🖇 «Цинковые мальчики» Светланы Алексиевич от издательства «Время»
В этом названии сочетаются сострадание и скорбь. Работая над книгой, белорусская писательница, автор документального романа «У войны не женское лицо», общалась с ветеранами вооруженного конфликта в Афганистане. Рассказы переживших эту войну легли в основу произведения.
Написанное получились настолько откровенными и натуралистичным, что после выхода «Цинковых мальчиков» разразился скандал. Некоторые из героев подали на автора в суд. Такое общественное возмущение лишь доказывает, что Алексиевич вскрыла «гнойный нарыв», изобразила войну без прикрас, высказалась на тему, которую на тот момент стыдливо замалчивали.
🖇 «Громкие дела: Преступления и наказания в СССР» Евы Меркачевой от издательства «Альпина Паблишер»
В книге собраны не только знаковые герои советского криминального мира, но и люди, попавшие в жернова правосудия из-за трагической ошибки. Автор не смакует шокирующие подробности преступлений, делая больший акцент на породивших их социальных проблемах. Заглавная история, посвящённая Тоньке-пулеметчице, стала для нас открытием. Под личиной порядочной жены ветерана годами скрывалась предательница, во время Великой Отечественной войны собственноручно расстрелявшая полторы тысячи соотечественников.
🖇 «Повседневная жизнь блокадного Ленинграда» Сергея Ярова от «Издательства Европейского университета в Санкт- Петербурге»
Детальное исследование жизни и быта людей Ленинграда в период блокады. Книга, просто сокрушительная по эмоциональному эффекту. Несмотря на то что это документальная литература, автор не ограничивается сухими сведениями. Львиную долю содержания составляют свидетельства очевидцев страшной трагедии. Это история о людях, выживавших в нечеловеческих условиях. Талант рассказчика оживляет слова «голод», «цинга», «обморожение», превращает смерти миллионов людей из статистики в трагедию.
Если понравилась подборка подписывайтесь на наш канал в телеграме https://t.me/k0nTeXt
После того, как самоходки настрелялись и успокоились, пришла пора ночного дежурства. Часть СПСов на Третьей точке была разворочена, минные заграждения уничтожены, поэтому ночью мы все сидели среди скал в напряжении пуще обычного, буравили темноту органами слуха, зрения и заряженными стволами. Если бы я был на месте душманов и задумал прорваться из Хисарака через Зуб Дракона, то поднялся бы на высоту, господствующую над вертолёткой, поставил бы там пулемёт и пошел бы сверху вниз в наступление на пост под прикрытием огня. Именно для этого нам нужны были заградительные мины на вертолётке, чтобы душманам не очень вольготно наступалось. Но артиллерия, как говорится, ку-ку, эти заграждения расхерачила. Нам теперь оставалось водить в ночи стволами, бурлить от злости кипятком и подбадривать себя гимном артиллеристов.
СПС советского солдата, позиции Седьмой роты, Панджшер, пост №15.
Ночь на Зубе Дракона прошла без душманов, поэтому с наступлением рассвета я употребил по назначению горячий завтрак, разулся и полез в СПС спать. Бендер с Шабановым на карачках ползали между скал, просеивали через пальцы песок в поисках старых бычков. Устроили антибычковое разминирование потому как сигареты опять надо было экономить.
Проснулся я от того, что по скалам цокали пули. Обстрел начался, а я, как всегда, спал в СПСе. Закономерность понятная, если вспомнить, что по ночам я дежурил. Пули застучали по камням, стали отскакивать рикошетом, издавая противный визг.
В окоп Герасимовича спрыгнул Ефремов с автоматом.
- Откуда стреляют?
- Снизу. Вон, где горелое что-то.
- Херня какая-то. Первый раз вижу, чтобы духи стреляли снизу.
Внизу звонко хлопало и летело со свистом на пост.
- На штурм что ли бородатые собрались? – Ефремов вытянул шею, попытался посмотреть через скалы, что происходит на Третьем посту. Что там происходит было не видно, только слышно, как стрелял пулемёт Орлова.
- Эй, на Третьем! АГС на них разворачивайте! – Заорал Ефремов.
Провести отдыхающую смену лёжа стало для меня несбыточной мечтой, я откинул закрывавшее вход одеяло и выполз из СПСа на четвереньках. Как был босиком, так и выполз наружу.
- Шабанов! – Ефремов нашел глазами Андрюху среди скал. – Дуй к рации, готовь её к связи.
- Есть. – Андрюха поставил на предохранитель автомат и полез между валунов к рации разведчиков.
- На Третьем, суки! – Ефремов снова попытался заглянуть через скалы на Третий пост. – Из АГСа по ним, едрёна мать!
Стрельба усилилась. В окоп к Герасимовичу и Ефремову ввалился Хайретдинов. Ефремов высунул за бруствер голову, покрутил ею, затем вернул обратно в окоп, нарисовал пальцем в воздухе перевёрнутую параболу перед лицом Хайретдинова:
- Блин, вот так, навесом надо стрелять, чтобы их накрыть. Траектория слишком крутая, ни «Град», ни артиллерия так не сможет. Слишком близко к нам подобрались духи, грамотно позицию умеют выбирать, гады. Тут их можно достать только миномётом. Либо АГСом.
- Конечно АГСом! – Прапорщик тоже вытянул шею, как будто пытался заглянуть на Третий пост через скалы, заорал изо всех сил:
– Манчинский!!! Какого хрена у тебя АГС молчит?!
- Не стреляет, тарищ прапорщик! – Сквозь вой и свист пуль долетел голос Сани Манчинского.
