7 новых фильмов ужасов, которые вы могли пропустить — начало 2024 года
Некоторые считают фильмы ужасов «низким» жанром для начинающих режиссёров. Снимать их просто, затрат на бутафорскую кровь немного, а зрители любят пугаться и исправно несут деньги в кинотеатры. Но настоящим авторам тесно в привычных хоррор-клише, они используют проверенные временем жанровые приёмы, чтобы рассказывать новые истории.
Мы составили подборку вышедшего за последние полгода кино, которое может быть интересно любителям ужасов по разным причинам, будь то известные актёры или свежий взгляд на привычные сюжеты.
1. Вампирша-гуманистка ищет отчаянного добровольца
Почему стоит посмотреть? «Амели» о вампирах для эстетов.
О чём? Саша — юная вампирша, которая живёт в традиционной кровососущей семье. Вот только сама она ни капельки не кровожадная и убивать людей не хочет даже под угрозой голодной смерти. Родные ставят Саше ультиматум: чтобы прокормиться, ей нужно охотиться. На счастье героиня знакомится с печальным старшеклассником по имени Пол, который и сам бы рад свести счёты с жизнью, да духу не хватает. Перед тем как совершить своё первое убийство, Саша решает исполнить предсмертное желание жертвы.
Каким получилось кино? Технически «Вампирша-гуманистка» — не больше «ужасы», чем «Реальные упыри» с Тайкой Вайтити. Это кино о бытовых проблемах сверхъестественных существ, в которое щедрой рукой насыпали атмосферы «Амели» Жана-Пьера Жёне. Оно милое, забавное и трогательное, даже несмотря на кровавые сцены вампирских перекусов. В главных ролях здесь очаровательные молодые актёры Сара Монтпети и Феликс-Антуан Бенар; между ними моментально ощущается неловкая, но совершенно волшебная экранная химия.
Авторы балансируют между лёгкой романтической комедией и подростковой драмой. Само собой напрашивается сравнение с «Сумерками» наоборот, но это совсем не они. Во главе угла здесь не столько первая любовь, сколько темы взросления, сепарации и инаковости. Фильм пытается ответить на вопрос, которым сейчас задаются многие: как жить, если не вписываешься в заданные обществом рамки, да и не горишь желанием в них вписываться?
Это визуально прекрасный неоновый гимн всему поколению зумеров, которые, как и главные герои, ищут способы даже не адаптироваться к враждебной реальности, а найти своё место в мире, не изменяя убеждениям.
2. Омен. Непорочная
Почему стоит посмотреть? Новый взгляд на старый сюжет.
Фильм не имеет отношения к серии «Омен» — это шуточки прокатчика, которые шокировали даже режиссёра Майкла Мохана.
О чём? Молодая и прекрасная послушница Сесилия из далёкой Америки переезжает в уединённый итальянский монастырь. Там ей все преувеличенно рады и доверяют настолько, что показывают местную святую святых, гвоздь, при помощи которого якобы распяли Иисуса Христа. Сесилия живёт-поживает скромной монашеской жизнью, пока не замечает, что беременна. Само название фильма намекает, что зачатие было непорочным, и вселяет опасения — станет ли тот, кого вынашивает девушка, новым Спасителем, или кем-то совсем другим?
Каким получилось кино? «Непорочная» вызвала умеренное оживление в синефильских кругах. Продюсеры выбрали спорный подход к промокампании и всячески подчёркивали выдающиеся внешние данные главной звезды фильма, Сидни Суини. Да и в самом фильме каждый второй персонаж считает своим святым долгом сказать, какая же Сесилия красавица, а чтобы зрители не сомневались, им регулярно показывают веские тому доказательства.
Однако настоящее достоинство фильма — в деконструкции классических сюжетов об Антихристе. В наличии — странный монастырь, где «что-то нечисто», зловеще добродушные священники и монахини, и наивная главная героиня, которой приходится пройти суровую школу жизни. Но не вполне понятно, есть ли вообще в фильме мистика или виной происходящему только людские амбиции.
В финале становится очевидно, что «Непорочная» — это, конечно, не «Омен» и не «Ребёнок Розмари», а скорее «Джон Уик». Сесилия не собирается покорно следовать привычному сюжету, как все её киношные предшественницы. Смотреть этот в целом не самый выдающийся фильм стоит только ради третьего акта, который подтверждает: времена покорных беспомощных героинь прошли, настал час решительных женщин. (Кстати, про настоящий «Омен»-2024 мы тоже писали: «Омен. Первое знамение». Обзор самого красивого хоррора года).
3. Судная ночь в Аркадии
Почему стоит посмотреть? Николас Кейдж!
К франшизе «Судная ночь» фильм отношения не имеет.
О чём? После некоего СОБЫТИЯ человечество пришло в упадок. Оставшиеся люди заняты выживанием и поиском ресурсов, а по ночам на улицы выходят толпами страшные плотоядные существа. Пол (Николас Кейдж) спасает и выхаживает двоих детей — Джозефа и Томаса. Спустя пятнадцать лет он вынужден столкнуться со всеми радостями воспитания двоих подростков. Пока Джозеф мирно изобретает полезные устройства, Томас, невзирая на запреты отца, бегает на соседнюю ферму, потому что влюблён в живущую там девушку. В одну не очень прекрасную ночь его непослушание приводит к беде — и теперь на кону стоят жизни всех героев.
Каким получилось кино? Несмотря на свой могучий актёрский талант, Николас Кейдж не гнушается сниматься в кино разного качества. Поэтому любой новый фильм с его участием может оказаться как скрытым алмазом, так и проходняком — преданные фанаты продолжают надеяться и смотрят их все. На этот раз, пожалуй, получилось что-то среднее. Фильм напоминает не то «Птичий короб», не то «Тихое место», не то «Оно приходит ночью» — сами понимаете, глобальной сюжетной новизны тут искать не стоит.
Зато в «Аркадии» приятные кадры, живые (хоть и не очень умные) герои и неожиданно интересные монстры. Во многом благодаря режиссёру главной особенностью местных чудищ стал их дизайн. Дело в том, что Бенжамин Брюэр работал над визуальными эффектами оскароносного «Всё, везде и сразу». Даже немного обидно, что до самого конца мы так и не узнаем подробностей катаклизма, который произошёл во вселенной фильма, и не получим возможности поближе познакомиться с терроризирующими округу монстрами.
Чтобы избежать ещё одного разочарования, знайте, что Кейджу дают повыживать только в начале и конце фильма, а середина занята историей взросления его приёмных сыновей.
4. Нечисть
Почему стоит посмотреть? Вы точно не угадаете, кому будете сопереживать в этом фильме!
О чём? Девушка Айрис при загадочных обстоятельствах теряет отца, который оставил ей в наследство дом с пабом. К дому прилагается необычный бонус: в подвале живёт не то древний дух, не то ведьма — она нехотя, но всё же подчиняется владельцу здания. Помимо прочих паранормальных способностей ведьма обладает даром возвращать мёртвых. Всего на несколько минут, но этого достаточно, чтобы к дому приходили страждущие, которым нужно поговорить с усопшими близкими. Стоит ли говорить, что для общения с Нечистью существуют строгие правила и герои начинают пренебрегать ими с первых же кадров?
Каким получилось кино? Как и многие современные фильмы ужасов, «Нечисть» выросла из успешной короткометражки. Режиссёр Альберто Корредор снял коротенькое экспериментальное кино «Голова в мешке» ещё в 2017 году и сумел вырастить его в полный метр со звездой «Ведьмака» Фрейей Аллан. Сама ведьма очень напоминает одну из Хозяек Леса из третьего «Ведьмака». Но по духу у фильма нет с игрой ничего общего — он похож скорее на «Два, три, демон, приди!» от А24. Местная ведьма тоже согласна прилично себя вести строго ограниченное количество времени (две минуты), а если просрочил — пеняй на себя.
Самое необычное в «Нечисти» то, что на протяжении всего фильма совершенно не хочется сопереживать главным героям. Нет, конечно, персонажи хорроров часто не отличаются умом и сообразительностью. Но здесь режиссёр предлагает зрителям новый уровень антипатии: Айрис, несмотря на её тяжёлое прошлое, не вызывает сочувствия, потому что показана алчной недальновидной эгоисткой. Приз зрительских симпатий уходит существу, которое вынуждено сотни лет сидеть в заплесневелом подвале и выполнять прихоти движимых виной (или местью) людишек.
5. Полночь с дьяволом
Почему стоит посмотреть? Отличная стилизация под вечернее шоу 1970-х с отличным Дастмалчяном.
О чём? Джек Дэлрой — ведущий некогда популярного вечернего шоу «Ночные совы». Ему пророчили успех и славу, но жена Джека умерла, и он потерял былую хватку, после чего рейтинги шоу неумолимо поползли вниз. В отчаянных попытках вернуть «Ночным совам» былое величие шоумен придумывает хэллоуинский спецвыпуск, куда в числе прочих паранормальных гостей приглашает якобы одержимую демоном девочку Лили — героиню книги «Разговоры с дьяволом». Если она не сможет поправить рейтинги, то Джеку не поможет уже никакое чудо.
Каким получилось кино? О «Полночи с дьяволом» сейчас идёт много разговоров, и не зря. Фильм снят в уже избитом псевдодокументальном жанре, но благодаря стилизации под вечерние шоу жанр «найденной плёнки» играет неожиданно свежими красками. Благодаря скрупулёзному подходу кино ощущается как настоящая телепередача — с рекламой, техническими неувязками, комичным соведущим и несуразными гостями. Несмотря на ограниченное экранное время, весь второй план вышел замечательным — было бы здорово посмотреть целую серию передач об этих горе-медиумах, фокусниках и парапсихологах.
Маскировка под 1970-е тоже удалась на славу, даже несмотря на то, что интернет-сообщество возмутилось использованием нейросетей для генерации заставок. В какой-то момент «Полночь с дьяволом» превращается не то в серию «Баек из склепа», не то в эпизод «Сумеречной зоны» — и это несомненный комплимент. Скорее всего, по-настоящему страшно вам не будет, но неуютное ощущение потусторонней жути гарантировано.
6. Эбигейл
Почему стоит посмотреть? Добротный развлекательный ужастик с прекрасными актёрами.
О чём? Группа наёмников похищает дочь влиятельного человека с целью выкупа. Работа кажется не особенно пыльной — 12-летняя Эбигейл увлекается балетом и всем своим видом излучает хрупкость и невинность. Посторожить её до утра вроде бы плёвое дело, а сумма выкупа неприлично внушительная. Но, как водится, есть маленький нюанс — двенадцать Эбигейл уже довольно давно, а её отца не просто так боится весь город. Вскоре горе-наёмники осознают, что это их заперли с девочкой, а не наоборот, и в приоритете уже не миллионы долларов, а их собственное выживание.
Каким получилось кино? «Эбигейл» — один из тех фильмов, от которых сначала ничего не ждёшь, но по ходу просмотра он постепенно выкладывает на стол карты и начинает раз за разом приятно удивлять. Одно из главных достоинств здесь — актёрский состав. Один Дэн Стивенс («Легион») мог бы справиться одной левой, а тут ещё и Джанкарло Эспозито («Во все тяжкие»), и Кевин Дюран («Живая сталь»), и один секретный актёр, лицо которого вы увидите только в самом конце. Не отстаёт и юная звезда Алиша Вейр, помимо актёрских навыков демонстрирующая и неслабые танцевальные.
Иногда фильм балансирует на грани абсурда и нелепости, но, к счастью, не проваливается в них окончательно. Главные герои раскрыты ровно настолько, чтобы за ними было интересно наблюдать, но при этом их смерти не вызывают особенных переживаний. Особняк, в котором заперты герои, полон секретов и напоминает классический дом с привидениями из приключенческого кино. Благодаря обилию бутафорских кишок и мрачному юмору «Эбигейл» можно даже отнести к жанру чёрной комедии. Фильм бодрый, забавный и развлекает на все сто процентов — если, конечно, вам не претят взрывающиеся в кадре тела и стекающая по стенам кровавая каша.
