В День флага ветераны СВО покорили гору Карандаш в Челябинской области и установили на вершине российский триколор. Четверо участников прошли маршрут на протезах, доказав силу воли и характер.
Источник: https://ura.news/news/1052984536
Нам всем стоит задуматься над смыслом, моралью, идеей, и глубиной трагизма этого рассказа.Чтобы мы не повторяли тех ошибок, промохов, неуважения к подвигу ветеранов которые защитили нас от фашизма, и про что написано в рассказе. Что бы мы чтили память ветеранов, знали правду истории. Чтобы мы не забывали кто мы, откуда, и куда мы идём. Чтобы мы не плевали на заслуги, не брали в руки нацистские, фашистские, и националистические знамёна, не выкрикивали нацистские лозунги, не ходили с факелами, как люди в некоторых странах. Чтобы мы не возрождали нацизм, фашизм, и национализм против которого боролись наши деды и прадеды в Великую Отечественную войну с нацистской Германией, и вместе с ними боролись народы других стран. Чтобы мы не были Иванами родства не помнящие, и чтобы у нас это всё не возродилось как сейчас в некоторых странах. Ну а теперь сам Рассказ.
ВЕТЕРАН
Этот рассказ - художественный вымысел... Но, порой, в
художественном произведении содержится больше истины, чем в
документальных хрониках и официальных данных. Этот рассказ о старике
помогает понять, что сейчас творится в сердцах ветеранов, живущих на
Украине.
— Сынок, а тут за квартиру можно заплатить?
— Угу, — ответил охранник, даже не повернув головы к посетителю.
— А где, сынок, подскажи, а то тут я впервой.
— У окошка,- раздраженно ответил охранник.
— Ты бы мне пальцем показал, а то я без очков плохо вижу.
Охранник, не поворачиваясь, просто махнул рукой в сторону кассовых окошек.
— Там.
Дед в растерянности стоял и не мог понять, куда именно ему идти.
Охранник повернул голову к посетителю, смерил взглядом и презрительно кивнул:
— Вот ты чего встал, неужели не видно, вон окошки, там и плати.
— Ты не серчай, сынок, я же думал что у вас тут порядок какой есть, а теперь понятно, что в любом окошке могу заплатить.
Дед медленно пошел к ближайшему окошку.
— С вас 345 гривен и 55 копеек,- сказала кассир.
Дед достал видавший виды кошелек, долго в нем копался и после выложил купюры.
Кассир отдала деду чек.
— И что, сынок, вот так сидишь сиднем целый день, ты бы работу нашел лучше,- дед внимательно смотрел на охранника.
Охранник повернулся к деду:
— Ты что издеваешься, дед, это и есть работа.
— Аааа,- протянул дед и продолжил внимательно смотреть на охранника.
— Отец, вот скажи мне, тебе чего еще надо? – раздраженно спросил охранник.
— Тебе по пунктам или можно все сразу? – спокойно ответил дед.
— Не понял? – охранник повернулся и внимательно посмотрел на деда.
— Ладно, дед, иди, — сказал он через секунду и опять уставился в монитор.
— Ну, тогда слушай, двери заблокируй и жалюзи на окна опусти.
— Непо…,- охранник повернулся и прямо на уровне глаз увидел ствол пистолета.
— Да ты чего, да я щас!
—
Ты, сынок, шибко не ерепенься, я с этой пукалки раньше с 40 метров в
пятикопеечную монету попадал. Конечно сейчас годы не те, но да и
расстояние между нами поди не сорок метров, уж я всажу тебе прямо между
глаз и не промажу,- спокойно ответил дед.
— Сынок, тебе часом по два раза повторять не нужно? Али плохо слышишь? Блокируй двери, жалюзи опусти.
На лбу охранника проступили капельки пота.
— Дед, ты это серьезно?
—
Нет, конечно нет, я понарошку тыкаю тебе в лоб пистолетом и прошу
заблокировать двери, а так же сообщаю, что грабить я вас пришел.
—
Ты, сынок, только не нервничай, лишних движений не делай. Понимаешь, у
меня патрон в стволе, с предохранителя снят, а руки у стариков сам
знаешь, наполовину своей жизнью живут. Того и гляди, я тебе ненароком
могу и поменять давление в черепной коробке,- сказал дед, спокойно глядя
в глаза охраннику.
Охранник протянул руку и нажал две кнопки на
пульте. В зале банка послышался щелчок закрывающейся входной двери, и на
окна начали опускаться стальные жалюзи.
Дед, не отворачиваясь от охранника, сделал три шага назад и громко крикнул:
— Внимание, я не причиню никому вреда, но это ограбление!!!
