Великая Отечественная война + Суд

БЕРЛИН, 28 окт - РИА Новости. Правовые и политические последствия решения суда в Новгородской области о нацистском геноциде в период Великой Отечественной войны нельзя предсказать, но нынешние требования Варшавы к Берлину о военных репарациях могут стать "ничтожными" по сравнению с возможными аналогичными требованиями со стороны Москвы, заявил РИА Новости депутат бундестага, официальный представитель фракции "Левые" по внешнеполитическим вопросам Александер Ной.

Солецкий районный суд во вторник впервые в российском судопроизводстве юридически признал геноцидом массовые убийства мирных жителей нацистами – по факту расправ в деревне Жестяная Горка Новгородской области в 1942 году. По мнению опрошенных РИА Новости историков, судебное разбирательство хоть и запоздало, но должно стать юридической базой для других подобных расследований, а также помочь родственникам жертв в определении их правового статуса. В 1942 году в деревне Жестяная Горка нацистские каратели проводили массовые расстрелы мирного населения, были убиты как минимум 2,6 тысячи человек. Весной прошлого года в рамках всероссийского проекта "Без срока давности" поисковики нашли там более 500 останков, в том числе принадлежащих детям.

"Решение Солецкого районного суда... принято в то время, когда германо-российские отношения почти во всех отношениях находятся в плохой ситуации - и это, в основном, потому, что немецкая сторона в последнее время не способствовала их улучшению. Выбор времени для решения суда…, скорее всего, вызван совпадением, но это решение, а именно квалификация террористического массового убийства немецкими оккупантами жителей села Жестяная Горка как геноцида, справедливо напоминает сегодняшним немцам, что вся истребительная война на уничтожение... против Советского Союза с самого начала носила спланированный геноцидный характер", - сказал Ной.

По его словам, "правовые и внешнеполитические последствия этого решения пока предсказать нельзя". "Политики в Берлине в последние годы часто сталкиваются с требованиями о репарациях со стороны Польши... Но это бремя будет ничтожным по сравнению с требованиями, которые Москва может предъявить Берлину. В конце концов Советский Союз принял на себя основную тяжесть освобождения от немецкого фашизма - с более чем 27 миллионами погибших", - добавил он.

Ранее президент Польши Анджей Дуда заявил, что вопрос репараций от Германии за ущерб, нанесенный во время Второй мировой войны, все еще открыт. В сентябре экс-руководитель комиссии в польском парламенте заявил, что Польша закончила подсчет желаемых военных репараций от Германии, но пока их не оглашает. В кабмине Германии неоднократно заявляли, что не намерены платить Польше, в Берлине считают, что уже выплатили достаточно крупные репарации, нет оснований ставить под сомнение отказ Польши от репараций в 1953 году.

Как отметил немецкий парламентарий, в России сегодня "есть тысячи и тысячи таких мест, как Жестяная Горка, не говоря о Ленинграде и нескольких крупных городах, где в результате немецких осад и оккупации, от рук вермахта и "айнзацкоманд" СС погибли миллионы человек, которые, как, к примеру, Сталинград, были полностью разрушены".

По словам Ноя, решение суда в Новгородской области "должно привести официальный Берлин к переосмыслению". "Проявленное в последнее время высокомерие, морализаторско-поучительный тон и пренебрежительное отношение к принципам верховенства закона в германо-российских спорах…, а также все антироссийские санкции и провокации дипломатического и военного характера должны быть незамедлительно прекращены. Политика Германии в отношении России должна наконец сосредоточиться на разрядке и на отношениях добрососедства, даже дружбы с Москвой", - заявил депутат, призвав правительство ФРГ отказаться от "иерархии жертв" и, "подобно той вине, которую немецкая сторона справедливо признала перед евреями и о которой помнят, безоговорочно признать вину Германии перед народами Советского Союза и Российской Федерации".

Ной считает, что "есть много причин, по которым люди в Германии, особенно с официальной стороны, не хотят признавать свою вину перед бывшим СССР". Это и "традиционная русофобия, антикоммунизм", и другие исторически сложившиеся стереотипы, считает парламентарий. Эта идеология актуализируется "по мере необходимости в зависимости от политической ситуации и интересов внешней и военной политики Берлина, в которой почти полностью доминирует трансатлантизм", полагает он.

"При этом делаются заимствования из теории тоталитаризма, которая утверждает существенное родство между немецким фашизмом ("национал-социализмом") и советской системой ("сталинизмом"). Это популярная уловка с 1945-1949 годов в ФРГ, направленная на снятие половины немецкой вины за Вторую мировую войну, фактически на ее минимизацию, когда немецкая агрессия представляется простой реакцией, навязанной извне. Это также объясняет особую... заботу, которую Берлин уделяет постсоветской исторической политике в Польше, Украине и Беларуси", - уверен немецкий политик.

Источник

Мама — уборщица, папа — директор

Андрюша родился 7 марта 1921 года в тогда еще городе Домачево. В те годы здесь проживали преимущественно евреи. Мама была уборщицей и прачкой в местной школе. В свободное время подрабатывала в еврейских семьях. В 1939 году она умерла от рака. О биологическом отце известно мало — Андрей его не знал.

— Люди в деревне говорили, что мой брат — сын директора школы. Я склонен им верить, — рассказывал британскому изданию The Daily Mail сводный брат Андрея Николай.