7. КАШ
Почему стоит посмотреть? Дебют молодого казахского режиссёра в духе фильмов студии А24.
О чём? Казахская АССР, 1930-е годы. Могильщик Асатай пытается выжить во время коллективизации. Под угрозой не только он, но и весь его аул: люди каждый день умирают от голода. Под давлением обстоятельств Асатаю приходится отправиться в ближайший город, чтобы попытаться спасти своих людей. Путь и без того неблизкий и опасный, но позже к герою присоединяется загадочный странник, который не то искренне хочет помочь, не то ведёт его к погибели.
Каким получилось кино? Премьера режиссёрского дебюта клипмейкера Айсултана Сеитова состоялась ещё в 2022 году, но первая возможность посмотреть его представилась российским зрителям относительно недавно. 28 апреля 2024 года в Санкт-Петербурге прошёл спецпоказ, где можно было не только увидеть премьеру, но и обсудить её с режиссёром.
На первый взгляд «КАШ» выглядел исторической драмой, на поверку же оказался настоящим хоррором в духе работ студии А24. Режиссёр и не думает скрывать источники вдохновения. Например, от эггерсовского «Маяка» здесь необычный формат кадра и общая дискомфортная атмосфера, а от «Прочь» Джордана Пила — название («Қаш» в переводе с казахского — «убегай прочь»). Во время просмотра можно играть в бинго и считать отсылки к известному кино — но тут это явно не заимствования, а оммажи, демонстрация насмотренности и любви к кинематографу.
«КАШ» насыщен и образами казахского фольклора, и экспериментами с картинкой, и многочисленными визуальными символами, будь то черепаха или коробок спичек. Исторические события, о которых идёт речь, — не самая простая страница казахской истории, многие об этом предпочитают не думать вовсе. Сеитов же забывать не хочет, пусть и делает это с долей позёрства — что, впрочем, простительно для человека, который хочет очень многое показать и рассказать.
СШИТЫЕ четвёртая серия
автор Максим Долгов
В городе Безродном, где демонические силы овладели умами жителей, детектив Олег Якушев стремится раскрыть тайну массового безумия. Вместе с группой уцелевших людей Якушеву предстоит разгадать загадку пророчества, чтобы уберечь город от демона Молоха, жаждущего принести в жертву избранных..
Шаги во мраке. Глава 6
Глава 6
Апрель 1983 года. Строительная площадка СМУ № 23. 21 час 10 минут.
Сторож третьего разряда Ярушев Вячеслав Павлович тысяча девятьсот двенадцатого года рождения аккуратно положил трубку телефона на аппарат и кинул быстрый взгляд на старенький будильник марки "победа". Двадцать минут. Всего двадцать? Или целых двадцать? Вопрос, на который он сейчас вряд ли сможет ответить...
Он ощутил нервную дрожь в теле, словно холодный воздух забрался под старое демисезонное пальто и, пользуясь случаем, вовсю там хозяйничает. Очень некомфортно и неприятно, но, в то же время ощутимо бодрит. А еще, где-то глубоко внутри, мелко вибрирует тонкая ниточка страха - вдруг кто-то увидит или эта малолетняя дурочка кому-нибудь проболтается? Подростки, они же такие глупые, ветреные и плохо предсказуемые. Особенно девчонки.
Сторож сел на скамейку, положил руки на стол. Не зная, чем себя занять, полистал толстую, местами рваную книгу. Ее читал его сменщик, Васильев. Что-то патриотично муторное. Что-то про войну. Про Великую отечественную, будь она неладна!
Ярушев непроизвольно вздохнул. Сколько уже времени прошло, а память тех лет свежа и кажется, что становится даже ярче с каждым годом. Она услужливо подсовывает в сознание четкие образы людей, давно умерших и, казалось, навсегда ушедших в небытие. Вставляет большие и яркие куски прошедших событий в сновидения, будоража воспаленное воображение, вызывая приступы стенокардии, а иногда и заставляя кричать по ночам. Соседка по квартире однажды поинтересовалась, что это с ним происходит, а когда он коротко пояснил - "война", долго и сочувственно смотрела в спину и, как он заметил, что-то шептала. Жалела видимо. Ну хотя бы больше с вопросами не лезла. Правда однажды, на майские праздники, подарила керамическую статуэтку воина освободителя. Он ее в тот же день выкинул по дороге на работу. Дура бестолковая - нашла что дарить!
Отодвинув книгу в сторону, Ярушев поднялся, еще раз глянул на часы и решил, что не плохо было бы обойти вверенную ему территорию. Он и время тем самым убьет и еще раз проверит, чтобы поблизости никого не было. Прихватив с полки фонарик, сторож вышел из бытовки. Дверь плотно прикрыл и подпер доской. На дворе самое начало апреля, так что вечера и ночи еще холодные, с заморозками. Тепло следует поберечь. Можно, конечно, и буржуйку растопить, но это позже. Потом. После того как все случится...
Опять озноб по телу и сладкая, ноющая истома, так хорошо ему знакомая и так давно им позабытая. Ему уже и не верилось, что он когда-либо вновь сможет испытать нечто подобное. Но вот сподобил Бог, он решился.
Он, конечно же, помнил все. Каждый случай, каждую жертву. До мельчайших подробностей помнил. И последний случай и тот, который был перед ним. И даже самый первый. Особенно самый первый. Ту окровавленную, обезумевшую от страха и боли белобрысую девчушку. Он не знал, как называлось то село, не помнил, сколько всего человек тогда с ним было и скольких они тогда зачистили. Почерневшие от непрекращающихся дождей избы, полуразвалившаяся от удара авиабомбы церковь на пригорке, дохлая и уже начинающая гнить лошадь на краю дороги. И в центре всего этого огромный сарай с сеновалом, широко распахнутые ворота которого напоминали раскрытую в хищном оскале пасть чудовища. И запах! Запах прелого, подгнивающего сена. Запах крови и запах панического страха.
Стоило старику закрыть глаза и чуть-чуть напрячь память, то тут же перед его внутреннем взором появлялось бледное, веснушчатое лицо с огромными карими глазами и перекошенный в крике рот, где окровавленные губы медленно шевелятся, умоляя о пощаде...
Ярушев чуть не упал, споткнувшись о какую-то железку. Негромко выругавшись, он включил фонарик, чтобы посветить себе под ноги. Тусклый желтый луч выхватил из мрака кусок арматуры, торчащий из песка.
- Батарейки садятся, - пробормотал сторож, встряхивая фонарик. Однако, это не помогло.
Он наклонился, схватился за ребристую поверхность прута и потянул на себя. Арматура с трудом, но поддалась и через секунду гнутая и ржавая железка по широкой душе полетела в сторону забора.
- Бардак! - констатировал сторож, в целях экономии выключая фонарик и продолжая обход.
Никого. Тихо. Где-то далеко, в частном секторе лает собака. Проклятая шавка! Собак Ярушев не любил. Никогда не любил. Особенно после того случая, когда на него кинулась какая-то крупная рыжая дворняга и он был вынужден бежать от нее, лезть на сушилы ближайшей избы и, уже оттуда, стрелять.
Они в тот день входили на дальний белорусский хутор. До взвода солдат. Кто у них тогда был за главного? Точно! Ефрейтор Скобус. То ли эстонец, то ли литовец. Высоченный, с большим брюхом и круглой лысой головой. Он много курил, жестко, хотя и не всегда в тему, матерился и одним своим видом пугал местное население до дрожи в ногах, до сырых порток. Его застрелили через несколько месяцев после того случая с собакой. Какой-то тощий щербатый парень, по всем параметрам раза в три меньше этого самого Скобуса. Парнишка подкараулил его за баней в одной из зачищенных ими деревень и всадил две пули. Одну в необъятное брюхо ефрейтора, а вторую чуть ниже. Тихо выждал и хладнокровно напал, когда тот пытался справиться с ремнем на своих штанах, после того, как сходил тут же, возле этой самой бани по малой нужде. Парень мстил за свою сестру и мать, которых тот оприходовал, а после придушил голыми руками.
Прибалт умирал почти двое суток. Тяжело. С хрипами, криками и мольбами. Они с ребятами и не могли подумать, что их Слон, как за глаза они называли ефрейтора, способен так кричать и плакать. Жалкое зрелище. С тех пор Ярушев обзавелся вальтером с тремя патронами. На всякий, как говорится, случай. Так долго мучиться и терпеть страшную боль рядовой особого подразделения вспомогательной полиции охранной команды третей роты сто восемнадцатого батальона СС Тарасюк Степан Богданович не собирался.
Да, такие имя, фамилию и должность имел тогда, во время войны нынешний советский пенсионер и, по совместительству, сторож третьего разряда СМУ номер двадцать три Ярушев Вячеслав Павлович. Вовремя сориентировавшийся в складывающейся вокруг обстановке и ухитрившийся на долгие месяцы схорониться в одном из медвежьих углов бескрайних белорусских лесов, сумевший, в дальнейшем, раздобыть себе новые документы и, как следствие, право на новую жизнь. Не такую яркую и бесшабашную, но все же вполне сытую и безопасную. Так что пусть прошлое остается в прошлом. В хорошо забытом, похороненном очень глубоко и залитым сверху толстым слоем армированного бетона прошлом.
Но как же порой сладостно-приятны были собственные воспоминания. Страшные времена - лихая молодость! Кровь, пот, ежедневные тяготы и лишения. Но в награду за все мучения и мытарства - пьянящие сильнее любого алкоголя власть и вседозволенность, возможность удовлетворения любых, даже самых низменных желаний и животных инстинктов, собственных страстей, которые не нужно было скрывать и прятать. И, Господи боже ты мой, как же ему последнее время всего этого не хватало! Какие внутренние муки приходилось ему терпеть изо дня в день, играя роль безобидного, одинокого пенсионера. К тому же еще и работающего. Так как, несмотря на заботу государства и различные льготы, прожить на одни пенсионные выплаты было весьма непросто.
Сторож Ярушев свернул за двухметровую пирамиду плит перекрытия, осторожно поднялся по деревянным и скрипучим ступеням настила на бетонный выступ. Прошелся по нему, завернул за угол кирпичной кладки и уставился на чернеющий силуэт башенного крана. Зрением бывший эсэсовец всегда мог похвастать - в молодости из своей винтовки системы Маузер он мог легко всадить пулю точно в лоб расстреливаемому еврею шагов эдак со ста. С возрастом глаза, конечно, подустали, но острота зрения на расстоянии, за счет появившейся дальнозоркости только улучшилась. Так что Ярушев смог прекрасно рассмотреть огромную черную птицу, сидевшую на стреле крана.
"Грач?" - подумал старик.
Он точно знал, что эти крупные черные птицы уже вернулись из теплых краев. Их небольшую, разбавленную галками стайку он, с неделю назад, видел в парке возле своего дома. Птицы неторопливо бродили по прошлогодней листве, что-то в ней выискивая. Иссиня-черные, с большими горбатыми клювами и черными бусинами подвижных глаз.
"Нет. Эта птаха явно крупнее. Может это ворон?"
Ярушев не знал. Да и какая, в принципе разница! Сидит птица на кране и сидит. Он на нее пялится, а она, старик в этом был уверен, не сводит глаз с него.
"Да пусть хоть это и стервятник будет! Мне без разницы, - подумал сторож. - Птицы на людей не нападают и ладно. Хотя нет, не стервятник. Не водятся они у нас. Да и видел я этих стервятников по телевизору - шея длинная как у гуся, и башка уродливая."
Ярушев выкинул из головы странную птицу и продолжил обход. Становилось все темнее, а включенный фонарик светил крайне слабо. Нужно было возвращаться.
Сторож развернулся и пошел к бытовке тем же путем, что и пришел сюда. Шарахаться в темноте по стройке, где каждая деталь интерьера заведомо травмоопасна, желания у него не было. Что там смотреть - тихо кругом и темно. И безлюдно.
