся гигант. От макушки лишенной волос головы до груди деда можно было и сейчас отнести к человеческому типу, но ниже…

Ниже это была невообразимая гниющая туша, состоящая из смердящего кома плоти, шерсти, обломков штакетника, металлических прутьев и даже сплетения звеньев собачьей цепи. Вот куда подевалась недостающая часть цепи возле будки Шарика, а возможно и сам лохматый бедолага!
- Андррр…юшшша, - прохрипел монстр и протянул ко мне толстый обрубок руки, укутанный в мешковину. С тряпки капало что-то темное. Именно на эти капли почему-то переключилось моё внимание, когда я стоял, хватая ртом воздух и совершенно не понимал, что вообще, к чертям собачьим, происходит. Рука с фонариком бессильно опустилась, я выронил его, и теперь видел только ноги-тумбы монстра и цветастый подол бабушкиного платья, волочащийся по земле.
- Саша уходи, а ты Андрей немедленно иди в дом. Я скоро приду и всё объясню тебе, - строгий бабушкин голос выдернул меня из оцепенения. Она сделала ко мне шаг, а чудовищный дед попятился назад, в темноту сада, с хрустом давя своей массой сухие опавшие ветки.
Не в силах рационально соображать, я автоматически подчинился, развернулся и, гоня от себя рой будоражащих мыслей, побрёл, пошатываясь в обратном от сарая направлении. Моё сознание протестовало против увиденного, я пытался убедить себя, что это какой-то нелепый розыгрыш, но тут же память услужливо подсовывала мне вид омерзительного чудовища и бабу Машу, спокойно стоящую рядом с ним. К тому же я случайно оказался в саду, да и глазам своим привык верить. Какой уж тут розыгрыш. А этот ужасный запах – он преследовал меня до самой веранды, но я не смел даже обернуться. Не дай бог снова увидеть это, так можно и умом тронуться.
На непослушных ногах я добрался до кухни и уселся за кухонный стол, тупо уставившись взглядом в набор радужных магнитиков на гудящем холодильнике. За окном взвыл ветер. Ветер ли? Выяснять я точно не пойду. Оставалось только ждать бабушку и нервно мять в руках телефон, не понимая кому звонить и что рассказывать.

- Не надо никуда звонить, он ушел, - словно прочитала мои мысли зашедшая на кухню Мария Степановна. – Во-первых тебе не поверят, а во-вторых, ни к чему это.
- Почему не надо? – заторможенно спросил я, и чуть придавши голосу уверенности задал главный вопрос. – Что это было, ба?
- Сделаю тебе успокаивающего чаю и всё расскажу, - она загремела блестящим железным чайником, ставя его на газовую конфорку. – Только ты будь мужчиной, давай без паники и глупостей. Готов всё узнать?
Я кивнул, всем видом выражая готовность. Что мне ещё оставалось?

Продолжение следует...

Автор: Дмитрий Чепиков https://www.litres.ru/author/dmitriy-chepikov-21842323/

Едва начало светать, в небольшом домишке холостяка Васьки Лиходеева надрывно и требовательно задребезжал старый механический будильник. Васька со стоном пошевелился, схватившись за похмельную голову и с трудом сел на кровати. Глаза жгло, словно песком засыпало, во рту чувствовался неприятный привкус.

Он залпом опрокинул в себя кружку прохладной воды, стоящую на тумбочке возле кровати. Закашлялся. Выдохнул перегар и встал. Заплетая ноги, побрел к будильнику, который специально поставил на подоконник подальше, чтоб сразу со сна не выключить и не проспать работу. По пути к будильнику Васька мучительно вспоминал, что же такого произошло вчера, почему так голова раскалывается и на душе муторно…

Непрекращающаяся трель антикварного механизма донеслась до кирпичного курятника в лиходеевском дворе, переполошив дремлющих птиц и заставив заорать единственного петуха. Ему вторили эхом соседские крикуны, а за ними, по цепочке, и другие, распространяя сигнал ранней побудки по всей деревне Киселёво.

Впрочем, деревеньки той было немного. Дворов тридцать со стоящей сельхозтехникой у ворот почти каждого дома. Всё мужское население усердно трудилось на парочку фермеров, оказавшихся наиболее предприимчивыми из деревенских в своё время. Вокруг единственной улицы раскинулись сплошные поля, лесополосы и снова поля. Потому как земля вокруг Киселёво делилась богатым урожаем ежегодно, невзирая на любую погоду, о чем недоумевали заезжие наёмные агрономы, которые в жизни удивлялись только двум вещам – какого чёрта они стали агрономами и сколько пьют трактористы.

А вот деревенские жители, особенно женщины всех возрастов, напротив, этому не удивлялись, а приписывали эту благодать пенсионерке Антонине Андреевне Тюриной, живущей на окраине и развозящей на стареньком велосипеде почту два раза в неделю. Местные сплетницы поговаривали, что эта хрупкая старушка то ли с чёртом знается, то ли с силами природы договаривается по-своему, а когда бигуди свои накручивает на седые волосы, то у неверных мужей в деревне головы болеть начинают. Покойный бухгалтер, Станислав Иванович, даже как-то обмолвился, что Тюрина, дескать, и мёртвых поднять может, если ей заблагорассудится. В целом, все киселёвцы, склонные к вере в сверхъестественное, сходились в одном: нечистыми делами занимается одинокая пенсионерка. Без всякого сомнения, ведьма, хоть и с поличным не пойманная.

Бывало, бабы мужиков своих за пьяное дело пугали Антониной Андреевной. Что, мол, пожалуются они ей, и самогон весь обратно сразу выходить будет, от сигарет тоже отговорит навсегда. Мужики эту трескотню от жён выслушивали, недоверчиво улыбались и поддакивали, но по-нетрезвому про подозрительную почтальоншу спорили на полном серьёзе – оправданы ли угрозы или жёнам лишь бы потрепаться.