Савонюки жили бедно. Андрей и Николай работали с детства. Парни заготавливали дрова, подрабатывали шабесгоями — неевреями, которых нанимали ортодоксальные иудеи в шаббат для выполнения запрещенных в этот день работ. С работодателями у братьев были хорошие отношения. Они их ценили, поддерживали и даже учили Андрея идишу.

Жизнь в Бресте под оккупацией. Рисунок Владимира Губенко

«Скосил их пулеметной очередью»

В 1941 году, когда немцы оккупировали Домачево, Андрей с братом записались добровольцами в полицию. Новые власти создали гетто, куда согнали почти 3 тысячи домачевских евреев, начались преследования и убийства.

Николай Савонюк отказался быть частью этой системы. Он ушел из полиции и уехал из Домачева. Андрей остался. За три года оккупации он дослужился до коменданта и расстрелял как минимум 18 евреев. Именно такая цифра была в обвинении, которое предъявили Энтони Савонюку в Британии.

20 сентября 1942 года в канун иудейского праздника Йом-Кипур немцы окружили 2900 обитателей домачевского гетто и вывели их за город. Назад никто из них не вернулся. После ликвидации оккупанты поручили Андрею организовать группы для поиска и уничтожения беглецов.

В уголовном деле Савонюка имелись четыре эпизода убийства евреев. Из них до суда дошли только два. Другие отклонили за недостаточностью улик.

Андрей Савонюк. Фото: novychas.by

О первом эпизоде лондонским следователям рассказал школьный приятель Андрюши Федор Зань. Во время войны он жил в деревне Борисы, а работал в Бресте. Каждый день ездил на работу на поезде, который проходил через Домачево. Иногда он выходил на станции в деревне Кобелка, чтобы навестить сестру. Через три недели после ликвидации домачевского гетто мужчина возвращался от сестры на станцию через лес и услышал женский плач. Он пошел на звук и увидел 15 голых женщин, которые стояли на краю свежевырытой ямы. Андрюша стоял за ними с пулеметом.

— Он [Андрей Савонюк] скосил их пулеметной очередью, — цитирует показания свидетеля британская газета The Independent.

О втором факте следователям рассказал житель Домачева Александр Баглай. Андрюшу он знал с детства и видел, как тот убил в лесу выстрелом в затылок трех евреев. На тот момент Александру было 13 лет.

— Он стоял за ними и коленом толкал их тела в яму, — вспоминал мужчина.

Жители Домачева говорили и о других преступлениях односельчанина. Они утверждали, что он вел на смерть семью Янкелей, был причастен к убийствам в соседнем городке Черск, застрелил семью Галалюк и ребенка семьи Герасимчук. Однако во время расследования уголовного дела убедительных доказательств его причастности к этим преступлениям не нашлось.

Александр Баглай (на фото справа). Архивное фото

Как КГБ нашел Савонюка

В 1944 году, когда немцы ушли из Домачева, Савонюк бежал на Запад. Несколько месяцев он отслужил в СС, а затем дезертировал и вступил в гусарский полк Армии Андерса. О своем «боевом пути» умолчал.

После войны он перебрался с сослуживцами в лагерь для польских военнослужащих в Шотландии. В Британии он и остался — как ветеран, якобы воевавший на стороне союзников. Свое имя он сменил на Энтони, а фамилию написал на польский манер через «w»: Sawoniuk. Работал уборщиком в больнице, потом билетным контролером на железной дороге, писала газета The Washington Post.

Статья о суде в британской газете. В центре портрет Савонюка, написанный судебным художником

Имя Савонюка всплыло в 1946 году, когда КГБ занялся расследованием преступлений, совершенных в Домачеве. Его сразу взяли на карандаш, но информации о местонахождении преступника у оперативников не было. Комитет внедрял агентов к родственникам, друзьям и знакомым Савонюка, которые остались в СССР, чтобы те выяснили, где искать подозреваемого в массовых убийствах. Британская газета The Guardian пишет, что один агент девять месяцев жил в деревне, притворяясь крестьянином, чтобы завоевать доверие и разговорить местных. Однако все усилия были тщетны: никто ничего не знал, Андрюша на связь не выходил.

Одна зацепка все же нашлась. Оперативникам удалось найти и допросить человека, который работал с Савонюком в домачевской полиции. Тот рассказал, что видел Андрюшу, когда тот направлялся с Армией Андерса в Шотландию, пишет британская газета The Guardian.

Первое подтверждение этой информации оперативники получили в 1959 году. Андрей отправил посылку своему сводному брату Николаю, который жил в деревне на границе с Польшей. Письмо перехватили сотрудники КГБ и обратили внимание на лондонскую марку на конверте. Круг поисков сузился.

Второй раз Савонюк объявился в 1981 году. Степан Андросюк, который после войны уехал из Беларуси в Великобританию, отправил своей сестре в СССР письмо. В нем написал, что случайно встретил в Лондоне того самого Савонюка. Письмо попало в КГБ. Ведомство поручило агентам установить точный лондонский адрес преступника. К сожалению, те с заданием не справились. Дело вернули на полку.

С мертвой точки расследование сдвинулось при Горбачеве. В 1986 году СССР составил список из 96 военных преступников, которые скрываются в Европе. Два года спустя документ попал к британским оперативникам и те начали поиски. С первого раза найти Савонюка им не удалось. Все дело в том, что в списке КГБ его фамилия была написана через «v», а не «w», как в паспорте. Поиски зашли в тупик — в базах данных такой человек не значился.