- Так, Касьянов! Это по твоей части. – Прапор повернулся ко мне.
АГС, командир 4-го взвода ГПВ пр-к А.Рушелюк Седьмая рота, Панджшер июль 1984 г.
В это время сон меня ещё не отпустил, я стоял на четвереньках, смотрел на происходящее осоловелыми глазами и тормозил, как тягач на задней передаче. Единственное что я догадался сделать - это надел бронежилет и каску после того, как несколько пуль выбили каменную крошку из соседних скал. А в остальном я тупил и даже не подумал обуться после сна.
- Бегом на Третий. И чтобы АГС стрелял! Понял? – Поставил мне задачу Хайретдинов.
- Так точно. – Я развернулся и ринулся выполнять боевую задачу. На четвереньках. Поскольку задачу включить мозги прапорщик мне не поставил, я как был, так и двинул на Третью точку. Босиком и с выключенными мозгами.
На Третьем посту Саня Манчинский и Мишка Гнилоквас сидели среди скал на корточках возле АГСа. Рядом с ними болталась на шомполе подвешенная за ремешок солдатская каска, черная от тротиловой копоти. Эти два балбеса выдернули из неё внутреннюю кожаную обвеску, засунули снизу кусок тротила и недавно сварили чай.
- А-ха-ха-ха! – Заржали Манчинский и Гнилоквас, когда я босиком, но в бронике и каске вывалился из скал к ним на пост. - А-ха-ха-ха! Ну ты даёшь! Без штиблет и в каске! Ты бы ещё штаны снял!
- Что с АГСом делали? – Я постарался не обращать внимание на их обидный
смех. Но сам потихоньку начал догадываться, что, скорее всего, выгляжу, как минимум, нелепо.
- Что делали с АГСом?
- Да нахрен нам твой АГС сдался! Ничего не делали. – Манчинский кое-как скомкал смех. – Разобрали только.
- Понятно, значит трубка. – Я поднял крышку ствольной коробки АГСа. – Вы трубку раком поставили.
- Димон! Ну ты клоун! – Миша всё ещё улыбался. – Видел бы ты себя в зеркало!
Обидные Мишины слова я «проглотил», разобрал АГС, вынул трубку, которую мне показывал Фарид, перевернул её на 180 градусов. Затем собрал все детали обратно, прицепил кассету с гранатами, передёрнул за тросик. Теперь надо было проверить работоспособность, надо было куда-нибудь выстрелить. А куда? Душманов от нас отделял большой базальтовый булыжник. Миша и Манчинский укрылись за ним, чтобы возиться с АГСом.
- Пацаны, помогите. Давайте вытолкнем АГС на этот булыжник. Попробуем выстрелить. Если не стреляет, то стянем назад и будем дальше разбираться. А если выстрелит, то потащите его на позицию.
Миша с Сашкой помогли мне поставить АГС передней лапой станины на камень. Ствол был задран почти вертикально вверх. Там не было душманов, но это было неважно. Важно было выстрелить хотя бы один раз, хоть в сторону Луны. Лишь бы выстрелить, а дальше всё будет хорошо. Во всяком случае я в это верил.
После одного недавнего приключения я усвоил, что АГС при стрельбе сильно лягается и может настучать по конечностям. Поэтому я культурно уселся на место первого номера попой в песок, раздвинул ноги подальше от станины и надавил гашетку. АГС выстрелил в афганское небо, звонко передёрнул ленту, оттолкнулся передней лапой от скалы и прыгнул прямо мне на грудь. Он опрокинул меня на спину и грохнулся сверху сам, задравши в воздух все три стальные лапы. Если бы не бронежилет, то он сделал бы из меня скворечник. Эта зверюга в заряженном состоянии весит, наверное, полцентнера. А ещё с размаху, а ещё с подскока!
Манчинский с Гнилоквасом вдохнули широко открытыми ртами воздух и снова принялись ржать надо мной. Они показывали на меня вытянутыми пальцами, махали в мою сторону руками и вытирали набежавшие от смеха слёзы. А я лежал на спине и беспомощно сучил в воздухе ручёнками-ножонками. Тоже мне, боевые товарищи. Их сослуживец чуть не пал смертью храбрых, сметенный стальной зверюгой, а они устроили из этого вечер юмора.
Душманы услышали выстрел нашего АГСа и немедленно отреагировали. Им было безразлично, что граната полетела не в них, а на Луну. Мы демаскировали позицию серьёзного оружия и получили в ответ сосредоточенное мочилово. Душманы постарались не позволить нам применить данное оружие, они плотно стреляли по нашему камню, пули высекали базальтовую крошку, искры и пыль, издавали невероятные звуки при рикошете.
Манчинский перестал ржать, изменился в лице, подполз на карачках к чёрной каске, вылил из неё остатки чая, напялил себе на голову. Каска была без обвески, да ещё чёрная, она, как ведро, закрыла рожу Манчинского до подбородка вместе со всеми органами наблюдения. «Как страус спрятался в домике», - подумал я и начал ржать над Саней.
- Касьянов! – Хайретдинов тоже услышал выстрел АГСа. – Ко мне бегом марш!
- Ща-а-ас! – Пропищал я из-под АГСа, сдавливая приступы хохота.
- Какой, нахер щщяс? – Чувствовалось по голосу, что Прапор разозлился. – Ко мне, солдат! Бегом марш!
Мишка с Сашкой подползли ко мне на карачках. Столкнули с моей груди АГС.
- Я пошёл, ребзя. – Умно высказался я, поднялся на четвереньки и пополз к прапору.
