Весёлая жизнь
В последнее время всё больше хочется войти в жизнь с левого аккаунта...
В последнее время всё больше хочется войти в жизнь с левого аккаунта...
Думаю многим ценителям коричневого юмора уже приелись шутки про дерьмо во всех его интерпретациях, соответственно, случай в офисе меня навел на мысль, что коричневый юмор может быть вполне…прозрачным.
Итак, в небольшом кабинете (метров 15) у коллеги, условно назовем его Филипп, собрались с утра практически все работники пера и клавиатуры, дабы отведать чаю с печеньками и обсудить различные достоинства девушек с другого отдела.
И вот, Филипп, сидя за компьютером, в тот момент, когда все мирно друг с другом трепались, кто-то заливал в свой ротовой отсек огненное кофе, кто-то лакомился лежащими в тарелке овсяными печеньками, закрыл глаза и, сделав несколько судорожных движений, чихнул во всю ивановскую, окропляя мельчайшими мелкодисперсными частицами жидкости пространство вокруг себя, монитора, клавиатуры, печенек и мышки.
- Будь здоров! - сказал по инерции Егор, один из корифеев нашего отдела, и в это же мгновение тошнотворная волна смрадного зловония достигла наших обонятельных рецепторов.
На мгновение все раскрыли рты, переглянулись и с прытью Усейна Болта повскакивали со своих мест, чтобы, смеясь и улюлюкая выбежать в коридор. Запах старой, вонючей бабки заполнил весь кабинет, пытаясь прорваться в коридор, а Филипп, покрасневший от стыда, так и остался сидеть с кружкой чая, машинально отпив из нее глоток.
-Спасибо, -вежливо промямлил он, - Мужики, у меня насморк просто, что смешного?
Однако мы продолжали смеяться…
Но вершиной всего действия была зеленовато-желтая липкая субстанция, свисающая с монитора, которую Филипп не видел, но ее видели мы и ржали все больше!
Завтрак в офисе был безнадежно испорчен, однако и сейчас, когда прошло несколько дней, нам кажется, что заходя к Филиппу, мы чувствуем запах злобной, немытой и толстой бабки с Курского вокзала, обернувшейся и зимой и летом в несколько слоев бесформенного свитера, несущей свою тележку по бесконечным переходам с черт знает каким скарбом с мусорок Москвы.
После всего этого возникает несколько вопросов:
Чувствовал ли вполне чистоплотный и благородный Филипп свой смрадный чихательный дух?
От чего могла возникнуть так называемая «чихальная вонь»?
Распространено ли это явление среди пикабушников или сталкивались ли они с проявлениями этой проблемы?
Свои ответы пишите в комменты)
Филипп работает в нашем отделе, пост мой, поэтому тег мое
Во истину творец лишон рассудка
неудивительно, что тут чуть ли не каждый идиот! !
Я возглавляю список!
Куда он смотрит? Это разве в принципе возможно?
Вот например: Тайланд!
Раз два три четыре пять! блядей стоят!
Хай бейби ду ю вонт бум бум! ? акстись!
малышка тебе всего лет 18 а ты уже как блять! блять! себя ведёшь!
Но что поделаешь? я не из умного десятка!
Взял да и на час эту малышку заказал!
О боже отче, не так и ужасен я
Старый, но с ней мне будто снова десяток лет назад!
Изящно тело кожа без едино волоска!
А запах!? это запах- моря
Свежестью любовь моя мне же отдает!
Тело ласкаю, в глаза раскрашены смотрю
Она же говорит на ломаном английском:
Не торопись я тоже удовольствия хочу!
В объятиях, что крепче стали сошлись, как думал я навеки
Минутна стрелка по кругу быстро обернулась
Вскочила из кровати с криком Мани Мани мне пора
А я? Ее любить готов хоть вечность!
Все что хочу, это на утро ее же лицезреть!
Увы же сука убегает после часа!
Хочешь продолжить спеши платить!
А что ей делать?!
Ей бляди, блядь всю семью кормить!
Помилуй мать чьих когда нибудь детей!
Ну нету больше! давай стихи тебе я расскажу?
О том что ты блуднице, деянием что из Вавилона не уступишь!
Что Афродитой была благословлена!
Что Дионис твой друг ближайший зелья
Не жалея без остановки подливает
И Купидон стрелу вонзит, на кого взгляд свой обратишь!
Лицо руками закрывая, не сдерживая смех она мне отвечает
Ты реально очень классный!
Толко вправду мне пора, вот видишь, показывает мне мессендж
Такой же бедолага в ожиданиях меня
Мужская солидарность, что тут скажешь
Иди же, счастья моих 5 минут!
Тебя я вправду не забуду!
Я счастлив был любил и был любим.
Настя сидела у окна, смотря на метель, которая пеленой окутывала всё вокруг. На столе перед ней лежал старый конверт. Буквы на нём почти совсем стёрлись, но она и так знала, что там написано.
"Н. Васильевна, г. Иркутск," — почтовый адрес, который уже долгие годы не имел смысла. Мужа не стало уже более двух десятилетий. Он так и не вернулся из тех суровых сибирских мест, куда его сослали.
Медленно, с трепетом, как в первый раз, Настя развернула конверт и достала из него жёлтую от времени бумагу. Письмо было написано краской, которая со временем стала бледнее, но слова оставались такими же ясными.
"Моя дорогая Настя,
Я не знаю, когда и как это письмо дойдет до тебя. Здесь, в Сибири, дни сливаются в одно серое безвременье. Но я каждый день думаю о тебе, о нашем доме, о том, как вернусь и обниму тебя. Эта мысль дает мне силы."
Чтение каждого слова оставляло в её душе след. След радости от воспоминаний, след горечи от понимания, что больше они не встретятся.
"Если мне не суждено вернуться, помни: жизнь прекрасна, даже если она полна испытаний. Не забывай смеяться, любить и жить полной жизнью. Я буду с тобой, всегда. Я тебя люблю."
Каждый раз, когда Настя чувствовала себя слабой, каждый раз, когда жизнь казалась ей непосильно тяжёлой, она открывала это письмо. И каждый раз оно наполняло её новой силой, новой верой. Она не знала, как это работает, но слова мужа, зафиксированные на бумаге, как-то магическим образом превращались в реальную поддержку.
Сегодня она снова чувствовала нужду в этих словах. Её сын, Вася, собирался уехать учиться в другой город, и перед ней вставал вопрос: остаться в этом старом доме, полном воспоминаний, или начать всё сначала?
"Не забывай смеяться, любить и жить полной жизнью," — эти слова мужа звучали в её голове как мантра.
Настя убрала письмо обратно в конверт и положила его на почётное место в шкатулке. Она поняла, что ответ на её вопрос уже найден. Она останется в этом доме, чтобы воспитать внуков и дать им ту же любовь и ту же поддержку, которую однажды дала ей её любимый муж. Потому что любовь, даже переживая расстояния и десятилетия, остаётся сильнейшей силой в жизни.
Любовь, зажжённая в сердце и не потухшая сквозь годы разлуки и больших превратностей судьбы, оставалась в ней как непогасимый огонь. Настя посмотрела на портрет мужа, висящий на стене. Тот же самый, добрый взгляд, уверенный и сильный, каким он был, когда они только встретились. Сложно было смириться с мыслью, что из-за ложного доноса, из-за чьей-то злобы или зависти, их семья была разорвана.
"О, как же всё могло так измениться?" — думала она. "Мы были так счастливы, мы строили планы... Одна печатная бумага, одна подпись — и всё, всё рухнуло."
С каждым разом, когда она читала это письмо, она по-новому осознавала, как сильно изменилась их жизнь из-за этого страшного случая. Она пережила множество трудностей сама, воспитала сына без отца, но всегда чувствовала поддержку мужа сквозь годы и расстояния.
Как он там переживал свои дни? Что чувствовал, зная, что больше не увидит жену и сына? Настя часто думала об этом, особенно в те моменты, когда жизнь казалась ей слишком жестокой. Она представляла его холодные, одинокие ночи в сибирском лагере, его мечты о доме, которые теплили его в те мрачные дни.
"Но он был сильным," — утешала себя Настя. "Его сила и любовь к жизни передались нашему сыну, они заложены в основу нашей семьи. Они навсегда останутся с нами, как этот непогасимый огонь в сердце."
Письмо её мужа было для неё как священный текст, который напоминал ей о силе духа, о важности сохранять веру и надежду даже в самых тяжёлых обстоятельствах. Оно было символом их неумирающей любви, которая, как она верила, помогала ей преодолевать все жизненные трудности.
Настя сложила письмо, аккуратно положила его обратно в конверт и вернула на своё почётное место в старинной шкатулке. Затем встала и подошла к окну, снова уткнувшись в метель за стеклом. Но теперь она смотрела на неё с новой надеждой и силой, подаренной ей словами того, кого она так любила и кого так не хватало в её жизни.
"Я буду жить, как ты просил," — прошептала она, как бы обращаясь к мужу через пространство и время. "Твоя любовь и твоя сила будут со мной, всегда."
Несмотря на ноябрь люди еще купаются или делают вид что купаются. Поди знай чем занят тот или иной персонаж находящийся в море. В темноте ночи, на волнах барахтается мужчина средних лет. Со стороны не понятно то ли он тонет, то ли учится плавать, а может именно так он и плавает.
