В 1912 году Российская Империя на Бородинском поле с большим размахом готовилась отметить 100-летний юбилей кампании 1812 г. Широкое празднование должно было напомнить разночинной публике о былом единении царя и народа, о духовных скрепах, богоизбранности русского мира и уменьшить разрыв между властью и обществом. Как водится, царь решил отдать должные почести и представителям народа, распорядившись к юбилейным торжествам отыскать ветеранов или очевидцев войны. В попытке выслужиться перед начальством чиновники были готовы выполнить любую бредовую идею самодержца.
- Не извольте беспокоиться, доставим самых замечательных стариканов. Они у нас не токмо Наполеона, Петра Великого вспомнят !!!
Очевидцы событий и участники боевых действий в кратчайшие сроки были найдены (назначены) и представлены Николаю II в ходе празднеств.
Князья Иоанн Константинович (справа) и Гавриил Константинович (слева) с ветеранами и очевидцами событий.
Сидят слева на право:
- Аким Винтанюк (возраст 122 года !!!) – фельдфебель Волынского пехотного полка, единственный участник боевых действий доживший до юбилея;
- Пётр Лаптев (возраст 118 лет !!!) - очевидец следования Наполеона и его армии через Свенцяны;
- Степан Жук (возраст 110 лет!!!) - очевидец событий 1812 г;
- Гордей Громов (возраст 112 лет !!!) - очевидец следования французских войск через село Красное;
- Максим Пятаченков (120 лет !!!) - очевидец пребывания французских войск в городе Кирсанов;
Кроме того, есть фотография, на которой, среди представленных царю, числится благообразная старушка 107 лет от роду (хотя в литературе встречаются упоминания о 138 годах !!!), очевидица войны, утверждавшая что видела самого Наполеона !!!
Дожить до столь преклонных годов! Это невероятно! – воскликнет скептик. Ну почему же невероятно, спокойно ответит знакомый с русской действительностью обыватель:
- «У нас писарь в уезде был, в пачпортах год рождения одной только циферкой обозначал. Чернила, шельмец, вишь, экономил. Потом дело прояснилось, его в острог, а пачпорта переделывать уж не стали, документ, всё-таки. Ефимичев, купец, третьего года рождения записан от Рождества Христова, Куликов – второго, Кутякин –первого. - Да, много их тут долгожителей» (цит. из худ. фильма «Формула любви»)
Появление на празднествах ряженых ветеранов сильно позабавило московских обывателей, вызвав язвительные насмешки в адрес местного чиновничества. Уже в эмиграции Александр Куприн описал этот курьёзный эпизод в рассказе «Тень Наполеона». В нём со слов некоего губернатора описывались поиски очевидцев:
«Показывали мне этих Мафусаилов, и чёрт! – ни один никуда не годится. Или врут, как лошади, или ничего не помнят, черти! Найденный, в конце концов, «замечательный старик» складно излагал то, что от него требовалось, но в итоге разошёлся: «Какой он был-то, Наполеон-тот? А вот какой он был: ростом вот с эту берёзу, а бородища - по самые колени и страх какая густая, а в руках у него был топор огромнейший.
Как он этим топором махнет, так, братцы у десяти человек головы с плеч долой! Вот он какой был! Одно слово – ампиратырь!».
О суровом быте дореволюционных мест лишения свободы написано немало. У меня и самой был подробный пост. Однако обычно речь идет о сидельцах мужского пола. О женщинах упоминают обычно вскользь. О них и будет сегодняшний рассказ.
