Отрывок из книги К. Логунова «Так было.»

...
Валя уважительно поздоровалась с ним и, на минуту задержавшись, спросила:
— Встречаете кого-нибудь?
— А как же, — не спеша ответил Донат Андреевич. — И не кого-нибудь, а внучку.
— А-а, — протянула Валя и прошла мимо. Уже поднимаясь на крыльцо, вдруг вспомнила, что у Ермаковых нет никакой внучки. А позавчера провожали их младшего сына Вовку.
Поезд опаздывал почти на час. В пустом, пропахшем карболкой зале ожидания сидели секретарь райкома комсомола Степан Синельников, Валя Кораблева, заведующая районо и представители двух детдомов. Лица у всех серые, утомленные. Говорили о трудностях с одеждой и топливом, о перебоях с продуктами.
— Нынче мы не голодаем. Картошки и овощей досыта, — похвалилась пожилая женщина в солдатской шапке-ушанке.
— Неужто потребсоюз завез?
— Дожидайся. Он сначала поморозит картошку, а потом детдомам предлагает.
— Свою вырастили?
— У нас в основном малыши. Много с ними вырастишь.
— Откуда же овощи?
— Ладно уж, поделюсь опытом, — женщина в ушанке улыбнулась. — Осенью мы создали заготовительную бригаду и поехали по окрестным деревням. Приезжаем, собираем народ. Поднимается на телегу девчушка и говорит: «В нашем детдоме живут эвакуированные дети-сироты. Их обездолила война. Скоро зима, а у нас нет овощей. Помогите, товарищи». И знаете, не бывает ни одного дома, из которого не принесли бы хоть ведро картошки, или моркови, или других овощей. Так мы за полторы недели центнеров полтораста насобирали. Рабочие МТС построили нам овощехранилище. Вот мы и зимуем припеваючи. Хоть иногда и без хлеба, зато с картошкой. Напечем картофельных оладий, напарим моркови да свеклы, и никакой голод не страшен.
— Удивительный народ сибиряки, — по-московски нажимая на «а», заговорила представительница другого детдома. — С первого взгляда вроде бы и суровы, и неприветливы, а приглядишься поближе — мягкие, добросердечные люди. Последней картофелиной поделятся. А уж для детей…
Приоткрылась дверь. В щель просунулась голова в фуражке с красным околышем. Крикнула: «Прибывает!» И исчезла.
К вокзалу, окутанный паром и дымом, подходил поезд. Перрон запрудила толпа. Сквозь нее с большим трудом удалось провести и пронести приехавших детей.
Их рассадили по лавкам в холодном зале ожидания, пересчитали и стали распределять по детдомам и интернатам.
Тут с протяжным скрипом приоткрылась тяжелая дверь. В щель бочком просунулся Ермаков, следом вошла его жена и еще несколько женщин.
— Товарищи! — сердито прикрикнул на них Степан. — Куда вы? Не видите, дети? Сейчас отправим их, тогда пожалуйста…
— Погоди, — отмахнулся Ермаков, — не шуми, — и медленно двинулся по залу, вглядываясь в худые, изможденные лица детишек. Некоторые из них спали на лавках, другие, сгрудившись в кучи, о чем-то вполголоса разговаривали, безразлично глядя на незнакомых людей. В ребячьих глазах — усталость, тупое недоумение и уныние. Многие из них не раз побывали под бомбежкой, голодали и мерзли, мотались по детприемникам и больницам, пока, наконец, судьба не забросила их сюда.