- Вечер добрый. Вам помочь?
Мужчина резко поворачивает голову. На него смотрит симпатичная девушка, луна отражается в ее глазах двумя прекрасными бриллиантами, она улыбается, но при более ярком свете становится понятно, что она скорее всего просто ухмыляется.
- Не надо! Попытался он отплыть, но волнами, как магнитом, его обратно притянуло к незнакомке.
- Чего ты дергаешься, как будто тебя током ебнули?! Ты или вниз ныряй и набирай воды в легкие или греби к берегу уже. А то со стороны ты очень комично смотришься.
- Можно я сам разберусь что мне делать! - с силой бил руками по глади воды мужчина.
- Да уж, ты разберешься. Ты шнурки только к третьему классу научился завязывать, а тут целое самоубийство!
- Во- первых ко второму классу, а во-вторых я не собираюсь умирать. Кто вы вообще такая?
- Туристка… - задумчиво ответила девушка — Туристка — похуистка. В общем не пыжься сегодня не твой день, только устанешь и обделаешься, но хрен потонешь.
- Я сам разберусь! Сумасшедшая! - мужик с удвоенной силой начал барахтаться, пытаясь отплыть подальше в море.
- Ой, ярый долбоеб. Ладно, хрен с тобой аквамен недоебаный, подожду тебя на берегу — девушка поднырнула под волну и со скоростью русалки поплыла в сторону пляжа.
- Сука ебнутая, страна придурков — прошептал мужик и продолжил свой нелегкий путь к вечности.
Но чтобы он не делал, какая-та сила его выталкивала из-под воды, он снова и снова оказывался в том месте где общался с незнакомкой. После получаса борьбы с бескрайнем морем он сдался, перестал размахивать руками и просто лег на воду. Волны бережно донесли его до пляжа и как будто выплюнули на песок. Если бы море умело говорить в этот момент оно произнесло бы: На хер пошел и не возвращайся Фелпс херов!
- Еще раз здорова, золотая рыбка! - рассмеялась девушка.
- Что вам от меня надо? - поднял с песка майку мужик.
- Познакомиться.
- Со мной?
- Да тут, вроде кроме тебя никого нет. - осмотрелась девушка по сторонам — Люди конечно пизданутые животные, но мало кто из них лезет в море в три часа ночи да еще и в ноябре. Только отдельные особи.
- Вы жуткая хамка и хабалка.
- Мерси за комплимент. А то все говорят, какая я красивая, замечательная, остроумная…
- Вы простите, да вы красивая, но все остальное точно не про вас. Хотелось бы увидеть того кто вам это говорил.
- К сожалению, а скорее к счастью их уже никто не увидит и не услышит.
- Почему это?
- Тебе развернуто ответить или вкратце, пупсик?
- Я не пупсик. Можете не отвечать мне все равно .
- Опять врешь, как и в море, когда я нашла тебя. Я вижу что тебе интересно.
- Не вру, мне наплевать…
- Ладно отвечу… Уговорил. Вы все очень жалкие в этот момент. Внутренняя борьба превращает вас не просто в идиотов, а в безвольных идиотов. Будь я какой-нибудь профессоршей, я бы целый труд написала. Борьба инстинктов и разума. С одной стороны цепляетесь за жизнь — элементарный инстинкт самосохранения, а с другой разум кричит вам: «Ты кусок говна! Неудачник тупой. Бабы не дают, зарплату не платят, кругом долги и член маленький, на хер тебе жить?!». И вот вы стоите на табуретке. Петля на шее. Коленки дрожат, проступает пот на спине размером с виноградины и тут…
- Что тут? - мужчина с опаской посмотрел на девушку.
- Пиво будешь?
- Нет…
- Как хочешь - открыла банку пива девушка и в два глотка осушила ее, затем смачно отрыгнула — Пардон мусье, благородная отрыжка падшего ангела — Так вот. И тут на сцене появляюсь я. А это означает: Бинго! Попытка увенчается удачей.
- Какая попытка?
- К-х-х-х, - девушка зажала шею руками - Потом слюни, моча по всему полу и прочие атрибуты. Но перед тем как сдохнуть, персонаж начинает осознавать, что он вообще ни разу не хочет подыхать. Поэтому я и становлюсь самой лучшей, лишь бы не забирала его.
- И что ты?
- А я что? Мое дело принять тело, завести дело и передать его по назначению, ну не тело, а субстанцию, что из вас мудаков людей делает, но в большинстве случаев я не появляюсь.
- Бред какой-то…
- Понимаешь, Эдик. Сраный ты педик уж прости за рифму. Вы думаете, что вы чем-то управляете, а вы иногда даже с первичными половыми органами справиться не можете, постоянно мимо унитаза мочитесь. Куда уж вам решать такие вопросы, как смерть и жизнь. Время большинства таких как ты: прыгунов, висюнов, фанатов порезать себе что-нибудь не пришло. Да, я уже сказала, что бывают совпадения, но они крайне редки.
- А есть еще пиво?
- Вот. Это уже разговор. Лови! - девушка кинула банку пива. - Твое здоровье, пловец! - она опять опустошила банку пива- Хорошо пошла, сучка!
- То есть если ты тут, то я должен умереть?
- А вот тут самая суть моего появления… - отрыгнула девушка.
- Как-то твой образ не вяжется с поведением — прищурился мужчина.
- Забей, просто была у одного мудака, он всю жизнь дрочил на похожую бабу, вот я к нему в этом образе и пришла, чтобы ему подыхать не так тошно было.
- Сама гуманность.
- Да… - задумалась девушка — Просто стала сентиментальной наверное, хочется видеть улыбки на ваших вечно недовольных ебалах пусть и перед смертью.
- Так зачем ты ко мне пришла?
- Потому что ты заебал!
- Я? - удивился мужчина
- Ты, ты… Понимаешь мы пребываем в момент вашей смерти, но когда существует малейшая угроза или вы целенаправленно идете на смерть нас как по тревоге поднимают и отправляют в вашей гребаный мир. Ты когда-нибудь мотался по нескольку раз за сутки между мирами?!
- Нет конечно.
- А я, козел ты майонезный, моталась! И заебалась! То ты тостер в ванную кинешь, то на проводе от лампы повеситься хочешь, то выпрыгиваешь из окна. Дебила кусок! Запомни когда в доме короткое замыкание пакетники отключаются и нет электричества! Все китайские шнуры говно и никогда не выдержат твоей толстой жопы. И окна в офисе компании в которой ты работаешь нельзя разбить с разбега! Они, сука, вообще не бьющиеся, удот ты тупорылый.
- Ну это я потом узнал — почесал затылок Эдик.
- Идиот… - вздохнула девушка.
- Вы простите, я же не знал. Я бы тогда под машину…
- Ты мудак совсем? Ты чем слушал. Я тебе сказала: Не вы определяете время и место. А если ты прыгаешь под чью-то машину, надо чтобы и в его судьбе было твое жирное пузо на капоте, а это вероятность стремящаяся к нулю - Господи! Вот поэтому и пью! - девушка опорожнила очередную банку пива, посмотрев на небо как будто оправдываясь.
- Правда, извините, мне очень жаль…
- Ладно, забей пухлик, я отходчивая. Просто перестань херней страдать. На самом деле ты не очень-то и сдохнуть хочешь, вернее хочешь но не искренне, ты просто хочешь чтобы тебя жалели.
- Это не так — потупил взгляд мужик — Я действительно устал и абсолютно бесполезен.
- Ой! Не пездика ты гвоздика. Ты хочешь, чтобы все стояли возле твоего гроба и сопли роняли со словами: Ой, горе то какое! Такой молодой! Не уберегли, и бла-бла-бла! Но самом деле — девушка зевнула.
- Что на самом деле?
- На самом деле им всем будет по хую! По.. Ху… Ю! Был у меня один случай. Девушка лет 17-ти влюбилась в мальчика лет 19-ти. Неразделенная любовь и все дела. Ну, она и начала финты ушами делать. Сначала решила отравиться. Пошла чтобы купить бутылку водки и запить ей таблетки, которые ее бабки от слабоумия выписывали. Но не судьба блядь! Куда бы она не пошла везде требуют паспорт и не продают алкоголь. Как будто на лбу у нее написано: «Я малолетняя дура не продавайте мне алкоголь!» Тогда она просто наелась этих таблеток пока родители на работе были. Но вот не задача ее бабка слабоумная перед этим выпила двойную дозу таблеток, невестка дозировку перепутала, ее вштырило, мозги зашевелились, найдя внучку без сознания вызвала скорую.
- Жива осталась?
- Да. Промывание желудка и все ок. Но ебанутые на то и ебанутые, что если что-то втемяшат себе в голову то пиши пропало. Решила она сброситься с крыши. В этот раз даже прощальное письмо написала в стиле: Я вам пишу, а вы козлы не оценили. Летела красиво, сука, но идиотка не рассчитала, что хоть дом и девятиэтажный под ним куча деревьев. Ебнулась об кроны деревьев и упала ровно в кузов небольшого грузовика в котором лежали несколько матрасов, кто-то заказал через Интернет магазин доставку. Как итог: Перелом руки и несколько ушибов. Затем она как и ты кидала фен в ванную, пыталась вешаться, резала вены и чего она еще только не делала. Наверху уже ставки начали делать, сдохнет это чудо на каблуках или нет. Достала она всех и там — показала девушка на небеса — и тут. Один врач в очередной раз откачав ее после пореза вен, подошел к ней и сказал: Дура, хочешь сдохнешь?! Режь вены не по горизонтали, а по вертикали!
