Участие казаков во Второй мировой войне стало предметом большого количества исторических и историко-публицистических исследований. Однако, на фоне неугасающего интереса к этой теме, до сих пор остается почти неизученным самое первое из казачьих соединений, вышедшее на поля сражений еще в сентябре 1939 г. и к моменту нападения гитлеровской Германии на СССР являвшееся единственной дивизией Красной Армии, имевшей статус «казачьей». Это - 6-я кавалерийская Кубано-Терская казачья Чонгарская Краснознаменная ордена Ленина и ордена Красной Звезды дивизия имени товарища Буденного. К сожалению, в большинстве работ о ней содержатся только самые общие данные и отрывочные упоминания о ее коротком, но исполненном драматизма боевом пути.

Основываясь на доступном документальном, мемуарном и ином материале, попытаемся восполнить это белое пятно, вызвав из прошлого мужественные образы бойцов и командиров дивизии, достойно поддержавших боевые традиции казачьих войск в самый трагический для Красной Армии период войны – в июне-июле 1941 г.
6-я кавдивизия была одним из старейших кавалерийских соединений РККА. Сформированная в октябре 1918 г. как Ставропольская кавдивизия, она принимала участие в Гражданской войне в составе Первой конной армии и за отличие в боях на Чонгарском полуострове в 1920 г., согласно приказу Реввоенсовета Республики от 2 января 1921 г., получила почетное наименование Чонгарской. Казаков в то время в ее рядах было немного: большая часть российского казачества поддержала Белое движение. Аналогичная ситуация сохранилась и в последующие годы, когда Советской властью были введены жесткие ограничения на военную службу казаков.

6-я Чонгарская Красная кавалерийская дивизия дислоцировалась в Белоруссии в районе Гомель-Могилев-Рогачев и первоначально входила в состав 3-го, а затем – 6-го кавалерийских корпусов Белорусского военного округа. Имевшая репутацию одного из наиболее элитных соединений советской конницы, она регулярно отмечалась правительственными наградами. В 1928 г. дивизия получила Почетное Революционное красное знамя, в 1930 г. его украсил орден Боевого Красного знамени, а в 1935 г., в ознаменование 15-летия Первой конной – высший советский орден Ленина. В 1933 г. дивизии было присвоено название Краснознаменной и имя товарища Буденного. Служба в 6-й кавдивизии считалось престижной среди комсостава и советской молодежи. Дивизия гордилась превосходным личным и конским составом, отличным снабжением, а также высоким уровнем боевой и - что характерно для советского строя - политической подготовки. Вот как охарактеризовал дивизию Г. К. Жуков, вступивший в 1937 г. в должность командира 6-го кавкорпуса: «6-й кавалерийский корпус по своей боеготовности был много лучше других частей… Выделялась 6-я Чонгарская дивизия, которая была… хорошо подготовлена, особенно в области тактики, конного и огневого дела. Надо отдать должное бывшему ее командиру Л. Я. Вайнеру (репрессирован в 1937 г. – прим. автора), положившему много сил и энергии для того, чтобы поднять дивизию до высокого уровня».

Статус казачьей 6-я кавдивизия получила в 1936 г., после того, как ЦИК СССР 20 апреля 1936 г. издал «Постановление о снятии с казачества ограничений по военной службе в РККА». Приказом № 67 наркома обороны К. Е. Ворошилова от 23 апреля того же года 6-я Чонгарская кавдивизия, наряду с 4-й, 10-й территориальной, 12-й территориальной и новосформированной 13-й территориальной кавдивизиями, обрела новый облик под названием 6-й Кубано-Терской казачьей Краснознаменной кавалерийской дивизии. С этого момента ее личный и младший командирский состав стал пополняться за счет призываемых на действительную службу уроженцев бывших областей Кубанского и Терского казачьих войск. Как известно, память в среде казачества о жестоких репрессиях со стороны Советской власти («расказачивании») в те годы была еще свежа и, несмотря на внешний конформизм казаков с государством, скрытые антисоветские настроения у них были довольно сильны. Однако это вовсе не означало, что «человеческий материал», который предоставили для элитной советской кавалерии казачьи области после Приказа НКО СССР № 67 1936 г., был плох. Во-первых для службы в казачьих дивизиях партийно-советскими и мобилизационными органами на местах отбирались представители наиболее идеологически благонадежной казачьей молодежи – комсомольцы, активисты ОСОАВИАХИМ и т.д. Во-вторых выходцы из других регионов страны составляли на многих казачьих территориях большинство населения еще до 1917 г., а после того, как усилиями большевиков казачество существенно поредело, этот перевес стал подавляющим. Тем не менее, «иногородние», как выражались сами казаки, долгие годы жившие бок о бок с ними, перенимали многие обычаи и традиции казачества; разумеется, в СССР, в котором все прежние сословные границы были стерты, они направлялись на службу в казачьи части по территориальному принципу. И, наконец, в третьих, казачья воинская этика заставляла молодых станичников, шедших «в Красной Армии республики служить» гордиться службой именно в «казачьей» части и усердно выполнять свои воинские обязанности вне зависимости от их личного отношения к Советской власти. Прирожденные конники и воины, казаки зарекомендовали себя в 6-й кавдивизии как первоклассные бойцы и младшие командиры. На них в отношении боевых навыков и специфического духа товарищества ровнялись красноармейцы и младшие командиры «иногороднего» происхождения. Конечно же, бессмысленно отрицать, что такие реалии сталинской эпохи, как перманентный контроль политсостава за умонастроениями бойцов, «стукачество» и т.д. имели место и в подразделениях Кубано-Терской казачьей. Однако в целом сплоченность воинских коллективов и боевой дух казачьих частей РККА находились на очень высоком уровне.

