Практически всю свою жизнь Высоцкий ходил по лезвию бритвы, балансируя между жизнью и смертью. У него было несколько попыток покончить с собой, он многократно попадал в автомобильные аварии и трижды умирал от различных сбоев в организме.

В последние годы он неистово работал и много гастролировал, как будто ощущая, что ему мало осталось. Бард буквально не жалел себя, сгорая как свеча. На протяжении долгих лет Владимир Высоцкий страдал алкогольной зависимостью.

Однако, с середины 1975-го Высоцкий практически перестал пить. Алкоголь теперь ему заменили более мощные вещества – морфий и амфетамин. Спустя 2 года актер стал употреблять эти препараты уже на постоянной основе, не в силах справляться с ломками. Его здоровье все сильнее ухудшалось. Врачи предрекали Высоцкому скорую смерть, если он не откажется от наркотиков.

Летом 1979 года Владимир Семенович отправился на очередные гастроли в Узбекистан. Вместе с артистом туда же улетели его друзья Всеволод Абдулов и Валерий Янклович, а также спутница певца на тот момент Оксана Афанасьева и врач Анатолий Федотов. Последний в буквальном смысле вытащил Высоцкого с того света.

25 июля 1979 года Владимир Высоцкий, будучи в Бухаре, ушел прогуляться по местному рынку. Потом оказалось, что он искал там продавцов наркотиков. Добыть заветное вещество Высоцкому не удалось, поэтому он вколол себе препарат, использовавшийся стоматологами при лечении зубов. В результате у барда остановилось сердце. Федотов сделал инъекцию прямо в сердечную мышцу артиста, а Абдулов принялся делать искусственное дыхание. Общими усилиями Высоцкого удалось «оживить».

Этот случай, судя по всему, впервые по-настоящему заставил Высоцкого почувствовать, что его «гонки со смертью» подходят к своему логическому концу. После этого «хождения во смерть» и возвращения обратно Высоцкий часто повторял друзьям, что к жизни вернули другого человека.

Но это осознание не помогло и, по сути, ни на что не повлияло.

В последние дни своей жизни Высоцкий, несмотря на плохое самочувствие, продолжал выступать с концертами, в том числе с домашними. Накануне трагедии его пригласили спеть на чьей-то госдаче. Ходили даже разговоры, что это были Галина Брежнева и её муж Юрий Чурбанов. Там произошло что-то, что Высоцкому не понравилось. Он был в ярости, рассказал о скандале близким друзьям. Собирался даже песню об этом написать. И буквально сразу его вызвали на Лубянку. После чего Владимир Семёнович сделал вывод: в его ближайшем окружении – стукач. Вот тогда-то он, по свидетельству друзей, сорвался по-крупному, страшно запил…

16 июля 1980 года состоялся последний концерт Владимира Высоцкого в Доме культуры имени Ленина в Калининграде (ныне Королев).

По воспоминаниям одних, концерт прошел триумфально: Высоцкий пел, в паузах много рассказывал о себе, о детстве, о своих песнях и о друзьях. Другие вспоминали, что певец выглядел усталым, «одутловатым» и с плохим цветом лица.

18 июля Федотов достал Высоцкому очередную дозу наркотика… в последний раз. Перед этим Федотов провел беседу с Высоцким и объяснил ему, что можно выйти из зависимости, перейдя на алкоголь… Высоцкий с этим согласился и на следующий день, досмотрев торжественное открытие в Москве 22- х летних Олимпийских игр, сорвался в запой.

Утром 23 июля 1980 года Федотов и Янклович заехали в Институт имени Склифосовского, где Федотов попросил у врача Леонида Сульповара хлоралгидрат для Высоцкого. Это довольно токсичное лекарство назначают при перевозбуждениях, однако оно противопоказано больным с нарушениями функций печени и почек, а также при заболеваниях сердечно-сосудистой системы. У Высоцкого эти болезни были. Сульповар отказался выдавать лекарство. Однако просителям удалось-таки уговорить…

Оксана Афанасьева вспоминает: «С одной стороны, он (Федотов) колол успокаивающее, снотворное, а с другой — вводил тонизирующие препараты. Он делал настолько странные вещи, что даже я удивлялась: — По-моему, происходит разлад нервной системы, — ведь ей непонятно, какую команду выполнять: не то отдыхать, не то бодрствовать… — Да нет, — говорил Толя, — это специально так… Он как бы отдыхает, и в то же время он — в тонусе…».

