Здравствуйте, мои ждули) Я знаю, вы таки по мне скучали, я таки по вам – тоже) А посему, приступим же незамедлительно к Дюне) Я решил в качестве извинений заранее состряпать посты до конца второй книжки и, если я не совсем уже оскотинился в своем разгильдяйстве, на этой неделе вас ждут еще три поста с разбором до конца второй книжки и пост со сверхидеями второй книжки. Апосля, мы вгрыземся в третью книгу, затем в четвертую – и так, пока не разберем всю гексалогию, как, сука, и планировали, дабы ты, юный читатель, мог блеснуть познаниями в сеттинге перед бабками в очереди к гастроэнтерологу, не озадачивая себя реальным прочтением книг)
Что ж, за дело)
В предыдущей части мы выяснили, что ушлая бабка поручила Ирулан извести Чани, пока та не настреляла в песок уберменшевых детишек, Скитале умножил на ноль башара Фарруха и его сына, узнав про коварный план похищения песчаного червя Гильдией, а Алия была направлена на расследование убийства в пустыню, совместно с Дунканом Айдахо, случившимся объектом ейных неприличных фантазий.
Итак, приступим к событиям текущим. Мойдодыр снова принял у себя гильдейского нагибатора Эдрика, который с прошлой встречи не спал ночами и придумывал новые гадости. На сей раз, Мойдодыр решил и сам потроллить рыбочела и провел сходняк в своем самом маленьком и душном зале, шоб этот рыбный петушара мучался от своей клаустрофобии и наслаждался убойным ароматом немытых фрименских подмышек охранников императора.
Навигатора вкатили в его огромной банке с рассолом. Вкатил его некий глуповатого вида жирный мужичок, которого Эдрик называл Скитале. Скитале, хоть и имел облик Стаса Барецкого, своими умными глазами все ж выдал, что не так-то он прост, от Мойдодыра такого не утаишь, он шоу Интуиция выигрывал.
Поздоровавшись, император и гильдейский нагибатор с новыми силами принялись друг друга подначивать, проводя своеобразный баттл. Мойдодыр вел себя надменно и самодовольно аки Оксимирон, но Эдрик снова задавил его потоками тонкой, едва уловимой желчи аки Гнойный, пердак у слышавшего это все Стилгара полыхал так жестко, что Аррахис на этой реактивной тяге едва не сошел с орбиты. Когда Эдрик, всласть наязвившись, удалился, снова помахав перепончатой лапой, Стилгар едва ли не умолял Мойдодыра пустить эту языкастую тварь на роллы филадельфия, но император снова отказал.
И тут, в партию вступила-таки темная лошадка. Скитале, развернувший банку с нагибатором дабы его укатить, внезапно обратился к Мойдодыру и вежливо, мягким, понимающим голосом сказал, что люди следуют за Уберменшем потому, что пространство Вселенной бесконечно и люди порознь чувствуют себя ужасно одинокими и уязвимыми в этом океане космоса. А посему, как косяк рыб, они следуют за самой удалой, сильной, смелой рыбой - и придут ровно туда, куда эта первая рыба их приведет. С этими словами, пухляш удалился, выкатив перед собой хамоватого нагибатора.
Мойдодыр глубоко задумался и как следует приуныл. В разговоре со Стилгаром и другими фрименскими аксакалами он принялся вспоминать самых жестоких тиранов прошлого: Калигулу, Чингисхана, Адольфа Гитлера, Александра Маслякова. Всех этих ужасных деспотов-мироедов, кои под шумок дорвались до власти и топили континенты в людских страданиях, объединяло одно: все они вместе взятые не загубили столько душ, сколько он со своими фрименами. Оказалось, дорогие читатели, наш замечательный кучерявый розовощекий Уберменш, за которого мы столько болели и переживали, в ходе своего Джихада нахолокостил ажно цельных 60 миллиардов человек. Нееее, я это напишу цифрами, чтобы было нагляднее: 60 000 000 000 человек – вот столько народу фримены успели покосить за эти недолгие двенадцать лет. В среднем, по пять миллиардов за год.
В общем, думал Мойдодыр, чет фигня какая-то выходит, пока никакого Золотого Пути не видать, лишь какая-то кривая тропа из грязи и навозу.
