Точка 72 Конец и новое начало (часть 1)
Автор Волченко П.Н.
Ссылки на предыдущие части:
- Подожди, - Костя сдернул с плеча рюкзак, конечно Сергеич этого не увидел в кромешной тьме, но услышал, как тот тяжело брякнулся об пол, взвизгнула молния, значит есть у него еще что-то при себе. Тихое шебуршание, а потом вспыхнул фосфорицирующий зеленый, призрачный свет – вспыхнул маленький экранчик спутникового телефона, - Во!
- А это…
- Да, чтобы связь держать, но у него аккумулятор должен быть – мама не горюй. Видно плохо, но лучше чем ничего, - он выставил руку вперед, сделал шаг в слабо освещенный проход пещеры, и тут и его хваленый аккумулятор спутникового телефона дал сбой. Замерцала экранчик, нехотя стал тусклеть и вот – погас.
- Круто, да, - съехидничал Сергеич.
- Да нет! Да быть не может, там полная зарядка была!
- Ладно, - уже очередь Сергеича была шуметь своим рюкзаком, только он шумел уже гораздо дольше. Слышалось позвякивание, похрустывание полиэтилена, и вот, чиркнула кремнием зажигалка, слабосильный язычок ее огонька пропал за склонившимся над чем то на полу Сергеича, и вот он уже распрямляется, держит в руках железную кружку вверх донышком, а на донышке том синеватым пламенем горит таблетка сухого горючего.
- Как-то так, - Сергеич вздохнул.
Побрели вперед, уже не торопясь, медлительно, чтобы таблетка сухого горючего не соскользнула с донышка кружки. Огонек был прозрачным, тщедушным, и тени в его пламени вытанцовывали, кривились, гримасничали, прятались за уступами пещеры, и всё казалось, что тут что-то мелькает, что-то бродит, а они этого просто не могут поймать, успеть за ним взглядом.
- У тебя много таблеток? – спросил Костя, глянув в очередной раз на кружку в руках Сергеича. От таблетки осталась в лучшем случае половина.
- Две упаковки. Запасливый я.
- Это хорошо… - Костя вздрогнул, глянул в сторону, ему вновь показалось, что что-то прошмыгнуло, исчезло в одном из плавных ответвлений пещеры, только в этот раз явственно – реалистично.
- Что? – напружинился как-то сразу Сергеич.
- Тихо… - шепнул Костя.
Они замолчали. Огонек таблетки уже пыхал, а не горел ровно, и это пыхание даже слышно было во влажной, капающей тиши пещеры. Шуршание. Да-да, шуршание оттуда, куда ему показалось скрылось движение.
- Там, слышал? – шепотом спросил Костя. Сергеич кивнул, - Крыса наверное?
- Крыса тоже знает куда бежать, - тихо ответил Сергеич.
Они заспешили следом. Этот проход был вихлястым, длинным, и больше не было в нем никаких ответвлений. Гладкие своды, может река тут раньше проложила свое русло, намыла, капли влаги отблескивают мерцающему свету огонька на кружке, и больше нет никаких звуков, никакого света, хотя Костя, где-то внутри, надеялся, что вот свернут они за крысой, и где-то там, далеко впереди, увидят едва заметный, рассеянный белый свет выхода. Никогда и никому он не признался бы, не рассказал, что где-то внутри, в глубине его души по сию пору из был жив страх из детства – страх перед темнотой, страх замкнутых пространств. Пещера давила на него своими сводами, заставляла дышать отрывисто, колотиться сердце. Сергеич шел впереди, поводя рукой с кружкой из стороны в сторону, а Костя оглядывался то и дело, ему было страшно.
- Всё, - сказал Сергеич, и негромкое это слово отразилось от завала впереди, понеслось обратно по длинному извилистому коридору, тихим шепотом, дуновением. Костя тоже глянул вперед, уставился на завал. Коридор был перекрыт намертво. Здоровенные валуны, усыпанные камнями поменьше, - Пошли назад.
- Давай отдохнем, - Костя оттянул воротник своей штормовки. Да, тут было морозно, но его давило это чувство потерянности в глубинах, - Сергеич, покури что-ли. Хочется теплого запаха.
- Давит? – догадался Сергеич.
- Есть малеха, - чуть нахраписто ответил Костя, пытаясь за этой пренебрежительностью, бравадой спрятать свой страх.
Сергеич присел, скинул с плеч рюкзак, поставил кружку на пол, полез за сигаретами.
- Сергеич, смотри! – Костя показывал пальцем на огонек пламени, - Смотри!
Сергеич посмотрел, сдвинул брови. Пламя клонило, немного, но клонило в сторону от завала, будто легким сквозняком оттуда тянуло, а еще, на полу каменном, на граните, или какая тут была порода, стали видны будто ржавые потеки, буроватые пятна. Можно было спутать эти пятна, потеки с текстурой камня, но нет – ясно было видно, что они как натекшие что ли. Он аккуратно поднял кружку и на четвереньках, стал по малу, по чуть-чуть двигаться вперед. Пятна эти, размытые, едва заметные уже, тянулись к завалу, и дальше, выше, громоздились на камни, взбирались выше и выше.
- Сергеич, ты что?
- Кость, а это кровь тут. Вот, посмотри. Сюда что-то тащили. И это было в крови.
- Давно? – он тоже присел на корточки, вглядывался в рыжие разводы на камне.
- А я знаю? Почти не видно, может и давно, - ему на макушку упала холодная капля воды, потекла за шиворот, его передернуло, - а может и недавно. Каплет здесь вона как.
- Посвети повыше, - Костя глянул туда, на вершину завала, что отсюда, казалось, упиралась в самый сводчатый потолок пещеры. Сергеич послушно приподнял кружку, даже на один валун взгромоздился, залез, но все одно – наверху завал плавно изгибался вдаль, и не видно было, что там. Зато было видно, что пятна крови тут, на камнях, были куда как заметнее, не столь размыты, как внизу.
- Я полез, - Костя скинул рюкзак, застегнул верхнюю пуговку своего камуфляжа, чтобы меньше цеплялось за камни, и полез вверх. Застучали падающие, соскальзывающие вниз мелкие камушки, слышалось его, Костино пыхтение. И вот уже Сергеич видит только ноги его, и ползет Костя куда-то, прямо под сводом пещеры. Сергеичу даже страшно за него стало, вдруг у него клаустрофобия, или еще что из этого, а он сейчас там протискивается. Вот и ноги из виду пропали.
- Эй, слышишь? – голос Кости был приглушенный.
- Да.
- Проход под потолком. Можешь рюкзаки закинуть?
- Да.
Сергеич поставил кружку с уже почти сгоревшей таблеткой на валун, схватил рюкзаки, полез вверх. Вот и вроде проход, не видно толком, но там темнее чем кругом, не хватает отсветов, полез туда, и отпрянул, едва не сверзился вниз с насыпи. Оттуда, из глубины, из черноты, выпростались грязные руки, послышался голос:
- Давай.
- Держи… - сглотнул, голос у него дрожал. Всучил рюкзаки Косте, сам вниз, за кружкой.
Уже на той стороне, когда спустился, когда осветили проход, увидели то, чего тут особо то и быть не должно. Чуть поодаль, по сводчатой стене пещеры, на уровне глаз, протянулся тонкой ниткой провод, что убегал вперед, дальше.
- Это что?
- А это, похоже, секретка, - сказал Сергеич. Он поднял светоч повыше, и стал виден в высоком полумраке висящий плафон лампы, - ну и путь они себе сделали.
- Может вход где-то в другом месте был, а это – эвакуационный выход?
- Может и так, пошли.
Все такая же пещера, и если бы не провод этот, не редкие отсветы, отблески от плафонов ламп сверху, можно было бы подумать, что идут по, по природному рукаву давно промытого русла подземной реки. А потом, в ровном камне стены – провал, и проход уходит дальше, а этот провал – он ровный, резанный. Сергеич остановился, поднес огонек к провалу, там была древняя, ржавая дверь с окошком, уже навеки забранным металлическим листом – приржавело насмерть. Сергеич взялся за влажную ржавую ручку, потянул на себя и дверь со скрежетом пошла, распахиваясь все больше и больше, а за ней – темнота.
- Что там? – спрашивал Костя за спиной, а Сергеич не отвечал. Он молча выставил руку с огоньком вперед, стены, уже не своды, а именно что стены беленые. Шагнул вперед, в коридор. Сделал несколько шагов, Костя следовал за ним, остановился, присел на корточки. Перед ним, на полу, лежало тело. Древнее, высушенное годами, почерневшее, больше всего напоминавшее мумию. Тело было в форме, в стандартной армейской советской форме, тускло поблескивали пуговицы, пряжка со звездой. Мертвец слепо, безглазо, уставился в потолок коридора. На поясе у него, виднелась растрескавшаяся кобура.
- Глянь, - тихо сказал Сергеич, и Костя глянул. Там, в кобуре, был ТТ. Самый настоящий. На черных его щечках так же была звезда.
- ТТешник… Круто.
- С поясом вместе снимай.
Костя послушно выполнил действие, сдернул с тела пояс с кобурой, протянул Сергеичу, а после уже, с интересом, стал рассматривать самого мертвеца.
- Сергеич, поближе посвети, пожалуйста.
Тот приопустил огонек пониже, и Костя чуть отвернул ворот рассыпающейся в его пальцах гимнастерки, потянул дальше. Присохшая ткань рвалась легко, с тихим, будто бумажным, треском. Там, на груди, на животе, Костя увидел распахнутый разрез, как и у тех мертвецов, что были на поляне. Он наклонился поближе, пытаясь вглядеться в черноту провалов глазных впадин, надеясь там, в глубине, увидеть высохшие глаза или что-то в этом роде, сам не знал как оно должно выглядеть, но вместо этого увидел рваность краев кожи. Так и есть – глаза тоже извлечены. Все точно так же - та же картина.
- Как те, на поляне, - сказал Костя, спросил, - Ты пользоваться то пистолетом умеешь? Показать?
- Не в те времена рос, в армии все служили, - ответил Сергеич.
Поднялись, двинулись дальше. И снова – тело, не одно, поверх него навалился еще один мертвец. Тоже оба в форме, тоже высохшие донельзя, растрескавшаяся черная кожа, свалявшиеся редкие патлы волос.
- Переверни.
Костя перевернул. Всё так же. Глаза, грудь - выпотрошены. Пистолет взял себе, у следующего мертвеца только обойму выщелкнул, патрон из ствола тоже, положил в карман.
Шли дальше. Тел становилось больше. Все одинаковые. Разве что некоторые попадались и в гражданской одежде, у одного из мертвецов был калашников, старый, еще под калибр 7,62. Костя поднял его, осмотрел, перекинул через плечо.
- Сколько их тут?
- Все, наверное. Все кто был, - тихо сказал Сергеич, - Случилось, и они сюда, а тут… вот оно как тут вышло. Смотри, что там?
Костя послушно шагнул вперед, открыл ящик на стене, там в несколько рядов угнездились фонари. Старые, пыльные, но, что радовало – карбидные. Тут же коробка картонная, разорванная, из нее торчат, ссыпались знакомые белые камушки того самого карбида.
- Кость, это выходит, что не сбежали они сюда, а притащили их после… - Сергеич сглотнул, - так бы разобрали. Не тут они полегли, чую, не тут, дальше. Ладно, давай проверим.