Немалую роль в возрождении казачьих традиций в элитной советской кавалерии сыграло введение эффектной казачьей формы одежды. В случае с 6-й Кубано-Терской кавдивизией за основу была взята униформа дореволюционных Кубанского и Терского казачьих войск. Парадная форма кубанских частей состояла из темно-синей черкески с красными обшлагами рукавов и рядами газырей серебристого металла на груди (обычно газыри изготовлялись из латуни или алюминия; бойцы быстро приспособили их под хранение свернутых трубочкой писем из дома). Под черкеской носился красный бешмет, у комсостава обшитый по застежке золотистым сутажом или галуном, у политсостава – черным. Уставной поясной ремень в парадном строю заменялся на тонкий «наборный» пояс с украшениями из серебристого металла, «общекавалерийские» сапоги – на мягкие кавказские; носилась также кавказская шашка. Головным убором, при чем как парадным, так и повседневным при зимней форме, являлась круглая папаха-кубанка с красным донцем, перекрещенным у личного состава черным сутажом, у начкомсостава (командиров, политработников и т.д.) – золотистым (или галуном). При парадной и повседневной форме одежды носились широкие казачьи шаровары синего цвета с красным кантом. К зимней форме одежды полагалась черная бурка-«крылатка» и красный башлык, эпатажно закидывавшийся на спину. Форма терских частей отличалась от кубанской тем, что черкеска была «серостальной», а ее обшлага, бешмет, донце папахи, башлык и кант шаровар – светло-синими. Для начкомсостава кубанских и терских казачьих частей был также введен повседневный бешмет защитного цвета. Петлицы, нашивавшиеся при парадной форме на воротник чекменя, были установленного для кавалерии РККА синего цвета, с золотистой окантовкой у комсостава и с черной – у политсостава. За вышеупомянутыми отличиями, полевая и повседневная форма казаков были принятого для всей Красной Армии образца.

6-я Кубано-Терская казачья дивизия приняла свое боевое крещение во время похода Красной Армии в принадлежавшие до Второй мировой войны Польше Западную Белоруссию и Западную Украину 17 сентября - 5 октября 1939 г. Кубано-Терская казачья дивизия в составе 3-го, 48-го, 94-го и 152-го кавполков, 35-го механизированного полка и 15 конно-артиллерийского дивизиона (командир – комбриг П. Г. Макаров, заместитель по политчасти – полковой комиссар И. А. Быков, начштаба – полковник П. Ф. Красильников) действовала на Белорусском фронте в составе 6-го казачьего кавкорпуса имени Сталина, включенного в конно-механизированную группировку (КМГ) комкора И. В. Болдина. 17 сентября 1939 г. дивизия перешла «старую» советско-польскую границу и к исходу дня форсировала реку Ушу.
В ходе скоротечной кампании, которая была отмечена довольно эпизодическими столкновениями с не имевшими четкого приказа о начале боевых действий польскими войсками, самым значительным эпизодом для 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии стал захват 19 сентября города Лида. 152-й Терский казачий Ростовский полк при поддержке танкового эскадрона 35-го Кубанского казачьего механизированного полка после короткого боя овладел городом и захватил в плен около 2 500 польских военных, полицейских и других госслужащих (из которых, правда, только 300 оказались вооружены). Трофеями казаков стали 23 боевых и гражданских самолета, захваченных на местном аэродроме, более 100 тыс. патронов и большое количество другого военного имущества.