Пока собирался на работу, вспомнил Василий, что особенно горячим вышел спор по поводу «ведьмы» вчера на его дне рождения. Сороковник Лиходеева мужским коллективом праздновали даже те, кому и пить нельзя было вовсе. Как обычно, после обычного трёпа про работу и политику, зашёл разговор про старушку Тюрину и про её ведьмовские дела.

— Может и правду народ говорит, — задумчиво сказал седой осанистый Никанор, водитель самосвала.

— И верно. На свете чего ведь только не бывает. Вот то, что сейчас обычное дело, пару веков назад магией бы считалось, — поддержал Никанора рассудительный Серёга-весовщик и для убедительности щёлкнул зажигалкой.

— Да ладно вам, взрослые мужики же, начало двадцать первого века на дворе! А вы, магия, ведьмы, тьфу! — рассердился порядком подвыпивший именинник.

Ваську изрядно зацепило суеверие мужиков и то, как они его обосновать пытались. Не такой человек Лиходеев, чтобы вестись на глупые россказни и давать мистической заразе распространяться среди друзей.

И неспроста Васька прицепился к ним. Дело в том, что батя его покойный при СССР ярым коммунистом был, да ещё не рядовым, а целым парторгом в колхозе. Сыну за годы втолковал такое же атеистическое воспитание, какое и сам имел. Вот и не стерпел Васька и поспорил с мужиками, что крепко насолит Тюриной, и ничего с ним за это не случится. По пьянке много ли надо, чтобы что-нибудь учудить?

— Ну, сейчас я вам, дурням, докажу, что чушь это всё! — выкрикнул именинник. Хлопнул он очередной стакан, налитый до краев, не закусывая, завёл старенький трактор МТЗ да под улюлюканье и гогот нетрезвых товарищей рванул на окраину, к дому почтальонши. Доехав туда, виляя по дороге и лишь по счастливой случайности не задавив свору дворняжек, одурманенный алкоголем горе-водитель принялся за своё чёрное дело…

Бездушно Васька исколесил, измял кусты смородины перед тюринским двором, лихо крутанул пятака на заботливо ухоженной клумбе под самым невысоким дощатым забором. Зацепил и сам забор огромным ребристым задним колесом, не рассчитал на нетрезвую голову, хоть обычно мастерски с машиной управлялся. Затем, закончив безобразничать и развернув ревущий трактор, поехал Лиходеев обратно к своим друзьям-приятелям, отчитаться о проделанном.

Соседка Тюриной позже людям рассказывала, что на шум происходящего дебоша на крыльце дома появилась в светлой ночнушке, словно бледная тень, Антонина Андреевна. Она изумленно смотрела на Васькины проделки. Однако ничего не предприняла, не стала ни соседей на помощь звать, ни в милицию звонить. Ничего не крикнула дебоширу, даже словом ему не обмолвилась, не попыталась урезонить. Сказала только тихонько что-то себе под нос, постояла секунд десять, глядя вслед удаляющимся красным габаритам трактора, нервно усмехнулась и убралась обратно в дом.

Такими были события вчерашней ночи…

Выключив ненавистный будильник, Васька, наскоро перекусил остатками жареной курицы, сунул подсохшие полбатона и бутылку минералки в холщовую сумку и уже более уверенным шагом вышел из дома. Хотел было привычно погладить дремлющую на лавочке кошку Марусю, но не далась пушистая животина, а грозно зашипела на дышащего перегаром мужика. Даже попыталась цапнуть за палец своего хозяина. Васька отдёрнул руку и недоумённо пожал плечами. Направился к трактору.

«Ничего, есть захочет вредина, прибежит вечером в дом, сама ластиться будет, — подумал он. — Ишь, о себе возомнила!»

Разбираться с кошачьими капризами и вправду было некогда. Время подошло ехать на работу, не то начальник-фермер Егор Палыч на самом деле выгонит, как грозился в прошлом месяце, когда Лиходеев прогул устроил после обильного возлияния. Если выгонит, то дело плохо. Другой работы в Киселёво ему не сыскать. Его тут как облупленного знают. Не почту же потом, как старуха Тюрина, развозить на потеху местным?

Снова вспомнив про пенсионерку, Васька помрачнел и яростно дёрнул шнур пускового двигателя. Пускач затарахтел и завёлся с третьего раза. Тогда мужчина заглушил пусковой, завёл основной двигатель и покатил в сторону полей за деревней.

Как назло дорога лежала мимо пострадавшего забора, кустов и клумб Антонины Андреевны.

«Не дай бог увидит меня Тюрина. Вечером явлюсь к ней и денег дам, чтоб людей наняла да поправила. Самому никак, иначе мужики решат, что ведьма заставила», — так раздумывал Лиходеев, вцепившись в руль и надеясь, что пострадавшая старушка не выскочит сейчас на дорогу из дома, заслышав знакомый рокот его трактора, и не устроит прилюдный скандал. Или того хуже — в сельсовет жаловаться побежит. Хотя вроде сроду не видели её в сельсовете по таким поводам.

Ему повезло, Тюрина не выходила из своего двора. Однако он готов был поклясться, что в какое-то мгновение видел, проезжая мимо дома почтальонши, её бледное и сморщенное лицо в одном из окон, смотрящих на дорогу. Аж испариной вмиг покрылся, но когда отвел взгляд и снова глянул на окна быстро промелькнувшего справа от дороги дома, то никого там не оказалось. Мужчина облегчённо выдохнул.

С раннего утра и до самого полудня Васька вкалывал как проклятый, а на обед решил в соседнее село Заречное сгонять, к знакомой молодухе, давно зазывавшей его в гости. Отпросился у начальника, получил разрешение опоздать максимум на полчаса с обеда.