В холле банка наступила абсолютная тишина.
— Я хочу, чтобы все подняли руки вверх! — медленно произнес посетитель. В холле находилось человек десять клиентов.
Две мамаши с детьми примерно лет пяти.
Два парня не более двадцати лет с девушкой их возраста.
Пара мужчин. Две женщины бальзаковского возраста и миловидная старушка.
Одна из кассиров опустила руку и нажала тревожную кнопку.
— Жми, жми, дочка, пусть собираются, —спокойно сказал дед.
— А теперь, все выйдите в холл,- сказал посетитель.
— Лёнь, ты чего это удумал, сбрендил окончательно на старости лет что ли? —миловидная старушка явна была знакома с грабителем.
Все посетители и работники вышли в холл.
— А ну, цыц, понимаешь тут,- серьезно сказал дед и потряс рукой с пистолетом.
— Не, ну вы гляньте на него, грабитель, ой умора, – не унималась миловидная старушка.
— Старик, ты чего, в своем уме? — сказал один из парней.
— Отец, ты хоть понимаешь, что ты делаешь? – спросил мужчина в темной рубашке.
Двое мужчин медленно двинулись к деду. Еще секунда и они вплотную подойдут к грабителю.
И
тут, несмотря на возраст, дед очень быстро отскочил в сторону, поднял
руку вверх и нажал на курок. Прозвучал выстрел. Мужчины остановились.
Заплакали дети, прижавшись к матерям.
— А теперь послушайте меня.
Я никому и ничего плохого не сделаю, скоро все закончится, сядьте на
стулья и просто посидите. Люди расселись на стулья в холле.
— Ну вот, детей из-за вас напугал, тьху ты. А ну, мальцы, не плакать, —дед весело подмигнул детям.
Дети перестали плакать и внимательно смотрели на деда.
—
Дедуля, как же вы нас грабить собрались, если две минуты назад оплатили
коммуналку по платежке, вас же узнают за две минуты? – тихо спросила
молодая кассир банка.
— А я, дочка, ничего и скрывать-то не собираюсь, да и негоже долги за собой оставлять.
— Дядь, вас же милиционеры убьют, они всегда бандитов убивают, – спросил один из малышей, внимательно осматривая деда.
— Меня убить нельзя, потому что меня уже давненько убили, — тихо ответил посетитель.
— Как это убить нельзя, вы как Кощей Бессмертный? – спросил мальчуган. Заложники заулыбались.
— А то! Я даже может быть и похлеще твоего Кощея, — весело ответил дед.
- Ну, что там ? — Тревожное срабатывание.
— Так, кто у нас в том районе? –диспетчер вневедомственной охраны изучал список экипажей.
— Ага, нашел.
— 145 Приём.
— Слушаю 145.
— Срабатывание на улице Богдана Хмельницкого.
— Понял, выезжаем. Экипаж включив сирену помчался на вызов.
— База, ответьте 145.
— База слушает.
— Двери заблокированы, на окнах жалюзи, следов взлома нет.
— И это все?
— Да, база, это все.
— Оставайтесь на месте. Взять под охрану выходы и входы.
— Странно, слышь, Петрович, экипаж выехал по тревожке, двери в банк закрыты, жалюзи опущенные и следов взлома нет.
— Угу, смотри номер телефона и звони в это отделение, чо ты спрашиваешь, инструкций не знаешь что ли?
- Говорят, в ногах правды нет, а ведь и правда,- дед присел на стул.
— Лёнь, вот ты что, хочешь остаток жизни провести в тюрьме? — спросила старушка.
— Я, Люда, после того, что сделаю, готов и помереть с улыбкой, — спокойно ответил дед.
— Тьху ты… Раздался звонок телефона на столе в кассе.
Кассир вопросительно посмотрела на деда.
—
Да, да, иди, дочка, ответь и скажи все как есть, мол, захватил человек с
оружием требует переговорщика, тут с десяток человек и двое мальцов,
—дед подмигнул малышам. Кассир подошла к телефону и все рассказала. —
Дед, ведь ты скрыться не сможешь, сейчас спецы приедут, все окружат,
посадят снайперов на крышу, мышь не проскочит, зачем это тебе? — спросил
мужчина в темной рубашке.
— А я, сынок, скрываться- то и не собираюсь, я выйду отсюда с гордо поднятой головой.
— Чудишь ты дед, ладно, дело твое.
— Сынок, ключи разблокировочные отдай мне.
Охранник положил на стол связку ключей.
Раздался телефонный звонок.
— Эка они быстро работают, — дед посмотрел на часы.
— Мне взять трубку? — спросила кассир.
— Нет, доча, теперь это только меня касается.