По статистике большая часть женщин была осуждена за преступления на бытовой почве. Среди крестьянок и мещанок было довольно много «мужеубийц». Связано это не с кровожадностью, а с суровыми юридическими реалиями того времени. Расторгнуть брак на практике было очень сложно, так как для этого официально было лишь несколько поводов: доказанная измена, долгое безвестное отсутствие, сумасшествие супруга, или если муж так и не вступил с женой в интимные отношения. Развод был делом хлопотным и дорогим даже для дворян. При этом жена по закону была обязана проживать вместе с мужем и не могла уехать куда-либо без его разрешения. Если жена сбежала, то муж мог подать заявление в полицию, и при установлении ее местонахождения, женщину возвращали назад. К тому же в крестьянской среде к бытовому насилию относились двояко. Его осуждали, но к распускающим руки мужчинам относились лояльно. В итоге, если женщине не посчастливилось выйти замуж за подобного персонажа, то бытовые конфликты могли приводить к летальному исходу. Из воспоминаний Митрополита Вениамина Федченкова: «Например, моя нянька Арина, помогавшая нашей многодетной матери выпестывать детей, терпела смертные побои от мужа - пастуха Василия, уходившего чуть не на полгода с чужими овцами в степь. На вид симпатичный блондин, он почему-то всегда хмуро молчал, как я помню его: мы потом жили в его избе. Или Арина была виновата неверностью, или еще что, но у нее рубцы от его побоев перекроили все лицо... Потом началась великая революция, и она в ссоре зарубила его топором. Сослали на каторгу». Примечательно, что к мужеубийцам отношение в обществе было хуже, чем к женоубийцам. Из других преступлений часто встречались случаи краж и поджогов. Встречались и детоубийцы.
Стандартный путь дореволюционных «плохишей» - сначала полицейская часть, куда приводили задержанных, затем тюрьма/ тюремный замок, где ждали приговора и отбывали незначительные наказания, затем, в случае сурового приговора, каторга. В стандартный набор одежды арестантки входили белая косынка, кофта, суконная юбка, халат, зимой овчинная шуба.
В дореволюционной России тюрьмы не делились на мужские и женские. Мужчины и женщины находились в одних и тех же заведениях, но обычно на разных этажах или в разных частях здания. При этом они могли пересекаться во время служб в тюремных церквях, прогулок (это зависело от правил каждого конкретного заведения). Иногда это приводило к «богомерзкому» флирту и даже «романах» по переписке. «Ромео» и «Джульетты» передавали друг другу романтические послания, скрашивавшие унылый тюремный досуг. Вместе мужчины и женщины шли по этапу на каторгу. Подобную ситуацию можно увидеть в произведении Н. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда».
"Заковка в ручные кандалы знаменитой Соньки Золотой Ручки",фотограф Иннокентий Игнатьевич Павловский
До того, как Россию опоясали железные дороги, осужденные добирались на каторгу своим ходом. При этом мужчины шли пешком (некоторые, заплатив, ехали на подводах), а женщины чаще ехали. В отличие от мужчин, к женщинам официально не применяли физические наказания. За плохое поведение их могли отправить в карцер, не давать свиданий или лишить иных немногочисленных радостей. Уголовных каторжанок могли заковать в кандалы. Однако на практике случаи насилия встречались, в том числе сексуального. Знаменитая террористка Мария Спиридонова утверждала, что ее изнасиловали, и это только добавило ей популярности.
Мария Спиридонова
Особенно часто насилие и домогательства случались во время движения по этапу. В тюремных замках за женщинами следили надзирательницы, а на каторгу сопровождали конвойные, которые были исключительно мужчинами. Из воспоминаний террористки М. М. Школьник: «Но каково бы ни было наше положение, положение уголовных каторжанок было еще хуже. Сибирская администрация боялась до некоторой степени делать с политическими то, что она делала с несчастными уголовными женщинами. Напротив тюремной стены стоял барак, где жили уголовные вольно-командки, отбывшие тюремный срок. Одна половина этого барака была занята солдатами, которые, следуя примеру своего начальства, совершали всяческие насилия над беззащитными женщинами. В течение последнего года моего пребывания там две женщины умерли почти одновременно вследствие такого обращения с ними. Бывали случаи, когда женщин убивали, если они сопротивлялись. Одна татарка, имевшая двухлетнего ребенка, была задушена в первую же ночь по ее выходе из тюрьмы. Я не знаю ни одного случая, когда администрация или солдаты были бы наказаны за эти преступления. Мы доносили о таких случаях губернатору, но он ни разу не назначил следствия, и я уверена, что наши жалобы не шли дальше тюремной канцелярии. Эти ужасы страшно мучили нас, и мы всегда жили под их впечатлением».