Дальше шли освещая путь фонарями. Лучше, много лучше, но все же это не электрический свет, а пламя, свет был желтый, тусклый, не яркий. Но ровный.
Там, вдалеке, на границе света этого длинного коридора, превращенного кем-то в огромный склеп, что-то промелькнуло, тень низенькая, но нет – не крыса, исчезла за углом. Костя, свободной рукой, вырвал из кобуры табельный ПМ, выставил вперед.
- Видел?
- Еще бы не видел, - так же шепотом ответил Сергеич, - пистолетик не убирай.
- Ага.
Дошли! Всё, вот она – та самая секретка, после длинного эвакуационного коридора, тут же раздались вширь стены, взметнулся вверх потолок, так что, развернув фонарь вверх, можно было разве что угадать его, не то что увидеть. Кругляки света их фонарей забегали по сторонам. Тут всё было как в старом кино: шкафы электроники с круглыми экранчиками, пыльными, матово отблескивающими, множество тумблеров на шкафах, кнопок квадратных. Столы кругом, на них громоздились старые, еще те, что надо было подключать к розетке, калькуляторы, бумаги на полу веером разлетевшиеся, опрокинутые стулья, кадки, в которых, когда-то давно, что-то росло, а теперь висит сухими тряпочками-остовами. Вымерло всё. Давно вымерло. Костя присел на корточки, посветил фонариком вниз, на пол. Вроде именно тут пробежало то нечто, мелкое, быстрое. Он ожидал увидеть на пыльном полу следы наподобие крысиных, но вместо них увидел совсем уж непонятное. Да, следы были, тут много их было, сновали тут эти существа, только форма их больше напоминала то ли кошачьи, то ли человечьи – нечто среднее. Чуть вытянутое от пятки, и отпечаток пяти пальцев в ровное полукружье.
- Сергеич, глянь, видал такие?
Тот тоже присел рядышком, посветил, прищурился, вглядываясь, отрицательно помотал головой. Поднялся, двинулся дальше. Похоже это был большой вычислительный зал. Слишком тут много всего было понаворочено. Вдоль стен стояли все те же шкафы – некое подобие компьютеров того времени, на некоторых из них стояли здоровенные бабины с магнитной лентой. Всё это обветшало, покрылось пылью, хоть воздух тут был и сухой, не то что в пещере – вентиляция все еще исправно работала, не засыпало ее, но всё одно, тут и там темнели пятна ржавчины, а может быть и не ржавчины… может быть и крови… Одна из стен вместе со шкафами была испещрена дырками, разбитый экранчик монитора поблескивал острыми осколками, трещинами. Кто-то даванул очередью сюда, душевно, во весь рожок, попал или нет? Теперь уже не узнать.
Дальше, за шкафами с ламповой электроникой, стояли столь привычные взгляду, белые шкафы, этажерки, какие стояли, кажется, во всех советских регистратурах. На их полках ровными рядами картонные, пожелтевшие от времени папки, на их корешках фломастерами надписи.
Сергеич подошел ближе, стал светить на корешки. Названия были странные, месиво какое-то из науки, колдовства, поверий. Тут, на одной полке, соседствовали: «Напряженность Мю-ноль поля в активном излучении» и «Духи леса 1921», рядом папка «Ведомость расходных материалов Апрель Отдел 16/4» и «Шаман Ныыыкан Огонньор», следующая «Черные и белые люди». Сергеич вытянул папку с Мю-ноль полем, картон крошился под пальцами, слоился. Потянул за тесемки завязок, открыл, пролистал. Формулы, графики, надписи разъяснений, приложено несколько фотографий. На снимках все больше рябь, будто помехи на телевизоре, смазано нечто - наподобие перекрученного жгута и от него ветвистые, тонкие разряды в стороны. Попытался вчитаться, осознать формулы, все же тоже – физик, даже поработал на этом поприще неплохо, но это было все равно, что пытаться понять квантовую физику, не пройдя школьного курса обучения.
Закрыл, поставил на место, взял следующую. Духи леса. Тут тоже были фотокарточки, совсем немного их было, с десяток от силы. Старые, растрескавшиеся, но уже много более понятные. На одной из фотографий он признал прообраз того духа леса, что остался там, наверху. Такой же большой, такой же плечистый, морда тоже вытянутая, но взгляд у него был другой, более дремучий, дикий взгляд. На других фотографиях было много непонятного. Какие-то крысы, странные, гротескные, на вытянутых лапах, и тоже в дикой среде, смазанные, бегущие. Фотография солдатика довольного, в пилотке набекрень, что в одной руке держит АК47, а в другой, держит за хвост, подняв над высокой, по пояс травой, нечто наподобие лисы, только измененной, с приплюснутой мордой, с удлиненными то ли когтями, то ли пальцами. А дальше шли рисунки, наброски по описаниям надо полагать. Ну и сами описания прилагались: «лисица «укун» – сообразительная, сложно загнать, по рассказам шаманов, в ней живут духи учеников, не смогших выйти из камня. Явственно видны физические изменения. Укороченная морда, концы передних лап удлинены, напоминают пальцы, видна прогрессия развития противостоящего пальца. Может лазить по деревьям. Перекликается со своими лаем, но лай имеет различную тональность, присутствуют звучания, по модальности, схожие с согласными звуками. Внутреннее строение тела изменено, размерность легких и головного мозга увеличен».
Пролистал до страницы где значилось: «Хозяин тайги» - этого он знал. Стал читать. Описание было коротким, дальше шли, в основном предположения. Ну понятно – не смогли взять, не смогли отловить и исследовать. Но все же, как-то , умудрились поймать его в объектив фотоаппарата.
- Что там? – Костя глянул ему через плечо.
- Легенды таежные.
- Интересно?
- Очень. Но бесполезно, - поставил папку на место, - нам не поможет.
- Думаешь? Они нас сюда привели, привели, Сергеич, ты это понимаешь? Мы должны были оказаться здесь, и у этого есть какая-то большая цель, - Костя говорил горячо, истово, почти фанатично. Ну да, для него эти чудеса были внезапные, непривычные, с бухты барахты, а Сергеич уже привык к своей маленькой роли во всем этом, потому и не было в нем горячности, желание искать, изыскивать. Привели? Хорошо. Значит всё, что нужно, они и так увидят. А если не нужно – не увидят. Всё просто.
- А может они нас просто спасали? Об этом не подумал?
- Может, всё может, но я в это не верю. Ты тут уже лазил по этим пещерам, искал – не нашел. А сейчас – на раз вышли и…
- Ладно, если они нас сюда притащили зачем-то, то всё равно, свою роль мы исполним. Они наперед знают.
- Но может мы должны им помочь, может… - Костя смотрел на Сергеича просительно, умоляюще.
- Изучай, - широким жестом повел вдоль полок с папками, а этих самых полок, этих папок было от него и до конца огромного зала, - Я уверен, что это лишь малая часть. Давай, приступай, отвлекать не буду.
Костя повел взглядом в след за его рукой и тут же как-то скуксился, плечи его опустились, значимость момента – погасла. Хорошо ощутить себя избранным, этаким героем на белом коне, и вот – открывай, изучай, и сразу будет дано тебе и… А тут – нет, не получается.
Он все же поднял свой фонарь, и пошел вдоль полок, изучая корешки папок, вглядываясь в них, читая, думая, что может быть, сейчас увидит, и сразу поймет – вот оно! Оно самое – нужное, необходимое. Шум, фонарь в сторону, и увидел сидящую на заднице крысу на полу вдалеке. Крыса смотрела на него черными глазками, изучала. Он сделал к ней шаг, она тут же плюхнулась на все четыре лапки и шустро исчезла в темноте. Костя подошел, осветил фонарем пыльный пол, уставился на следы – такие же, неправильные, необычные.
- Сергеич.
- Что.
- Эти… крыса с непонятными следами. Туда побежала.
- Пошли.
И они пошли, освещая пол низко опущенными фонарями, изыскивая свежие следы. Залы, кабинеты, запыленные стекла, но тел тут больше не было, похоже и правда – стащили всех в тот эвакуационный коридор. Поворот, приоткрытая дверь, на ней надпись «Полигон 1», распахнуть и… Обрушенный зал. Посреди него стоит нечто наподобие то ли гроба огромного, то ли саркофага, и прямо на этот саркофаг рухнул потолок. Рядом куча шкафов управления, черные, будто выгоревшие, на полу валяется костяк – сгоревшее тело, выгоревшее по самое нехочу. Торчат белесые кости, покрытые черными чешуйками сгоревшей плоти, щерится белыми зубами серый, в налете огарков кожи, череп.
Сергеич посветил фонарем вверх, на обрушившийся потолок, прищурился, сказал:
- Похоже давно, еще тогда упало.
Костя смело, не обращая внимания на возможность повторного обвала, пошел к заваленному саркофагу посреди зала, желтый луч его фонаря метался по сторонам, выхватывал то этот самый саркофаг заваленный, то камни, то еще что из темноты. Среди прочего осветилась и нечто наподобие клетки из оргстекла, внутри высохший трупик крысы.
- Смотри, смотри что здесь, - Костя указал светом фонаря, там, из саркофага торчала высушенная рука, внутри этого высокотехнологичного ложа пятидесятых годов было тело, и вот – рука его.
Сергеич подошел ближе, посветил на руку так, этак, на ней были заметны какие-то черточки, линии. Он присел, прищурился, осторожно взялся за высохшую руку, повернул чуть удобнее, она чуть слышно затрещала, разобрал на ней рисунок солнышка, и подпись внизу «С.Л.О.Н.».
- Заключенный это. Соловецкий Лагерь Особого Назначения.
- А я другое слышал, - подал голос Костя, - Смерть легавым от ножа.
- Все одно – сиделец, - Сергеич выпустил руку, и… Их настигло эхо. Все было не так, как тогда, не как привычно. Не было фигур, не было явления, разрядов, родившихся в голове знаний. Нет. Это было именно эхом, отзвуком жизни этого вот, сидельца, подопытного кролика, что уже много лет лежал в саркофаге, сох.
Всё вокруг проявилось светом, и сквозь него, как сквозь голограмму, проглядывалась тьма реального окружения, обвал этот, похоронивший саркофаг. Воспоминания похороненного были размытыми, с помехами, будто при просмотре старой, много раз перезаписанной, видеозаписи. Работники лаборатории в тяжелых полных костюмах защиты с капюшонами, будто бы даже освинцованных, в респираторах, и этот самый подопытный, которого укладывают в саркофаг. Саркофаг наполнен питательной смесью, заключенный словно в теплой ванне. На него лепят великое множество электродов, их присоски испещряют его тело, голову, грудь, руки. Там, где сейчас видны выбитые стекла, за ними, в видении сидят люди. Тоже в костюмах, тоже в респираторах, ни единого участка кожи без защиты.
Голосов не слышно, но есть чувство ощущения происходящего, знание окружения. Он, подопытный, бывший военнопленный, что был отправлен на работы в Германию, во времена Великой Отечественной Войны, и вот, чтобы искупить свой плен, он вызвался добровольцем сюда, для экспериментов. Тут он два дня, за которые его всё больше опрашивали, брали множественные анализы, проводили какие-то тесты, где он отвечал на вопросы, а в это время у него на голове была шапочка с множеством электродов, и он видел как на экранах осциллографов, на лентах самописцев рисуются кривые, когда он отвечает. Их привезли много, под полсотни человек, а выбрали только его, только он подошел для эксперимента. Сейчас его уложили, принесли клетку со здоровой крысой, та металась, вставала на задние лапки, тревожно нюхала своим розовым носиком воздух, беспокойно поблескивали ее черные глазки.