С 26 сентября 6-й кавкорпус был переподчинен 4-й армии советского Белорусского фронта. В тот же день казаки Кубано-Терской кавдивизии впервые столкнулись со своим будущим противником – гитлеровским вермахтом. Выполняя договоренность о демаркации захваченной территории между советским и немецким командованием, части дивизии вступили в городок Высоке-Мазовецк, из которого вышли гитлеровские войска. При отходе немцы подверглись нападению польских патриотов, и в отместку обстреляли город зажигательными снарядами, а по пытавшимся бороться с огнем жителям вели пулеметный огонь. К тому времени, как Высоке-Мазовецк взяла под контроль 6-я кавдивизия, там уцелело всего 10 домов и старинный костел, а из 5 тыс. жителей на пепелище осталось около 20%. Проявив присущее казакам великодушие, советские кавалеристы оказали жителям посильную помощь, развернув для них полевые кухни, оказав помощь раненым и по возможности разместив детей и женщин в палаточном лагере. Однако реально они могли сделать для потерявших все людей очень немного…
По окончании похода 6-я Кубано-Терская казачья кавдивизия была передислоцирована на новоприсоединенные к СССР территории – в район Ломжа-Дроздово-Езерко Белостокской области. Основой для военных городков дивизии послужили старые казармы и конюшни Подляской кавбригады Войска Польского. Обживаясь на новом месте дислокации, казаки имели возможность столкнуться с проявлениями самого разного отношения со стороны местного белорусского, польского и еврейского населения – от восторженного до открыто враждебного.
Поэтическим напоминанием об участии дивизии в сентябрьско-октябрьском походе 1939 г. стала «Кубано-Терская кавалерийская» песня на стихи М. Рудермана и музыку К. Листова, написанная в рамках пропагандистской компании вокруг присоединения западнобелорусских и западноукраинских земель к СССР. В ней, в частности, были следующие патетические строчки:
По болотам и равнинам
Гнали панские полки,
И коней полёт орлиный
Не забудут казаки!
И награда нам большая -
Песни вольные людей,
Счастье и свобода края,
Слава Родины моей!
15-16 июня 1940 г. Кубано-Терская казачья кавдивизия в составе 6-го кавкорпуса 11-й армии была введена в Литву и участвовала в присоединении этой прибалтийской республики к СССР. В ходе похода подразделения дивизии имели ряд стычек с вооруженными группами литовских националистов и потеряли несколько человек ранеными. По окончанию операции дивизия была возвращена к месту постоянной дислокации.
Весной 1941 г., когда в рамках реорганизации Красной Армии все остальные казачьи дивизии были обращены на формирование мехкорпусов, 6-ю Кубано-Терскую «миновала чаша сия», возможно в силу ее хрестоматийной для советской идеологии репутации. Однако, согласно приказу НКО СССР №005 от 1 февраля 1941 г., с эффектной традиционной кубанской и терской парадной формой одежды все же предстояло расстаться. К роковому июню 1941 г. 6-я кавдивизия оставалась единственным соединением Красной армии, имевшим статус казачьего. Вместе с 36-й кавдивизией она входила в состав 6-го кавкорпуса Западного особого военного округа.

