Однажды Георгий вышел на улицу через год после запрета международного движения сатанистов.

Мимо с каменным лицом прошла полногрудая симпатичная соседка – ибо недавно запретили международное движение супружеских измен. Чуть ранее, под запрет так же попало вредоносное международное движение связей без официального брака. Годом ранее, соседка подмигивала Георгию, и приглашала зайти попить чаю, но после прекратила – ей грозили штраф и тюрьма. Закон ввёл определение «провокации блядок», и за улыбку штрафовали в 3 000 рублей, а за вырез глубже 10 сантиметров – 10 000. Поэтому, соседка была в монашеском облачении, и нервно крутила на руке четки.

Диски «Мановара», особенно с песней Bridge of Death, где человек попадает в Ад и разговаривает с существом, запрещённым в Российской Федерации, ещё раньше пришлось вынести на улицу. Выбросить рука не поднялась – ведь столько лет неправедно фанател. Правда, их никто до сих пор не взял. Кому ж охота подставиться под наказание, и быть задержанным благочестивыми мирянами из «Ангельского патруля»? Нет уж, увольте.

Георгий зашёл в магазин, и купил бутылку пива – суточная норма после запрета международного движения алкоголиков. Коньяк разрешали пить только после справки от врача о необходимости расширения сосудов, и прохождения полной диспансеризации. Международное движение курильщиков ещё с полгода назад было запрещено с целью полного оздоровления нации, под закрытие попали все табачные фабрики. Не повезло и международному движению ночных клубов – их тоже прихлопнули: трудящиеся не должны наносить ущерб своему здоровью путём лишения сна, и заходить потом не в ту дверь. Ивлеева и Киркоров в очередной раз покаялись, и уехали собирать рис на Кубань.

Очень хотелось почитать Лавкрафта, но Георгий задавил в себе нечестивое желание, поскольку все книги, где наличествовали демонические создания, тоже попали под запрет. Ранее, объявили, что запрещена деятельность международного движения Ктулху, международного движения вампиров, и международного движения зомби. Некоторые граждане выступили в защиту зомби, упоминая древний случай с Лазарем, но их моментально оштрафовали, и они на видео извинились, признав свои ошибки.

Народ, конечно, слегка волновался. Ведь возьмёшь не ту книгу, по памяти заглянешь в бар, улыбнёшься красивой девушке, закуришь по привычке – и сразу соберёшь букет статей за поддержку международных движений. Сучьи международные движения таились везде, и правительство уже утомилось их запрещать, но меньше их отчего-то не становилось. Парламент обсуждал запрет международного движения рассказчиков анекдотов, поскольку они оскорбляли евреев, французов, грузин, русских и правительство. КПРФ требовала запрета международного движения критиков Сталина. Те, кто в ответ открыто хуесосил КПРФ, налетал на штраф с запретом международного движения употребителей бранных слов. Непонятно почему, под запрет так же попало международное движение слонов. Но Георгию ничего не нужно было объяснять.

Их запретили на всякий случай – а то большие и толстые, и мало ли что.

Возвращаясь домой, Георгий пару раз споткнулся, и едва не упал – по дороге приходилось втыкать в телефон, чтобы узнавать свежие новости по запрету международных движений. И главное ведь – стоило их запретить, как они моментально переставали существовать.

Георгию втайне очень хотелось, чтобы запретили международное движение повышающих цены, международное движение мудаков, и международное движение коррупции.

Однако, почему-то, эти тёмные вражеские движения никто запрещать и не собирался.

Радом с Георгием притормозила машина полиции мыслей.

«Так думать запрещено, - сказал ему молоденький лейтенант. – Вы что, разве не слышали про запрет международного движения думающих плохие вещи о наших благодетелях?».

Георгий в панике заплатил штраф.

И прекратил вообще что-либо думать и говорить по этому поводу.

© Zотов

На языке фактов рассказываем базу о фактах. Покажем, как это все влияет на управление командой.