- И что? Она его послушала?
- Конечно нет! Потому она не хотела умирать, она хотела внимания, сочувствия и прочей херни. Такие как она обычные эгоисты и не более.
- Но если нет выхода, если кругом жопа!
- Ты, мой жиропузый друг, даже не представляешь, что такое жопа. Так вот, в конечном итоге она успокоилась, отучилась, со временем вышла замуж, родила ребенка и….
- Что и?
- Наконец-то сдохла при родах.
- Почему?
- Ты реально тупой, холестериновый головастик. Пришло ее время…В общем, заканчивай хуйней страдать и займись делом, не беси, поверь у меня и без тебя проблем выше крыши — девушка встала с песка и почесала промежность — Твою мать, мандавошки что ли у нее были, чешется жуть!
- А я долго проживу?
- Тебе хватит.
В это время по пляжу шла заплаканная женщина о чем-то громко причитая она вошла в воду.
- Ну еб жеж вашу мать, сегодня чего день вселенского утопленника?! Короче, Эдик, прекращай, а то я тебе устрою такую смерть, что распятие тебе массажем в СПА центре покажется — девушка пошла к морю — Эй, женщины. Да, да, вы…
Июль в самом разгаре. Пляж забит под завязку. Пенсионеры и семейные пары, крики детей и шум волн, идеальный выходной после рабочей недели. Возле женщины бегают двое детей, грузный мужчина снимает солнце защитные очки, жмурится и встает во весь рост.
- Пойду окунусь.
- Иди, потом мы с детьми пойдем.
- Хорошо дорогая.
Он проходит через толпу людей, плещущихся на мелководье, подныривает и медленно брасом начинает плыть. Волны относят его от берега…
- Привет! Давно не виделись. Ты, я смотрю, еще толще стал!
Мужчина повернулся и увидел женщину перед собой — Я вас знаю? Кто вы?
- Морская черепашка, блядь, по имени Наташка.
- Это вы? - узнал он знакомую интонацию.
- Мы! - женщина, держа в руках сигарету выдохнула табачный дым.
- Это значит, что я…
- Давай только без истерик.
- Просто я не думал что так рано.
- Тебя не поймешь, десять лет назад сам хотел туда, а теперь видите ли рано ему.
- Но у меня семья…
- Кого ебет чужое горе. Время пришло.
- И как это будет?
- Не важно, поплыли, а то у меня дела еще сегодня, все в отпусках приходиться сверхурочно вас мудаков забирать — женщина выкинула сигарету и подмигнула.
На пляже спасатели вытаскивают из моря тело мужчины у которого в море случился сердечный приступ, женщина громко плачет, остальные глазеют и фотографируют трупак на смартфон.
Дождь захлестнул тротуары и дороги, автомобили как небольшие лодки рассекают это море, то выбираясь на небольшие островки суши, то снова утопая в воде. Прохожие стоят в переходе и ждут, когда небо проявят милость и даст им возможность добежать до остановок, кафе или магазинов, где можно будет переждать ливень. Но свинцовые тучи, как брови старца, наоборот сдвигаются все ближе к переносице неба и небесные слезы только усиливаются. Среди толпы незадачливых горожан, рассматривающие свои телефоны стоит пожилой человек, он с улыбкой смотрит на внезапно обрушившийся дождь и с детской непосредственностью говорит: Вот и осень…
С годами все проходит, остается лишь послевкусие прожитых дней, бессонных ночей, улыбок друзей, объятия любимых людей. Мир несется вперед, а люди замирают в своем промежутке жизни, застывают как мухи в янтаре и уходят под землю или развеются прахом над землей. О ком то еще помнят, кого-то навсегда забывают. Вечная погоня за счастьем не дает шанса на погрустить и подумать, не дает стать счастливыми. Люди перестали жить, они стали проживать. Нет времени даже посмотреть на себе подобных, да что там на себе подобных, на семью порой нет времени…
Старик тем временем достал из портфеля несколько пакетов, два пакета он ловко надел на ноги, оберегая туфли от намокания, третий он надел поверх шляпы, так же ловко, зафиксировав его. Остальные прохожие с неподдельным интересом наблюдали за тем как старик готовится к выходу из перехода.
-Да, старая гвардия, у которой еще смекалка осталась — усмехнулся мужик средних лет.
- Па, а чего такое смекалка? - буркнул его сын, не отрываясь от телефона.
- То чего у вашего поколения нет и не будет. Да, хватит уже в этом телефоне торчать! - выхватил он гаджет из рук сына и сунул себе в карман.
- Отдай, я там ресурсы еще не все собрал.
Отец лишь грозного взглянул на отпрыска, но тот не растерявшись, открыл рюкзак и извлек от туда планшет.
- Тьфу — отвернулся мужик, продолжая наблюдать за стариком.
Тем временем ливень только усиливался. Город полоскало как в огромной центрифуги стиральной машины. Небо как будто хотело отмыть его перед наступлением зимы, передать третий Рим в руки белоснежной королевы c чистым телом площадей, домов и улиц.
Пожилой человек поднял воротник пиджака и уверенно шагнул на встречу стихии.
- Ой, заболеет — вздохнула женщина, провожая его взглядом.
- Но не серьезнее, чем мы все — окинул взглядом толпу мужик, толпу которая не обращая внимание даже первый по настоящему серьезный осенний ливень, тупила в экраны гаджетов.
Ловко оббегая лужи, старик двигался в сторону своего дома. Стандартная панельная многоэтажка, одна из многих на перековерканном лице города, перекопанного и перестроенного за сотни лет множество раз. Типовое жилье, типовые лица, типовые привычки, типовая жизнь и такая же типовая смерть. Он свернул в небольшой переулок, заставленный автомобилями, и огибая их, пересек детскую площадку, оказавшись возле подъезда. Он приложил ключ к домофон, раздался противный писк, открыв дверь он обернулся, как по команде дождь перестал лить и лишь накрапывал легкими брызгами.
- Ха-ха-ха — звонко рассмеялся он и вошел в подъезд.
С годами такие глупые совпадения, мелкие неприятности воспринимаешь со смехом. Потому что потери, которые понес по жизни не сравнятся с каким то дождем или даже ураганом.
На пороге его встретил кот, который был явно не доволен тем, что хозяин ушел и забыл отставить ему корм в миске. Он с презрением смотрел на старика, но осознавал, что лучше немного прогнуться и получить корм, чем играть в гордеца и сидеть голодным. Подойдя он начала тереться об ногу, показывая свою любовь.
- Извини, мон шер, головы совсем нет, сейчас покормлю тебя.
Преподаватель французского языка Степан Ильич Баринов жил в одиночестве уже пару лет, после того, как его супруга скончалась. Дети давно разъехались и навещали его в основном по выходным и тогда, когда не с кем было оставить малышей. Он не обижался, наоборот всячески приветствовал такое отношение, так как считал, что дети должны жить отдельно и строить свою собственную жизнь, со всеми удачами и потерями.
Кот по кличке мон шер, который был назван так, потому что Степан Ильич долго придумывал имя, и пока придумывал называл кота - мон шер (мой друг), так кот и остался мон шером, при словах о еде он засеменил на кухню. Мон шер доказывал в очередной раз теорию о том, что нет ничего более постоянного, чем временное.
Ближе к вечеру, когда Степан Ильич собирался сходить в магазин, в дверь раздался звонок. Старик подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял его старший сын, он был явно чем-то взволнован.
- Хорошо, что ты дома, я звоню, ты не отвечаешь.
- Задремал по-стариковски.
- У тебя все хорошо?
- Да, все как всегда.
- Хорошо.
- Может пройдешь, или мы через порог будем общаться?!
- Да, да, конечно, извини — сын прошел в коридор и стал туфли.
- Я собирался уходить уже, так что тебе повезло. Но, коли так, пошли попьем чай, что ли.
- Я сам не надолго, просто тут…
- Ты проходи, я не могу на бегу разговаривать — старик прошел на кухню и включил чайник.
Сын присел на стул и огляделся по сторонам, как будто был у отца первый раз.
- Теперь излагай.
- Ты будешь смеяться, нет вернее, ты не нервничай, присядь.
- Так присесть или смеяться?
- В общем в нашей квартире люди живут!
- Содержательно — разлил в кружки кипяток Степан Ильич.
- Нет ты не понял, в квартире, которая наша, там поселились люди.
- Люди… А-у-у-у-у! Вы где? - прокричал в коридор старик.
- Я серьезно, в однокомнатной на Первомайской. Мне позвонила соседка, до тебя же невозможно дозвониться, сказала, что какие-то люди ходят, заходят, вносят вещи.
- Ну люди всегда куда-то заходят и выходят, что-то вносят и что-то выносят, я тебе больше скажу, в нашей стране люди порой целыми заводами и составами выносят, а тут вещи…
- Пап, я серьезно. Я туда поехал, у них все документы, все есть, они купили эту квартиру.
- Молодцы.
- Что значит молодцы?! Это наша квартира!
- С каких это пор она наша?