Прополз несколько метров, укрываясь от обстрела за камнями. Дополз до «лысого» участка хребта. Передо мной открылось пространство метров двадцать без камней и укрытий, и там пролетали пули. Слышно было, как они с шипением проносятся со стороны душманов. Если бы я был обут, то пробежал бы эти несчастные двадцать метров и уже предстал бы пред ясные очи Командира. Но я был не обут. А в горах всюду валяется несметное количество камушков, которые очень сильно препятствуют, чтобы по ним бегали. Кто-нибудь пробовал босиком бегать по галечному пляжу? Вот, как только приехал, так сразу и побежал. Я пробовал. Все кончается тем, что ты скулишь и падаешь. Или падаешь, да скулишь, кому как больше нравится. А во время боя мне надо было не просто пробежать босиком по камушкам. Мне надо было сделать это быстро, потому что летали пули. Я решил, что ну его нахер, и полез вниз, на скат со стороны полка, чтобы пробраться там в безопасности через скалы. Это тоже оказалось глупой затеей. Потому что скалы оказались такими же твёрдыми и острыми, как базальтовые камни, отвалившиеся от них. В скалах я моментально изрезал себе ступни до крови. Мне пришлось возвращаться наверх, а время шло, Хайретдинов не успокаивался, а наоборот разъяряется всё больше и больше.
- Касьянов! Грёбаный ты папуас! Я сказал БЕГО-О-ОМ! – Ревел он с позиций Второй точки.
- Сейчас, товарищ прапорщик! – Заблеял я из скал дурацким голосом. Потому что понимал: это – залёт! Солдат в боевой обстановке не выполнил приказ Командира. Это – прорыв, это – расстрел!
- «Сейчас» - нету такого ответа в Армии! Сейчас я уже расстреливать тебя буду! – Хайретдинов ревел как медведь.
От страха я внутренне перекрестился и пробежал через открытое пространство, возник перед Хайретдиновым из пыли и грязи.
- Ты что, солдат!!! – Хайретдинов кинулся на меня, как носорог на лягушонка. - СОЛДАТ!!! Ты в БОЮ, с-с-сука!!!
С разбегу я шлёпнулся на задницу в пыль, вытянул в сторону Хайретдинова изрезанные в кровь ступни, перемазанные кровью и налипшим на неё песком.
- Я ноги порезал, товарищ прапорщик, босиком туда бегал!
Хайретдинов увидел кровь, понял, что солдат ранен, резко изменился в лице:
- Тогда прощаю. Что, сказать не мог?
В данной ситуации я решил, что лучший вариант - ничего не отвечать, взял ИПП, разорвал, начал вытирать со ступней песок и кровь.
- Значит так, обработаешь порезы и, - Хайретдинов показал пальцем на нашу радиостанцию, - и дежуришь на связи. Сидишь, никуда не отходишь. Понял?
- Так точно.
- А то, понимаешь, все в жопу военные, все воюют, а Прапорщик Хайретдинов должен в тылу сидеть, возле рации. Так вот – хер там! Теперь ты будешь сидеть. А я пойду ввалю духам по первое число!
Хайретдинов оскалил зубы, снял с предохранителя свой короткоствольный автомат, передёрнул затвор.
- Пидоры гнойные! Суки бородатые! – Заревел на весь Зуб Дракона, обросший бородой Хайретдинов. – Я вас всех положу!
Он кинулся в окоп к Герасимовичу с автоматом наперевес, бежал, на ходу стрелял и орал благим матом:
- Порву всех пидаразов! ТА-ТА-ТА-ТА! Идите сюда, гандоны! ТА-ТА-ТА-ТА! Раком всех поставлю! ТА-ТА-ТА-ТА!
Мне не видно было, что происходит, было только слышно. Судя по звукам, Хайретдинов метался по Зубу Дракона и мочил по душманам из АКСу. То есть, он вёл огонь и постоянно менял позицию. Всё, как положено. Только вот, я не знаю, положено или нет, во время боя изрыгать из себя боевые кличи. С одной стороны, это демаскировало Хайретдинова, было опасно для его жизни. С другой стороны, отборный мат, да ещё с таким уровнем децибел, которые извергал Прапорщик, обеспечил поднятие боевого духа всего гарнизона на недосягаемые высоты. Круче, чем татарин прапорщик Хайретдинов, по-русски в нашем полку мог материться только еврей подполковник Чикал. Так что, можно было считать, будто сам Командир Полка лич-чно руководил боем на высоте Зуб Дракона. А от этого поднимался боевой дух и возникало место для подвига.
Сообразно приказу Коменданта, я торчал возле нашей радиостанции, тихонечко улыбался и елозил взглядом по окрестностям, от нехрен делать. В окрестностях стоял на прикладе мой пулемёт. В этот раз Маламон не стал хватать его без разрешения. Недавно Маламона оборжали, теперь он принял решение держатся на расстоянии от чужого оружия.
Мне было скучно возле радиостанции, я решил принести хоть какую-то пользу в бою, взял свой пулемёт и пополз на карачках среди скал на голос Прапорщика.
- Товарищ прапорщик! – Окликнул я Хайретдинова, который из окопа вел по душманам огонь длинными очередями и матерился. – Возьмите мой пулемёт. У него ствол по-длиньше, душманам больнее будет.
- О! Малаток! Это ты хорошо придумал! – Хайретдинов сунул мне в руки свой АКСУ, забрал пулемёт и взревел пуще прежнего: - Получайте, гады! ТА-ТА-ТА-ТА-ТА!!! Ну, кто тут на Прапорщика Хайретдинова рыпнется?! ТА-ТА-ТА-ТА-ТА!!!