На этом месте, мы на время оставим Пола Летыча наедине с его совестью и перенесемся к его младшей сестре, у которой, по ее счастью, проблем с совестью не наблюдалось. Зато, наблюдались проблемы совсем иного толка.
Алия прибыла на место убийства и осмотрела тело. Судя по тому, как зверски был расчленен трупак этой юной девушки, можно было бы предположить, что убийца родом из Питера. Но Алия прекрасно понимала, что это дело рук стихии: на Аррахисе бывают песчаные бури из мелких острых камешков, в которые без защитной экипировки, банки вазелина и наколенников лучше не соваться. А тут у вас голый труп, да еще и провалявшийся в пустыне несколько дней – ясен хрен, что камешки, двигавшиеся в буре аки маленькие бритвы, разорвали тело на кусочки.
Краем глаза Алия косила на Дункана, прохаживающегося неподалеку и болтающего с экспертами. Его волнистые пряди волос развевались, трепыхаемые горячим пустынным ветром аки змеи Горгоны, его механические глаза, вживленные ему от Тлейлаксу, безжизненно озирались вокруг, улавливая каждую мелочь в поисках улик, его внушительная биба, чьи очертания были видны Алии за тонкими шароварами зомби-ментата, дружелюбно покачивалась в такт его шагам. Тут Алия вспомнила, что уже несколько дней, сама того не замечая, ужинала исключительно сосисками в тесте, морковками, огурцами и фруктовым льдом. Похоже, это все неспроста.
Дункан, совместно с ментовскими экспертами, выяснил, что убитая была молодой фрименской девушкой, кроме того, убита она была не абы как, а хитрым ядом. Была в этом деле еще одна серьезнейшая загвоздка: убитая девушка, судя по ейным анализам, сидела на кремлевской фрименской диете. Такие ударные дозы спайса, поглощаемые ежедневно, способны вывести из организма любые токсины, человек, жрущий спайс в таких количествах, способен переварить даже окрошку на кефире. Только чудовищно мощный и опасный яд может пробить эту спайсовую защиту. Яд под названием «Глотка Ада», сделанный из пальмового масла, глютена, портвейна, говяжего дошика, слез феминисток и слюны Соловьева. Такую ядреную смесь из самых токсичных веществ, известных человечеству, могла изготовить лишь одна организация: орден Бене Тлейлаксу.
Алия прекрасно поняла, почему Мойдодыр так сильно обеспокоился этим убийством, что отправил сюды своих лучших людей: ее и Дункана. Дело нешутошное. В самой столице Империи, под носом и у Алии и у самого Уберменша, отравлена молодая фрименка, сидящая на кремлевской диете. Во всем этом явно унюхивался некий тонкий намек.
Тут, Алия поняла, что пора заговорить с Дунканом и постаралась взять себя в руки. Все сущности главбабок, сидевшие в ней, твердо говорили: нельзя показывать альфачу своего смятения, иначе и глазом не успеешь моргнуть, как окажешься с ним на заднем сидении его вишневой девятки, уж мы-то знаем.
Алия спросила, что Дункан обо всем этом думает. Дуня, хорошенько подумав, глубокомысленно ответил, что хер его вообще знает, че это за мертвая баба и нахрена ее убили, может машину чью поцарапала или на девишнике над чужим маникюром посмеялась. Люди нынче совсем кукухой поехали, мочут друг друга почем зря, да и хрен с ними, пропади они все пропадом.
Алия постановила, что кто бы это ни был, он хорошенько озаботился конспирацией: исполнил все так, чтобы замаскировать под несчастный случай, и хоть буря и расчленила тело,- зубы, голова, фаланги пальцев и анус были отделены от тела явно заранее – так, чтобы невозможно было установить личность усопшей. Такое убийство – дело рук матерого ассасина. А ведь есть одна организация, занимающаяся разведением таких матерых ассасинов – Тлейлаксу. И убервоин-зомби, закодированный этой самой организацией, как раз стоит сейчас рядом и безучастно взирает на трупак, словно видит его не впервые.
Алия решила, что это крайне веский довод изучить Дункана повнимательнее, оставшись с ним наедине. А потому, приказным тоном велела отвезти ее обратно в город. Дункан невозмутимо пожал плечами и провел ее к своему пепелацу (шо сука характерно, вишневого цвета).