Посетитель снял телефонную трубку:
— Добрый день.
— И тебе не хворать, — ответил посетитель.
— Звание?
— Что звание?
— Какое у тебя звание, в каком чине ты, что тут непонятного?
— Майор, — послышалось на том конце провода.
— Так и порешим, — ответил дед.
— Как я могу к вам обращаться? —спросил майор.
— Строго по уставу и по званию. Полковник я, так что, так и обращайся, товарищ полковник, — спокойно ответил дед.
Майор
Серебряков провел с сотню переговоров с террористами, с уголовниками,
но почему-то именно сейчас он понял, что эти переговоры не будут обычной
рутиной.
— И так, я бы хотел ….
— Э нет, майор, так дело не пойдет, ты видимо меня не слушаешь, я же четко сказал по уставу и по званию.
— Ну, я не совсем понял что именно, —растерянно произнес майор.
— Вот ты, чудак-человек, тогда я помогу тебе. Товарищ полковник, разрешите обратиться, и дальше суть вопроса.
Повисла неловкая пауза.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Я бы хотел узнать ваши требования, а также хотел узнать, сколько у вас заложников?
—
Майор, заложников у меня пруд пруди и мал мала. Так что, ты ошибок не
делай. Скажу тебе сразу, там, где ты учился, я преподавал. Так что давай
сразу расставим все точки над «и». Ни тебе, ни мне не нужен конфликт.
Тебе надо, чтобы все выжили, и чтобы ты арестовал преступника. Если ты
сделаешь все, как я попрошу, тебя ждет блестящая операция по
освобождению заложников и арест террориста, — дед поднял вверх
указательный палец и хитро улыбнулся.
— Я правильно понимаю? – спросил дед.
— В принципе, да, — ответил майор.
— Вот, ты уже делаешь все не так, как я прошу. Майор молчал.
— Так точно, товарищ полковник. Ведь так по уставу надо отвечать?
— Так точно, товарищ полковник, —ответил майор
—
Теперь о главном, майор, сразу скажу, давай без глупостей. Двери
закрыты, жалюзи опущены, на всех окнах и дверях я растяжки поставил. У
меня тут с десяток людей. Так что не стоит переть необдуманно. Теперь
требования, — дед задумался, — ну, как сам догадался, денег просить я не
буду, глупо просить деньги, если захватил банк, — дед засмеялся. —
Майор, перед входом в банк стоит мусорник, пошли кого-нибудь туда, там
конверт найдете. В конверте все мои требования, — сказал дед и положил
трубку.
— Это что за херня? — майор держал в руках разорванный конверт,
— бля, это что,шутка? Майор набрал телефон банка.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Мы нашли ваш конверт с требованиями, это шутка?
—
Майор, не в моем положении шутить, ведь правильно? Никаких шуток там
нет. Все, что там написано — все на полном серьезе. И главное, все
сделай в точности как я написал. Лично проследи, чтобы все было
выполнено до мелочей. Главное, чтобы ремень кожаный, чтоб с запашком, а
не эти ваши пластмассовые. И да, майор, времени тебе немного даю, дети у
меня тут малые, сам понимаешь.
— Я Лёньку поди уже лет
тридцать знаю,-миловидная старушка шептала кассиру, — да и с женой его
мы дружили. Она лет пять назад умерла, он один остался. Он всю войну
прошел, до самого Берлина. А после так военным и остался, разведчик он. В
КГБ до самой пенсии служил. Ему жена, его Вера, всегда на 9 мая
праздник устраивала. Он только ради этого дня и жил, можно сказать. В
тот день она договорилась в местном кафе, чтобы стол им накрыли с
шашлыком. Лёнька страсть как его любил. Вот и пошли они туда. Посидели,
все вспомнили, она же у него медсестрой тоже всю войну прошла.
А
когда вернулись... ограбили их квартиру. У них и грабить-то нечего
было, что со стариков возьмешь. Но ограбили, взяли святое, все Лёнькины
награды и увели ироды. А ведь раньше даже уголовники не трогали
фронтовиков, а эти все подчистую вынесли. А у Лёньки знаешь сколько
наград-то было, он всегда шутил, мне говорит, еще одну медаль или орден
если вручить, я встать не смогу. Он в милицию, а там рукой махнули, мол,
дед, иди отсюда, тебя еще с твоими орденами не хватало. Так это дело и
замяли. А Лёнька после того случая постарел лет на десять. Очень тяжело
он это пережил, сердце даже прихватывало сильно. Вот так вот…
Зазвонил телефон:
— Разрешите обратиться, товарищ полковник?
— Разрешаю, говори, майор.
