Я всего лишь любил книги, господа...
За двадцать лет Стивен Блумберг украл более 20 000 редких книг и около 11 000 древних манускриптов, он последовательно обошёл 268 библиотек при крупных университетах США и Канады. Общая стоимость украденных изданий превысила 20 миллионов долларов. Блумберг страдал шизофренией и маниакальной привязанностью к книгам: свою коллекцию он хранил в шкафах дома и постоянно брался за чтение то одной, то другой книги. Вероятно, он оценивал свою деятельность как некого рода квест, и это подтверждает богатство методов, с помощью которых Блумберг воровал издания. Он крал и подделывал документы, втирался в доверие к работникам библиотеки, подбирал ключи к хранилищам и даже проникал в них через вентиляционные шахты и шахты лифтов.
Он не испортил и не продал ни одной из украденных книг, и к моменту ареста его дом напоминал склад крупного издательства. После того, как Стивен надолго стал постоянным читателем тюремной библиотеки, перед ФБР и книжными экспертами встала задача тщательного опознания всех украденных книг — многие библиотеки даже и не подозревали о пропаже части фондов. В 1995-м году все книги из так называемой «Коллекции Блумберга» были внесены в базу данных The Book Return, и только через несколько месяцев интенсивного труда все библиотеки получили украденные книги назад. Вместе с книгами в библиотеки также пришел небольшой документальный фильм о Блумберге — по одной копии фильма в каждую.
12-летний «ревизор»: как в 1934 году Валя Егоров обворовывал наркоматы, газеты и райкомы
В 1934 году 12-летний Валя Егоров стал пионерским ревизором — его назначили проверять столовые московских госучреждений. Но главной его заботой стали кражи из контор: он обворовал сотни кабинетов чинуш в Наркомфине, Наркомтяжпроме, Наркомснабе, Наркомздраве, МК ВКП(б), газетах «Правде» и «Известия».
Об этом серийном, самом известном воре 1930-х рассказывается в статье историка Юрия Борисёнка в журнале «Родина», №4, 2016.
Валя Егоров был сыном кочегара, проживал на Б. Бутырской ул. В школе учился хорошо, стал общественным активистом. В начале 1930-х в СССР началась агитационная кампания, объявившая пионеров «лёгкой кавалерией», способной контролировать советские учреждения. В деле вора-пионера говорилось: «Егоров в качестве представителя «лёгкой кавалерии подшефной школы или подшефной пионерской организации», посланного якобы для проверки «сектора питания», получал у легковерных и беспечных администраторов право доступа в те или иные учреждения, питался в столовых этих учреждений и при удобном случае обворовывал столы и шкафы сотрудников. Егоров в разное время проникал и производил кражи в Наркомтяжпроме, Наркомсовхозе, Наркомснабе, Наркомздраве, МК ВКП(б), Цекомбанке и ряде других учреждений».
«В Наркомфин Егоров проник, получив разрешение на проверку столовой и буфета у секретаря месткома Наркомфина Орловской. Пропуск для входа в здание Наркомфина в выходной день Егоров получил у ответственного дежурного по АХУ Наркомфина Воробьева. Орловская и Воробьев никаких документов у Егорова не спрашивали, поверив ему на слово. После осмотра сектора питания Егоров занялся воровством, вскрыв и обокрав около 80 столов и шкафов сотрудников Наркомфина».
Свои поступки Валя среди прочего объяснял стремлением улучшить работу центральных структур советской бюрократии: «Кражами я занимаюсь уже четыре года. Ворую только в государственных учреждениях и то только в столах сотрудников беру деньги, карандаши и разные канцелярские принадлежности. Надо же учить дураков, когда они плохо относятся, оставляя без присмотра незапертые столы с секретными и другими бумагами. Ворую я один самостоятельно без товарищей и никаких товарищей не признаю, так как одному это сделать лучше, а то товарищи могут засыпать».
