Серия Быт и нравы дореволюционной России

Еще раз о преступлении и наказании до революции. Как карали развратников⁠⁠

Кадр из сериала "Преступление и наказание"

Преступления на сексуальной почве отличаются от остальных противозаконных деяний в том числе тем, что из-за них юристы постоянно вели споры и не могли прийти к единому мнению, что именно считать преступлением и какие должны быть доказательства. Были предусмотрены наказания за однополые связи среди мужчин (на эту тему у меня уже есть подробный пост), сводничество, изнасилование и многое другое, однако до суда такие дела доходили редко. Примечательно, что преступлением считалось соблазнение невинной девушки при помощи обещания жениться.

При Петре I с одной сначала использовалось Соборное уложение 1649 года, в котором не было прописано наказание именно за изнасилование, но теоретически такая ситуация могла подпадать под пункты, сопряженные с насилием как таковым. «А будет такое наругательство над кем учинит чей нибудь человек, и того человека пытать, по чьему научению он такое наругательство учинил <…> А будет чей нибуди человек такое наругательство над кем учинит собою, а ни по чьему научению, и таких людей пытав, казнити смертию». В качестве еще одного преступления упоминается внебрачная связь. «А будет кто мужескаго полу, или женского, забыв страх божий и християнскии закон, учнут делати свады жонками и девками на блудное дело, а сыщется про то допряма, и им за такое беззаконное и скверное дело учинити жестокое наказание, бити кнутом». Более подробно наказания прописали в 18 веке. В артикуле 1715 года выделена глава о «Содомском грехе, о насилии и блуде». За изнасилование предполагалась пожизненная каторга или смертная казнь, но для обвинения нужны были доказательства, например, показания свидетелей о том, что потерпевшая сопротивлялась, звала на помощь, или «ежели у женщины или у насилника, или у них обоих, найдется, что платье от обороны разодрано. Или у единаго, или у другаго, или синевы или кровавые знаки найдутся». Претензии принимались только в случае заявления сразу после преступления, «а ежели несколько времяни о том умолчит, и того часу жалобы не принесет, но умолчит единый день или более потом, то весьма повидимому видно будет, что и она к тому охоту имела». В итоге злодея чаще всего казнили, иногда отправляли на каторгу. Если потерпевшая была «блудницей», наказание должно быть мягче, чем в случае с «честной женой, вдовой или девицей». «Ежели холостый человек пребудет с девкою, и она от него родит, то оный для содержания матери и младенца, по состоянию его, и платы нечто имеет дать, и сверх того тюрмою и церковным покаянием имеет быть наказан, разве что он потом на ней женитца, и возмет ее за сущую жену, и в таком случае их не штрафовать». Если обвиняемый отрицает факт обещания жениться и нет свидетелей, он должен был дать показания под присягой. Эта же глава устава утверждает смертную казнь за содомский грех (для военнослужащих), инцест, велит «жестоко на теле наказывать» за скотоложество, а также запрещает супружеские измены и распевание «бл…х песен» (за это четких наказаний не прописано, и все было на усмотрение судьи). Если преступление было совершено крепостными крестьянами, дальнейшая кара была на усмотрение барина.

Отдельная мрачная история – период крепостничества. Добровольно-принудительные отношения с помещиком были частым явлением. Мрачной славой пользовался генерал Л. Д. Измайлов, против которого проводилось расследование. В 1802 году Александр I писал тульскому гражданскому губернатору Иванову: «До сведения моего дошло, что отставной генерал-майор Лев Измайлов <…> ведя распутную и всем порокам отверзтую жизнь, приносит любострастию своему самые постыдные и для крестьян утеснительные жертвы. Я поручаю вам о справедливости сих слухов разведать, без огласки, и мне с достоверностью донести». Слухи подтвердились, но в итоге дело дошло до суда только в 1830 (!) году и кончилось для генерала тем, что над его имением была назначена опека. К тому времени Измайлов был уже серьезно болен, поэтому гарем ему уже был и так не нужен.

Л. Д. Измайлов

В 1845 году было принято «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных», в котором о преступлениях на сексуальной почве говорилось подробнее. В Уложении они были уже разнесены по разным разделам, например, «О преступлениях против общественной нравственности и нарушении ограждающих оную постановлений», «О преступлениях и проступках против общественного благоустройства и благочиния», «О преступлениях против жизни, свободы и чести частного лица», «Об оскорблении чести», «О преступлениях против союза брачного», «О преступлениях против союза родственного». Из-за подобного разброса часто возникали споры, к какому именно разделу отнести правонарушение, и многое зависело от позиции судьи, ловкости адвоката. К «брачным» преступлениям могли относиться случаи прелюбодеяний, многоженство/ многомужество, насильственные браки. К «внебрачным» можно было отнести обольщение (умышленное вовлечение девушки в интимную связь путем обещания жениться), кровосмешение, мужеложество, скотоложество, сводничество (умышленное оказание содействия добровольному любодеянию), растление, изнасилование. Тяжесть наказания зависела от возраста потерпевшей (до 21 года она считалась несовершеннолетней, младше 18 лет – в некоторых случаях малолетней, если младше 14 лет - наказание еще строже, до 10 – тем более). Преступлением считалось растление, то есть вступление в интимную связь с девственницей, «по употреблению во зло ее невинности и неведения». Под неведением подразумевалось, что жертва не знала сути интимных отношений и была склонена к ним обманом. Дети до 10 лет считались «неведающими» по умолчанию, до 14 лет обычно тоже. Но если найдутся свидетельства (а за деньги находились), что жертва уже имела интимные отношения, то наказания за интим с лицом до 14 лет без применения насилия не предполагалось. Утяжеляло вину, если насильник - родитель или опекун, или если жертва - замужняя женщина. То есть если злоумышленник соблазнил невинную соседскую девочку 16 лет, то его бы наказали, а если бы пришел в бедный район и снял малолетнюю проститутку еще младше, то нет. Примечательно, что женщин не судили за изнасилование или растление (хотя они могли проходить по делу и быть наказаны за пособничество мужчинам).