Мария Школьник, 1910-е
Самое тягостное время для нас было, когда высшее начальство приезжало осматривать нашу каторгу. Эти посещения не приносили нам ничего хорошего; чтобы показать, что в тюрьме проводится строгая дисциплина, мы должны были одевать к приезду начальства кандалы, прятать книги и т. д. Единственное преимущество для нас от этих визитов было то, что за несколько дней до их приезда наша пища обычно улучшалась, так как в это время местная администрация боялась присваивать деньги, которые отпускались на содержание тюрьмы. Обкрадывание заключенных в сибирских тюрьмах было традицией и практиковалось в большой мере. Начальник Мальцевской тюрьмы Покровский продавал не только полотно и одежду, предназначавшиеся для заключенных, но даже пищевые продукты и дрова. Для ремонта тюрьмы присылались значительные суммы, но мы продолжали мерзнуть, так как начальство предпочитало прикарманивать эти деньги, вместо того, чтобы производить ремонт».
При тюрьмах традиционно работали мастерские, где был добровольно-принудительный труд за минимальную плату. Оплаты хватало, чтобы покупать продукты, не входившие в тюремное меню. Женщины, как правило, работали в швейных мастерских, где довольно часто размещали заказы на пошив военной формы. На каторге работа была обязательна. Помимо мастерских в тюрьмах обычно была школа, где по желанию могли учиться заключенные. Программа была примитивной, но, с учетом того, что большинство крестьянок (и, соответственно, большинство арестанток) были неграмотными, это было полезно.
Женщина, имеющая маленьких детей, могла брать их с собой в тюрьму. Обычно в тюремных замках для матерей выделялись отдельные камеры. На картине Н. Ярошенко «Всюду жизнь» можно увидеть в вагоне в числе заключенных женщину с ребенком. Ярошенко придерживался радикальных оппозиционных взглядов, и картина на политическую тему, так что далека от реальности, но то, что женщина ехала на каторгу с ребенком - не редкость. Хотя обычно детей старались передать родственникам.
Заключенные делились на уголовных и политических. В 18 веке политзаключенных среди женщин было мало. Самая известная из них – несостоявшаяся невеста Петра II княжна Долгорукова. Девушку сослали в монастырь, где были отдельные камеры для так называемых колодниц. Как видно из названия, их действительно могли помещать в колодки. Они были лишены возможности вести переписку. Условия жизни колодниц были хуже, чем в современной тюрьме строгого режима. В 19 веке число политзаключенных женского пола неуклонно росло, а к концу 19 века вольнодумство стало даже модным. Общество относилось к политзаключенным, особенно женщинам, с сочувствием. Политические обычно сидели в отдельных камерах и имели послабления. Им разрешалось не носить тюремную одежду, они могли не работать. Уголовные заключенные должны были участвовать в уборке помещений и выполняли другие хозяйственные поручения. Абсолютное большинство уголовниц были крестьянками и мещанками, в то время как политические – дворянками. Таким образом сословное неравенство проявлялось и в местах лишения свободы. Иногда в качестве наказания политических отправляли в камеры к уголовницам. Отношения между ними складывались по-разному. Иногда уголовницы могли задирать барышень, иногда относились уважительно, а иногда политические даже разводили бурную деятельность по «просвещению народных масс».
Мария Спиридонова, Александра Измайлович, Анастасия Биценко, Лидия Езерская, Ревекка Фиалка и Мария Школьник в Сибири