Ермаков остановился перед девочкой лет трех, а может, и меньше. На ней драное пальтишко, стоптанные худые ботиночки и роскошный голубой капор с помпончиком на макушке. Лицо у девчурки бледное, маленький нос смешно вздернут, глаза большие и черные, как сливы. Они с интересом смотрели на незнакомого дедушку. А тот вдруг снял шапку, присел на корточки и ласково сказал дрожащим голосом:
— Здравствуй, внученька!
Разомкнув спекшиеся, потрескавшиеся губы, девчушка тонюсеньким голоском протянула:
— Я не внученька, а Лена.
— Знаю, Леночка, знаю. Разве ты не узнаешь меня? Я ведь твой дедушка.
— Мой? — в глазах-сливах — недоверие, изумление и радость. — Мой дедушка. Мой…
— Твой, внученька, — с трудом выговорил Ермаков. — А вон твоя бабуся. Вот она, смотри, — и показал на подошедшую жену.
— Бабушка! — зазвенел в притихшем зале пронзительный крик.
И черноглазая девчурка уже сидит на руках Ермаковой. Та прижимает хрупкое тельце к себе и, плача, приговаривает:
— Хорошая моя… внученька… Леночка. Пойдем домой. Пойдем, голубушка, пойдем, родная.
— Домой! — закричала Леночка. — Хочу домой!
Пелагея Власовна унесла девочку, а Донат Андреевич остался возле ошеломленных членов комиссии по приему и распределению детей. Он смущенно помял в руках шапку, переступил с ноги на ногу и, наконец, просительно заговорил:
— Не знаю, как все это оформлять, только думаю оформить и потом можно, а пока запиши эту девчушку на мою фамилию. Лена Ермакова. Будет у нас со старухой на старости лет внучка. Спасибо и до свидания. Заходите, всегда рады.
Он ушел.
Около Кораблевой остановилась женщина с ребенком на руках. Ласково гладя малыша по головке, она вполголоса ворковала ему:
— Сейчас посажу на саночки и покачу. Только ветер засвистит. Ты любишь кататься на санках?
«Так вот куда спешили эти женщины», — подумала Валя. А у распахнутых настежь дверей гудели голоса:
— А ты почему без очереди?
— Мне к девяти на работу. Рада бы постоять с вами, да недосуг.
— Ишь какая занятая!
— Постой, да это, никак, Кузовкина. У тебя же свои два мальца.
— И эти не чужие.
— Тяжело будет.
— А кому легко? Слава богу, картошка и молоко свои. Выходим, вырастим, а там…
— Он помашет тебе ручкой: «До свидания, мама», — и улетит в родные края.
— С богом. Пускай летит, лишь бы крылья были надежные.
Валя Кораблева вдруг почувствовала, что сейчас разрыдается. Она торопливо вышла на перрон. Остановилась возле заснеженной будки, в которой до войны продавали мороженое. Прижала к губам конец полушалка, закрыла глаза и долго стояла неподвижно, пересиливая рвущиеся наружу рыдания. Как и эти дети, Валя рано потеряла родителей. Но ей не посчастливилось встретить такое человеческое участие, такую заботу.
«Пусть летит, лишь бы крылья были надежные».