Всё складывалось как нельзя лучше. Делов-то немного, за час туда и обратно по грунтовке, пролегающей через солончак, обернуться запросто. А может и ещё кое-что помимо обеда перепадёт скучавшему без женского внимания холостяку. Начальство с полей уже отбыло, так что припоздать и больше, чем на полчаса, не грех. Никто и не узнает.

«Вон как я до обеда работал, что сам Палыч похвалил. И это после вчерашней пьянки. Работа всё похмелье сняла. Есть ещё здоровьишко жить и гулять в своё удовольствие!», — с гордостью думал про себя Лиходеев, заворачивая с дальнего от деревни угла поля на дорогу, ведущую к давно засохшему солончаку, за которым десять минут езды — и уже Заречное, горячий обед и молодая хозяйка.

Едва тракторист заехал на территорию старого болота, от которого ныне остались только растущие вдоль неровной грунтовки редкие заросли рыже-зеленоватого камыша, как вдруг его МТЗ заглох на ходу. Такого с вверенной ему техникой ещё не случалось. Бывало, не заводился, бывало, пару раз пружина ломалась на переднем колесе и появлялся крен, или коробка передач шалила. Но вот чтобы бы намертво стать — ни разу!

Васька выругался, вытер грязной ладонью вспотевшее лицо, оставив грязные полосы. Хотел выйти и проверить помпу подкачки и топливный насос, но вдруг оторопел и словно прикипел к сиденью, взирая на окружающее через пыльное лобовое стекло. Там было от чего оторопеть!

После неожиданной остановки Васькиного трактора с местностью вокруг заглохшей сельхозмашины стало происходить нечто неладное. Пересохшая от недельной жары без дождей засоленная растрескавшаяся почва в один миг стала вязкой, напитанной влагой, наполнилась лужами и жирной грязью, а некогда хилые пучки камышей теперь могучей стеной вырастали вверх с немыслимой скоростью.

Яркий дневной свет померк, что сделало всё в округе тусклым, серым, потерявшим естественные цвета. Камыши тем временем охватили плотным кольцом возникшее из ничего болото с застывшим трактором и перепуганным водителем в самом его центре. Лиходеев смотрел на эти чудеса и не верил своим глазам.

Придя в себя, дёрнул Васька ручку дверцы, чтобы выбраться наружу после безумной мысли, что переработал и от жары видится ему то, чего нет. Один раз дёрнул дверцу, второй, третий, но та не поддалась. Скрипнула только жалобно. С другой дверцей — та же история. Обе будто намертво прикипели к кабине, пленившей водителя.

— Что за хрень? — забормотал Васька, не зная, что предпринять. Не стекло же выбивать, из своего кармана потом чинить. Да и крепкое оно, так просто не разобьешь. Опять же — изрезаться можно.

Впрочем, заклинившие дверцы — это было только полбеды. Настоящий кошмар начался, как только Лиходеев прекратил исступленно дёргать ручки зловредных дверец и стал озираться вокруг.

Из серой жижи, зашевелившейся волнами, к трактору отовсюду потянулись истлевшие человеческие руки, затем показались макушки прогнивших черепов их обладателей, выпрастывающих себя из вязкого болотного плена. Завыл налетевший ветер, затрепыхались неестественно гигантские камыши. Вокруг стало ещё темнее, как при наступающих сумерках. Из болота тем временем выбиралось нечто, не поддающееся разумному Васькиному объяснению и всем его многолетним устоям. И это нечто было не одно…

Не прошло и полминуты, как десятки мертвецов обступили МТЗ с похрюкивающим от ужаса Васькой внутри кабины, чудовищные руки схватились за колёса, ручки дверец и прочие выступающие детали. Гнилые тела облепляли кабину, скользили, срывались и снова цеплялись, силясь ворваться внутрь спасительного пространства к съёжившемуся человеку. В довершение кошмарного хаоса трактор стал медленно проседать в болотную грязь, а в щели под дверцами потекла грязная, отвратительно пахнущая вода. По металлическим деталям пробежала коричневая волна ржавчины, с невероятной быстротой поедая недавно нанесённую синюю краску.

Жуткие лица ожившей нежити прильнули к стёклам, вжались в них, всматриваясь в живого мужчину бесцветными глазами у тех, у кого они ещё сохранились, и пустующими глазницами у тех, кто лишился их давно. И некоторых из них, из тех покойников, что ещё сохранили остатки плоти, Васька узнал!

Вон Станислав Иваныч, бухгалтер, утопший в реке в позапрошлом году, а вон соседка начальника Прасковья, которая на вилы случайно напоролась, от пьяного мужа убегая, а вон та городская парочка, которую три года назад перемолотил жаткой комбайна на пшеничном поле Генка Курин, приятель Васькин с малолетства. Ещё одно знакомое лицо и ещё!

И тут не выдержал Василий Лиходеев, завизжал тонко, по-женски, начал крестными знамениями сыпать вокруг себя во все стороны и отчаянно молиться всевышнему об избавлении от напасти, которую никогда не признавал!

Однако, как оказалось, с тех молитв и знамений мертвецам ни холодно, ни жарко. Как упорно лезли к Ваське, так и продолжили, даже злее стали, принялись вдобавок по погружающемуся в грязь трактору бить с такой силой, что тот раскачиваться стал, несмотря на более чем трёхтонный вес.

Когда грязная вода дошла визжащему бедолаге до середины икр, и нечисть вот-вот грозила сорвать дверцы, растеклось вдруг на свободном от мёртвых тел участке лобового стекла кровавое пятно, выделившись алым огнём посреди серого кошмара. Интересно так растеклось — в форме человеческого лица, очень Ваське знакомого!

Замолк и уставился Лиходеев на тонкие кровавые сетки морщинок, резные красные завитушки, имитирующие седые старушечьи волосы, а потом разглядел известный всей деревне овал лица почтальонши Тюриной. И понял он тогда, что надо ему делать, как пытаться самому себя спасти!