14 марта 1941 г. в должность командира дивизии вступил генерал-майор М. П. Константинов, ранее командовавший горнокавалерийскими дивизиями. Не имевший на тот момент академического военного образования, он, тем не менее, запомнился сослуживцам как храбрый и толковый командир, заслужено уважаемый подчиненными, а, кроме того, как обладатель пышных усов и зычного «атаманского» голоса. Можно сказать, что на фоне не лучшего состояния советского генералитета, с трудом оправлявшегося от последствий "ежовских чисток", 6-я Кубано-Терская казачья кавдивизия к началу войны имела вполне адекватного командира.
Генерал-майор М. П. Константинов.
Заместителем комдива по политчасти на июнь 1941 г. оставался полковой комиссар И. А. Быков, начальником штаба дивизии был подполковник Трембич, начальником политотдела – батальонный комиссар Анисимов.
В состав дивизии входили штаб и управление (в т.ч. неизбежное 3-e «особое» отделение), 3-й Кубанский казачий Белореченский кавалерийский полк (кадрированный, ком-р подполковник В. В. Рудницкий), 48-й Кубанский казачий Белоглинский кавалерийский полк (ком-р подполковник Н. И. Алексеев, начштаба майор Замятин), 94-й Кубанский казачий Северо-Донецкий кавалерийский полк (ком-р подполковник Н. Г. Петросянц, замполит батальонный комиссар Метелкин, начштаба майор В. А. Гречаниченко), 152-й Терский казачий Ростовский кавалерийский полк (ком-р подполковник В. В. Рудницкий), 35-й Кубанский казачий механизированный полк (ком-р полковник В. И. Тяпугин, замполит батальонный комиссар М. Гуревич, начштаба капитан А. Селезнев). По штатам каждый кавалерийский полк насчитывал 1 428 чел. личного состава, 1 506 лошадей и состоял из четырех «сабельных» эскадронов, пулеметного эскадрона (16 станковых пулеметов и четыре 82-мм миномета), полковой артиллерии (четыре 76-мм и четыре 45-мм орудия), зенитной батареи (три 37-мм зенитных орудия и три счетверенных зенитных пулеметных установки). Однако в июне 1941 г. штаты нигде не были полными; в 6-й кавдивизии, в частности, в полках не были сформированы зенитные батареи и минометные взводы. Далее в состав дивизии входили 15-й Терский казачий конно-артиллерийский дивизион, 64-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, 15-й артиллерийский парк, 17-й саперный эскадрон, 38-й отдельный эскадрон связи (ком-р майор Груша), 10-й отдельный дегазационный взвод, 26-й медико-санитарный дивизион, 3-й продовольственный транспорт, 20-й автотранспортный эскадрон, 255-й дивизионный ветеринарный лазарет, 10-й ремонтно-восстановительный батальон, 337-й полевой хлебозавод, 47-я походная ремонтная мастерская, 49-я шорно-седельная мастерская, 259-я полевая почтовая станция, 384-я полевая касса Госбанка, а также отделение военной прокуратуры.

Дивизия насчитывала 6 759 человек личного состава (при штатах в 8 968 чел.), из них – 608 чел. начкомсостава и 1 068 младшего начкомсостава; 5 758 лошадей (при штатах в 7 625 лошадей), в т.ч. – 4 122 строевых, 1 054 артиллерийских, 582 обозных; 175 автомашин, в т.ч. - 13 легковых, 91 грузовую, 71 специальную; 10 мотоциклов; 6 тракторов; 132 автоматических винтовки и автомата; 4967 винтовок и карабинов; 2408 револьверов и пистолетов; 155 ручных пулеметов; 64 станковых пулемета; 15 зенитных пулеметов; 20 45-мм противотанковых орудий; 24 76-мм полевых орудия; 4 76-мм зенитных орудия (при штатах в 8 орудий); 8 122-мм гаубиц; 48 танков БТ-7 (при штатах в 64 танка); 9 бронеавтомобилей БА-21 (при штатах в 18 бронеавтомобилей); 66 радиостанций; 65 полевых кухонь. При не достигающем штатов личном и конском составе, а также ощутимом недокомплекте в бронетехнике и катастрофическом недокомплекте зенитного вооружения боевой потенциал дивизии был значительно снижен. Впрочем, к сильным сторонам следовало отнести довольно высокий уровень боевой подготовки личного состава и отличный боевой дух, зиждившийся не только и не столько на преданности партии и советскому правительству, но и на боевых традициях казачества. Однако среди высшего и среднего начкомсостава дивизии выходцы из казаков составляли меньшинство.
В роковую ночь на 22 июня 1941 г. части 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии находились на местах своей постоянной дислокации в военных городках в Ломже и Езерках. Только два эскадрона 3-го Кубанского Белореченского полка (по сути включившие весь его строевой состав), усиленные двумя взводами танков, были 19 июня направлены на усиление 87-го отряда Погранвойск НКВД, прикрывавших госграницу на ломжинском направлении. После отбоя казаки, за исключением подразделений, несших караульную службу, спокойно отдыхали в казармах, даже не подозревая, что для очень многих из них следующий сон окажется вечным. Командиры и политработники, квартировавшие в «частном секторе», впрочем, в связи с ростом напряженности на границе были переведены с семьями на территорию военных городков. Тем не менее, в дивизии сохранялось внешнее спокойствие службы мирного времени. 21 июня в Ломжинском доме офицеров прошел праздничный вечер с танцами и банкетом по случаю выпуска младших лейтенантов, 22 июня, в воскресенье, ожидались дивизионные и корпусные конно-спортивные соревнования…
После полуночи командира 6-й кавдивизии генерал-майора Константинова, ночевавшего в расположении штаба, срочно вызвал к телефону начальник 87-го погранотряда майор И. М. Горбатюк и сообщил, что его наблюдатели фиксируют концентрацию на польской стороне границы больших сил германской пехоты, и что переход ими границы возможен в ближайшее время. Много сказано о упрямом нежелании высшего советского руководства верить в возможность агрессии со стороны гитлеровской Германии летом 1941 г., однако для командиров развернутых в приграничной полосе частей и соединений предчувствие войны буквально витало в воздухе. Им не было смысла обманывать себя. Во втором часу ночи командир 6-го кавкорпуса генерал-майор И. С. Никитин вызвал генерал-майора Константинова к себе; они прорабатывали алгоритм действий на случай перехода вермахтом границы. Около 3.00 утра 22 июня 1941 г. из штаба Западного военного округа по телефону был получен приказ «вскрыть красный пакет», что означало подъем войск по тревоге и выдвижение на намеченные им рубежи обороны. Командованию кавкорпуса была доведена печально знаменитая запоздалая «Директива командующего войсками Западного особого военного округа с объявлением приказа Народного комиссара обороны о возможности внезапного нападения немцев в течение 22-23 июня 1941 г.» Можно предположить, что для взвинченных до предела кавалерийских командиров это стало своего рода облегчением. Около 3.30 утра истошный вой «тревожных» сирен и голоса игравших тревогу кавалерийских горнов стали для казаков 6-й Кубано-Терской кавдивизии первыми звуками войны. Тем не менее, следуя приказу «быть в боевой готовности, но людей из казарм не выводить» (в котором впоследствии начштаба 94-го Кубанского Северо-Донецкого кавполка майор Гречаниченко предположил даже диверсию подключившейся к телефонным линиям дивизии немецкой агентуры), казаки начали выдвигаться на позиции только после того, как в небе появились самолеты люфтваффе первой волны.