По его показаниям, обокрал Егоров и известного чекиста Яна Ольского, работавшего в 1934 году начальником Главного управления столовых Наркомата внутренней торговли СССР: «Я узнал, что в столовую приехал тов. Ольский, и когда он проходил в столовой вместе с шестью какими-то лицами, он обратил на меня внимание и спросил — мальчик, ты откуда, я сказал — я из подшефной школы из лёгкой кавалерии, проверяю питание в этой столовой. Тогда он мне сказал, что же ты проверяешь одну столовую, хочешь проверить все столовые, я ему сказал — хочу. Он мне сказал — ты знаешь, где находится Наркомснаб, приходи ко мне, я тебе дам удостоверение, я Ольский, заместитель Микояна, сказав ему — ладно, я завтра приду, до свидания».
В ведомстве товарища Микояна также царила беспечность: «На другой день я пришёл в Наркомснаб и пошёл на 4-й этаж к секретарю Ольского, которому сказал — тов. секретарь, я лёгкий кавалерист, мне вчера велел придти т. Ольский, он хотел мне дать удостоверение. Не спросив у меня документов и откуда, она провела в кабинет Ольского, когда я вошёл и поздоровался, Ольский сказал — здравствуй, ты просил у меня удостоверение, я тебе сейчас приведу товарищей, с которыми ты договоришься, и тут же вышел из кабинета, а мне сказал — ты подожди, я сейчас приведу.
После его ухода я открыл у него первый попавшийся ящик, в котором нашёл часы, забрал их себе в карман и тут же сел обратно на стул. Вскоре зашёл Ольский обратно и привёл с собой товарища, который меня взял к себе в кабинет и мы договорились, что я приду на другой день, т.к. сегодня уже работа окончилась и машинистки все ушли, я и ушёл».
Когда назавтра Валю всё-таки изловили, воришка отделался лёгким испугом: «На другой день пришёл я опять сюда же, в Наркомснаб, зашёл в кабинет Ольского, поздоровался с ним и, когда он вышел из кабинета, я опять залез к нему в этот же стол, где взял от часов золотой брелок и хотел взять кинжальчик, но он вошёл и сказал, ты, парень, что делаешь, я растерялся и молчал, тогда он направил меня в 22-е отделение милиции, откуда я и убежал».
Кражи в финансовом ведомстве совершать было куда легче: «23 сентября я пошёл в Наркомфин на Ильинке д. №9 и пришёл в партком, подойдя к председателю, сказал, — я лёгкий кавалерист из подшефной школы, пришёл проверить ваше питание, а она, не проверив документов, сказала — мы этим делом не ведаем, а иди к председателю месткома Орловской, она тебя допустит по проверке столовой. Я тут же пришел в местком и спросил, кто тут будет Орловская, находившаяся здесь же женщина сказала — я, тогда я сказал, я лёгкий кавалерист из подшефной школы, она меня спросила — из 11-й школы что ль, я сказал — да, ну ладно, а сама тут же вызвала к себе бригадира питания.
Она и познакомила меня со своей столовой, водила во все цеха питания, на кухню, в кладовую и накормила обедом, после чего я ушёл из столовой около 18 часов и, не выходя из наркомата, поднялся на 3-й этаж в 12-м подъезде, зашёл в комнату месткома, где убиралась уборщица, которой сказал: «ты не убирай и не запирай комнату, здесь будет собрание комсомольцев».
Уборщица тут же, немножко убрав, ушла в другую комнату, а я в это время вскрыл ножом стол председателя, у которой и нашёл много других ключей, которыми открыл стоявший здесь же шкаф, где и нашёл маленький несгораемый ящик, открыл его лежащим в шкафу ключом и взял себе 95 рублей лежащих в нём денег, после чего вскрыл ещё три стола в другой комнате, где нашёл только одни ключи и, ничего не взяв в них, совсем ушел из наркомата».
На Ильинке «контролёру» очень понравилось, здесь он кормился и запасался целую неделю: «25 и 27 сентября я опять приходил в Наркомфин и проверял столовую, но в эти дни ничего не брал и 30 сентября пришёл в наркомат и пошёл в местком, вскрыл один стол, взял себе из ящика серебряную ложечку и чашечку, конфетки, один рубль, один перочинный ножик, железное зеркало, пару яблок, облигации пятилетки в 4 года на сумму 65 руб., которые тут же и порвал, после чего пошёл по зданию наркомата во все отделы: секретный, художественный, редакцию, партком и другие, где во всех комнатах я вскрыл больше 80 столов и забрал из них одну печать-факсимиле, которую тут же разорвал (это сделал потому, чтобы не оставляли в комнате в столе в незакрытом ящике), пачку папирос «Алжир», 12 штук карандашей, одну тетрадку, пудреницу, после чего и ушёл из наркомата без пропуска (при моем приходе в наркомат 30 сентября мне дежурный по Наркомфину выдал пропуск, не спросив документы, только сказал — куда идёшь, а я ему ответил — иду в редакцию Финкор, ну а он и дал пропуск)».