Всё. Всё подготовлено к началу эксперимента, ученые, что готовили его, ушли, в зале «Полигона» остался только один человек. Отправился к управляющим шкафам, а он, тот, над кем должны были проводить эксперимент, вдруг, неожиданно даже для самого себя, покрылся холодным потом. Ему, вдруг, стало страшно до дрожи, появилась вера, что он отсюда уже не выберется. Защелкали тумблеры, закрутились бабины с пленкой на шкафах управления, люди за стеклом смотрели в показания приборов, отдавали какие-то команды, их голоса доносились через динамики в зале. Голоса приглушенные, слова непонятные, и тот, что остался в зале, ходил меж шкафами, щелкал, переключал, включал – выполнял указания.
В зале разлилось синее сияние, будто сам воздух засветился, подернулся поблескивающим туманом. Туман набухал, ширился, превращался уже в матовую, искрящуюся пелену, и он, подопытный, будто пророс сквозь себя, вырвался из своего тела, ощутил, как он высвобождается. Раскинулся своим ощущением окружения. Он почувствовал мысли, желания, стремления всех тех, кто был вокруг него, он почувствовал, что станется с ними потом, позже, но не поверил этому знанию – не захотел верить. Он протянулся мыслью к крысе в клетке, и эта мысль его обрела визуальную форму, тонкий, светящийся белым светом, извивающийся отросток от него к клетке. Поймал ее скомканное, рваное мышление, где был только страх, желание бежать. Вошел в сознание, и уже сам в ней перестал метаться по клетке, он стал ею. И подумал, сможет ли так же с человеком, мысль была быстрее, чем понимание, и тут же выпростался лучик энергии к мечущемуся меж шкафами, человеку. Тот замер, покачнулся, его повело, он оперся об шкаф, нажал что-то, затрещали искристые разряды, засуетились люди за стеклом. Хлысты излучения били по шкафам управления, выжигали их, прожгли защитный костюм этого, покачнувшегося. Он заполыхал искристо, ярко, не пламенем, а разрядами, ветвящимися молниями. Лопнули стекла, и те, что там были, в контрольной рубке, тоже заполыхали.
Подопытный бился в этом пространстве, пытался вернуться в себя, в свое тело, но нет – потолок пошел трещинами, мигнул свет, и вроде уже должно было всё отключиться, обесточиться, но нет – реакция поддерживалась им самим, его жизнью. Потолок рухнул, упал прямо на него, огромные валуны скалы, что высилась над ними, раздавила его тело – всё. Но он был во вне, он чувствовал, что будет после, что было до – он словно слился со временем, с эфиром, и всё это было вариативно, можно было изменить, можно было подтолкнуть, но… Он уже угасал, растворялся, исчезал. Еще чуть-чуть и видение погасло, растворилось в темноте, отзвучало.
- Кость, - Сергеич сглотнул, - видел?
- Видел.
- Это…
- Хрен знает. Пойдем отсюда, - его трясло.
- Куда?
- Куда угодно, лишь бы отсюда… - Сергеич чуть не бегом сорвался с места, громко забухали его сапоги по пыльному полу, послышался хлопок двери. Костя не торопился. Он сначала подошел к тем самым разбитым окнам, что разлетелись в видении, заглянул за них, посветил фонариком. Так и есть – тела. Тоже такие же выгоревшие, как и то, что в зале. Только после этого он вышел прочь.
Сергеич стоял за дверью, и, чего уж от него он никак не мог ожидать, крестился, бесшумно, одними губами, читал молитву.
- Э… - протянул руку, положил на плечо товарищу, тот вздрогнул, как от удара, оглянулся испуганно, - ты чего это? Ты…
- Кость, ты это… Ты, у меня там в избушке схрон, ну как схрон, заначка есть небольшая. Там немного, да и вещи хорошие тоже есть. Ты в деревне, тому же Фоме отдай. Он на вид только такой вот, вороватый, а по душе то – мужик хороший, надежный, справедливый. Ему завези всё потом, и…
- Сергеич, - он замахнулся, едва-едва остановил ладонь рядом с его небритым лицом, едва не залепил ему хорошую такую отрезвляющую оплеуху, - Ты, что себя хоронишь то? Если вместе, то…
- Кость, я знаю, я по делу же всё, - он посмотрел Косте в глаза так холодно, так обжигающе ясно, что Костя примолк, - знаю я… Знаю. Ты, похоже, только свое видел, а мне еще чуть показали… Так там это, у меня то, дома, под дровами, за печкой, колода полая, в ней. Нашел такую, долбленую, - Сергеич улыбнулся, неловкая это улыбка у него получилась, грустная, - думал, интересная вещь, может сгодится под что, может что выстругаю. А руки не дошли. Вот я ее под заначку и взял. Так. Вот. Ну ладно, Кость, ну что ты смотришь так, хорошо всё будет, хорошо. Пойдем, дорогу покажу.
Точка 72 Тайна шамана (рассказ 2, часть 2)
Автор Волченко П.Н.
Ссылки на предыдущие части:
***
- Костя, - легонько толкали в плечо, он открыл глаза, и тут же ладонь легла ему на рот. Ладонь разила табаком, костром.
- Кость, не кричи только. У нас, похоже, гости, - рука освободила его рот, и он, прекрасно помня о вчерашнем разговоре, только подивился оперативности москвичей, но тут же Сергеич его огорошил, - Похоже от избушки за нами шли. Ты не знаешь кто?
- Нет, - истово замотал головой, сел. Заозирался по сторонам. Предрассветная прохладная тайга была сырой, туманной, скоро польется краснота солнечная, и все вокруг очистится, станет звеняще прозрачным, - А где?
-Не знаю, где они. Слышал я по темноте еще - хрустят, да провожатый сказал…
- Кто?
- А ты думал я тебя в одну каску сюда дотащил?
- Я… я слышал, я просыпался и мне показалось… - он заглянул в глаза Сергеича, - мне показалось, что меня зверь тащил.
- Зверь не зверь, а дух местный. Тебе этого знать пока не положено, а так – не поверит никто. Вроде двое их. Далеко шли, он их не чуял, а теперь вот – вблизь пошли. Подбираются.
- А он где?
- Где надо он. Так, ты давай, собирайся. У тебя же больше дел тут нет? Ну и пойдем по малой до дому.
Торопливо накинули рюкзаки, поспешили вниз, с горы. В туманном утре все звуки, все шумы были приглушенные, словно через вату доносились, и это придавало их скорому бегству привкус какой-то нереальности. И еще это одеяло туманное, чем ниже, тем плотнее, гуще, под ноги смотришь, и не видишь толком ничего.
Послышался в отдалении щелчок, вроде резкий он должен быть, знакомый звук для Кости, по армии еще знакомый, но туман свое дело сделал, приглушил звук, утопил его хлесткую резкость.
- Выстрел. С глушителем. Дозвуковая, - сказал он тихо Сергеичу. Тут же, только он договорил, снова щелкнуло, а дальше тихий, будто на излете, вскрик.
- Один гость отбегался. Кость, ты бы мне рассказал, а то не хорошо это всё, - он торопливо шагал вперед, иногда останавливался, ждал, когда Костя за ним поспеет, - Кто они, сколько, чего опасаться, чего хотят?
- А я то…
- Кость, ну за дурачка не держи. Да и эхо кое-что шепнуло. Я всю дорогу – молчал, думал сам разговоришься, проникнешься…
- Так ты…
- Да, так я, - не совсем ловко шагнул вперед, по тропе заструилась вереница катящихся камушков, - знал, видел как ты вчера побежал докладываться, но не подслушивал. Знаю, что не спроста, и знаю, что не по душе это тебе. Злился вон, поначалу, а потом… Хорошо шли, душевно.
Они уже сбежали вниз, к подошве Моловки, оказались в царстве зарослей невысокого можжевельника. Веточки его хвоистые были уже изукрашены фиолетовыми шариками плодов, пахли ярко, сильно.
- На меня вышли после дела. На тебя информацию дали, на тех, на троих. Я в отказ, говорю через официальный порядок, на доследование, а они… видео мне скинули слежки за моими. За семьей. Ничего больше не сказали, но намек – очень прозрачный.
- А что же сразу?
- Так я… я не знал. Зачем, почему и… - он повышал голос, Сергеич одернул его:
- Тише.
И тут же снова щелчок, но уже ближе, и искру высекло по валуну, что чуть поодаль от Кости был, он тут же повалился на сырую от тумана землю, Сергеич бухнулся рядом.
- Откуда били? – Сергеич быстро стянул с плеча свой карабин, - Видел?
- Нет, - прошептал Костя.
- Лежим. Ждем.
- Чего ждем, он сейчас точку поменяет и…
- Ждем. Не мы одни его слышали.
Костя всё же переполз в сторону, за прикрытие куста, в ложбинку меж крупными валунами и там замер, а Сергеич тем временем пристально вглядывался в молочную завесу тумана, вслушивался. Снова хлесткий выстрел, но в этот раз не по ним, и тут же вскрик, короткий, оборванный.
- Всё, Кость, можно выходить, - он на манер посоха оперся об карабин, вставая, отряхнул колени, - можно идти.
Костя тоже начал подниматься, но замер, вглядываясь вперед, а там, в тумане, обрисовывался большущий, плечистый силуэт. Никак не меньше трех метров в высоту, и лучи восходящего солнца пробивались мимо него, обрисовывали его, тяжелого, раскачивающегося, бредущего к ним.
- Это…
- Это дух леса. Местный. Ему спасибо скажи.
Он уже проявлялся, из неясного, из размытого, превращался в нечто более реалистичное. Уже было видно, что покрыт он шерстью, что руки его, именно руки, длинны непомерно, что он громаден, и…
Снова щелчок, и эту громадину мотнуло в сторону, было видно, как выбило из нее капли крови, еще щелчок, фигура замерла, и Сергеич уже бежал вперед, к этому нечто, а Костя лишь стоял в нерешительности.
Щелчок, фигура упала, завалилась на бок медленно и грузно, и Сергеич, уже добежавший до нее, тоже пропал в глубине высоких трав. Залег.
Костя сглотнул, мысли шальной чехардой неслись в голове. Значит они изначально планировали никого не оставлять в живых, раз команда так рано вышла, значит… Значит сейчас единственное, что можно сделать, это помочь Сергеичу. А помочь он мог только одним способом – выдать место этого невидимого спеца Сергеичу. Он понадеялся на то, что Сергеич сейчас в траве не просто так валяется, а с карабином наготове, ждет, высматривает где и что.
- Ну… - подбадривал Костя себя, - Ну давай… Давай… Сейчас…
И он соскочил, и с криком: «Смо-о-отри!» - побежал по травам, перепрыгивая через валуны, через валежник, через кусты, к ранее замеченной невысокой рощице шиповника.
Щелчок, мимо прожужжало так, что у Кости кровь замерзла в жилах, и тут же громко, эхато бахнул карабин Сергеича. Костя уже влетел в шиповник, с разлету, вкатился в его шипастые ветви, затрещало, больно впилось в кожу. Снова выстрел из карабина раскатился в туманном утре. И оглушающая тишина.