Вспоминает Л. Сульповар: «23 июля 1980 года я дежурил. Ко мне приехали Янклович и Федотов. И говорят, что Володя совсем плохой. Что дальше это невозможно терпеть и надо что-то делать. Мы поехали туда. Состояние Володи было ужасным! У него уже были элементы «цианоза» – такая синюшность кожи. Запрокинутая голова, знаете – как у глубоко спящего человека, особенно выпившего, западает язык… У такого человека почти всегда губы синюшные, синюшные пальцы… Мы положили его на бок, придали правильное положение голове, чтобы язык не западал… Прямо при нас он немного порозовел. Стало ясно, что или надо предпринимать более активные действия, пытаться любыми способами спасти, или вообще отказаться от всякой помощи.

И сказали, что мы Володю сейчас забираем. На что нам ответили, что это большая ответственность и что без согласия родителей этого делать нельзя. Ну, что делать – давайте выясняйте. И мы договорились, что заберем Володю 25 июля».

А. Федотов: «24 июля я работал… Часов в восемь вчера заскочил на Малую Грузинскую. Володе было очень плохо, он метался по комнатам. Стонал, хватался за сердце. Вот тогда он при мне сказал матери Нине Максимовне:

– Мама, я сегодня умру…

Я уехал по неотложным делам на некоторое время. Где-то после двенадцати звонит Валера Янклович:

– Толя, приезжай, побудь с Володей. Мне надо побриться, отдохнуть.

Я приехал. Он метался по квартире. Стонал…

Эта ночь для Володи была очень тяжелой. Я сделал укол снотворного. Он все маялся. Потом затих. Он уснул на маленькой тахте, которая тогда стояла в большой комнате. А я был со смены – уставший, измотанный. Прилег и уснул – наверное, часа в три.

Проснулся от какой-то зловещей тишины – как будто меня кто-то дернул. И к Володе! Зрачки расширены, реакции на свет нет. Я давай дышать, а губы уже холодные. Поздно.

Между тремя и половиной пятого наступила остановка сердца на фоне инфаркта. Судя по клинике – был острый инфаркт миокарда. А когда точно остановилось сердце – трудно сказать».

Вспоминает Оксана Афанасьева: «Володя все время стонал... Все время какие-то звуки. Федотов ему что-то вколол и очень быстро прекратились всякие звуки, поэтому я и заснула. Потому что мертвая тишина! Ну, думаю, - Володя заснул, и я могу поспать... Легла... И как мне показалось - прошло одно мгновение! Как бывает, когда глаза закрыл, сразу заснул, а тебя тут же разбудили. Мне кажется, что как только я заснула, влетел Толя:

- Оксана! Володя умер!

Я ничего не понимаю, вскакиваю и бегу туда, вижу - лежит Володя.

- Толя! Давай делать искусственное дыхание!

- Все! Ему уже поздно!

То есть он дал ему это лекарство - и заснул! И здесь, на диване в большой комнате и уснул. А когда проснулся - увидел, что Володя уже мертвый. Значит, минут сорок прошло.

И когда я влетела в комнату, я взяла Володю за руку. А когда я отняла свою руку, остались отпечатки моих пальцев. То есть на его руке остался след. Он уже не был теплый, он был холодный! Все! Уже покойник! И у него были открыты глаза! То есть Володя не спал, когда умер. Значит, он умер не во сне...»

25 июля 1980 года Владимир Высоцкий умер.