- Как?! Пап!
- Леш, это моя квартира. Но она не наша, понимаешь.
- Так, по моему я понял. Ты ее продал?
- Допустим.
- Ты с ума сошел, почему ты мне не сказал?
- Опа — присел старик на стул и отпил из кружки — Я что-то потерял по старческому разумению момент, когда я должен у тебя на что-то разрешение спрашивать.
- Нет, ну-у-у-у — замялся сын.
- Продал и продал.
- Зачем?
- За надом.
- Папа, я все понимаю у тебя тяжелое время, мама ушла. Ты не счастлив, но зачем дурить то.
- Le bonheur est salutaire pour les corps mais c’est le chagrin qui développe les forces de l’esprit. (Счастье полезно для тела, но только горе развивает силы ума.)- вздохнул старик.
- Ла рошфуко.
- Да, Жан-Батист Масийон
- Не важно.
- Для кого как
- Тагда зачем? У тебя с деньгами проблемы, ты бы сказал.
- Нет у меня проблем с деньгами.
- Зачем?
- Ты как твоя мама, все тебе нужно знать.
- У тебя молодая любовница?
- Ха-ха-ха! - старик аж прослезился при словах сына — Знаешь сынок, был такой Иосиф, так вот его братья продали его в рабство в Египет, когда, через много-много лет он стал правителем, в это время на Востоке был жуткий голод, и многие народы страдали, он решил перевезти всю семью в Египет, и устроил так, чтобы его братья пришли к нему на прием. Когда они узнали его они сказали: Ты привел нас сюда, чтобы сделать рабами, потому что мы продали тебя в рабство? И знаешь что ответил?
- Что? - испуганно спросил сын.
- По себе судите?
- Прости, просто такие деньги…
- То есть по твоему большие деньги в моем возрасте можно потратить только на молодую любовницу?
- Ну не на Мерседес же, у тебя даже прав нет!
- Леш, я устал от твоего глупого допроса. Квартиры больше нет, так что забудь.
- А деньги?
- И денег нет.
- Странный ты. У тебя внуки, дети, а ты дуришь.
- Ой,ой, ой. А вы что какие-то ни дееспособные? Вы не работаете?
- При чем тут это.
- Вы здоровы, благополучны, состоятельны, но на твоем примере вижу, что тупы до невозможности!
- Папа.
- Что папа? Что? Ты здоровый лоб, пришел сюда и высказываешь мне за то, что тебе никогда не принадлежало, в то, во что ты и толику труда не вложил. Не зли меня. А то и эту квартиру продам и дачу, и действительно поеду по девочкам в Европу. Французский я знаю, на квартирку в пригороде Париже мне хватит и на дожить хватит.
- Совсем ты из ума выжил — встал из-за стола сын.
- Лучше из ума выжить, чем его вообще не иметь.
-Жан-БатистМасийон
- Да. Степан Ильич Баринов.
- Знаешь, дело твое, просто ты меня разочаровал — повернулся сын и вышел из квартиры.
Старик лишь вздохнул и начал убирать со стола. Затем наполнил миску кота, оделся и вышел на улицу. Прошедший ливень принес настоящую осеннюю прохладу, возвещающий как трубным гласом о приближении холодов. Сходив в магазин, Степан Ильич присел на лавочку возле детской площадки и задумался…
Лето в самом разгаре, детвора носится по детской площадке и играет в солнечных лучах. Сонные родители изучают свои телефоны, редко бросая взгляды на своих чад. Он сидит и читает про вертикаль, горизонталь и параллель в росси йской государственности, про какие-то конфликты и прочую лабуду, которой отвлекают рядового человека от понимания жизни. Рядом присаживается женщина, которая разговаривает по телефону. Степан Ильич отвлекается и поворачивает голову, начиная улыбаться, женщина тоже улыбается, узнав его. Она прекращает разговор и обращается к нему:
- Степан Ильич! Сколько лет…
- Привет Светик.
- Как вы? Как Раиса Павловна?
- Раиса Павловна скончалась…
- Да вы что! Простите я не знала, в суете, в круговерти этой… - вздохнула женщина.
- Возраст уже, что поделаешь. Все там будем — вздохнул старик.
- Да-а-а-а — женщина как-то поменялась в лице при этих словах.
- Я помню ваши уроки, как ты совсем девчонкой была — усмехнулся старик.
- Да уж — улыбнулась женщина- Затылок до сих пор болит от затрещин.
- Так Рая тебе говорила Баха играй, а ты ей Шопен наяривала.
- Шопен мне был ближе. Как вы вообще?
- Да нормально, кот у меня есть, пенсия от государства и томик Сюлли Прюдом, что еще нужно… Только Раечки не хватает, а так…
- Вы все такой грустный французский оптимист, как вас Раиса Павловна называла.
- Мне уже поздно меняться. Ты как, Свет?
- Да. Я же говорю выпала на несколько лет из жизни, дети, суета.
- Дети? У тебя же сын вроде один был?
- Да, старший ему 9 сейчас, есть еще младший ему пять.
- Муж?
- Мы разошлись.
- Мне жаль.
- А мне нет! - рассмеялась женщина.
В это время подбежал паренек лет 3-5 с ярко рыжей шевелюрой и пронзительными голубыми глазами.
- Мам!
- Сережа!
- Ой, извините. Здравствуйте — поздоровался он с пожилым незнакомцем.
- Привет — улыбнулся Степан Ильич.
- Что у тебя?
- Смотри — протянул он какую-то монетку.
- Большие деньги — усмехнулся старик.
- Правда?! - и глаза парня увеличились в размерах, став похожи на голубых озера — Значит их хватит? Да?
- Хватит — улыбнулась женщина.
- И на что же ты копишь?- прищурился старик
- На машинку — поспешила сказать Светлана.
- Мама, какая машинка.
- Красивая…
- Ну как присядь — сказал старик
Ребенок робко посмотрел на мать и присел на лавочку.
- Рассказывай, на что копишь?
- Я не знаю — уставился в асфальт ребенок.
- Как не знаешь? Ты собираешь деньги ведь на что-то, а не просто так.
Парень то и дело косился на мать, которая хранила гробовое молчание, зная нрав Степан Ильича, который не терпел, когда в его разговор даже с ребенком кто-то влезал.
- Ладно, давай так, ты мне расскажешь на что ты копишь, а я тебе за это куплю мороженое.
- Разведчики не продаются — выдал парень.
- О как!
- Просто у нас любый персонаж Штирлиц — пояснила мать.
- Интересный выбор для современного ребенка. Ладно Штирлиц, считай ты в ставке главнокомандующего так что можешь рассказать или мама может расскажет? - повернулся он к Светлане.
- Просто — вздохнул парень — Мама сказала Максим заболел и нам надо прижаться… Нет, пожаться…
- Прижаться — поправил его старик.
- Да. Вот и я решил копить, чтобы ей помочь. Иногда нахожу монетки, и...Ну, чтобы нам не прижиматься…
- Поджиматься — Степан Ильич пристально посмотрел на Светлану — Ладно, беги, Штирлиц.
Парень побрел на площадку, периодически оборачиваясь, не понимая сделал он правильно, что рассказал правду или нет. Вечная борьба которая не заканчивается даже с последним вздохом человеком.
- И что случилось?
- Ой, Степан Ильич, ребенок. Придумывает всякое.
- Света.
- Все в порядке. Там простуда.
- Ты же неплохо зарабатываешь, чтобы не хватало на лекарства от простуды. Или тебя уволили?
- Нет. Ну, просто муж ушел и тяжелее. Все хорошо.
- Так, у меня кот некормленый, как всегда, у меня уже привычка забывать его накормить. Поэтому говори все как есть.
- Да, чего там говорить. Случайность. Глупость, смешно — губы женщины дрожали — У него поднялась температура с вечера. Ну температура и температура. Не такое бывает, дети все-таки болеют. Не спадает, вызвала скорую. Больница, оказалось у него рак крови. Глупость да?
- Дальше…
- Лечение. Нет, все нормально лечат, Слава Богу, но на те препараты, которые закупает государство у него жуткая аллергия, поэтому нужны западные аналоги. Вот и покупаю.
- На что покупаешь?
- Накопления были и квартиру заложила.
- А муж что?
- Ничего. Платит алименты по закону.
- Ну, а на лечение ребенка?
- У него уже новая семья, он извинился сказал, что денег у него нет. Все нормально, пока он в больнице, там уход и, в общем нормально все — женщина говорила отрывисто.
- И сколько нужно еще платить?
- Нисколько я все оплатила, просто сейчас в связи с кредитами немного ужались. Все в порядке правда.
- Ну хорошо тогда. А ты фамилию же меняла при замужестве?
- Да. Комарова. А что?
- Нет, так просто. Ладно, не пропадай. Телефон мой на всякий случай — написал номер на листке из блокнота старик и пошел к подъезду.
Вечером он позвонил приятелю и выяснил в каком центре лежит Максим Комаров и сколько стоит его лечение, вернее сколько еще нужно, чтобы закончить лечение. Конечно информация вроде как конфиденциальная, но Россия на то и Россия, вроде ничего нельзя но все можно.
Через пару недель, Светлана приехала в очередной раз в больницу к сыну. Ее догнал врач.
- Фух, Светлана Николаевна вы как горная лань, только глухая, извините. Я за вами с самого вестибюля бегу и кричу, звонил, но вы не ответили.