Он споткнулся и все-таки упал, но успел при этом выставить перед собой руки. Сырой и холодный песок чуть смягчил падение, но запястье правой руки пронзила острая, резкая боль. Застарелый ревматизм, что последнее время частенько мучал старика по вечерам и при смене погоды, выдал порцию яркой и совершенно новой по ощущениям боли. Заставил вскрикнуть и даже зашипеть по-змеиному. Стоя на коленях и баюкая руку, Ярушев дождался, когда боль стихнет. Не полностью, но до терпимого состояния.
- Вот же блядство! - негромко, но с самозабвенной злобой выругался старик.
Он встал, левой рукой отряхнул колени от прилипшего к ним влажного песка. Подумал, что это ему еще повезло, что он навернулся здесь, а не через десяток метров; там, где навозно́й песок заканчивался и начиналась простая земля - сырая, грязная и до омерзения липкая.
Так, стоп машина! Ярушев закрутил головой, шаря по земле чуть живым уже лучом фонарика и осматриваясь. Это же то самое место, где он споткнулся по дороге сюда! Вот и кусок арматуры, торчащий из песка. Именно благодаря ему у старика сейчас болела рука, а в груди, не стихая, бушевал огонь праведного гнева.
- Я же тебя уже вытащил и выкинул? - тупо глядя на железяку, произнес Ярушев.
Он потянул к пруту арматуры руку, но в последний момент остановился. Ну его на фиг, как говорится. Все железо, что ли, что здесь округ набросали строители, ему из земли вытаскивать? Пусть у других по этому поводу голова болит. Или жопа - чем они там думают, когда позволяют себе разбрасывать повсюду такие опасные штуки! Он просто сейчас заменит в фонарике батарейки и постарается больше не ходить по этому маршруту.
Ворча и немного прихрамывая, сторож вернулся в свою бытовку. Там, по сравнению с улицей было тепло, относительно уютно и безопасно. Поставив на электроплитку чайник, Ярушев уселся за стол. Взгляд на будильник дал понять ему, что бродил он по ночной стройке чуть более пяти минут. И вправду так и есть - когда ждешь чего-то или кого-то, время словно замедляется и тянется как патока, превращая ожидание в истинное мучение.
***
Лена - нескладная, некрасивая девочка лет четырнадцати, с вытянутым лицом и бледно-голубыми глазами. Светленькая. Тонкие, неухоженные волосы цвета выгоревшей на солнце пшеницы вечно стянуты резинками в два хвостика или в один, высоко задранный над макушкой лошадиный хвост. У девчонки тонкие ноги и руки, узкий, как у ребенка или мальчишки таз и почти совсем не видно груди. Может она и есть, но Ярушев, как не старался, разглядеть ее не смог. Возможно виновата верхняя одежда - бежевая болоньевая куртка, которая девчонке была явно велика и в которой он ее постоянно видел. Ведь встречался старик с девочкой только на улице, когда та, почему-то всегда одна, шла из школы. Девчонка немного сутулилась и было видно, до какой степени ее все вокруг злит и смущает. А больше всего она злилась на саму себя, на свой собственный внешний вид. Эта подростковая корявость и нескладность, ношеная, с чужого плеча одежда, старый, рваный портфель с учебниками. Ярушев сразу заметил, что для этой девчонки мир вокруг всегда агрессивно враждебен. А как же иначе, ведь Лена была воспитанницей детского дома.
Первый раз старик заговорил с ней, когда она присела на соседнюю скамейку, чтобы зашнуровать развязавшийся шнурок на больших, уродливо коричневых ботинках, заметно стоптанных и местами неприлично облезлых.
- Тебя ведь Лена зовут, правильно? - спросил Ярушев, присаживаясь на самый краешек лавки.
Несколько дней назад он слышал, как пробегавшие мимо девочки мальчишки, такие же детдомовские оборванцы, окликнули ее по имени и фамилии.
- Вам то что? - вопросом на вопрос ответила девочка, не поднимая глаз, всецело поглощенная завязыванием шнурка.
- Лена Богатова? - уточнил старик и как можно дружелюбнее улыбнулся.
Шнурок в руках школьницы с негромким хлопком порвался. Ее лицо скривилось, словно она откусила от лимона.
- Ну вот! Теперь мне по шее прилетит от Маргариты!
- А кто такая Маргарита? - старик был сама учтивость и сочувствующие нотки в его голосе явно намекали о бескорыстном участие пожилого человека в судьбе несчастного ребенка.
- Наш завхоз, - ответила Лена, внимательно рассматривая зажатый в кулаке обрывок шнурка и добавила со злостью в голосе: - Грымза очкастая! Она за любую пуговицу облает как собака!
Ярушев сочувственно покивал, подумал о чем-то и вдруг, решившись, быстро расшнуровал свой левый ботинок и протянул девочки шнурок. Почти такой же по цвету и размеру.
- Держи! Не стоит расстраиваться из-за пустяка. А тем более давать повод орать какой-то там очкастой Маргаритке.
Девочка, наконец, посмотрела на пенсионера и застенчиво улыбнулась. Но брать предложенное не спешила.
- Возьми, возьми. Он тебе сейчас нужнее.
- А как же вы?
- Да пустяки! Я здесь рядом живу, - Ярушев указал на видневшиеся за черными, голыми ветвями деревьев пятиэтажные дома. - Мне на пенсии спешить некуда, так что потихоньку дошлепаю. А дома у меня целых три пары запасных шнурков имеется. Не пропаду!
Лена еще мгновение думала, затем все же взяла подарок.
- Спасибо, - негромко и как-то невнятно сказала она и принялась вытаскивать из ботинка старый, порванный шнурок.
- Так ты мне не ответила - тебя Лена зовут? Богатова Лена?
- Допустим, - кивнула девочка. - А вам то что?
- Понимаешь какое дело, Леночка Богатова, есть у меня подозрение, что я когда-то давно знал твоих маму и папу. Очень хорошо знал.
Девочка на это лишь пожала плечами.
- Ты же помнишь своих родителей? - осторожно спросил Ярушев.
- Нет.
- Какая жалость. Дети не должны быть одиноки на этом свете.
Девочка насупилась. Она быстро и нервно затянула узел на шнурке, поднялась со скамейки. Пенсионер успел заметить большую дырку на колготках девочки. На внутренней стороне ляжки левой ноги, чуть выше края юбки.
- Я собираюсь сходить в городской архив и в Гороно, уточнить там данные о твоих родителях - сказал Ярушев, но его юная собеседница уже подхватила свой портфель и зашагала по аллее; ничего не сказав на прощание и даже не обернувшись.
Он встретил Лену через три дня. Там же в парке, когда она шла из школы. За ней прицепились два каких-то школьника на пару лет ее младше. Они оскорбляли ее и пытались заставить с ними подраться. Ярушев легко прогнал малолетних наглецов, пригрозив вызвать милицию, а затем сходить в школу и нажаловаться на них директору. Девочку он как мог успокоил, угостил карамелькой и поведал ей о том, что на самом деле он ее родной дедушка. Сказал, что он отец матери Лены. Что долгое время работал на севере, а когда вышел на пенсию и вернулся, то узнал, что его дочь, вместе со своим мужем погибли в страшной авиакатастрофе и что у них была дочь. Совсем маленькая, когда случилась эта трагедия. Что дочь, его внучку отправили в детский дом. Он долго искал ее, так как раньше родители Леночки жили в другом городе. И вот, спустя столько лет, наконец, нашел.
Девочка слушала пожилого человека, слушала очень внимательно, хоть и виднелись, поначалу, в ее глазах тусклые отблески недоверия и даже страха. Но старик был убедителен. Он даже показал какую-то справку, написанную от руки и заверенную синей печатью. В справке некрасивым, неровным почерком было написано, что Богатов Алексей Васильевич и Богатова Тамара Николаевна погибли в результате авиакатастрофы 15 мая тысяча девятьсот семидесятого года под городом Анапа Краснодарского края.
Неизвестно что заставило, наконец, Лену поверить - наличие справки или спокойные, уверенные и с нотками скорби слова старика. Но девочка поверила. Она не знала имен своих родителей, не знала о том мертвы ли они или до сих пор живы, но все же приняла на веру все рассказанное. Ее не смутил тот факт, что родители в тот день летели куда-то без нее, что со слов директрисы детского дома, она подкидыш и при ней не было обнаружено никаких документов. А, следовательно, имя и фамилию девочке, возможно, дали уже в роддоме. Это сейчас неважно. Ведь неизвестность для нее всегда была куда хуже, чем вот такие, совсем не подтвержденные сведения о родителях. На душе ребенка стало легче, когда она вдруг ясно осознала, что на самом деле ее мама и папа по стечению трагических обстоятельств погибли, а не бросили свое чадо, четко тем самым расписавшись в своей нелюбви к собственному ребенку. Это было хорошо. Как и то, что старик, назвавшись родным дедушкой, обещал отныне помогать девочке и постараться оформить на нее опекунство.
Живя в детском доме, где каждый день все и все напоминает тебе о том, что ты одинокий, никому не нужный огузок, балласт и лишний рот, который государство хоть и воспитывает, и растит, но вовсе не дает никаких гарантий на дальнейшую счастливую жизнь. Не имея нормального образования, опыта бытовой жизни и элементарной поддержки хоть от кого-то, детдомовец, оказавшийся за воротами родного заведения, словно попадает на другую планету, где вокруг полно хищников и совершенно не понятно, как здесь можно выжить. Лена прекрасно об этом знала, имея перед глазами множество грустных, а порой и трагичных историй более старших ребят, которые уже покинули нерадушные, но все же безопасные стены детдома. И чувствовала благодарность, услышав от Вячеслава Павловича заверения в том, что отныне он внучку одну не оставит. Однако старик тут же предупредил, чтобы Лена пока никому и ничего о нем не рассказывала. Ни учителям с воспитателями, ни друзьям-товарищам. С его слов это может помешать ему в оформлении опеки. Все-таки возраст и подорванное на фронте здоровье. Чиновники и прочие заинтересованные граждане могут попробовать воспрепятствовать.
Лена заверила старика, что никому ничего не скажет, после чего поблагодарила за конфеты и убежала, смешно размахивая старым, замызганным портфелем. Девочка спешила. Она боялась опоздать на обед.
Следующая встреча пенсионера и девочки подростка состоялась почти через две недели. В тот день Ярушев со скорбным видом сообщил, что затея с опекунством сорвалась. Как он и боялся, соответствующие органы безжалостно указали ему на его преклонный возраст и ранения, совершенно не взяв в расчет все его заслуги и подвиги.
- Но я никому, ничего не говорила! - воскликнула Лена.
Ярушев успокоил ее, а после похвалил, сказав, что ее вины в отказе нет, просто так сложились обстоятельства. И он тут же предложил решить проблему другим, более радикальным способом. Он рассказал, что у него в деревне живет родная сестра, что она одинока и будет очень рада внучатой племяннице. У нее большой дом, сад с яблонями и грушами, есть куры и коза. Сестра почти на десять младше его и сможет легко оформить опекунство на себя. Она работает в сельсовете и потому ей не составит труда быстро оформить нужные документы. А для этого Леночке всего-то и нужно - тихо и незаметно уйти из детдома и уехать вместе с ним, с родным дедом на их историческую родину, в деревню. Где когда-то, кстати, родилась и выросла Леночкина мама. А пока беглянку хватятся, документы уже будут готовы и уже никто не сможет забрать девочку из семьи. Нет в советской стране таких законов, что позволяют забирать детей, тем более уже таких взрослых и самостоятельных, от родных и близких людей.
Старик был очень убедителен. Временами он и сам начинал верить в то что говорил. Этому немало способствовали возбужденный блеск глаз и приоткрытый в немом восторге рот сиротки. Конечно же она согласилась, и они принялись обсуждать план побега; когда, во сколько и куда девочке нужно будет подойти. Ярушев сказал, что будет ждать девочку у себя на работе, что рано утром туда приедет автобус с рабочими и водитель - сын его хорошего товарища, с которым они почти всю войну прошли, отвезет их в названную деревню. С работы Вячеслав Павлович к тому времени уволится и ничто уже не сможет им помешать уехать.
