Мы жили тогда в Кэмдене, в Южной Каролине. Всё началось в лавке Уоттса. Грэди Ли был моим лучшим другом в тот год. Нам обоим было по пятнадцать. Уотс обещал взять нас посмотреть схватку бульдага с диким котом.
Когда настал долгожданный день, мы с восьми утра слонялись вокруг лавки. В полдень Уоттс ещё ничего нам не сказал. Мы боялись, что он забыл или передумал. Схватка была назначена на час тридцать на участке, где была вырыта яма для собачьих боёв. И Уоттс нас не забыл.
Яма была вырыта на дальнем конце поля. Когда мы подошли, там уже толпились люди. Уоттс остановился, оглянулся и сказал:
— Хочу предупредить вас с самого начала. Это будет не обычная честная схватка. Финлей раздобыл где-то камышового кота. Это будет убийство, и я хочу, чтоб вы это знали заранее.
— Всё равно хотим посмотреть, подавленно вымолвили мы.
Мы пришли рано. Но Эсти и братья Холл были уже здесь.
— Что ты об этом думаешь, Уоттс — спросил Эсти.
— Тут и думать нечего. Ещё одно убийство, — сказал Уоттс .
В двенадцать сорок пять из-за леса показался «Форд» Люка Финлея. Он ехал прямо через поле. Машина остановилась. Заднее сиденье было снято, и прямо на стальном полу стояла клетка, сплетённая из тростника. Клетка была довольно просторная, но кот метался по ней, и от этого она казалась тесной. Он был цвета грязного песка и какой-то короткий, но это, наверное, из-за того, что у него почти не было хвоста. Зато сильные и подвижные мышцы так и перекатывались под короткошёрстной шкурой, а в задней части его тела они буквально вздувались горбами. Я увидел злые зелёные глаза и понял, что такой кот никогда не сможет проиграть.
Бойцовому бульдогу Тейлора было три года, и при своём сложении он мог бы украсить любую выставку. Пёс был великолепен. Он держал голову прямо и высоко, лоснящаяся коричневая шкура обтягивала тугие мускулы и переливалась на солнце при каждом его вдохе выдохе.
В час дня Финлей и его приятель перенесли клетку к краю ямы. Кот уже участвовал в подобных схватках и знал, как спускаться в яму по глинистой стенке. Увидев кота, бульдог дёрнулся вперёд и натянул цепь, за которую держал хозяин.
С минуту было совсем тихо. Даже лёгкий ветерок, холодивший мне шею, вдруг стих. Сердце у меня бешено колотилось. Пса спустили с цепи, и коричневая молния метнулась к яме. Первые несколько футов бульдог скользил по стенке, потом оттолкнулся от неё и прыгнул.
Бульдог упал на все четыре лапы и сразу же бросился в атаку. Он атаковал с низко опущенной головой и широко раскрытой пастью, похожей на ковш экскаватора. Сверкнули огромные клыки его нижней челюсти. Дикий кот увернулся от клыков, упал на спину и оказался под собакой. И в ту же секунду он вонзил когти в живот бульдога.
Всё было кончено до того, как пёс понял, что произошло. Бульдог не издал ни звука. Он сидел на дне ямы с открытой пастью и виновато смотрел вверх, ища глазами хозяина среди наклонившихся лиц. У него не было живота.
Он лёг, как бы намеренно прикрывая расползающуюся под ним тёмную лужу. Когда он ещё раз поднял голову, его глаза встретились с глазами хозяина. Во взгляде пса мне почудился стыд. После этого он свернулся калачиком и затих.
Никто не проронил ни слова, пока мы шли обратно через поле к лесу. Стало ещё жарче — жар поднимался от красной высохшей земли. Я еле передвигал ноги. Грэди молчал. Я судорожно глотал слюну и дышал открытым ртом, чтобы меня не стошнило. Мы не должны были смотреть на это. Уоттс был прав.
— Пора кончать. С меня хватит этих убийств, — горько сказал Уоттс .
— Ты ничего не сможешь сделать, — заметил Эрл Эсти.