К. А. Сомов "Влюбленные"

Отдельно было выделено понятие «обольщение». Преступником мог стать мужчина, склонивший невинную девушку к интиму обещанием жениться на ней. Для признания вины обещание нужно было дать публично или, как минимум, при вызывающих доверие свидетелях. Если мужчина не женился в силу непредвиденных обстоятельств, например, отправки на войну или болезни, то виновным он не считался. Также было понятие «соблазнение и обесчещение», под которым подразумевалось склонение к интиму целомудренной барышни старше 14 лет, но младше 21 года, если преступник – человек, состоявший с ней в близких отношениях, например, педагог, опекун, слуга. Если виновный родственник – речь уже о кровосмешении. При этом изнасилование собственной жены преступлением не считалось, и судить могли только за нанесенные сопутствующих травм. В итоге из-за подобной казуистики не всегда было понятно, по какой именно статье судить обвиняемого. К тому же сбор доказательств был часто делом не простым. Сами жертвы часто не обращались в суд, опасаясь огласки. К тому же потенциальных жертв смущала необходимость проходить медицинский осмотр, в том числе потому, что эксперты тоже были мужчинами. А главное, было немало людей, которые осуждали самих жертв, да и суды присяжных выносили оправдательный вердикт по подобным делам чаще, чем в случае с убийствами или кражами. Типичный пример - эпизод в "Преступлении и наказании", в котором негодяй Свидригайлов заманивает Дуню в квартиру и пытается на нее напасть. Он вполне резонно замечает, что ему за это все равно ничего не будет, потому что свидетелей нет, а суд, скорее всего, решит, что она сама виновата, раз добровольно пришла в гости к мужчине. Особенно характерно подобное отношение было для крестьянской и мещанской среды. Часто суд склонял жертв к досудебному примирению, и в этом случае преступник отделывался не такой уж большой денежной компенсацией. Так в книге «Жизнь Ивана» О. П. Тянь-Шанской приводится пример, когда сторож сада, изнасиловавший 13-летнюю девочку, отделался уплатой 3 рублей в пользу ее матери. Если примирения не произошло, и вина была доказана, то преступника отправляли на 4-8 лет каторги, если жертва была младше 14 лет - до 12 лет каторги. К концу 19 - началу 20 века число зарегистрированных преступлений значительно выросло. Вероятно, из-за более внимательного отношения к этим правонарушениям. Однако дальше пострадавшая часто жила с жирным пятном на репутации. Незамужняя девушка еще и имела серьезные проблемы с поиском жениха.