Она поддакивала и кивала. Говорила, что будет очень аккуратна и осмотрительна. Что уже и сама давно хотела сбежать из ненавистного детдома, сбежать куда угодно, лишь бы быть подальше от унылых серо-зеленых стен, в которые, казалось, навечно впитался прогорклый запах подгорелой каши, злых и глупых воспитанников и жестоких воспитателей. Она даже заплакала под конец разговора, размазывая слезы кулачками по не очень чистому лицу и призналась старику, что все вокруг нее злые и всегда желали ей всего только самого плохого. Что только один человек хоть как-то помогал ей и поддерживал. Это учительница по литературе - Софья Семеновна. Но случилась беда - она заболела и вот уже несколько дней лежит в больнице.
- Напишешь ей письмо, - тут же посоветовал добрый дедушка. - Как только обустроишься на новом месте - сразу же ей и напиши. Уверен, она будет за тебя очень рада.
Лена кивала, улыбаясь сквозь слезы и была безмерно рада, что с ней вот так, нежданно-негаданно произошло такое чудо - ее нашел ее родной дедушка. Человек, который скоро заберет ее из этого ненавистного мира и отвезет туда, где ей будут рады, где растут яблоки и груши, по утрам громко и задорно поют петухи, а на лужайке, привязанная длинной веревкой к деревянному колышку пасется белая, с большими кривыми рогами коза.
***
Ярушев Вячеслав Павлович, он же Тарасюк Степан Богданович привел в свою бытовку на стройке девочку подростка Лену Богатову. Та была в своей неизменной куртке, теплой, явно ручной вязки шапке с дурацким помпоном и в черных полусапожках.
- Взяла у Оксанки, - призналась девочка и потупилась, впервые, наверное, за всю свою недолгую жизнь испытывая стыд за то, что совершила кражу.
В руках у нее была небольшая котомка, узелок из однотонной фланелевой ткани. Там, со слов девочки разместились все ее вещи, все, что она смогла и захотела взять с собой.
- Вот и хорошо, - негромко произнес старик и тут же повторил: - Вот и хорошо.
Он поставил греться чайник, предложил девочке снять куртку и садиться за стол. Нехитрое угощение уже было разложено на газетном листе. Грубо нарезанный батон, кусочки вареной колбасы, недорогие конфеты и сахарный песок в пол-литровой стеклянной банке. И единственная кружка, парящая паром и ароматом крепкого чая.
Старик сел рядом. В его давно зачерствевшей, черной как осеняя ночь душе поселился целый сонм сомнений - что и как дальше делать, с чего собственно ему начать. И все это под напором рвущегося наружу желания действовать незамедлительно. Сердце сторожа билось учащенно, а во рту пересохло так, будто он всю ночь перед этим пил вонючий самогон. Тот самый, что они тогда, летом сорок третьего конфисковали у одной колченогой старухи в Прудищах.
Совершенно неожиданно Лена словно догадалась обо всем. Возможно старика выдала предательская дрожь в руках, или надтреснувший, внезапно севший голос. Может девочка почувствовала его не совсем адекватный взгляд на своем теле или обратила внимание на кусок веревки с крепкими узлами на концах, который Ярушев уже несколько раз доставал и снова прятал в карман. Именно такой удавкой бывший эсэсовец в свое время задушил двух полуживых от холода и голода подростков в маленькой белорусской деревне, название которой он так и не узнал никогда.
- Наверное я пойду, - пискнула Лена и попыталась подняться из-за стола.
"Дедушка" не зевал. Он схватил подростка за плечи, резко потянул на себя, роняя на пол.
"Только без крови! Только без крови! А то отмывать до утра задолбаюсь!" - билось в голове у старика суматошная мысль.
Он уронил девчонку на пол и она, при падении, со звонким стуком приложилась головой об пол. Удар был достаточно сильный и, на почти целую минуту, девчонка потеряла сознание. Этого времени хватило, чтобы Ярушев успел связать ей руки за спиной, а в рот сунуть тугой кляп.
Затем старик замер на месте, растерявшись. Он не знал, что ему делать дальше. Азарт и возбуждение, похоть и жажда крови - этого в организме было в избытке, и чуть ли не фонтанировало через край. Но вот действовать по старой, проверенной схеме, то есть банально снасильничать девчонку, у него сейчас вряд ли получится. Увы, возраст не тот, когда только при одном виде беспомощной жертвы у него тут же вставал. И даже было абсолютно неважно в тот момент кто это - ребенок, молодая девка или рябая, одноногая старуха. Ярушев, а если точнее - некто Тарасюк, кидался на все, терзая, мучая и, в конечном счете, убивая.
Старик зло заскрипел зубами. Перед его взором зыбким туманом встала мутная пелена животной страсти, требующая немедленного выхода. Он обрушился коршуном на начавшую приходить в себя девочку. Его руки хаотично зашарили по худому, лишенному каких-либо намеков на вторичные половые признаки девичьему телу. Возбуждение нахлынуло словно морской прилив, но и только-то! Функциональный результат, который он мог бы предъявить этой малолетней дуре, оставался прежним – никаким!
Это его окончательно взбесило, и он ударил девочку, тут же скривившись от пронзившей его боли в запястье руки; отскочил, нервно потянулся в карман за удавкой.
Лена задергалась на полу, извиваясь и суча ногами.
Старик хищно уставился на нее. Нелепое, убогое подобие человека! К тому-же, находящееся в переходном состоянии из амебы в каракатицу, которое точно уже никогда не завершится. Как когда-то говорил ефрейтор Скобус - "из ребенка никогда не вырастет нормальный человек, если этот ребенок - еврей!".
- Убью, сука! - брызжа слюной прохрипел старик и потянулся к жертве.
И в этот момент ему в глаза бросилась дырка на хлопчатобумажных светло-коричневых колготках. Та самая, что он заметил тогда, в парке, при первой их встрече. И просвечивающая сквозь эту немаленькую дырку кусочек бледной кожи с тоненькой и ветвистой венкой. Он вспомнил, как подумал в тот раз - ну что за дура такая растет, не может заштопать собственные колготки! Дырка, а точнее видневшийся сквозь нее кусочек тела почему-то завораживал и манил старика. Ему неожиданно и отчетливо сильно захотелось впиться в него зубами.
Лена как-то ловко и шустро извернулась и вдруг ударила ногой. Метко так саданула - прямо в пах. У старика тут же на миг перехватило дыхание и померк свет перед глазами. Он тоненько и негромко охнул и осел на пол.
Что-то мыча сквозь забитый в рот кляп, громко стукаясь обо все, что попадалось, девчонка еще раз вывернулась и смогла подняться. Сначала на колени, а потом и на ноги. Рванулась к двери, склонившись в несуразном поклоне, головой, а точнее даже собственным лбом скинула из петли крючок и вывалилась в холодную темноту улицы.
У входа в бытовку была ступенька в виде куска дюймовой доски. Лена споткнулась за нее и, потеряв правый сапог, полетела лицом вниз на землю. Но смогла быстро собраться, вскочить и бросится бежать.
- Стой, тварь! - прохрипел ей вслед "дедушка", выбираясь из бытовки.
Однако, в почти полной темноте, да еще по стройке, где полно всевозможных препятствий долго не побегаешь. Особенно, если так темно и местность тебе совсем не знакома. Лена, имея завязанные за спиной руки и кляп во рту, не смогла убежать далеко. Она несколько раз споткнулась, сильно ударившись коленкой обо что-то ужасно твердое и шершавое и, в какой-то момент налетела босой ногой на какую-то железку. Ногу пронзила жгучая боль, послышался громкий треск разрываемой ткани, и девочка раненой птицей рухнула на холодный песок. Превозмогая боль, не имея возможности закричать, девочка смогла перевернуться на спину. И тут же на нее, вынырнув из темноты, навалилось тело. Старческое, с противным гнилым запахом изо рта, жаждущее крови тело.
Старик ловко уселся сверху, прижал своим коленом к земле хрупкую шею девочки. Правой рукой он зажал ей рот, вдавливая кляп все глубже, а левой быстро шарил в паховой области, пытаясь стянуть с дергающей ногами девчонки колготки. Именно в этот момент бывший эсэсовец с радостью почувствовал, как наполненное похотью собственное тело, наконец-то, отозвалось, проснулось там, где это было нужно. Он сильнее прижал коленом шею девочки, услышал характерный хруст и тело жертвы обмякло, давая возможность левой руке выполнить задуманное.
Внезапно земля разверзлась под ними и два тела, одно молодое, но уже мертвое, а второе старое, с перекошенным то ли от дикой страсти, то ли от ужаса лицом, безмолвным камнем ухнули в образовавшуюся тьму. Какое-то время туда же, в эту яму с тихим шорохом ссыпался песок, образуя вокруг достаточно большую воронку, а потом все замерло, затихло.
Никто не видел, как огромная темная птица, почти сливающаяся с вечерним мраком, с шумом поднялась с насиженного места на стреле башенного крана и сделала большой круг над стройплощадкой. Влетев в центр этого круга, она резко поднялась выше, а затем камнем рухнула вниз, распавшись во время падения на тысячи клубящихся чернотой точек. Землю, строительные материалы и готовые бетонные конструкции оросил мелкий, ледяной дождь.
Шаги во мраке. Глава 4 (часть 1)
Глава 4
- В общем так, молодые люди, - я заглушил двигатель автомобиля и повернулся к сидевшим на заднем пассажирском диване двум своим коллегам. - Внимательно слушаем еще немного вводного инструктажа, задаем, если они вдруг появились вопросы, и только после этого выдвигаемся на объект.
Виталий и Марина почти синхронно кивнули, всем своим видом показывая, что они готовы внимать.
Виталий, он же Виталий Борисович тридцати двух лет от роду, невысокий, кряжистый мужчина, черноволосый, с открытым, добродушным лицом, в котором проглядывались легкие азиатские черты, с потрясающей рабочей хваткой и настоящей русской смекалкой "мастера на все руки". Мой помощник, на которого я всегда могу смело положиться. В свободное от работы время, а у него этого времени выпадает не так уж и много, предпочитает рыбалку и садово-огородные наезды на дачу к любимой теще. Где утро и день для него - это вскопать, полить, забор поправить, а вечер - шашлыки и русская банька.
Марина - двадцатипятилетняя, милая девушка, с легкими как пух русыми волосами. Не высокая, чуть полноватая, но с прелестной, очень женственной фигуркой и весьма симпатичной мордашкой. Основным шармом, с моей точки зрения были ее большие темно-карие глаза, которые почти всегда, не зависимо от сложности ситуации горят огнем юношеского задора и оптимизма. Милое создание, девочка-зажигалка, частенько куда-то спешащая, при этом оставляющая за собой легкий шлейф свежего аромата розы и шафрана. Однако, не следует забывать, что она единственная в нашем небольшом коллективе девушка, которая имеет высшее экономическое образование, усиленное трудолюбием и ответственностью. Обожает киновселенную марвел, хардкоровые компьютерные игры и котиков. Мужа, как, впрочем, и официального жениха у Марины, на данный момент, не имеется, но коты, в количестве двух штук на ее однокомнатной жилплощади наличествуют. Главный и единственный экономист нашей небольшой фирмы большую часть своей деятельности вела на удаленке и поэтому все два представителя кошачьих в отсутствие ухода и всяческого внимания к их персонам пожаловаться не могли.