Немецкие истребители прикрытия «прочесали» расположение 94-го кавполка пулеметный огнем, нанеся ему немалые потери в людях и лошадях, однако первая кровь не деморализовала полк, а, наоборот, придала ему боевой злости.
Мобильные и находившиеся в большей боеготовности кавалерийские полки дивизии около 4.00 утра выступили из военных городков через Гельчинский лес, чтобы занять оборону на правом берегу реки Нарев, прикрывая ломжинско-белостокское направление. 35-й механизированный полк несколько задержался, выводя и готовя к маршу свою бронетехнику. В это время первые подразделения 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии – развернутые на линии госграницы эскадроны 3-го Белореческого полка и танковые взводы - уже вступили в бой…
Ломжинский участок границы, имевший форму выступа, не находился на направлении главного удара германской группы армий «Центр». Севернее его перешли в наступление части 3-й танковой группы генерал-полковника Гота и 9-й армии вермахта, а южнее – знаменитая 2-я танковая группа хваленого немецкого танкового командира генерал-полковника Г. Гудериана и 4-я армия. Словно клещами охватывая главные силы советского Западного военного округа (с началом боевый действий – фронта), они должны были окружить их и захватить столицу Белорусской ССР Минск. Непосредственно «Ломжинский выступ», оборонявшийся частями советских 6-го кавкорпуса и 1-го стрелкового корпуса 10-й армии имел в планах гитлеровского наступления второстепенное значение. Его должны были захватить части 42-го и 7-го армейских корпусов вермахта.
Непосредственно против 6-й Кубано-Терской казачьей кавдивизии к югу от Ломжи наступала немецкая 23-я пехотная дивизия (23. Infanterie-Division), ком-р генерал-лейтенат Гейнц Гельмих (Heinz Hellmich), 7-го армейского корпуса 4-й армии – одно из лучших пехотных соединений вермахта, известное под прозвищем «Grenadierkopf» - «Голова гренадера», по дивизионной эмблеме. Впрочем, этот вывод можно сделать только на основании немецких боевых расписаний. Для казаков 6-й советской кавдивизии противник не имел имени – сведения разведки Западного военного округа о противнике были крайне отрывочны и недостоверны.

