Молодая, но изможденная женщина уверенно держала руль, глядя на дорогу перед собой. Несмотря на её молодой облик, глаза выдавали внутреннюю усталость — взгляд той, кто видела слишком многое. Пятерка, глухо урча мотором, неслась вдоль извилистого побережья. Каменистые холмы и редкие деревья мелькали в окнах, как воспоминания о прошлом, не дающие покоя.
Её взгляд упал на знак впереди: старый, побитый ветром указатель показывал на неприметный съезд. Замедлив, Женщина перестроилась вправо и свернула с основного шоссе. Узкая дорога, выложенная неровными камнями, петляла между редкими соснами, упираясь в тёмное побережье. Впереди она увидела моторную лодку, которая ждала её у заброшенного причала. Море было спокойной чистой линией, а на небе не было ни облака.
Женщина остановила машину, заглушила двигатель и на мгновение замерла, опираясь руками на руль. Дыхание её стало медленным, почти мерным, но в глазах всё ещё вспыхивали скрытые тени волнений. Она взяла дипломат с пассажирского сиденья и вышла. Морской ветер обдал её лицо солёной прохладой, запах водорослей смешивался с сыростью старого дерева.
Причал был прогнившим, доски под ногами скрипели, напоминая о своей старости. На краю причала лежал небольшой незапечатанный конверт. Женщина подняла его, открыв аккуратным движением. Внутри оказался прямоугольник плотной бумаги с надписью: "Дома нет. Ты ничего не увидишь. Доверься слуху." Вместе с запиской лежала чёрная длинная повязка, мягкая на ощупь. Знак доверия, знак подчинения — она ненавидела оба. Но повязка была знаком, что её решение уже не изменить. Она глубоко вдохнула, сложила записку обратно в конверт, на мгновение сжала его в руках и села в лодку.
Едва мотор загудел, профессор, не дрогнув, повязала повязку на глаза. Мир исчез, погрузившись в густую темноту. Остался только звук — ритмичный плеск волн и слабое жужжание мотора. Она выровняла лодку, доверяя слуху, как её просили, — ловя каждый шорох, каждый вздох моря.
Тут она начала улавливать странный механический звук, похожий на тихое, но уверенное клацанье часов. Он был ровным и последовательным, но с лёгким акцентом, как будто каждое тиканье несло в себе нечто большее, чем просто отсчёт времени. Этот звук, который с каждым моментом становился всё отчётливее, как будто вел её в нужную сторону.
Профессор, не раздумывая, направила моторную лодку в сторону источника звука. Мотор с мягким урчанием откликнулся на её усилия. Лодка не торопилась, тиканье становилось всё громче, отдаваясь в ушах, как нарастающий механический отсчёт. И вот, наконец, лодка с характерным ударом коснулась старого причала, при этом тикающий звук исчез, как если бы его роль была исполнена.
Женщина сняла повязку, и перед её глазами, как из неоткуда, предстал остров. Он был не просто чёрным, он был единым монолитом из обсидиана — тёмным и зеркально-гладким, будто выплавленным из самой тьмы. Свет бледного солнца отражался на его поверхности неровными бликами, напоминая молчаливое предупреждение. Остров возвышался над водой, холодный, длинный и безжизненный, как тонкий сгнивший палец, торчащий из глубин.
Профессор осторожно ступила на причал, из ветхого дерева, которое казалось бы, давно должно было развалиться. Доски под её ногами были иссечены временем, черны, будто уголь, но, странным образом, оставались крепкими. Причал вел прямо к вбитым в обсидиан доскам, которые образовывали нечто вроде круговой лестницы, ведущей наверх.
Она наступила на первую доску лестницы. Дерево скрипнуло под её весом, но не поддалось. Подниматься приходилось медленно: ступени местами отсутствовали, торчащие куски досок напоминали обломки зубов, вырванных из угрюмого рта острова. Каждый шаг сопровождался глухим эхом, которое будто бы разносилось не в воздухе, а внутри неё.
Добравшись до вершины, женщина остановилась, чтобы перевести дыхание, и взглянула на дом. Он был небольшим, почти крошечным, но в его облике читалась пугающая угрюмость. Крыша провалилась с одной стороны, окна пустыми глазницами смотрели на неё, но сам дом был крепок, как и всё вокруг, словно время для всего острова замерло.
