Борьба за выживание + Истории из жизни

ПАВЛИНА ПЕТРОВНА
Когда Павлине Петровне, которую по имени-отчеству никто и никогда не называл, исполнилось семьдесят, у нее приключился сердечный приступ. Впервые в жизни вызвав скорую помощь пенсионерка узнала, что оказывается давно болеет. Что ей положено стоять на учете у кардиолога, сдавать анализы, делать кардиограмму и время от времени ложиться в больницу на лечение. А также пить препараты, которые назначат, словом – вести себя ответственно.
Павлина Петровна, для соседей и знакомых Баба Павла, советами бригады пренебрегла, хотя валидол купила. Когда прихватило снова – забросила мятный кругляш под язык, рассосала. Через полчаса стало легче.
Так она и действовала дальше. В рот таблетка, а ладонь на грудь, туда, где под тонкой сморщенной кожей, покрывшейся забавной россыпью коричневых пятнышек, неровно билось изношенное уставшее сердце. Не по кабинетам же ходить? Она не умела заботиться о себе и не собиралась учиться.
Несколько лет назад страна забилась в судорогах, упала. Стаей одичавших собак на нее набросились выскочившие по команде, прозвучавшей с главной трибуны - Перестройка и Гласность. Их истово поддерживала наивная, влюбленная в Америку молодежь. Советскую империю разодрали на куски под аплодисменты и прекрасную песню: «Перемен, мы хотим перемен!»
Родные Павлины внезапно оказались за границей. И сын, и дочь, и внучки с внуками. А она, ленившаяся перебираться из города, в котором провела почти пятьдесят лет, осталась совершенно одна. Редкие переговоры по межгороду, еще более редкие телеграммы и письма.
Павлина с детства знала, что у нее сложный характер, что с ней рядом трудно. Но научилась хотя бы иногда – молчать, вместо того, чтобы громко озвучивать свое мнение.
Вроде как приступив к сборам, узнавая сможет ли она продать квартиру, купит ли себе хоть что-то похожее в родных пенатах… Павлина поняла, что уезжать не хочет. Все в ней сопротивлялось.
Город давно стал своим. Врос в душу, разветвился и укоренился, пронизывая пенсионерку собой от загрубевших трескающихся пяток и до седой макушки.
Разбирая перед несостоявшейся продажей недвижимости вещи, Павлина обнаружила коробку пряжи. Она начинала вязать еще лет в двадцать, особенно не полюбила рукоделие, хотя и умела. Бралась за спицы или крючок только по необходимости. Не владела особенными хитростями, зная буквально три-четыре самых простых узора. Для носков, варежек, кофт и шарфов вполне хватало такого базового набора.
Из коробки пенсионерка достала клубки, пушистые и шелковистые. Желтые, розовые, черные и коричневые. Подумала, кому-бы интересно могли пригодиться нитки? Ее саму пряжа решительно не привлекала. Вспомнила соседку, любительницу вязания. Следом доскакала мысль о том, что Ниночка после инсульта спицы забросила. А еще?
Решила, что была бы удочка, а человек, которому это интересно, найдется. Так и произошло. В магазине через несколько дней услышала у кассы примечательный диалог. О том, что детдомовцы в местном интернате, ходят едва ли не голые и это в холода!
Павлина никогда не считала себя ленивой. Шутила, что бешеной собаке семь верст не крюк… Подумано – сделано.
Села на троллейбус с номером три. Добралась до специализированного учреждения, в котором пребывали, находящиеся под опекой государства дети. Ее не сразу пустили, записалась на прием к директору, пояснила, с какой целью стучится. Через несколько дней все же встретилась с местным начальством. В диалоге прозвучали странные слова: волонтер, куратор.
Павлина Петровна не думала о себе в таких терминах. Она вообще изначально хотела просто посмотреть на детей и связать сколько-то пар варежек с носками…
Директриса не выглядела злой, скорее равнодушной и уставшей. Перепоручила энергичную пенсионерку кому-то из замов. Все были уверены, что блажь у бабушки скоро пройдет.
Но Павлина, поговорив со старшими девочками, впала в состояние близкое к шоку… Потому, что взрослые, физически оформившиеся будущие выпускницы, поразили ее до глубины души. Не наглостью, не хамством, не враньем – хотя все это имело место. А тем, что не имели никакого понятия о мире, поджидающем их за воротами учреждения.
Девочки не понимали, чего от них хочет странная пенсионерка. Зачем пристает. Почему хватается за голову и шепчет, что быть такого не может.
Ну не знали они, что носки и варежки можно связать. Не пробовали. Не умели пришить пуговицу к халату. И что? А как же жить дальше? Весело. Представления старшеклассниц о жизни были наивными и одновременно пошлыми. Слишком завирально сладкими, оторванными от реальности. При этом ни одна из девочек не представляла трудных задач, которые встают перед взрослыми людьми. И тем более не собиралась ничего преодолевать.
Абзац!
Павлина топала домой после первой беседы со старшими девочками оглушенная, растерянная. И шептала, что…. Придумает что-то. Обязательно. Ночью и вовсе задурила.