Добрался воришка и до кабинета наркома, назвавшись его сыном: «В этот же день, ходя по Наркомфину и вскрывая столы, я зашёл в кабинет наркома тов. Гринько, где уже работали полотёры, которым сказал, — вы не закрывайте кабинет, сейчас приедёт мой отец, а они, сказав ладно, кончили натирать полы, ушли, а я имевшимися у меня ключами вскрыл его (Гринько) стол, где ничего не нашёл подходящего для меня и, не заперев, разозлился, вскрыл стол секретаря, где также ничего подходящего для себя не нашёл и тоже не заперев — ушёл».
Проник Валя и в штаб комсомола, где встретил таких же ротозеев: «Был в здании ЦК ВЛКСМ, при обходе комнат воровал на ходу толстые карандаши, значки, чистую бумагу, а в одной комнате из открытого ящика письменного стола утащил продовольственные карточки и кошелёк с деньгами в сумме 21 рубль».
Не брезговал ребёнок и добычей идеологического свойства: «Помимо Наркомфина я совершил кражу первомайских плакатов и три портрета вождей в Бауманском отделе народного образования, которые продал — плакаты на завёртку, а портреты в 16-ю железнодорожную школу, находящуюся на Хуторской ул.»
Погорел Валя Егоров на краже дорогого фотоаппарата у работника центральной печати: «На фабрике «Большевик», в редакциях журнала «Экран», газет «Правда» и «Известия» я также при всяком случае воровал, что только мог из письменных столов. В редакции «Правда» проверял столовую, в редакции «Известия» у фоторепортёра Новикова украл фотоаппарат, с которым при попытке его продать был задержан».
Вале повезло: ему вынесли приговор буквально за два-три месяца до ужесточения наказания несовершеннолетним по указам 1935 года. Наказанием ему стало направление в Экспериментально-дефектологический институт, где его стали лечить от клептомании. О дальнейшей судьбе пионера ничего не известно.
© Блог Толкователь
Джуны клептоманы
Есть ли разница между клептоманом и человеком с навязчивыми мыслями о воровстве (чего он делать не хочет и мысли об этом его мучают)?
Я слышал много раз о клептомании и знал об этом поверхностно и только недавно об этом прочитал. Клептоману может быть не нужна какая-то вещь, он вполне может её купить, но всё равно есть желание украсть её. Во время кражи он испытывает какое-то чувство эйфории и/или адреналина. В том случае если вора не поймали, его мучает стыд и страх. Бывает что клептоман несмотря на угрызение совести ворует ещё больше. Я прочитал на реддите на английском как раз такой случай, парень зачем-то (ему не нужна была эта вещь) стащил книгу, потом ещё несколько раз что-то из магазов, его не поймали. Теперь его мучает страх что просмотрят камеры и его распознают.
Я же ничего в жизни не украл. Меня начали мучать навязчивые мысли о злодеяних, о страшных вещах, которые меня не характеризуют, включая о воровстве. Это постоянно происходит. Вижу мелкие конфеты или ещё что-то маленькое в магазине, мне становится страшно, и я перевожу взгляд. Вижу какую-то витрину прямо у выхода из магазина, тоже страшно. Сегодня зашёл в магазин, опять увидел эти дрянные мелкие конфеты. Я хотел доказать себе что я не такой и что я их не украду никогда в жизни. Подошёл, взял у всех на виду чтобы не подозревали, покрутил в руках, рассмотрел. Удивительно, но это моё рассматривание породило ещё больше страха и тревоги.