- Я в метро была, что-то с Максимом?
- Нет, все в порядке. Даже больше чем в порядке. Все 14 упаковок лекарства оплачены, так что шансы на выздоровления выше 90%
- Как?
- Вот так — пожал плечами врач — Сегодня с утра приехал какой-то старик и привез деньги, налом причем. Мы выписали все документы, все чин чином.
- И как его звали?
- Не знаю. Странный он в общем какой-то. Все французским поговорками говорил. В общем все нормально теперь, я вас буду в курсе держать.
- У него бородка еще, да?
- Кажется да, у меня плохая память на лица. Я побегу у меня дел еще — врач пожимая плечами пошел по коридору, обходя больных и мед. персонал.
Светлана догадывалась, кто это может быть. Но Степан Ильич, откуда у него бывшего преподавателя 3000 миллиона. Накопления? Как ему теперь отдавать? Она дошла до палаты сына и вошла туда, ребенок улыбался и, обняв мать прошептал:
- Мам, ты меня ругать не будешь?
- Что такое?
- Открой ящик.
Женщина открыла ящик и увидела увесистый конверт, открыв его она увидела деньги.
- Откуда это?
- Помнишь свою учительницу по музыке? Ну, ту которую мы встречали раньше, у нее еще такой забавный муж. Вот он приходил.
Она достала телефон и набрала номер старика.
- Але!
- Степан Ильич, ну зачем?
- Да-а-а, Штирлицы у тебя еще те — усмехнулся старик.
- Я уже все поняла, когда врач сказал, что человек, передавший деньги поговорками французскими говорит.
- Еще одна находка для шпиона.
- Почему?
- По закону жанра девочка, по закону жанра. Молодая жизнь не должна прекращаться, так же как старики не должны жить долго.
- Зачем вы так?
- Старые ветки не должны загораживать солнце молодым побегам, поэтому я и ушел из Университета в свое время. У тебя замечательные дети, поэтому живите и будьте счастливы. Объясни им, что в жизни есть много моментов, когда ты с легкостью можешь сделать что-то плохое и совсем немного моментов, когда можешь сделать по-настоящему что-то хорошее.
- Ну, а как же вы? Это наверно все ваши сбережения?
- У меня еще есть, не переживай. На том свете говорят рубля хватит, чтобы пропустили в Рай, как думаешь?
- Не знаю.
- Свет, ты извини я опять забыл коту еду купить, он меня уже достал, мне в магазин надо. Звони, потом расскажешь как лечение прошло…
- Спасибо вам, я вам по гроб жизни…
- О гробах не надо, мне и так тошно, я на свою беду новости посмотрел час назад — усмехнулся старик — Все отбой. Привет разведчикам.
- Спасибо еще раз, до свидания.
Он поднимается с лавочки и идет домой, к своему коту в свой мир французской поэзии и литературы, просто старик из толпы, чудаковатый и простой…
Год спустя осеннее холодное солнце поливает застывшие причудливые и диковатые надгробное обелиски. Возле могилы стоит женщина и двое детей, немного повзрослевший парень все с той же копной волос, достает из кармана рубль и кладет его на свежую землю. В этот момент со стороны дорожки подходит мужчина средних лет с двумя детьми и супругой.
- Добрый день — здоровается он
- Здравствуйте.
- Вы простите кто?
- Я знакомая Степана Ильича и Раисы Павловны.
- Хм, вы даже мою маму знали, да папаня… - положил на могилу цветы сын — Ну, давайте познакомимся. Алексей.
- Светлана.
- Во вкусе моему отцу не откажешь.
- Вы извините, можно вас на минутку — показала Светлана в сторону дорожки.
- Нужно.
Дети стояли и смотрели друг друга на друга, супруга Алексея лишь искоса смотрела в сторону на мужа и Светлану. Со стороны дорожки разносились крики мужчины, он что-то говорил про квартиру, деньги, нес чушь про любовницу. Светлана лишь молчала, когда он выдохся начала говорить она, показывая периодически на сына. С каждым ее словом Алексей менялся в лице. В конце концов, он лишь преклонил голову в знак извинения и пошел в сторону могилы.
- Дети идите сюда — крикнула Светлана. Мальчики послушно зашагали к матери.
- Леш, что там?
- Ир, идите к машине.
- Леш.
- К машине, пожалуйста — дрожащим голосом прошептал Алексей.
Жена кивнула, взяла детей и пошла вслед за Светланой к выходу.
- Ты прости, я же не знал — плюхнулся на колени в грязь Алексей — Думал… А ты… - слезы брызнули из глаз мужчины.
С того последнего разговора он не позвонил отцу ни разу и не заехал.
Но как прощение с неба начал накрапывать осенний дождь, он усиливался слезами капли стекали по памятнику, попадали на фотографию улыбающегося грустного француза оптимиста и текли дальше на надпись:
Ce n’est pas ce qu’il a, ni même ce qu’il fait, qui exprime directement la valeur d’un homme : c’est ce qu’il est.
Ни то, чем владеет, ни то, что делает человек, не выражает его достоинства, а только то, кем он является.
Странный и оттого несчастный я человек! Станет ли нормальный человек жить в нечеловеческих условиях по собственной воле? А я вот ушел из родительской благоустроенной квартиры на затерянный в полях на богом забытой окраине Риги хуторок. Разваливающийся дом небрежно вымазанный из глины. Большая комната, маленькая печка и сырые дрова. Ржавая, замерзающая в мороз водокачка, сухой туалет в пятнадцати метрах от дома. Стаи одичавших собак, бомжи ищущие металл…
Плюсы, конечно, тоже были. Еще бы! Я был абсолютно один, до соседей было метров двести. Можно было слушать музыку на полную катушку. Были мыши, которым эта музыка очень нравилась. Они влезали на стол, когда я включал музыку и свет и ели из моих рук. Завод, на котором я работал находился недалече, по узкой тропке, напрямик можно было пешком за сорок минут быстрым шагом дойти, а на велосипеде и того меньше. Правда зимой приходилось протаптывать путь по сугробам и балансировать по обледенелому проселку. День у меня тогда был ненормированный и иногда я возвращался с работы близко к полуночи, а в жилище моем была минусовая температура. Вот и топил я печку еще часа четыре, читал Сервантеса, смотрел на огонь и думал о том, какая могла бы быть моя Дульсинея и где это Тобосо находится.
Иногда на заводе я смотрел на молодых коллег и мне становилось не по себе. А что я мог сделать, кроме подачи объявления в еженедельник, которым я обычно растапливал печку? Объявление было настолько поэтическим, а читательницы настолько недалекими, что не поняли сколько лет человеку, который четверть века живет в человеческом теле. Звонили мне толстые вдовушки с периферии и спрашивали сколько мне лет, первым делом сказав, что объявление мое очень красиво написано. Звонили впрочем немногие. Основная масса скидывала звонки и писала сообщения. К заботам о поддержании огня в очаге, добыванию воды, приготовлению пищи, прибавилась еще забота о сообщении своих параметров женщинам не подходящим мне во всех отношениях. Большой палец онемел от постоянного нажимания на кнопки мобильника. Потратив множество времени, денег, сил, я все же начал отсеивать не устраивающие меня варианты и остановился на нескольких экземплярах с периферии.
Одна из них была еще молода, но больна шизофренией, другая говорила, что ей нужен только собеседник по телефону и только третья пригласила меня в гости. Так получилось, что её письмо с подробностями я получил только в то утро, когда спешил на автобус. Забравшись в автобус я сначала попытался читать книгу, потом ввязался в дурацкую свару и только после стоянки в Салдусе распечатал наконец конверт и понял, что еду к бабушке, которой слегка за сорок. Была мысль доехать до лиепайского вокзала и попытаться сесть на обратный автобус, но тут моя новая знакомая позвонила мне и сказала, чтоб я выходил возле поворота в аэропорт на окраине города и шел по дороге налево. Тут я утешил себя, черт с ним, попью чаю, поболтаю, переночую, а утром поеду домой, дел-то на копейку.
На берегу Балтийского моря небо было голубым, зимнее солнце отражалось от пушистого снега и слепило меня. Дорога вела черт знает куда, я маршировал от волнения, тянул носок, сгибал руки в локтях. Впереди была полная неопределенность и дурное предчувствие. Показались строения на горизонте, среди них кирпичная пятиэтажка, в средний подъезд которой я должен был войти и, поднявшись на пятый этаж позвонить в дверь, что направо. Старушка встретившаяся мне поздоровалась. Терпеть ненавижу здороваться с незнакомыми людьми и соседями, с коллегами по работе еще куда ни шло… Я вежливо улыбнулся и отделался кивком головы. Оказавшись перед дверью на пятом этаже, я не спешил нажимать кнопку звонка. Я вдруг вспомнил, что последовало после того, как я точно так же нажал кнопку звонка в другом незнакомом городишке, после долгих раздумий, испытывая дурное предчувствие.
Я все же уже был стреляным воробьем и в крайнем случае мне можно было испортить только один вечер и ночь, в остальном я не намерен был идти на компромисс. Дверь открылась сама. Не пришлось мне стучать в неё и звонить. На пороге стояла женщина за сорок монголоидной рассы и застенчиво улыбаясь пригласила меня войти. Женщина способна постареть, но сохранить девичий голос. Черт! Пока я говорил с ней по телефону у меня и подозрений не возникло.