Костя полежал с минуту, вдыхал редко, все больше вслушивался. Может ветка где хрупнет, а может и снова щелчок выстрела приглушенный туманом донесется. Нет, тишина. Приподнялся, и на четвереньках, чтобы из травы высоко не высовываться, заторопился в сторону Сергеича. Добрался, бухнулся, глянул на образину, которую Сергеич называл лесным духом. Та была еще жива, и правда она напоминала медведя, но выглядела иначе. Нечто среднее меж гориллой и медведем. На длинных пальцах столь же длинные когти, на окровавленной груди волос поменьше чем на теле, и грудь эта вздымается и опадает быстро-быстро, и сипит дух, кровь толчками из раны льет. Сам Сергеич на корточках, карабин к плечу, высматривает по сторонам, медленно движет стволом.
- Как? – тихо спросил Костя.
- Глянь, что с духом.
- Так его же…
- Он крепкий. Кровь останови. Отлежится.
Костя быстро скинул с плеч рюкзак, вытащил бинт, торопливо стал делать перевязку. Было неудобно, дух леса был громоздок, тяжел, просовывать руку под него – тот еще труд. За всей этой суматохой, за трудами, он не обращал внимания, что происходит вокруг, поэтому не увидел движения, не приметил, как Сергеич поднялся медленно. Услышал только, когда Сергеич разжал поднятую руку, когда карабин упал в траву рядом с ним, и громкий шепот Сергеича:
- Не вставай.
Костя упал, потянулся к карабину, стал смотреть сквозь траву туда, куда смотрел Сергеич. А там, от леса отделился будто куст. Нет – это снайпер был в маскхалате, весь в веточках, в поросли какой – такого захочешь, не разглядишь. Шел этот снайпер бесшумно, вроде бы и неспешно, но в то же время выходило, что перемещался быстро, ствол винтовки его, тоже изукрашенный порослью, неотрывно смотрел на Сергеича.
- Второй где? – раздался голос снайпера, - Пусть голос подаст.
- А я откуда знаю, где, - Сергеич умудрился пожать плечами при вскинутых к небу руках, - залег где-то.
- Эй, Константин Викторович, - закричал снайпер, не отрывая прицела от Сергеича, - я твоему другу сейчас плечо прострелю, если не высунешься.
Костя уже подтянул к себе карабин, уже навел его на снайпера. Метиться было неудобно, боялся, что не уложит с первого выстрела, поэтому чуть двинулся, взгромоздил локти на грудь духа леса, замер, готовясь нажать на спусковой крючок.
Щелкнуло, звонкой искрой выбило по стволу карабина, выбило его из рук, и голос со стороны:
- Эй, Кость, вставай.
Костя встал, тоже поднял руки. Из травы поднялся еще один снайпер.
- Сколько вас тут, ребят, - спросил Сергеич этак с насмешкой, - За двумя калечными пошло.
- Четверо. Двое – двести, а ты, старый – мазила.
- На человека – рука не поднялась.
Зашуршала рация на плече у одного из снайперов, затрещала помехами, и хрипатый, из-за наводок, голос произнес:
- Лейтенант не нужен, егеря брать, - тут же щелчок, едва заметная дульная вспышка из громоздкого глушителя на винтовке, Костя вздрогнул и…
Пуля зависла перед ним, переливалась в воздухе в искристых всполохах, выцветала трава под ней, и проявлялся, проявлялся из ничего силуэт, как тогда, как у избушки Сергеича. Снова вспышка выстрела, и снова в воздухе, и уже появляются новые силуэты, на глазах под ними жухнет трава. Да – именно так, как было там, на поляне с тремя трупами – такие же круги мертвой травы. И приходит знание от эха, рождается в мозгах информация: «бежать, к горе, за Сергеичем. Он знает».
Они рванули, за спиной были слышны щелчки выстрелов, Сергеич летел впереди, вот он исчез в разлапистых высоких зарослях можжевельника, захрустели ветви, за ним влетел Костя, споткнулся, кубарем покатился куда-то вниз, по пологому склону, хотя там вроде должна начаться гора. Скатился, отбил бока, бросил взгляд наверх – пещера, заросшая, сверху едва свет меж ветвей пробивается. Слышно журчание воды, редкая капель из под сводов, морозно тут, дыхание вырывается с паром.
Сергеич хватанул его за руку, рывком поставил на ноги, кивнул в сторону:
- Туда.
И вперед, дальше.
- Нас запрут… - порывисто, с предыханием, вырвалось у Кости.
- Руки коротки.
- Что здесь?
- Не знаю… - повел плечами, - пещеру находить-находил, плутал, знаешь сколько тут всего, а вот куда нам сейчас дорога… я не знаю. Раз позвали – выведут. Может с той стороны вынырнем – не знаю. Фонарь есть?
- Ага, - достал на ходу смартфон, включил фонарик.
Пропадал свет за спиной, Костя оглянулся – едва заметен вход в пещеру, а тут – тишина, темнота, блестят капельками воды каменные своды пещеры, пар рвется изо рта, мерзнут, зябнут пальцы что держат телефон.
Сергеич идет рядом, по сторонам поглядывает с интересом.
- Что то их долго нет, - сказал Костя.
- Кого? А, тех? Ну не знаю, может там заваруха какая сейчас, - вздохнул, - сглупили мы, Кость, надо было хоть дорогу отмечать. Повороты помнишь?
- Нет, - оглянулся, позади уже был непроницаемый мрак. И ответвлений они прошли уже штук пять, если не больше.
Телефон в его руках замерцал, свет погас.
- Зашибись, - прокомментировал это Сергеич.
- Куда сейчас?
- Прямо, - послышался из тьмы голос Сергеича, - хоть глаз коли…
Точка 72 Тайна шамана (рассказ 2, часть 1)
Автор Волченко П.Н.
Ссылки на предыдущие части:
- Ладно, Кость, посидели, спать пора. Завтра день тяжелый будет, - Сергеич скомкал очередной окурок, бросил его, не глядя в сторону, тот звякнул о ведро там стоящее.
- А… а завтра что? – голос Кости, так и не отошедшего от зрелища, всё еще чуть-чуть дрожал.
- А завтра, Костя, нам в путь дорогу. Ты же не просто так пришел, у тебя, наверняка, и рюкзачок с собой уже имеется, и одет ты, наверняка по-походному. Темно – не вижу. Так?
- А ты… вы… - он все еще путался, в какой манере он должен к Сергеичу обращаться. Вроде как, когда устраивал разбор полетов, сам перешел на «ты», а теперь вот – уже и не знаешь, как лучше обращаться.
- Нет, Кость, «ты» так «ты». Давай уж так разговаривать, и мне приятнее – не таким старым себе кажусь. А знаю я, Кость, о пути-дорожке, потому как не ты один аудиенцию с эхом сейчас поимел, мне тоже малость перепало.
- И? Нас ждут? Почему… - он резко занервничал, это было слышно в голосе, в дыхании его.
- А я почем знаю, такова судьба. Эхо-духи, как хочешь называй, до этого никогда не ошибались, и сейчас не думаю, что ошиблись. И, потому, думаю, что москвичи тоже не зря полегли. Кстати, кто они? Узнал?
- Узнал… - зло буркнул Костя, - только это секретная информация.
- Ну как знаешь, как знаешь, Костя, - он поднялся, - В дом что ли пойдем. Найду и тебе место. Ночи еще не холодные, так что топить не буду.
- Подожди… Сергеич. За тех троих. Нам туда завтра, а я… - вздохнул, Сергеич не сел, ждал, - они все спецы. Кто из ГРУ, кто еще откуда-то. Все трое. Но… я думаю, что ты…
- Да, конечно знал. Цацки их навороченные в болоте утопил. У них с собой электроники всякой – на барахолку хватило бы. Вот если бы ты мне сказал, от кого они, зачем они – это было бы куда интереснее. Но… - он дал задумчивую паузу, - ты бы даже если знал, то не сказал бы. Верно говорю?
- Верно… - через секунду, - Сергеич, ты не подумай, я не знаю и…
- Ладно, в дом пошли. Подмораживает.
***
Поутру в их ложбине, где притулилась под высоким утесом избушка, было зябко, сыро, туманно. Сергеичу не спалось с утра, и, когда Костя проснулся, тот уже был весь в делах: на печурке жарилась картошка, шел аромат по малой избе жаркий, вкусный и сытный. На полу вещи разложены, что должно было уложить в рюкзак, а сам Сергеич сидел на табуретке, потемневшей от времени, и чистил свой карабин.
- Проснулся, - Сергеич отложил в сторону шомпол с тряпицей, карабин к столу приставил, - тогда завтракать, умываться и в дорогу. Путь не близкий.
- А там… Мне Фома Ефремыч рассказал, что не только солдатиков видал. Это...
- Ты про волкодлаков, йети и прочую чушь что ли?
- Ага, - кивнул Костя, - он говорит уже после, уже в девяностых, когда ходил, когда там секретки не стало…
- От оно как. Весь мир ищет твоих снежных человеков, найти не может, а запойный браконьер, что в девяностые не просыхал, половину дичи в окрестностях перебил, так сразу и нашел. Сам-то веришь?
- Не очень.
- Ну и зря, - усмехнулся Сергеич, взглянул на вытянувшееся лицо лейтенанта, улыбнулся, - да не бойся, шучу я. Бродила бы там эта нечисть, Фома бы уже никому ничего никогда бы не рассказал.
Как сошел туман, вышли в путь. Солнце уже поднялось, стало припекать, но уже не так жгуче, как тогда, когда они встретились в первый раз на поляне с тремя телами. Костя был одет в простую камуфляжку, в берцы, Сергеич же был в мягких сапогах, а одет – как простой деревенский мужик, разве что штормовка вместо фуфайки, да кепка, вместо шапки ушанки.
- Сергеич, - после долгого молчаливого пути по дорогам, чащам, начал разговор Костя, - Слушай, а как вообще так, вроде физик, вроде уважаемый человек и время такое было для тебя золотое. Не как сейчас – наука! А ты вот – в леса, в тайгу подался, что дома не сиделось?
Сергеич остановился, Костя за его спиной тоже встал, они поднимались по узкой тропе на взгорок, потом и обогнать, поровняться с Сергеичем он не мог. Сергеич обернулся, глянул Косте в глаза, сказал:
- Ты же мне не сват, не брат, а может я даже и не знаю, кто – гнида какая… а ты мне под шкуру лезешь.
- Я же…
- А рука потом не дрогнет? – это он уже сказал вперед, не глядя на Костю, уже отвернувшись от него и снова зашагав по узкой тропе.
- Ты… Сергеич, да ты вообще за кого меня держишь?!
- За кого надо, за того и держу. Зачем табельное взял?
- Да я ж не знал, что как ты будешь! Я… Сергеич, я не знаю, что ты там себе надумал, но…
- А зачем сюда пришел? Так тебя совесть заела, зуд такой пошел. Ладно, не говори, просто я тебе сейчас душу лить начну, а ты…
- Сергеич, я серьезно. Да! Ты прав: меня зуд заел. Сначала. Все слишком просто выходило. Просто очень и удачно. Вот тебе и деревня ближайшая, вот тебе и подсказки все, не как в криминалистике, и даже не как в фильмах, а как в мультах. Все на виду, все и сразу. Да, сначала радость, по горячим следам такое дело и так быстро. А потом, уже вечером – грызть стало. Я и поехал, и нашел, и поэтому за москвичей стал справки наводить. А потом… А потом мне сверху спустили, что надо доследование. От больших людей, вроде как, там не понять что откуда, но, раз имен не называют, раз на словах, а не распоряжениями, то тут много ума не надо, вот я и…
- Мне сказали – я пошел. Мое дело маленькое, я человек служивый, - Сергеич говорил, не оборачиваясь, - а ты до последнего всё при себе держал и никому ни слова, ни полслова, и всё что у тебя было в наработках, что ты там следы нашел и…
- Сергеич! – рявкнул Костя, Сергеич встал, обернулся.