Достала из шкафа яркий треугольник синтетического трескучего красного шелка. Повязала на шею, как шестьдесят лет назад. Разгладила ладонью. Вышла на балкон. Смотрела вверх, в темное небо. Она постарается. Знает, что может помочь. Но силы. Ей нужны силы и время. Пожалуйста. Будь готов! Всегда готов! Школьный девиз бился в висках, костром полыхал в груди.
Видимо ответ Неба или Судьбы прозвучал. Потому, что Павлина Петровна продержалась не год, не два, а десять. В течение которых не менее четырех вечеров в неделю – истово служила детям. Стала связующим звеном, мостиком между ними и взрослой жизнью.
.
ИРА
Мы познакомились в купе поезда, чыхпыхающего к морю в самый замечательный из всех сезонов – бархатный.
Дело было десять лет назад. Моя спутница выглядела пожеванной, помятой, множество ранних морщинок, короткая стрижка, не накрашенные ногти.
И при этом – довольная чем-то. Дружелюбная, уверенная в себе. С улыбкой и теплом в глазах. Представилась: Ирина Михайловна, но можно по-простому – Ира. Зацепились языками. Обсудили курорты Краснодарского края. Моя спутница знала в них толк. Ездила каждые два-три года в обязательном порядке. Возила с собой внука. А одна выбралась впервые. И была намерена насладиться этим фактом. Заговорили о работе. Об учебе. Оказалось, что Ирина намного младше меня. Я удивилась, она пожала плечами.
Мол, хорошо, что вообще жива, бросила водку жрать и куролесить, взялась за ум. Лучше поздно, чем никогда. А на лице, увы, что-то и врезалось, осталось.
В пять лет Ирина попала в детский дом. Пьющая мать морила голодом ее и маленького брата. Сеня умер в больнице, а Ирка, как-то смогла, собралась и выкарабкалась.
В девяностые ей исполнялось семнадцать. Выпуск из детского дома. Взрослая жизнь. С которой она не представляла, что делать. А года за полтора до этого приближающегося пугающего события познакомилась с Бабой Павлой. Которая взялась абсолютно из ниоткуда. Как дождь или снег.
Просто стала появляться практически каждый день. По три, а то и по четыре часа, проводя с девочками.
Начальство называло это кружком домоводства. Может кому-то учебные часы или даже деньги выписывали. Дети и Баба Павла этим совершенно не интересовались.
Случалось всякое. Над старушкой глумились. На занятия не хотели идти, ленились. Она ловила девочек по коридорам, ходила по комнатам, знакомилась, просила посидеть с ней, поболтать. Попить чаю. Связать варежки…
Дурная, нелепая, некрасивая, но упрямая, как невозможно кто.
От нее отбивались, вредничали. Но хоть иногда попадали в цепкие сильные руки. Кто-то срывался, кто-то постепенно втягивался. В итоге сложился костяк из семи постоянных участниц кружка. А еще десяток являлся только, когда делали сладкие гренки из белого батона с сахарной пудрой… Или пекли блины….
Баба Павла не читала нотаций.
Показывала квитанции на оплату коммунальных услуг. Объясняла, что такое счетчики, как снимают с них показания. Рассказывала, как могла, ведь не врач, про беременности, аборты, венерические болезни, про младенцев и уход за ними.
А по пути незаметно обвязала носочками, варежками и шарфами всех детей в интернате.
Баба Павла не оскорблялась на грубую брань. Прощала воровство денег, ключей и т.д. В ней не было при этом страха. Одна сплошная любовь, которую озлобленные, лишенные сострадания дети не умели почувствовать и оценить. Но Баба Павла пренебрегала плохим к себе отношением. Понимала, что ей пользуются. Не спорила.
Снова и снова учила пришивать пуговицы и ставить заплатки, чистить и варить картошку. И много, много чего другого показывала.
Она несла сиротам себя. И если в большей части детей оседали лишь какие-то крупицы заботы. То семерка постоянно посещающих занятия со временем сильно изменилась.
Ира была той, кто сорвался. Кроме нее из семи постоянных участниц, с катушек слетела Оля. А пятеро – удержались на краю ямы. Не рухнули в пропасть, ждущую молодых и глупых выпускниц, за которых некому заступиться в мире взрослых.
Девяностые… Разгул преступности.
Баба Павла смогла помочь всем семи своим девочкам отстоять не квартиры, нет, это не вышло. Но хотя бы приличные комнаты в здании, похожем на барак, но теплом. С удобствами во дворе, да. Но… Дом этот через несколько лет снесли. И пятеро девочек, они в тот момент учились и работали – переехали в отдельные собственные квартиры.
Ира в то время, по ее словам, пила по-черному и гуляла напропалую, всего лишившись. Оля так и пропала. А она сама остановилась лет через семь. Когда это было решительно невозможно. На улице у рынка, где побиралась – беззубая и мерзкая пьянь – вдруг услышала добрый знакомый голос.
- Ирочка? Здравствуй, дорогая.
Невероятно постаревшая Павлина Петровна, в чем душа держится, едва стоящая на тонких ножках, тянула к Ирочке руки и шептала.
- Девочка моя, что с тобой?
Обняла, прижала вонючую пьяную бабищу к сердцу. Поцеловала в макушку. Увела. Впустила в квартиру. Ира крутила головой. Подмечала, что сопрет, чтобы пропить. Отмытая и накормленная кашей, другой еды у Павлины просто не было, на следующий день сбежала с будильником и радио. Иных ценностей в квартире просто не обнаружила. Пьяную со свежим синяком ее снова разыскала Баба Павла.
И так все тянулось несколько месяцев. Пока старушка не слегла. Это был ее последний год. В детском доме очередные будущие выпускницы лишились внимания и визитов.
Старушка жалела, что занималась с ними слишком мало. Всего год… Не хватит этим девочкам запаса. Не справятся сами. Получается, что вахту свою она все это время не прерывала. Одни выпускаются – втягивает в орбиту других. И также учит, учит, учит…
Ира слушала ее сетования. И недоумевала. В голове такое поведение чужой им всем пенсионерки не укладывалось. Служила, ходила, помогала. Зачем?
Тут Баба Павла вздохнула, что кажется срок ее земной жизни закончился. Погладила пьяницу по голове. Прошептала, что ей жаль.
Тогда Ира разрыдалась. Как же так? Нельзя Бабе Павле умирать! Ира бросила пить именно в эти дни, пока отчаянно и неумело ухаживала за единственно родным человеком на всем белом свете.
Когда Бабу Павлу хоронили, она лично проследила, чтобы красный галстук отглаженный, чистый – был аккуратно повязан и спрятан под кофтой на груди.
Баба Павла им дорожила. Носила все эти года. Пусть будет с ней в гробу. Для нее ведь это было важно…
Соседи не спорили. О такой манере Бабы Павлы не знали. Но Иру поддержали другие девочки. Из первого, второго, третьего и четвертого, пятого выпусков, прошедших через кружок…
Накануне похорон, на сами похороны и поминки квартира заполнилась молодыми женщинами от семнадцати до двадцати семи, тридцати лет примерно по возрасту. Их оказалось сорок с небольшим. Целый класс… Некоторые привели с собой детей, мужей…
Плакали и смеялись. Вспоминали истории из своего кружкового прошлого. Пели любимые песни Бабы Павлы.
Квартиру продали наследники. А Иру взяла к себе в бюро судебно-медицинской экспертизы на испытательный срок дворником и санитаркой, с возможностью жить в каморке у входа – одна из соседок и приятельниц Бабы Павлы. По ее горячей просьбе. Не смогла отказать умирающей.
Ира больше не пила. Подниматься пришлось лет десять с лишним. Это падать легко. А вот вставить зубы, осилить учебу, заново наладить отношения с теми девочками, которые жили в городе… Из их с Бабой Павлой первого кружка – все заняло время, все потребовало сил.
Но энергии у Иры теперь было много. Словно уходящая Баба Павла передала силу как знамя.