— Для того, чтобы поиск корректно работал, нужно, чтобы первые три буквы фамилии были правильными, — рассказал газете The Guardian член следственной группы. — Мы не понимали, что есть ошибка [в написании фамилии], пока на это не указал историк, который работал с нами.

Савонюка нашли, допросили и провели в его квартире обыск. На допросе в апреле 1996 года он отрицал все обвинения. Пенсионер сказал, что в оккупированном Домачеве не было полицаев, что в городке не создавали гетто, что никто не ограничивал передвижение местных евреев. Подозреваемый настаивал, что оккупанты вывезли его на принудительные работы в Германию и он не мог совершить никаких преступлений на своей малой родине. Об этом говорится в жалобе на приговор, которую он подал в Европейский суд по правам человека.

За время следствия удалось собрать 90 тысяч страниц документов, опросить 431 свидетеля в Беларуси, России, Нидерландах и Израиле. В 1997 году Савонюку предъявили обвинения в убийстве евреев на оккупированных немцами территориях. Два года спустя он предстал перед судом, писало BBC.

«Моя совесть чиста, и, когда я умру, я попаду в рай»

В суде Андрей Савонюк продолжил настаивать на своей невиновности.

— Я не совершал преступлений. Моя совесть чиста. Я никого не убил. Я даже не мог об этом подумать. Я не монстр, а обычный работяга, — процитировала обвиняемого The Guardian.

Савонюк уже не отрицал, что работал в домачевской полиции, но подчеркивал, что никого не расстреливал, а защищал городок от партизан. По его словам, полицаи не убили ни одного еврея в Домачеве — вся кровь на руках гестапо.

Убийство в Брестском гетто. Рисунок Владимира Губенко

Многочисленные показания свидетелей он называл клеветой и ложью. По его мнению, их прислал в Лондон КГБ:

— Все врут. Русский КГБ приказал им рассказывать, что [в Домачеве] было гетто. Эти дьяволы приехали сюда меня оболгать.

Во время судебных допросов Савонюк утверждал, что домачевских евреев он и пальцем не трогал, наоборот, был их «лучшим другом». Ни в каких акциях по поиску и расстрелу не участвовал, а всего лишь «делал то, что ему говорили делать».

— Я пришел сюда не лгать, а очистить свое имя. <…> Мне нечего скрывать. Моя совесть чиста, и, когда я умру, я попаду в рай, — заявил он в суде.

Предъявленных доказательств суду хватило для того, чтобы признать Андрея Савонюка виновным. Его приговорили к двум пожизненным заключениям.

— Семью моей матери убили — и Андрюша в этом виноват. Он был зверем. Если бы его вернули сюда, он бы не выжил, — рассказал журналисту The Independent в 1999 году 60-летний домачевский тракторист Иван Трибунко.

Умер осужденный в 2005 году в тюрьме Норвич. Ему было 84 года.

https://news.tut.by/society/702473.html

Фото: Нацистский преступник Курт Кристманн

Процесс девяти

В роли охотника за нацистами Гинзбург оказался, уже будучи известным писателем и публицистом. Сам он во время Второй мировой войны служил на Дальнем Востоке, в Европу в первый раз попал в 1945 году как военный переводчик, а затем вернулся к мирной жизни.

В 1963 году Гинзбург заинтересовался Вторым краснодарским процессом. Это был суд над коллаборационистами из зондеркоманды 10-а айнзацгруппы Д.

На скамье подсудимых были девять человек: Вейх А. К., Скрипкин В. М., Еськов М. Т., Сухов А. У., Сургуладзе В. Д., Жирухин Н. П., Буглак Е. А., Дзампаев У. Т. и Псарёв Н. С.

Всех их признали соучастниками нацистских преступлений, которые стоили жизни более десяти тысячам советских граждан в Краснодаре (при том, что всё население города на момент оккупации насчитывало всего 200 тысяч).

А если вспомнить весь «боевой путь» зондеркоманды, то речь пойдёт о гораздо большем числе жертв в Польше, Белоруссии и на Украине.

Фото: Краснодарский процесс 1963 года

По материалам процесса Гинзбург написал книгу «Бездна», которая вышла в 1966 году. Он очень подробно описывал преступления зондеркоманды 10-а. Приводил выдержки из донесений руководителей подразделения.

«Докладываю, что города Мариуполь и Таганрог от евреев очищены полностью… В Таганроге установлено, что русским населением предпринималась попытка установить связь с красными посредством почтовых голубей. В Таганроге ликвидировано 20 коммунистических функционеров, из них десять подвергнуты публичной казни».

Имелись и собственноручные показания карателей, например, Скрипкина:

«Во время расстрела я помню такой случай. Среди арестованных находилась молодая женщина, с неё сорвали нижнюю рубашку, затем, с целью поглумиться, — и трусы. Не выдержав надругательств, она бросилась на карателей, среди которых стояли я и Еськов… Женщина была сбита с ног немцами, а мы с Еськовым схватили её, голую, за ноги и за руки, подтащили к окопу и сбросили туда. Там она была убита немцами…».