На крыльце стояла массивная дверь, обитая грубыми железными полосами. Она не казалась запертой, но излучала такое напряжение, что женщина на мгновение замерла. Затем, сжав дипломат крепче, шагнула к двери, чувствуя, как каждый её шаг гулко отзывается в неподвижной тишине острова. Подойдя к двери, она положила ладонь на поверхность двери. Металл был холодным, а дерево оказалось шероховатым, словно оно пережило бесконечные дожди и ветра. На мгновение женщина задержалась, прислушиваясь: тишина была абсолютной, как будто сам воздух вокруг неё затаил дыхание.
С лёгким усилием она надавила на дверь, и та медленно поддалась, скрипя низким, протяжным звуком, будто бы её не открывали веками. Внутри было темно, только тусклый свет, пробивающийся сквозь щели и пустые оконные рамы, слегка освещал пространство. Пол был таким же гнилым на вид, но держался крепко под её шагами. В центре комнаты стоял простой деревянный стол, а за ним — старый стул с высокой спинкой, который, несмотря на общий обветшалый вид, выглядел странно массивным. Но больше всего внимания привлекала печатная машинка, стоявшая на столе. Она не вписывалась в окружающий пейзаж: слишком новая, слишком чистая, будто только что поставленная. Чёрный корпус отливал глянцем, а металлические клавиши поблёскивали, как глаза существа, ожидающего свою жертву. Рядом с машинкой лежала аккуратная стопка белоснежной бумаги — ещё одно несоответствие среди запустения.
Чернова подошла ближе, осторожно положив дипломат на стол. Она провела пальцем по машинке, проверяя её реальность. Клавиши поддались под лёгким нажатием, издав короткий механический звук, печатная машинка тут же ожила. Клавиши начали двигаться сами собой, со скоростью, которая казалась нечеловеческой. Бумага зашуршала, и на чистом листе стали появляться буквы.
Едва Чернова села на стул, печатная машинка снова ожила. Клавиши забарабанили с чётким ритмом, выбивая текст на белоснежной бумаге. Слова появлялись строго, с безупречной аккуратностью, как будто были продиктованы кем-то, чьё терпение подходило к концу:
«Товарищ Чернова, вы прибыли с опозданием. Мы ожидали вас двое суток назад. Объясните причину задержки. Напоминаем, что время — ресурс, которым КУИР не располагает. Сообщаем, что за последние 24 часа ситуация приобрела критический характер. Утрачены Казахская ССР и Украинская ССР. Дальнейшее промедление неизбежно приведёт к катастрофическим последствиям. Ваша подготовка в рамках проекта "Второй шанс" завершена? Никакие личные обстоятельства или технические сложности не являются оправданием. Ожидаем подтверждения готовности и отчёта о выполнении задачи»
Текст закончился, но машинка продолжала тихо постукивать, как будто в ожидании ответа. Чернова смотрела на распечатанное сообщение, чувствуя, как напряжение сжимает её грудь. Ошибок быть не могло. Каждое слово здесь было одновременно обвинением и требованием, очень в духе КУИР.
— "Два дня назад", — пробормотала она тихо, без намёка на дрожь в голосе, но с тем стальным оттенком, который выдавал нарастающее раздражение. — Чуть ли не вплавь из Крыма сюда добиралась, а они требуют объяснений…
Она положила руки на клавиши. Механизм тут же ожил, но уже под её контролем. Чернова быстро, но аккуратно набирала текст ответа, отдавая ему ту же чёткость и безупречность, что требовали от неё:
“Сообщаю, немедленно после получения приказа покинула Севастополь и направилась к указанной точке. Прошлые двое суток провела в пути, включая пересечение штормовой зоны. Ни минуты времени не было потрачено впустую. Напоминаю, что я являюсь инициатором и основателем проекта “Второй шанс”, а также первой, кто идентифицировал паттерны пространственно-временных разрывов. Именно мои исследования легли в основу протоколов по стабилизации данных аномалий. В связи с этим считаю необходимым подчеркнуть, что конструктивное взаимодействие требует взаимоуважения. Ожидаю соответствующего подхода в дальнейшей работе».