Расул Гамзатович Гамзатов, "Журавли"

История создания этого стихотворения сама по себе интересна, трагична и уходит корнями в Японию.

Расул Гамзатов посетил мемориальный парк в Хиросиме и памятник девочки Садако Сасами, которая страдала от лейкемии после атомного взрыва и верила, что если она сможет смастерить из бумаги тысячу журавликов, то сможет загадать желание, которое обязательно исполнится. В момент взрыва ребёнку было два года, но коварная болезнь проявилась через несколько лет. Старинное искусство оригами оказалось бессильно. В возрасте она 12 лет умерла и была похоронена в окружении множества журавликов. Кто-то говорит, что она не успела и остальных журавликов доделали её друзья. Кто-то, что успела... Эта история облетела мир и Садако Сасами и её журавлики стали символом неприятия ядерной войны: "Это наш плач. Это наша молитва. Мир во всём мире".

Говорят, что никто не остаётся равнодушным, посетив этот мемориал. И суровые мужчины могут плакать, не стыдясь своих слёз.

В Японию к Расулу пришла чёрная весть о смерти матери. Он летел в СССР и перебирал в памяти дорогих и близких людей, включая братьев, - всех, кого унесла та страшная война. Достав своё старое стихотворение, посвящённое погибшим в войне, он вписал образ журавлей - уже не аварский, русский или японский, а образ душ жертв страшной войны.

Стихотворение было переведено на русский язык другом Расула Гамзатова, замечательным переводчиком восточной поэзии Наумом Гребневым. Оно и послужило основой для последней песни Марка Бернеса.

Надо сказать, что Марк Наумович Бернес очень сильно изменил текст стихотворения для песни, чтобы сделать её достоянием всех народов СССР, пострадавших в страшной войне. Поменял слова, но бережно оставил нетронутой саму суть: печаль, боль и очищение.

В переводе на русский оригинальные "Журавли" 1968 года звучат непривычно, отлично от песни Бернеса, но очень знакомо:

Мне кажется порою, что джигиты,

С кровавых не пришедшие полей,

В могилах братских не были зарыты,

А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времён тех дальних

Летят и подают нам голоса.

Не потому ль так часто и печально

Мы замолкаем, глядя в небеса?

Сегодня, предвечернею порою,

Я вижу, как в тумане журавли

Летят своим определённым строем,

Как по полям людьми они брели.

Они летят, свершают путь свой длинный

И выкликают чьи-то имена.

Не потому ли с кличем журавлиным

От века речь аварская сходна?

Летит, летит по небу клин усталый —

Летит в тумане на исходе дня,

И в том строю есть промежуток малый —

Быть может, это место для меня!

Настанет день, и с журавлиной стаей

Я поплыву в такой же сизой мгле,

Из-под небес по-птичьи окликая

Всех вас, кого оставил на земле.

-----------------------------------------------------------------------

К 99-летию со дня рождения Расула Гамзатовича Гамзатова.

Подробнее о создании стихотворения и потом песни можно почитать в википедии.

Сегодня ездили поздравлять с днем Победы бабушку Шуру (см. истории про нее тут: Бабушка Шура, блокадница , Светлые моменты блокадного Ленинграда (как бы кощунственно это не звучало) , Каноны женской красоты в Ленинграде 1946-го). Полез изучать старые фотоальбомы и наткнулся на фото бабушки от 1947-го года. Это они уже на годовщину свадьбы делали. Раньше денег на фотоателье не было.

Рядом с ней - ее муж, прошедший всю войну. Он служил в авиации, но на земле  (те, кто ремонтировал самолеты). Каждый месяц писал заявление об отправке на фронт. Но его командир не отпускал, т.к. считал лучшим ремонтником полка. Других, более плохих ремонтников, отпустил. Те по быстрому обучились на пилотов, и все погибли в боях. Грустная история.

Бабушка Шура плохо помнит особенности быта блокадного Ленинграда, т.к. она всю блокаду работала. То рыла окопы и противотанковые рвы, то разносила телеграммы, то выращивала еду на полях. А вот ее младшая сестра Валя хорошо запомнила все нюансы блокадного быта. Несмотря на то, что ей было во время блокады всего 10 лет, на ее хрупкие плечи легло ведение домашнего хозяйства. И главное - добыча воды. Это в мирное время чтобы набрать воды достаточно открыть кран. Или по телефону заказать подвезти 19 литровую бутылочку "Архыза" с подъемом на этаж. Во время блокады с водой было не все так просто. Водопровод вырубился в самом начале блокады. Какое-то время в ближайшей прачечной умельцы организовали подачу воды в колонке. Из трубы все время по чуть-чуть бежала вода, чтобы не замерзли трубы. Валя хорошо запомнила первый увиденный труп. Она пошла за водой, и прямо возле этой трубы лежал мертвый человек. И больше никого вокруг почему то не было. Но она смогла переселить свой страх и набрать воды. А уже через пару недель она научилась спокойно переступать через трупы во время своего шоппинга.