- Ну? – сказал с вызовом, в сторону сплюнул.
- Я никому ничего не говорил о тебе, - сказал Костя раздельно, чеканя слова, - Все мои наработки были при мне. Я пришел к тебе, как к человеку, не как к преступнику. Один, без оперов, без группы захвата. Что тебе еще надо?
- Ладно, пошли, - зашагал вперед, тропка все вилась и вилась меж сосен, иногда пропадала в зарослях орляка, по сторонам поблескивали лаково на кустах с зелеными листами ягоды костяники, дух стоял смоляной, чистый, жаркий.
- Слушай, раз так интересно, - подал голос Сергеич, где-то через полчаса, - да, у меня всё в гору перло, само тащило. Образование, хоть и сам из глухой таежной деревни, а тогда это проще было. Связей не надо, общага, учись себе и учись, лишь бы мозгов хватало. Аспирантура, труды, статьи, диссертация. Хороший оклад, жена… Катенька, дочь. А потом, раз – и нет жены и дочери. В один день не стало. Авария. Так бывает. И всё. И больше не хочется ничего, и в голове не формулы, а… ничего путного. И хочется бежать, исчезнуть, не стать. Вот я на малую родину и подался. Этого нет в моем личном деле?
- Да я ваше личное дело как-то и не… Так, то что по верхам было. Специальность и прочее…
- Ясно. Ну а тут… Тут ушел подальше от людей, от всего этого, в деревне же в моей – все люди сердобольные, каждый же хотел как чем помочь. А это знаешь, как душу рвет, когда тебе помочь хотят, а ты об одном только и мечтаешь, чтобы тишина вокруг, и небо полное звезд. И ушел. Заимку себе сделал. Ну как заимка – землянка. Дерном обложился, робинзонаду себе устроил, там меня дед Петро и нашел. Это тот, кто до меня был. Он вообще – из староверов, только путался, где обычное наше православие, где их прибабахи. Он меня к себе позвал, сказал, что одному век доживать – больно тяжко и страшно, и покаяться надо и вообще. Ну и в первую же ночь к нам Эхо и заглянуло. И понял я тогда, что это вот всё – и есть мое место. И звезды с моей хибарки по ночам видать, что залюбуешься, и тихо, ветер где то только по верхам гуляет, внизу шепотом шумит, и нет никого.
Пока он всё это обстоятельно рассказывал, они уже и на взгорок высокий поднялись, меж деревьев, если вдаль глянуть, небо проглядывалось, округа с высоты по низу стелилась зеленым ковром. Сергеич свернул в чащобу, где совсем уже было много сухостоя наваленного, кряжились палые деревья, валуны дорогу устилали, полез через всё это понаваленное.
- Сергеич…
- Иди-иди, ноги не переломай, - Сергеич протискивался, шел легко, уверенно, будто не через полосу препятствий, а по давно натоптанной, привычной тропе, - скоро будем.
И вывалились, как-то разом оказались около небольшого такого взгорка, метра в три высотой, а может и того меньше. Поверху с его отвесного края, этакой шевелюрой свисала трава, а еще выше, если вверх глянуть, на взгорке том взметались высокие ели, а дальше – дальше уже небо, и птица одинокая в той выси черной галочкой едва различима – темнеет уже.
- Тут, сейчас, - он протиснулся меж здоровым валуном и взгорком, раздался его голос, приглушенный, - сюда иди.
Следом за ним полез и Костя. Протиснулся мимо каменюки, шаркнул своим камуфляжем о шершавую стену взгорка, и увидел – пещерка ли, землянка ли – проход, пригнувшись только и пролезешь.
- Сюда зверь не ходит, - Сергеич сбросил свой рюкзак, карабин снял, пошел в глубь пещерки, - место хорошее. Всегда тут останавливаюсь, если по вечеру поблизости оказываюсь. Безопасно. Веришь, даже комар это место стороной обходит, прям священная пещерка. Не удивлюсь, если тут когда какой монах подвижник святой обитался. Тут и ключ даже есть, фляжку можно набрать, ты как, пустой уже?
- Да.
- Ну вот, наберешь, - Сергеич уже из темноты уходящей вглубь пещерки притащил деревяшек, бросил на золу прошлых кострищ, - Запаливай пока. А я… там у меня и остальное есть для сна. Не царски конечно, коек с балдахинами не держим, но тряпье какое-никакое я тут припрятал.
Костя развел костерок, заплясали язычки пламени, затрещали хорошо просушенные ветви. И тут же стало ясно, как темно то, до этого, пока шли, все казалось – светло-светло, а тут, при сравнении с огнем, солнечный свет, льющийся в щель меж валуном и стеной взгорка, померк, стал тусклым. И как только пришло понимание, что вечер уже, навалилась усталость, загудели у Кости ноги.
- Умаялся? Сейчас чаек поставим, поклюем чего горяченького и на боковую, - Сергеич все никак не мог избавиться от своего деревенского говора, этакого былинного, хотя… Кто он теперь больше, тот ли физик из стародавнего советского времени, или же таежный житель, мудрый егерь? Скорее всё же уже егерь, а всё остальное – слетело с него с годами, ушло в небытие.
Костя зевнул широко, до хруста в скулах, прикрыл глаза, в ожидании, пока подвешенный над огнем чайник, закипит, и, незаметно для себя, уснул, провалился в темноту.
Проснулся от какого-то звука. Тихого совсем, негромкого, открыл глаза – темно, едва заметно шаят красные угольки в кострище, тихий серебряный свет звезд льет в щель меж валуном и взгорком.
Костя замер, вслушиваясь в тишину. Журчит где-то в глубине пещеры, ключ, откуда-то издали на единой ноте тянет какая-то ночная птица, и вроде всё, и вроде тихо. Сергеич вон негромко похрапывает – не мог он от этого проснуться. И тут фырканье, громкое, мощное, то ли медведь тут, то ли лось. Хотя откуда лосю взяться у пещеры, он на этих валунах ноги переломает. Нюхает зверюга там, за валуном, слышно, как втягивает крупными ноздрями воздух, и фыркает после мощно, грузно. Треснула ветвь, камень с пристуком скатился в пещеру. Костя медленно, чтобы не шуметь, потянулся к поясу, к кобуре с табельным макаровым, хотя если это и вправду медведь, что он ему своей пукалкой сделает? Разве что разозлит. Но не должен, не должен медведь сюда залезть, не зря же Сергеич, знающий человек – эту пещеру выбрал.
Захрустели ветки сухостоя, зашелестела листва зарослей, что там, у входа, значит прочь зверюга пошла. Костя почти бесшумно, как учили в армии, по-пластунски прополз к выходу, выглянул из-за каменюки, что вход заслоняла, и увидел в серебряном лунном свете огромного зверя. Мохнатый, но как-то клоками, играют здоровые мускулы на боках, силой переливаются под шкурой, плечи согбенные, и то ли человечьи, то ли медвежьи они – плечи эти, не разобрать. В тень, во мрак под деревья он уже уходит. Остановился, повернул морду назад, у Костю в мороз бросило, побежали мурашки по спине. Хоть и плохо было видно, но морда показалась ему не звериной, не медвежьей, а какой-то получеловечьей, жутко вытянутой, но – человечьей. Зверюга потянула носом, и снова фыркнула, отвернулась и зашагала прочь, захрустел толстый валежник под ее лапами, и все, пропала во мраке и больше никаких звуков. Тишина, струение вод ключа, посапывание Сергеича – всё.
Костя вполз обратно в пещеру, думал было разбудить Сергеича, рассказать о ночном госте, но потом передумал – зачем? Что он сейчас сделает? Не полезет же туда, где возможно бродит тварь. Поэтому взял карабин, положил себе под руку, и стал сидеть, слушать ночь. Вдруг снова услышит? Вдруг… глаза смыкались, закрывались…
***
- А зачем тебе моя ружбайка понадобилась, - Сергеич крутил в руках свой карабин, поглядывая на него то так, то этак, - учти, испортил – тебе же хуже будет. Я ж тебя прикрывать буду, а если…
- Нормально всё, - Костя потянулся, продрал глаза, сел резко, - Тут ночью тварь ходила. Здоровая, нюхала, ушла. Я взял твой… Мой то, - достал из кобуры, продемонстрировал, - много не навоюешь.
- Медведь. Местный. Знаю его. Это его территория. Увидишь, просто стой спокойно, не двигайся, не ори, не убегай, побежит на тебя – за дерево вставай. И всегда держись вокруг дерева, чтобы ему обходить надо было. Этот – спокойный, как с соседом расходимся. Сейчас позавтракаем и…
- Сергеич, не медведь это был. Я выглядывал, он…
- Фомы наслушался, - вздохнул Сергеич, - в чертовщину верить стал. Хотя… Если по первости, да еще и ночью увидел, тебе хоть черт с хвостом привидеться мог.
- Сергеич…
- Всё, хватит. Это я, житель глубинки, тебе должен байки травить, а не ты, городской, меня тут всякими страшилками пугать. Завтракать и в дорогу, сегодня к вечеру на Моловку поднимемся, на идольный кряж.
- Куда?
- Идольный кряж. Тебе же туда надо?
- Да откуда…
- Всё оттуда. Всё оттуда и знаю. Тебе это нужно, они не против. Собирайся, - Сергеич отчего-то озлобился, порывисто забросил на плечи рюкзак, карабин набросил, полез на выход, и Костя тоже, нехотя, поплелся за ним следом, хотелось сказать о завтраке, о том, что чаю на дорожку неплохо было бы хлебнуть, но… нет. Промолчал.
На выходе из пещеры, все же на следы хотел глянуть – лапы, или ноги? Но что там увидишь – не земля, одни камни, крошево, ветви сухостоя – ничего не увидел.
Уже когда отошли прилично от пещеры, вспомнил, что вчера так и не набрал флягу, тут же захотелось пить, взял в руки ее, понял – Сергеич всё же набрал. Сделал пару глотков, зашагал бодрее.
- На воду шибко не налегай, только у Моловки набрать получится.
- Хорошо, - буркнул Костя. Ему тоже передалось это злое настроение. И всё вокруг становилось настроению под стать. Куда-то стала уходить эта спокойная таежная краса, все эти горы скалы, запашистые леса, переходы поля. Всё вокруг становилось мрачным, тяжелым.
Рощица, через которую они шагали, была гулкая, тенистая – давила. Кряжистые деревца, что у тропы, словно специально изгибались, выставляли сучья над дорогой, чтобы зацепиться за них, корни бросались под ноги, старались уронить. Костя то и дело спотыкался, уже и взгляда с тропы не отрывал, а все одно – нет-нет, да споткнется.
Хоть еще и не ночь была, а все же где-то в отдалении затянул волк свою заунывную песню, будто на луну выл, и стало так тоскливо, так холодно в груди. Костя чуть прибавил шаг, за что тут же поплатился – снова споткнулся, бухнулся на колени, на ладони – ударился больно, коленом об торчащий корень, чертыхнулся. Сергеич остановился, оглянулся.
- Как?
