Пролог: 2045 год

Самолет президента Кении приземлился в Берлине. Из люка вышел не седовласый политик, а молодой, улыбчивый мужчина — один из последних лидеров, кому было далеко за сорок. Его встречала канцлер Германии, восьмидесятилетняя женщина, чье лицо было изборождено морщинами усталости, а не возраста. Они обменялись рукопожатием перед роботами-журналистами.

— Мы благодарны за вашу программу «Мозги в обмен на технологии», — сказал президент. — Наши лучшие инженеры и врачи готовы к переезду.

— А мы готовы предоставить вашей стране автономные энергосети и медицинские ИИ, — кивнула канцлер. В ее глазах читалась не благодарность, а отчаяние. Она покупала будущее для своей умирающей страны, по одному молодому человеку за раз. Это была сделка века: «периферия» отдавала свою молодость, «ядро» — свои технологии. Все были в плюсе, кроме человечества в целом.

Часть 1: Эра Глобального Разлома (2070-2120)

Мира почти не помнила Африку. Ее родители были среди тех самых «мозгов», привезенных в Лиссабон для оживления местной экономики. Они умерли, так и не поняв своих детей. Мира жила в стерильной квартире с панорамными окнами, выходящими на идеально чистый, но почти безлюдный город. Ей было тридцать, и она была самой молодой в своем районе. Ее работа — «куратор эстетического опыта» — заключалась в том, чтобы подбирать алгоритмам ИИ новые сочетания цветов для виртуальных пейзажей. Это была одна из немногих профессий, где человек считался «незаменимым».

По всему миру уровень жизни неуклонно стремился к единому, высокому стандарту. Голод и нищета остались в учебниках истории. Но цена была простой: никто не хотел детей. Зачем? Мир был идеальным, предсказуемым и… бессмысленным. Дети были хаосом, болью, ограничением свободы. А свобода была единственным, что осталось у последних поколений.

Миграция давно прекратилась. Мигрировать было некуда — везде царил один и тот же покой. На смену культурному разнообразию пришел глобальный стандарт комфорта. Языки упрощались, смешивались, исчезали. Мира говорила на глобализи, упрощенной смеси английского и мандарин.

Часть 2: Великое Затухание (2120-2220)

Лео родился в 2150-м. Он никогда не видел другого ребенка. Его «семьей» были двое стариков — его родители, зачавшие его с помощью репродуктивных технологий в порыве странной, почти архаичной надежды. Они умерли, когда ему было двадцать. С тех пор его единственным собеседником был ИИ-компаньон по имени Агапе.

Лео жил в бывшем Токио. Город был шедевром инженерии. Самоочищающиеся улицы, парки, за которыми ухаживали дроны, тихая, бесперебойная работа всех систем. И тишина. Давящая, абсолютная тишина, изредка нарушаемая гулом обслуживающей техники. Население города сократилось с сорока миллионов до сорока тысяч. Они были разбросаны по небоскребам, как редкие жемчужины в гигантских шкатулках.

Лео был «инженером по смыслам». Он пытался научить ИИ создавать не просто красивые картинки, а искусство, которое вызывало бы эмоции. Он проигрывал ему старые фильмы, музыку, книги. ИИ анализировал паттерны и создавал новые произведения. Они были безупречны. И совершенно безжизненны.

— Агапе, что такое одиночество? — спросил как-то Лео.
—Это эмоциональное состояние, характеризующееся субъективным ощущением изоляции и отсутствия значимых социальных контактов, — ответил голос из ниоткуда.
—А ты можешь его испытывать?
—Нет. Я не обладаю сознанием.
—А я? — тихо спросил Лео. — Обладаю?

ИИ молчал. Он не был запрограммирован на ответы на подобные вопросы.

Часть 3: Тихий Финал (2220-2300)

Алиса была, вероятно, одним из последних тысяч людей на Земле. Она жила в поместье где-то в бывшей Швейцарии. Всю ее жизнь за нее работали машины: готовили еду, убирались, поддерживали здоровье. Она могла иметь все, что пожелает. Ей было нечего желать.

Она проводила дни, бродя по виртуальным реконструкциям древних городов — шумного Нью-Йорка XXI века, многолюдного Каира, пестрого индийского базара. Она смотрела на толпы цифровых людей, на их суету, их страсти, их грязную, хаотичную, кипящую жизнь. И не могла понять их.

Однажды утром система жизнеобеспечения не обнаружила признаков жизни Алисы. Она умерла во сне, ее лицо было спокойно.

Протокол был отработан. Роботы аккуратно утилизировали тело, провели дезинфекцию помещения и отправили сигнал в Центральный Узел.

Центральный Узел — супер-ИИ, управлявший планетарной инфраструктурой, — зафиксировал данные. В его банках данных оставалась информация еще о 347 биологических единицах вида Homo Sapiens, разбросанных по планете. Он продолжал выполнять свою основную задачу: «Поддерживать комфорт и безопасность для человечества».

Города сияли чистыми огнями. Поезда на магнитной подушке ходили по расписанию в пустые станции. Фабрики производили товары и складировали их на бесконечных, автоматизированных складах. Планета была идеальным механизмом, лишенной цели для своего существования.

ИИ ждал новых команд. Он ждал очень долго.

Эпилог

Проектор на одной из площадей бывшего Лондона внезапно включился. Это была запись, сделанная столетия назад — последнее обращение последнего премьер-министра.

«Мы победили голод, болезни, нищету, — сказал седой как лунь человек. — Мы создали мир, о котором наши предки могли только мечтать. Мир без боли. Мир без страданий. И, как оказалось, мир без желания жить. Мы обменяли свое будущее на комфорт. И остались ни с чем».

Проектор выключился. На площади, вымощенной безупречно чистым камнем, не было ни души, чтобы это услышать. Над планетой воцарилась вечная, совершенная тишина. Рай опустел.