В одном из дневников, моего школьного периода, я нашёл короткую, на половину странички, запись под названием «Гадёныш».
Небольшое предисловие. Редко, но, бывало, когда усыновляли кого-то из наших воспитанников. В основном это были первоклашки. Директор самолично устраивала смотрины. В один класс собирали кандидатов на усыновление. Их приводили в порядок, переодевали в свежую одежду, на столе раскладывали их тетради, ведомость по успеваемости, чтобы показать умственный уровень кандидатов на усыновление. Присутствовали классные руководители и воспитатели. В общем, говоря современным языком, придавали товарный вид. Участником одного из подобных мероприятий оказался и я – нас, старшеклассников привлекали собрать ребят, помыть в бане, переодеть и выправить им внешний вид. Мы ожидали в коридоре, чтобы потом забрать ребят и развести по классам.
В начале сентября пришла пара супругов, лет около сорока. Директор наша Валентина Васильевна, расплывалась своей полной физиономией на все тридцать два зуба. Паре понравился один мальчик, но тот ни в какую не хотел поднимать головы и смотреть на своих будущих родителей. Более того, непрестанно твердил:
– Это не моя мама. Это не моя мама.
Как его только не уговаривали, но он продолжал сидеть, насупившись и с опущенной головой. По-видимому, этот мальчишка больше всего приглянулся паре. Его долго пытались уговорить, чего только не обещая, но он ни в какую.
По итогу, пара выбрала девочку. Самое гнусное было дальше. Так прокомментирую дальнейшие события, взирая на этот случай с позиции возраста, изменившегося времени, да и много чего. Но тогда, и я принимал в этом участие, веруя в правильность того, что делали воспитатели, а мы как их клевреты. Началась травля этого мальчишки. Парамон (один из главных воспитателей) затравил его. Как он его только не называл и обзывал. Мальчишки постарше отвешивали ему подзатыльники, давали поджопники. Мы, старшеклассники, насмехались над ним и стыдили, называя дураком и настоящим ублюдком, раз он отказался от своего счастья жить с родителями в хорошей семье и большой квартире. Для того мальчишки некоторый отрывок жизни в детском доме превратилась в ад. Со временем забылось, но нет-нет, и это чаще всего делал Парамон, ему напоминали, что он дурак и ублюдок. Кстати сказать, он мой читатель в этой ленте и с его просьбы я не стану называть его имени. Остальные имена подлинные. Под прозвищем Парамон у нас проходил Парамонов Иван Яковлевич.
– Ну и гадёныш же ты неблагодарный! – записал я у себя в дневнике, какими словами стыдил пацана. Я записал всё это, поскольку вёл дневник и потому что тогда верил, что был прав.
Эти свои слова я сейчас опубличил до предыдущей записи. А предыдущая запись вот о чём.
Ближе к новому году в школу приехал инспектор по делам несовершеннолетних. Его встретили директор Валентина Васильевна и старший воспитатель Парамон. Они стояли у входа в школьный корпус и разговаривали втроём, когда Парамон заметил меня.
– Иди сюда, – властным голосом подозвал меня Парамон: – Помнишь того пацана, из первого бэ?
– Да, его класс на обеде.
– Тащи его в кабинет директора, – приказал Парамон.
Я отыскал мальчишку, доложил воспитателю и, держа крепок его за руку, повёл к троице.
– Доигрался, – строил я из себя взрослого: – За тобой приехал инспектор по делам несовершеннолетних. Поедешь в какой-нибудь дурдом.
Мальчишка не отвечал, шёл послушно, больше перепугано, потому что рука его взмокла. Троица уже перебралась в кабинет к директору.
Секретарь, сказала ждать здесь, в приёмной.
Не помню сколько времени прошло. Заходили учителя, что-то подписывали, что-то спрашивали у секретаря и бросали на мальца косые взгляды. Я, как старшеклассник, их мало интересовал. Обо мне они знали всё. Наступило какое-то время затишья. Неожиданно, распахнулась дверь и вошла женщина неопределённого возраста, тощая, морщинистое лицо, старый, давно стиранный платок на голове, какая-то то ли серая, то ли чёрная шуба из искусственного меха, в некоторых местах он был выдран. Тут же вся приёмная наполнилась запахом свежего алкоголя.
– Мамочка! – завопил во всю детскую мощь мальчишка и бросился в объятия женщины – Ты за мной приехала?!
Женщина улыбалась, выставив напоказ поредевшие, в некоторых местах жёлтые, крупные зубы и крепко обнимала мальчишку
На крик вышла троица – директор, Парамон и инспектор.
– Снова напилась! – тут набросился инспектор на женщину: – Ты же обещала?
– Да, я чуть-чуть, для храбрости, – пыталась оправдаться женщина.
– Я же вам говорила, – расплылась в брезгливой улыбке директор: – Нам ли не знать эту публику. Как хотите, а я согласия не дам….
Не буду приводить всего разговора, случайным свидетелем которого я стал. Приёмная наполнилась болтовнёй, мольбами и обещаниями плачущей пьяной женщины и ора мальчишки.
Парамон с моей помощью отодрал мальчишку от материи, и я повёл того обратно в класс.
По дороге отвесил ему леща, и он умолк, больше от страха быть битым крепче.
Не буду пересказывать всех мыслей, одолевавших меня тогда, возникших неожиданно, но не осознанных до конца, и как результат, всего-то и хватило на что моего разума, сказать мальчишке:
– Ну и гадёныш же ты неблагодарный!
Всё что со мной приключилось, я рассказал друзьям, а ночью записал в дневник. Я не сомневался тогда в своей правоте, но и не мог объяснить появившийся и мучающий меня вопрос: Почему он тянулся к этой пьяной женщине, пусть и матери, а отказался от приличных людей, которые могли бы стать для него отличными родителями?
Среди детдомовских все были такими? Их вытаскивали из запущенных, грязных домов, квартир, из окружения пьяных родителей, а зачастую и дедов. Их отмывали, стригли, выводили вшей, одевали в чистые одежды, кормили, а они всё равно кричали: Мамочка! Забери меня отсюда!
Георгий Каюров (с)