4 часа утра – самое коварное время для человеческого организма. Давление еще низкое, мозг снабжается минимальным количеством крови. Это час, когда чаще всего умирают люди…

М. Влади: «В четыре часа утра двадцать пятого июля я просыпаюсь в поту, зажигаю свет, сажусь на кровати. На подушке – красный след, я раздавила огромного комара. Я не отрываясь смотрю на подушку – меня словно заколдовало это яркое пятно…»

Федотов: «Я сразу позвонил Туманову и Янкловичу. Вызвал реанимацию, хотя было ясно, что ничего сделать нельзя. Вызвал для успокоения совести. Позвонил в милицию, чтоб потом не было слухов о насильственной смерти. Смог бы я ему помочь? Трудно сказать, но я бы постарался сделать все. До сих пор не могу себе простить, что заснул тогда… Прозевал, наверное, минут сорок…»

Некоторые врачи, которые оказывали помощь актеру, считали, что Федотов допустил серьезные ошибки. Но при этом фатальной вину не называли. Все сходились во мнении, что организм артиста был изношен тяжелыми нагрузками, алкоголем и наркотиками.

Вспоминает О. Емельяненко: «Толя Федотов пил беспробудно и на похоронах, и на девять дней, и на сорок. Он считал себя виновным в смерти Володи: вроде как он заснул… Ведь Володя настолько верил в него, настолько демонстрировал это и говорил всем, что это его личный врач… Толя Федотов кидался с балкона и его задержал кто-то…»

В. Янклович: «Дежурный по городу – генерал милиции – неожиданно присылает людей и требует везти тело на вскрытие. И тут надо отдать должное Семену Владимировичу: он категорически запретил вскрытие. И действовал очень решительно. А было бы вскрытие – может быть, обнаружили бы побочные явления, узнали о болезни… Последовала бы отмена диагноза… Поэтому надо было очень быстро оформить все документы, получить свидетельство о смерти».

Наконец, свидетельство получено, там сказано: «Острая сердечно-сосудистая недостаточность. Заболевание, вызвавшее или обусловившее непосредственную причину смерти, – атеросклероз венечных артерий сердца. Причина смерти установлена врачом, установившим смерть».

После получения свидетельства милиция дает разрешение на похороны.

Но где хоронить? Возникает вариант Новодевичьего.

Любимов звонит в Моссовет насчет Новодевичьего. Ему отвечают:

– Какое там – Новодевичье?! Там уже не всех маршалов хоронят.

Что делать? Родители говорят, что на Ваганьковском похоронен дядя Володи – Алексей Владимирович Высоцкий, его Володя очень любил. Позвонили Кобзону и тот поехал в Моссовет – пробивать Ваганьковское. Разрешение хоронить на Ваганьковском получено.

Позже Кобзон рассказывал, что директор кладбища чуть не заплакал, когда ему предложили деньги.

– За кого вы нас принимаете?! Высоцкого! Да любое место!

М. Влади: «В комнате с закрытыми окнами лежит твое тело. Ты одет в черный свитер и черные брюки. Волосы зачесаны назад, лоб открыт, лицо застыло в напряженном, почти сердитом выражении. Длинные белые руки вяло сложены на груди. Лишь в них видится покой. Из тебя выкачали кровь и вкололи в вены специальную жидкость, потому что в России с покойными прощаются, прежде чем хоронить. Я одна с тобой, я говорю с тобой, я прикасаюсь к твоему лицу, рукам, я долго плачу. Больше никогда – эти два слова душат меня. Гнев сжимает мне сердце. Как могли исчезнуть столько таланта, щедрости, силы? Почему это тело, такое послушное, отвечающее каждой мышцей на любое из твоих желаний, лежит неподвижно? Где этот голос, неистовство которого потрясало толпу? Как и ты, я не верю в жизнь на том свете, как и ты, я знаю, что все заканчивается с последней судорогой, что мы больше никогда не увидимся. Я ненавижу эту уверенность. Уже ночь. Я включаю нашу настольную лампу. Золотистый свет смягчает твое лицо. Я впускаю скульптора, который поможет мне снять посмертную маску. Это очень верующий пожилой человек. Его размеренные движения меня успокаивают…».

Скульптор, о котором упоминает Влади, – Юрий Васильев, он был знаком с Высоцким. Как рассказывал позднее сам скульптор, во время этой скорбной работы случилась неожиданная сложность. Он по всем правилам наложил маску, как это делал всегда. Когда же он попытался ее снять, это оказалось невозможным. Как будто какая-то сила ее прижала к лицу усопшего. Тогда Васильев обратился к Высоцкому: «Володенька, отпусти». После этого неожиданно легко маска снялась. Тогда же, вместе с маской, был сделан и слепок с руки Высоцкого.