Чернова внимательно посмотрела на отпечатанный текст, её лицо оставалось невозмутимым, но пальцы чуть сильнее сжали края стола. Она убрала документ в сторону, не спуская глаз с печатной машинки.
Та молчала всего несколько мгновений, но это молчание показалось ей настораживающим. Вдруг клавиши снова ожили, издавая резкий механический стук, словно кто-то печатал с нарастающей настойчивостью:
«Мы ещё вернёмся к этому разговору.
Ваши достижения, какими бы значимыми они ни были, не освобождают вас от соблюдения протоколов. Координация действий является основой нашей работы. Каждый ваш шаг должен быть заранее согласован с Советом. Время остаётся нашим самым критичным и ограниченным ресурсом, и его потери недопустимы.
Тем не менее, переходим к ключевым вопросам. Вы завершили расчёты по месту и времени появления Объекта? Уточните, какие результаты были достигнуты на других этапах проекта “Второй шанс”. Нам необходимо полное обновление данных для дальнейшего моделирования».
Чернова, скрестив руки на груди, мрачно смотрела на текст. Машинка затихла, выжидая её ответ.
Чернова набрала глубокий вдох, склонилась над машинкой и начала печатать:
«Благодарю за проявленный интерес к моему проекту и предоставленные мне полномочия. Сообщаю, что моя команда достигла значительных успехов в разработках. Особо подчеркну, что временные искажения, предоставленные НИПом-45, сыграли ключевую роль в наших исследованиях и позволили сформировать основу для дальнейшей работы.
Однако напомню, что наш прогресс остаётся ограничен недостатком кадров. Катаклизм ещё не начался в нашем временном континууме, что предоставляет уникальную возможность для упреждающих действий. Насколько мне известно, вы ранее обещали направить одного из ваших ведущих исследователей для ускорения нашей работы. Хотелось бы уточнить, когда эта поддержка станет доступной.
Также докладываю, что с помощью Дома мне удалось установить связь с Павлом Сергеевичем Яковлевым. Его участие позволило нам продвинуться на шаг ближе к реализации проекта. Благодаря установленному ИРС, он теперь способен выдерживать воздействия временных Искажений и участвовать в прямых тестах.
Тем не менее, остаётся нерешённым вопрос создания специализированного контейнера или, скорее, ловушки для стабилизации Объекта. Реализация данной задачи требует дополнительных человеческих и материальных ресурсов, которых в настоящий момент не хватает. Ожидаю вашего содействия по этому вопросу».
Она откинулась назад, оценивающе взглянув на ровные строки на бумаге, и приготовилась к ответу.
«Мы рады отметить, что реализация проекта "Второй шанс" идёт с минимальными осложнениями, и ценим ваш вклад в достижение поставленных целей.
Ваш запрос о необходимости дополнительной поддержки был рассмотрен. Для участия в проекте мы выбрали профессора Карла Вейсмана, чьи выдающиеся аналитические способности и способность адаптироваться к нестандартным задачам делают его идеальным кандидатом для выполнения данной роли.
В ближайшее время мы предоставим вам точные пространственно-временные координаты места встречи. Убедитесь, что необходимые условия для координации его работы и интеграции в текущую исследовательскую группу будут подготовлены».
Через секунду тёщины Чернова яростно застучала по клавишам, едва сдерживая эмоции, которые бурлили внутри.
«Вейсман? Серьёзно? Вы что, издеваетесь? Из всех возможных вариантов вы выбрали этого гребаного нациста? Человека, который даже не скрывает, что боготворит нацизм!
Вы хоть понимаете, что вы делаете? Этот ублюдок с его "гениальным умом" — это бомба замедленного действия! Как вы можете быть уверены, что он не исказит проект в угоду своим больным убеждениям? Или вы хотите, чтобы весь труд, который мы вложили, пошёл коту под хвост, потому что вы решили сыграть в "научный компромисс"?
Я столько лет убивалась над этим проектом, чтобы теперь мне пришлось работать с человеком, который, по сути, презирает всё, что мы пытаемся сохранить. Нет, я так просто это не оставлю. Либо вы объясняете, почему именно он, либо я требую другого кандидата. Это уже за гранью абсурда!»
Она закончила стучать и откинулась назад, чувствуя, как адреналин пульсирует в висках. "Вейсман", — мысленно повторила она с отвращением.Чернова раздражённо вздохнула, прежде чем машинка вновь ожила, выбрасывая на бумагу ровные строчки.