— Все сделал как вы и просили. В прозрачном пакете на крыльце банка лежит.
—
Майор, я не знаю почему, но я тебе верю и доверяю, дай мне слово
офицера. Ты сам понимаешь, бежать мне некуда, да и бегать-то я уже не
могу. Просто дай мне слово, что дашь мне пройти эти сто метров и меня
никто не тронет, просто дай мне слово.
— Даю слово, ровно сто метров тебя никто не тронет, только выйди без оружия.
— И я слово даю, выйду без оружия.
—
Удачи тебе, отец,- майор повесил трубку. В новостях передали, что
отделение банка захвачено, есть заложники. Ведутся переговоры и скоро
заложников освободят. Наши съемочные группы работают непосредственно с
места событий.
— Мил человек, там, на крыльце лежит пакет, занеси
его сюда, мне выходить сам понимаешь, — сказал дед, глядя на мужчину в
темной рубашке.
Дед бережно положил пакет на стол. Склонил голову.
Очень аккуратно разорвал пакет. На столе лежала парадная форма полковника. Вся грудь была в орденах и медалях.
— Ну, здравствуйте, мои родные,-прошептал дед, — и слезы, одна за другой покатились по щекам.
— Как же долго я вас искал,- он бережно гладил награды.
Через
пять минут в холл вышел пожилой мужчина в форме полковника, в
белоснежной рубашке. Вся грудь, от воротника, и до самого низа, была в
орденах и медалях. Он остановился посередине холла.
— Ничего
себе, дядя, сколько у тебя значков, — удивленно сказал малыш. Дед
смотрел на него и улыбался. Он улыбался улыбкой самого счастливого
человека.
— Извините, если что не так, я ведь не со зла, а за необходимостью.
— Лёнь, удачи тебе,- сказал миловидная старушка.
— Да, удачи вам, — повторили все присутствующие.
— Деда, смотри, чтобы тебя не убили, —сказал второй малыш.
Мужчина как-то осунулся, внимательно посмотрел на малыша и тихо сказал:
" Меня нельзя убить, потому что меня уже убили.
Убили, когда забрали мою веру, когда забрали мою историю, когда переписали ее на свой лад.
Когда забрали у меня тот день, ради которого я год жил, что бы дожить до моего дня.
Ветеран, он же одним днем живет, одной мыслью — днем Победы.
Так вот, когда у меня этот день забрали, вот тогда меня и убили.
Меня убили, когда по Крещатику прошло факельное шествие фашиствующей молодежи.
Меня убили, когда меня предали и ограбили, меня убили, когда не захотели искать мои награды. А что есть у ветерана?
Его награды, ведь каждая награда — это история, которую надо хранить в сердце и оберегать.
Но теперь они со мной, и я с ними не расстанусь, до последнего они будут со мной. Спасибо вам, что поняли меня."
Дед
развернулся и направился к входной двери. Не доходя пару метров до
двери, старик как-то странно пошатнулся и схватился рукой за грудь.
Мужчина в темной рубашке буквально в секунду оказался возле деда и успел
его подхватить под локоть.
— Чо-та сердце шалит, волнуюсь сильно.
— Давай, отец, это очень важно, для тебя важно и для нас всех это очень важно.
Мужчина держал деда под локоть:
— Давай, отец, соберись. Это наверное самые важные сто метров в твоей жизни.
Дед внимательно посмотрел на мужчину. Глубоко вздохнул и направился к двери.
— Стой, отец, я с тобой пойду,- тихо сказал мужчина в темной рубашке.
Дед обернулся.
— Нет, это не твои сто метров.
— Мои, отец, еще как мои, я афганец.
Дверь,
ведущая в банк открылась, и на пороге показались старик в парадной
форме полковника, которого под руку вел мужчина в темной рубашке.
И, как только они ступили на тротуар, из динамиков заиграла песня «День победы» в исполнении Льва Лещенко.
Полковник
смотрел гордо вперед, по его щекам катились слезы и капали на боевые
награды, губы тихо считали 1, 2, 3, 4, 5… никогда еще в жизни у
полковника не было таких важных и дорогих его сердцу метров.
Они шли, два воина, два человека, которые знают цену победе, знают цену наградам, два поколения 42, 43, 44, 45…
Дед все тяжелее и тяжелее опирался на руку афганца.
— Дед, держись, ты воин, ты должен! Дед шептал 67, 68, 69, 70...
Шаги становились все медленнее и медленнее.
Мужчина уже обхватил старика за туловище рукой.
Дед улыбался и шептал….96, 97, 98…
он с трудом сделал последний шаг, улыбнулся и тихо сказал:
— Сто метров… я смог.