— Прости меня, Антонина Андреевна! Всё исправлю и сверх того искуплю! Прости дурака пьяного, ни в жисть больше никого не обижу и спиртного пить не буду никогда! Пропасть мне, если слово нарушу! — орал Васька, сыпя обещаниями и обращаясь к оплывшему кровавому лику, потому как не было у него никакой другой надежды на спасение.

Доорался он исступлённо до того, что не выдержал его организм, и провалился тракторист в спасительное забытьё, мигом отрешив сознание от насевшего на него ужаса.

Пришёл в себя Васька в мерно тарахтящем тракторе, посреди привычного глазу сухого солончака. Никакие чудовища не лезли к нему в кабину, да и в самой кабине пол был чистый, без малейших намёков на потёки. А округу радостно заливал яркий солнечный свет.

Глянул на наручные часы Лиходеев, удостоверился, что не прошло и десяти минут с тех пор, как он с поля уехал. Значит, не мог он уснуть и во сне увидеть всё то, от чего страху натерпелся. Потемнел лицом, нахмурился, воткнул со скрежетом передачу. Не медля ни секунды, развернул трактор в обратную сторону, решив не ехать ни за обедом, ни за женской лаской.

Работал Васька до самого вечера, не обращая внимания на голодный желудок и томительную жару. Никому о случившемся, кроме молодухи из Заречного, и то по строгому секрету, не рассказал, чтоб за сумасшедшего не приняли. В деревне Киселёво только слушок пусти — тут же кличку «Дурачок» или чего похуже придумают.

А вечером пришёл к Антонине Андреевне с двумя мужиками, которых нанял забор поправить и клумбы в порядок привести. Сам прилюдно прощения просил, а когда получил его, присоединился к работникам исправлять свои грехи. Работая, без умолку болтал, обещая улыбающейся старушке саженцев привезти и посадить и вообще всячески помогать, как только надобность в том возникнет.

С тех пор Васька и в самом деле и мухи не обидел, и спиртного всячески избегал. Хоть иногда и сомневался в реальности своего кошмара, внушая себе, что заснул он тогда всё-таки с похмелья в тракторе, посреди солончака.

Вот только иногда на лобовом стекле его трактора странное розовое пятно проступает, размером с человеческую голову. Знакомых черт в нём не узнать, сильно размазанное оно, но сменив стекло два раза и получив тот же результат, Лиходеев рисковать и нарушать данное обещание не стал. Правильной жизнью живёт с того дня и чем дольше живёт, тем больше в глубине души считает, что тот ужас ему просто приснился. Наверное…

Автор: Дмитрий Чепиков https://www.litres.ru/dmitriy-chepikov-21842323/

После жаркого полудня, покряхтывая от усилия, Борис выбрался из своей земляной норы. Он встал вначале на четвереньки, а потом поднялся на ноги и осмотрелся вокруг. Предосторожность прежде всего. Не заметив никого и сопя, он шагал по лесу добрых десять минут, пока не вышел на опушку, за которой через поле лежала его родная деревня. Выйдя из стены деревьев, он пристально посмотрел в сторону домов. Увидев вдалеке квадратики деревенских строений, грозно зашипел и потёр чешуйчатой лапой вымазанную почвой морду. И в шипении этом можно было одновременно различить и злость, и грусть по нормальным, настоящим людям, теперь живущим на том месте, где когда-то стояла его родная изба, а ныне выстроились ровные ряды кирпичных домиков.

В той избе, без малого две сотни лет назад, он родился и жил обычным ребенком со своей матерью Настасьей, которую местные величали ведьмой, а его – пятилетнего Бориску, сучьим ведьминым выкормышем, нагулянным от змея лесного. Его называли и похлеще, хотя тогда он ничем не отличался от бесшабашной деревенской ребятни. Разве что бледноват был, да кожа временами, особенно летом, целыми клочьями с него сползала. И это случалось даже без солнечных ожогов, как бывало у заработавшихся в жаркую погоду мужиков. Помнил до малейшей детали, как его чурались все кроме старостиной рыжеволосой дочери, Алёнки, не раз вступавшейся за него перед жестокими детьми. Мать Борьки была нрава далеко не кроткого, однако лечила местных травами, испуг у детей заговаривала, точно указывала, где найти пропавший в лесу скот. За деньги занималась и заговорами, возвращала неверных мужей и жен в семьи, что и стало ей самой впоследствии приговором.

Как-то летом приехал к ведьме зажиточный престарелый торговец и предложил немалую сумму за то, чтобы та помогла чужую жену увести, втрое младше его по возрасту. Ведьма категорически ему отказала, на что проситель взбеленился, обругал ее последними словами и уехал из деревни. А через неделю, под вечер, в округе появились двое здоровенных бородатых типов, смахивающих на преступников. Местным денег дали, подначили их ведьму богопротивную изгнать. С толпой подогретых алкоголем и рублем мужиков эти двое явились к ведьминому дому, и люд, размахивая факелами и рогатинами под закрытыми ставнями окон, потребовал у матери Бориса убираться из деревни. Ответа им сначала не было.

А потом… Самый ярый горлопан вдруг смертельно побледнел, упал, пуская пену изо рта и испустил дух. Увидев смерть товарища, взревел второй вожак и поджег угол избы. Его примеру последовали и другие. Запылало жилище ведьмы.

Схватила тогда мальчишку Настасья и вырвалась из объятого пламенем дома. Прорвалась сквозь разъяренную толпу израненная и обожжённая, бросилась к лесу. А за ней четверо рванули, добить ведьму и мальца. У самой опушки, брошенная вслед рогатина пробила беглянке спину, вышла окровавленным рогом из груди. Последним, предсмертным усилием Настасья дотащила саму себя и ребенка до гущи деревьев, опустилась на колени, захлебываясь кровью выдавила из себя запретные, магические слова. Слова те были адресованы перепуганному мальчишке и смысла он их тогда не познал. Понял лишь только: «Беги».