«С хрена ли я хорошо придумал? Это Михаил Тимофеевич Калашников хорошо придумал. Но ладно, ладно… Сваливай отсюда подобру-поздорову!» - сказал внутри меня внутренний голос, - «Прапорщик воюет. У него «кровь горячий», характер несговорчивый, к тому же он весь на адреналине. Одно моё неловкое слово, или горбатое движение, и, тока - БАХ в лобешник и задымятся драные носки на СПСе. Тебе сказали дежурить возле рации – иди и дежурь ровненько, пока старшие по званию разбираются с противником».
Послушаться голоса разума и отползти я не успел. Старший по званию мочил длинными очередями по позиции душманов и ревел победоносные боевые лозунги на всё ущелье Хисарак:
- Вон он! Вон он, гад! Перебегает! Ага, скотина, он трассером по мне стрельнул. ТА-ТА-ТА-ТА-ТА!!!
Каким, нахрен, трассером! Все душманы, которые раньше сосредоточенно вели огонь по месту, откуда выстрелил АГС, все эти бородатые теперь смекнули, что Хайретдинов – это самый опасный узел сопротивления. Душманы круто развернулись всеми огневыми средствами и дружно влупили по Хайретдинову. Из скал вокруг прапорщика полетела труха, пыль и искры. В воздухе завыли сердечники от пуль и осколки. Я не успел отползти в сторону рации, инстинктивно ткнулся лицом в песок. На мне были броник и каска, а на Хайретдинове одна гимнастёрка. На его месте я бы перепугался и, как минимум, сгонял бы за средствами защиты. Кто-нибудь другой, тоже, наверное, испугался бы. Кто угодно, но не Комендант Поста Зуб Дракона.
- А ВОТ, ХЕР ВАМ В СРАКУ ОТ ИМЕНИ ТАТАРО-СОВЕТСКОЙ РОССИИ, а не прапорщик Хайретдинов! - Заревел Комендант так, что, даже в полку, даже в Рухе, его услышали и поняли: пока Хайретдинов жив, Зуб Дракона для врагов неприступен!
Секунд тридцать после этого рёва все пацаны ржали. Они побросали оружие и держались за животы. Рокотал длинными очередями только мой пулемёт в руках Хайретдинова и стреляли душманские автоматчики. Сосредоточенным огнём по Хайретдинову.
За эти 30 секунд, Манчинский с Гнилоквасом воспользовались тем, что душманы переключились на Хайретдинова. Саня с Мишей вытащили из-за скалы заряженный АГС, установили его стволом в сторону душманской позиции и разрядили в неё всю ленту одной очередью.
Позиция душманов окуталась тротиловыми разрывами и пылью, выбитой из скал стальными осколками. Огонь по нашему посту моментально прекратился. Не знаю, что Саня с Михой наделали душманам. Может быть, всех перебили, а может не всех, я не ходил проверять. Но однозначно, душманы всё поняли и сообразили, что прорыва сегодня уже не будет. Прорыв накрылся медным тазом, пошел прахом, рассосался, как каравелла в тумане Болантильских островов*.
……………………….
*Болантильские острова – типичная ошибка на уроке географии. Вызвана неверным пониманием обозначений карты.
Об Афганской войне 1979-1989, как впрочем и о любой другой, сложился ряд мифов и стереотипов, растиражированных в массовой культуре и СМИ. Если верить книгам, фильмам, инету, то воевали исключительно 18-20-летние "зелёные", необстрелянные пацаны. На самом же деле, первыми "за речку" в декабре-1979-январе 1980 года вошли и начинали обустройство на чужой территории, вступали в первые боестолкновения как раз наоборот, взрослые мужики - "партизаны" (хотя в Афгане с первых дней хватало и солдат-срочников). В Советской, да и в Российской Армии "партизанами" называли и называют военнослужащих уволенных в запас, и позднее призванных на военные сборы. Причём для тысяч советских мужчин эти "сборы" прошли далеко не мирно, аукнувшись Афганом, Чернобылем, Карабахом.
В декабре 1979 года в Среднеазиатском и Туркестанском военных округах началась подготовка к вводу в Афганистан 40-й общевойсковой армии, но большинство её частей были кадрированными, т.е. сокращённого до штатов мирного времени состава. Военкоматами Казахской, Киргизской, Таджикской, Туркменской, Узбекской ССР началась мобилизация своих жителей в войска. Сами "партизаны", в отличие от большинства советских граждан уже знали (хоть и за счёт слухов) о том что они скоро перейдут границу. Причём призыв резервистов шёл довольно спешно. В эти же недели в СССР уже формировались пополнения из солдат-срочников различных войсковых частей, в том числе и из Европы. Так, один из авторов сайта "Проза.Ру", Игорь Исетский (Морозов), попал в рембат в ДРА через год срочной службы на Урале.
«Идём на Афган!» – впервые я услышал эти слова в декабре 1979 года в районе сосредоточения 108-й мсд под Термезом от одного пожилого узбекского «партизана» (отмобилизованная дивизия была укомплектована призывниками из запаса, в основном узбеками). Он доверительно мне рассказал, что ему 52 года, но он не может пропустить такое большое событие, как «поход за речку», а потому пообещал военкому барана, чтобы тот направил его в войсковую часть вместе с сыном (статья "Афганистан, конец декабря 1979-го – начало января 1980 года", автор в 1979 году - замначальника отдела спецпропаганды Политуправления Туркестанского военного округа генерал-майор Л.И. Шершнев).