Если вы считаете, что фраза «на улице холодно» — факт, то статья для вас. Мы тоже так думали, пока нам не указали на проблему.

Если вы уверены, что отличаете факты от вымысла, то пролистайте в самый конец, там есть тест, который поможет это подтвердить. Или поможет осознать, что статья для вас тоже.

Что такое факты

Главный признак факта в том, что это упрямая вещь. С фактом нельзя спорить, потому что это означает отвергать реальность. Факт — это информация, которая соответствует действительности.

На этом можно было бы и заканчивать, если бы мы все одинаково воспринимали действительность и не начинали ее интерпретировать.

🔸Есть то, что происходит в действительности: на улице -5 С°.

🔸А есть то, как мы это воспринимаем: «на улице холодно».

Сейчас должен появиться наш друг-сибиряк, который ухмыльнется и скажет: «Разве ж это холодно…»

При чем тут управление к фактам

На работе происходит то же самое. Руководитель говорит: «Работа выполнена отвратительно! Нужно переделать». И все по делу: действительно отчет ужасен. Вот только сказаны сотруднику совсем не факты, а их интерпретация.

Из такого сообщения сотрудник считывает, что его отчет не нравится руководителю. Тут он прав. Причин для подобного сообщения по мнению сотрудника может быть всего две:

🔸руководителю не нравлюсь я

🔸мой отчет действительно плох

Вопрос в задачнике: какой вариант легче принять психике сотрудника? Все верно. Намного легче уговорить себя, что руководителю не нравлюсь конкретно я, а не мой отчет. Я же потратил на отчет силы, время. Я старался! А нас еще в школе приучили, что если я старался, то это вещь, достойная поощрения.

В итоге все в минусе. Особенно руководитель, который не только отчет не получил, но и еще сотрудник его начал считать сомнительным человеком.

Как отличить факт от вымысла

Критерий один, но его не всегда легко применять.

Факт соответствует действительности и лишен оценки.

Например, вместо «отчет отвратителен» можно сказать, что «отчет не показывает данных А, данных Б, данных В». Вот с этим сотруднику уже очень трудно спорить. Конечно, он все еще может злиться, но теперь есть конкретная претензия к отчету, а не его оценка. Даже понятно, что именно в отчете следует исправить.

Если мы говорим про какую-то работу, идею, планы, то прежде всего называем факты, а не их оценку. Мы говорим, что «отчет был сдан на два дня позже срока», а не «вы опять опаздываете с отчетом». Это помогает избежать обвинительной позиции и приближает руководителя к справедливой, точной, аргументированной. Всем легче!

Тест на факты

Прочитайте выражения ниже и решите, какое из них факт, а какое только оценка факта говорящим:

Если вы прошли тест на 10 из 10, то, скорее всего, вас понимают без проблем.

Подписывайтесь на наш канал в Телеграме, там про стратегию для ваших команд без надрыва и лишних нервов.

Алексей Иванович пробуждался, как всегда, с чувством глубокого, почти благостного удовлетворения. Солнечный зайчик, прокрадывающийся сквозь щель в тяжелых, но таких уютных занавесках, касался его щеки – привет от нового дня. Он потянулся, и рука его наткнулась на тёплое, знакомое тело рядом.

– Марьюшка, солнышко моё, – прошептал он, не открывая глаз, ощущая под пальцами шелковистую прядь волос. – Утро встало…

– Утро, Алёшенька, – прозвучал нежный, чуть сонный голос Марьи Петровны. Он ясно видел её улыбку, утреннюю небрежность в одежде, теплоту её взгляда. – Ванечка уже ворочается, слышишь?

Алексей Иванович прислушался. Да, из соседней комнаты доносился тихое сопение их восьмилетнего сына, Вани. А там, за тонкой перегородкой, чудился и тихий лепет годовалой крошки, Аннушки. Полнота бытия! Семья, очаг, любовь – все, что нужно человеку для счастья земного. Он встал, облачился в свой неизменный, чуть поношенный, но такой достойный сюртук (символ его положения мелкого, но уважаемого чиновника в Казённой Палате), поцеловал лоб Марьи Петровны и направился будить сына.