Но самое страшное для Вали были не трупы. Во время очередного обстрела/налета вода в прачечной исчезла. И пришлось ходить за водой на Неву. Вот это был ужас. Ведер не было. Воду набирали в чайники/кастрюли. Очень неудобно нести. Но еще опасней набирать. Место для набора было просто прорубью. Все вокруг заледенело, и Валя страшно боялась нырнуть в эту бездну. Тех кто соскальзывался при наборе воды далеко не всегда спасали.

Тем не менее, как вспоминала и  бабушка Шура и Валя, все вокруг верили в нашу победу. Ни у кого и толички сомнения в победе не было. С праздником Победы всех!

Сегодня особенная дата, особенный праздник. Он выделяется из общей массы красных цифр на календаре. И хоть количество праздничных дней с каждым годом растет, от этого не возрастает их качество.

9 мая, День Победы Советской Армии над немецко-фашистскими захватчиками, именно так говорил мой дед – ветеран войны. День Победы, я считаю, единственный настоящий праздник в череде красных дней календаря современной России, единственный не выдуманный и не притянутый «за уши», он, так или иначе, касается жизни всех и каждого ныне живущего.

Для большинства это праздник имеющий все признаки государственного торжества: парад на Красной площади или в своем городе, ТВ трансляции, Бессмертный полк, фильмы о войне и даже такие мелочи как красные флажки на столбах главных улиц города. Для меня же День Победы всегда был моим личным праздником, к Победе я мог прикоснуться лично, ведь рядом находился живой участник тех событий, человек благодаря которому и стала возможна та Победа – мой дедушка. Поэтому 9 мая я не спешил на парад, относительно недавно созданный Бессмертный полк или другие народные гулянья. Задача на день была одна, встретиться с дедушкой и поздравить его. Это не так просто было сделать. С утра он уходил на парад или на какое-то другое мероприятие, был прием в администрации города, а потом еще другие мероприятия. Частенько дозвониться или прийти к деду для поздравлений можно было только к вечеру.

Дедушка прожил долгую плодотворную жизнь и, оглядываясь на прожитые годы, совершенно ничего не хотел бы изменить в ней. В декабре 2018 года его не стало, и теперь 9 мая для меня стал таким же, как и для всех официально-протокольным. Теперь у меня нет моего личного, родного ветерана. Того кто для меня и был Днем Победы.

Сегодня, в День Победы, я ловлю себя на мысли, что мне как никогда грустно и тоскливо на душе. Видимо, я так и не смог принять для себя новый формат праздника. Не умещается в голове уход целого поколения ПОБЕДИТЕЛЕЙ. А понимание их значимости, даже через 76 лет после Победы, только увеличивается. Резко ощущаешь важность их для своей жизни, как метроном для музыканта, позволяющий не сбиться с пути. Мы с вами свидетели ухода этого поколения ПОБЕДИТЕЛЕЙ. Того поколения, которое считало умереть за Родину не долгом, а прямой обязанностью. Того поколения, отдавшего всё ради жизни своих потомков, нас с вами и на фронте и в тылу. Того поколения, для которых ежедневный риск жизнью стал суровой работой - подъем из траншей под вражеские пули, зная, что идут на верную смерть. Того поколения, готового умереть за свою идею, вступая в партию в 1941 и 1942 годах, когда совершенно не ясен был исход войны, а у немцев с их педантичностью соблюдался приказ «о комиссарах». Того поколения, которое не терпело лжи, обмана и не справедливости, ни у себя ни у других.

Какой будет для нас День Победы, когда уйдет последний ветеран той войны, и как мы его будем тогда праздновать я не знаю. Но я точно знаю, что к этому моменту произойдет серьезное переосмысление. И понимания что Победу сделали обычные советские люди, которые еще недавно были рядом с нами. А если у них получилось, то у нас тем более получится разобраться с нашими проблемами.

Ветераны, люди сделавшие Победу реальностью в сорок пятом году, были рядом с нами, но они почти все ушли – таков закон жизни. И теперь нас ждет День Победы без ветеранов, без символа той самой Победы. А я никогда уже не встречу его вместе со своим дедушкой.