- Итак, - продолжил я. - Перед вами отданный нам на растерзание объект. Улица Индустриальная, дом 13а. Как я всем и обещал - дом сложный и со стороны выглядит как готовый рухнуть, огромный каменный сарай. Изнутри... Ну, это мы с вами скоро увидим. Напоминаю, что наша основная цель на сегодня это подвальное помещение данной постройки и все имеющиеся там коммуникации. Архитектурный отдел администрации города в этот раз нас огорчил и не смог предоставить хоть сколько-нибудь точного плана дома. Схема коммуникаций имеется, но у меня есть подозрение, что она не соответствует реалиям. Что-то откровенно бредовое там изображено. Словно пьяный дворник на коленке нарисовал, по памяти, на "отстаньте!". Так что, помимо прочего, наша с вами задача еще и схему всех имеющихся подключений изобразить на бумаге, а затем и в электронном виде. Ну и сам план подвала - несущие стены, перегородки, имеющиеся в наличии сарайки. Их, кстати, все придется убирать, так что визги и проклятия от местного населения нам вряд ли удастся избежать.
- В этом доме живут люди? - повторила мой, не так давно заданный Егору вопрос Марина. - По внешнему виду дом как будто не жилой. Его сносить давно пора или он сам рухнет!
- Жилой. Но не весь. Подозреваю, что в нем остались только те, кому некуда в этой жизни больше податься. Но, несмотря на возможные проблемы с местным населением, мы с вами, как всегда, работаем строго в рамках правового законодательства.
- Они же наверняка коммуналку не платят, - сделал предположение Виталий. - Я бы точно не платил, доведись мне жить в такой халупе.
- Не платят, - согласился я. - И управляющей компании у них нет. Так что рассчитывать нам придется исключительно на собственные силы. Я вам это еще вчера озвучил. И да, мне тоже вся эта ситуация не нравится, я тоже не в восторге от предстоящих трудностей. Более того, скажу откровенно, не скрывая, пока, как говорится, мы еще на берегу - у меня от этого дома мурашки по всему телу бегают! Предчувствие у меня какое-то нехорошее...
- Да ладно вам, шеф! - Виталий улыбнулся. - Домик, конечно, стремный, спору нет, но это всего лишь работа. Обычный заказ. Более трудоемкий и, наверняка, более грязный, но всего лишь заказ. У нас их, этих заказов, уже под сотню за спиной. Справимся!
- Конечно справитесь, - поддакнула наш экономист. - Вы просто обязаны справиться! Город очень неплохо платит за эту работу. К тому же, авансовый платеж уже поступил. Вот!
Девушка протянула мне свой планшет, на котором была открыта банковская страница с извещением о поступлении на счет денежных средств. Неплохая, кстати, сумма там была нарисована, полностью соответствующая обещаниям Егора. А мне казалось, что приятель в последней нашей с ним беседе оговорился или просто решил немного слукавить, чтобы окончательно меня уговорить.
- Да, не плохо, - вынужден был согласиться я. - Но давайте пока не будем сильно радоваться. Нам еще не известен полный объем работы и не надо забывать о сроках...
- Так пойдем и посмотрим, что нас там ждет. А после этого уже и за голову хвататься станем! - усмехнувшись, сказал Виталий и первый выбрался из салона автомобиля. За ним тут же последовала Марина.
- Ну... я вас предупредил, - вздохнул я и полез наружу, где утреннее майское солнце бодро карабкалось вверх по чистому, почти полностью лишенному облаков небосклону, приятно согревая и щедро одаривая своей энергией все живое.
Вот так мы и стояли втроем на небольшом клочке потрескавшегося асфальта и смотрели на высившееся перед нами строение. Странное, некрасивое, совершенно не располагающее к тому, чтобы стремиться в нем жить.
- Да-а-а! И на самом деле - стремный домик, - негромко озвучил наши общие мысли Виталий.
Он был в пятнистом тактическом костюме, удобном, не стесняющем движения, в котором хорошо и в лес, и на рыбалку, и в подвал многоэтажного дома. Я же сегодня вырядился в свой старый, сохранившийся еще со времен студенчества джинсовый костюм, на котором имелось всего пара заплаток - аккуратных и почти незаметных. Костюмчик был удобен и его было совершенно не жаль испачкать или порвать. А вот наша экономист принарядилась так, словно собиралась прогуляться в парке, а затем весело посидеть в молодежной кафешке. На ногах новые, белоснежные кроссовки, модные темно-серые джинсы, черная в обтяжку водолазка, которая, нужно заметить, весьма выгодно подчеркивала округлые формы девушки. И светло-синий пиджачок. Ох, боюсь основательно перепачкает она свой весенне-позитивный наряд в этом подвале, куда много лет не заглядывал не один работник ЖКХ.
- А на этот дом смотришь и как будто ноябрь вокруг, - вдруг сказала Марина и на ее симпатичное курносое личико набежала легкая тень печали.
- Постсоветский готический стиль. Дешево, сердито и ни как у всех! - попытался пошутить Виталий, но безрезультатно - Марина даже не улыбнулась.
Мужчина на это лишь пожал плечами и открыл багажник машины, чтобы извлечь оттуда заранее приготовленный нами нехитрый скарб. Капроновый шнур, фонари, пару лазерных измерительных приборов и прочая нужная в нашей работе мелочь, что мы свободно разместили в двух крепких туристических рюкзаках. Ведь оказавшись на месте нам предстоит все замерить, записать и что-то сфотографировать. После этого нам придется составить план и подготовить смету. Далее смета исправляется, согласовывается, утверждается. И только тогда мы завозим на объект оборудование, людей и начинаем впахивать. Крушим и ломаем, а затем строим, приводя помещение в подобающий вид и наделяя его необходимым функционалом.
После окончания работ в подвале должны будут появиться генераторная, с запасом топлива и новым распределительным щитом, две пятисотлитровых емкости для воды, отдельное, закрываемое помещение для продовольственного склада, новые вентиляционные каналы с фильтрами, канализация. Короче говоря, все необходимое для краткосрочного выживания не менее сотни людей в условиях возможных боевых действий. Примерный план-схема у меня имелся, оставалось только попытаться наложить его, этот план, на существующее в реальности помещение. То, которое нам предстоит сейчас исследовать. Помещение, в которое мне, по непонятным для меня до конца причинам, очень не хотелось соваться.
***
- Кодовый замок? - Марина, оказавшись возле двери первой, потянула за криво приваренный к дверному полотну угольник, который выполнял роль ручки.
Дверь оказалась закрыта.
- Сто лет таких замков на подъездных дверях не видела, - призналась девушка. - Сейчас же везде домофоны поставили! А тут такой анахронизм...
- Сюда еще цивилизация не добралась, - предположил Виталий и тут же дал идею: - Попробуй набрать тридцать восемь.
Марина кивнула и двумя своими изящными, с неброским, но все равно красивым маникюром пальчиками поочередно вдавила подсказанные Виталием цифры. Замок щелкнул, и дверь, негромко скрипнув, приоткрылась.
- Откуда узнал? - удивилась Марина, отходя чуть в сторону и позволяя Виталию полностью распахнуть перед ней дверь.
- Все просто, мадмуазель, - усмехнулся мужчина. - У замка этот код установлен изначально. Еще на заводе, так сказать. После монтажа имеется возможность код сменить, что, кстати, настоятельно рекомендует сделать производитель. Как это провернуть - в инструкции все подробно описано. Но вот только кто это будет делать и на фига это здесь кому-то надо?
Подъезд встретил нас прохладным полумраком и тишиной. Узкий, как в домах "хрущевках" лестничный пролет, бетонный и некрашеный, с гнутыми невидимой силой железными перилами уходил наверх, на площадку первого этажа. Здесь же, в небольшом предбаннике, с левой стороны имелась еще одна дверь. Пониже и поуже чем подъездная, но тоже металлическая.
- Закрыто! - проявив чудеса смекалки, заметил Виталий и пару раз, видимо для проформы, с силой дернул на себя старую и местами ржавеющую, но все еще крепкую дверь. Та легко устояла.
Как я смог рассмотреть, в двери имелось целых два сувальдных замка и мне пришлось основательно задуматься над вопросом как их половчее открыть. Можно конечно поступить просто и прибегнуть к помощи болгарки и ломика, но курочить чужое имущество, кому бы оно не принадлежало, не хотелось. К тому же, дверь на будущей нашей стройплощадке необходима жизненно, дабы минимизировать доступ к месту работы посторонних лиц. Мало ли. Да и инструмент на объекте можно будет на ночь оставлять - не каждый же раз его с собой увозить.
- Придется поговорить с жильцами, чтобы выяснить у кого ключи, - сказал я, с минуту подумав. - Оставайтесь пока здесь, а лучше ступайте на улицу, где сегодня так тепло и солнечно, а я пройдусь по квартирам и поспрашиваю. Может у них все же есть главный по дому? Как-то же они должны решать общие бытовые вопросы?
Ребята, не заставляя долго себя уговаривать, выскочили на улицу, а я, невольно поежившись от предчувствуя возможных неприятностей, поднялся на широкую площадку первого этажа.
Дом. Милый дом... Для кого-то, вероятно... Но я никак не мог себе представить, как здесь, в этом подъезде молодые мамочки паркуют свои коляски, а детишки постарше - самокаты и велики. Или молодую, влюбленную парочку, жмущуюся друг к другу в самом темном углу. Совершенно немыслимо здесь...
Тихо, темно. Пахнет сыростью и пылью. Что самое странное, я совершенно не чувствую запаха жилья. Обычно в подъездах жилых домов, будь то старый дом или новостройка, всегда присутствуют всевозможные специфические ароматы. Запах еды, животных, женских духов или мужского одеколона. Запах алкоголя или табака, в конце-то концов. Здесь же... Сырой бетон и как будто запах земли. Или грязи. Застарелой, полуразложившейся. Запах старого, нежилого помещения, откуда давным-давно сбежали даже мыши.
Я огляделся. С площадки влево и вправо от меня уходили два длинных, темных коридора. В начале каждого из них имелись двойные деревянные двери. Давно сломанные, лишенные положенных им стекол и с большими, сползающими рваными кусками струпьями серо-голубой краски. Одна из дверей левого от меня коридора вообще висела на одной петле, облокотившись углом о стену.
"Пойду направо!" - почему-то решил я, видимо не желая пока контактировать с почти полностью упавшей дверью.
Дом подобного типа имел не совсем стандартную для общежития планировку. Слишком длинный он был для своего класса. Три подъезда, с основным входом через центральный, тот, куда мы зашли с ребятами. Пять этажей и на каждом из них, по всей длине дома общие коридоры. В них, почти что друг напротив друга, были расположены двери, ведущие в отдельные клетушки квартир. Как мне рассказал Егор, все они в этом общежитии похожи друг на друга как близнецы - однокомнатные и малогабаритные, с собственной кухонькой, где строители смогли разместить мойку и узкую, двухкомфорочную электроплиту. И еще более крохотный санузел, с метровой, так называемой сидячей ванной, больше похожей на большой тазик и, воткнутым в изголовье этой самой ванны унитазом. Плюс очень небольшая кладовка в прихожей, которую, в большинстве своем владельцы этих "хором" использовали как гардеробный шкаф. Советский минимализм в самой извращенной его форме. Настоящий сверх бюджетный человейник.
Как результат жесткой экономии пространства - квартир в этом доме получилось много. Тридцать две на каждом этаже. По шестнадцать квартир в каждом каменном рукаве. Больше ста пятидесяти квартир в доме! Мама дорогая, это сколько же мне придется обойти, чтобы решить свои вопросы, для начала - у кого хранятся ключи от подвала?
В коридоре темно, не горит не одна лампочка. Да и нет их здесь, похоже. Не прижились. Под ногами хрустит какой-то мусор. Где-то далеко впереди виден тусклый дневной свет, проникающий в коридор через узкое, сильно грязненное окно.
Достаю из кармана рюкзака небольшой, но достаточно яркий фонарик. Светодиодный, на аккумуляторе. По заявленным производителем из поднебесной характеристикам данный агрегат способен легко разгонять тьму на протяжении не менее пяти часов. Сделаем скидку на рекламный ход и известную хитрость главных производителей и продавцов планеты, дадим фонарику на работу часа три, не более. Должно хватить. К тому же, в подвале заявлено наличие освещения. Если нет - у Виталия так же имеется серьезное осветительное оборудование.