— Чёрта с два не смогу! Я поеду в Макон, к двоюродному брату, он знает толк в собаках, -загадочно произнёс Уоттс. — Когда вернусь из Макона, тогда и посмотрим…
Три недели об Уоттсе ничего не было слышно. И вот Финлей получил от него письмо: « У меня есть собака, которая прикончит твоего кургузого ублюдка. Я ставлю на неё тысячу долларов. Ставки прежние — один к четырём, поэтому тебе придётся собрать четыре тысячи. Я буду в городе в пятницу утром, и мы заключим с тобой пари. После этого я не хочу видеть твою рожу до субботы, когда состоится схватка».
В пятницу к Уоттсу целый день приходили люди и спрашивали про собаку, с которой он хочет победить дикого кота. Но он молчал.
И тут я понял, что Уоттс хочет выставить против кота-киллера свою личную дворнягу Рэда.
На следующее утро мы с Грэди поспешили к яме. Глина была твёрдая и не осыпалась со стенок. Дно было чистое и ровное. Я посмотрел на то место, где умер бульдог. Следы крови исчезли. Пришёл Уоттс с Рэдом. Собака медленно, неторопливо плелась сзади.
Уоттс приказал Рэду лечь. Рэд поскрёб землю лапами, сделал два круга и лёг. Положив голову на землю, он тут же уснул.
В одиннадцать пятьдесят Уоттс поставил стул на углу ямы и сел. После этого он позвал Рэда.
— Ну, малыш, — сказал он собаке, — я хочу, чтобы ты прыгнул туда. Он щёлкнул пальцами. Рэд соскользнул вниз по стене и прыгнул. С минуту он сидел, не двигаясь, потом вытянулся и закрыл глаза.
— Чёртов сын опять собирается спать, — сказал кто-то.
Финлей поднёс клетку с котом к краю ямы и палкой приподнял дверцу клетки. Кот метался взад-вперёд. Жара, толпа людей и клетка — всё это приводило его в ярость.
С минуту кот ещё оставался в клетке, но затем он увидел яму и вспомнил. Он соскользнул вниз, прыгнул, приземлился в самом центре ямы и сразу же повернулся в сторону Рэда. Он сгорбил спину и казался выше Рэда. Когти на передних лапах были выпущены и выглядели, как бритвы.
Рэд уже стоял. Он начал обходить кота. Он медленно кружил вокруг кота, а Уоттс говорил ему:
— Спокойно, малыш. Только спокойно… как в Маконе, малыш. Как в Маконе…
Рэд двигался против часовой стрелки. Двигаясь так, он не выпускал кота из поля зрения и избегал прямого солнечного света в глаза. Кот был предельно собран, в любую секунду ожидая нападения. Мощные мускулы на его задних лапах вздулись и подрагивали. Всё, что ему было нужно, это один удар по животу собаки. Его задние лапы могли это сделать в две секунды. Кот хотел, чтобы Рэд напал на него. Рэд должен был напасть первым, по крайней мере, зрители так думали, но он не нападал. Он продолжал кружить, голова его всё время была повёрнута в сторону кота. Уоттс говорил тихим голосом:
— Спокойно, малыш… Спокойно… ты ведь помнишь… как в Маконе, малыш… как в Маконе.
На дне ямы в разных местах была насыпана известь, чтобы заглушить запах крови. Известь была ослепительно белой на солнце и серой в тени. Рэд несколько раз прошёлся по извести, и скоро круг, по которому он ходил, стал заметным. Солнце стояло над самой головой, но резкие границы тени и света начали уже смягчаться.
Никто не издавал звука. Зрители старались не кашлять и не скрипеть ящиками, на которых сидели. Сорокоградусная жара ничего для них не значила.
Примерно каждую минуту Уоттс повторял:
— Малыш, Рэд… спокойно, малыш… спокойно, Рэд… как в Маконе, малыш… в точности, как в Маконе.
Рэд двигался с одной и той же скоростью, ни разу не сбившись с темпа. Медленно, методично, прислушиваясь к голосу хозяина и не спуская глаз с дикого кота. Глаза у него уже не казались коричневыми и ласковыми. Они сейчас были чёрными и холодными. Рэд обладал выдержкой. Кот несколько раз делал вид , что собирается напасть, но Рэд, не обращая внимания на его выпады, даже не мигнул ни разу и продолжал также методично кружить.