28 июля 1980 года состоялись похороны Владимира Высоцкого.

Не было официальных сообщений о смерти актера, лишь вывеска над кассой театра на Таганке, где не было указано ни даты прощания, ни времени похорон. В Москве шли Олимпийские игры, поэтому руководству страны не нужны были шумные прощания с неудобным актером и певцом.

Только два советских официальных органа печати кратко упомянули на своих страницах о смерти Владимира Высоцкого – «Вечерняя Москва» и «Советская культура».

Зарубежная печать в связи с этой смертью своих газетных страниц не жалела. Вплоть до 23 августа заграница комментировала похороны советского барда. Всего же с 26 июля по 23 августа в свет вышло 42 статьи.

Но известие о трагедии облетело столицу моментально. Все три дня у здания театра, на соседних улицах стояли люди - ждали возможности проститься с любимым актером. В день похорон очередь к гробу растянулась на девять километров. За порядком наблюдала конная милиция. По оценкам ГУВД Москвы, проводить Владимира Семеновича в последний путь пришли 108 тысяч человек.

В Театре на Таганке гроб с телом Владимира Высоцкого установили на высоком постаменте на сцене, на той, на которой он проработал 16 долгих лет. Вся сцена была устлана свежими цветами. В зале множество запоздалых венков от Министерства культуры РСФСР, Союза кинематографистов СССР, коллектива театра, от коллективов других столичных театров и учреждений.

На той панихиде присутствовали многие известные деятели искусства и литературы. Среди них: М. Ульянов, Н. Михалков, М. Казаков, А. Миронов, Р. Быков, М. Захаров, Б. Окуджава, Н. Губенко, К. Райкин, Н. Подгорный, Л. Дуров, Г. Чухрай, М. Вертинская, В. Абдулов и многие-многие другие.

Как вспоминают очевидцы: «Когда начали выносить венки, цветы люди взбирались на машины, чтобы лучше видеть. Цветов много, стоит тяжелый, густой и какой-то гнетущий запах… Вот выносят крышку гроба. Из репродукторов поплыла над площадью грустная музыка…

Наконец выносят гроб с телом Высоцкого. Впереди – Ю. П. Любимов, за ним – Золотухин, Смехов, Джабраилов, Петров… Гроб вносят в автобус.

На кладбище очень трудно пробиться к могиле. Над гробом выступает только директор Театра на Таганке Н. Дупак. Очень мало времени, все скомкано, неорганизованно».

М. Влади: «Я последняя наклоняюсь над тобой, прикасаюсь ко лбу, к губам. Закрывают крышку. Удары молотка звучат в тишине. Гроб опускают в могилу, я бросаю туда белую розу и отворачиваюсь. Теперь надо будет жить без тебя».

Всенародно любимого артиста похоронили в обычной одежде – в водолазке, похожей на ту, в которой он играл роль Гамлета. Родные и друзья решили, что пиджак и галстук неуместны. Отправляясь в последний путь, в руке Владимир Высоцкий держал сухую красную розу.

Те грандиозные похороны поразили своим размахом всех участвовавших в них и наблюдавших за ними со стороны. Ю. Любимов, например, после них с дрожью в голосе признался, что эти похороны заставили его по-иному взглянуть на москвичей, не побоявшихся в таком количестве прийти на Таганку. Можно смело сказать, что своим присутствием на похоронах любимого поэта москвичи бросали прямой вызов одряхлевшей и вконец утратившей последние остатки народного доверия власти.

В октябре 1985 года на могиле Высоцкого был открыт памятник.

Леонид Филатов так потом говорил: «Близким ему людям часто задают вопрос: почему не спасли Володю? Мол, если бы они были рядом... Да ничего бы они не сделали! Как его спасёшь? Алла Демидова верно сказала: «Это всё равно что останавливать руками взлетающий самолёт». Энергетика у него несокрушимая, непреодолимая. Абсолютное упрямство, вера в собственные силы, в свой путь. Тут не уговоришь, не остановишь».

Понравилась статья - подписывайтесь, чтобы не пропустить больше информации о последних днях народных любимцев. С благодарностью, чтобы помнили.