В нашу семью частенько приезжала славистка Эва из Польши. Собирала материал про старообрядцев в Сибири для докторской, а наш дом был перевалочным пунктом среди долгой дороги домой. За два-три вечера она успевала нам рассказать такие истории, которые никогда не выходили из головы.
Эва была направлена на практику в Россию в глубинку с 12 однокурсницами, изучающими язык и русскую культуру. Девушка, приехала из крупного западного города с ровными дорогами и красивыми магазинами, в которых можно было купить все, что ни пожелаешь. На каждом углу стояли цветочные киоски, открытые кафешки с вкуснейшей выпечкой. Бабушки в соломенных шляпках и кружевных перчатках, воскресные службы в костёле. В общем – скучновато там было. То ли дело — езда на подводах по хляби, с возницей, изрыгавшем такой непечатный фольклор, что к концу поездки определились темы курсовых разработок на всю группу.
Подводы привезли полячек в сельскую школу, где в одном из классов на полу лежали полосатые тюфяки и подушки, к ним в комплект шло ведро для отправления нужды ночью, так как на улице стояла такая темень, что найти дощатый домик в два очка можно было только по запаху, а дорожка к нему была с разными препятствиями.
Возле школы стоял магазин, в котором можно было купить всё, что нужно для жизни: спички, хозяйственное мыло, соль, гвозди, хлеб кирпичом и селёдку, которую следовало вымачивать до съедобности три дня. Еще там продавался чай с опилками и кофе с цикорием, которые пахли одинаково — селёдкой. Были и лакомства сухофрукты с соломой и склеевшиеся конфеты подушечки, которые взвешивали на странного вида весах с гирьками и подсчитывали деньги на приспособлении, которое называлось «счеты». Раз в неделю в магазин привозили ливерную колбасу и суповых синих кур. Конечно, польским барышням очень хотелось рассказать родителям об этом экзотическом месте и поделиться секретом приготовления бульона, из странной породы птиц, которые не становились мягкими и съедобными даже после трёх дней непрерывной варки на керогазе. Ещё хотелось попросить, чтоб прислали резиновые сапожки, чай, кофе и печенек. Девочки писали письма каждый день и относили их на почту, а они попадали на стол Валентине Сергеевне, которая должна была следить за моральным обликом иностранок, пресекать утечку ненужной информации за границу и решать: какое письмо полетит в Польшу, а какое полежит для дальнейшего разбирательства. Валентина Сергеевна, с трудом разбирая почерк мерзавок, которые жаловались на грязь, голод и холод, поначалу складывала конверты в картонную коробку, потом коробки стало мало – кляузы перекочевали в мешок.
Письма из-за кордона тоже должны были пройти цензуру Валентины Сергеевны. Так появился второй мешок с письмами родителей. Валентина Сергеевна недосыпала от непосильного труда: письма от взрослых были написаны еще более непонятными почерком. Многие из них она так и не смогла прочитать, и, чтобы подстраховаться, сразу бросала в секретный мешок.
Одна бледная поганка писала письма по два раза в день. Она просила забрать ее из этого ужасного места. И просьбы ее становились все настойчивей, истеричнее и подкреплялись новыми и новыми страшилками, которые добывались в этих краях – мыши ползают по одеялу, нет элементарной туалетной бумаги (это ж надо!) готовить не из чего, нужны витамины, ребенок будет развиваться плохо. Забе-ри-те ме-ня! В ее письмах с картинками были страшные портреты действительности и везде главным героем была кураторша. И хоть картинки были не подписаны – Валентина Сергеевна узнала себя в лохматой тетке с выпученными глазами и зубами, которые росли через один. Впрочем, это не было ложью. Именно по зубам она и узнала себя!
Валентина Сергеевсна не откладывая вызвала Басю Курек в свой кабинет и стала допытываться, что происходит. О каком ребенке сообщает поганка родителям?
Бася вышла замуж как раз перед отъездом на практику. На суровой чужбине она поняла, что беременна. Ей нужна была консультация, нормальное питание и хорошие гигиенические условия.
Сергеевна обливалась потом: «Проблема у неё! Делов то – съездить в районную больничку и сделать аборт»!
Но Бася была крепким орешком, она сузила глаза, сжала свои маленькие кулачки и уничтожающе посмотрела на Сергеевну:
—Иджь до пекла!
С этого момента польская группа практиканток объявила войну своему куратору.
Родители студенток мучились в неведении: где их дети и что с ними случилось, — писем не было, телефон молчал. И это было естественно, в тех местах не было никакой мобильной связи и электричество было не всегда.
Папа одной из девочек не выдержал и узнал в учебной части института, где училась его дочь – куда отправили практиканток. В поселок пришла телеграмма — «Выезжаю к тебе. Папа». К этому событию надо было приготовиться. Студенткам выдали по банке консерв «Частик в томате» и 2 пачки дефицитной медицинской ваты. На всех.
Через пана Владэка из «сибирских руд» можно было передать прямую весточку родителям. Всю ночь паненки сочиняли полное жутких подробностей письмо о своей жизни и работе.
Польский родитель привез целый чемодан всяческой вкуснятины, письма из дома «из рук в руки» и тайком получил секретный конверт для польского консульства в Москве. В тот же день на почту было отнесено точно такое же письмо.
Валентина Сергеевна пришла в класс, где жили девочки, багровая от ярости, без стеснения размахивая вскрытым конвертом:
— Вы что же думаете, иностранные побрякушки, что наша страна допустит, чтобы вы ей гадили в самое сердце? Ваши письма никто никогда не прочитает! Я просто не допущу этого!
— Вы прочли всего лишь копию! — страшным голосом прогудела староста группы. Наше настоящее письмо уже в Москве!
— И скоро вам зададут вопрос: куда подевалась почта из Польши и почему здесь не соблюдается неприкосновенность переписки! — пританцовывала Бася.
Валентина Сергеевна чуть не получила инфаркт от такого заявления. Спустя совсем короткое время завхоз школы притащил полячкам большой мешок, доверху наполненный вскрытыми конвертами.
Девчонки хохотали и подбрасывали вверх охапки писем. Это был салют победе. Дипломы у всех были защищены блестяще, а на вопрос: «как там было?» все двенадцать вспоминали только мешок с письмами.
