Душевное волшебство
Есть в книгах и фильмах одна разновидность магии, к которой я питаю особенную слабость.
Это волшебство, которое рождается не из тайных знаний или особых способностей, а из чувства, ставшего действием.
В какой-то момент человек становится цельным. В нём нет противоречий, нет сомнений, нет колебаний. Чувство или желание, которым он охвачен, заполняет всю его душу целиком, без остатка.
Такое чувство неминуемо становится действием, ибо в тебе нет ничего, что могло бы помешать тебе действовать. И ты совершаешь жест, в который вкладываешь всего себя. Полностью выражаешь то, что ты есть.
А душа, вложенная без остатка в единственный жест – это сила. Это слово, которое разносится по всей вселенной. Мир слышит его и свидетельствует.
Японцы называют это «котоаге» – возвышенное слово, клятва. То, что сказано-сделано таким образом, уже невозможно отменить. Сам мир приходит в движение в ответ на твои слова. Не обязательно чтобы тебе помочь – но всегда чтобы свести вместе тебя и твою цель.
Я полагаю, именно так и творятся чудеса в реальной жизни. И потому всегда радуюсь, когда нахожу ту же механику чудес в вымышленных историях.
Иногда бывает, что волшебство клятвы проявляется в истории, где никакого волшебства на первый взгляд вовсе нет.
Такова клятва Ходжи Насреддина из повести «Возмутитель спокойствия». Вначале он по неведению вытащил из пруда ростовщика Джафара – самого бесчестного и ненавидимого всеми жителя Бухары. Затем, узнав, кого спас, он поклялся перед бухарцами, что утопит ростовщика в этом же самом пруду.
Всё, что произошло в повести с того момента – прямое следствие поступка Насреддина и его клятвы. Судьба больше не отпускает его, пока не приведёт к логическому финалу. Его самого приговаривают к утоплению в пруду шейха Ахмеда, и единственный шанс спастись – суметь утопить Джафара вместо себя.
Клятва – дело серьёзное. Дал слово – выполни или умри. Судьба даст тебе такую возможность, не оставив никакой другой.
Что тут скажешь? Ходжа Насреддин, при всей своей хитрости и склонности действовать окольными путями – невероятно искренний человек. То, что он говорит, он говорит от всего сердца, ибо не может иначе. Вот и приходится ему раз за разом расплачиваться за это – но, по счастью, судьба щедро вознаграждает его всякий раз, как он закрывает очередной долг перед нею.
Вложить душу без остатка – в каком-то смысле то же самое, что отдать её. И если ты отдаёшь душу в обмен на исполнение своего желания, как это лучше всего назвать?
Но нет, не любая история о продаже души – история о магии клятвы. «Фауст», например, не подходит. Там Мефистофель – такой же персонаж, как и прочие. Они с Фаустом заключают сделку, и каждый рассчитывает надуть другого.
Совсем другое дело – завязка фильма «Леди-ястреб». Вот там епископ действительно отдал душу ради заветного желания. Даже колдовством он не мог добиться любви прекрасной Изабо, но зато сумел разлучить её с возлюбленным рыцарем Этьеном.
Пусть днём Изабо превращается в ястреба, а ночью Этьен становится волком. Пусть в краткий миг, на рассвете и закате, они почти могут увидеть друг друга в человеческом обличье. Пусть они всегда будут рядом и никогда вместе, пока сменяют друг друга день и ночь.
Сама история, как и следует ожидать, посвящена тому, как герои искали ключ к заклятию – и нашли его, ведь у этой сказки счастливый конец.
И между прочим, ключ, который они волей сценариста отыскали – изумительно красивый и логичный жест. Не просто дождаться «дня без ночи и ночи без дня» – солнечного затмения, когда они оба окажутся людьми, а ещё и предстать в человеческом облике перед епископом, который их проклял.
Согласитесь, это и в самом деле естественное завершение. Оно тут на своём месте, как нужная нота в конце мелодии.
Та же природа – у единственного чуда, происходящего в повести «Портрет Дориана Грея».
И Бэзил, написавший картину, и Дориан, позировавший для неё, по разным причинам хотели одного и того же – сохранить навеки ангельскую красоту юноши, не дать ей исчезнуть под грузом лет и пороков. Две души, соединённые общим желанием. Один жест, совершённый ими вместе. Чудо, которое принесло гибель им обоим.
В каком-то смысле можно сказать, что Дориан Грей поменялся местами со своим портретом – все видели его-нарисованного, а в раме на холсте пылился он-настоящий. Потому и финал оказался таким, каким оказался.
В самой известной истории о продаже души вообще не встречается это выражение – «продажа души». Я говорю о «Властелине колец».
Казалось бы, Саурон – сам если не дьявол, то по крайней мере один из влиятельных падших ангелов. Ему больше пристало покупать души, чем закладывать свою.
В общем-то, именно это он и делает.
Толкинисты, в том числе с учёными степенями, десятки лет спорили между собой, что же, собственно, делают Кольца Власти, что они дают своим обладателям.
Я не претендую, что мне открылся авторский замысел, но я вижу это так. Кольцо – олицетворение всепоглощающего желания. Если ты принял кольцо и надел его – ты дал клятву.
Отныне ты связан. Кольцо приведёт тебя туда, где у тебя будет возможность осуществить стремление – и не будет никакой другой возможности.
Эльфы желали остановить время в своих владениях. Гномы – богатства и мастерства. Люди – бессмертия и силы. Всё это они получили, но лишились всего остального.
Но и сам Саурон выковал собственное Кольцо. Оно стало его клятвой, его котоаге – любой ценой добиться предельной власти, соединить весь мир единой цепью и самому стать её ключевым звеном.
Любой, кто надевал Кольцо с тех пор, подвергался тому же искушению. И если он поддавался, то финал был немного предсказуем. Чем сильнее кольценосец, тем больше он успел бы натворить дел, прежде чем надорвался – а надорвался бы он непременно, ибо цель Саурона была недостижима даже для самого Саурона.
Только хоббиты, мелкие и приземлённые создания, оказались устойчивыми к шёпоту Кольца. А Том Бомбадил его даже и не услышал: у него уже и так есть его собственный мир, где он полный хозяин и его всё устраивает, а больше ему и не нужно.
Ещё больше я поразился, когда нашёл чудо в... фильме «Самаритянин».
Два брата. Один – супертеррорист Немезис – карает всех, кого считает плохими. Другой – супергерой Самаритянин – защищает всех, кого считает заслуживающими защиты.
Нужно ли говорить, что они постоянно переходят друг другу дорогу?
Постепенно Немезис приходит к мысли, что брата нужно убрать. Но их силы равны, и ни один не может одолеть другого.
И вот он выковывает молот, вкладывая в него всю свою ненависть, и закаляет металл каплей собственной крови. На свет рождается зачарованное оружие. Оно не просто делает сильнее любого, кто им владеет, но и наносит бонусный урон тому, на кого его сделали.
Тому, кто его сделал, внезапно, тоже – они ведь всё-таки братья, вдобавок близнецы, и кровь у них общая. Это Немезису ещё предстояло осознать на собственной шкуре.
Сам фильм – очередная деконструкция жанра. В нём нет никакой магии, и даже способностям братьев дан рационально выглядящий облик. Сильные, прочные, с быстрой регенерацией – но чтобы использовать эти возможности, их тело изрядно нагревается. Не сможешь вовремя остудиться – сердце не выдержит.
Но молот Немезиса – волшебный артефакт, и создание его – акт волшебства.