PS. Ира вышла замуж поздно в тридцать пять лет. За вдовца с сыном старшеклассником. Внук у нее приемный, но обожает бабулю как родную. И с мужем отношения замечательные.
Он водитель. Она медсестра в поликлинике. Простая человеческая жизнь. И много-много счастья.
Ира улыбнулась.
Откуда деньги на поездки к морю? На удобные ортопедические туфли? Не удержалась и спросила я.
Ира хихикнула, как девочка.
Во-первых, она вяжет умопомрачительной красоты пляжные сумки. Всю зиму в промышленных количествах. А с весны отправляет их подруге, живущей у моря. У нее есть точка продаж, дом по дороге на пляж расположен. Выносной лоток торговый. Продает сувениры и изделия Иры. Неплохой приработок получается. Но это так, на вкусняшки. А во-вторых, реальные деньги в семье от сына. Парень поднялся на торговле компьютерами. Балует родителей, ничего и никогда на папу и мачеху не жалеет. Впрочем, он называет ее Мамой Ирой. И любит.
Ира улыбнулась. И столько тепла, добра, было в ее взгляде, будто обнимает.
На прощание она призналась, что не носит на груди пионерский галстук под одеждой, чего нет, того нет. Но зато значок всегда в сумке.
Достала и показала Пионерскую звездочку. С простым и таким важным девизом: Будь готов! Всегда готов!
.
ЧИТАТЕЛИ КОММЕНТИРУЮТ ИСТОРИЮ:
.
Наталья П. Спасибо вам за этот рассказ. Как всегда, читаешь и смеешься сквозь слезы. У меня была во многом похожая мама. Она не ходила в детский дом, нет, у нас была семья и она много работала. Но на ее 75-летие пришли многие коллеги, хотя мама уже была на пенсии 15 лет и тогда мы с удивлением узнали, как многим она смогла помочь. Кого-то также смогла убедить бросить пить, и отправила лечиться, кому-то помогла найти общий язык с ребенком - у нее был удивительный дар общения с детьми, хотя была она инженером, кому-то помогла найти родственников (одиноким пенсионерам), а тогда это было непросто, приходилось писать письма в разные инстанции). А одна женщина, назову ее Мария, сказала, что мама спасла ее от самоубийства. Не знаю, так ли это, но вот ее рассказ: дело было в далеком 1980 году, в год проведения Олимпиады многих, особенно девушек, в правильности поведения которых не были уверены, высылали из Москвы. Каким-то образом она попала в наш город. Что делать? Денег нет, родных нет, на работу не берут. Она решила утопиться, шла по направлению к реке и увидела еще одно предприятие. Зашла в отдел кадров, там сидит очень красивая женщина. Мария спросила о работе, ей женщина (а это была мама, после командировки в Африку и травмы она работала начальником отдела кадров) сказала - найдем. Мария сказала, что ей негде жить, женщина ответила - поселим и повела в столовую, чтобы накормили. Как-то так. Мария вышла замуж, уже овдовела и помогает воспитывать внука.
.
Любовь Зимовец: Девочки мои, Наташа и Танюшка! Что вы с нами делаете! Очень трогательный рассказ, очень! Есть у нас такие люди, их много, они незаметные, но делают большое дело.
Я читала и вспоминала свою бабу Манечку, которая воспитала пятерых приёмных детей и помогала многим людям бескорыстно, просто не могла по другому. И мама моя, воспитанная ею, тоже никогда никому не отказывала в просьбе. Спасибо вам, мои дорогие!
.
.
Будь готов!
Всегда готов!
.
Ваши Наталя Шумак и Татьяна Чернецкая