Из воспоминаний революционерки и террористки П. С. Ивановской: «Ближайшее начальство проявляло какую-то внешнюю суетливую суровость. Вскоре оно, однако, нашло некоторое удовлетворение, компенсацию за понесенный престижем власти ущерб, настроивши против нас уголовных женщин, сорганизовав в тюрьме черную сотню, тогда уже по всей России проявившую себя весьма недвумысленно… Для оборудования этой организации была достаточная почва, созданная нашим привилегированным положением, — не нами, конечно, созданным, — и несколько небрежным отношением, свойственным вообще культурному человеку по отношению к „черному брату“. А если принять в соображение слишком молодой тогдашний состав арестованных, их неопытность, то ошибки и промахи в отношениях к уголовным станут весьма понятны. Мы пользовались их услугами, их работой в силу созданных правительством для нас условий, которые большинство сидевших охотно бы изменило, от которых отказалось бы при возможности самим выполнять работу. Но и при созданной не нами обстановке необходимо было помнить, что около нас, тут же рядом, живут чувствующие, равно страдающие люди. Натруженные, усталые, они часто нами, — неумышленно, разумеется, — игнорировались, их самочувствие вовсе не принималось в расчет. Им рано нужно было вставать на работу, а у нас затягивалось пение, разговоры, ночные вызовы привозимых. Чрезвычайная перегруженность уголовных общих камер по мере умножившихся политических арестов едва ли не послужила главным стимулом для образования „черной сотни“. После примирения одна из уголовных коноводок, в оправдание своих гнусностей, приводила это переполнение, как главный мотив. К скученности в камере еще присоединились противоестественные отношения двух уголовных женщин, предававшихся своему пороку тут же, на глазах у всех, даже днем. Камерницы много раз призывали начальство, прося убрать этих двух куда-нибудь и разредить камеру. Начальство указывало, что виновницы скученности — политические, занявшие все камеры, а впереди, быть-может, ждет еще горшее от все возрастающих привозов арестуемых. При таком положении достаточно было бросить в среду уголовных искру, чтобы вспыхнуло пламя. Все теперь принятые нами меры предосторожности, все внимание уже не могли затушить поднятого черносотенного движения. Стоило начать петь в те часы, когда они сами раньше просили и охотно слушали, как поднимался ураган самой отвратительной ругани, самых скверных угроз. Даже дневное пение, разговор с гуляющими заглушались криками и свистом. А тут еще ближайшее начальство подливало горючего материала в огонь по мере своих сил. Происходивший в какой-то осенний праздник крестный ход ходил и по всем нашим галереям. Предуведомленные раньше об этом торжестве, политические галереи хранили полное молчание, ничем ненарушаемую тишину при шествии духовенства. Но изобретательное начальство не посовестилось шепнуть уголовным женщинам о нашем будто бы богохульстве во время хода с „хоругвями и крестами“. Вдруг все женское отделение воспылало жгучими монархическими чувствами и фанатической набожностью. Упрекаемые в эксплуатации труда арестанток, мы прекратили отдавать в стирку белье, требовали назначить нам день в прачечной, чтобы самим мыть белье. Понятно, начальство отказало в этом, не стесняясь в то же время указывать уголовным на наше барское положение, всею тяжестью ложившееся на их плечи, на скудно оплачиваемый нами их труд. Помимо всей этой лжи, оно сулило в ближайший праздник накормить их пирогами и наградить каждую по 50 коп. Поход против нас дошел до крайнего напряжения. Однажды в гулявших и певших марсельезу уголовные покушались бросать бутылки с кипятком. Было похоже на то, что им, как казакам, идущим в бой, выдавали по чарке водки. Ничем другим нельзя было объяснить их лютости». Позже политические и уголовные все-таки помирились.
В разных заведениях режим мог иметь свои особенности. В некоторых местах заключенным разрешали в дневное время покидать камеры, и они могли друг с другом общаться. Так было, например, в Литовском замке, который называли петербургской Бастилией. В книге «Петербургские трущобы» В. Крестовского довольно подробно описан тюремный быт. Колокол звонил в 7 утра. Далее в камеры заходили и пересчитывали количество заключенных. То, сколько их должно быть в камере, указывали на табличке над дверью. Иногда случались побеги. Политические часто жили в одиночных камерах, где пересчитывать обитателей не требовалось. Далее заключенные умывались и шли на работы. В Литовском замке в конце 19 века арестантам показывали «туманные картины». «Волшебный фонарь» - проектор, предшественник кино.
