Грозный: что случилось с моим сыном?!
Но через много лет Грозный все это "припомнил" советникам, Старицким и боярам.
В конце 1559 года царь рассорился с Сильвестром. Строгий и деспотичный советник старался держать Ивана в подчинении. Но внушительный тон и слова о Божьем суде могли произвести впечатление на семнадцатилетнего юнца, но не на тридцатилетнего мужа. К этому времени определенно сложились политические взгляды царя, и в них никто не мог навязывать волю самодержцу.
Алексей Адашев еще в начале 1560-го руководил дипломатией. В мае того же года Грозный отправил его в Ливонию, в довольно высоком командном чине, но в этом уже можно было рассмотреть опалу. Царь начал сваливать неудачи в войне на советника. Когда взяли Феллин, одну из важнейших ливонских крепостей, царь приказал Адашеву стать там воеводой. Это было сильное понижение, как если бы министра поставили на пост мэра. Фактически, царь отстранил советника от управления государством.
Сильвестр попытался помочь товарищу, но царь не поддавался. Тогда протопоп заявил, что он уходит на покой в монастырь. Наверняка, Сильвестр надеялся, что Грозный будет умолять его остаться. Но царь не только отпустил бывшего наставника, но и благословил его.
Тем временем, Грозный отнял земли у Адашева, впрочем, наделив его другими, но менее важными. Второй воевода в Феллине затеял с Адашевым унизительный местнический спор, и царь, вместо того, чтобы поддержать бывшего советника, перевел его в Юрьев, не дав никакой должности.
На дальнейшую судьбу и Сильвестра, и Адашева повлияла смерть жены Грозного, царицы Анастасии. Есть устойчивое мнение, что царица оказывала благое воздействие на вспыльчивого царя. Он ее действительно очень любил, и она действительно могла влиять на решения Ивана. Царица тяжело заболела осенью 1559, и так и не оправилась. 7 августа 1560 она умерла. Ей было примерно 25 лет.
Анастасия на памятнике тысячелетия руси, между Сильвестром и Адашевым. А где Грозный? А нету!
Царица любила вышивать. Пример творчества
У Сильвестра и Адашева были с Анастасией неприязненные отношения. После ее смерти родственники, Захарьины, стали нашептывать царю, что жену околдовали и сжили со свету зловредные советники. Грозный отнесся к обвинениям серьезно и организовал комиссию по выявлению колдовства - вполне обычное дело по временами 16 века. Но к каким выводам пришла эта комиссия, неизвестно. Адашев умер под стражей от "огневицы", а Сильвестр сослан в Соловецкий монастырь, где и закончил свои дни.
Несколько лет назад гробница царицы Анастасии была вскрыта для изучения. Кстати, отлично сохранилась ее коса. Вот волосы-то и были исследованы. Оказалось, что содержание ртути, мышьяка и свинца в них многократно повышено. Конечно, первым делом это попытались объяснить использованием лекарств и косметики того времени, которые содержали эти полезные вещества в больших дозах. Но даже если допустить, что царица пользовалась косметикой и лекарствами каждый день, содержание ядов все равно слишком высоко. А вот кто, возможно, отравил Анастасию, скорее всего останется загадкой.
Ссылки на исследования тыц тыц
Иван Грозный, безусловно, был привязан к Анастасии, но это не помешало ему уже через две недели начать хлопоты по второму браку. Через год он женился на кабардинской княжне с нежным именем Кученей, крещеной как Мария, Мария Темрюковна.
После отставки Адашева и Сильвестра царь затеял политические перестановки. Он окружил себя родственниками покойной жены, Захарьиными, фактически передав в их руки власть. Таким образом, Иван попытался усилить свою власть, ведя правление руками лично преданных и зависимых людей. Старая влиятельная знать оказалась оттеснена на обочину политики. Естественно, боярство возмутилось.
Также вызывало возмущение и усиление позиций чиновничьего аппарата. Курбский, главный оппозиционер эпохи, позже напишет, что мерзких чиновников еще и выбирают из незнатных людей, поповичей, а то и всенародства.
Новая земельная реформа перераспределила землевладения, ущемив крупную аристократию.