Что сталось с матерью дальше Бориска не знал. Ломанулся он тогда, весь забрызганный материнской кровью, в густую чащобу и затих. Прятался малец несколько дней в лесу, не решаясь вернуться в деревню, а потом заметил в себе странные перемены. Ни есть, ни пить почти не хотел, зато чувствовал всё вокруг себя более остро, чем обычно. Не найдя матери на том месте, откуда он ночью убежал, двинулся к ближайшему озерцу. Разглядел свою личину Борис в отражении водной глади и поразился. Кожа из просто бледной, стала бледно-зеленой, а местами и вовсе покрылась чешуей, нюх и зрение обострились, под зеленоватым покровом рук забугрились мощные мышцы, пальцы удлинились, ногти превратились в когти, зубы – в смертоносные клыки. Изменились и черты лица: нос словно запал, образуя две дыхательных темных дыры, уши заострились по-звериному, а глаза округлились, пожелтели и навыкате стали. Отпрянул Борис от чудовищного отражения, завыл. Нет, такому нет места в деревне. Засопел тяжело, развернулся и ушел в чащу.

Так и жил с тех пор в лесу, изредка пробираясь к деревне и глядя по вечерам на огоньки деревенских окон. За год он вымахал во взрослого двухметрового монстра. Лесное зверьё ему бед не причиняло, но и расположено не было. Медведи, кабаны и волки его стороной обходили. Местным мстить Борис не стал, а вот мужика, того из двоих предводителей, который уцелел, выследил пьяного у соседней деревни и развесил его частями на ближайшем плетне.

Охоту на него объявили тогда с собаками и ружьями, но не нашли. Да и поди найди его в лесу, если он замрет недвижно как змея, цвет окрестности примет и не дышит почти, а магический запах ни одна псина не берёт. Днем на дереве, ночью в земляную нору забивался. Три сезона охотились на лесное чудовище люди без всякого успеха, потом угомонились. Потянулись для лесного получеловека годы и десятилетия. По теплу он охотился на мелкую живность, хотя ел совсем редко, а на зиму, подобно косолапому, в спячку впадал. В еде и воде почти не нуждался Борис, силы его подпитывали иные.

А вот разум через пару веков затуманился, погасли старые образы знакомых и близких, с трудом он новую жизнь людей в родной деревне понимал. Иной год только на весну-лето и просыпался, да и то из желания взглянуть как железные машины по полям, да дорогам, близко к лесу расположенным снуют. Дивился на гудящих железных птиц в небе и тоскливо вздыхал, что летать не умеет. Собирал возле деревни выброшенную негодную одежду или вовсе ночью воровал белье, забытое сушиться на веревках у домов. На себя напяливал, потому что на человека хотел походить.

Но помнил и про то, что людей опасаться надо, ибо зла в них немерено. Охотников и собирателей грибов в лесу за километр обходил или замирал как камень, но к деревне его всё так же тянуло.

Вот и сейчас, выбравшись из земляной норы и прогулявшись к опушке, собрался Борис вначале к ручью воды попить, а потом к другому краю леса, за которым поле пшеничное начинается. Посмотреть хотел как одна железная машина едет и в другую зерно сыпет из изогнутой трубы. Зрелище – не оторваться. В его понимании…

Почистившись от налипшей почвы, он побрел к лесному ручью на прогалине. Борис, как и раньше ел крайне мало, а вот воды пил вдоволь, особенно летом. Потому и вырыл себе дополнительную нору у подземного источника, чтоб далеко не бегать. Поплескаться в небольших лесных озерцах любил. А вот собственное отражение терпеть не мог, со временем оно лучше не стало. Где-то в глубинах памяти он ещё помнил себя нормальным мальчишкой и осознавал каким он должен был стать, какую жизнь прожить. Пусть короткую, но человеческую. Вспоминая это, тут же гнал от себя печальные размышления, чтобы не войти в конфликт с собственным сознанием. По словам бродячего лешего, случайно встреченного им сорок лет назад, он знал, что вот так нелюди и превращаются в абсолютных монстров, сходя с ума. Трансформируются в бессмысленные машины для убийств и тогда за ними, рано или поздно приходят настоящие охотники. И это совсем не те глупые людишки, которые приходят в лес выпить водки, пострелять по зверью и намусорить, а является неумолимая кара для монстров.

Даже если убить одного охотника, за ним придет, другой, третий и история все равно подойдет к логическому финалу. Борису тот леший поведал о двух самых известных людях, с которыми точно не стоит встречаться – Артёме Чернове и мужике по прозвищу Трактор. От этих двоих еще никто из нелюдей, перешедших черту, живым не уходил.

Посмеялся тогда на бродячим лешим Борис, а теперь задумался. Насколько он далек от красной черты и кто за ним придет, если он её переступит. Так в глубоких раздумьях он и доплелся до ручья.

Только собрался склониться над бьющим из-под земли ледяным источником, как почуял чужой, человеческий запах, топот шагов и сбитое, отрывистое дыхание бегущих людей. По слуху он различил троих. Причём, одного человека бежавшего отдельно, Борис определил как женщину. Об этом ему сообщил едва ощущаемый запах изысканного парфюма. Двое других, тяжелых, грузных, похоже ее преследовали. И вся троица бежала как раз сюда – в направлении ручья.

Борис инстинктивно спрятался за вековое дерево и замер, приобретя древесный цвет подобно хамелеону. Он слился с лесом и ожидал, что будет дальше.