Ребята, берегите себя, цените родных, не растрачивайте свою жизнь попусту, ведь кто-то за нее отдал свою.

Дедков Сергей

Если интересна тема войны - буду рад подписке.

У жены есть бабушка, блокадница Ленинграда. Которая сейчас сильно болеет. Каждая её болезнь по отдельности - ничего смертельного. Но все вместе - совсем печально. Чтобы не позволить ей уйти в депрессию, мы регулярно разговариваем с ней, просим вспоминать о своем прошлом. В т.ч. о войне. Некоторые из ее жизненных историй мне показались весьма необычными, и, думаю, могут представлять интерес и для посетителей пикабу.

История №1. Медаль.

Когда началась война, бабушка была еще совсем юной - 17 лет. Работать она пошла в IT-шники того времени - на телеграф. Но отработать успела по профилю всего пару недель. Потом к Ленинграду подошли немцы, и ее от организации отправили рыть противотанковые рвы. Сама бабушка была очень миниатюрной девушкой. И ежедневный тяжелый физический труд давался ей очень нелегко. По правилам от организации сотрудников посылали работать на такие тяжелые физические работы не более чем на месяц. Потом сменяли на других. Но бабушку (тогда 17-летнюю девушку) через месяц никто не сменил. Она подумала, что это проявление дедовщины, и, сомкнув зубы, продолжила работать. Еще через месяц ей вроде как сказали возвращаться на работу. Она с облегчением поехала на телеграф, но там ей сразу выдали направления опять на месяц опять рыть рвы. И тут бабушка (девушка) психанула. Она ввалилась в кабинет начальника телеграфа и наорала на него. Мол что это такое, нарушение правил, у нее сил нет, и она будет жаловаться. На что начальник ее усадил, успокоил, дал напиться воды, и объяснил ситуацию. Мол он - инвалид, и копать рвы не может физически. Все остальные сотрудники телеграфа - старые бабки, которые с трудом до работы доходят. Кого еще от телеграфа посылать? Но, чтоб подсластить пилюлю, пообещал 100% дать бабушку медаль (по комсомольской линии, что ли). Вообщем, бабушка поехала еще на месяц. А потом ей вручили медаль "За оборону Ленинграда". Хоть формально она и не воевала. Казалось бы медаль и медаль, чего там. Но уже в РФ награжденных этой медалью приравняли к фронтовикам (или почти приравняли), и бабушке значительно увеличили пенсию. Этой пенсии не только стало хватать ей на жизнь, но и правнуки нагло стреляют у нее денежки на обновление своих айфонов.

История №2. Постыдный поступок.

Блокада - это не только геройство, но и постыдные поступки людей в критических ситуациях. Вот мы и у бабушки спросили, сделала ли она во время блокады что-то, за что ей стыдно. Она призналась - да, было дело. Это было в 1942-м зимой. Она работала в телеграфе - разносила телеграммы по домам. И ей попались две телеграммы в один и тот же дом, который ей никак не удавалось найти. Одни прохожие говорили, что дом разбомбили. Другие - что разбомбили дом с другой буквой, а тот дом цел. Она уже искала его более 2-х часов. И, в какой то момент бабушке (девушке) совсем стало плохо и страшно. Она оказалась в неизвестной части Ленинграда, в каких-то развалинах, было темно, холодно. И вдалеке замаячили какие-то бандиты. И она решилась на подлог. Выкинула телеграммы, а сама расписалась за адресатов, якобы те их получили. Она потом сильно переживала за свой поступок. Ведь это были реальные люди, которые ждали новостей от других людей. А она из-за своей слабости и страха оборвала эти ниточки. До сих пор ей стыдно за тот свой поступок.

p.s.: если истории интересны, их есть еще у меня. Также можно задать уточняющие вопросы самой бабушке.  Ей будет интересно на них ответить, чтоб не так скучно было болеть.