Telegram Натали Шумак

Войдя внутрь, потенциальные покупатели вновь убедились, что этот ларек — то, что им нужно. Помещение, хоть и выглядело непрезентабельно, но аура, которая так и сочилась из всех щелей этого здания, не давала усомниться в том, что здесь будут решаться судьбы. Это была настоящая арена для свершения подвигов огромного масштаба; здесь можно было открыть что угодно — начиная от овощебазы и заканчивая бизнес-центром — всё, на что хватит фантазии его владельцев.

Первым заговорил Чолев:

— Не знаю, на кой хрен вы вообще сюда притащились, ведь я перебью любое ваше предложение. Здесь я открою массажный салон для своей подруги, и она будет им управлять. Но, ради интереса, для каких целей вам оно нужно?

— Мне это здание необходимо для организации отмыва денег, так как у налоговой появляются ко мне вопросы. — ответил Дурев.

— Ладно, я понял. Ну а ты, гопник, зачем тебе это помещение? — продолжил кидать интерес в отношении тюменского мыслителя Чолев.

— Чопес, ой, Чомышь, блять, Чолев, мне этот ларек нужен для открытия филиала лучшего клуба Тюмени «Мираж». У меня есть знакомый из Франции, кто шарит в этой теме. В Тюмень я вернуться пока не могу по личным причинам, поэтому мне нужно место, где я могу заорать от души. — ответил Жека.