После артподготовки, осуществленной силами корпусной и дивизионной артиллерии, частям 23-й дивизии противника удалось успешно прорвать оборону советских погранвойск (хотя отдельные заставы 87-го погранотряда продержались в окружении от нескольких часов до суток и начали отход только по приказу) и развернуть наступление, в боевых порядках двигаясь в направлении Ломжи. Два эскадрона 3-го Белореченского Кубанского полка и танковые взвода, державшие оборону в приграничной полосе, были сбиты с позиций и разгромлены превосходящими силами противника; избежавшие гибели или плена казаки присоединились к еще сражавшимся пограничникам.
Около 10.00 22 июня на рубеже Ломжица-Завады в 1-2 км западнее Ломжи началось встречное сражение между наступающими частями немецкой 23-й пехотной дивизии и выдвигавшимися ей навстречу кавполками 6-й Кубано-Терской казачьей. Первым в бой вступил рвавшийся отомстить за погибших при авианалете товарищей 94-й Кубанский Северо-Донецкий полк, который с приближением противника спешился и развернулся в оборонительные порядки вдоль железнодорожной линии Ломжа-Лапы. Не успевшие даже отрыть индивидуальных стрелковых ячеек, казаки, тем не менее, не дрогнули под натиском опытной немецкой пехоты и, укрываясь за железнодорожной насыпью, встретили ее интенсивным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем. Завязался ожесточенный огневой бой, не раз переходивший в ближний. С подходом 48-го Кубанского Белоглинского и 152-го Терского Ростовского кавполков, смело контратаковавших в пешем строю, продвижение немецкой пехоты было остановлено. 35-й Терский механизированный полк, задержавшийся с выступлением, на марше подвергся сильным ударам германской авиации и понес значительные потери, однако все-таки сумел выйти на исходные рубежи. Когда на поле боя вышла советская бронетехника, гитлеровская пехота прекратила атаки и перешла к обороне. Захватить Ломжу с хода элитной 23-й пехотной дивизии вермахта не удалось: она натолкнулась на мужественное сопротивление такой же элиты Красной Армии – казаков. Точных данных о потерях сторон в ходе этого сражения нет (только в хронике боевых действий 23-й германской дивизии встречается информация о «170 эвакуированных раненых»), однако все советские источники в один голос утверждают, что гитлеровцы были изрядно потрепаны. Большие потери, несомненно, понесли и казаки, позиции которых, к тому же, весь день «утюжила» немецкая авиация. Однако, несмотря на все жертвы и неясную боевую обстановку на других участках фронта, настроение в боевых частях 6-й Кубано-Терской кавдивизии 22 июня было приподнятое: казаки почувствовали вкус победы! К сожалению, этому сладостному мигу вскоре было суждено смениться кровавой горечью поражеия…
До исхода дня 22 июня 6-я кавдивизия успешно держала оборону Ломжи. Однако обстановка на других участках Западного фронта на фоне стремительно развивавшегося германского наступления в это время катастрофически ухудшалась, а его штаб все больше терял контроль над ситуацией и выпускал из рук управление войсками. В частности, об успехе казаков в штабе фронта в Минске знали лишь то, что «6-й кавкорпус - южнее Ломжи», что явствует из Оперсводки №1, появившейся к 22.00 22 июня.

В то время, как боевое крещение 6-й Кубано-Терской казачьей дивизии оказалось удачным, ее тылы и подразделения обеспечения 22 июня ощутили на себе все трагические последствия полного господства немцев в воздухе, завоеванного люфтваффе в первые часы войны. Согласно боевому донесению №1 штаба 10-й армии, по состоянию на 14 часов 40 минут противник совершил «10 авианалетов, каждый по 30-35 самолетов… Ju-87, Do-17 и Do-53» на военные объекты 6-й кавдивизии и 6-го кавкорпуса в Ломже. В результате продолжавшие оставаться в местах дислокации казачьи тыловые подразделения понесли тяжелые потери, были практически уничтожены склады боеприпасов и ГСМ и других боевых и вспомогательных метериалов. По свидетельствам очевидцев, пожары в разрушенных бомбами военных городках бушевали более суток, а над горящим складом горючего в воздух поднимался столб пламени и дыма, заметный за много километров. Таким образом, 6-я кавдивизия в первые же часы войны лишилась своего тыла и, как результат, столь необходимого для регулярной боевой деятельности снабжения.__________________________________________________________М.Кожемякин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Отрывок из книги