Из книги Ф. Радзиловской и Л. Орестовой «Мальцевская женская каторга 1907–1911 гг»: «Наш тюремный день начинался часов в 8 утра. Проверяли нас утром в 6 часов в то время, как мы спали. Надзиратель входил в камеру и считал издали количество тел на кроватях. Мы так к этому привыкли, что шум отпираемой двери не будил нас, и мы продолжали спать. Если бы вместо кого-либо из нас положили чучело, то утренняя поверка не могла бы этого выяснить. Обслуживала каждую камеру своя дежурная, причем дежурили по очереди. От дежурства освобождались только больные и слабые, к числу которых принадлежали Письменова, Езерская, Маруся Беневская, Окушко и др. На обязанности дежурных было — встать раньше других, убрать камеру, вынести парашу, разделить белый хлеб и поставить самовар. В тюрьме было два больших самовара; один “Борис”, названный по имени Моисеенко, другой “дядя”, присланный дядей Нади Терентьевой. Кроме того, было несколько сибирских “бродяжек”, напоминающих собой приплюснутый жестяный чайник, с ручкой и двумя отделениями — для воды и углей. Разжигается “бродяжка” так же, как самовар. Пользуются им, обычно, во время этапа в виду его портативности и большого удобства. Утренний чай пили по своим камерам. После чая дежурная мыла чайную посуду, и в камере водворялась тишина. Конституция, т. е. часы молчания, по взаимному соглашению устанавливались в камерах в утренние часы до обеда и в вечерние после того, как камеры запирались. В первое время камеры в Мальцевской были открыты целый день, и благодаря этому прогулка не была ограниченной. Летом даже почти все время до вечерней поверки проводили на дворе. Однако, постепенно эти льготы отменялись. В течение длительного периода, наиболее характерного для Мальцевской 1908–1910 гг., мы гуляли в определенные часы 2 раза в день по 2 часа, перед обедом и перед ужином. В остальное время дверь, отделявшая нас от коридора уголовных, запиралась, и мы проводили большую часть нашего времени в камерах или в коридоре, куда выходили наши общие камеры. Обед и ужин был у нас по звонку. Обедали мы в час дня, причем обед представлял собой очень интересную картину. Дежурные приносили обед, и все сходились в одну камеру. Ели, большей частью, стоя, наспех, так как не хватало сидячих мест. Позже этот порядок изменился, и обед стали разносить по камерам. Посуды также не хватало и мы, обыкновенно, объединялись по двое для еды супа. Объединение происходило не по дружбе, а по любви к соли. Были пары “соленые”, любившие здорово посолить суп, и «несоленые», объединявшиеся на почве нелюбви к соли. И это вошло в такую привычку, что когда прибавилось посуды, еще долго оставались “соленые” и “несоленые” пары. После обеда дежурные мыли посуду, подметали камеры и освобождались до ужина. Ужинали мы зимой в 6 часов, а летом в 7, так как летом камеры закрывались на час позже. После ужина в наш коридор, где в углу висела большая икона Николая чудотворца, приходили уголовные и пели молитвы. Для уголовных это было обязательным. Пропев свои молитвы, они расходились по своим камерам, а мы высыпали в коридор и устраивали здесь прогулку. Было очень людно, шумно и оживленно в эти последние минуты и особенно летом нам хотелось отдалить время закрытия камер. После поверки, производившейся по камерам, нас запирали, и вечерний чай мы пили уже в запертых камерах. Мытьем чайной посуды кончался день дежурной».
На каторге принудительный труд был тяжел и для мужчин, и для женщин. Политические жили по местным меркам с комфортом, могли свободно передвигаться по всем помещениям и даже иногда покидать место заключения, чтобы прогуляться или сходить в ближайшую деревню. После 1907 года правила ужесточили. После нескольких лет заключения при хорошем поведении уголовные каторжане и каторжанки могли получить право выходить за периметр и навещать близких, если таковые имелись. Им могли разрешить жить за стенами места заключения. Позже они становились поселенцами и фактически вели крестьянский быт. Если наказание было не бессрочным, они по истечении срока могли вернуться в родные края.
Группа слепых ссыльно-каторжных богадельщиц в Александровской богадельне. Альбом Нерчинской каторги (1903)
Примечательно, что в Сибири и на Сахалине по очевидным причинам женщин было намного меньше, поэтому они становились объектом повышенного внимания и легко находили себе мужей, даже если овдовели при криминальных обстоятельствах. На Сахалине, который считался самым неприятным местом отбывания наказания, мужеубийц и просто убийц было особенно много (туда посылали за самые тяжкие преступления). Политических на Сахалине практически не было. Нехватка женского общества там ощущалась особенно остро. По этой причине женщин не сажали под замок, а находили им сожителей из числа местных сидельцев, которым разрешили жить в своих домах.
В конце 19 века известный публицист Влас Дорошевич совершил поездку на Сахалин, изучив быт его вынужденных обитателей: «Женская тюрьма. Всего один “номер”, человек на десять. Женщины ведь отбывают на Сахалине особую каторгу: их отдают в сожительницы поселенцам. В тюрьме сидят только состоящие под следствием. При нашем появлении с нар встают две. Одна – старуха-черкешенка, убийца-рецидивистка, ни звука не понимающая по-русски. Другая – молодая женщина. Крестьянка Вятской губернии. Попала в каторгу за то, что подговорила кума убить мужа.
– Почему же?
– Неволей меня за него отдали. А кума-то я любила. Думала, вместе в каторгу пойдем. Ан его в одно место, а меня в другое.