Ущемленные, но не сломленные бояре смотрели в сторону Литвы как на убежище и помощь. Перебежал в Литву уже упомянутый Вишневецкий, пытался бежать глава Боярской думы Бельский. За него, кстати, встало горой боярство и царь его простил, а потом Бельский и вовсе возглавил Думу. Пограничный князь Воротынский был заподозрен в намерении перевести свое владение в Литву. Что характерно, официально его обвинили не в этом, а в колдовстве. Князя приговорили к заключению.
В 1562-64 годах количество конфликтов между царем и элитой непрерывно растет. Что характерно, репрессии носят сравнительно мягкий характер. Князя Курлятева за “великие измены” постригли в монахи. Сопротивление росло. За князя Воротынского боярство внесло залог в 15 тысяч, специально увеличенный царем. За такие деньги можно было купить около 50 деревень.
Побеги в Литву стали таким обычным делом, что в 1564 году летописец с удовлетворением отметил: «В государеве вотчине в городе Полотце всякие осадные люди, дал Бог, здорово: а толко один изменник государьскои убежал с сторож к литовским людям, новоторжец сын боярский Осмой Михайлов сын Непейцына». Бежали прямо из действующей армии. В Литве это встречали с большим удовлетворением. На сейме 1563 года король заявил, что «надеется на то, что, если бы только войско его королевской милости показалось на Москве (то есть на русской территории. — Б.Ф.), много бояр московских, много благородных воевод, притесненных тиранством этого изверга, добровольно будут приставать к его королевской милости и переходить в его подданство со всеми своими владениями».
Летом 1563 года царь Иван получил донос от сидящего в тюрьме дьяка своего двоюродного брата, Владимира, что тот с матерью чинят некие неправды. Официальное расследование все подтвердило, к сожалению, неизвестно, что за неправды. Судя по всему, участие в заговоре по возведению Владимира на престол. Иван брата простил, но тетку постриг в монахини.
По мере усиления сопротивления знати репрессии становились более жестокими. Возможно, зависимость была и обратной. На передний план среди сподвижников царя выдвигалась фигура Алексея Басманова, чей сын, Федор, становился фаворитом царя. Басманов, судя по всему, был сторонником жесткой линии.
В начале 1564 года случилось поражение русской армии при Уле, о чем я писал в прошлой части. Грозный подозревал то, что его планы выдала в Литву боярская оппозиция и приказал казнить двух бояр, которых считал виновных больше всех - Репнина и Кашина. Это были герои взятия Полоцка.
В “Истории” Курбского об этом рассказано так. После отставки Сильвестра царь все чаще стал устраивать пиры с увеселениями. Во время одного из них царь с приятелями пустились в пляс со скоморохами. Репнин стал громко выговаривать царю за греховное поведение. Тот попытался урезонить боярина, надел на него маску и предложил присоединиться к веселью. Но тот сорвал маску и растоптал ее ногами. Тогда Грозный приказал вытолкать Репнина взашей, а затем и вовсе казнил. Хоть это, скорее всего и выдумка, но она хорошо передает, что боярство не поддавалось запугиванию казнями.
Тем временем, внешнеполитическая обстановка для Русского государства сильно осложнялась. После славного взятия Полоцка, как я писал в прошлой части, начались неудачи. Крымский хан вторгся в Россию дважды, в 1562 и, гораздо масштабнее, в 1564 годах. Россия втягивалась в тяжелую войну на нескольких фронтах. И в этой обстановке бежит к врагу Ивана Грозного, Сигизмунду II, русский наместник в Ливонии, Андрей Михайлович Курбский.
Род Курбских происходил, ни много, ни мало, из боковой ветви ярославских Рюриковичей. Так что князь был аристократом высокого ранга. Почти ровесник Ивана IV, старше его всего на три года, наверное, это помогло им сдружиться. Смолоду князь был храбрым воином, успешно участвовал в казанском походе, руководил штурмом города, был несколько раз тяжело ранен.
Видимо, во время казанского похода молодые люди сдружились. То, что царь и князь были друзьями, доказывает, что Иван Васильевич много раз брал Курбского с собой в поездки, в немногочисленную свиту, поручал ему не по возрасту ответственные задания, отправлял в важнейшие походы. Да и в целом, факт их дружбы подтверждают все историки.
На чем они сошлись? Может, вместе они разрабатывали планы походов, князь был талантливым полководцем. А может, как предположил историк Борис Флоря, на почве любви к книгам и глубокой религиозности. Так или иначе, Курбский был одним из самых близких царских сподвижников.