Возраст, боевая и физическая подготовка мобилизованных резервистов была разная. Так например, бывший комроты рембата, подполковник в отставке М.Ф. Шаймарданов пишет, что в его роту добавилось 12 человек (треть от всей роты), недавних инженеров, колхозников, шофёров, в возрасте 25-48 лет, выше приведён отрывок о 52-летнем узбеке. Соответственно в лучшем случае это были дембеля 0-5 давности, в худшем почти 30-летней. Они имели большой житейский опыт, но довольно трудно оценить их боеготовность и по ряду источников дисциплина у людей с гражданки часто также была невысокой. Вдобавок, формируясь в Средней Азии, 40-я армия получила в свой состав в большинстве своём военнослужащих местных национальностей, часто плохо знавших даже русский язык, что также было большим минусом, тем более в боевой обстановке.
Но наличие житейского опыта у партизан спасало их и молодых солдат-срочников в быту - резервисты заставляли следить за собой и своей формой, чтобы выглядеть опрятно и избежать вшей, менять подворотничники и т.д. Партизаны же предложили и первые приборы для освещения и обогрева, делая их из артиллерийских гильз, как в 40-е. Прожив не один десяток лет, и зачастую оставив дома семьи, взрослые мужики бережнее относились к своим и чужим жизням, что конечно не всегда срабатывает, тем более на войне.
Замена резервистов призванных на 20-тидневные сборы на срочников растянулась до марта 1980, а полностью завершилась к ноябрю, последними вернулись домой мобилизованные офицеры и прапорщики, хотя небольшое число их продолжало оставаться в 40-й армии. В Афганистане погибли 42 военнослужащих призванных из запаса - 6 офицеров и 36 солдат. Общая же численность "партизан" в 40-й армии по разным данным составила от 32 000 до 50 000 военнослужащих. Разброс по числу резервистов в ДРА связан вероятно с тем что ряд развёрнутых частей границу не пересекал, оставшись на советской территории в качестве резерва. Кроме того из уже вводимых войск некоторое число мобилизованных отсеялось по болезням, семейным причинам и т.д.
Cтоит отметить, что кроме резервистов и дембелей, ряд частей и значительное число военнослужащих также покинул ДРА в полном составе ещё в 1980-1981 годах, а ещё несколько полков позднее, в основном во время показужного вывода 1986 года. В основном это были избыточные для боевой обстановки Афганистана зенитные, строительные и танковые части, а под вывод 86-го два полка (которых не было в 40-й армии) из шести выводимых специально сформировали из "желтушников", стройбатовцев и дембелей, зато шло постепенное усиление ОКСВА мотострелковыми, спецназовскими и другими боевыми частями. 15 февраля 1989 года - официальный день окончательного возвращения контингента на Родину, также дата отчасти условная: после речи Б. Громова о том что "за моей спиной нет ни одного советского солдата", в Афганистане продолжали оставаться подразделения советского спецназа и погранвойск, выведенные полностью в течении весны, а их отдельные операции на афганской территории проходили и позднее, пограничники продолжали вступать в стычки на границе, лётчики ВТА доставляли военные грузы для афганских войск и т.д.
Мнения самих "афганцев" (в основном офицеров - воспоминаний срочников и резервистов по теме практически нет) по теме "партизан" в Афгане разнятся (у каждого всё таки был "свой" Афган) и немногочисленны, поэтому единую картину представить сложно.
Из воспоминаний А. Полторацкого:
"Из моего опыта - действительно, партизаны нам здорово тогда помогли, именно, в житейском смысле. Они и поопытнее были и привычнее к труду, но, военные навыки и дисциплина у срочников были все-таки выше. Мы друг друга гармонично дополняли. В нашем полку погибло несколько партизан, в дивизионе - Бурцев с третьей батарее, два срочника были ранены, один тяжело, при штурме Тулукана. Заменили их в середине февраля, сразу 800 человек, нас отвели на отдых в район Кишима, и туда пришло пополнение из КСАВО и ТуркВО, и партизаны убыли теми же вертолетами. Затем в марте, Кабуле, заменили оставшихся".
"Да, и если говорить о партизанах, то, то, что они якобы следили за дисциплиной и гигиеной срочников, это точно преувеличение. Все зависит от человека, за полгода в войсках уж точно привыкаешь следить за собой, а моложе солдат у нас не было. В полевых условиях это несколько сложнее, с водой были проблемы, хотя и не большие - на севере ДРА, тем более зимой, воды для питья и умывания хватало. А вот с помывкой было сложнее, первая баня была в Кишиме в феврале, поэтому, все были в одинаковом положении".
Участники боевых действий в Афганистане возмущены решением присвоить звание Героя России офицеру спецназа ГРУ Владимиру Ковтуну за захват в 1987 году американского ПЗРК «Стингер». По их словам, командовал в легендарном бою другой человек — Василий Чебоксаров. Год назад он скончался, не дождавшись заслуженной награды.
«То, что наградили Ковтуна, а Чебоксарова — нет, это несправедливо», — заявил «URA.RU» бывший боец 186-го отряда спецназа ГРУ генштаба, участник боя Сергей Жданов из Новосибирска. «Если кому и давать Героя, то в первую очередь командиру группы Василию Чебоксарову», — считает «афганец» из Екатеринбурга Дмитрий Охоткин. По его словам, такое мнение разделяют многие ветераны боевых действий.
Правильнее всего данную статью назвать по-армейски «Что бывает, когда в руках у рас… раздолбая окажется большая пушка». Комментарий к главе «35 Сигналки» офицера Третьего горнострелкового батальона 682-го полка, командира взвода управления миномётной батареи Денисова С.Н.