Здесь она совершила редкое на Сахалине преступление. С оружием в руках защищала своего сожителя. Он поссорился с поселенцами. На него кинулось девять человек, начали бить. Тогда она бросилась в хату, схватила ружье и выстрелила в первого попавшегося из нападавших.
– Что ж ты полюбила его, что ли, сожителя?
– Известно, полюбила. Ежели бы не полюбила, разве стала бы его собой защищать, – чай, меня могли убить… Хороший человек; думала, век с ним проживем, а теперь на-тко…
Она утирает набежавшие слезы и принимается тихо, беззвучно рыдать.
– Ничего ей не будет, – успокаивает меня смотритель. – Осудят, отдадут на дальнее поселение опять к какому-нибудь поселенцу в сожительницы… Женщины у нас на Сахалине безнаказанны.
Действительно, с одной стороны – как будто безнаказанность. Но какое наказание можно придумать тяжелее этой «отдачи» другому, отдачи женщины, полюбившей сильно, горячо, готовой жертвовать своей жизнью. Не пахнуло ли чем-то затхлым, тяжелым на вас? Отжитым временем».
Альбом Нерчинской каторги (1903)
Нередко на Сахалине женщинам предлагали идти в прислугу, а по факту стать еще любовницами местных чиновников или полицейских. Востребованы были даже те, кого «на большой земле» мужчины обходили бы за версту. Но нехватка женщин имела и обратную сторону. Так как способов хоть немного заработать на Сахалине было мало, а условия жизни были суровы, то некоторые женщины были вынуждены заниматься оказанием интимных услуг. Иногда сводниками становились новые сожители. При первой же возможности вынужденные обитатели старались уехать.
Другие мои посты о криминальном мире Российской империи:
Благодаря знаменитой картине Ильи Репина и советской пропаганде бурлаки стали ярким символом «гнёта трудового народа» и архаичности царского режима. Однако если беспристрастно изучить жизнь и особенности труда бурлаков, то окажется, что жалеть их, по большому счёту, не стоит.
Фрагмент картины Ильи Репина "Бурлаки на Волге".
Россия – это огромный край больших и малых рек, которые издавна использовались для судоходства. По речным артериям перевозили товары и сплавляли лес. Особенно сильно возросла роль речного судоходства в XIX веке, когда в Российской империи произошла промышленная революция. Для перевозки грузов в основном использовались парусные суда, которые не могли плыть против течения. Поэтому в России широко использовался труд бурлаков – наёмных рабочих, которые тянули суда по реке.
Труд бурлаков был очень тяжёл. Он требовал большой физической силы и выносливости. Поэтому советская пропаганда превратила бурлаков в настоящих мучеников. Так что обывателю при слове «бурлак» представляется измождённый непосильным трудом мужик в лохмотьях, тянущий из последних сил судно какого-то «купца-кровососа». Как тут не пожалеть бурлака?! Однако в реальности всё было несколько иначе…
Во-первых, бурлацкий труд оплачивался. В среднем рядовой бурлак получал около 70 рублей. Для сравнения: на момент 1913 года гусь стоил 1 рубль, 1 кг осетрины 90 копеек, а пресловутая французская булка около 8 копеек. Правда, эти 70 рублей бурлак получал за весь сезон. Поэтому за месяц он вряд ли зарабатывал больше 10 – 15 рублей. Деньги не ахти какие. Но и труд бурлака, несмотря на тяжесть, не требовал какой-то квалификации. При этом не стоит забывать, что бурлаков кормили владельцы судов.
Во-вторых, изображённая на картине Репина сцена – это скорее исключение из правил. Обычно шедшие против течения суда бурлаки тянули совершенно иначе.
Вперёд посылалась лодка. Она бросала тяжёлый якорь. От лодки на судно тянули длинный канат, который бурлаки или тягловые животные вроде мулов наматывали на большой барабан, находившийся на корме судна. Таким образом судно шло против течения. Наматывать канат на барабан – занятие тяжёлое. Но это куда лучше, чем тянуть лямку, идя по вязкому песку или по колено в воде.
В-третьих, бурлачество не требовало какого-то особого ума и высокой квалификации. Для жителей Российской империи это была скорее шабашка, сезонная работа, источник дополнительного заработка. Поэтому в бурлаки часто нанимались, как это принято сейчас говорить, асоциальные элементы: бродяги, ссыльные, бывшие каторжники и даже беглые преступники. Скажем честно – этот контингент плохо вписывается в образ честных бедняков, которых эксплуатировали «проклятые капиталисты».