С началом Ливонской войны Курбский постоянно находится на театре боевых действий, возглавляя ответственные операции. Сражается блестяще, исключая неудачу под Невелем в 1562 году. Гораздо позже, в переписке, Иван Грозный издевался над Курбским за это поражение, говоря, что князь с 15 тысячами проиграл четырехтысячному литовскому войску. Современные исследователи считают, что царь сильно завысил численность русских войск и значение самого поражения, которое, скорее, было ничьей.
Но некоторые исследователи считают, что с этого момента началась царская немилость над Курбским. Сомнительно, потому что никаких последствий для князя позже не было. Наоборот, Грозный взял его с собой на осаду Полоцка, а затем назначил воеводой в Юрьеве, что означало и власть наместника над всей русской Ливонией.
В должности юрьевского наместника можно увидеть некое зловещее предзнаменование. Ведь это была последняя должность Адашева перед арестом и смертью. Но на власть Курбского в Юрьеве никто не претендовал, никто не унижал его, тем более, не арестовывал. Князь пробыл на должности год, вполне благополучно.
Но однажды ночью, 30 апреля 1564 года, Андрей Курбский спустился по веревке со стены города и с несколькими верными слугами ускакал в город Вольмар, где стояли литовцы. Он это сделал настолько поспешно, что бросил жену и все имущество.
Князь явно чего-то боялся, но страхи его, по крайней мере внешне, были преувеличены. В любом случае, в начале 1564 года жизни Курбского ничего не угрожало, даже если он и находился в опале у Грозного, что подтверждается слабо.
Б. Флоря считает, что Курбский боялся обвинения в ереси, так как вмешался в церковную политику на стороне нестяжателей, оппозиционного крыла в православной церкви.
Сам Грозный действительно подтвердил, что прознал о неких “изменных” делах князя и собирался его наказать, но клялся царским словом, что не собирался казнить Курбского, а только убавить почестей и отобрать земельные владения. Что же за изменные дела могли быть?
Позже царские послы в Литве утверждали, что Курбский участвовал в заговоре князя Владимира Старицкого. Так ли это, трудно установить. Гораздо больше намеков на сотрудничество князя с литовцами.
Один из лучших специалистов по эпохе Ивана Грозного, Р. Скрынников, прямо и резко обвиняет Андрея Курбского в измене. В доказательство этого он приводит ряд фактов.
После смерти Курбского в Литве его наследники предоставили письма польского короля и литовского гетмана, звавшие князя на службу и предлагавшие приличное вознаграждение. Правда, такие же письма рассылались и другим русским служилым людям. Переманивать людей у противников было тогда обычной практикой.
В 1563 году ливонский граф Арц тайно предложил Курбскому сдать ему замок Гельмет. Но кто-то выдал графа литовским властям и его колесовали. В Ливонии ходили слухи, зафиксированные в хрониках, что это сделал Курбский.
В Юрьеве князь занимал деньги, а перешел границу с мешком золота. С ним было 30 дукатов, 300 золотых и 500 серебряных талеров, и всего 44 московских рубля. Дукаты тогда использовали в качестве награды за службу, как ордена. Их нашивали на шапки или рукава.
Позже Курбский жаловался, что его землевладения конфисковала казна, так что это были деньги не за их продажу. Так откуда они?
Деньги, кстати, Курбскому счастья не принесли. В ливонском городке Гельмете их все отобрали, а в другом замке отняли даже шубу. Позже Курбский подаст на грабителей в суд, откуда мы и узнаем о его богатствах.
По утверждению Скрынникова, в Литве князь немедленно сдал всех ему известных сторонников и агентов Москвы. Но на этом его служба новому хозяину только начиналась. Об этом позже.
Конечно, князь Курбский был не рядовой фигурой, и его бегство стало крупным политическим событием. Тем более, вслед за ним и по его примеру перебежало еще несколько десятков бояр и дворян. Но вряд ли бы он прославился без одного обстоятельства.
Начало знаменитой переписки
Почти сразу приехав в Литву, Андрей Курбский отправил письмо с оправданием-обвинением в адрес царя Ивана. Тот ему ответил, и завязалась самая громкая переписка века. Потому что послания были не просто личными письмами, а публицистическими произведениями, обосновывавшие некие идеи.