«Мы понимаем вашу озабоченность и настороженность, но хотим подчеркнуть, что профессор Вейсман уже неоднократно доказывал свою лояльность и преданность делу КУИР. Его участие в ряде критически важных проектов принесло результаты, которые иначе были бы невозможны.
Мы уверены, что его уникальные знания и опыт станут ценным дополнением к вашей работе и помогут ускорить реализацию ключевых этапов “Второго шанса”. Просим вас довериться нашему решению и дать ему возможность проявить себя в вашем проекте.
Кроме того, хотим напомнить, что данное назначение было утверждено ГлавСоветом КУИР. Это решение окончательное и пересмотру не подлежит. Мы уверены, что ваша профессиональная дисциплина позволит вам сосредоточиться на общей задаче и эффективно взаимодействовать с назначенным специалистом.
Вам все ясно?»
Чернова ощутила, как каждое слово на бумаге пронизывало её, холодное и острое, как лезвие ножа. Они звучали не только как инструкция, но и как напоминание о её месте. Каждый символ был точно выверен, будто с намерением заставить её вспомнить, кто именно диктует правила игры. Словно эти слова должны были поставить её на место, показать, что решения уже приняты и здесь она играет роль исполнителя.
Чернова почувствовала, как напряжение сжалось в её груди, но она быстро подавила это ощущение. Она много раз сталкивалась с подобным и сейчас от нее мало что зависело. Провела рукой по лицу, глубоко вздохнула и вернулась к машинке. Она выверила каждую мысль, чтобы её ответ звучал безукоризненно и демонстрировал профессионализм.
«Принято. Решение Главсовета не подлежит обсуждению, и я уважаю его авторитет. Уверена, профессор Вейсман действительно обладает выдающимися знаниями, которые помогут продвинуть проект “Второй шанс”. Моя задача — обеспечить максимальную эффективность работы команды, вне зависимости от личных предпочтений. Ожидаю координаты и инструктаж для предстоящей встречи.»
Слова получились холодными, безупречно формальными, как того и ожидали от неё. Чернова привыкла к такой необходимости — чётко соблюдать формальности, подавлять эмоции, отводить личные обиды в сторону. Эта маленькая вспышка гнева была опрометчивой. В конце концов, КУИР был похож на живой организм, трепещущий, но беспристрастный. Этот организм постоянно заменял старые и изношенные клетки на новые, безжалостно отсекая тех, кто не справлялся или оказывался ненужным. Это был неостановимый цикл, отточенный временем. Чернова понимала: по завершении проекта её собственная судьба будет полностью зависеть от решения Совета. Доказывать полезность — значит выжить.
Печатная машинка застрекотала, выплёвывая последний лист. Чернова сняла его с валика, быстро пробежала глазами по координатам, сверяясь с поставленными задачами. Все выглядело логично, без излишеств — ровно столько информации, сколько требовалось.
Она решительно сложила бумагу, убрала её в папку и покинула дом, чувствуя, как влажный воздух обволакивает лицо. Сделав несколько шагов по знакомому, черному камню, она услышала громкий щелчок, резко раздавшийся за её спиной. Чернова мгновенно обернулась, но позади не оказалось ни пишушей машинки, ни дома. Тот словно растворился, исчез вместе с черными досками, которые минуту назад ещё скрипели под её ногами. Только каменистая равнина из обсидиана простиралась за её спиной, гладкая и пугающе безмолвная. Лишь слабый ветер нарушал её тишину, тихо шепча что-то невнятное, будто насмехаясь.
Чернова стояла неподвижно, наблюдая за этим исчезновением, но её лицо оставалось бесстрастным. Она знала, что это место не принадлежит реальности в привычном понимании. Дом, как и всё, что было внутри него, исполнил свою функцию и исчез, как исчезают иллюзии, когда в них больше нет необходимости. Очень в стиле КУИР.
Она развернулась и направилась к лодке. Работа не ждёт, нечто медленно распространяет трещины, они растут пожирая дома, улицы, города, континенты.
Трещин все больше, времени все меньше.
(P.C. Очень скоро вы получите что то очень интересное. Ждите товарищи!)