Ну и не стоит забывать, что Репин писал свою знаменитую картину во времена, когда бурлачество переживало закат. В «отсталой и замшелой» царской России активно развивалось пароходство. А пароходы по понятным причинам не нуждались в бурлаках.
В заключение стоит добавить, что бурлачество существовало не только в Российской империи. Например, это фото часто тиражируется на советофильских интернет-ресурсах.
Оно призвано посрамить «булкохрустов» и показать бедственное положение «трудового народа», из которого «царизм выпивал последние соки». Правда, фото было снято в 20 – 30-х годах XX века, когда никаких царей уже не существовало 🙃
Кроме того, бурлачество было распространено и в других странах. В том числе в сытых государствах Западной Европы. Например, вот известная фотография, на которой почтенная голландка в шляпке тянет за собой большую лодку.
Также бурлачество существовало в Италии, Германии, Великобритании и прочих странах Европы, где была разветвлённая речная сеть. Причём изображения бурлаков можно увидеть на фотографиях 20 – 30-х годов XX века. Окончательно бурлачество в европейских странах исчезло лишь после широкого внедрения дизельным моторов на речных судах.
Знакомясь с документами прошлого, из быта царской армии, лучше всего понимаешь, почему произошла революция. Далее - про питание в русской армии.
...Была созвана особая комиссия, под председательством профессора Данилевского, для выработки правил, как улучшить солдатскую пищу. Почтенный ученый, стоящий, однако, далеко от войск, выработал целый ряд раскладок и объемистую пояснительную записку, коей проектировалось кормить нашего солдата, комплектуемого преимущественно из крестьян, котлетами, рагу, студнем и т.п.
По испытании в войсках проекта профессора Данилевского он был отвергнут по двум причинам. Прежде всего он вызывал бы новый и совершенно непосильный уже расход для казны, так как очевидно нельзя же было за даже недавно увеличенный приварочный оклад кормить солдат котлетами и рагу. Сверх того, военное начальство признало, что если простолюдина в течение трех лет службы приучать к подобным яствам, доступным даже не всем относительно зажиточным горожанам, то служба вместо воспитательного значения для крестьянской молодежи развратит ее, ибо кто же после казенных рагу, котлет и студня захочет вернуться в деревню, где часто, за недостатком средств, едят хлеб с мякиной, а мясо видят не более двух раз в году.
Правда, солдаты получили чай, который они пьют очень охотно и который позволяет им согреть желудок перед утренними занятиями. Но обед, главная еда солдата, совершенно не изменился; ужин же стал несколько лучше, так как ныне его варят с мясом, для чего в котел, обыкновенно в крошку, кладут 1/4 фунта мяса на человека. Иногда эти 1/4 фунта мяса заменяют 1/2 фунта сбоя, который, однако, не прибавляет питательности пище и не улучшает ее вкусовых качеств.
...
1) В некоторых частях заведены простейшего типа дробилки для костей. Когда мясо вынуто из котла, чтобы нарезать его на порции, и с этой целью снято с костей, их при помощи названного аппарата дробят на более или менее мелкие части и опять кладут в котел. Раздробленные кости и свободно выделяемый ими костяной жир дают щам хороший вкус и навар.
2) Из опасения, что мясо разварится в лохмотья и из него нельзя будет нарезать порции, его редко доваривают как следует. Через это мясные порции по большей части очень тверды, да сверх того для щей пропадает и часть мясных соков, которые не успели из мяса выделиться.
Чтобы этому горю помочь и вместе с тем людям раздать не холодные малоаппетитные осклизлые, а теплые мясные порции, их после нарезки кладут в особые проволочные сетки, которые и навешивают в котел со щами так, чтобы они не прикасались к самой жидкости. Все это герметически закрывается крышкою котла. Порции, находясь все время в котле под влиянием пара, постепенно доходят, делаются мягкими; ранее недоварившиеся мясные соки, под влиянием того же пара, капают в котел, увеличивая питательность щей, а людям раздаются горячие, еще дымящиеся порции, ничуть не утратившие свои хорошие вкусовые свойства.