Первые месяцы из-за этих мыслей я испытывал настоящую панику, я не знал, как дальше жить. Потом я понял, что это всего лишь мысли и что они меня пугают. И чтобы совершить какое-то действие, я должен быть в сознании, то есть я не могу против своей воли что-то стащить, например. Это меня успокаивает. Однако, до сих пор страшно.
Девочки из перламутра. 14
Как мы и договаривались, Лера устроилась на работу – мастером в салон красоты. Я беспокоилась о том, как она сможет противостоять своей болезненной страсти, и как оказалось, не зря.
– Что это, милая? – с отвращением поинтересовалась я, обнаружив в сумочке жены чужой кошелек.
Лера покраснела.
– Почему ты лазишь по моим вещам? Разве я разрешала?
– У меня закончилась мелочь, я хотела одолжить у тебя пару сотен. Извини, если я тебя обидела.
Лера молча передернула плечами.
– Чего тебе не хватает, любовь моя? Ты хотела бы жить в более роскошной обстановке? Или, может быть, ты обременена домашними обязанностями?
Я говорила и понимала, что все это бессмысленно. Лера не справляется со своей патологической тягой к чужому. Ей мог бы помочь специалист, но я обменяла лечение на согласие усыновить ребенка.
А ребенка нам не давали.
Все было зря.
– Тая рассказывала, ее муж в подростковом возрасте тоже связался с плохой компанией, но он смог завязать. А с тобой-то что будет?
У любимой задрожали губы.
– Мне уже это надоело. Вечно ты меня подозреваешь. Я просто купила новый кошелек и все…
– На барахолке? Этому кошельку уже сто лет. Тебе самой не смешно, девочка моя?..
Она отвернулась.
Год назад эта сцена закончилась бы ссорой с хлопаньем дверьми, обещаниями разойтись и бурным примирением в постели. Теперь таких эмоций у нас уже не было.
Не было сил на ругань, нелепо было угрожать расставанием.
Лера знала, что я никуда ее не отпущу, я знала, что она это знает.
Закончилось это все-таки постелью, но той сумасшедшей страсти, замешанной на чувстве вины и одиночестве, что связала нас когда-то, не было больше.
Была нежность. Было родство.
Была любовь.
Другая любовь.
Засыпая рядом, я думала о том, что было бы, если бы я тогда не вступилась за нее перед охраной ночного клуба … может быть, для всех было бы лучше, если бы я никогда не переступала его порог…
Нет… нет…
Моя Лера… моя девочка… моя хрупкая девочка из блестящего перламутра…
Ничто не была зря. Я никогда не пожалею о том, что нашла тебя.
Клептомания ли?
Первую свою кражу которую помню, мне 3-4 года, спëр циркуль у воспитательнтцы, не спалили.
Потом машинку игрушечную у одногруппника в садике, мне 5 лет, спалили, стыдили.
Потом в школе уже постоянно, каждый год по мелочи, то лупу, то наличку в раздевалки по мелочи по карманам натыришь, тогда в раздевалки вход свободный в школе был.
В продуктовых магазинах стабильно тащил.
В хозяйственных магазинах помню свечки тащил. В Культтоварах пластинки не раз воровал.
Ни разу не поймали.
Эпизодов 30 точно было.
В 16 лет решил по серьёзному киоск Союзпечать взять, но решил подельника взять с собой, набрали целый пакет сигарет болгарских, 80-е годы. Сдал подельник в итоге меня по трусости, но я его не виню, детьми же были. Дали условно 2 года, хищение госимущества, в СССР по этой статье и сесть можно было сразу. На этом игры с законом я прекратил.
Мне до сих пор интересно, вот откуда эта тяга к воровству, ведь с 4 лет начал воровать, а может и раньше, просто не помню? Вроде родители приличные люди, учился всегда на 4-5. Ни кто не учил этому.
Девочки из перламутра. 10
Наконец-то мы жили вместе. Одним домом. Теперь нам не нужно было расставаться – почти никогда…
Первые месяцы пролетели как в тумане. Я старалась не думать о том времени, когда придется объясняться с Таисией. Когда мы съехались, она как раз улетела на отдых в Грецию. В любом случае я была настроена весьма решительно. Если сестра будет недовольна моим выбором, я готова была разорвать с ней отношения.