День тёк размеренно, как полноводная, но спокойная река. Завтрак – чай с вареньем, заботливо приготовленным Марьей Петровной, её незримые руки поправляли его галстук. Беседа с Ваней о предстоящих уроках – мальчик мечтал стать инженером, строить мосты! Алексей Иванович слушал, кивал, сердце его распирала гордость. Потом – путь на службу. Он выходил из своего скромного, но чистого жилища (две комнаты и кухонька), шагал по улицам, кивая знакомым – старику-лавочнику, почтальону Семёнычу. Воздух был наполнен запахами булок, конского навоза и весенней сырости – обычной, живой жизнью столицы.

В Казённой Палате его встречали уважительно. Столоначальник Борис Платонович, солидный мужчина с бакенбардами, бросал ему: «А, Алексей Иванович! Просмотрели дело об отчуждении под ветку? Шеф ждёт!» Коллеги перебрасывались деловыми репликами, шутили. Алексей Иванович садился за свой стол, заваленный бумагами, погружался в мир цифр и постановлений. Он чувствовал свою нужность, свою причастность к великому механизму государства. Иногда сквозь общий гул доносился чей-то резкий крик или бессвязное бормотание, но Алексей Иванович лишь морщился: «Опять этот пьяница Мышкин из бухгалтерии разошёлся… Или глухонемой сторож что-то невнятное мычит…». Шум стихал, растворялся в деловой суете его мира.

Вечером – возвращение в объятия семьи. Марьюшка встречала его ужином, пахло щами и пирогами. Он рассказывал о делах на службе, Ваня показывал выученные уроки, Аннушка лепетала на руках у матери. Тишина вечера, скрип перьев Вани за уроками, тиканье маятника старых настенных часов – это была музыка его души. По воскресеньям – поход в церковь или визиты к родственникам –горячо любимым теням прошлого.

Особенно он любил праздники. Рождество! В квартире пахло хвоей и воском свечей. На столе – гусь с яблоками, кутья. Марьюшка в лучшем платье, дети сияют. Алексей Иванович раздавал подарки – тщательно завернутые в бумагу коробочки, которые вызывали у Вани восторженные крики, а у Аннушки – любопытное касание маленьких ручек. Он пел рождественские тропари, его голос, немного хрипловатый, дрожал от счастья. В эти мгновения он чувствовал себя абсолютно цельным, нужным, любимым. Мир был ясен и прекрасен в своих установленных границах.

Лишь изредка, как назойливая муха, врывалась в этот идиллический покой тень сомнения. Например, когда он обнимал Марью Петровну, и его руки не ощущали ожидаемого тепла и упругости плоти, а лишь пустоту и прохладу воздуха. Или когда лицо Бориса Платоновича вдруг расплывалось, теряло знакомые черты, становясь просто белым пятном. Или когда улицы по дороге домой внезапно теряли привычные очертания, превращаясь в длинный, бесконечный коридор с множеством одинаковых дверей. Но Алексей Иванович быстро отмахивался от этих мыслей. Усталость, – убеждал он себя. – Или глаза подводят. Главное – сердце знает правду. Сердце видит Марьюшку, Ваню, Аннушку. Сердце чувствует тепло дома.

Он не замечал белых халатов, мелькавших в его улицах, не придавал значения горьковатому привкусу утреннего чая или периодическим приступам странной вялости после него. Не слышал он и шёпота за своей спиной, когда сидел в своём кабинете: «…опять со своим невидимым столоначальником разговаривает…»; «…тихий сегодня, слава Богу…»; «…дозу вечернюю не забыть…». Реальность его мира была нерушима. Ведь он был счастлив. А разве счастливый человек может быть безумен? Разве счастье – не высшее доказательство здравомыслия?