В это время большой паром начал причаливать к берегу. Стоявшая на нем толпа людей еще издали махала руками. Это были козаки в оборванных свитках. Беспорядочный наряд — у многих ничего не было, кроме рубашки и коротенькой трубки в зубах, — показывал, что они или только что избегнули какой-нибудь беды, или же до того загулялись, что прогуляли все, что ни было на теле. Из среды их отделился и стал впереди приземистый, плечистый козак, человек лет пятидесяти. Он кричал и махал рукою сильнее всех, но за стуком и криками рабочих не было слышно его слов.
— А с чем приехали? — спросил кошевой, когда паром приворотил к берегу.
Все рабочие, остановив свои работы и подняв топоры и долота, смотрели в ожидании.
— С бедою! — кричал с парома приземистый козак.
— С какою?
— Позвольте, панове запорожцы, речь держать?
— Говори!
— Или хотите, может быть, собрать раду?
— Говори, мы все тут.
Народ весь стеснился в одну кучу.
— А вы разве ничего не слыхали о том, что делается на гетьманщине?
— А что? — произнес один из куренных атаманов.
— Э! что? Видно, вам татарин заткнул клейтухом уши, что вы ничего не слыхали.
— Говори же, что там делается?
— А то делается, что и родились и крестились, еще не видали такого.
— Да говори нам, что делается, собачий сын! — закричал один из толпы, как видно, потеряв терпение.
— Такая пора теперь завелась, что уже церкви святые теперь не наши.
— Как не наши?
— Теперь у жидов они на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни нельзя править.
— Что ты толкуешь?
— И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на святой пасхе, то и святить пасхи нельзя.
— Врет он, паны-браты, не может быть того, чтобы нечистый жид клал значок на святой пасхе!
— Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей — ничего нет, и вы не слышите, что делается на свете.
— Стой, стой! — прервал кошевой, дотоле стоявший, потупив глаза в землю, как и все запорожцы, которые в важных делах никогда не отдавались первому порыву, но молчали и между тем в тишине совокупляли грозную силу негодования. — Стой! и я скажу слово. А что ж вы — так бы и этак поколотил черт вашего батька! — что ж вы делали сами? Разве у вас сабель не было, что ли? Как же вы попустили такому беззаконию?
— Э, как попустили такому беззаконию! А попробовали бы вы, когда пятьдесят тысяч было одних ляхов! да и — нечего греха таить — были тоже собаки и между нашими, уж приняли их веру.
— А гетьман ваш, а полковники что делали?
— Наделали полковники таких дел, что не приведи бог и нам никому.
— Как?
— А так, что уж теперь гетьман, заваренный в медном быке, лежит в Варшаве, а полковничьи руки и головы развозят по ярмаркам напоказ всему народу. Вот что наделали полковники!

Всколебалась вся толпа. Сначала пронеслось по всему берегу молчание, подобное тому, как бывает перед свирепою бурею, а потом вдруг поднялись речи, и весь заговорил берег.

— Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан! Как! чтобы попустить такие мучения на Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот так поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!

Такие слова перелетали по всем концам. Зашумели запорожцы и почуяли свои силы. Тут уже не было волнений легкомысленного народа: волновались всё характеры тяжелые и крепкие, которые не скоро накалялись, но, накалившись, упорно и долго хранили в себе внутренний жар.

— Перевешать всю жидову! — раздалось из толпы. — Пусть же не шьют из поповских риз юбок своим жидовкам! Пусть же не ставят значков на святых пасхах! Перетопить их всех, поганцев, в Днепре!

Слова эти, произнесенные кем-то из толпы, пролетели молнией по всем головам, и толпа ринулась на предместье с желанием перерезать всех жидов.
Бедные сыны Израиля, растерявши все присутствие своего и без того мелкого духа, прятались в пустых горелочных бочках, в печках и даже заползывали под юбки своих жидовок; но козаки везде их находили.

— Ясновельможные паны! — кричал один, высокий и длинный, как палка, жид, высунувши из кучи своих товарищей жалкую свою рожу, исковерканную страхом. — Ясновельможные паны! Слово только дайте нам сказать, одно слово! Мы такое объявим вам, чего еще никогда не слышали, такое важное, что не можно сказать, какое важное!
— Ну, пусть скажут, — сказал Бульба, который всегда любил выслушать обвиняемого.
— Ясные паны! — произнес жид. — Таких панов еще никогда не видывано. Ей-богу, никогда! Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на свете!.. — Голос его замирал и дрожал от страха. — Как можно, чтобы мы думали про запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те, что арендаторствуют на Украйне! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт знает что. То такое, что только поплевать на него, да и бросить! Вот и они скажут то же. Не правда ли, Шлема, или ты, Шмуль?
— Ей-богу, правда! — отвечали из толпы Шлема и Шмуль в изодранных яломках, оба белые, как глина.
— Мы никогда еще, — продолжал длинный жид, — не снюхивались с неприятелями. А католиков мы и знать не хотим: пусть им черт приснится! Мы с запорожцами, как братья родные...
— Как? чтобы запорожцы были с вами братья? — произнес один из толпы. — Не дождетесь, проклятые жиды! В Днепр их, панове! Всех потопить, поганцев!