Курбский, благодаря этому стал первым русским диссидентом, если можно так выразиться. Он заложил славную традицию политической критики власти, находясь на безопасном расстоянии от оппонента.
(Во избежание приписывания мне каких-нибудь охранительных, “ватнических” идей, скажу, что считаю политическую критику делом архиважным и архинужным, как говорил Ильич, который тоже критиковал царское правительство издалека. Проблема в том, что политэмигранты часто перегибают палку, не видя в действиях своих противников вообще ничего хорошего, а то и перескакивая с поливания грязью правительства на страну и народ).
Переписка сразу же стала идеологическим явлением. Собственно, оригиналов писем не найдено, то, что мы знаем, это реконструкция по многочисленным копиям 17 века. Что заставляет некоторых исследователей вообще заявлять, что это более поздняя подделка. Но подавляющая часть историков считает их подлинными, хоть и с последующими искажениями.
Ага, скажет критик “официальной науки”, сфальсифицированы письма-то, не было никакого Курбского, а была Крупская, жена Владимира Ильича, который на самом деле Леонид Ильич. Нам все врут!
Ну, во-первых, когда исторические документы доходят только в копиях, это ситуация не новая, так мы знаем письма Цицерона, скажем. Любили их читать, вот и переписывали. Во-вторых, историческая наука потому и наука, что у нее есть свои методы извлечения истины. Например, внутренняя критика источника, скажем, лингвистический анализ и внешняя, чаще всего, сличение с другими документами. Это так, к слову.
Что же в тех письмах, коих всего-то пять штук? Все сейчас я приводить не буду, ограничусь только написанными до учреждения опричнины.
Первое письмо Курбского короткое и малоинтересное. Сначала он спрашивает, за что царь подверг гонениям и казням своих полководцев, принесших ему столько побед? Короче, не за себя стараюсь. Потом Курбский жалуется, что лично его, кровь мешками проливавшего за царя, тот подверг мучениям. А Бог-то все видит и воздаст!
Если резюмировать все, то царь сволочь и гад, репрессирует хороших бояр, а с плохими устраивает дьявольские пиры. И все это густо замешено на религиозной риторике, как тогда модно было.
Заканчивается письмо так:
“А письмо это, слезами омоченное, во гроб с собою прикажу положить, перед тем как идти с тобой на суд Бога моего Иисуса. Аминь.
Писано в городе Волмере, <владении> государя моего короля Сигизмунда Августа, от которого надеюсь быть пожалован и утешен во всех печалях моих милостью его государевой, а особенно помощью Божьей”
Ну, там еще был постскриптум о некоем зловредном советнике, видимо, Алексее Басманове, о котором еще будет сказано.
Грозный слушает голосовуху от Курбского
К моменту получения письма царь уже рассорился с элитой, и понимал, что Курбский, скорее всего адресовал письмо не только ему, но и оппозиции, для которой оно бы стало неким идеологическим знаменем. Поэтому Грозный решил отразить идейное нападение разразился письмом в три раза длиннее оппонента, по масштабам того времени, целая книга.
Письмо на 90% состоит из ругани и обвинений в адрес Курбского и бояр, подробного пересказа биографии царя, вредительств Избранной рады, и, как бы сейчас сказали, обесценивания их деяний.
Религиозные обвинения “высоким штилем” сменяются на пассажи вроде:
Так ли следует воздавать честь владыке, от бога данному, как делаешь ты, изрыгая яд, подобно бесу? Что же ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и жалуешься? Чему подобен твой совет, смердящий хуже кала?
В ответ на обвинения Курбского в неблагодарности царь пишет:
А насчет бранной храбрости снова могу тебя обличить в неразумии. Что ты хвалишься, надуваясь от гордости! Ведь предки ваши, отцы и дяди были так мудры и храбры и заботились о деле, что ваша храбрость и смекалка разве что во сне могут с их достоинствами сравниться, и шли в бой эти храбрые и мудрые люди не по принуждению, а по собственной воле, охваченные бранным пылом, не так, как вы, силою влекомые на бой и скорбящие об этом.
А что, по твоим безумным словам, твоя кровь, пролитая руками иноплеменников ради нас, вопиет на нас к Богу, то, раз она не нами пролита, это достойно смеха: кровь вопиет на того, кем она пролита, а ты выполнил свой долг перед отечеством, и мы тут ни при чем; ведь если бы ты этого не сделал, то был бы не христианин, но варвар.