- Нормально, - зло буркнул Костя. Поднялся, зашагал, но колено и правда болело. Поначалу не сильно, но чем дальше, тем сильнее, тягучей разливалась боль от колена по ноге, он уже хромал, тяжело дышал, холодный пот струился по лицу.
- Нормально у него, нормально, - зло забухтел Сергеич, - сказал бы, у меня эластичный бинт есть, мазь, а сейчас-то уже что…
Все же скинул рюкзак, обмотал Косте ногу, шагнул с тропы, глазами по сторонам поводил, поднял из высоких зарослей кустов хороший такой сучковатый дрын. Ножом обрубил сучки, вручил.
- Что?
- Посох тебе. Может полегче будет.
Костя поднялся, нога болела, оперся на посох – и правда, полегче, захромал рядом с Сергеичем.
- Слушай, а почему Идольный кряж?
- Там капище было у каких-то староверов. Это еще до войны было. Ничего там не трогали. Историческую ценность представляет. А до этого, говорят, ну это местные, из племенных, говаривали, что туда уходили души шаманов, жили в камнях и идолах, и верховные приходили туда за советом, только душой своей за эти советы платили. Через нижний мир уходили, потом возвращались. Всякое поговаривали. А еще раньше, говорят, там стояла золотая баба – слыхал про такое?
- Нет, а что это?
- Ну это уж совсем брехня, - будто не заметив его ответа, продолжал Сергеич, - Идол тоже такой был. Хрен пойми, то ли он из золота, то ли просто, то, что волосы блондинистые у этого идола. Но поклонялись и ей, причем все местные племена. В золотую то бабу я совсем уж не верю. То, что место это издавно у них, у местных, каким заколдованным считалось – это да, тут я не спорю. Но сколько там ночевал, знаешь… Нормально всегда всё было. У меня, у избушки – эхо, а там – ничего. Просто болвашки эти деревянные на тебя пялятся и всё. Буркало свои выпятят и зырят – да, страшно поначалу, потом привыкаешь. Я же то, когда еще сильно душу рвало, хотел через этот нижний мир тоже – к своим пробиться, к жене, к Кате своей, к Юле. Понаслушался, про то, что шаманы мухоморы жрут. Сначала нажирался там в усмерть водкой – ничего, хорошо хоть, что на таком воздухе похмелье не такое страшное, а потом уже и мухоморы попробовал. Блевал я с них знатно, вот я тебе скажу, тут тебе и нижний мир, и верхний, и всё что хочешь – небо с овчинку. Так поносило, так несло – врагу не пожелаешь!
Уже темнело, а Моловку все не видно было, хотя и вообще – толком ничего впереди видно не было: ели, пихты, кедровые сосны – укрывали, тенили, вперед глянешь, а там только стволы-стволы, и не видать ничего. Заблудиться по здешней сумрачности – легче легкого.
Краснота пошла промеж деревьев, это там, где-то, за этим лесом, за деревьями, по-над миром наступают сумерки, гаснет солнце за горами, а они все бредут и бредут. Колено у Кости уже вовсю ныло, но он всё одно, шел вперед, не канючил, не просил лишний раз остановиться. Он больше даже боялся остановок на передохнуть, потому как мог и не встать потом, а так – иди пока идется.
- Темно скоро будет. Места тут плохие, - Сергеич, хоть и не любил курить в лесу, но все же от нервов, достал пачку, закурил, вонь табака была особенно едкой в этом чистом воздухе, - давно не редили. Слышал волков? Бывают тут стаи. Вредная скотина. Они, конечно, не нападают за здорово живешь, помнят, что такое человек с ружьем, но всё равно – не очень. Рыси опять же. Эти отбитые, росомахи – не лучше. А самое, я тебе скажу, страшное – это лось. Лося если увидел, то сразу на дерево сигай. Чем выше – тем лучше.
- А медведи.
- Да что ты заладил с этими медведями. Нет тут медведей!
- Ты же говорил…
- Мало ли что я говорил. Именно тут один хозяин, других не пускает, а нас с тобой он не тронет. Так и запомни.
- Запомнил-запомнил, - торопливо сказал Костя, видя, как портится настроение Сергеича.
- Ну и хорошо. А если рядом увидишь, не беги, - Сергеич подуспокоился, сделал последнюю затяжку, скомкал в кряжистых пальцах окурок, сунул в карман, - если хозяин рядом, то значит- всё хорошо будет.
- Ага, - не удержался Костя, усмехнулся, - когда медведь рядом, хорошо будет…
- А, - Сергеич махнул рукой, - ну тебя. У меня, Кость, тоже свои секреты есть, и я их тебе рассказывать не намерен. Пока. Будет время – сам увидишь. Не увидишь, тогда, значит, тебе и не надо было.
Стемнело.
Костя шагал уже совсем тяжко, едва не подвывая на каждом шагу, крепился, но всё же покряхтывал как-то жалобно, тихо, изредка вскуливал, когда ногу неудачно ставил.
- А эти, - слова ему давались тяжело, - твои, они и наперед знают, или только то, что случилось? Они же, - вдох, - если предупреждали то, когда это… - тяжелый выдох, - предшественников твоих смерть приберет, они же, как бы будущее видели? Или как? - после столь долгой тирады голос его стал каким то совсем уж плачущим, скулящим.
- Как по мне, они всё наперед знают и всё на назад, - Сергеич тоже шел уже тяжело. Нет, был бы он один, то переход бы ему легко дался, давно бы он уже был там, на Моловке, но тут, с Костей, ему тоже приходилось не сладко. Где помочь, а где и вовсе, чуть не на руках, перетащить.
- Так, фу-у-у, - тяжелый выдох, - выходит знали они о моей ноге то… так что ли?
- Выходит знали.
- Сказали бы. Я бы… твою мать, - снова выдох, - костыль бы себе заранее замоздрячил… Что это? – он остановился, тяжело оперся на посох, в сторону рукой указал. Там, в темноте, разливалось зеленоватое фосфорицирующее свечение из низинки, где клубился жадный, будто живой, туман.
- Гнилушки это светятся. Внимания не обращай. А то тоже, понапридумываешь себе потом. Побежишь, сковырнешься – я тебя волоком тащить не буду.
- А… Ну если нормально, - он сглотнул, снова заковылял, опираясь при каждом шагу на свой сучковатый посох. Но все же по сторонам поглядывал. Ночная тайга - это вам не дневная, тут жизнь, тут чувство, что за тобой следуют, шагает кто-то позади. Ветка хрупнет, скрипнет что, ветер в ветвях протяжно провоет, а в отдалении ему будет вторить стая волков. Костя поглядывал, и может от того, что он особенно сильно пытался вглядываться, а может и вправду было, казались ему желтые точки, будто глаза издали на него смотрят, из чащи. Стоны ему слышались тяжелые. Может с болот газ где выходит, может ветер шалит, а может… а что может – думать уже не хотелось.
- Кость, ты крепись. Уже чуть осталось.
- Какой там, - тяжелое дыхание его срывалось, - чуть, как по ровному шли, так и идем… уже сколько…
- Уже почти.
Рядом завизжало, взвыло что-то, Костя вздрогнул, выронил посох, быстро выхватил из кобуры табельный ПМ, повалился на тропу, тыча стволом в темноту.
- Тихо ты, птичка это, птичка. В ветвях где-то сидит, - Сергеич помог Косте подняться, вручил ему посох, - пистолет спрячь, а то еще меня подстрелишь.
- Не, я лучше с ним…
- Ладно, с ним ты много не находишь. Давай, присядь уже, отдохнем. Завтра с утра дальше, - Сергеич тяжело уселся на поваленный ствол, скинул с плеча рюкзак, засмолил сигарету.
- А ты ж говорил, в тайге не куришь.
- А что делать? Курить охота. Давай, устраивайся. Есть будешь?
- Да.
- Костерок сейчас разведу, приготовлю. Ты засыпай. Как готово будет, так я тебя толкну. Спи.
Сергеич хлопнул ладонями по коленям, встал, исчез в темноте. Еще некоторое время было видно, как мелькает меж черных стволов огонек его сигареты, а потом всё – темнота, зеленоватое свечение в отдалении, звуки ночные, ветер.
Костя так и не выпускал из руки ПМ, вглядывался, вслушивался, но моргал всё медленнее и медленнее, а Сергеича всё видно не было, и вот его сморило, навалился сон. А потом… Может ему снилось это, может казалось. Чувство, будто движется он, будто его тащат, и голова у него мотается. И слышно тяжелое пыхтение, сопение впереди, а Сергеич идет рядом, курит. Костя захотел встать, подняться с волокуш, головой покрутить, увидеть, кто там, впереди, его тащит, но Сергеич что-то заговорил ласково, можно только разобрать: «спи-спи» - и это спокойствие его, размеренность шага, размеренность убаюкивающая движения, луна над головой в прорехах меж высоко взметнувшихся деревьев… он снова закрыл глаза. Снова спал.
- Разморило тебя, - легкие потряхивание плеча, слышен треск костерка, звенят острые, быстрые искры. Костя открыл глаза, глянул, сел резко. Нет – не сон. А может и… Они были на уступе скалы, и вокруг, залитый лунным серебряным светом широко раскинулся пейзаж из лесов, отсвечивающей, блестящей лунной дорожкой, реки, озеро поодаль тоже поблескивает, а вокруг, вместо деревьев, что были там, на тропе – только чахлый кустарник, и много-много идолов. Деревянных, каменных, высоких, низких – всяких, какие в висюльках с косточками да веточками, какие без, где и черепа на камнях лежат, где с рогами, где без, вот этот волчий, этот, похоже, олений, а этот – человеческий череп, изукрашенный красными росписями. И все они смотрят на костер, выпучили свои слепые бельма на огонь, молчат, и в тихом потрескивании огня будто их шепот угадывается. Костя посмотрел на свои руки, торопливо хлопнул рукой по кобуре – тут родимый, тут привычный ПМ, на месте.
- В кобуру убрал, выронил бы, потерял, столько бумажек потом заполнял, - Сергеич отсел, уже успел закурить, - патроны на месте, боек не сточил. Не беспокойся. А лучше сам проверь – уверенность в оружии – многое значит.
- Ага, - Костя кивнул, торопливо выдернул пистолет из кобуры, выщелкнул обойму, посмотрел – вот они, желтенькие патрончики, поблескивают в пляшущем свете костра. Потом уже понял – не болит нога, ноет, но так, лишь чуть-чуть, на нее тоже глянул. Штанина закатана высоко, а на коленке намотано тряпье, и тепло-тепло под ним.
- Компресс. Травы там, грязь местная, ну еще и наговоры. Я сам в это не особо верю, но рецепты древние, может и поможет. Кто знает. Встречался я тут, в тайге, со всякими людьми. И шаманы были. Место у них это популярное. Приходят порой, со мной парой слов перекинутся. Провожатый им, знамо дело, не нужен, но как к хранителю, ко мне заходят. Спрашивают, можно или нет? Ну скажу я «Нет» - не пойдут, что ли? Хотя может и не пойдут. Странный это народ – шаманы, - Сергеич сделал глубокую затяжку, выдохнул дым, что тут же был подхвачен ветром, разметало его, и даже запах табака пропал.
- А как ты меня…
- А так, - махнул рукой, - не далеко же было. Поспал чуток, оклемался. Завтра делами своими займешься. Я тебя доставил. То что Эхо сказало – выполнил, всё – моя задача выполнена. Дальше это уже твоё всё. Умаялся я, Кость, вздремну. Чаек вон, в термосе, может перекусишь чего, - Сергеич зевнул, - а я, баиньки.