Или того же Еськова:

«…В Новороссийске я участвовал в расстреле советских активистов. Среди них был раздетый до пояса мужчина, лет пятидесяти, с небольшими, поседевшими усами. Вышел, посмотрел на нас с презрением. Спокойно пошёл к окопу, спрыгнул в него, встал лицом к немцу и сказал: «Стреляй, фашист!» Офицер растерялся и потребовал, чтобы человек повернулся спиной. Шеф заинтересовался этой картиной и подошёл ближе. Засмеявшись, он направил автомат на пожилого человека. В это время человек громко закричал: «Да здравствует…» — автоматный выстрел оборвал его последние слова.
Нескольких нам пришлось силой подталкивать к окопу. Они упирались, называли нас фашистами, гадами, старались укусить или ударить…»

Застройщик, риелтор и немного каратель

Строго говоря, Второй краснодарский процесс не был «вторым». Его так назвали по аналогии с Первым краснодарским процессом 1943 года, который провели сразу после освобождения города от нацистов. Тогда осудили 11 человек за участие в массовом уничтожении мирного населения. Восьмерых из них потом публично повесили. Для советской Фемиды это был важный опыт перед Нюрнбергским процессом.

Подсудимые процесса 1943 года во время оглашения приговора — кадр из документального фильма «Приговор народа»

Затем в Краснодаре неоднократно проходили суды над военными преступникам из числа советских коллаборантов: процессы 1958, 1959 и 1962 годов. Но во время них на скамье подсудимых оказывались либо отдельные каратели, либо очень небольшие группы. Поэтому они, что называется, в счёт не пошли.

Всех обвиняемых на Втором краснодарском процессе признали виновными и казнили. Как и в ходе Первого процесса, на суде всплыло имя Курта Кристманна — руководителя карателей. В частности, Кристманн приказал убить детей из Ейского туберкулёзного диспансера. После освобождения города Красной армией 6 февраля 1943 года были обнаружены тела 214 детей.

Преступника уже тогда заочно осудили, но верёвки арийский уберменш счастливо избежал…

Кристманн сумел укрыться не только от советского правосудия, но и от правосудия союзников. Вовремя драпанув в Аргентину, он пересидел там самые «горячие» послевоенные годы, вернувшись в ФРГ ровно тогда, когда на нацистов уже давно махнули рукой.

Если у вас в советах директоров крупных концернов сидят по несколько экс-нацистских бонз (как, например, известный нацистский прокурор Бубак), никто не будет беспокоиться о каком-то руководителе позабытой зондеркоманды на востоке Европы.

Доктор юриспруденции Кристманн тоже занялся бизнесом. К концу 1960-х годов он был успешным риелтором и застройщиком. Казалось бы, что могло пойти не так?

Между тем, книга Гинзбурга «Бездна» стала популярной, выдержала два издания — в 1967 и 1968 годах — и была переведена на несколько европейских языков.

Не всякому карателю фартит

ФРГ в это время уже не напоминала сонную мещанскую пастораль с киндер, кухен, кирхен. Левые были на подъёме. Студенты бастовали, повсюду происходили столкновения между неонацистами и социалистами всех мастей.

К тому же с 1963 по 1965 годы в ФРГ впервые провели процесс над 22 охранниками и служащими концлагеря Аушвиц-Биркенау. Небывалый прогресс для консервативного и переполненного бывшими нацистами общества.

Впрочем, посадили в итоге только 17 человек, из них всего шестеро получили пожизненное — остальные 11 отделались разными сроками заключения. Не очень длинными — немецкая Фемида была гуманной к преданным сторонникам фюрера. Крупные рыбы тогда ускользнули: из 8200 эсэсовцев, работавших в Аушвице, перед судом предстало только 789, из них 750 оказались на нарах.

Фото: Курт Кристманн (в центре) со своей зондеркомандой в 1942 году

В этой атмосфере небывалого потрясения основ в Мюнхене в журнале «Кюрбискерн» (Kürbiskern) выходит по частям переведённая на немецкий «Бездна».

И тут читатели обнаруживают, что один из лучших людей города, столп общества — нацистский преступник.

Случись это в 1950-х годах, все просто посчитали бы публикацию «советской пропагандой». А тут часть впечатлённой общественности внезапно стала требовать суда. Нашлись обвинители, и, к ужасу Кристманна, дело закрутилось.

Но бывший каратель и его юристы не сдавались. Да и судебная инстанция считала, что «не всё так однозначно». Дело затягивали восемь лет с помощью юридических проволочек и ссылок на слабое здоровье обвиняемого.

Лев Гинзбург скончался в Москве 17 октября 1980 года, но дело его жило.

В итоге Курта Кристманна признали виновным в совершенных им и его зондеркомандой преступлениях: массовых убийствах мирных жителей, советских партизан и членов их семей.

Фото: Кристманн на судебном процессе

Десятого декабря 1980 года суд приговорил 73-летнего Кристманна к 10 годам заключения. В 1987 году он умер в тюрьме.

Возмездие — пусть и чуть запоздало — настигло его.

Фарид Мамедов

"В 1963 году я был в Западной Германии дважды — летом и осенью; конечно, не Кристмана ехал искать и не за военными преступниками отправился в путешествие. Я собирал там стихи — в Гамбурге, в Штутгарте, в Мюнхене. Привез в Москву целый букет — рифмованные, ухоженные и без ритма, без рифм, где строки торчат как репьи, как сухие стебли. Пишут сейчас преимущественно о серьезных вещах, вроде жизни и смерти, и о том, как все надоело — и политика, и война, и мир, и нужда, и благополучие.