Пока они летели, девушка, напустив на себя строгости, принялась выспрашивать у зомби-воина, что он думает о своем происхождении, действительно ли ассоциирует себя с Дунканом. Тут же, в ейной голове разом шикнули сотни главбабок. Не вздумай, мол, шлендра, выспрашивать у альфача за его внутренний мир. Щас он тебе навешает лапши на уши, а ты cебе херни понапридумаешь и проникнешься его противоречивой, сложной натурой, коя в сочетании с его мускулистыми плечами и этой ямочкой на подбородке, поможет твоим бушующим гормонам нацепить на тебя, дуру, хомут.
Собственно, примерно так и вышло. Дункан ответил, что ему самому любопытно, кто он, что за сущность скрыта внутри него, можно ли ее вообще пробудить, уготовано ли ему навеки остаться этой сломанной игрушкой, бездумно пляшущей на нитках своих многочисленных кукловодов или же фатум, все же, позволит ему быть личностью, человеком, мыслящим и чувствующим, идущим по своему собственному пути.
Однако ж, сработало. Алия ощутила, как каждое слово Дункана словно ударом под дых отзывается и внутри нее, как все, что он сказал о себе, она могла бы сказать и о себе. Она ощутила, как эмоциональная связь между ними тонкими нитями переплетается во множество канатов. Сама того не замечая, девушка закинула одну ногу на другую, являя взору собеседника свои мощные ляжки, скрестила руки на груди, подперев сисы, перекинула свои длинные волосы на сторону, оголив для собеседника шею и украдкой смотрела на Дуню, ловя его взгляд. Дуня взглянул на нее своими металлическими глазами и чет, сука, никакой огонек в них не блеснул. Никакими попами и сисами Дуню было не удивить, он эти все сисы с попами на завтрак пачками ел. А потому, зомби-гигачад самодовольно усмехнулся, ненавязчиво поправил бибу в штанах, со скрипом почесал колокольчики и повернулся обратно, дабы следить за дорогой. В этой брачной игре победу одержал самэц.
Алия с такого равнодушия вскипела от злости. Вся ее ранее неколебимая уверенность в себе развеялась к хренам, а главбабки в ее голове злорадно над ней смеялись. «Съела, мол дура?» - говорили они, - «Мы ж, сука, предупреждали, не играй с альфачом! Альфач на то и альфач, что никогда не будет искать лично твоего одобрения, срать он на это хотел. Он делает так, чтоб ты сама искала его одобрения. И вот именно этот альфачевский пофигизм, в сочетании с альфачевской внешностью, делает тебя такой неуверенной и податливой. Ты вспоминаешь, что у тебя на трусах сбоку дырка, что палец на ноге натерла, что не далее, чем три дня назад прыщик на лбу выскочил, что маник уже две недели как не обновляла. Одним словом, все-то с тобой не так, немудрено, что ты его не интересуешь».
Алия отчетливо понимала, что не может позволить себе сохнуть по какому-то мужику аки обычная десятиклассница, она ж, в конце концов, почти Уберменш, судьбами вселенной рулит, пущай гигачад свою сосиску себе оставит.
Девушка строгим тоном спросила Дуню, не засланный ли он казачок, а то интересно как-то получается: Тлейлаксу привозят Мойдодыру его воскрешенного зомби-кореша с промытыми мозгами, передав подарок через Гильдию, которая как раз хочет тихонько свистнуть песчаного червя с Аррахиса, в это же самое время некто (интересно, епта, кто?!) травит фрименскую девушку, сидящую на кремлевской диете, да так, что и никаких концов не сыскать, прямо под носом у Мойдодыра, у которого, кстати, у самого как раз имеется фрименская баба, беременная его потомством, и сидящая на кремлевской диете. Пожалуй, если бы внимание Мойдодыра и Алии, а также их уберспособности и админресурсы были бы брошены на поиски ассасина, угрожающего жизни Чани (не путать с чайником), это могло бы сильно облегчить кое кому спецоперацию по похищению с Аррахиса одной большой и очень экзотической зверушки. Ну-с, че скажешь в свое оправдание, каналья?