Через полминуты на прогалину выбежала растрепанная рыжеволосая девушка в разорванной окровавленной одежде, с резанными ранами на плече и бедре и синеватыми следами от веревки на тонких запястьях. Она поскользнулась на влажной почве, полетела кувырком и со всего маху впечаталась в ствол ближайшего дуба. Совсем рядом с тем, за которым спрятался Борис. Моментально вскочив на ноги, она тут же осела, вскрикнув от боли. Её лодыжка оказалась вывихнута, вне всякого сомнения. Но еще за миг до того, как несчастная бессильно опустилась к подножию дуба и с ужасом посмотрела в сторону шума, издаваемого её преследователями, прятавшийся Борис едва не выдал себя, шумно выдохнув от удивления.

Перепуганная девушка была до невозможности похожа на ту рыжеволосую старостину дочку, которая постоянно спасала его от нападок жестокой детворы, когда он был маленьким человеком. Или же память играла злую шутку с затуманенным веками разумом лесного монстра?

В любом случае, Борису было некогда размышлять о сходстве беглянки с ушедшей в глубину времени его подруги. Из ближайших кустов вывалились двое рослых мужчин в камуфляже и тут же бросились к раненной девушке. В руке одного блеснул нож с каплями крови на длинном лезвии, второй сжимал в руках пистолет.

Что такое огнестрельное оружие Борис знал и понимал, насколько оно опасно даже для него – чрезвычайно долгая жизнь и невероятная для человека мощь не спасли бы его от точного выстрела. Во время большой войны его зацепило пулей, когда местные партизаны вели бой в лесу с пришлыми, чужими людьми в серой заграничной форме. Тогда, получив шальную пулю в плечо, он забился в нору и не показывался оттуда несколько месяцев до полного излечения раны. Боялся Борис огнестрельного оружия как огня. Но выбора у него не было…

Защищая рыжеволосую, он оторвался от ствола, вмиг потеряв скрывающую его маскировку и бросился между преследователями и жертвой. Оба мужчины ненадолго остолбенели, потом завопили от ужаса и ярости, переполнявшей их. Но наутек не бросились. Короткой заминки Борису хватило, чтобы вцепиться когтями и клыками в ближайшего, замахнувшегося ножом. Острые когти вспороли грудную клетку человеку и вывернули наружу рёбра, укус оторвал врагу половину его лица. Соскочив с обмякшего мертвеца, Борис устремился ко второму… И грянул выстрел. Потом последовали остальные. Второй мужчина высадил весь магазин в чешуйчатую грудь монстра, но тот одним прыжком оказался возле стрелка, повалил на землю и попросту оторвал руку с пистолетом от самого плеча. Клыки, вцепившиеся в горло противника, довершили дело.

Борис, впавший в боевое безумие и ослепленный болью от полученных ран сумел подняться. Его грудь нестерпимо жгло, светло-зеленая кровь лилась из пробитых пулями дыр, но он, покачиваясь, дошагал до девушки, а та, едва взглянув на него – потеряла сознание.

*************

Он нёс её через лес к асфальтной дороге, примыкающей к опушке. Тяжелораненый, ведомый лишь волей и остатками древней магии, поддерживающей в нём жизненные силы, Борис упрямо тащил раненую девушку, взвалив её на залитое кровью плечо. Она несколько раз приходила в себя и взглянув на чудовищную голову и торс своего спасителя снова отключалась. Так и провела всю дорогу без сознания. В отключке оставалась и тогда, когда Борис бережно положил ее у обочины дороги, увидев на горизонте силуэт несущегося большого грузовика.

Оставив девушку и собрав последние силы, монстр быстрым шагом направился к лесному массиву. Бежать уже не было сил. На короткий миг, у самой опушки, он обернулся, чтобы удостовериться, что машина остановилась возле раненой. Увидел, как из кабины выпрыгнул седой мужчина и тут же залез обратно, выбравшись во второй раз к пострадавшей уже с небольшой квадратной сумочкой с красным крестом на боку.

Борис отвернулся, растянул в болезненной улыбке бледную обескровленную пасть и долго брёл к своей норе, иногда хватаясь за древесные стволы, чтобы не упасть. Он знал, что если сможет туда добраться и залечь на долгие-долгие годы, то у него будет шанс справиться с ранами и продолжить теперь уже небессмысленное существование. А может быть, исцелившись и сохранив до тех пор человеческое сознание, он спасёт ещё чью-то жизнь…

Автор: Дмитрий Чепиков https://www.litres.ru/dmitriy-chepikov-21842323/

Пенсионер Анатолий Павлович Ветров рыбалку обожал с детства. Отвлекала она его от жизненных невзгод и печальных мыслей на разных этапах жизни. Любил Анатолий эти небольшие пруды и речушки, которые в изобилии были разбросаны вокруг его деревни. Даже сообщающуюся водную систему в них некую усматривал, мол соединяются все прудки и речки подземными перетоками. Статью про это на стареньком ноутбуке написал уже на пенсии. Популярностью она, правда не пользовалась, и творческий труд Ветрова заглох.

Множество рыбных мест в округе посетил старик, кроме одного пруда - Солотинского, пользующегося дурной славой еще с царских времен. Там, по рассказам стариков, помещик Солотин ради забавы провинившихся крестьян топил. Помимо того, душегуб оккультизмом занимался и всё грозился устроить ад селянам «как только получит достаточно магической энергии». Черная магия кровопийце не помогла. Как только красная революция захлестнула страну, за все прегрешения Солотин был поднят на вилы разъяренными мужиками и в собственный пруд сброшен. Повозились тогда с барином мужики пока не прикончили; рослый был мерзавец, богатырского телосложения.

Особняк помещичий, стоящий на изрядном удалении от деревни, люди на кирпичики потом разобрали, портреты хозяина пожгли, а пруд остался – куда он денется. Впрочем, один портрет в краеведческом музее каким-то чудом оказался после развала СССР. Неприятная физиономия у Солотина была, бородатая, наглая, мерзкая. Как и пруд - только отвращение вызывал своей желтоватой, протухшей водой. Никто из местных там не купался и рыбу не ловил по вышеописанным причинам ни до, не после революций и войн. Хватало мест для подобного времяпрепровождения и без того.