Самое громкое дореволюционное преступление интимного характера - дело архимандрита Зосимы. В 1902 году послушница провинциального Боголюбовского женского монастыря Агофоника Горожанкина подала жалобу на имя товарища прокурора Пермской губернии по Красноуфимскому уезду, в которой просила привлечь к ответственности настоятеля Зосиму за растление и изнасилование двух ее дочерей, насельниц этой же обители 13 и 15 лет от роду. Она утверждала, что сей почитаемый многими старец превратил монастырь в гнездо разврата и личный гарем. Одни клеймили позором развратника, другие считали его мучеником и жертвой клеветы. В 1905 году при закрытых дверях суд присяжных вынес обвинительный приговор. Однако и после приговора многие не верили в виновность, у Зосимы сохранилось много почитателей, которые продолжали бороться за его освобождение, а после смерти - реабилитацию. Судили архимандрита по статье 1523 «Уложения о наказаниях» - растление девицы, не достигшей 14-летнего возраста, не сопряженное с насилием. Подробное описание этой скандальной истории сделал М. Данковский в исследовании «Дело Зосимы». В 1905 году он лично встретился с осужденным, но сама книга вышла только в 1923 году. «Сидя в тюрьме уже после суда, на котором были доказаны все его гнусные преступления, он все же продолжал, как искусный ханжа и лицемер, изображать из себя «мученика», и находилось немало темных женщин, вереницей шедших к нему для «благословения». Зато население тюрьмы презирало его единодушно, и администрации тюрьмы приходилось держать его подальше от других, т. к. уголовные с большим удовольствием учинили бы над ним любую каверзу. Характерно то, что после его осуждения на каторжные работы, тюремный поп и администрация тюрьмы позволяли ему молиться во время церковной службы не вместе с другими, а особо, в алтаре». О самом Зосиме известно не так много, потому что сам он предпочитал многое не афишировать, дабы не развеивать ореол святости, а на все вопросы о происхождении отвечал уклончиво. Установлено, что он был внебрачным сыном еврейки из города Сосницы Черниговской губернии, и звали его Зальман Мордухович Рашин, однако вскоре крестили именем Дмитрий. Отец его был неизвестен, но ходили слухи, что он был лицом высокопоставленным. Рашин закончил Саратовское училище военного ведомства и непродолжительное время занимал мелкие должности, а затем в 1870 году неожиданно постригся в монахи. Карьера Зосимы на духовном поприще развиваласьбыстро, хотя уже в ее начале к нему не раз возникали претензии, сперва финансовые. То его с должности монастырского эконома сняли, то он книги из Иркутского архиерейского дома продал и архиерейский крест к рукам прибрал, то у самого Енисейского губернатора возникли вопросы к масштабному сбору пожертвований на строительство монастырей под Красноярском, сначала мужского, потом женского. Тогда же появились первые слухи о том, что нравы среди братьев и сестер не всегда отличаются целомудрием. Началась проверка, которая кончилась тем, что был смещен жандармский полковник Банин, добросовестно подошедший к делу и сообщивший массу подозрительных фактов, а Зосиму просто перевели в Пензенскую губернию. Но и там, судя по всему, он продолжил свою сомнительную деятельность, потому что его вскоре снова отстранили от управления женским монастырем и отправили сначала на Соловки «под строгий надзор». На Соловках он сеял смуту среди братьев и даже добился смещения руководства (но сам вакантное место занять не смог, хотя очень хотел). Затем Зосима попал в Великий Устюг, где, согласно донесениям, постоянно отлучался из монастыря и «частным» образом исповедовал, преимущественно женщин, проповедовал и устраивал службы на дому. Зосиму перевели в Суздаль, где он неожиданно открыл в себе «дар» целителя и начал лечить паломников лампадным маслом, и вновь появились слухи, на этот раз о том, что «при лечении Зосима заставляет страдать женскую стыдливость, помазывая «маслицем из лампадки» самые сокровенные части женского тела». В итоге Зосиму переводили из монастыря в монастырь под «строгий надзор», но каждый раз его выручало умение находить влиятельных покровителей, интриговать против неугодных ему руководителей и выманивать деньги у доверчивых граждан. Так в 1895 году Зосима оказался в Пермской губернии, где уже на следующий год, словно махинатор очередную финансовую пирамиду, решил основать новый монастырь, естественно, женский. Из показаний диакона Удурминского: «Зосима окружил себя именно молодыми девицами. Они прислужничали ему днем и оставались дежурить в его квартире. На дежурства, за время моей службы, назначались девушки из молодых сестер и приютанок только по выбору самого о. Зосимы. Для них имелась особая комната, находившаяся в непосредственной связи с другими комнатами архимандрита<…> Квартира архимандрита тогда помещалась на верхнем этаже полукаменного корпуса и состояла из шести комнат. На ночь дверь, ведущая из сеней в квартиру архимандрита, запиралась изнутри, а все окна квартиры обязательно завешивались ситцевыми занавесками». Были и другие свидетельства, например, о «специфическом» лечении Зосимой женских болезней. Послушница монастыря 63-летняя Дарья Плотникова начала первой писать жалобы на имя Пермского епископа Иоана, в которых сообщала об увиденных ею непотребствах, слухах о беременностях монахинь, подпольных абортах, изнасилованиях и даже таинственных смертях некоторых молодых и ранее здоровых монахинь и насельниц. Иоан, в отличие от недавно почившего предшественника, был консервативен и с Зосимой дружбы не водил, проверку провел, но в итоге архимандрита просто снова перевели, на этот раз в Почаевскую лавру. Однако затушить скандал не удалось. После жалобы Горожанкиной началось следствие, которое велось с явными нарушениями и под грубым давлением Священного Синода, многие ранее выявленные потерпевшие стали отказываться от своих претензий, а про «упорствовавших» распускались порочащие их слухи. По-настоящему за дело взялся только следователь Окружного суда по важнейшим делам Голишевский, кстати католик. Основными свидетельницами обвинения стали Екатерина Кусакина, сестры Горожанкины и Дарья Плотникова, но потерпевшими признали только Екатерину и Марфу, которые на момент изнасилования было младше 14 лет. Зосиму приговорили к 11 годам каторги, однако на нее он так и не попал. Вначале ему выделили отдельную палату в тюремном лазарете, и жил он в ней по тюремным меркам с большим комфортом. Затем каторжные работы заменили на 16 лет тюрьмы. Из мест лишения свободы Зосима строчил жалобы и просьбы о помиловании. В 1911 году тюремное заключение заменили на пятилетние пребывание в Ковенском монастыре в Литовской губернии, где он и почил в 1912 году.

Правила сообщества