И если бы не наше милосердие к тебе, и если бы, как ты писал в своем злобесном письме, подвергался ты гонению, то тебе не удалось бы убежать к нашему недругу.
В ответ на угрозу Курбского, что царь не увидит его лица до страшного суда:
А лицо свое ты высоко ценишь. Но кто же захочет такое эфиопское лицо видеть? Встречал ли кто-либо честного человека, у которого серые глаза? Ведь даже облик твой выдает твой коварный нрав.
Напоследок парфянская стрела:
Город Владимир, находящийся в нашей вотчине, Ливонской земле, ты называешь владением нашего недруга, короля Сигизмунда, чем окончательно обнаруживаешь свою собачью измену.
Но интереснее всего нам, конечно, философия власти Ивана Грозного, тем более, что изложено это накануне опричнины.
Всякая власть от бога. Самодержец не обязан отчитываться перед знатью.
А о безбожных народах что и говорить! Там ведь у них цари своими царствами не владеют, а как им укажут их подданные, так и управляют. Русские же самодержцы изначала сами владеют своим государством, а не их бояре и вельможи!
Как же ты не смог этого понять, что властитель не должен ни зверствовать, ни бессловесно смиряться? Апостол сказал: «К одним будьте милостивы, отличая их, других же страхом спасайте, исторгая из огня». Видишь ли, что апостол повелевает спасать страхом? Даже во времена благочестивейших царей можно встретить много случаев жесточайших наказаний. Неужели ты, по своему безумному разуму, полагаешь, что царь всегда должен действовать одинаково, независимо от времени и обстоятельств? Неужели не следует казнить разбойников и воров? А ведь лукавые замыслы этих преступников еще опаснее! Тогда все царства распадутся от беспорядка и междоусобных браней. Что же должен делать правитель, как не разбирать несогласия своих подданных?
Разве же это «супротив разума» — сообразоваться с обстоятельствами и временем? Вспомни величайшего из царей, Константина: как он ради царства сына своего, им же рожденного, убил! И князь Федор Ростиславич, прародитель ваш, сколько крови пролил в Смоленске во время Пасхи! А ведь они причислены к святым.<...> Ибо всегда царям следует быть осмотрительными: иногда кроткими, иногда жестокими; добрым же — милосердие и кротость, злым же — жестокость и муки, если же нет этого, то он не царь.
Царь страшен не для дел благих, а для зла. Хочешь не бояться власти, так делай добро; а если делаешь зло — бойся, ибо царь не напрасно меч носит — для устрашения злодеев и ободрения добродетельных.
А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить.
А в других странах сам увидишь, как там карают злодеев — не по-здешнему. Это вы по своему злобесному нраву решили любить изменников, а в других странах изменников не любят и казнят их и тем укрепляют власть свою.
На полемике с Грозным Курбский вовсе не остановился. Он сразу же предложил свои военные услуги польскому королю Сигизмунду II. Отлично зная систему русской обороны, он стал очень полезен польско-литовскому правительству. Будучи литовским командиром, он сумел заманить в засаду русский корпус и разгромить его. Затем он заявил, что готов с 30-тысячной армией взять Москву. А если король ему не доверяет, то пусть его прикуют к телеге, с которой он будет руководить, и пусть его пристрелят, если князь предаст.
Курбский ведет литовское войско на Москву
Сигизмунд не впечатлился, но Курбский все же неоднократно водил отряды на русские войска.
За службу польский король наградил князя немалыми землями. Андрей Курбский быстро влился в польско-литовское дворянское общество, нападал на соседей (как и они на него), захватывал у них имения и бранил королевских посланцев “непристойными московскими словами”. К чести Курбского, он не только не перешел в католичество, но и всячески защищал православие, хотя это грозило порой ему неприятностями. Кстати, в Литве его фамилию любили перевирать как “Крупский”.
Его первая жена и сын от Курбского были посажены после его бегства в тюрьму. Дальнейшая судьба неизвестна. Пострадали и другие родственники князя.
Сам он женился еще дважды. Умер политэмигрант в 1583 году, за год до своего друга-врага.
К концу 1564 года Иван Грозный, видя неудачи на фронтах и крепнущую оппозицию, мучительно искал выход. И нашел.
Альшиц Д. Начало самодержавия в России
Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским
Скрынников Р. Иван Грозный