Он улегся, сунул под голову рюкзак, закрыл глаза, сказал уже сонным голосом:
- Спокойной ночи, - и всё, почти сразу засопел, как тогда, в пещере.
Костя подождал для порядка еще минут десять, чтобы сопение Сергеича вошло уже в стадию храпа, после этого еще чаю попил горяченького из термоса, и только потом накинул рюкзак на плечо, и зашагал прочь, чуть подальше от идолов, от Сергеича. Свернул за кряж, прошел вниз немного, уселся на валун, положил рюкзак на колени. Откинул клапан и полез в глубь его, под вещи, под припасы, вот она – тряпица шершавая, а в ней замотано…
Достал, размотал, вытащил спутниковый телефон, откинул антенну, включил, загорелся зеленым светом экранчик, набрал номер. Гудки. Долгие, тягучие, хруст, взяли трубку.
- Слушаю, - сонный голос.
- Это Константин Бабенко… - торопливо зашептал он в телефон.
- Знаю-знаю, говори, лейтенант, что случилось.
- Мы на месте.
- Хорошо. Происшествия?
- Не знаю. Доподлинно сказать не могу. Но были странности. Непонятный медведь, и… Я не могу утверждать с полной достоверностью. Как по мне – странности были. Насчет призраков – вы были правы. Я их видел.
- Это хорошо. Что за медведь?
- Видел прошлой ночью, и сегодня… сегодня повредил ногу, уснул в предгорьях. Кто-то тащил и… но это мог быть сон. Тут достоверности нет, могло со страху показаться.
- Ясно. Хорошо. Включай маячок, там просто – одна кнопка. Включишь – всё, считаю свою часть сделки выполнил, брось там и уходите. С утра пораньше и уходите. Твоих никто теперь не тронет.
- Обещаете?
- Да. Наблюдение с жены и сына снимаем.
- А отец?
- Отец подождет. Группа прибудет, тогда снимем и с отца. Расслабься, если не врешь, то всё – опасность прошла.
- Хорошо… - хотел уже сбросить вызов, но всё же добавил, - вы обещали, что если дойду до точки, то всё, больше никаких угроз, никакой опасности, слежки.
- Да-да-да, - голос был усталый, словно уже в который раз мальцу одно и то же объяснял, - и слово своё мы сдержим. Давай, иди спать, тебе просыпаться рано. И сваливай оттуда. Отбой.
- Отбой.
Костя сложил телефон, снова замотал его в тряпицу, спрятал на дно рюкзака. Вытащил оттуда же маячок в пластиковом футляре, открыл, нажал кнопку, вспыхнула лампочка на нем. Все – сигнал дан. Маячок он сунул меж камней, так, чтобы света не было видно, и потом поднялся, захромал обратно, к Сергеичу, на кряж. Дошел, достал уже свой телефон – обычный смартфон, полосок связи не было, оно и понятно, иначе бы не выдали ему спутниковый, посмотрел на время – половина второго ночи. Поставил будильник на полшестого, улегся, по примеру Сергеича, сунул под голову рюкзак, закрыл глаза.
Вперед к хариусу Кара-Алахи
То ли два дня отдыха, то ли два дня без дождей, то ли движение вниз, а скорее всего все вместе, но мы сразу поняли, что путь от Алахинского озера будет несравнимо проще, чем путь к нему.
Часть 11 #ПоКраюУкока
Выход в 10-00. Всего за час преодолели первое болото и подошли к броду через левый приток Кара-Алахи. Два дня назад этот путь занял два часа.
На этом броде поняли, что Марс пока сильно переоценивает возможности своего тела.
Он решил перепрыгнуть ручей, который даже пантере вряд ли по силам. Пришлось вытаскивать растерявшегося Марса примерно с середины потока. Хорошо, что приводнился не в основную струю, иначе и он бы испугался и нам бы пришлось основательно вымокнуть при "спасении".
За несколько секунд до прыжка
Дальнейший путь представлял медленное преодоление болот и быстрые перебежки по сухим участкам тропы до следующего болота.
После обеда из-за гор выползла тяжёлая туча и стало понятно, что стоит ещё ускориться, чтобы вымокнуть как можно меньше.
Как можно меньше не получилось, попали в самый центр дождя и в очередной раз возрадовались дождевикам пончо+
В остальном путь был бы обычным, если бы не свежая медвежья куча недалеко от нашей поляны. Через два дня услышим крики и свисты людей, явно отгоняющие автора. Марс, кстати, отреагировал на нее примерно никак.
Ходовой день закончился удачей - до сильной бури успели поставить лагерь, найти и заготовить дрова, помыться сами и отмыть болото от собаки.
Пока дождь хлестал по палатке, а ветер трепал её, мы крепко держали стойку и восхищались безмятежным сном Марса, который даже ухом не повёл на мощные удары грома. Это его первое лето и мы не знали, как отреагирует психика на такой сильный раздражитель.
А потом была двойная радуга, вечерний клёв, сытный ужин и ароматный травяной чай.
Пройдено 20 км.
Продолжение следует.
Видео из похода смотрите в YouTube Дикие Люди | Походы вдвоем
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Точка 72 Начало (часть 2)
Автор Волченко П.Н.
Ссылка на предыдущую часть
- Надо-надо, - Сергеич подхватил свою чашку, отхлебнул горяченького, запашистого чаю, - этикет. Ты привыкай, в наших краях иначе не бывает. Лучше расскажи людям, как оно там, в городе, в цивилизации сейчас.
- В городе-то, - снял фуражку, положил на стол, взял свою чашку, отхлебнул, - может фотки показать, - хотел было телефон достать.
- Не-не, ты на словах, у нас эти ваши гаджеты не в почете. Как что там выглядит – это вон, - кивок на телевизор, - там посмотреть можно, а вот как люди живут – это только на словах.
- Ну в городе. Я сам с Оки, с Саянска, может слыхали, - старики закивали торопливо, - так там у нас, как завод кирпичный…
И замер, встрепенулся, голову к окну повернул, где форточка открыта была.
- Ты что?
- Тихо! – совсем непохожим на свой обычный тон, а этак зло, по приказному, бросил Костя, - Слышишь?
- Что?
- Тянет… тонко…
- Так это ж Гуська свою пиликалку завел, - улыбнулся Фома Ефремович, - шеботун. Любит он посвистеть.
- А где он, Сергеич! Пошли, бегом!
- Кость, ты чего…
- Бегом я сказал! – Костя уже командовал, зло даже как-то, резко.
- Ефремыч, бывай.
Выскочили, на улице хорошо стало слышно, как тянет на своей свистульке одинокую ноту Гуська. Припустились.
А вот и он. Сидит у покосившейся избенки, где половина окон щитами забрана, и забора нет, расселся на лавочке в землю вросшей, расхлябанный, здоровый, в летах уже, не старик конечно, но уже за пятьдесят.
- Гуська это… - Сергеич немного запыхался, - блаженный местный. Чего он тебе.
Костя же серьезный, щелкнул клапаном кобуры, руку на поясе держит, брови сдвинуты.
Гуська повернул к нему свое блаженное, пустое лицо, маслянистый, будто бы стеклянный его взгляд уперся в Костю, полные губы расплылись в детской улыбке:
- Мифифионер… - сказал он глупо, радостно, - дасьте мифифинер.
- Подуди, подуди еще, - Костя не расслабился, руку от пояса, от кобуры не убрал.
Гуська послушно приложил свистульку, такую же точно по виду, как и та, на поляне, к губам, стал дуть, и снова потекла та же нота, как и на поляне.
- А другую сможешь? – спросил Костя с прищуром.
- Дя-дя, моу, я моу, - закивал он радостно, и как там, на поляне Сергеич, приложил палец к свистульке, зазвенела тональность повыше, позвонче, пронзительней. Убрал свистульку от губ, сказал, - Вот.
- Молодец. Деньги есть?
Гуська закивал часто, улыбался ярко, душевно, казалось, что даже глаза его улыбаются.
- Во, мнова, - и он неумело, кулаком, вытянул из кармана своих драных, грязных штанов, хорошую такую жмень бумажек, всё больше красных пятитысячных, но и синенькие двухтысячные проглядывались средь них.
- Откуда?
- Нафол.
- Туристов видел?
- Ни, - насупился, головой замотал.
- В гости можно? – не столько спросил, сколько приказал Костя.
Снова кивает, улыбается.
- Сергеич, за ружьем сгоняй, - бросил Костя в сторону.
- Зачем.
- За надо, блин! – злым шепотом сказал Костя, - Я тут подожду.
Сергеич быстро сбегал за карабином, оставленном в машине, вернулся запыхавшийся. Костя так и стоял напряженно напротив Гуськи, Гуська все так же улыбался, глупо, беззлобно, наивно.
- Карабин в руки возьми, - Сергеич послушно скинул карабин с плеча, взял правильно, - пошли. Если бежать будет, по ногам.
- Ты эта, окстись! С ума сошел! – Сергеич даже уставился на Костю так, словно видел впервые, - Это ж Гуська! Он мухи не обидит!
- Ты меня слышал.
Гуська радостно пошел в дом, то и дело оглядываясь, кивая чему-то своему. Они прошли через темные, хоть глаз коли, сени, прошли в избу. Печь грязная, закопченная, все тут было покосившееся, неухоженное, пыльное, древнее. Только фотография в рамочке на стене поблескивала протертым стеклом.
- Родители его. Померли в том году оба, - тихо сказал Сергеич.
- Ясно.
- Исть, исть, - и показывая щепотью будто что кладя в рот, Гуська кивал на стол, - исть сядь.
- Садись, Кость. Не обижай его.
- Его обидишь, - смерил взглядом Костя крупную фигуру блаженного.
Гуська метался, торопился, радовался. По всему видно было, что счастлив он, что вот, полезный, что люди к нему в гости пришли, что…
Костя присаживаться не торопился, оглядывался. Легко было вести оперативно разыскные действия в столь запыленном месте. Сразу видно, что трогали, что уже давно позаброшено. Похоже что Гуська тут только ночевал да ел, толком ничего не трогал, не прибирался, разве что фотографию родителей на стеночке протирал. Пока Гуська мельтешил, Костя выдвинул ящик стола. Хорошие ножи, здоровые, самодельные. Как из сказок про людоедов.
- Отец у него раньше при совхозе был. Свиньи, обвалка, все дела, - сказал Сергеич.
- Ясно, - Костя бросил взгляд в сторону, в комнату, там уже не койка, больше на топчан похожа.
Спросил, показав на комнату, у Гуськи:
- Можно? – тот закивал вместо ответа и снова улыбнулся.
- Спасибо, - прошел в комнату, по сторонам посмотрел. Похоже только топчан и пользовался тут спросом. А нет, вон, на подоконнике книжка какая-то лежит. Причем прям видно, что вот едва ли не только что сюда брошена – следы в пыли остались от нее. Подошел, взял в руки, открыл, пролистал. Книженция была занятная. Шрифт, как из сказок, бумага старая, ломкая, без картинок, будто из какого фильма ужасов, из хоррора про ведьм этот томик взялся, - Гусь, а откуда у тебя эта книга?
- Нафол. Хо? Беи.
- Что?
- Хочешь, бери, - подал голос Сергеич.
- Да нет, Гусь, не хочу. Ты готовь, готовь Гуся. Я пока позвоню.