Дункан, не поведя и бровью, ответил, что он фрименку не убивал, а коли это был бы он, плана тупее трудно было бы и удумать, подарить ассасина прямо лично Мойдодыру, да еще и самым подозрительным образом, да еще и оставить его на попечении самой опасной женщины во вселенной, да и вообще, кому не нравлюсь – убивайте и пошли вы все в жопу.
Тут, Дункан заметил, что они пролетают над храмом, в котором заключена гробница герцога Лето Атрейдеса и обмолвился, что с кайфом бы ее как-нибудь посетил, авось что-нибудь екнет внутри от встречи со старым знакомым. Алия, поразмыслив, ответила, что можно в принципе и сейчас, пускай поворачивает обратно, а эскорт с двойниками, ложными Аурусами и бронированными крузаками сам их догонит.
Дункан послушно повернул, подлетел к гробнице герцога и хотел было рассказать, каким человеком был Лето, но воспоминания, которые у него в голове обычно проходили будто бы черно-белой хроникой без какого-либо эмоционального отклика, внезапно расцвели миллионом оттенков, обида и боль утраты человека, за которым он, в числе многих, готов был идти хоть в задницу Азатота, человека, который служил своим подданным неиссякаемым лучом надежды – на лучшую жизнь в этом холодном, жестоком мире, на братство и благополучие, на счастье. Эти чувства нахлынули на Хейта и заставили спящего глубоко внутри настоящего Дункана нервно заерзать, и слезы покатились их металлических глаз зомби-воина.
Алия отметила про себя, что такую реакцию ей следовало бы считать своей победой, ибо довела таки мужика до истерики, но почему-то торжестсвовать ей не хотелось.
Девушка решила смести свою эмпатию и взять себя в руки, выдвинув уже уязвимому Дуне новый пакет предъяв: чего, мол, тебя подарили Мойдодыру, раз не ты ассасин, на кой хрен ты тогда вообще был нужен? Дункан ответил то же, что и при их первой встрече – подарили его Мойдодыру, шоб этого самого Мойдодыра погубить. Алия достала ножик и ответила, что, честно говоря, нет никакого смысла рисковать и пытаться разгадывать загадку, связанную с Дунканом, если его можно просто прям щас без затей порезать на кебаб.
Тем временем, они уже прилетели на Арракин. Дункан все также невозмутимо ответил, что если б Алия хотела, она б давно его прирезала. Если б Алия могла, она б давно уже раскусила его своим предзнанием. Есть лишь одна вещь, которую Алия сейчас хочет и может сделать, но которую, как и все вышеперечисленное, не сделает – как следует пососаться с ним в пухлые губы, по-взрослому, с языком.
И пока юная сестра босса прожигала сиденье огнем, полыхающим из ее очарователного пукана, Дуня вылез из пепелаца и, перед тем как уйти, изложил свою главную мысль: если фрименку убили Тлейлаксу, это значит, что на Арракине пропажи никто не хватится. Прямо сейчас по городу ходит ассасин, принявший ейный облик. А потому, всем разумным людям в окружении Мойдодыра следует остерегаться молодых, синеглазых девушек.
С этими словами гигачад удалился, а Алия, потушив свою горящую сраку, оценила впечатления от вечера. Сперва поглазела на расчлененную голую мертвую бабу, затем сгоняла на могилу папы, затем флиртовала с живым мертвецом, едва его не зарезала, дак еще и по итогу осталась нецелованной. В принципе, первое свидание удалось.
Тем временем, на балконе императорского дворца, не сводя глаз с полной луны, одиноко ковылял старина Мойдодыр. Думы тягостные не давали ему ни уснуть, ни поработать, ни даже на Пикабу посидеть. Все размышлял Мойдодыр о том, что вот уже двенадцать лет вглядывается в бездну – и ни хера в ней не видит. Тысячи лет Бене Гессерит готовили приход Уберменша. И вот Уберменш пришел. Четыре года Мойдодыр воевал с Харконненами и императором. И вот он завоевал трон. Но джихад, который он предвидел когда-то, сидя в палатке со своей мамой во время бегства с Арракина от харконненских макак, этот самый джихад все никак не собирался прекращаться. Все пророчества исполнились, все цели были достигнуты, история человечества достигла края карты, конца тетради – как писать ее дальше? Куда идти? Проблема не в том, что Мойдодыр зашел в тупик – наоборот. Проблема в том, что его кораблик из полноводной реки таки вышел в открытое море – но никто не знает, куда им теперь плыть.