На асфальте лежал старик в форме полковника, его глаза неподвижно смотрели в весеннее небо, а рядом на коленях плакал афганец...
Участникам СВО, возвращающимся из зоны боевых действий, приходится заново адаптироваться к жизни на гражданке. Каждому из них приходится восстанавливаться не только физически, но и психологически. О том, через что проходят бойцы в процессе адаптации к мирной жизни и что в них меняется после участия в боевых действиях, Татьяна Дюмина поговорила с вернувшимися участниками СВО Михаилом Неворотовым и Романом Губиным.
Михаил Неворотов, командир разведывательного взвода
— Последний мой визит в зону СВО был буквально несколько месяцев назад, он оказался недолгим. До этого я в течение года находился на длительном лечении в госпитале. А когда выдался небольшой перерыв, я снова поехал на СВО. Затем меня опять госпитализировали. Сейчас нахожусь в госпитале, где продолжается лечение старых ран.
На СВО решил пойти, как многие белгородцы, из чувства патриотизма. Вообще в зону боевых действий я езжу с самого начала СВО — с 2022 года. Сначала ездил как волонтёр, помогал нашим спецподразделениям на харьковском направлении. Затем проходил обучающие курсы на инструктора-разведчика в ЧВК «Вагнер». После этого по губернаторской программе помогал в подготовке нашей белгородской терсамообороны. А в 2023 году подписал контракт с министерством обороны и поехал воевать.
Сначала был рядовым разведчиком, потом командиром разведывательного взвода разведроты полковой разведки. Принимал участие в боевых действиях в ДНР на авдеевском направлении. Там же при выполнении боевых задач получил три ранения. После этого идут длительные лечения уже на протяжении года, сопряжённые с реабилитацией, которая проходит дома, в кругу семьи, родных и близких.
Когда началась [Роскомнадзор], началась бомбёжка нашего города, решил, что в стороне оставаться нельзя, надо постоять за Родину. Опыта участия в боевых действиях у меня до этого не было.
Первое время не мог привыкнуть к тому, что моя семья находится где-то там, далеко. Я думал, что меня направят воевать на харьковское направление, на наши рубежи. А меня отправили вообще в другую сторону, и всё, что меня волновало, — это то, как там моя семья, как мои дети, в безопасной ли они обстановке, защищены ли. Надеялся, что буду защищать жителей Донбасса, а кто-то из Донбасса будет защищать мою семью, моих родственников. Больше в принципе никаких страхов не было.
Большую роль сыграла и подготовка в «Вагнере». Это очень хорошая школа. Там нас быстро научили не бояться, отрешаться от страхов и чётко выполнять задачи. Этот навык мне очень пригодился и меня быстро назначили командиром. Плюс ко всему был дефицит кадров.
Кадровых командиров на передке не наберёшься, они быстро кончаются, к сожалению.
Поэтому скоро уже и я учил ребят, как отключаться от страхов и концентрироваться на поставленных задачах. Это обычная практика.
Каждого второго сейчас возьми, спроси, он подтвердит, что быстро привык и к взрывам, и к крови, и ко всему… В этих условиях ты быстро научаешься абстрагироваться.
Я столкнулся со смертью. Я видел её каждый день, меня ещё никогда не хотели убить так много раз. Но когда ты постоянно сталкиваешься с этим, это становится чем-то привычным.
Помню, больше всего переживал за то, что не смогу вернуться к семье и детям. Но со временем этот страх принял окрас осторожности, постоянной концентрации внимания, аккуратного поведения всегда и во всём.
Был момент, когда стало страшно, но тогда пример других бойцов заставил меня победить страх и без каких-либо сбоев продолжить командовать группой. Это было после моего второго ранения. Я тогда уже сильно хромал, стопа не работала, не мог бегать, и нас по пути начали накрывать артиллерией осколочными боеприпасами. Я завёл группу на задачу и понял, что меня сковал страх. Но тут увидел, как двое бойцов из другого подразделения шли как на прогулке. И я пристыдил себя за допущенное чувство страха, быстро реабилитировался, не позволив страху проникнуть в моё сознание и сковать мои действия.
Ощущения оторванности от гражданки у меня не было, так как всегда была мобильная связь. Плюс на гражданке у меня продолжал расти и развиваться бизнес и, находясь на СВО, я старался поддерживать процессы, связанные с ним. Покупал местные SIM-карты, выходил на связь и таким образом старался всё контролировать. Также связывался с семьёй, с родственниками, с друзьями. Так что процесс адаптации к обычной жизни проходит для меня безболезненно.