Ст. л-т Денисов управляет огнём миномётного взвода в районе н/п Анава, Панджшер, провинция Парван, Афганистан.
Во время всего этого «веселья», операции в ущелье Хисарак, я находился в Карачаево-Черкесии, выполнял самую тяжелую для офицера задачу – провожал в последний путь нашего боевого товарища сержанта Апаева Дагира Аскеровича. По этой причине личное участие в боевой операции я принять не мог, но, как офицер-артиллерист с большим стажем и опытом боевой работы на многих системах артиллерийского вооружения (вьючных, буксируемых, самоходных и РСЗО), имею право дать свою оценку действиям «коллег».
Ошибки в процессе боевой работы случаются во всех военных профессиях. Тяжесть их последствий зависит от «тяжести» вооружения, которое при этом применяется.
Самая распространённая на позициях артиллерии - ошибка командира орудия в принятии установок прицела-угломера или ошибка наводчика в их установке на прицельных приспособлениях. Поскольку командир орудия обязан убедиться в правильности наводки, исключаю ошибку наводчика - в любом случае это ошибка и вина командира орудия.
Ладно, допустил ошибку командир орудия и с упоением молотит по указанной цели на неправильных установках, не подозревая об этом. То есть, стреляет он, вроде бы, по огневой точке противника, однако снаряды разрываются на позициях нашего стационарного поста боевого охранения. За результатами ведения огня обязан наблюдать не один артиллерийский офицер во взводе (батарее, дивизионе), плюс ещё офицер того мотострелкового подразделения, в интересах которого работают артиллеристы. При обнаружении столь серьёзного отклонения снарядов от цели на огневую позицию немедленно должна была последовать команда - проверить установки для стрельбы!
Но если на позициях буксируемой артиллерии можно докричаться до нужного расчёта (или до ближайшего - дальше команду передаст тот), со связью в «броне» несколько сложнее: внутри самоходного орудия команды старшего начальника принимают по радиосвязи, а доводят до номеров расчёта - по внутренней связи. Поскольку «говорящие шапки» (шлемофоны) у командира и номеров расчёта на голове несменяемые, то приём-передача команд осуществляются раздельно, переключением тумблера на пульте управления. Пока командир говорит со старшим, расчёт не слышит их переговоров, а когда командир раздаёт указания расчёту, сам он не слышит старшего. Включиться в этот процесс ещё кому-нибудь со стороны практически невозможно. Но командир орудия обязан, отдав команду по внутренней связи, сейчас же переключиться на радио- в готовности к приёму следующих команд от старшего - командира огневого взвода.
Достоверно неизвестно, пытался ли командир, управлявший стрельбой орудий дивизиона в описанном случае, добиться изменения установок прицела. Если и пытался, а командир самоходки надолго перешёл на внутреннюю связь, всё было напрасно - они друг друга не слышали.
Тогда можно было бы свалить всё на командира орудия (в данном случае, сделав его крайним), нерадивого. Если бы не одно, а вернее, целых два НО!
Первое - в плохом обучении подчинённого всегда виноваты его командиры (от командира взвода и далее - по восходящей субординации).
Второе - случай нарушения режима связи в процессе боевой работы при похожих обстоятельствах в этом дивизионе повторился через несколько недель и закономерно привёл уже к трагическим последствиям 16.10.1984. В этот день САУ артдивизиона с тех же самых позиций накрыли огнём Шестую роту и точно так же не поддерживали внешнюю связь. Хотя, трагические последствия могли наступить и с первого раза. Всего лишь парочкой делений ошибочного прицела больше - и снаряды легли бы по посту боевого охранения.
И если в первом случае всё можно было бы объяснить плохим обучением командира самоходного орудия, то произошедшая позднее с личным составом Шестой роты трагедия не позволяет охарактеризовать подобное отношение офицеров дивизиона к боевой работе иначе как «преступная халатность». Снизу доверху.
Ближе к вечеру хисаракские душманы разозлили командование нашего полка. Собственно, выпендриваться по вечерам - это была их стандартная тактика, они совершали неожиданное нападение из засады в короткий период сумерек, затем с наступлением темноты рассредоточивались и покидали место боя мелкими группами. При такой организации процесса у них снижался риск попасть под раздачу советской авиации и артиллерии. В нашем случае события развернулись именно по такому сценарию. Едва мы пристроились раздувать ноздри после окончания работ по минированию подходов к вертолётке, лишь только начали принюхиваться, чем запахла подгорающая тушёнка, которую на аммонале Мишка Мампель разогревал для ужина, в ущелье Хисарак поднялась стрельба. Хайретдинов в это время сидел в наушниках возле радиостанции и пересказывал вслух оперативно-тактическую обстановку, поступившую из радиоэфира. Душманы в ущелье с началом сумерек напали из засады на наш третий горнострелковый батальон, попытались уничтожить головной дозор, нанесли ему потери
Султанов Айся Гаязович 23.10.1964 ко8мср 04.84 погиб 02.07.84 Хисарак
Хайдаров Закир Икрамович 10.10.1963 ко8мср 04.83 погиб 02.07.84 Хисарак
Шелашский Михаил Алексеевич 29.05.1964 сс8мср 08.83 ранен 02.07 Хисарак, умер 11.07.84
Полк дал душманам отпор, погнал их вверх по теченью реки, упёрся в пещеру с установленным внутри ДШК. КЭП по рации затребовал артдивизион, поставил задачу подавить вражескую огневую точку. Вечером нам с горы были хорошо видны самоходки артдивизиона, они стояли над обрывом реки Панджшер аккурат под постом Зуб Дракона.