Первая дверь. Старая, но с виду крепкая. Деревяшка, клееная филенкой и выкрашенная коричневой краской. На двери ничего нет. Ни ручки, ни дверного глазка. Замочная скважина плотно забита каким-то мусором, возможно бумагой. Интересно! Вижу, что дверь открывается во внутрь. Раньше так строили. Это нормально. Несильно толкаю дверь, но ничего не выходит. Заперто. Секунду подумав, негромко стучу. Тишина. Бью по двери сильнее, кулаком. Дверь дребезжит от ударов, издает жалобный скрип и вдруг чуть-чуть приоткрывается. От неожиданности я замер и не успел среагировать, когда из образовавшегося в дверном проеме зазора на меня вырвалось облако спертого воздуха - сухого как из пустыни и предельно насыщенного пылью. Попав мне на лицо, он заставил меня зажмурится, задержать дыхание и поспешно отступить в сторону.
Запах. Я успел почувствовать его, и он мне очень не понравился. Мне не доводилось раньше бывать в таких специфических сооружениях как склепы, тем более в старых, семейных, но отчего-то сейчас у меня появилась стойкая уверенность, что там, в этих каменных могильниках пахнет именно так.
Я не сдержался и закашлялся, невольно вдыхая этот воздух и чувствуя подкатывающее из глубины сознания отвращение. Появилось стойкое желание долго и упорно отплевываться. Это как же так надо было запечатать квартиру, чтобы в ней как в консервной банке сохранилась подобная концентрация грязи и вони чего-то там сто лет назад испортившегося?!
Отступив еще дальше от открывшейся квартиры, в которой, как нетрудно было догадаться, давным-давно никто не жил, я полез в свой рюкзак и быстро нашел в нем литровую бутылку воды. Слегка дрожащими от нервного перенапряжения пальцами свинтил крышку и с наслаждением сделал несколько больших глотков.
Зайти или нет в квартиру? С одной стороны, меня терзало любопытство хоть одним глазком поглядеть, как и в каких условиях здесь жили люди и что произошло, что квартиру так тщательно «запечатали». С другой - мало ли что я там обнаружу? Вдруг что-то криминальное? И судя по запаху – такой поворот событий весьма вероятен. Там может быть все что угодно, вплоть до мумифицированного трупа. Ладно, если это труп собаки, а если, не дай бог, человека? Так что, ну его нафиг, это любопытство!
Спрятав в рюкзак воду и сбив руками частицы пыли с одежды, я пошагал дальше по коридору. Подходя к каждой двери, я стучал в нее, прислушивался и шел к следующей. Идти приходилось осторожно, внимательно глядя себе под ноги. Несколько раз на полу коридора попадались засохшие кучки экскрементов и крупные осколки битых о стены бутылок. По пути, уже ближе к концу коридора, где имелась еще одна дверь, через которую можно было выйти на следующую лестничную площадку, мне попался старый, покрытый густым слоем пыли чемодан. Средних размеров, из темно-коричневого кожзаменителя он спокойно лежал возле стены и казался целостным, не тронутым. Однако, подойдя чуть ближе, мне удалось рассмотреть следы глубокого пореза на слегка вмятой внутрь крышке. Стало ясно – кто-то давно уже проверил содержимое этого чемодана, не заморачиваясь при этом взломом замков.
В голове у меня как-то сам собой сложился четкий образ невысокого, чернявого человека, с лохматыми бровями и густой бородой, крепкими волосатыми руками, на запястьях которых ярко блестят красноватым золотом цепочки браслетов. Цыган!
Я был уверен - он где-то украл этот чемодан. Скорее всего на вокзале. Окольными путями, прикрываясь густыми вечерними сумерками, он приволок его сюда, в этот дом на окраине города, возле огромного, прилегающего к промзоне пустыря, и, не желая возиться с замками, вскрыл, легко разрезав крышку своим большим, с кривым лезвием ножом. Цыган здесь же, на полу порылся в мягкой утробе чемодана, извлекая наружу какие-то вещи и торопливо запихивая их себе в карманы и за пазуху, а затем, буквально через несколько секунд, отправил пинком выпотрошенный чемодан к стенке. На вечное, так сказать, хранение.
Какое-то время я, застыв в непонятном для себя ступоре, смотрел на это псевдокожанное изделие легкой промышленности СССР, пока до меня вдруг не дошло, что здесь, на этом этаже уже очень давно никто не живет. После того, как табор съехал и, если верить словам Егора, дом очистили и заселили, никто здесь, в этом крыле первого этажа так и не поселился. Только сейчас мне бросились в глаза пыль и грязь на полу и полное отсутствие на них каких-либо следов. Складывалось ощущение, что сюда много лет никто даже не заглядывал.
- Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, - пробормотал я себе под нос известное выражение. – А как же тогда обстоит дело с генеральной уборкой всех помещений перед тем, как начать официальное заселение?
Решив, что все накопившиеся вопросы я обязательно задам Егору, а скорее всего сразу его руководству, но только чуть позже, я вышел на лестничную площадку соседнего подъезда и быстро поднялся на второй этаж.
Здесь картина была уже иная. Люди тут жили и это было заметно. В коридоре не ярко светили несколько лампочек, вдоль стен было свалено большое количество бытового мусора и какого-то хлама, из той категории, что "выбросить жалко" и "вещь нужная - когда-нибудь обязательно пригодится". У некоторых дверей имелись прибитые к полу деревянные короба, закрытые крепкими крышками и снабженные внушительными навесными замками. Судя по запаху, хозяева использовали их для хранения овощей. Скорее всего картошки. На порогах, перед входом в некоторые квартиры наличествовали резиновые коврики, а то и простые половые тряпки. А еще местами кое-какая обувь, прямо в магазинных коробках, составленная в неровные, невысокие столбики.
Я стучал в каждую квартиру, но мне никто не открывал. За одной дверью мне показалось, что я услышал чьи-то шаркающие шаги, за другой кто-то надрывно закашлялся, а через несколько секунд, после моего повторного, более настойчивого стука, грубым, хриплым голосом послал меня на хер.
- Сам пошел! - ответил я и беззлобно пнул ни в чем не виноватую дверь.
Не любят местные жители гостей. Ох, не любят.
Третий этаж мало чем отличался от второго как внешним видом, так и результатами обхода. Бо́льшая половина квартир оказались не жилыми. Одна из таких даже встретила меня зияющей пустотой дверного проема. Похоже кто-то из местных приспособил дверь для собственных, более важных нужд. Заглянув в квартиру, я сделал вывод, что жильцы как минимум этого этажа используют пустующее помещение в качестве общественной свалки. Мусора и всевозможных старых вещей в комнате и прихожей было столько, что в них можно было утонуть чуть ли не по пояс.
Где-то, в каких-то из квартир точно жили, так как оттуда слышались приглушенные звуки, негромкие разговоры и даже музыка. Из одной квартиры отчетливо доносился запах еды. Там что-то жарили, скорее всего ту же картошку.
На мгновение мне показалось, что я впал в какой-то эфемерный сюрреализм. Внезапно вспомнилась старая компьютерная игра, где отстраненный от службы американский полицейский, так же, как и я сейчас, бродит по полузаброшенному дому, в котором почти не осталось нормальных людей, зато полно наркоманов и вооруженных до зубов бандитов. Он толкается в каждую закрытую дверь и получает результатом либо напутствие в пешее эротическое путешествие, либо выстрел из дробовика. Слава богу, у нас здесь не Нью-Йорк и пока не стреляют в ответ, а только посылают!
На четвертый этаж я поднялся уже изрядно разозленным и настроенным закончить поиски хоть сколько-то адекватных жильцов как можно скорее. Не став ломится во все квартиры подряд, быстро нашел самую цивильную, по сравнению с остальными дверь, обитую какой-то плотной, цветастой клеенкой и настойчиво постучал.
- Открывайте, соседи! - услышав возню в квартире, как можно дружелюбнее прокричал я.
Немного подумав, громким шепотом, почти прислонившись головой к двери, добавил:
- Я долг принес! Открывай быстрее, пока не передумал возвращать!
Случилось чудо - щелкнул замок и дверь приоткрылась. Я попытался ускорить этот процесс и слегка надавил на дверь плечом. Но не тут-то было! Дверь сдвинулась сантиметров на пятнадцать и намертво встала. С той стороны была накинута цепочка. Вот так сюрприз! Ими что, кто-то еще пользуется?
- Ты кто? - пьяный женский голос слегка снизил мою надежду на успех.
- Дело есть. На сто рублей, - ляпнул я первое, что пришло в голову.
- Ты кто? - прозвучало вновь и в узком дверном проеме я увидел часть лица немолодой женщины: пропитое, с узкими щелочками глаз и раздувшимся, видимо от неудачного соприкосновения с чем-то твердым, багрово-синим носом.
- Чо те надо? - спросила неприятная физиономия и я увидел, что "мадам", ко всему прочему, никогда за всю свою длинную и непростую жизнь не посещала стоматолога.
- Поговорить. Есть пара вопросов по поводу вашего дома.
Дверь тут же стала закрываться и мне пришлось подставить ногу, чтобы этому воспрепятствовать. Через мгновение я искренне порадовался, что на ногах у меня строительные берцы - жесткие и усиленные кевларовыми вставками, а не легкие тряпочные кроссовки, на которые я вначале посматривал. Иначе моей левой ноге пришлось бы несладко. Толкала дверь тетя очень старательно, прилагая все свои силы.
- Да подождите, вы! - поспешив прекратить противостояние, воскликнул я и быстро продолжил: - Я всего лишь хотел задать вам пару вопросов и заплачу за это...
Я порылся свободной рукой в кармане и быстро извлек оттуда портмоне. Кое-как открыл и достал единственную имеющуюся там купюру. Слава богу, что она там оказалась; не помню сколько уже лет я не пользуюсь наличными, предпочитая везде и всегда расплачиваться картами.
- Вот! Тысяча рублей! И это вам всего за несколько минут, которые вы на меня потратите!
Нажим на дверь тут же ослаб, проем приоткрылся, и я увидел у себя под носом женскую ладонь с обкусанными ногтями и в каких-то пигментных пятнах.
- Сначала поговорим, - попытался я поставить свои условия, но рука сразу же исчезла и за дверью послышалось недоброе сопение. Давление на ногу возросло.
- Ладно, ладно! - пошел я на попятную.
Я просунул в зазор деньги, и они тут же исчезли. Прошло несколько секунд, за которые я успел пожалеть о своем поступке, явно преждевременном, но, как оказалось, зря. Цепочку все же сняли и дверь открыли.
- Ты, случаем, не мент?
Передо мной на пороге своей квартиры стояла невысокая, склонная к полноте женщина. Возможно по причине разгульного образа жизни или в следствии какой-то хронической болезни, но выглядела она не очень. Желтушная кожа, отеки и гематомы на лице и шее. Возраст хозяйки определить было сложно, но сомнений не было – жизнь потрепала ее знатно. Давно не мытые, какие-то неживые и бесцветные волосы с частыми вставками крупных нитей седины были кое как собраны в подобие хвоста ярко-зеленой резинкой и частично прикрыты сползшим на плечи грязным, каким-то бесцветным платком. Наряд женщины дополнял замызганный, местами рваный домашний халат в крупных цветах, отдаленно напоминающих ромашки. Из-под полы халата виднелись темно-синие спортивные штаны. На ногах высокие шерстяные носки в цветную полосочку и черные резиновые сланцы – стоптанные и явно размера на три больше чем было надо для женщины.
Хозяйка квартиры была пьяна. Шедшее от нее амбре могло напугать любого, менее подготовленного, не пьющего человека.
- Чо молчишь? - поинтересовалась женщина и, скрестив руки на груди, грузно облокотилась плечом на стену.
- Я не мент, - заверил я хозяйку. - Я подрядчик строительной фирмы. Мы выиграли тендер на капитальный ремонт вашего дома...