Было страшно и больно думать о ссоре с сестрой, но в конце концов мы взрослые люди и можем делать со своей жизни все, что посчитаем нужным.
Каждое утро я уходила на работу. Лера оставалась одна, из института ее все-таки отчислили, и никуда идти ей было не нужно. Необходимости зарабатывать на жизнь у нее не было, моей зарплаты и доходов с аренды нам вполне хватало.
И все же вскоре она стала видимо скучать и просить «отпустить» ее на работу.
Я не могла этого понять.
– Ну зачем, милая? – ласково гладила я ее по голове, приходя домой. – У тебя все есть. Тебе чего-то хочется? Скажи, я куплю.
Лера упрямо качала головой.
– Мне плохо одной, Аля. Ты целый день с людьми, видишь новые лица, а я сижу в четырех стенах… скажи, тебе хотелось бы так жить?
– Конечно, – целовала я ее в макушку. – Если бы у меня была ты.
Я не хотела и думать о том, что Лера на восемь, а то и больше часов будет уходить из дома. Миллион опасностей ждал ее. Она такая хорошенькая, наивная, а кругом столько злых, да просто ненормальных людей. Наркоманы за рулем. Маньяки с вывихнутыми мозгами. Недавно освободившиеся из тюрьмы преступники.
И потом, только недавно у меня снова появился дом. Дом, где меня ждали, где всегда пахло вкусной едой, где меня бежали встречать, стоило переступить порог. Лишиться всего этого? Гадать о том, где она, мучительно сходить с ума от неизвестности, звонить по пятьдесят раз на дню?
Нет. Нет. Нет!
Да, может быть, это была жадность. Но это была святая жадность. Я имела на нее право.
Но, принимая мое решение, Лера скучала.
Она занимала себя походами по магазинам и фитнесом, но, видимо, этого было недостаточно.
Как-то раз я обнаружила у нее на руке новый позолоченный браслетик.
– Ой, где это ты купила? – поинтересовалась я. – Тебе идет.
Лера смущенно отдернула руку.
– Так… Неважно.
Сперва я не обратила особого внимания на этот эпизод, но спустя неделю появились серьги. Потом кольцо. И наконец золотая цепочка с подвеской.
Я проверила остаток банковского счета. После таких покупок у меня зародились большие подозрения насчет того, как мы дотянем до следующей зарплаты.
Но Лера не снимала денег.
Вернее, снимала, но то были обычные траты на продукты, хозяйственные мелочи. И все.
– Дорогая, откуда все это? – спросила я вечером. – Я ведь знаю, ты не покупала эти драгоценности. Или у тебя завелся богатый поклонник?
Она вспыхнула.
– Разумеется, нет. И… у меня есть свои деньги.
– Не ври, – мне вовсе не хотелось делать ей больно, но выбора не было. – Таких денег у тебя нет.
У нее задрожали губы.
– Неправда. И вообще, эти драгоценности у меня уже давно. Ты просто о них не знала.
– Почему?
– Не знаю. Просто… просто я не хотела говорить.
– Звучит очень странно. Девочка моя, – я взяла ее за подбородок, – где ты это взяла?
Она вырвалась.
– Прекрати! Это мои украшения! Мои!
Я подошла, обняла ее, прижала к себе.
– Я не покушаюсь, милая. Они твои. Конечно. Да. Но когда-то они были чужими, верно?
Лера заплакала.
Невыносимо было видеть ее слезы.
– Где ты берешь все эти вещи?
– Отстань от меня… Не трогай!
Она попыталась вырваться. Но я видела, читала в ее глазах: то, что я сказала, было правдой.
Она в самом деле была как открытая книга, моя девочка.
Даже не знаю, почему ее не поймали раньше.
– Ну же, все будет хорошо. Не надо плакать. Мы найдем тебе психиатра, психолога… Вытри слезки.
– Это тебе нужен психиатр! – закричала она. – Сумасшедшая!
Она попыталась меня ударить.
– Ты пойдешь к врачу, ясно? – железным тоном сказала я, перехватывая ее руку. – Тебе все ясно, любовь моя?
Как завороженная, Лера кивнула.
– И никакой работы, – я вздохнула, целуя ее в шею. – Горе ты мое.