3) В некоторых частях 20-го арм. корпуса, по системе покойного ген. Мевеса, каша варится особым паровым способом. Для этого в кашный котел вставляется второе, внутреннее дно, местами нарешеченное, с приделанной к нему трубою. Между обоими днами наливается вода, а поверх внутреннего дна кладется крупа. При нагревании вода постепенно выпаривается, и под влиянием пара получается роскошная красная рассыпчатая каша.
4) Кашевары охотно льют в котел лишнюю воду, чтобы оставалось больше помой, которые они затем продают в свою пользу. Чтобы избежать этого зла, сильно отражающегося на качестве пищи, ротному командиру один раз необходимо в своем присутствии положить в котел продукты и влить туда же положенное число ведер воды. После этого нужно глубину котла измерить палкой, на которой и сделать соответствующую метку. Затем, заперев котел на ключ (который взять с собой), приказать варить пищу. Когда щи будут готовы и часть влаги выкипит, вторично сделать промер котла, который вновь отметить на палке. При запертом на ключ котле эти две метки на палке отобьют у кашевара охоту заботиться о помоях.
5) Кашу кашевар накладывает особым совком на глаз. При этом одним попадает больше, другим меньше. Фельдфебелю (особенно живущему в казармах с семьей и довольствующемуся из котла) и прочему начальству - всегда попадает больше.
Чтобы этого избежать, нужно совершенно отдельно сварить 32 золотника крупы (это ротный командир может сделать и у себя дома), а затем точно по объему готовой каши заказать особую кружку, которая и должна служить меркой при раздаче каши. Пришли получать кашу на 5 человек, кашевар должен насыпать 5 таких полных кружек, на 3 человека - 3 кружки, и т. д.
6) Необходимо безусловно воспретить семейным нижним чинам, живущим в казармах и даже вблизи их, а также живущим в лагерях с семьями, держать коров, свиней, уток, кур и т.п., так как все это несомненно кормится за счет артельного котла. Опыт показал, что солдатская пища много хуже там, гдке это не преследуется с неумолимой строгостью.
Далее идет еще много интересных бытовых подробностей, например:
И тут сионистский заговор!)
В пост нижние чины пробавляются воблой и подобной дрянью, нарочно для сего Бог где подбираемой евреями, а в остальное время наши люди никогда не получают рыбы. В качестве перемены она была бы вкусна и очень полезна. А ведь нередко читать, что мы обладаем громадными рыбными богатствами. И к этому делу строевому начальству, а лучше интендантству, следовало бы приложить руки; наверное, дело бы наладилось. Чуть ли не в каждом номере "Инвалида" читаем объявления, что войскам предлагается выписывать кету - сибирскую семгу.
В общем, как-то так. Далее автор изначальной статьи бухтит на матросов, которых кормят гораздо лучше, чем пехотных солдат, и требует солдат с матросами уравнять в пайках.
Правда, остается неясным, за счет увеличения солдатских или уменьшения матросских. Подозреваю, что скорее второе...
Прочитал пост с интересом и с... ненавистью! Да-да, полыхнуло малость. Ибо, там вот императрицы бунты подавляют, тут мошенники о троне мечтают, а еще там и сям всякие высокородные и не очень, роскошная жизнь, дворцы и яхты, ухаживания и балы.... кто то претендует на российский престол, не ведая даже русского языка и более того, не разу не видав того, кто его, мошенника, потом кормить будет. Все эти князья и высокородные, богатые и типа успешные... да пошли вы все в жопу! Большую такую ЖОПУ!!!! Как же я понимаю революцию... Бегали, интрижки и роскошь, а кормил все это тот единственный, незаменимый и самый почетный и уважаемый мною человек:
Художник Малютин Сергей Васильевич "Пахарь"
Это единственный человек, у которого нет родословной, можно сказать и имени в массе людей нет, но это лучшее из всего человечества. Все эти элитки, это мусор и генетический хлам.
Здрав будьте дамы и господа! Предлагаю вашему вниманию наш самый первый ролик, появившийся на канале. Посвящён он вопиющей бездарности Петру 3, человек отдал все завоевания Русско-Прусской войны своему кумиру, да и в целом не отличался особой вменяемости и тёк лишь при одном упоминании Фридриха "Великого". Надеюсь вам будет интересно! Что бы вам было не скучно, в ролике используются мемасы и авторские зарисовки.
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.