Так и вышло, что везде рыбачил Анатолий, а на тот пруд не совался. Хоть и убежденным атеистом был, а из опаски перед неведомым предпочитал не посещать Солотинский или Солотин пруд, как его короче называли деревенские. Впрочем, не только слухов боялся пенсионер. Были и другие причины.

Пять лет назад Анатолий остался один. Оба сына давно выросли, уехали работать и жить в городе, а жена умерла раньше срока и не своей смертью. Произошел с ней несчастный случай. Ехала гражданка Ветрова на велосипеде перед грозой от подруги из соседней деревни. Путь ее пролегал по грунтовке как раз мимо злосчастного Солотинского пруда, поросшего по берегам кустами шиповника. После жаркой декады первого месяца лета с самого утра в тот день собирались на небе грозовые тучи. И дождались своего часа. Не повезло женщине тогда – первая же молния прямо в нее ударила, когда у пруда проезжала. Пропала женщина в обед, а нашли ее только на следующее утро, потому что свалилась она вместе с велосипедом с дороги в кусты под самым водоемом.

Год привыкал Анатолий Павлович к жизни в одиночестве, даже выпивать начал. Сыновья, конечно, навещали, но за три сотни километров часто не наездишься в гости. И снова пенсионеру Ветрову на помощь рыбалка пришла, скрасила его трудное время. Вновь пенсионер все окрестные водоемы посетил, даже Солотинский пруд себе наметил для очередной ловли, чтоб перевернуть для себя эту страшную страницу жизни.

Только всё никак не решался, пока зоотехник Корчин не наплёл ему за бутылкой самогона, что проезжал недавно он мимо того места и видел, как там крупная рыба плескалась. Дескать, сходил бы, пока другие не выловили или живность не перевелась. Пока они обсуждали пропавшего неделю назад бухгалтера Бурмича, тоже рыбака, кстати, Корчин не переставал старику про запретный пруд напоминать. Также вспоминал зачем-то про то, что пропавший бухгалтер странноват стал с тех пор, как нашел на чердаке тетрадь с описанием тёмных ритуалов, оставшуюся от его бабки-ведьмы. И вроде как Бурмич той тетрадью зоотехнику целый месяц хвалился, а потом замолчал до самого исчезновения. Постращал, подначил, в общем, зоотехник Ветрова, а тот возьми и ляпни, что запросто пакет карасей ему из Солотина на днях притащит и не бывает никакой, стало быть, мистики. Сгоряча наобещал Анатолий Павлович товарищу, что прямо на днях дело будет сделано. После, по пути пожалел, но обещано уж, чего делать. Мужик обещал – мужик должен сделать…

На следующий день собрался Анатолий на рыбалку затемно: до жары и порыбачить, и вернуться надо успеть. Взял снасти, банку с накопанными с вечера червями, термос с компотом, завернул в фольгу пирожки, которые заботливая соседка вчера принесла, покурил и отправился заводить старенький мотоцикл с коляской «Урал». С третьей попытки мотоцикл завёлся и поехал пенсионер навстречу своим страхам и жирным карасям Солотинского пруда. До полного рассвета оставался ещё целый час, а значит времени с учетом получаса езды по виляющей среди холмов и полей грунтовке, было более чем достаточно. Ветров неторопливо ехал, выхватывая светом фары все кочки и повороты.

К месту Анатолий Павлович добрался, когда небо на горизонте заалело и кромка тёмных ночных туч медленно поползла, отступая перед рассветом. Съехал старик с дороги и прокатил еще несколько метров по мокрой от росы траве. Заглушил двигатель, нервно огляделся, и взяв из коляски снасти и провизию направился к водоёму. Тишина стояла полнейшая: ни листочек не пошевелился на прибрежных кустарниках, ни малейшая рябь не попортила поверхности пруда, только невесомый туман клочьями стелился над водой. Возле берега громко плеснулся крупный карась. Пошли круги по воде, через несколько секунд достигнув сползающего в воду колючего куста. Солотинский пруд то не слишком большой – и половины футбольного поля не будет, но судя по повторным всплескам рыбы тут навалом.

- Тем лучше, быстрее справлюсь, - сказал сам себе мужчина, сыпанул прикормки и уселся на привезённый раскладной стульчик. Пусть кругом тишь и благодать, а не очень ему хотелось здесь лишнее время торчать. Вот только нос проныре Корчину утрёт и ноги его больше на Солотине не будет. Не то это место, где от рыбалки удовольствие получаешь. Явно не то. Неспокойно тут душе. Ну а всякий стресс, как положено, нужно заесть. Пока рыба на прикормку приплывёт да рассветет окончательно, можно позавтракать, а там и клёв начнется. Заметил пенсионер, что под самым бережком обрывки размокшей бумаги плавают, исписанные растёкшимися чернилами, так что не разобрать ничего. Ругнулся Ветров, что тут кто-то до него побывал и намусорил.

Однако спокойно перекусить Анатолию Павловичу не пришлось. Едва он открыл термос, как услышал справа от себя в кустах равномерные всплески. Будто кто-то бредёт по мелководью в его направлении. Но кто это мог быть, здесь вдалеке от деревни и в такое раннее время? Никакого транспорта, например других рыбаков, помимо его мотоцикла в округе не наблюдалось.

На секунду мужчина отвлёкся от всплеска, потому что поплавок его удочки моментально утонул.