Иногда вызывают опасения настроения боевых соратников, с которыми вместе воевали. Бывает, что, попадая на гражданку, они могут проявлять агрессию. У каждого ведь своя психика. И постоянное напряжение, которое приходится испытывать человеку, находящемуся в зоне боевых действий, полученные ранения, безусловно, сказываются на психике.
Когда человек попадает в доброжелательную для него среду, его страхи начинают выходить наружу. И это может негативно отображаться на окружающих и соответственно на нём. Сейчас, находясь в госпитале, я наблюдаю такие ситуации, когда ребятам иногда сложно сдержать импульсы агрессии.
Вот стоит продавщица в буфете, жара, всем тяжело, все устают, а рядом — боец после операции, которого собрали по частям. Стоило ей немного некорректно отреагировать на его слова, как он уже кричит, ругается, не может сдержать свои эмоции, бросается на неё чуть ли не с кулаками. И он вроде бы не слаб и не труслив, он по сути своей воевавший герой, но в нём произошёл какой-то перелом, проявившийся таким неприятным образом.
И самый простой способ реабилитации в таких случаях — братская взаимопомощь. Поэтому, когда я стал невольным свидетелем этой сцены, я подошёл к бойцу, выслушал всё, что у него наболело, поддержал, тем самым остудил агрессию. Конфликт не реализовался, а боец поправился. Так мы сейчас помогаем друг другу.
Знаете, признать себя нуждающимся в психологической помощи не каждый сможет и не каждый понимает, что ему это необходимо в данный момент. Семья, родные, близкие, однополчане — это тот круг взаимопомощи, в котором сейчас нуждаются воевавшие ребята.
Когда я проходил очередное лечение в московском госпитале, меня пригласили в Государственную Думу, где я выступил с проектом правильной демилитаризации общества по окончанию СВО. В нём расписал, как сделать так, чтобы не было послевоенного перегрева, что нужно сделать, чтобы бойцам не было обидно за то, что они воевали, проливали кровь, а большая часть общества как-то панибратски относится к ним, что вызывает негатив.
Как с этим бороться? Как это победить? Как учесть интересы и военных, и гражданского общества, за которое мы воевали? Вот для этого у государства должна быть разработана определённая программа. И я с ней выступал. Но знаете, все просто сказали: «Возьми и сделай». Я говорю: «Дайте мне обеспечение хотя бы на полгода. За это время я соберу команду и сделаю первые шаги по реализации программы. А пока средств моего бизнеса не хватает, чтобы реализовать эту масштабную федеральную программу». Так на этом всё пока и остановилось.
Вернувшихся с СВО бойцов обязательно нужно чем-то занять на гражданке. На мой взгляд, их обязательно нужно трудоустраивать. Ведь когда человек находится в зоне боевых действий пусть даже год, у него уже формируется семейный бюджет под обеспечение в 250 тысяч рублей и больше, плюс дотации, плюс жена зарабатывает… То есть у него уже сформированы определённые затраты. И когда он возвращается на гражданку, будучи раненым, а, может быть, частично дееспособным, он получает 30 тысяч компенсации от Министерства обороны. Он может устроиться на работу, где будет получать 100 тысяч рублей, и для него это может стать реальной психологической травмой.
То есть раньше семейный бюджет был 250 тысяч рублей плюс, а станет 150 тысяч плюс — это достаточно серьёзные финансовые потери. А ветеран — это кормилец, ответственный за судьбу своей семьи. Конечно, он будет переживать об этом в первую очередь, и потом эти переживания могут потянуть за собой психологические расстройства, пьянство, наркоманию, агрессию. Поэтому общество и государство должны следить за материальным обеспечением солдат после их выхода из зоны СВО. Конечно, просто так давать эти деньги никто не будет. Ветеран должен их заработать. Это ещё и мотивация к социальному развитию, к социальной дисциплине. И на это нужно делать упор.
Пока я буду и дальше стараться максимально улучшить этот мир. Я продолжаю развивать бизнес, занимаюсь воспитанием детей, по возможности поправляю здоровье, участвую в политических кампаниях, в которые меня приглашает партия «Новые люди», дружу с ними.
В жизни региона тоже стараюсь участвовать. Вот буквально на днях написал письмо губернатору по поводу выплат за боевые государственные награды, которые у нас никак не компенсируют. А вот в Ставрополье, например, платят 1 миллион рублей. А почему у нас этого нет? Ведь наши бойцы тоже достойны, ведь в окопах мы все одинаковые. Почему бы и нам тоже не обратить на это внимание? Написал Вячеславу Владимировичу, но ответа пока нет. Ну вот как могу стараюсь быть социально активным.