Никто из этих поэтов не знает, чего он хочет, — «ах, сытые, сытые свиньи, игроки в гольф», — но и «политруки» им тоже не нравятся, и есть у них одна только утеха — вот так возлежать длинными ногами в потолок и ухмыляться в ожидании чего-то. А что значит это «что-то», они сами не знают: атомная война, или всемирный потоп, или революция, или, может быть, контрреволюция. Все им противно, они то и дело издеваются, прямо-таки ненавистью исходят к своим уютным, обставленным квартирам, и к своим автомобилям, и к «частной собственности», но спросите, хотят ли они социализма, они скорчат такую гримасу, что вам уже не захочется их ни о чем спрашивать.

А впрочем, какое мне до них дело в этой книге, где я нахожусь на глубине в двадцать лет, где женщина из Таганрога прячется с тремя своими детьми в кукурузном поле, а в полицейском участке стоят в очереди на регистрацию жители Новороссийска, и во дворе зондеркоманды в Краснодаре идет разгрузка тюремного автобуса с арестованными..."

Лев Гинзбург, "Бездна"

Освобождение

17 сентября 1943 года части 50-й армии под командованием генерала И.В. Болдина, сломив яростное сопротивление германцев, освободили город Брянск. Воины 323-й стрелковой дивизии полковника С.Ф. Украинца первыми ворвались на его улицы, встретившие освободителей пламенем пожарищ и руинами взорванных зданий. Продолжая наступление на запад, 53-й стрелковый корпус 22 сентября 1943 года освободил Почепский район. Войска шли вдоль железной дороги, разрушенной противником, их встречали дымящиеся коробки станционных построек, пепелища деревень, население которых ютилось в уцелевших домах, погребах и землянках.

Итоги оккупации германскими войсками территории Почепского района.

Начальник отдела контрразведки НКО СМЕРШ 53-го стрелкового корпуса подполковник Царьков, которому с освобождением Почепа пришлось принять участие в работе Государственной чрезвычайной комиссии по установлению злодеяний, совершенных в период оккупации района немецко-фашистскими захватчиками и созданными ими карательными формированиями из числа предателей. Им было установлено, что в Почепе действовала команда 2 ГПФ-729 ("Тайной полевой полиции" - нем. "гехаймфельдполицай") под командованием Хелинга, в подчинении у которого находились: Геллерт, Штреккер, Кениг, Виккель, Аман и целый ряд других.

Команда 2 ГПФ-729 в марте 1942 года осуществила акцию по уничтожению более двух тысяч узников лагеря для советских военнопленных, партизан, советских активистов и членов их семей, а также еврейского гетто и цыган, в чем им активно помогали бывшие надзиратели Почепской тюрьмы Г. Лябиков, Е. Понасенков и другие. (Все названные пофамильно лица позднее были разысканы брянскими чекистами, предстали перед судом и понесли заслуженное наказание).

В Почепе оккупанты создали лагерь для советских военнопленных, советских активистов, антигермански настроенных лиц, партизан и их семей, цыганское и еврейское гетто. Действовали районная и волостная тюрьмы и полиции, сформированные из предателей и изменников Родины. Часть из них не успела сбежать и теперь пряталась по чердакам, подвалам и перелескам. В связи с тим ОКР СМЕРШ 53-го стрелкового корпуса Брянского фронта, внимательно контролировал оперативную обстановку в освобожденных районах и населенных пунктах, осуществляя задержание и проверку тех, сведения о ком вызывали подозрение. Как показала действительность, эта практика оправдала себя в деле выявления предателей и изменников Родины, а также дезертиров.

Сентябрь 1943 г., деревня Шиячи Почепского района Орловской области (Брянская область была образована на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 5 июля 1944 года).

В полдень 22 сентября 1943 года, в день прибытия отдела в деревню Шиячи, комендант ОКР СМЕРШ 53-го СК лейтенант Аганцев доложил Царькову о задержании им и красноармейцами Костенко и Зверевым неизвестного мужчины, назвавшегося местным жителем Коноховым Николаем Васильевичем, 1918 года рождения, который признался, что в период немецкой оккупации служил у германских властей начальником волостной полиции. Во время обыска предъявил военный билет и паспорт на имя Н.В. Конохова. В этой связи Аганцев, руководствуясь ст. 100 УПК РСФСР, задержал его до выяснения обстоятельств, при которых тот оказался на службе у немцев, и просил дальнейших указаний.

Акт задержания был передан Царьковым старшему следователю ОКР СМЕРШ военюристу 3-го ранга Христиничу, который после обстоятельной беседы с Коноховым доложил Царькову постановления на арест Конохова по признакам совершения измены Родине и избрание в отношении него меры пресечения, которые на следующий день, 23 сентября 1943 года, были утверждены военным прокурором 53-го СК гвардии подполковником Жигачевым. Так Николай Конохов, недавний начальник полиции Супрягинской волости, гроза 17 подвластных ему деревень и поселков, оказался под стражей.