Как вы поняли, ребят, в тридцать два года нашего Уберменша настиг кризис среднего возраста. Оказывается, такое случается и с вполне успешными людьми – даже с Уберменшами. Никто из нас не застрахован от того, чтобы испытать разочарование своей жизнью, смотря на стремительно проносящиеся мимо дни, недели, месяцы, года – и не понимая, зачем он тут вообще, что же вселенной от него нужно.
Внезапно, Мойдодыр уловил некоторое шевеление сзади и, обернувшись, увидел Дункана Айдахо.
Дуня заметил, что Мойдодыр чет приуныл. Мойдодыр поведал Дункану вкратце о своих переживаниях. Дункан отметил, что Мойдодыр, как и положено человеку, страдающему кризисом самоидентификации в этом возрасте, все время пытается смотреть в завтрашний день, а сегодня, между прочим, не все могут смотреть в завтрашний день, вернее – не только лишь все, мало кто может это сделать. Очевидно, что Мойдодыру не нравится его текущая жизнь, раз он все время пытается укрыться от нее в завтрашнем дне – вот придет время и он таки запишется в качалку, вот придет время и он сядет на диету, вот придет время и он начнет учить английский, вот придет время – и он откроет свой бизнес, вот придет время и он заведет-таки детей, вот придет время и он наконец-то реально начнет читать книжки из своего списка литературы, а не просто все время добавлять туда новые. Сплошные планы, оттягиваемые на неопределенный срок, просто потому, что кроме этих планов цепляться Мойдодыру не за что. Кажется Мойдодыру, что времени у него ни на что нет, сплошная работа, сплошная бытовуха, ни вздохнуть ни пернуть.
Это, как заметил Дункан, то, что дзен-сунниты называют бегством от настоящей жизни. Просто та жизнь, которой живет Мойдодыр сейчас – это вовсе не та жизнь, которой он собирался жить. Хоть и в общих чертах его дела не так уж и плохи, но Мойдодыр не ожидал, что ему уготовано проживать свою единственную жизнь в ежедневной волоките, в каковой ее проживают и миллиарды других людей. А потому, все эти годы он пребывал в иллюзии, что у него есть план. Сделать вот то-то и вот это, после чего жизнь начнет меняться. И он вот-вот приступит к этим действиям, щас, только сперва разгребется с делами – и сразу приступит. И разгребается так Мойдодыр многие годы. А сейчас, в тридцать два, ощущает, что времени все изменить у него не особо-то и много. Надежда вырваться из вот этой самой жизни, от которой он бежит в завтрашний день, тает, будто последние лучи заходящего солнца. Но Дункан может если не помочь, то хотя бы утешить своего господина. У дзен-суннитов есть способ, как вырваться из этого кризиса – делать все сегодня, сейчас и здесь. Не ждать светлого завтра, а небольшими шажками, маленькими кусочками, отмечая каждую малюсенькую победу над собой, выгрызать его у невнятного сегодня – проживать каждый сегодняшний день как тот самый завтрашний.
Мойдодыр оценил сказанные гхолой слова и почувствовал, что Дуня действительно здесь неспроста. И хоть его предзнание не позволяет ему увидеть Золотой Путь, Мойдодыр знает точно – Дункан Айдахо определенно является частью этого Золотого Пути. Но сильнее всего беспокоит Мойдодыра совсем другое – в этом будущем он не видит Чани.
Итак, друзья, на сем сегодняшний пост завершим, надеюсь, вам понравилось. Заранее соглашусь со всеми, кто скажет, что я все переврал и в книге диалоги были совсем другие, чет больно уж вольный пересказ выходит. Дело в том, ребят, что я стараюсь, в меру своего понимания, донести до вас закулису происходящего, то, что спрятано за книжными мудреными разговорами ни о чем, поскольку так, на мой взгляд, понять происходящее вам будет гораздо проще)
Мне кажется, я запихал сюда маловато смехуечков, но не переживайте, это я разминаюсь после бана) В дальнейшем, надеюсь, будет повеселее)
И, как всегда, если пост зашел, лайкай, подписывайся и пиши в комментах секретный пароль: «Темножопый Лорд вернулся! Баянисты – трепещите!»
Всем нахвамдис)