Моё физическое состояние уже непригодно для выполнения боевых задач, так я оказался на длительном лечении. Есть чем заниматься на гражданке, уже и дети меня не отпускают, плачут. Да и сам я хочу у них на свадьбе ещё потанцевать.
Роман Губин, ефрейтор батальона «Алга»
— Из зоны боевых действий я вернулся в июне этого года. Уволили по ранению, которое получил 24 марта. С весны лечился в госпиталях, а в начале лета вернулся домой.
На СВО пошёл в 2022 году. Это первый мой боевой опыт. Был водителем в белгородской роте обеспечения, а в марте 2023 года перевёлся в татарский батальон «Алга», это пехота. Служил в звании ефрейтора. В сентябре 2023 года мы пересекли ленту и воевали в Донецкой, Луганской областях (ЛНР и ДНР — прим. Ф.). С марта 2023 года воевал под Бахмутом и Артёмовском.
Когда только перевёлся в татарский батальон, мы стояли на второй линии обороны. Там ещё «вагнера» работали, Бахмут отбивали. Тогда было ещё более-менее нормально, а когда их вывели, всё пошло по-другому. Мы оказались на первой линии. Нас тогда не раз трепали, много товарищей погибло.
Поначалу, конечно, нелегко было адаптироваться к тому, что происходит в зоне боевых действий, но вскоре ко всему привыкаешь. В мае 2023 года мы больше месяца стояли в обороне под Бахмутом, тогда нам пришлось тяжело. Из всех, кто стоял в обороне, в живых осталось 13 человек вместе с трёхсотыми (ранеными — прим. Ф.). Потом несколько раз в Клещеевке ходили штурмовать лесополки. Ходили по одной натоптанной тропе — надо было пройти 700 метров через минные поля, всё это с воздуха «птичками» (беспилотниками — прим. Ф.) срисовывалось. Редко кто доходил. Если ребята далеко доходили, то уже не возвращались. Поэтому нас далеко не запускали, и получалось отступать, выходить. А так многие там остались. Вот и всё.
В зоне боевых действий быстро привыкаешь к тем кошмарным вещам, что там происходят. Когда приходится переступать через своих товарищей, которыми вокруг земля усеяна, а вытащить их невозможно, начинаешь по-другому на всё смотреть.
Привыкаешь и к взрывам. Даже если рядом лупит уже, реагируешь спокойно. Ну, понятно, укрываешься на автомате.
Бывало, нас выводили, грубо говоря, на перекур — помыться, в чувство прийти, что-то вроде ротации. Так вот когда несколько дней не побудешь в боевой зоне, то быстро отвыкаешь от громких звуков. Потом опять заходишь на первую линию, где очень шумно, и уже начинаешь вздрагивать при взрыве. А потом, буквально через сутки, снова привыкаешь. Сейчас на гражданке уже спокойно к звукам отношусь. Слышу, прислушиваюсь, но какой-то реакции особой на громкие звуки нет.
Воспоминания о том, что происходило на СВО, всё время со мной. Наверное, от них никогда не избавиться. Каждый день что-то всплывает. Бывает и сны снятся со сценами боевыми, бессонница после этого случается, не спишь. Часто снится, как будто я снова там. Когда пройдёт это, не знаю. Если пройдёт.
Часто товарищи боевые пишут, созваниваемся с ними. С моего призыва мало кто остался в живых. С теми, кто остался, часто общаемся, с родителями погибших товарищей общаемся. Поэтому, наверное, эти воспоминания со мной навсегда.
Обратился к врачу, таблетки специальные назначили, стало полегче. А многие водкой глушат воспоминания о пережитом, но потом хреново заканчивают. Поэтому важно найти себе какое-то занятие, отвлечение, работу, не уходить в себя.
Сначала даже и не верилось, что можно вернуться к обычной жизни. Уже отвык от неё. Когда был в зоне СВО, я и не думал уже, что домой попаду. Мало кому удаётся. Сейчас же бойцов практически не списывают.
Только в крайнем случае — ампутанты или с серьёзными ранениями. Жизнь уже более-менее наладилась. Обратился в фонд «Защитники Отечества» по своим вопросам, мне там даже работу предложили. Если комиссию пройду, устроюсь охранником. Семья всегда поддерживала. Жена, сыновья гордились мной, переживали, особенно если долго на связь не выходил. А сейчас помогают восстанавливаться полноценно.
Источник — fonar.tv
Дату не помню но это не важно. Мне было лет 7 или 8, я закончил первый, а может быть второй класс и на летние каникулы меня отправили в деревню к бабушке.
Фотография чужая взята в интернете.
Рядом с бабушкиным домом проходила грунтовая сельская дорога.