— Это всё, конечно, интересно, но не настолько, чтобы не послать вас на хуй. Так что можете искать себе новое место, а здесь будет массажный салон для моей Анжелики. — был неумолим Чолев.

Жека, смекнув, что Умер теперь вряд ли согласится на три мешка насвая в месяц и предпочтёт деньги, начал напрягать все извилины своей черепной коробки.

— Погоди разгоняться, у меня есть предложение, как грамотно организовать бизнес нам всем вместе. Места нам хватит на все наши желания, а выхлоп будет такой, что через пару недель мы будем здесь королями. Ты открываешь массажный салон для своей шкуры, ставим рядом палатку с шаурмой, в которой также будем продавать насвай, и это не обсуждается. Также мы организуем место под офис для бухгалтерии и отмывания бабок, а по ночам всё это будет превращаться в элитный клуб, где можно нормально заорать и сразу же получить хэппи эндинг в массажке — и всё это в одном месте! Только представьте себе всё это. А я в свою очередь беру на себя разборки с авторитетами Тюмени и Кургана, ведь они явно захотят здесь побывать, когда молва донесётся и до них. — Жека похлопал по плечу Тогоротто.

На минуту в помещении воцарилась тишина. Всех зацепила мотивационная речь и грамотный бизнес-подход Джейсона.

Наконец, мыслитель прервал тишину.

— Я уже и название придумал: «#Науглях». Подходит ко всем сферам нашей будущей деятельности, потому что, я отвечаю, тут всегда будет жара!

— Братья, — неожиданно заговорил Умер, молчавший до этого, — я вижу, что тема здравая, поэтому ларек я вам сдаю на троих, но с одним условием: шаурмичкой буду заправлять я и поставлю туда работать моего бездельника племянника Абусрали, сестры Сирануш.

Не успел Жека разгоготаться, как недалеко послышался рев полицейской сирены. Это был Haval F7 сержанта Диксона, явно намеревающегося вторгнуться на аукцион.

Что же произойдет дальше? Закроют ли Жеку или Тогоротто? И примут ли Чолев и Дурев предложение Джейсона? Узнаем в следующей серии.

В четвёртом классе на торжественную линейку, посвященную Дню знаний мы с моей подругой Танькой Котовой не попали.

Я зашла за ней в бантах размером с капустный кочан (помните, их называли "розочкой" - набирали на нитку длинную капроновую ленту для волос и потом стягивали гармошкой, а потом формировали такой пышный шар из неё?) и невероятно красивом школьном платье с юбкой в мельчайшую плиссировку. Воздушном белом фартуке,белых ажурных гольфах с висячими бомбошками (мама привезла из Риги, в Барнауле таких роскошеств не добыть было). И с букетом астр, хотя я всегда страстно желала гладиолусы, но мне их, в виду потрясающей криворукости и полоротости не доверяли - ломала я их на третьей секунде, папа засекал. Но и астры тоже ничего были. Красивые.

Таньку бабушка тоже здорово нарядила. Но помимо наряда она ещё и волосы ей заплела короной и вплела в косы красивые атласные ленты. И тоже астры. Гладиолусы не доверяли и Таньке тоже, не зря же мы с ней были закадычными подругами.

Мы могли бы поразить всю школу своей красотой и убранством, но не случилось. Зачем, уже не помню, мы поперлись не проторенной дорогой, асфальтовыми путями, а через старый заброшенный двор большого двухэтажного деревянного дома, который расселили давно, но все никак не сносили.

Короче, провалились мы во дворе того дома в погреб. Он был прикрыт куском шифера. Ну и... :)

Нет, не убились и не переломались, но извозились как два свинопотама. И не могли выбраться сами. Глубок был погребок.

Мы немного поплакали, а потом начали представлять себя пионерами-героями и плакать уже не хотелось. Мы всë слушали, не пройдет ли кто мимо нас этим двором и не поможет ли выбраться из затвора. Но дураков больше в тот день не нашлось.

Вечером нас нашла служебная собака. По тревоге было поднято пол города милиции. Пропали дети! Не пришли на линейку и не вернулись домой!

Собака села у ямы с затворницами и начала лаять. В погреб посветили очень сильным фонариком. На дне его сидели две чумазые дурищи с астрами в руках. Несломленные!)

Почему нас тогда не убили, я не знаю.