Дикий кот выиграл девять схваток. Только одна собака жила больше двух минут. Они все издыхали с распоротыми животами.
Коту нужно было, чтобы на него нападали, но Рэд продолжал кружить, как заведённый. Кот шипел, обнажая клыки, царапал глину, дёргался из стороны в сторону. Невыносимо жгло солнце. Он должен был что-то предпринять.
Кот прыгнул вперёд на два фута и затормозил. Он зашипел, ударяя передней лапой по воздуху и пятясь одновременно. Рэд не сбился с шага.
— Какого чёрта! — крикнул Финлей. — Что тут происходит? Это не схватка.
— Заткнись, Финлей!
— Сам заткнись! Посмотри на него. Он не собирается драться. Эй ты, блошиная радость, нападай!
Рэд не слышал Финлея. Рэд слышал только Уоттса, который продолжал говорить своё: «Спокойно, малыш… спокойно, Рэд… как в Маконе, малыш».
И пёс продолжал ходить по кругу. Солнце уже прошло зенит. Рэд кружил с тем же застывшим, идиотическим взглядом, с головой, неизменно повёрнутой к центру круга.
Я подумал, что у него давно должна была заболеть шея. Сможет ли он двигать ею достаточно быстро, если кот нападёт? Может быть, всё-таки прекратят схватку.
Кот теперь поворачивался, не сходя с места. Коротким, словно обрубленным, хвостом он опирался о землю и, перебирая передними лапами, поворачивал корпус, следя зелёными налитыми яростью глазами за собакой.
Нервы кота снова не выдерживали, они толкали его на прыжок. Он начал заметно дрожать. Выгнув дугой спину, он сделал выпад, но тут же отскочил назад.
Ещё десять кругов, ещё двенадцать кругов. Рэд казался спокойным, почти равнодушным. Его шаг был всё таким же размеренным. Некоторые круги были шире других, некоторые круглее, но ни темп, ни его поза не менялись.
Голос Уоттса звучал теперь ещё тише:
— Спокойно, малыш, спокойно… ещё немного… ещё совсем немного, малыш… как в Маконе… в точности, как в Маконе.
Зрители молчали. Напряжение достигло предела. Рэд всё так же усыпляюще-медленно кружил, не спуская немигающего взгляда с дикого кота.
И тут кот, устав поворачиваться, видимо, решил сэкономить силы. Вместо того чтобы поворачиваться всем корпусом, как он это делал до этого, кот повернул налево только голову, вытянув, насколько мог, шею, и, как только собака оказалась у него за спиной, рывком повернул направо. Когда Рэд делал следующий круг, я заметил, как у него пошла лёгкая дрожь по шее.
И затем это случилось. Кот сделал то же самое: не повернулся, а только посмотрел через плечо и тут же повернул голову в другую сторону.
Я не видел ничего более быстрого, чем движение, которое сделал этот большой рыжий пёс в какую-то долю секунды. В тот момент, когда кот поворачивал голову вправо. Рэд прыгнул. Ему не нужно было готовиться к прыжку, он всё время был к нему готов, когда кружил, вынося задние лапы далеко за пределы круга. Голова кота находилась как раз на полпути между двумя крайними позициями, когда пасть Рэда сомкнулась у него на шее. Рэд поднял рывком кота в воздух и три раза сильно тряхнул. Кот был мёртв, когда Рэд разжал пасть. Уоттс издал оглушительный, торжествующий крик и, спрыгнув в яму, взял на руки Рэда. Мне показалось, что Уоттс плачет. Он протянул собаку мне.
— Ты жив, — сказал я Рэду, прижимая к себе его мокрое, вздрагивающее от ударов сердца тело.
Нельзя было поверить, что он на самом деле прикончил дикого кота. Это казалось невозможным. Но главное, Рэд был жив. Он лизал меня в лицо. Его длинный хвост бил по моим ногам. Кто-то взял его у меня из рук. Его передавали из рук руки — всем хотелось к нему прикоснуться.
Рэд был самой великой собакой в мире. Он вилял хвостом и улыбался всем своей прекрасной собачьей улыбкой. Он не мог бы быть более счастливым. И я никогда не был более счастлив.
Уильям Прайс Фокс Перевод с английского: Аркадий Гаврилов.