Пока я снимал верхнюю одежду и расшнуровывал сапоги, она разглядывала меня, как дети разглядывают новую игрушку. В моменты волнения я бываю не в меру красноречив. Сколько и о чем я говорил я не помню. Черные, раскосые глаза смотрели в мои с блеском восхищения. За свой словесный понос я был вознагражден неуместными, шаблонными, незатейливыми комплиментами и супом с магазинными фрикадельками, который я вежливо обругал. Я прочел поучительную лекцию по диетологии, направленную против полуфабрикатов. Стемнело за окнами. Кончился короткий зимний день. Новая знакомая спохватилась и пригласила меня в зал. Залом была просторная комната хрущевки. Где был широкий с четырьмя дверями шкаф, мебельная стенка, диван, ковер на полу и на стене, кресло и пуфик, телевизор на специальном столике. Мебель была серийной, советской, как у всех, как у людей, ничего необычного.
Я было уселся на диван, но хозяйка квартиры, включив телевизор, села подозрительно близко со мной, пришлось предпринять тактическое отступление на кресло, измерив для отвода внимания комнату шагами. Телевизор я попросил выключить. Я тут выступаю, распинаюсь, как тетерев на току, а она телевизор смотреть удумала! Театр одного артиста, который спешил проиграть как можно больше пьес, декламируя стихи в перерывах между ними. Ерунда, что не все доходит до зрителя, главное пьянящий аромат выступления. Пришлось вернуться на диван, дабы, проявляя уважение к …, просмотреть семейный альбом. Я заставил себя изобразить искренний интерес. Фотографии были ужасно скучными. Незнакомые люди фотографировались на фоне моря, будто на паспорт. Даже за столом, уставленным бутылками с алкоголем были напряженно улыбающиеся, сосредоточенные лица. Зачем она мне - малознакомому человеку показывает фотографии своих дальних и близких родственников? Истории, иллюстрациями к которым, служили фотографии были такими же серийными, стандартными и незатейливыми, как пятиэтажная хрущеба с плоской крышей, как планировка квартиры, мебель…
Вышли замуж три сестры за простых, работящих мужиков, которые согласились их взять. Стерпелось и слюбилось, детей-то уже обратно не родишь. А что? Все бы ничего, кабы мужики не запивали и на сторону не ходили. О своем муже, работнике дерьма и пара она отзывалась весьма нелестно, по-деревенски нелестно. Меня аж передернуло.
Посмотрев на её фотографию двадцатилетней давности я пожалел, что так поздно родился. Впрочем, жить в СССР тоже не сахарно было бы мне. То была империя сделанная для таких, как она, в доску нормальных людей, зарабатывающих свое запрограммированное счастье. И она его заработала вместе с чужим человеком рядом, хотя такие люди не могут быть никому чужими, они этого просто не чувствуют. Как же не к месту я там был со своими стихами и рисунками дилетанта, с репродукциями Брейгеля и РАММШТАЙНОМ в наушниках! Но женщина была счастлива, она сказала, что впервые видит поэта и художника в непосредственной близости. Вывеска у меня может быть и была, но за ней увы было только желание что-то делать и никакого умения, не говоря уже о признании.
В полночь, сидя на кухне, она сказала мне напрямую, что спать будем вместе. Увидев ужас в моих глазах, сказала, что я могу отказаться, чтоб не было изнасилования. Не тот смел, кто не ведает страха, а тот, кто умеет преодолевать свои страхи и упрямо двигаться вперед. Что мне было делать? Распустить нюни, как девица-недотрога, непонятым гением пойти в морозную ночь в незнакомом городе? Я смог бы забыть эту женщину и этот город, но не смог бы забыть своей трусости. Искал приключений? Вот они! В добавок она еще и предположила, что я невинный отрок, накинувший себе пяток лет. Не сказал бы, что это нелепое предположение меня задело, но я видел перед собой вызов, который должен был принять. Однако, не мог я начать так, сразу.
Много лет мама внушала мне, что заниматься сексом с человеком, с которым знаком только один день, мерзко и гадко. Что скажет мама, папа, что скажут друзья? Буду я еще соблюдать пресловутые правила приличий, этические нормы, класть в постель всех, кого я знаю и спрашивать у них совета! Был бы кто-то рядом, я наверняка сохранял бы внешнее спокойствие, натянуто шутил, пытался выглядеть бодрячком. Но рисоваться было не перед кем. Я был один на один со своим вызовом. Я был тем же самым мальчиком, который готовился сказать неправду впервые в жизни, украсть арбуз у пьяной продавщицы, взломать дверь, побить одноклассника… За двадцать шесть лет я немного узнал самого себя. Я знал, что никогда не отказываюсь от вызова нарушения запрета. Я не мог передумать, у меня не было выбора, была только одна, моя дорога.
Молча я пошел в туалет, чтобы сконцентрироваться и поговорить со своим членом, сказать ему: «Встать, именем испанской революции!» Недалекие люди могут подумать, что я думал об удовольствии, но это совсем не так. Я чувствовал себя самураем, который получил трудное и опасное задание и сомневается в своих силах, но в случае невыполнения задания - харакири.
-Я себе в другой комнате постелила, если захочешь меня, позови.
Зря я долго болтал. Нужно было сразу переходить к делу. Невежливо мучить женщину, которая знает чего хочет, своими разговорами, в которых она ни бельмеса. Молча, я взял её за руку и повел к дивану. Все точки над Ё были расставлены, мосты за спиной сожжены. Решение было окончательно принято и руки мои не дрогнули, не дрогнули и губы и все тело. Меня вызвали на дуэль! Затронут вопрос моей чести! Каждое движение должно быть безупречным. Я совершал ритуал, импровизировал, применял свой опыт по обстоятельствам. Каждое движение должно быть к месту, должно быть безупречным. Единственная поблажка, которую я себе позволил – темнота. Окна комнаты были высоко над уличными фонарями. Болтовня здесь не уместна, я просто отвел её руку потянувшуюся включить ночник. На второй минуте прелюдии я понял, что партнерша моя халтурит. Её жесты вычурны, не оригинальны, в них нет уверенности и силы.
-У тебя желание не перегорит – раздался её ровный голос в темноте, она говорила об этом будто о яичнице, которая может пригореть. От жилистого, миниатюрного тела пахло дешевым, крапивным шампунем. Растительность на лобке не была сбрита. Женщине нужен был простой, незатейливый, рабоче-крестьянский секс, без всяких извращений и чем дольше, тем лучше. Я об этом напрямую и спросил и получил утвердительный ответ. Но даже загнанный в узкий формат я импровизировал и получал совершенно идиотские, словесные похвалы. Тоска зудевшая в груди придала мне ярости и ожесточенности. Я работал на совесть без всякого допинга около сорока минут. Она переживала, что у меня не нашлось презерватива, но какой презерватив у странствующего монаха, чернеца. Не сексом же я в конце концов ехал заниматься. Спермой она намазала себе физиономию, чтоб предотвратить её старение…
Я уже давно понял, что внешность нужна для престижа, для того, чтоб мужики завидовали, когда ты мимо них проходишь с шикарной герлой. В сексе быстро привыкаешь к красоте и уродству. В сексе важно совершенно другое, умение выражать чувства оригинальным способом. Чувствовать, конечно, тоже что-то нужно.
После перекура и пития черничного компота и взаимного ополаскивания гениталий. Я начал все по новой к удивлению гостеприимной хозяйки. С усмешкой было замечено, что эта простая женщина совершенно не отличает подлинные выпады от надуманных, фальшивых телодвижений. Пару раз я даже имитировал свой оргазм и она не заметила подвоха. Пару раз я засыпал на пару часов, но просыпался потом и продолжал изнурять себя и женщину древним видом спорта. Мне стало безразлично, что она чувствует, что она обо мне думает. Только резали слух её глупые вопросы и похвалы.
Неужели она думала, что я лучше буду к ней относиться или я не знаю своей цены. Посмотрев на себя той ночью объективно, я поставил себе тройку с минусом или четверку по десятибалльной системе оценок. Трудился усердно, но безуспешно! Может она и получала какое-то удовольствие, но завести её мне так и не удалось. Ей просто было лестно, что её так долго парит в разных позициях странный мужчина годящийся ей в сыновья. Во время очередного перекура я спросил её о бывших мужчинах, о сексе с ними. И она честно призналась мне, что первый сексуальный опыт у неё был с женщиной и ощущения были посильней. Но потом она узнала, что это ужасно и решила стать правильной девочкой и спать только с мальчиками, правда с ними было что-то не то. Но уж лучше получить меньше удовольствия, чем быть извращенкой порицаемой порядочными гражданами страны, в которой секса не было, был супружеский долг и инстинкт размножения. Раньше я не выносил тех, кто знает, как надо, но потом стал относиться к ним с тупым безразличием. Я не стал ей возражать, но подумал, что её старательный в сексе муж после двадцати лет такой супружеской каторги, пришел в отчаяние и использовал повод для ссоры, дабы изменить свою жизнь к лучшему.