Зуб Дракона, ст.л-нт Старцев считает дни до замены.
Перед началом операции их выкатили со стационарных позиций и поставили для стрельбы прямой наводкой, чтобы поддержать огнём продвижение наших подразделений вдоль реки Хисарак через кишлак Мариштан.
Мы, молодые солдаты, как на смотровой площадке, выщелкнулись возле моей башенки, раззявили хлеборезки, стояли, почёсывали скрюченными пальцами грязные пупы и лениво думали: - «Вот как интересно! Что же дальше будет». Если бы Ефремов увидел эту картину, то разогнал бы нас и объяснил, что сейчас пушки стрелять начнут, вот что будет. Но Ефремов нас не увидел, он занимался своей работой по разведческой радиостанции, мы были предоставлены сами себе и своей личной дурости.
Пока человек не побывает на войне, он не понимает очевидных опасностей и ведёт себя как идиот, не боится того, что очень страшно. Мы тоже не боялись, стояли на горе, смотрели, как четыре самоходки наводили на нас свои длинные, толстые орудия. Нам следовало удирать оттуда со скоростью мастера спорта по легкой атлетике. Ну, если не со скоростью, то хотя бы с гримасой. Но мы не убегали, тупо стояли и тупо смотрели. Мы были уверены, что они не по нам собираются стрелять, а по душманам. А с точки зрения любой самоходки мы от душманов не отличались ничем, были сделаны из такого же дерьма и мяса. Когда она долбанёт, то дерьмо и мясо от нас полетит в разные стороны точно по такой же траектории, как от душманов. Но мы этого не могли понять.
Самоходки внизу дружно выстрелили.
- Фр-фр-фр… Прошли над хребтом три снаряда. А у четвёртого звук «фр-фр» немного отличался. Он пел как-то нежнее, как-то доверительно и вкрадчиво, как будто шептал на ушко: - «Сейчас я тебя приголублю».
- БА-АБАХ! – Приголубил снаряд, да прямо по нашей вертолётке.
Шандарахнуло так, что в брюках стихли воши, как говорится: в горах -обвал и речка повернула вспять. Ясен пень, что от такой подачи мы забегали, как тараканы под веником, дружно заметались среди скал, начали хватать и надевать на себя каски и бронежилеты. Дошло, наконец, до идиотов, кто в доме батя.
А «батя», то есть артивизион, перешел на беглый огонь. На нашей вертолётке периодически начали подлетать вверх скалы, клубы чёрного дыма, тучи пыли и… и наши «сигналки». Жопа была редкостная! Мы карячились целый день на жаре в жутких конвульсиях, таскали мины, вбивали колышки под дулом вражеского ДШК, а тут пришел Бог Войны и начал переворачивать всю нашу работу кверху тормашками. ПОМЗы и гранаты на растяжках умирали быстро, только БАХ – и всё, драные носки дымятся на СПСе. А «сигналки» страдали долго и мучительно. Они протяжно выли и разбрасывали в разные стороны поминальные салюты из горящих в воздухе разноцветных таблеток пиротехнического состава.
В окопе Бендера я воплотился, сам не понял каким образом. Моя «сознательность» включилась в тот момент, когда я лежал на самом дне и ощущал всем телом, как вздрагивает земля. Всё-таки, обстрел из 122-миллиметровых орудий, доложу я вам, это – не в зубах поковыряться. Не скажу, что у меня затряслись поджилки, они не затряслись. Но после первого же разрыва снаряда и воя осколков я научился быстро облачаться в средства защиты и перемещаться на противоположный от самоходок скат хребта в окоп Герасимовича.
В Афгане я часто слышал присказку «кто не боится, тот дурак». Или «дурак, кто не боится», смысл тот же. В этой фразе сформулирована народная мудрость. Если ты - нормальный человек, то от страшных вещей тебе должно быть страшно. Советская самоходка осколочно-фугасным снарядом калибра 122 миллиметра устраивает такое землетрясение, что круче него могут быть только 53-ОФ-540, 3В-ОФ-34, 53-Ф-864, ну либо ФАБ-500. А дальше, по масштабам разрухи, идут уже глобальные природные явления.
Нормальный мужик, с нормальной психикой и лучшим в мире советским десятиклассным образованием, в состоянии понять, что человеческий организм, в такой ситуации, вырабатывает приличную порцию адреналина. Если солдат не выпучил от страха глаза, не бросил автомат и не сбежал с позиции, то адреналин может сослужить хорошую службу. Под его действием человек какое-то время будет быстро бегать, далеко прыгать и очень быстро думать. Этим надо воспользоваться для укрепления обороноспособности Сороковой Армии. Если бойцу не страшно под обстрелом орудия калибром 122 миллиметра, то его надо сводить в поликлинику и записать на приём к доктору насчет ремонта мозгов. Если доживёт, естественно.
Пока я думал всю эту фигню про адреналин, ко мне в окоп ввалились с бледными рожами Орлов, Бендер и с нормальной рожей Шабанов. У них тоже в крови было полно адреналина, они, как и я, решили воспользоваться этим преимуществом и погибнуть на боевом посту, как герои. Но не оставлять доверенную Родиной позицию.
- БА-АБАХ! - Снова шандарахнуло на вертолётке, снова затряслась земля, в окоп посыпалась пыль с песком.