Но в тот замечательный чудесный школьный год в моей характеристике, правда ненадолго, появилось определение :"Склонна к бродяжничеству" и форменное платье пришлось носить обычное, потому, что рижское испачкалось чëрной погребной жижей настолько, что восстановлению не подлежало.
Зато мы с Танькой Котовой поняли, что способны на подвиг и сможем стать даже партизанами во время войны, потому, что за весь день в этом погребе мы поплакали всего один раз.

ещё больше историй для Вас в telegram - канале:

Тогоротто закинулся снюсом и попытался составить план побега. «Если у меня сейчас отнимут права, чем же я буду заниматься и зарабатывать на новый тюнинг моего Логана?» — думал Диман. Под тюнингом он имел в виду замену сцепления и колпака на правом переднем колесе, который раскололся от стычки с бордюром во время гонки.

Адреналин зашкаливал, в висках пульсировала кровь мощными толчками. Он судорожно пытался тронуться с места и, о, хвала автомобильным богам! В самый последний момент, когда патрульная машина уже начала тормозить возле Тогоротто, спорткар нашего героя, как ни в чем не бывало, резко стартанул, пробуксовывая по гравию и закидывая камнями лобовое стекло патрульной машины, что явно не пойдет на пользу Диману в случае, если его повяжут.

Но отступать уже было некуда. Теперь стояла другая задача — как оторваться от преследования. «Если я выйду на развязку, смогу перескочить на другую улицу и потерять их», — думал он. Но патрульный автомобиль не отставал, стараясь максимально быстро маневрировать в потоке курганских пробок.

Световые сигналы на капоте хавала пронзали вечернюю темноту, призывая других участников движения соблюдать осторожность. Знак «У» оторвался от машины Димана, и теперь его Логан ничем не отличался от 99% остальных машин в траффике.

Из громкоговорителя послышался голос с уверенным американским акцентом:

— Это сержант Диксон. Сэр, приказываю вам немедленно остановиться, или я буду стрелять по колесам.

Но, справедливости ради, стоит отметить, что это был чистейший блеф, так как стрелять сержанту Диксону было нечем. Наверное, последний выстрел, который он себе позволил в жизни, был тот злополучный выстрел в ухо Дональда Трампа во время его выступления в предвыборной гонке на пост президента.

В тот день, как и многие его коллеги, он, будучи офицером Бигдиксоном еще в прошлой жизни, должен был охранять покой и спокойствие граждан на встрече с политиком, но забыл поставить табельный пистолет на предохранитель и зачем-то не выпускал его из рук на протяжении всего выступления. Ходят слухи, что в тот день он явно был не в себе и, возможно, переборщил с употреблением вещдоков, отобранных у наркодилера накануне.

После этого единственным вариантом на хоть какое-то существование было сбежать из Америки и начать новую жизнь. Выбор пал на Курган. Он женился на огромной узбечке с русским паспортом, которая точно таким же образом сама когда-то получила гражданство. Устроился патрульным, получил муляж пистолета Макарова и сменил имя. Теперь его имя было Сергей Диксон, и все курганские ппсники знали его как непримиримого борца с преступностью, стоящего на страже этого города.

Так, что-то мы совсем отвлеклись. Вернемся к нашей погоне.

Ситуация становилась всё более критичной. Тогоротто, сосредоточившись на дороге, пытался оценить свои шансы. В голове пролетали мысли о том, что, если его поймают, не только машину заберут, но и репутация будет под угрозой. Он знал, что в таких играх не место слабости и страху, поэтому закинул еще пакет снюса крепостью 150 мг и приготовился выжить любой ценой.

Совсем рядом находился небольшой переулок, который, казалось, уводил в безопасное укрытие. Тогоротто глубоко вздохнул, сжимая рукоятку руля, и резко свернул. Гравий под колесами хрустел, а световые сигналы полицейского Haval F7 перестали быть видны в зеркале заднего вида.

Тогоротто обрадовался, что ему так легко удалось скинуть хвост. Он выключил фары и двигался очень медленно, буквально на ощупь. Тьма была настолько сильной, что не было видно даже собственного руля. Тогоротто уронил мобилу на пол Логана, включил на секунду свет в салоне, чтобы поднять ее, но лысина сыграла с ним злую шутку — ее отблеск от лобового стекла ослепил Тогоротто и он потерял управление.

Раздался хруст. Тогоротто врезался в препятствие и потерял сознание от подсчета возможной стоимости кузовных деталей Логана.

Выживет ли Тогоротто? И что там с аукционом? Узнаем в следующей части.