Так и текли дни, месяцы, а может, и годы – в его мире время было эластично. Пока не случилось то Рождество. Вечер был особенно светел и радостен. Гусь был испечён особенно удачно, подарки вызвали бурный восторг. Алексей Иванович сидел во главе стола, наблюдая за своей семьей, и чувство благодарности переполняло его до краёв. Он поднял бокал с вином (гранёный стакан с простой водой).

– За нас, родные мои! За наше счастье! За то, что мы вместе в этом тёплом доме, под защитой Господа и государства! – голос его дрожал от искреннего чувства.

В этот самый миг, когда слова «тёплом доме» еще висели в воздухе, снаружи, за окном, затянутым плотной тканью, раздался оглушительный, резкий, металлический скрежет. Это была телега санитаров, грубо затормозившая на замшелом дворе за высоким забором с колючей проволокой. Скрип несмазанных колёс, грубые окрики, лязг запоров – всё это ворвалось в тишину его комнаты, как нож, разрывая тонкую ткань иллюзии.

Алексей Иванович вздрогнул. Бокал выскользнул из его пальцев и разбился об пол. Он замер, уставившись на осколки и лужицу воды. Внезапная, ледяная волна прокатилась по его спине. Он медленно поднял глаза. Комната была пуста. Совершенно пуста. Ни Марьюшки с её улыбкой, ни Вани с горящими глазами, ни кроватки Аннушки. Только голые стены, зарешёченное окно, койка, прибитый к полу стол и этот грохот, этот чужой, страшный грохот снаружи, где была не его улица, не его город.

Он огляделся с животным ужасом. Его взгляд упал на праздничный стол. Там, среди аккуратно разложенных подарков – пустых коробочек, лежал один-единственный предмет, не вписывающийся в идиллию: кусок чёрствого, серого хлеба. Его обычный ужин.

И тогда тишина комнаты взорвалась. Не криком – внутри него рухнуло что-то огромное, невыразимое. Он не увидел правду – он упал в неё, как в бездонный колодец. Весь его тёплый дом, его Марьюшка, его Ваня, его служба, его праздник – все это… Воздух? Бред? Сумасшествие? Слова были слишком малы, слишком жалки. Они не могли описать катастрофу, происходившую в его душе.

Он не закричал. Он просто сел на пол, среди осколков своего бокала и разлитой воды, поднял дрожащие руки и уставился на них. На свои пустые, старые, трясущиеся руки, которые никогда не держали руку сына, не касались щеки жены. Они были реальны. Ужасающе, невыносимо реальны. А все остальное… Весь его свет, его любовь, его смысл… Дым. Безумие.

За дверью послышались шаги и лязг ключей. Но Алексей Иванович уже не слышал. Он сидел, сгорбившись, глядя в пустоту, где только что сияло его счастье, и в его широко открытых глазах отражалась лишь бездна окончательного, бесповоротного прозрения. Дом его души рухнул, обнажив голые, холодные стены настоящего – Дома – Психиатрической больницы святого Николая Чудотворца. И счастья не осталось. Не осталось ничего.

Я общаюсь с одним пацаном, Иннокентием. Ну не важно. И вообщем как то раз он пропал без вести. Его родственники подарили мне его велосипед.
ну я на нем катался, никому не мешал. И в один день, покупая бурек в пятёрочке я через стекло увидел как мой железный байк хотят стырить. Идея сомнительная, так как цепь я повесил стальную)))
Ну вообщем я стою любуюсь процессом кражи, тихонько посмеиваюсь, но вдруг неожиданно мне в шею прилетает дротик со снотворным. Это работала некая банда по краже велосипедов. Назовем ее "банда ночных ездоков". Ну не важно. К чему этот пост.
я принял решение соорудить ополчение из тех кому небезразлична судьба железных коней и выйти на борьбу с этими пацанами. Ворами. Поэтому если хотите принять участие, то приходите завтра, встреча у гостиницы Прибалтийской, на Васильевском. Там будет стоять Вольво и двое парней. Ну вы уже там сами посмотрите что да как. А деньги я лучше вам дам. Две тыщи баксов.
досвидонья.