Николай Конохов родился в 1918г., в 1936 г. успел "подзалететь" на два года лагерей за хулиганство. Срок наказания отбыл, притих. Вступил в колхоз "Красный партизан". С помощью отца и брата построил большой дом - восемь на восемь метров, такую же пристройку к нему и сарай. Пришла пора жениться, он выбрал Марию Ахременко, которая была старше его на три года. Осенью 1940 года после уборки урожая заслал сватов, а затем Николай и Мария сыграли свадьбу. Началась новая, уже семейная жизнь. А через год родилась дочь, которую по общему согласию окрестили Лизой.

22 июня 1941 года, по радио выступил народный комиссар иностранных дел СССР В.М.Молотов, и все узнали о том, что фашистская Германия вероломно, без объявления войны, напала на Советский Союз по фронту от Баренцева до Черного моря, и ее авиация уже разбомбила ряд городов страны.

К началу августа фронт приблизился к западной границе Орловской области. И все-таки трудно было поверить в скорую немецкую оккупацию и победу германцев, хотя ежедневно самолеты немецких люфтваффе бомбили Унечский железнодорожный узел, города Клинцы, Почеп и Брянск, а по дорогам двигались на восток бесконечный поток беженцев и многочисленные стада колхозного скота - чтобы он не достался врагу.

В середине августа Николая Конохова, его однофамильца Конохова Александра и Коломейцева Василия вызвал к себе председатель колхоза "Красный партизан" и объявил, что по решению правления им поручается перегон колхозного скота на сборный пункт в город Елец Орловской области с целью дальнейшей эвакуации его на восток страны. До восхода солнца следующего дня они уже отправились в этот нелегкий путь. И когда через несколько дней их тройка была недалеко от цели, Николай Конохов предложил Александру и Василию распродать скот жителям лежащих на их пути деревень и, поделив между собой вырученные от продажи деньги, возвратиться домой в Шиячи. Он очень разозлился, когда приятели не поддержали его план.

В Ельце сдали скот на государственном сборном пункте, а затем отправились в обратный путь. На дорогах отступления попадались группы красноармейцев и беженцев, измученный вид которых не требовал комментариев. Осторожничали, старались идти вечером, обходя деревни. И за пару дней до прихода в Шиячи увидели на большаках колонны немецкой бронетехники, мотопехоты. К моменту их появления деревня уже была под германским сапогом, и на входе в колхозную канцелярию красовался красный флаг со свастикой в белом круге, везде по-хозяйски суетились немецкие солдаты, словно они были здесь всегда. Эти дни для Николая Конохова стали началом его карьеры и конца.

Первый допрос

Войска Брянского фронта стремительно продвигались с боями на запад. Поэтому военные контрразведчики, работая оперативно, строили свои действия по возникшему уголовному делу на Конохова в темпе, обеспечивая свидетельскую базу, что оказалось не столь сложным: Николая Конохова знали здесь как предателя все. Первый его допрос 22 сентября 1943 года провел заместитель начальника ОКР СМЕРШ майор Шумаков, и Конохов показал:

"...Примерно в начале 1942 года к нам в деревню Шиячи приехал начальник полиции Супрягинской волости Куриленко Алексей Савельевич, пришел ко мне на квартиру и предложил поступить в полицию. Недолго думая, я согласился. И с этого времени до августа 1943 года работал в волости полицейским. Моя деятельность заключалась в борьбе с хулиганством, выполнении заданий старшины волости, а также установленных немцами заданий по сбору с населения деревень налогов - мяса, хлеба, картофеля и других продуктов для поставки немецкой армии. Больше я ничего не делал. Каждый месяц мне платили 24 немецкие марки, а последние четыре месяца я, как начальник волостной полиции, получал 60 марок - с учетом наличия у меня семьи. До этого в течение двух месяцев работал становым приставом..."

Конохов все еще надеялся, что как-нибудь выкрутится, и поэтому изворачивался и лгал, скрывая свои преступления. И напрасно. Уж слишком много он наследил. Находясь в КПЗ, он еще не знал, что на бревне, что лежало вдоль фундамента дома, в котором разместился ОКР СМЕРШ, уже сидели ожидавшие своей очереди на допрос его односельчане: однофамильцы Коноховы Николай и Александр, Коломейцев Василий, Синьков Сергей, Щеголяев Алексей, Коломейцев Иван, Коломейцев Гавриил, Тризна Евдоким, Ширяев Семен, Продченко Василий и Шапилин Андрей.

Следственные действия, проведенные зам. начальника ОКР СМЕРШ 53-го СК майором Шумаковым и старшим следователем этого отдела военюристом 3-го ранга Христиничем в течение 22 и 23 сентября 1943 года, позволили собрать достаточные доказательства, чтобы инкриминировать Конохову факт измены Родине. На очных ставках со свидетелями и на заключительном допросе 24 сентября 1943 года он полностью признал свою вину. В этой связи Христинич составил обвинительное заключение и доложил начальнику ОКР СМЕРШ 53-го СК Царькову, который утвердил его и обратился за санкциями к военному командованию и к прокурору.

Так, 25 сентября 1943 года на обвинительном заключении появилась резолюция командира 18-й Краснознаменной стрелковой дивизии генерал-майора Заводовского: "Конохова Николая Васильевича предать военно-полевому суду". А военный прокурор дивизии гвардии майор Кришевич начертал: "обвинительное заключение по обвинению Конохова утверждаю по части I Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года".

Буквально через час секретарь военного трибунала 18-й гв. КСД гвардии лейтенант Валентина Есипова объявила Н.В. Конохову обвинительное заключение под расписку.