Спать не хотелось. Мы с утра прогулялись до магазина, где я купил продукты для щей и салата, приготовлением которых мы занимались в первой половине дня. Я был на больничном, у неё в понедельник ночная смена, так что можно было еще одну ночь покувыркаться на диване. От моего красноречия не осталось и следа. Я был молчалив, будто сидел один на хуторе. Она рассказывала мне о своих детях, о внуке, о муже, даже о своем детстве прошедшем на Алтае. Множество вопросов сыпалось в мои уши, смысл которых сводился к одному: «Что мне делать и говорить, чтобы не выглядеть дурой?» Я был в грустном восторге от такой самокритики и объективного отношения к себе. Нет, не стоили мои рассудительные ответы такого шикарного вопроса! Может я бы и ужился с этой женщиной, если бы она была состоятельной. Не смотря на свою недалекость она была ненавязчивой. Когда я сидел и болтал с ней, мне казалось, что я один. После сытного обеда мы пошли в кинотеатр, где за гроши показывали идиотский американский фильм с широкоплечей, крупной актрисой в главной роли. В одной из газет я видел её фотографию и интервью о деградации искусств. По пути из кинотеатра я ввязался в обсуждение увиденного и был собой весьма недоволен. Моя спутница защищала произведения подобного рода и призналась, что пишет стихи о любви, а еще написала прозаический роман.
Роман был написан размашистым почерком на восемнадцати листах школьной тетрадки. Я не эстет, потому и не буду давать оценок ни стихам, ни роману, только дам их беспристрастное описание. Стихи были сложены по две рифмованные строки. Глаголов там было очень мало, больше прилагательных вроде «прелестный», при этом стихи были целомудренно далеки даже от невинного эротизма. Стихи о сердце парящем утомленной чайкой над океаном несбывшейся любви, над морями слез по милому пролитым, которого все нет, хоть полночь близится. (Это не её стихи, а мой ехидный пересказ.) Я сделал вид, что все прочел, медленно перелистав тетрадь. Можете представить кем я себя тогда чувствовал? Я был стареньким учителем литературы, мудрым философом с трубкой в зубах, который рецензирует робкие стихи гимназистки. Однако, для меня осталось загадкой, как она умудрилась, отучившись в школе не познакомиться с поэзией Маяковского, Блока, не говоря уже об остальных декадентах или более современной поэзии. Поэзия для неё это только Пушкин, Лермонтов, Некрасов, впрочем последний говорил о каких-то неприятных и непонятных ей вещах и потому был в опале.
Что можно создать с таким багажом прочитанного? Вот именно! В прозе её познания были куда обширнее – Донцова, Маринина и даже одна книга Акунина, библия, конечно. Роман изобиловал перечнями предметов домашнего обихода, брэндами, адидасами, сименсами, деепричастные и сравнительные обороты отсутствовали. Зато было много долгих, натянутых объяснений, пояснений, диалоги были такими, будто разговаривали роботы, загруженные лексиконом аристократов девятнадцатого века. Одного моего знакомого журналиста этот роман явно бы позабавил, но мне лень было дословно его переписывать, ради забавы злобного пересмешника. Однако, моя цепкая память запечатлела этот эскиз сделанный с натуры. Я опустил форму и ухватил суть. События изложенные в этом романе меня потрясли.
Дело в том, что эта женщина после развода с мужем, долго и безуспешно искала себе мужчину. К ней приезжало множество алкоголиков, свежеосвобожденных заключенных, пенсионеров. Неудивительно, что после всех этих вариаций она отчаялась и схватила то, что лежало поближе и лежало плохо. А плохо лежал её зять порабощенный её дочерью. Он был еврейским бизнесменом мелкого пошиба или же самозанятое лицо. В общем он был владельцем автомойки, на которой сам и вкалывал с утра до вечера, а в свободное время читал научно-познавательную литературу, предоставляя молодой жене полную свободу. Она иногда хлопотала по дому, иногда воспитывала единственного сына, иногда сидела в баре с подругами. А бедному Якову чего-то не хватало и его теще тоже. Вот и начали они встречаться под благовидными предлогами. Однако, яблочко падает, как известно, недалеко от яблоньки. Потому мать, естественно, не смогла дать Якову того, чего ему не хватало в её дочери.
Всё бы было шито-крыто, кабы Якова не грызла беспощадная совесть, а его дочери не приснился странный сон, о котором она ему тут же, проснувшись, и рассказала. Еврейский мужчина не только вкалывал, но еще и улаживал кучу административных вопросов, старался угодить всем клиентам, в общем его нервная система была расшатана и без нечистой совести, а тут еще жене такие сны снятся, в которых её муж делает секс с её мамой. Он разрыдался и честно во всем признался, заподозрив, что его супружнице все известно, а рассказ о странном сне – тонкий намек на толстое обстоятельство.
Дочь ворвалась в квартиру к матери, когда она принимала очередного гастролера, вроде меня. Как на зло, тот оказался вполне приличным человеком, который корректно растащил женщин в разные комнаты и долго успокаивал младшую, клеймил позором малодушного изменника. Мужик был не дурак! Работал он бармэном, умел утешить человека. Вот и сказал он расстроенной молодой матери, что ничего страшного не произошло. За ночь дочь смирилась со своей долей. А куда ей деваться? К маме уйти нельзя, специальности и образования нет, зато есть маленький ребенок. С работой в малом городе дело обстоит неважно, женихов тоже не густо, а состоятельных, молодых, либеральных и красивых и того меньше. Ну нашкодил примерный мальчик не в кои веки, зато теперь он ей все должен прощать.
Так все и осталось на своих местах, только написала с натуры роман неунывающая соискательница подходящего мужчины. И после всего этого она мне предложила сходить в гости к её дочери! Я не мог нарадоваться, что я приехал не тогда, когда её дочери приснился странный сон. Провожая меня, она повторила свой очень умный вопрос, спросила, что ей говорить, чтобы не выглядеть полной дурой. Что ей надо было ответить? Молчать и слушать!
Что делать в выходной, когда абсолютно нечего сказать чистым листам бумаги? Когда на улице май чародей и одни щепки лезут на другие? Для начала я все же доел омлет с колбасой и по обыкновению сел после этого на унитаз. Во время этого мимодумного занятия я начал читать газету. Не интересно читать анекдоты, пресытился я тонким юмором, зато объявления о знакомствах читать очень смешно. А обращаться, то есть звонить по указанным в них номерам еще смешней. Как вам нравится: «Ищу человека для серьезных отношений и создания семьи, (есть двое детей), интим не предлагать, искателей приключений и болтунов прошу не беспокоить.»? А про одинокого волка, который сидит за решеткой в темнице сырой орлом молодым и мечтает встретить чернобурку в дебрях своей страсти! Настроен я был игриво и начал звонить, не вставая с унитаза. Отвечать мне никто не хотел, потом все же послышался нервный голос, который милостиво согласился увидеться со мной через час возле национального театра.
Я вышел остановкой раньше и прогулялся по парку, потом топтался у театра, принимая солнечную ванну и отравляя легкие дымом своей трубки. Прождав обладательницу нервного голоса пол часа я позвонил и вежливо, совсем не раздраженно, спросил, в чем дело. Оказалось, что есть дела и поважнее, моего дела и встреча переносится на три часа. Я сказал, что буду в художественном музее, где я бродил часа два, а потом, укоряя себя в расточительности, торчал в дорогом кафе напротив. Никого с описанием нервного, строгого голоса не появлялось у входа в музей. Тут я задумался и в очередной раз заключил, что нормальные люди не читают еженедельников, во всяком случае мои сверстницы и те, что помладше. Основная их масса сидят в чате, что тоже не лучше, чем читать еженедельник. Я разозлился на себя за то, что кидаюсь на что попало, ввязываюсь в идиотские авантюры, будто мне совершенно нечем заняться, в то время, когда... Я решительно направился на трамвайную остановку и тут кто-то начал трезвонить мне и бросать трубку. После третьего раза я все же перезвонил и нервный голос, не извинившись, повелел мне быть у цирка через пятнадцать минут.
Я отказываюсь себя понимать в данном случае! Я ведь был уверен в том, что я не получу удовольствия от такой занятой обладательницы строгого и нервного голоса. Я чувствовал, что за таким голосом и сухим, деловым, незамысловатым объявлением не может скрываться внешность способная доставить мне эстетического удовольствия. Щепка лезет на щепку! Распускаются нежные листики, яркого зеленого цвета на фоне мокрого чернозема и куч прошлогодней листвы. Чистота небесной лазури, теплый, робкий ветерок гладит бороду, несет дым от моей трубки в нос раздражительной старухи ковыляющей позади… А каковы были шансы моего влезания на щепку со строгим голосом? Да никаких и я это знал! Знал, но поспешно проталкивался сквозь толпу возле цирка. Это же надо в таком месте назначить встречу! Да в этой толпе с десяток розовых сумок! Вот у этой ведьмы, к примеру…
Неужели это мне! Нет, я заслуживаю лучшего! Но делать нечего, нужно быть вежливым и пунктуальным, чтоб не пасть в собственных глазах на уровень этой…
Темно-серые волосы были собраны на темени продолговатой и узкой головы в кучку конической формы. Покрасневшие каракули ушей, маленький, узкий рот до отказа набитый кривыми зубами разных размеров, острый и длинный, как киль подбородок, вздернутый, словно обломок сучка нос, прищуренные глаза за линзами очков в роговой оправе. Откуда она взяла такие очки? Высокий, квадратный лоб, редкие брови. Короткая юбочка из брючного материала, белая блузка с кружевами, колготки темного бежевого цвета, лаковые туфельки на низеньком каблучке, впалая грудь, большие, острые коленки…
Чтобы заулыбаться ей в ответ мне пришлось, сказать себе, что раскатал я свои пухлые, чувственные губы, готовые облобызать даже это странное нечто с розовой сумкой, но только это не девушка, которая сопротивляется только до первой капли крови, это офицер СС, которая будет сражаться до последней капли крови. Да она распнет меня за один только намек на плотские, мимолетные утехи. Она напомнила мне ту суковатую, кривую палку, которой меня отколошматили в детстве. Как недобро на меня смотрели серенькие глаза инквизитора, святой простоты, целомудренной и добродетельной девы!