Дорога была неотъемлемой частью жизни. Утром по ней гнали стадо коров и надо было свою отправить, вечером коровы возвращались и мы встречали свою "Крошку" с полным выменем парного молока. По этой дороге мимо бабушкиного дома шли или ехали на велосипедах доярки на вечернюю дойку, местные жители проходили мимо нашего двора здороваясь и перекидываясь новостями, если по дороге ехала техника, то мы выбегали посмотреть кто это едет и к кому, а вдруг к нам родственники... Каждый день по этой дороге ехал на лошади запряженной в телегу дядя Яша. Рано утром он ехал на работу в конюшню где он работал конюхом, а вечером возвращался домой. Я из далека слышал дребезг телеги по дороге, и этот звук перекрывал голос деда Яши, он всегда пел песни, смеялся с гиканьем подгонял лошадь. Я выбегал из дома и тоже смеялся, "деда Яшка", был на своей волне и это для меня было ново, удивительно, весело и смешно.
Взрослый дед, поёт непонятные песни, разговаривает с лошадью, отвечает лошади на вопросы, смеётся сам с собой, всегда в отличном настроении, да он же дурачок, сделал я открытие.
Вечером мы стояли у дороги и встречали стадо. Я издалека услышал дребезг телеги и песни деда Яши который ехал домой.
Я побежал вслед за его телегой и в ритм его песни стал дразниться " деда Яша дурачок, деда Яша дурачок" мне было весело и задорно, деда Яша меня не слышал и продолжал петь, но услышала моя бабушка. Удар прутом по спине заставил меня изогнуться и завизжать. Любимая палка-погонялка которой загоняли гусей, кур, корову, была сделана из сломанной рыболовной удочки, она была гибкая прочная, длинная и именно ей меня били.
Я пытался убежать, но моя бабушка бежала за мной не отставая и лупила меня по плечам, и спине. Я был в ужасе, я орал от боли и обиды и удивления, получив серию ударов я всё таки убежал.
Что делать дальше, я не знал я был растерян, унижен избит.
Вернувшись домой я подошёл к бабушке, " бабушка прости меня", " не у меня надо просить прощения !", ответила бабушка.
С бабушкой жила её дочь, моя тетя я пошёл к ней за поддержкой и жаловаться на бабушку.
И узнал от неё историю, деда Яша, воевал с фашистами, служил в разведке, однажды его группа попала в засаду. Немцы их захватили и подвесили живых вниз головой. Сколько дней они провисели не знаю. Через какое то время пришли наши. Сняли разведчиков и только деда Яша остался жив после этой пытки... Однажды в деревне на 9 мая деда Яша пристегнул свои ордена и медали и никто не допускал мысль посмеяться над дедушкой который ходит с улыбкой поёт песни и разговаривает с лошадью.
Всё это рассказала мне моя тетя.
На следующий день я стоял у дороги и ждал когда поедет деда Яша. Он появился как обычно с улыбкой с песней, "деда Яша, прости меня"
Он посмотрел на меня, улыбнулся и поехал дальше распевая непонятные песни дрожащим от тряски голосом под дребезг и скрип телеги.
Парни гордятся тем, что защищают нашу страну, а мы гордимся ими ❤️
Приморский край, Дальнегорск, 1973 год. Фото: Юрий Муравин. Фотоальбом «Советское Приморье».
Александра Митрофановна Данилова (1913–2003) родилась в Херсонской области в семье матроса броненосца «Потёмкин» и участника революционного движения. Мать также участвовала в партизанской борьбе против белых и немецких интервентов. В 1932 году Александра окончила Одесский техникум пищевой промышленности и была направлена на работу на Крымский консервный комбинат в Краснодарском крае.
В годы Великой Отечественной войны участвовала в отправке «Эшелона жизни» в блокадный Ленинград. Дорога сопровождалась постоянными обстрелами и бомбёжками, трое её товарищей погибли. В Ленинграде она побывала на передовой у бойцов гаубичного полка и на заводе имени Кирова, находившемся под огнём врага.
После освобождения станицы Крымской от оккупации в 1943 году Данилова участвовала в восстановлении разрушенного комбината. Она прошла путь от рабочей и мастера до начальника засолочного отделения томатного цеха, которым руководила более двадцати лет. Отличалась высокой требовательностью к себе и коллегам, добросовестным отношением к делу.
За трудовые успехи Александра Митрофановна многократно премировалась, награждалась грамотами и становилась победителем конкурса «Золотые руки». Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1966 года ей было присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот».
Последние годы жизни провела в Москве, где и скончалась 8 февраля 2003 года. Похоронена на Митинском кладбище.
Пусть танцор вернётся живым! 🙏