Суд

Утро 25 сентября 1943 года выдалось сухим и солнечным. Кроны деревьев пылали золотом осени. Но здесь, в прифронтовой полосе, чувствовалась напряженность. Отдаленная артиллерийская канонада, гул пролетавших в небе самолетов, передвижение войск... А вскоре из дома в дом, из землянки в землянку прошел слух о том, что в середине дня в деревне состоится суд над их односельчанином - недавним начальником полиции Супрягинской волости предателем Николаем Коноховым. Это военное командование стрелкового корпуса обратилось к местному населению с призывом прийти на заседание военно-полевого суда.

В полдень в центре села собралось почти все население Шияч. В доме, где должен был состояться суд, солдаты охраны ОКР СМЕРШ поставили столы для его состава и скамьи для присутствующих граждан и свидетелей. Через полчаса под конвоем автоматчика и коменданта ОКР лейтенанта Аганцева был доставлен Николай Кононов, затравленно озирающийся по сторонам, и усажен на табурет перед судейским столом. На армейском "виллисе" подъехала группа офицеров, и каждый занял свое место. Началось судебное заседание военно-полевого суда 18-й гвардейской ордена Красного Знамени стрелковой дивизии в составе: председательствующего - гвардии капитана юстиции Чупракова, членов суда - гвардии подполковника Холода и гвардии майора Беляева, а также прокурора гвардии майора юстиции Кришевича и секретаря гвардии лейтенанта Есиповой.

Председательствующий согласно ст. 277 и 278 УПК РСФСР разъяснил Н. Конохову его права, предупредил свидетелей об ответственности за дачу ложных показаний и объявил состав суда, после чего притупил к судебному следствию. Зачитал обвинительное заключение, по которому Николай Конохов признал себя виновным, и предложил ему рассказать о себе и службе у немцев. Конохов показал:

"...В 1941 году, когда пришли немцы, я решил добровольно поступить к ним на службу. Ходил по деревням и силой оружия заставлял местных жителей выполнять необходимые для немцев работы и поставки. А когда крестьяне оказывали сопротивление и не отдавали скот и хлеб, я иногда толкал их и бил. Более того, тех, кто оказывал сопротивление, доставлял в волость, где с ними расправлялось гестапо. Такие поборы были ежемесячными, в том числе в 1943 году. Все это я делал по приказу находившегося в волости немецкого командования. В августе 1942 года после двух месяцев пребывания на курсах в Клинцах меня назначили становым приставом, а в 1943 году - начальником волостной полиции. В этот период я отдавал подчиненным распоряжения, о выполнении которых они мне докладывали. Партийных работников я действительно знал: Тризна работал счетоводом, Сашенко - секретарем РК ВКП(б), Молчанов - председателем сельсовета, Трипутин - заведующим сапожной мастерской. Я, как начальник полиции, и немцы относились к ним, как к советским работникам, считая их врагами. Все они в разное время были арестованы и расстреляны. Списки на членов партии я не составлял, но видел такой список. Признаюсь также в том, что в 1943 году отобрал корову у Тризны и передал ее своему родственнику Конохову Леонтию Тихоновичу. В 1942 году по приказу станового пристава отбирал имеющиеся у населения велосипеды и передавал их немецким властям, чтобы они могли ездить на облавы против советских партизан. Когда работал начальником полиции, власовцы благодаря мне высекли и затем расстреляли гражданку Горяничую за то, что она ничего не сказала о партизанах".

На дополнительные вопросы членов суда Н. Конохов ответил:

"...Поступил на службу к немецким властям добровольно... Взял меня в полицию знакомый, который служил начальником полиции... За службу мне платили 246 рублей, а когда стал начальником полиции - 600 рублей... К местному населению применял меры физического воздействия, некоторых приходилось бить... К партизанам не пошел, потому что никто к этому меня не подтолкнул, а немцев было много, и я решил у них работать... Продченко Василия я ранил потому, что побоялся его агрессивности и решил расстрелять его. Но Продченко отскочил в сторону, и я ранил его в правую ногу".

Суд перешел к допросу свидетелей. Не явился из-за болезни только Андрей Степанович Шапилин. Все свидетели подробно рассказали о преступлениях, совершенных Николаем Коноховым, жестокость которого испытали лично на себе.

На вопрос Чупракова, чем он может дополнить судебное следствие, Конохов ответил, что добавить ничего не может. Обменявшись мнениями с членами суда, гвардии подполковником Холодом и гвардии майором Беляевым, Чупраков предоставил слово военному прокурору гвардии майору юстиции Кришевичу, который дал анализ преступления, совершенного Коноховым. Он обратил внимание суда, присутствующих на суде граждан и военнослужащих на тяжесть преступления и его социальную опасность и заявил, что считает данное преступление по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года доказанным, в силу чего потребовал подвергнуть Н.В. Конохова смертной казни через повешение.

После звенящей в тишине паузы председатель суда Чупраков предоставил последнее слово подсудимому Николаю Конохову, который, пребывая в пике стрессового состояния, заикаясь, обратился к суду с просьбой заменить ему смертную казнь через повешение какой-нибудь более легкой мерой наказания. В 14 часов 30 минут суд удалился на совещание.