- Во как?! - слегка озадаченно сказала женщина и добавила со вздохом: - Допустим. Хотя по мне лучше бы эту чертову халупу, наконец-то, снесли к чертям собачим!
Она икнула и на несколько долгих секунд словно выпала из реальности, то ли о чем-то крепко задумавшись, то ли банально, вот так, стоя и с открытыми глазами уснув.
Наконец, она очнулась, тяжело отлипла от стены и, махнув мне рукой, нетвердым шагом переместилась в комнату. Я последовал за ней и был слегка удивлен, когда вошел в жилище старой алкоголички.
В прихожей было не прибрано и темно. Грязные, местами ободранные обои на стенах, в огромных желтых пятнах низкий серый потолок. На полу, почти перекрывая проход громоздились какие-то коробки, пара черных мусорных мешков, батарея пустых бутылок из-под крепкого алкоголя. А вот в небольшой, примерно шестнадцать квадратных метров жилой комнате, было относительно неплохо. Укрытый пледом диван возле окна, односекционная, еще с советских времен полированная стенка со стеклянными полками, где в некотором порядке стояла какая-то посуда. Узкий комод с небольшим, но современным телевизором на нем. Плюсом к этому здесь разместились пара кресел и раздвижной обеденный стол, сейчас собранный и накрытый светло-голубой клеенкой. Вишенкой на торте был большой и высокий, словно из шестидесятых годов прошлого века торшер, который стоял в центральном углу, рядом с диваном. Именно он дополнял общую картину, освещая комнату мягким, теплым светом и придавая ей законченный, вполне себе уютный вид.
Женщина молча указала рукой на ближайшее кресло, а сама грузно, с бормотанием себе под нос каких-то проклятий, опустилась на диван. Я присел на краешек, отчего-то чувствуя себя немного дискомфортно. Пол в комнате не имел ковров и паласов, был обычный, деревянный и, к тому же, с частыми, широкими проплешинами облезлой краски. Но он был чист. А на мне сейчас была уличная обувь.
- Чего хотел узнать-то? - первой заговорила хозяйка, глядя куда-то в пустоту перед собой. - Ты спрашивай, паря, не тяни. У меня времени не так много... осталось. Устала я чего-то сегодня...
Бабье царство. Часть 6/8
Вскоре жизнь стала налаживаться – это когда Люба подросла, а вместо поручений ведьмы теперь каждую женщину в нашей деревне обязали на себя работать. Поделки из соломы и цветов делать, ковры ткать (специально станки нам ткацкие приобрели), вязать, шить, вышивать. Но и платили за хорошие вещи столь щедро, что деревенские разживаться потиху стали.
Надо ведь ещё сказать, что перед тем как работой обязать, ведьмы ярмарку на поле у реки, у арки, устроили, но не обычную, а, так сказать, для своих приспешниц и товарок по ведьмовству.
Поделки наши и рукоделия, снедь, что оставались после торговли, то завозили на телегах прямо в арку ту на поле, как в какие ворота, и в арке исчезали. А что за аркой находилось, я долгие годы знать не знала, и, может, то к лучшему было.
Ещё скажу, что вскоре все в деревне, кроме Прокофьи и меня, у ведьм на побегушках были и вообще к ним примкнули. Ишь, треклятые, без принуждения приманили силой, деньгами, лучшей жизнью.
Зато мужики наши от неведомой хвори как один полегли. А останки тех, кто не исчез в неведомом направлении, то хоронили в закрытых гробах. Сама случайно увидела, как однажды, когда гроб из хаты выносили, то крышка оного соскочила, а внутри лежало ссохшееся тело, оторванные конечности рядом, да и те не целиком. Кожа и кости – на нитках бескровных жил.
Кошмары до сих пор от увиденного мучают. Хоть и сейчас, не иначе как по воле злого рока, знаю, что с мужиками умершими случилось. О том позднее напишу.
За работой я временно забывалась от тяжких дум, страхов и проблем. А ещё собирала деньги для будущего Любы.
Но сначала, поднакопив, купила корову, затем ещё одну. Без скотины родимой в деревне приходилось совсем туго.
А Любу, пока я работала и поручения ведьм выполняла, смотрела облысевшая и теперь от этого постоянно в платочке мама. Травы от ведьм хоть и поддерживали в ней ясность ума, но волосы так и не отросли.
Но и от обострившейся немощи ведьминские травы уже слабо помогали, и я лишь надеялась, что пусть она хоть досмотрит дочку до школы.
Так, не иначе как моими молитвами и надеждами, и случилось: мать умерла, дожив до ста лет.
Любу зачислили в школу в райцентр. К слову, надо пояснить, что на её вопросы, почему в нашей деревне нет других детей, я отвечала, что их унесла болезнь. А про местных ведьм, если ей что и рассказывала, то лишь тогда, когда дочка не слушалась, на манер страшных сказок, коим она не верила, ведь совсем не по-детски скептически посматривала на меня, когда слушала.
А однажды дочка случайно нашла наши старые с матерью письма в шкафу и, прочитав их, жутко перепугалась: там ведь мама писала, чтобы я из города сюда не приезжала, и про ведьм кое-что нехорошее рассказывала.
Пришлось Любе объяснять, что её бабушка, когда писала мне эти письма, сильно болела и бредила, поэтому нафантазировала. Кажется, тогда Люба мне поверила. По крайней мере, больше о письмах не спрашивала.
Я, вообще, её рано вести хозяйство приучала и помогать нам с бабушкой. И учиться заставляла хорошо, мотивируя лучшей жизнью в городе, где столько всего интересного, вкусного и модного. Люба ведь платья красивые и вещи очень любила. Вот я и говорила ей, что в городе, когда там живёшь и работаешь, всё купить можно. В общем, учила её мечтать о другой жизни, главное – чтобы подальше от деревни. Так что, думаю, у дочки и времени не было по деревне расхаживать, сплетни и слухи собирать да из любопытства расспрашивать.
Благо ведьмы тоже к Любе явного видимого интереса не проявляли.
А я вот сильно встревожилась, когда одним ранним утром увидела приехавшие в деревню грузовики, груженные разными стройматериалами: кирпичом, блоками, цементом. За ними цепочкой ехали шумные бульдозеры и фургоны, в которых людей развозят.
Помню, что сразу бросила резать овощи и под сильным порывом выбежала из хаты, руками замахала.
- Эй! - крикнула водителю фургона и из любопытства спросила: - Куда это они едут?
Из деревенских никто, кроме меня, из хат не вышел, что странно, если учесть сие необычное событие. А водитель, как в глаза бросилось, был словно пьяный или больной: глаза стеклянные и нездорово бледный. Он странно на меня посмотрел, не мигая, а когда я уже и не ждала ответа, то таки ответил голосом жутким, скрежещущим, как будто он шёл не из горла человека, а какого механизма.
- На объект едем, строить… - ответил он, и я отступила с дороги и вернулась в хату.
А потом, сделав завтрак и разобравшись с насущными делами по хозяйству, пошла по следам машин. Как раз вчера дождь прошел, и колёса нехило так отпечатались в земле.
Так дошла до поля и обмерла, как обнаружила, что следы машин обрываются прямо за аркой.
В груди теснило от дурного предчувствия, подсказывающего, что ведьмы затеяли что-то уж очень нехорошее и колоссальное по размаху. Иначе зачем им было пригонять сюда столько техники. Как бы ещё наловчиться и узнать, что скрывается за аркой? Я даже, расхрабрившись, шагнула в неё. И ничего не произошло – вышла на поле за ней. Но другие же явно оказывались где-то ещё. Как телеги с ярмарки, так вот сейчас и грузовики и прочие машины. В чём же здесь крылся секрет?
Итак, этот секрет раскрылся, когда Люба подросла и похорошела. В отца пошла. У нас ведь в роду все женщины выходили простенькие на лицо. А она и фигурой другая, с плавными женственными изгибами, при этом стройная, что береза. Что и сказать – парни и мужчины местные и в школе на неё быстро заглядываться начали.
А вот ведьмы, что мать, что дочь, стали посматривать косо и нехорошо, бросая долгие, пристальные взгляды Любе в спину, словно мысленно желали ей разные пакости. Марьяна так вообще без стеснения откровенно недолюбливала мою Любу. Бывает, что как на неё посмотрит, то дочка то споткнётся на ровном месте и упадёт, то поранится, то ведро в колодце утопит.
А я понимала, что растущую конкурентку видит в дочке ведьма, ибо что Роксолана, что Марьяна мужиков как местных, так и приезжих к себе уж очень часто водили.
А если те, кто им полюбился особо, на других женщин посмотрят, то они злились сильно: в лице менялись, пятнами покрывались, а изо рта чуть пена не шла.
Сгубят они мою Любу, житья не дадут – осознала я.
Поэтому, выбрав выходной день, решилась и дочке всё о нашей деревне рассказала. А Люба внезапно на то звонко рассмеялась, у виска пальцем покрутила, мол, что за чушь я несу. И сумасшедшей назвала. А Марьяну и Роксолану назвала простыми знахарками, сведущими в травах женщинами, какие в каждой деревне издавна бывают. Но я не отступала, разозлилась и кулаком по столу ударила да резко сказала, что докажу свою правоту. И доказала, показав кое-что. Благо первое мая на днях было, а они на вальпургиеву ночь постоянно куролесили и шабашничали в лесу на поляне. А деревню сонными чарами окутывали, чтобы никто не мешал. Но то раньше было, когда наши деревенские женщины ещё в приспешниц ихних не превратились. А ещё ведьмы летали на мётлах, как в сказке про бабу Ягу. Вот увидев всё их бесчинство воочию, Люба моя мне поверила, перепугавшись нешуточно.
Оттого она без колебаний и поехала в город летом поступать в ПТУ и поступила, отучилась и там прижилась, освоилась.
Письмами, надо сказать, мы часто обменивались. Но вскоре дочка в городской среде забыла про виденное, или ещё что произошло, ибо в письмах она больше про ведьм не вспоминала, но и приезжать – не приезжала. Но то было потому, что я заклинала её дорогу в нашу деревню забыть.
Хотя напишу ей так, а после горько плачу ночью и ещё больше рыдаю, расстроившись с горя, когда порой прочту между строк в письмах дочери о том, что считает она меня ненормальной. Так и стоит перед глазами прописная строчка из письма: "Ты, мама, явно не в себе, раз просишь дорогу домой забыть. Но я тебе прощаю, помню, что и бабушка старая тоже такой была".
А я ей всегда деньги постоянно присылала, пока Люба замуж не вышла. И отчего-то про меня сразу совсем забыла и вскоре деньги брать отказывалась, назад отсылала. Вот как внучка родилась, так письма от дочки совсем редко приходить стали. Раз в год она мне лишь по праздникам писала, и то это было мне огромное счастье, а я всё так же, скрепя сердце, продолжала настаивать, чтобы она в гости не приезжала.
А потом они в другой город переехали, и в последнем письме от дочки было, что она развелась. И всё: нет вестей. Пришлось мне с горечью смириться, хотя поначалу я надумывала бросить хозяйство, собраться и уехать на поиски дочки. А оно вон как вышло, проклятая земля из деревни уехать не пустила. Плохо мне на остановке стало, а как вернулась, отошла и сразу на это дело подумала, что ведьмы и меня здесь своими чарами приковали, как тех мужиков опоили с помощью вина. А меня чем? Да мало ли какими силами они теперь располагают. Разжились с годами вон как богато, словно царицы, а сами внешне ни на день не постарели.
Жалко вот, что теперь в город мне был закрыт путь. Оставалась лишь деревенская ярмарка – с тем, что там можно купить или обменять, но и того, если честно, мне было вполне достаточно. Главное, что, находясь отсюдова вдали, моя Любочка в безопасности.