В СПСе, возле радиостанции, Хайретдинов покрутил настройку тембра своего голоса и заорал в тангенту так, что самоходчики могли бы его услышать и без помощи радиосигнала, если бы догадались высунуть голову из башни. Однако артиллеристы оказались глухими, тяжёлые стальные люки открывать поленились, зато закатали рукава и принялись посылать в нашу сторону за залпом залп. Хайретдинов крыл на них матом по радиосвязи, как умел, а умел он очень нехреново. Думаю, что его было слышно вплоть до пакистанской границы. Но пещера у душманов оказалась глубокая, разрушаться никак не хотела, артиллеристы долбили её и долбили. Все, кроме одного орудия. Потому что оно долбило по нам.
- Вот, ништяк дало! – После очередного близкого разрыва Бендер потряс башкой, стряхнул с каски пыль. – Так и в штаны можно наложить.
- Мужики, а я вам сейчас историю расскажу. Про взрыв. – Шабанов постукал по своей каске ладошкой, сбил с неё песок. –Это в моём детстве было. У меня друган был, полный тёзка Орла – Андрей Орлов. Мы с ним ещё в детском саду на горшках по ковру наперегонки гонялись. Потом доросли до школы, и решили в компании с Мишкой Храповым, друганом из параллельного класса, заняться подводным плаванием. Не спортивным, а просто, чтобы самим понырять. В один летний день мы нашли на реке Оке лодку, месяц ее ремонтировали, конопатили и красили. Потом взяли маску цельного противогаза и шланги, Андрей взял у отца весла, мы сели в лодку и поплыли на глубокое место нырять.
- БА-АБАХ! - Снова посыпался песок. Мы втроём дружно ткнулись носами в дно окопа.
- Доплыли, соединили шланги между собой, подсоединили к маске. Андрюха надел маску, стал погружаться. Все было бы хорошо, но место мы выбрали между двумя охраняемыми объектами на запретной зоне между двумя мостами. Поэтому, через несколько минут мы были арестованы, у нас отобрали лодку и весла, вызвали родителей и пообещали сообщить по месту учебы. Мы поклялись больше не заниматься противозаконными делами.
- БА-АБАХ! – Очередной снаряд из «заблудившегося» ствола долбанул по нашей вертолётке. По скалам зацокали возвращающиеся из поднебесья осколки базальта.
- Ла-а-а-адно, решили мы. И начали действовать методично. Я засел в читальном зале библиотеки изучать журналы “Подводник”, а пацаны устроили проческу окрестных складов металлолома. В результате системного перелистывания журналов я наткнулся на мемуары Жака Ива Кусто, на чертежи его легочного аппарата (акваланга). Поделился находкой с Андреем и Мишкой. Назавтра работа закипела, мы побежали рыскать по окрестностям в поисках баллонов. Когда баллон был найден, его оставалось демонтировать со сломанного, списанного самолета и принести к Мишке домой. А куда ж ещё нормальные пацаны носят баллоны? Домой, конечно же. В очередной выходной мы втроем отправились за ним, сорвали со штатного места и принесли в таком виде, как был - с редуктором и остатками трубок. В комнате у Мишки стали этот редуктор разбирать.
- БА-АБАХ! Очередной снаряд воткнулся нам в вертолётку, всколыхнул почву.
- Вот. У нас получилось точно так же, – Шабанов показал в ту сторону, где грохнул снаряд. - Прям в Мишкиной комнате произошел такой же взрыв. Хорошо, что баллон был авиационный. Он почти не сильно разбил квартиру и улетел от нас обратно к своему самолёту. Правда для этого ему пришлось выбить окно. Очень быстро к нам приехали: одна машина Горгаза; одна скорая; две пожарные и одна милицейская машины. Долго искали самогонный аппарат, потом отвезли нас в дежурную часть. Там вызвали родителей и пообещали сообщить по месту учебы. Мы очередной раз поклялись больше не заниматься противозаконными делами, а дальше меня спасла армия...
Андрюха чуть-чуть не договорил. Над краем окопа появился Ефремов.
- Так, Шабанов. Ты молодец, что боевой дух бойцам поднимаешь. Но они, и так не из сцыкливых, поэтому сворачивай лекторий, рассредоточтесь и смотрите за бруствер. – Ефремов поправил у себя на голове каску. – Если духи попробуют прорваться через нас, то вы должны встретить их огнём. Всё понятно?
Мы повернули наши пыльные рожи на старшего лейтенанта. Такая интересная была рассказка про баллон и Жака Ива Кусто, но тут пришел он и всё испортил.
- Я не слышу ответ!
- Так точно, товарищ старший лейтенант. – Ответила усатая рожа Бендера.
- Шо «так точно»? – Ефремов смотрел на нас сверху окопа. – Рассредоточились и ведите наблюдение. В полной боевой!
- Есть вести наблюдение в полной боевой. – Шабанов поднялся в окопе на ноги.
- Вот, теперь вижу. - Ефремов скрылся за краем окопа.
Мы расползлись по своим штатным позициям. Хайретдинов орал в рацию. А самоходка всё стреляла и стреляла. Она перепахала вокруг вертолётки весь склон, расхерачила половину 3-ой точки и разнесла все наши минные заграждения. Ладно бы, если бы «сигналки» просто сработали и сгорели. Но снарядами повыдёргивало скалы прямо с корнями и с нашими несчастными колышками. Так что, завтра нам снова предстояла гимнастика с ломом под прицелом ДШК. Только новые «сигналки» надо было где-то достать.
Два комплекта сигнальных мин: колышки, мины (трубки с зарядом ракет белого огня), ударники, р-образная чека, проволочные растяжки.
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.