Эти слова были сигналом. Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе. Бедный оратор, накликавший сам на свою шею беду, выскочил из кафтана, за который было его ухватили, в одном пегом и узком камзоле, схватил за ноги Бульбу и жалким голосом молил:

— Великий господин, ясновельможный пан! я знал и брата вашего, покойного Дороша! Был воин на украшение всему рыцарству. Я ему восемьсот цехинов дал, когда нужно было выкупиться из плена у турка.
— Ты знал брата? — спросил Тарас.
— Ей-богу, знал! Великодушный был пан.
— А как тебя зовут?
— Янкель.
— Хорошо, — сказал Тарас и потом, подумав, обратился к козакам и проговорил так: — Жида будет всегда время повесить, когда будет нужно, а на сегодня отдайте его мне. — Сказавши это, Тарас повел его к своему обозу, возле которого стояли козаки его. — Ну, полезай под телегу, лежи там и не пошевелись; а вы, братцы, не выпускайте жида.

Сказавши это, он отправился на площадь, потому что давно уже собиралась туда вся толпа. Все бросили вмиг берег и снарядку челнов, ибо предстоял теперь сухопутный, а не морской поход, и не суда да козацкие чайки — понадобились телеги и кони. Теперь уже все хотели в поход, и старые и молодые; все, с совета всех старшин, куренных, кошевого и с воли всего запорожского войска, положили идти прямо на Польшу, отмстить за все зло и посрамленье веры и козацкой славы, набрать добычи с городов, зажечь пожар по деревням и хлебам, пустить далеко по степи о себе славу. Все тут же опоясывалось и вооружалось. Кошевой вырос на целый аршин. Это уже не был тот робкий исполнитель ветреных желаний вольного народа; это был неограниченный повелитель. Это был деспот, умевший только повелевать. Все своевольные и гульливые рыцари стройно стояли в рядах, почтительно опустив головы, не смея поднять глаз, когда кошевой раздавал повеления; раздавал он их тихо, не вскрикивая, не торопясь, но с расстановкою, как старый, глубоко опытный в деле козак, приводивший не в первый раз в исполненье разумно задуманные предприятия.

Николай Васильевич Гоголь «Тарас Бульба» — http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0040.shtml

ЧТО ПИШУТ ОБ ЭТОМ В СЕТИ

«Польские магнаты и шляхтичи не были склонны заниматься управлением своими обширными и иногда отдаленными поместьями и сдавали их в аренду евреям, многие из которых фактически стали их экономическими советниками. Нередко помещики и сами умудрялись становиться должниками евреев.

Они с легкостью перепоручали управление евреям-арендаторам, умеющим круто вести дела, не заботясь о памяти истории. Родилась даже польская поговорка: "Каждый граф должен иметь своего Менделя"»

«Еврей мог взять в аренду как корчму, мельницу, пруд, так и целое магнатское поместье, группу сёл и местечек со всеми их жителями, находившимися под юрисдикцией владельца, права которого переходили к арендатору.

Кроме того, сами арендаторы могли приобретать рабов (как правило, на ограниченное время); по сохранившимся свидетельствам, в отдельных случаях рабы, принадлежавшие евреям, принимали иудаизм».

«Восстание казаков под руководством Богдана Хмельницкого против власти Речи Посполитой в 1648—1654 годов сопровождалось массовым уничтожением евреев. И завершилось присоединением Украины к России».

Еврейский хронист Натан Ханновер писал:

«[Евреи] были откупщиками податей для шляхты, и это было обычным делом... среди большинства евреев в украинских землях. Поскольку они были управляющими [то есть арендаторами] во всех имениях... это возбуждало зависть крестьян и послужило причиной массовых расправ».

Еврейский писатель Владимир Жаботинский, о «Тарасе Бульбе».

«Ничего подобного по жестокости не знает ни одна из больших литератур. Это даже нельзя назвать ненавистью, или сочувствием казацкой расправе над жидами: это хуже, это какое-то беззаботное, ясное веселье, не омраченное даже полумыслью о том, что смешные дрыгающие в воздухе ноги — ноги живых людей, какое-то изумительно цельное, неразложимое презрение к низшей расе, не снисходящее до вражды» — Владимир Жаботинский, еврейский писатель о «Тарасе Бульбе».

* * *

«Нет, Николай Васильевич Гоголь объективно не антисемит. В первую очередь, Гоголь — национальный писатель, который написал героический эпос о подвиге казаков.

"Тарас Бульба" — это героический эпос, события которой имели место быть в реальной жизни. Н. В. Гоголь, будучи нормальным русским писателем, отобразил не какие-то свои фантазии, нет и нет. Он отобразил исторические реалии того времени, он отобразил нашу историю и то, что волновало людей. …В России были и остались люди, которые не будут в угоду сомнительным личностям подменять факты, замалчивать и унижаться, и Гоголь как раз был таким. Его могут сколько угодно обвинять в насмешке над трагедией, в издевательстве и жестокости — Гоголь был русским национальным писателем, Гоголь русский национальный писатель, Гоголь всегда будет русским национальным писателем».