Годы мои быстро идут в труде не покладая рук, проносятся день за днём практически мгновенно. Вскоре на ярмарочной торговле своим трудом разжилась и я. Деньги хорошие появились, так скоро смогу и дом свой утеплить, хозяйственные пристройки обновить да мебель сменить на такую, как в телевизоре показывают в сериалах. Ведь соседки, пусть и приспешницы ведьм, но именно так и поступили. И им все, что заказали с города, со строительными материалами и подрядчиками привезли. Так и в доме у ведьм: у них-то вообще обставлено внутри по современной моде.
Убиралась, видела, оценила, а душевой кабинке даже позавидовала.
И подумала: что мне со своими деньгами делать? Не закапывать же в землю? Дочке их передать не могу, поэтому – эх! Значит, решено – себя порадую разными удобствами и прочим. Трудом своим как-никак комфорта на старости лет заслужила.
Правда, с годами и я ослабела: кости и колени в плохую погоду особенно крепко ноют, и вставать тяжеловато рано, но заставляю себя. Как иначе.
А ведьмы – те усмехаются уже в открытую и прямо предлагают помочь с оздоровлением. Нет, уж лучше мучиться буду болячками, чем от них помощь брать. Или на Бога уповать стану, благо иконы в хате моей есть. Может, из-за них ко мне в гости ведьмы стараются не заходить, а коли надо, то постучат и на крыльце топчутся.
Смерти я вот давно не боюсь, хоть сколько проживу – оно и не знаю. Главное, чтобы с душой своей, Богом данной, не расставаться. Я ведь знаю такое, что и в страшном сне простому человеку никогда не приснится, и оттого в Бога верю, крепко, как в молодости никогда не верила.
Они же, ведьмы треклятые, всю землю хотят вместе с Сатаной поработить, а для себя создать женское царство. Арка та на поле ведёт прямиком в лесную глушь другого мира. Там они поляну огромную от леса вырубили, эти отродья нечистые, и себе дворец возводят, а приспешницам строят дома подле себя, навроде современной деревеньки со всеми удобствами. Они-то, ведьминские приспешницы, о том деле теперь вовсю без стеснения и опаски болтают. И такие радостные от задуманного своими хозяйками, прямо до тошноты. А я их нехотя подслушала. Ведь на ярмарке приспешницы, так считай, что на каждом углу тараторят, и каждая старается ведьмам пуще остальных угодить, чтобы больше привилегий для себя у своих цариц нечистых заслужить.
А на меня деревенские бабы с того, что я не примкнула к ведьмам, глядят презрительно, как на букашку жалкую какую, и, гадины, точно знают, что никуда я из этой деревни не денусь, так и то знают, что никому об их тайных замыслах не расскажу.
Эх, гори оно синим пламенем: правы чертовки! Да кому я и что скажу, ибо знаю – не поверят? Горько мне, что, судя по всему, в могилу тайну их с собой унесу.
Только Бога в молитвах про себя часто прошу, чтобы сжалился над всеми людьми на земле, неведающими, пусть и грешными, и помешал ведьмам, не дал, не допустил осуществления их кощунственных замыслов.
Вот пишу сегодня с трудом, потому что хуже чувствовать себя стала, оно и понятно: через пару дней мне исполнится восемьдесят. Руки дрожат, ноги ослабли, а сердце то колотится как бешеное, то, наоборот, замирает, и в пот холодный бросает несколько раз на дню. Встану – тогда передохну, пока не отпустит. Что ж, видно, достаточно пожила, сытно ела, не попрошайничала, работала – себя никогда не жалела, ни единого дня собственной лени не потворствовала, и важно, что людям зла не делала. Вот это и есть главное, что даже хочется с радостью думать: Бог меня на небесах примет. Но... Уж чего – чего, а на мой день рождения внезапного приезда своей внучки Зиночки с мужем и правнуком не ожидала. Как увидела и узнала, кто они, то разозлилась нешуточно да испугалась. Потому что, помимо прочего, ещё вдруг вспомнила необычайно яркий давнишний сон, в котором я по радиотелефону внучке домой звонила и приглашала сюда приехать. И говорила, помню, во сне с её мужем. А рядом стояла и усмехалась Марьяна и подсказывала, что говорить. Вспомнила вот всё это и вздрогнула, интуитивно осознав, что ведь не сон это был, а взаправду случилось.
Разволновалась крепко и испугалась ещё больше, но не в шею же их было обратно гнать.
А самой себе и признаться не могла, ведь как сильно-то им, вопреки всему, обрадовалась. Думала, когда накрывала на стол, что присматривать за ними буду, так и быть: вместе отпразднуем мой день рождения, внучка с семьей погостит немного и уедут. И решила, что нарочно им ничего говорить не буду, лучше помалкивать. Но за водочкой, коньяком подарочным мой язык сам развязался: болтать стала про жизнь свою, хотя их тоже внимательно, с интересом слушала.
Зиночка, внучка, копия моей дочки Любы, правда, ростом меньше и волосы кучерявые, а так настоящая красавица, и Павлуша тоже симпатичным вырастет, на маму очень свою похож, только черноволосый, как муж Зины. Аркадий. Вот он мужик надёжный: старательный, крепкий – это прям, чувствуется. И глаза у него добрые и честные. Правда, молчун. Пьет мало, а ест с аппетитом. Люблю, когда у мужиков аппетит хороший, а сама смотрю на него и улыбаюсь, ибо так на душе с их приездом стало радостно. Зина, внучка, я приметила, бойкая, энергичная, но при этом вежливая, тактичная, неудобных вопросов мне не задаёт. А мне и приятно, сама рассказываю о себе и только хорошее: и о жизни, и о хозяйстве, и, вообще, как здесь одна живу. Конечно, местами рассказ свой сильно приукрашиваю и истинной картины им не открываю. Зачем родным знать, каково это – жить среди настоящих ведьм и быть заключённой в деревне, как в тюрьме? Сокрушаюсь, как только мы вот так за этим долгим душевным разговором Павлика не доглядели? Он, видно, шустрым и непоседливым да шибко любопытным уродился: не утерпел – на улицу без спроса вышел, а там и со двора сбежал.
Ох, помню, как сердце кольнуло, когда Зина в шутку меня спросила: мол, мама ей в детстве рассказывала, что здесь, в деревне, ведьма жила самая настоящая и как она ту ведьму боялась. А она ей не верила и смеялась.
Я тогда чуть огурцом солёным не подавилась и словно что-то почувствовала, встала, заозиралась и громко спросила:
- А Павлуша-то где?
Зина с мужем переглянулись, не понимая причины моей внезапной паники. Я мгновенно протрезвела и бросилась вон из хаты, как была в тёплых вязаных носках да шерстяном платье, забыв обо всём на свете.
Во дворе огляделась, заметила открытую калитку, побежала на улицу и всё кричала, звала правнука. А он не отзывался, и мне от этого ещё страшнее и тревожней за него становилось. Наверняка случилось что-то ужасное, сердце так чувствовало и оттого болело. А когда следы в снегу заметила – маленькие, детские, и по ним побежала, доверившись интуиции, то потом уже у магазина злое громкое рычание услышала. Собаку чёрную разглядела и перепугалась насмерть. Мигом смекнула, что за собака это. И поняла: та моего Павлушу вот-вот загрызёт.
Сама не знаю, где силы в себе нашла, с криком бросилась взвившейся в воздух в прыжке собаке наперерез.
- Стой! Пощади! Служить буду, на всё согласна, что хочешь, сделаю. Умоляю, не трогай мальчика.
Павлуша заверещал, а потом и вовсе, наверное, от страха отключился. Оно и понятно, ведь собака к земле его тушей своей массивной придавила.
С пасти, раззявленной, огромной, слюна стекает, а сама рычит грозно, злобно, с предвкушением – чувствую, что сейчас горло ему перегрызёт, кровушку лакать будет. Я уже и сама, представив страшное, чуть сознание, не потеряла от испуга за Павлушу, ибо, бросившись наперерез, таки не успела перехватить собаку, опоздала.
Оттого, видно, на моей совести будет погибель правнука, а этого я точно не смогу пережить: с непомерной тяжкой виной жить, поэтому коль так случится, то удавлюсь точно.
А собака вдруг голову подняла и на меня уставилась, в глазах её чёрных отчётливый голод светится красноватым отливом, а она человеческим голосом из пасти своей заговорила:
- Поклянись служить и от Бога своего отрекись.
Я без раздумий поклялась и отреклась, ибо в этот момент ничего не жалко было – умерла бы за Павлушу, если то потребовалось.
Но оно вон как вышло. Собака отступила и ушла, а я Павлушу со снега подняла, к груди прижала крепко и до хаты понесла. А слёзы из глаз сами по себе всю дорогу лились, и губы дрожали.
Зину с мужем, заметно протрезвевших, я встретила рядом с хатой и по их лицам поняла, что не поверят мне, если скажу про ведьм и про собаку. Оттого, вручив им Павлушу, я нарочно прикинулась сумасшедшей, разъярилась и разоралась страшно, матом обоих обругала и потребовала, чтобы убирались немедленно и никогда сюда больше не возвращались.
Муж Зины разозлился и первым вышел из себя. Глаза у него такие бешеные, выпученные от ярости стали, что чувствую: вот-вот сорвётся и тогда ударит меня. Но Зина его вовремя за руку придержала.
В общем, вещи они свои спешно собрали и были таковы. А я потом плакала, рыдала, слезами и всхлипами своими давилась. И у икон прощения просила, когда их в печи все до одной сожгла.
На сердце вдруг очень тяжело стало, а ноги будто свинцом налились. А когда иконы догорели, в дверь хаты постучали. Я сразу и поняла, что это Роксолана ко мне пришла. Вздохнула, слёзы утёрла и пошла открывать, иного выхода не было.
…Павел зачитался так, что забыл и про свою слабость, да что там – обо всём на свете забыл. Оттого испугался сильно, когда дверь в хату со скрипом открылась. Вздрогнул, но быстро дневник на место положил. Из комнаты Божены практически выбежал и на кухне увидел и прабабку, и Марьяну с графином вина в руках. Марьяна сразу на него посмотрела, улыбнулась вроде как приветливо, с теплотой, а у Павла от той улыбки по спине колючий холодок пошёл, зазнобило вдруг крепко. А ноги будто сами к полу приросли и идти не хотят.
- Ну что же ты, Павел, как столб стоишь. Неужели не рад меня видеть? - ещё сильнее заулыбалась Марьяна.
А Божена, наоборот, губы стиснула в тонкую ниточку и выглядела напряжённой, словно точно не рада была Марьяне.
Павел с трудом заставил себя пойти на кухню и улыбнулся тоже сквозь силу Марьяне, как и сказал:
- Конечно, я рад, ведь всегда приятно, когда друзья навещают в болезни. Оттого ведь сразу становится легче, - хоть и не хотел, а прозвучало с сарказмом.
Но Марьяна на его слова внимания не обратила, ответив:
- Вот – вина тебе лично принесла своего, домашнего, на ягодах и травах настоянного. Мигом тебя на ноги поставит. Ты, наверное, вчера мало выпил, что не полегчало? Давай сейчас тебе полный стакан налью, выпьешь – и обещаю, что сразу почувствуешь себя гораздо лучше.
- Я бы поесть хотел, а потом можно и вина выпить, - замялся с ответом Павел.
- Так я с вами поужинаю, или, может, ко мне в гости зайдёшь? Если сил дойти хватит? - говорила Марьяна, а сама при этом в глаза Павла глядела пристально, оценивающе. - Помнишь ведь, мой отчим готовит такие разносолы вкуснющие, что пальчики оближешь.
Павел кивнул. Сейчас Марьяна пришла совсем некстати. Как что-то чувствовала. А ещё и с домашним вином, что вообще после прочитанного вызывало у Павла тревогу и нехорошие подозрения. К ней он точно не пойдёт – решил Павел, сказав:
- Раз ты хочешь, то оставайся у нас ужинать.
А сам при этом терзался мыслью, как бы от неё вежливо избавиться.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Стремный фильм
Что за фильм, где мужчина расч*енял женщин, там ещё музыка какая-то криповая, а само название состоит вроде из цифр, не могу вспомнить