-Куда пойдем, Евгений?
-Да я, собственно и не из Парижу…
-Чего!
-Да, торг здесь не уместен! Мы отходим в горы и дадим вам Парабелум…
-Я серьезно спрашиваю! Мне надоело здесь стоять. Куда вы обычно ходите?
-В бильярдную в Старом городе.
-Вы умеете играть в эту игру?
-Нет, я пью там чай.
-Но там наверное дорого…
-На Московской улице есть бар, где все очень дешево и люди душевные, поют.
-Нет, лучше пойдемте на железнодорожный вокзал. Там есть кулинария.
По дороге я закурил и она отчитала меня за то, что я не внимательно прочитал её объявление, в котором говорилось, что людей с вредными привычками просьба не беспокоить. Строгий выговор был объявлен таким тоном, будто я год жил на её полном содержании. А если взять и сказать, что она мне отвратительна, но я все же согласен вступить с ней в половой контакт сегодня и попрощаться после навсегда? Нет, я не хам и на счет контакта, передумал, не хочу, даже за деньги, даже если затронут вопрос чести. Нет! Но какого черта я тогда выслушиваю это?
-Я не люблю вокзал, я завидую уезжающим! Мне тоже все время хочется ехать, все равно куда и зачем…
-Извините, но у меня мало времени, у меня через пол часа электричка. Я еду к дедушке, помогать ухаживать за садом. Там у него очень много яблонь и…
-А! Так это меняет дело! Пол часа… Ничего…
-В смысле?
-Раз вам там так нравится, то и мне тоже понравится.
Она встала в очередь первой и уставила свой поднос двумя салатами, пирожным, соком и чаем. Я же взял себе только минералку. Когда подошла очередь, она пропустила меня к кассе, а сама направилась занимать столик. Я растерялся и заплатил за чертовы салатики, которыми мне хотелось оштукатурить ей физиономию. Принеся ей яства, мне пришлось еще и сгонять за приборами. Она оскалила свои гоблинские зубы, выражая мне свою вежливую благодарность.
-Так кем же вы работаете с такой внешностью?
-Да, собственно, нигде…
-Вы совсем не читали мое объявление! Что там было написано на счет безработных?
Она была похожа на нахмурившуюся училку, а я на первоклассника, который не выучил уроки. Её гнев был совсем не притворный, он был искренний и праведный.
-А зачем мне работать, когда я и так получаю десятку в день. Мне платят пособие по безработице…
-И вам не стыдно?!
-Нет, - выдавил я из себя. – Я на данный момент еще учусь и вообще я непризнанный писатель…
-Зря вы учитесь! Вас с такой прической и разного цвета шнурками в этих ужасных сапогах никуда не возьмут. И какой вы писатель, если двух слов связать не можете? Вы не о том пишете…
-Но вы же не читали!
-И не буду! Сколько вам лет? Двадцать шесть! И вы еще не построили дом, не посадили дерева и сына у вас нет.
-Есть! Я регулярно плачу алименты.
-Так вы еще и женаты!
-Был, теперь разведен.
-Ну знаете, вы меня за десять минут, столько раз неприятно удивили.
Наконец она поняла, что уж слишком далеко зашла с незнакомым человеком и принялась старательно поедать салаты. Я смотрел в сторону и хотел уйти и забыть это все. Утеревшись салфеткой, и, допив чай, она начала мне рассказывать о том, как жить нужно, приводя в пример своего семидесятилетнего дедулю. Я возразил, сказал, что у каждого поколения своя система ценностей, чистосердечно признался, что по своей воле размножаться далее не собираюсь. Дом строить тоже не собираюсь, ведь у меня есть хороший велосипед и палатка, двухместная палатка...
То ли поезд пришел раньше… Я смотрел на её удаляющуюся спину выгнутую дугой и думал о своем великодушии и лицемерии. Честные люди не трепали бы друг другу нервы, а сразу попрощались, поздоровавшись. А я не хотел травмировать бедную женщину, накормил её салатами и все равно травмировал своими ответами на её вопросы. Благородная скотина!
Я шел по улице разочарованный в себе, не зная куда иду, пока не уперся в едва прикрытый короткой джинсовой юбкой шарообразный зад. Толпа растекалась перед этим задом на два потока. Девица немного согнулась, опершись на длинную трость зонтика, сосредоточенно жевала жвачку. Я, проходя мимо, «нечаянно» провел рукой по заду.
-Занято! – равнодушно рявкнула девица, будто сидела в туалете, задумавшись, а я туда ломился. Продираясь сквозь людской поток, к ней спешил радостный парень державший два мороженых над головой.
Хочешь такой зад под боком? Тогда иди работай, одевай спортивный костюм, будь лживым и неискренним, притворяйся, что тебе нравиться другая музыка, гундось комплименты, соответствуй стандартам. Я так и не понял, почему эту круглозадую занял Лёлик в спортивном костюме, а не я.
А той с иксообразными ногами я потом позвонил, перепутав её номер с номером одного приятеля, который скинул мне звонок. Она наорала на меня так, будто я пытался её изнасиловать. Я молча отложил телефон в сторонку, даже хотел перед этим извиниться, но потом понял, что не извинят меня. Что-то есть во мне раздражающее женщин…
Помню было мне десять лет. И нет, я не копил на новый велосипед. Это было начало девяностых. Жили мы в своём стареньком доме в посёлке. Вроде и ничего так жили. Но батя став начальником одного предприятия стал всё чаще закладывать за воротник. Пьяные гости, застолья за полночь. А так как здоровьем его боженька не обидел, перепивал он всех практически своих собутыльников дружков. Растаскивал пешком или развозил на мотоцикле с коляской их по домам, возвращался и кирял водиночку. Сам с собой беседовал, горевал что-то там и пил, пил, пил.. Нет, вроде не агрессивный был. Но мог, если что. Нас не трогал. Но потом к нему помаленьку начала присоединяться мать. Ой, нет, это другая история. Так вот. Приехал ко мне из другого посёлка в гости на недельку мой троюродный брательник-ровесник. А у нас в доме русская печь с лежанкой и совмещённая с печью-плитой. И так брательник запал на русскую печь, что прям вот не знаю почему. Они-то в благоустроенной квартире жили, унитаз, водопровод все дела. И пристал он ко мне с первого дня давай на печке спать! Объяснял ему, что на холодных кирпичах никакого кайфа спать, а даже вредно. Всё равно канючит давай да давай. Ну, был конец лета, а у нас заморозки ночью и в июле не редкость. Вот и тут вдруг похолодало. Упросил брательник мою маму протопить русскую печь, ну хоть немноооожечко. И вот, вечер, печь натоплена, лежанка застелена. Напившись чаю улеглись с ним. Всё тело приятно греет, шепчемся, рассказываем истории. Приехавший с работы мой батя ужинает, перемещаясь плавно в обычную пьянку. Мать у родни с ночевкой. Батя осушив очередную бутылку вздыхает, что-то бормочет то жалостно, то злобно, сам с собой беседует невнятно. Мы постепенно засыпаем. Просыпаюсь весь мокрый от пота, душно. Толкаю бательника, пошли на диван, жарко. Тот разморённый соглашается. Улеглись в комнате, прохладно. Я моментально вырубился. Сквозь сон ночью послышался хлопок, но я не смог проснуться. А батя мой занимался охотой и имел двустволку надо сказать. Выспавшись, встал я первый и потопал умываться. Бати нет, на столе разгром после вчерашнего и пол почему-то посыпан побелкой. Я хмыкнул лишь непотнятливо. Чищу бивни и мой взгляд падает на занавеску, что закрывает проём лежанки на печи. А там дырища рваная! Смотрю на потолок кухни, на нём вспаханая глубокая борозда. Ага, вот откуда побелка на полу. А что за дыра-то? Лезу смотреть. И тут вспоминаю ночной хлопок сквозь сон. Пазл сложился. Родитель допившись в уматень взял ствол да и пальнул видать. 12 калибр. Турбинка Майера кто понимает. Как заправский трассолог гляжу сквозь дырку, совмещаю взглядом с местом на потолке куда ударила пуля и офигевая зову - Колян! Иди сюда скорее! Тот бурча притопал - Чё? Показываю ему, объясняю. До него не доходит. Объясняю подробно. Лежали мы на печке головами к занавеске. Если бы что...Черепушки разнесло бы обоим. Вовремя я проснулся, блин. Глаза от осознания у обоих были по 5 копеек. А бате я тогда ничего не рассказал. Побоялся.