-«Здоровенная рыбина», - с проснувшимся азартом подумал Ветров, вскочил со стульчика и принялся осторожно выбирать леску, натянувшуюся струной. Удилище выгнулось дугой и пенсионеру стоило немалых усилий тащить к берегу тяжелую добычу. А потом она частично показалась из воды, и Анатолий Павлович выпустил удочку из ослабевших рук, вмиг покрывшись холодной испариной несмотря на прохладное утро.

Всего на краткий миг узрел рыбак то, что он тащил из воды и тут же предмет погрузился обратно. Но старик успел, к своему ужасу, признать в нём потемневшее и распухшее лицо утопленника. Знакомого утопленника. Чудовищное лицо того самого бухгалтера, пропажу которого они обсуждали с Корчиным совсем недавно.

- Как он оказался здесь? Где его транспорт? У бухгалтера Бурмича тоже был мотоцикл и его точно нет возле пруда, иначе бы его за это время заметили – дорога то всего в нескольких десятках метрах от Солотинского пруда. А может примерещилось?

Ветров чуть успокоился и нащупал в кармане джинсовой жилетки-безрукавки кнопочный мобильный телефон, глядя как потерянная им удочка медленно дрейфует к тому месту, где только что виднелось кошмарное лицо. Звонить в 112 или почудилось? Если примерещилось – поднимут же на смех всей деревней, когда выяснится, что крючок за гнилую корягу зацепился. Приедут МЧСники, а от него еще перегар чувствуется. Нет, так дело не пойдёт.

Все эти вопросы молниями метались в голове старика. Он уже сомневался в увиденном и телефон так и остался в кармане. Теперь план действий был следующим: залезть в воду, достать удочку, благо та всего метрах в пяти от берега болтается. А потом уж аккуратно потянуть, вытащится чего – тогда и решать.

Вроде план простой, а страх не отпускал мужчину. А если в воде всё-таки труп и не почудилось? Ужасно не хотелось лезть в воду за удочкой, но ситуация побуждала к действиям и выяснению положения с потенциальным трупом. Анатолий Павлович нерешительно снял кроссовки, стащил носки. Попробовал пяткой воду. Тёплая. Там, где удочка болтается – глубина примерно по пояс, значит придется раздеваться полностью, не быть же потом в мокрой одежде.

Едва успел пенсионер жилетку с футболкой с себя стащить, как в тех же кустах справа, нависших над водой захлюпало, затрещало ломаемыми ветками и… зарычало утробно. А потом на замершего человека вывалилось из кустов нечто невообразимое, леденящее разум.

Навстречу Анатолию Павловичу, плюхая по мелководью черными, увитыми водорослями костьми ног, надвигался громадный, покрытый грязным илом скелет, бывший на голову выше рослого пенсионера. Весь остов монстра выглядел охваченным странным, синеватым свечением, а на лицевой части черепа подергивалась, словно искаженный кадр старого черно-белого телевизора, картинка с виденного Ветровым портрета в краеведческом музее. Портрета помещика Солотина, хозяина проклятого пруда. Не дав времени на размышления, монстр протянул костлявые руки, чтобы схватить ошеломленного рыбака.

Закричать хотел старик – но пропал голос, бежать хотел – но ноги не слушались. А вот ясность сознания не пропала. Напротив, моментально сообразил мужчина что к чему. Вмиг понял и про утопленного Бурмича, про обрывки тетради с ритуалами возле берега, и кого бестолковый бухгалтер поднял со дна пруда богохульной магией. Ради чего? Да разве важно это сейчас?

Будто со стороны, видел Анатолий Павлович как его почти касаются лишенные плоти фаланги пальцев чудовища, чувствовал, как обдает его адским невидимым жаром от близкого присутствия твари. Взмолился Ветров любым силам небесным и земным, чтобы спасли его от жуткой смерти, избавили от участи убитого монстром Бурмича и зажмурился.

А когда открыл глаза – окружение изменилось. Яростно рыча, скелет пятился, отступая в воду, прочь от берега. Вокруг демонической твари метался настоящий белый вихрь из бестелесных невесомых созданий, лишь изредка обретавших подобие вытянутых человеческих тел. Новые существа врезались в монстра и вспыхивали, погибая, но нанося ему увечья и заставляя отступать всё глубже. Они атаковали с такой яростью, что изумленный Анатолий понял, что у них к Солотину личные счёты, что это он их когда-то погубил без жалости. И смерть помещика в те далекие времена не искупила вину. Последний акт кошмарной трагедии разыгрывался прямо сейчас на глазах у единственного зрителя из нормального, привычного мира. Рой светлых тел слабел, теряя силу. Из десятков мстительных душ осталось не более семи-восьми.

Но и монстр доживал последние мгновения своей неестественной жизни. Обе костлявые руки были оторваны, половина рёбер выбита, на изломанном черепе больше не мерцал образ помещика, да и магическое свечение исчезло. Они отправились в небытие, на дно Солотинского пруда вместе: последние два светлых сгустка и черный распадающийся скелет. С минуту ещё расходились круги над пенящейся поверхностью пруда. Поднявшееся над горизонтом солнце, изгнало ошмётки седого тумана и остатки страха из спасшегося человека.

Ничего теперь не боялся Анатолий Павлович, даже вновь всплывшего и теперь ритмично покачивающегося на поверхности пруда утопленника. Пенсионер натянул снятую одежду, обулся, выудил из кармана телефон и набрал службу спасения. Он сухим, спокойным голосом сообщил об обнаруженном трупе, объяснил как проехать и сказал оператору, что подождет на месте пока прибудут спасатели-водолазы.

Потом достал из мятой пачки сигарету с зажигалкой, поднял опрокинутый раскладной стул, уселся на него и закурил. Так, периодически затягиваясь едким дымом и глазея на утопленника, он до самого приезда властей размышлял о превратностях судьбы и о том, что ни одно неправедное дело не останется безнаказанным…

Автор: Дмитрий Чепиков https://www.litres.ru/dmitriy-chepikov-21842323/