Он вышел из дома, достал телефон, по сторонам глянул. Ну совсем не похоже это вот на такого ленного жителя, что себя толком обеспечить не может. Чтобы он поперся куда-то, чтобы нашел, чтобы дождался, чтобы устроил такое. У него же в доме, да и на участке – всё брошено, всё бурьяном поросло. Но… деньги откуда. Книга эта глупая. Может он верил, что через нее сможет нормальным стать? Или… Да и на месте убийства тогда относительно сходится. Зла от такого гостя москвичи бы не ожидали. Могли и спать лечь, а он, Гуська, что, сидел у костра, ждал, на огонек смотрел, головешки прутиком шерудил. Нда.
Набрал номер, дождался пока там поднимут трубку.
- По убийству трех туристов. Подъезжайте в Симовку. Да, деревня такая есть. На карте найдете! Убийца тут. Блаженный. Дурачок говорю местный. Да, жду.
Пошел обратно в дом.
Ближе к вечеру подъехала еще одна машина полиции. Только в ней уже была пара полицейских, они усадили радостно улыбающегося Гусю в машину, и умчались вдаль. При дальнейшем обыске помещения Константин Викторович обнаружил последний, так и не найденный на месте преступления, паспорт. По всему выходило так, что Гуся был не так прост, да и…
- Зря ты так… - Сергеич хмурился, даже вроде как злился. Закурил, в сторону сплюнул. Вечерело, красным подернулись небеса, черными силуэтами высились столбы ЛЭП, деревня была тиха. Старики сидели по домам, поглядывали в окна, и все они, как наперебой, в этом можно было быть уверенным, на чем свет, кляли сейчас молодого лейтенанта Константина Викторовича, за то что он повязал их блаженного. Сергеич посмотрел Косте в глаза, - Не мог он, понимаешь, не мог. Он же… Он же Гуська.
- Не понимаю. Следствие разберется. Не бойся, просто так не накажут, не осудят.
- Я то думал ты… - бросил до половины только докуренную сигарету на дорогу, зло раздавил ее сапогом, - А ты гнида.
- Имеешь право так думать.
- Иди ты, - зло махнул рукой, развернулся и зашагал прочь, в сгущающиеся сумерки. Его фигура с карабином на плече, растворялась, погружалась в сумерки, исчезала. Где-то залаяла собака. Скоро ночь.
- Пойду, конечно же пойду, - вздохнул Костя, поежился, подумал, что надо зайти к Фоме Ефремовичу за фуражкой. Так и осталась она там, на столе.
***
Тайга – она конечно красивая, когда солнечная, или вечерняя. Тогда лучи желтые пронзают ее, золотом льют на хрусткий подлесок, на хвою, и папоротник орляк золотится волшебно, как в сказке. Красиво. Горы вдали, кряжистые седые валуны, поросшие мхом, а запах – дыши полной грудью, дыши –нигде так не надышишься!
А ночью… Сергеич шел в свой домик, что в глубине леса, в чащобе, где отродясь не было электрического освещения, или еще какой цивилизации. С времени, когда арестовали Гуську, прошло уже почти с месяц.
Дорога знакомая, хоть и по темной, безлунной ночи, не заплутаешь – все уже исхожено им тут не одну сотню раз. Но все одно, пугала кругом чаща. Скрипит где-то пронзительно, ухает, от низины чуть заболоченной доносится недовольное ворчание, плеск тяжелый, тягучий, подвывает чуть разыгравшийся в ночи ветер. Коряги, обрисами лишь торчащие в темноте – черное на черном, тянутся к узкой нитке тропки, щерятся белой древесиной сквозь сбитую кору.
Сергеич свернул у знакомого валуна, что врос уже за тропкой, и по совсем уж незаметной, не знаешь – не в жизнь не увидишь, тропке, пошел дальше, в низинку, где под вздыбленным утесом приютилась его малая избенка. Там, в темноте непроглядной, больше по памяти, чем по зрению, дошел до лавки, снял с плеча карабин, к стеночке его приставил, и уселся под окном своей мертвой, пустой избушки. Хлопнул себя по карману, достал пачку сигарет, закурил. Огонек сигареты потрескивал, светился в этой черноте ярко красным светом.
- Дядь, закурить не найдется? - голос вредный, едкий. Сергеич хлопнул рукой по стенке, там, где должен был быть карабин, но карабина не было, - не ищи нет его там. И это, особо не кипишуй. Сергеич.
- Кость, ты чтоль?
- Я, кто ж еще. Итак, гражданин Медведков Иван Сергеевич, не желаете поговорить.
- О чем?
- О интересном. Можно о туристах, можно о вашем высшем образовании физика теоретика, которое вы так старательно скрываете своей речью, о ваших научных трудах, можно о подброшенных уликах, о Гуське. О чем желаете общаться? А можно и сразу, о интересном, об убийце и причинах, почему вы его покрываете.
- Хм… даже так? То есть я не подозреваемый в кровавых делах.
- Нет. Не подозреваемый. Хотелось бы, но нет.
- Как дошел?
- Сюда? Или до понимания?
- Садись уже, и пистолет в кобуру убери. Не буду я никуда убегать, и делать ничего такого не буду.
Костя из бесплотного голоса превратился в силуэт, едва прорисованный в слабом-слабом свете от огонька сигареты. Сел рядом на лавку.
- Как меня-то нашел?
- Знающие люди подсказали.
- Фома?
- Фома. Забрались вы, Иван Сергеевич, глубоко – так просто не найти. Вроде за вами сторожка числится, чего там не живете?
- Проверял?
- Конечно. Заехал. Смотрю – брошено, чуть не заколочено. И следов никаких. Вот к Фоме и зашел. Говорит, вы машину в подлесок загоняете, а сами сюда, в, - ехидно усмехнулся, - в проклятое место. Всё у него, у Фомы, места проклятые. Тоже, легенда какая есть?
- Да, есть легенда. А как ты дошел до того, что не Гуська?
- Вы его видели? – усмешка, - Не. Конечно так то все на него указывает, доказать обратное – сложно. Но можно. Не расстраивайтесь. Докажу, что не он.
- А я почему?
- А кто еще? И сообщили, и привезли куда надо, и нашлось, что нужно и…
- Кто нашел, тот и убийца, так что ли выходит?
- Я сказал, что не ты убийца, - перешел на ты, - Ты за меня болел, переживал, когда я блеванул, на мертвецов смотрел… не так смотрел. Типаж у тебя не тот. Мог физически, да не мог практически.
- А ты, значит у нас психолог?
- Да, на этом и специализировался. Но если хочешь конкретнее. Следы уазика твоего я срисовал на следующий день, ты его там, под горкой припрятал, еще как умный вася ветками закидал. Ветки на месте. Хорошая там, кстати, хворостина есть – без коры, ухватистая, мне кажется можно твои пальчики оттуда срисовать. Еще рядом с деревушкой те же следы протекторов. Натоптано у нужника Гуськи, где он, по показаниям, и нашел и деньги под камушком, и книжицу. Откуда книжку то достал? Прикольная.
- Здесь и нашел. В доме этом была, от старых хозяев осталась. Ты давай дальше. Пока еще как то маловато выходит. Мог машину укрыть, чтобы кто залетный не увидел. А на следах у нужника не написано чьи они. Пока всё это – тьфу да растереть.
- Дальше, - вздохнул, - а дальше окурок там же. Свежий. Дождем не порченный. У тебя какие сигаретки? Максим красный? Знакомая марка. Страницы книжицы, кстати, можно прошерстить на предмет отпечатков. Как думаешь, найдем что? Паспорт того москвича тоже можно на этот же предмет посмотреть. Найдем?
- Найдете. Ну это я так, не для протокола.
- Так же еще очень интересная причина смерти – прикинь, их не прирезали – электротравма. Молнией их всех разом уложило. Охренеть прям! Всех троих и разом в область сердца. Вскрытие и прочие радости – случились после. Тут можешь мне прояснить, как это вообще? А? Не для протокола, мне понять просто хочется.
- Не помогу.
- Ладно, - вздохнул, - Так что вот и выходит, что ты знал где оно приключилось, очень оперативно ночью смотался туда, все нужное добыл, подбросил, потом обратно, да и меня еще встретил со сранья пораньше. Давайте уж, гражданин Иван Сергеевич, рассказывайте подробнее, что да как оно случилось? А? И зачем вам было все это дело крыть?
- Ты куришь?
- Нет, и не тянет.
- Тогда просто посиди. Время сколько? И число какое?
- Шестнадцатое с утра было. А время, - в ночи вспыхнул все тот же телефон, осветив синим цветом лицо Кости, - половина первого ночи доходит.
- Тогда просто посиди, подожди. Недолго осталось. Скоро эхо будет.
- Что?
- Ну это я так его называю, термин сам себе придумал. Тот, кто до меня был, называл явлением. Дед Петро вообще – верующий сильно был, оттого и явление. А первый, кто тут избушку эту поставил, тунгус, говорил, что – духи леса приходили. Охотник, после войны тут зверя бил. Еще в пятидесятых годах. Он потому тут эту избушку и поставил. Вот и повелось так. Хранителями тут, при избушке были. Как чувствовал очередной, что срок его подходит, так и подмену себе искал. Ну как чувствовали… Духи, эхо, явления – они подсказывали. Не так, чтобы словами, а просто – понимаешь как-то все разом. Я вот так про место и москвичей узнал. Поехал. Думал прикопать тела, по карманам у них пошарил, вижу – Москва. Понял – так просто дело не окончится. Позвонил, сообщил, закрутил дело… Себе на беду.
- Не понял. Духи? Иван Сергеевич, ну это уже не смешно. Вы же физик советской закалки, и такое мне…
- Да ты послушай, я ж так – время скоротать рассказываю. Им, эху, много не надо. Жертва, оставить, уйти. Медведь, волк, лось – без разницы, главное, чтобы не мелочь уж совсем. Белочкой не откупишься. Но иногда вот… иногда случается. Как с туристами, - вздохнул, - А Гуська. Жалко мне его было очень. Мать с отцом в прошлом году померли. Мать долго угасала, а отец… Не смог видать пережить. Любил ее очень. Теска мой, тоже Ваня был. И жена – Марина. Жаль. А Гуська… он же без них всё, тютю – сгинет. Зиму, вон, кое-как пережил. Стариков в деревне не станет, что с ним будет? А в тюрьме – уход, люди опять же.
- Так еще же психологическая экспертиза…
- Что ты мне рассказываешь, он не псих, не сумасшедший – просто недоразвитый. Ребенок солнца, - Сергеич улыбнулся невидимой в темноте доброй улыбкой, - хороший он. Жалко.
Темнота перед ними подернулась зыбкой белесой рябью, туманом.
- Во, начинается, ты смотри-смотри.
И Костя смотрел. Туман словно сплетался, оживал, уплотнялся в белесое, прозрачное нечто, и стал… фигура по центру, и клином от нее в стороны еще – безликие, плохо прорисованные, но много – шесть или больше, и всё. Всё стало таять, исчезать, пропадать, и снова тьма. И вроде пропало, вроде ушло, но в голове у Кости, вдруг не то что слова, не то что знания, а как воспоминания, как знакомая истина, что Москвичи были опасны, что нет крови на руках у Сергеича, что так надо было, что нельзя правды раскрывать, что…
- Покуришь? – голос Сергеича был чуточку насмешливым.
- А, - сглотнул, голос у Кости был дрожащий, слабый, - давай.
Пачка, сигарета, зажигалка, тихое потрескивание табака.