Приговор

Судебное заседание возобновилось ровно в 15 часов. Чупраков огласил приговор: "Именем Союза Советских социалистических республик 25 сентября 1943 года военно-полевой суд 18-й ГКСД в составе председательствующего гвардии капитана юстиции Чупракова и членов суда гвардии подполковника Холода и гвардии майора Беляева при секретаре гвардии лейтенанте юстиции Есиповой с участием прокурора 18-й ГКСД гвардии майора юстиции Кришевича в открытом судебном заседании в расположении 18-й ГКСД рассмотрел уголовное дело по обвинению Конохова Николая Васильевича, 1918 года рождения, уроженца и жителя деревни Шиячи Почепского района Орловской области, установил, что подсудимый Конохов в период временной оккупации немецкими войсками Орловской области активно помогал немецким властям в выявлении советских активистов и партизан. В конце 1941 года по доносу Конохова в гестапо были расстреляны коммунисты Сашенко Василий, Молчанов Иван, Тризна Макар и Трипутин.
Войдя в доверие к немецким властям, в 1942 году Конохов был назначен становым приставом, в должности которого работал в течение двух месяцев, после чего в январе 1943 года был повышен в должности и назначен начальником полиции Супрягинской волости. Выполняя обязанности начальника полиции, Конохов учинял над мирным населением насильственные действия и грабил его. В июле 1943 года по его предложению власовцами была высечена, расстреляна и брошена в уборную гражданка Горяничая Наталья. В этом же месяце Конохов, пытаясь расстрелять гражданина Продченко, ранил его в ногу. За связи с партизанами в январе 1943 года арестовал гражданина Шапилина и его жену, которые в течение двух недель сидели под арестом в гестапо. Избил 70-летнего старика Тризну Евдокима, отобрал у него корову и передал своему родственнику. Все эти обвинения Конохова в измене Родине доказаны свидетельскими показаниями и его собственным признанием. Руководствуясь ст. 319 и 320 УПК РСФСР, приговорил Конохова Николая Васильевича на основании части I Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года подвергнуть смертной казни через повешение с конфискацией всего имущества. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит".

Жена Николая Конохов присутствовала на суде. Еще совсем недавно она гордилась своим мужем-полицейским, которого все боялись. Была довольна, когда он приносил в дом взятые у других продукты, когда жили по сравнению с другими по-барски. Как муженек бил, унижал, убивал, отправил на расстрел/повинен в смерти: Макара Тризны, Василия Сашенко, Ивана Молчанова, Трипутина и несчастной Гореничей... И вот финал.

Председатель суда Чупраков, сев в "виллис", направился в штаб дивизии к командиру 18-й ГКСД генерал-майору Заводовскому, который утвердил приговор военно-полевого суда о высшей мере наказания Николаю Конохову, хотя такие решения давались ему нелегко: ведь речь шла о жизни и смерти хотя и врага, но не в бою. Но генерал всегда также помнил и о том, что изменник, предавший Родину и замаравший себя кровью сограждан, - это трижды враг.

Казнь

К моменту возвращения Чупракова из штаба дивизии солдаты взвода охраны ОКР СМЕРШ с помощью жителей деревни соорудили в центре Шияч виселицу. По команде председателя суда Чупракова комендант взвода охраны ОКР СМЕРШ лейтенант Аганцев и автоматчик доставили к виселице Николая Конохова.

И тогда военный прокурор 18-й ГКСД гвардии майор Кришевич, обращаясь к собравшимся жителям деревни и военнослужащим дивизии, объявил:

"Два часа назад закончился военно-полевой суд 18-й гвардейской Краснознаменной дивизии над изменником Родины Коноховым, который в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР за совершенные против Отечества преступления приговорен к высшей мере наказания - смертной казни через повешение. Сейчас приговор будет приведен в исполнение".

Так свершилось возмездие.

* * *

Война, фронт, экстремальная обстановка привнесли свои требования к военному судопроизводству: задержание, арест, следствие, суд и казнь состоялись в течение всего четырех дней - с 22 по 25 сентября 1943 года при строгом соблюдении норм УК и УПК РСФСР. Скорый и беспощадный в то время суд был назиданием нацистским и военным преступникам, напоминающим о неотвратимости наказания за совершенные злодеяния.

С тех пор прошло 75 лет. За эти годы в стране произошли социально-политические изменения, в силу которых она стала на путь капиталистических преобразований. В этой связи со стороны отдельных лиц послевоенного поколения наблюдается тенденция навязать новый взгляд на действия тех, кого официальная идеология и закон заклеймили как предателей, и реабилитировать их в общественном сознании.

Четкий ответ на это заблуждение дают изданные Президентом России Закон "О реабилитации жертв политических репрессий" от 18 октября 1991 года и дополнение к нему 5698-1 от 3 сентября 1993 года, в пункте "г" ст. 4 которого говорится, что не подлежат реабилитации лица, "служившие в строевых и специальных формированиях немецко-фашистских войск, полиции, если имеются доказательства их участия в разведывательных, карательных и боевых действиях против Красной Армии, партизан, армий стран антигитлеровской коалиции и мирного населения..."

Николай Конохов был одним из категории преступников, в отношении которых не существует сроков давности при решении вопроса о привлечении к уголовной ответственности. Именно такой вердикт вынесла по результатам пересмотра материалов уголовного дела на него прокуратура Брянской области: РЕАБИЛИТАЦИИ НЕ ПОДЛЕЖИТ.

http://old.bryanskobl.ru/region/history/guerilla/pril3_colla...