Подарок вампира. Часть десятая
Будучи взаперти в ставшей ловушкой квартире, Лена не знала, что делать. Она затравленно металась по комнатам, пытаясь одновременно думать и найти какое-то решение, как спасти родителей и себя от Марины.
Но все мысли путались, а разум в смятенье отказывался принимать случившееся, что отец мёртв. Нет, ведь не может этого быть? А мама сейчас – что? Тоже, вероятно умирает?
В который раз, подойдя к входной двери, она принялась звать на помощь. Сорвавшийся голос Лены стал тонким и хриплым, от крика болело горло. Она сдалась и шмыгнула носом, затем сжала кулаки и решила с отчаяния затопить квартиру.
Может быть, хоть так соседи снизу отреагируют и придут сюда.
Лена включила воду в ванну, затем заткнула сливное отверстие пробкой. А после решительно залезла на антресоли – достать папин сундук с инструментами и вынуть топорик. Когда Марина вернётся, она даст отпор.
Оказалось, скорую помощь и вызвали именно соседи, а точнее – Лера Павловна, бухгалтерша, проживающая с двумя маленькими детьми и мужем, водителем погрузчика на складе. Когда Харитон Ильич показал в «глазок» своё удостоверение, она вышла на площадку, закрыв дверь квартиры, где громко работал телевизор, и усталым голосом произнесла:
- Спрашивайте. Только давайте побыстрее. Мне ещё детей купать и уложить спать надо.
Харитон Ильич достал блокнот, но тот, оказалось, вымок, поэтому он включил диктофон на смартфоне, предварительно спросив женщину:
- Не возражаете?
Затем участковый стал задавать вопросы, попросив вкратце рассказать как о самой пострадавшей, какой она из себя человек, так и о том, что, собственно, вообще произошло, в деталях.
Лера Павловна прикрыла усталый вздох ладошкой и поведала:
- Мы с мужем здесь десять лет живём. Пенсионерку Мартой Андреевной зовут, знаем её хорошо. Она женщина порядочная, всю жизнь на химзаводе проработала. Дочка у нее, правда непутевая, гулящая, мать свою вообще не навещает. А если позвонит, то тогда Марта Андреевна с горя пить начинает, но всегда быстро баловаться заканчивает, волю в кулак берёт. А так она часто клумбами при доме занимается, цветы сажает, ещё кошек прикармливает.
Раньше с дачи, в деревне, привозила и яблоки, и помидоры с перцем. Нас угощала. Детей при случае всегда баловала то конфетой, то ещё чем вкусненьким. Вот поэтому я, услышав её крики и стук, сначала в скорую звонить не хотела. Думала, обойдётся. Может, она водки выпила и нехотя перепила. Правда, раньше Марта Андреевна никогда подобного себе не позволяла. Но вскоре, наоборот, хуже стало. Я изнервничалась, испугалась за неё и вызвала. Ведь кричала она громко и жутко, даже сквозь грозу было слышно. В стену стучала, топала, шумела. А дверь в квартиру не открывала. Вот и всё. Полицию – так сказали санитары, она сама вызвала, а потом и из квартиры вышла. Как сейчас перед глазами вижу её. Ноги и руки дрожат, бледная, аки смерть, в руках нож, пижама в крови. Трясётся, глаза выпучены, и молчит. Больше ничего не знаю.
- Спасибо за откровенность и детали, - выключил диктофон Харитон Ильич и добавил: - Можете быть свободны.
Когда бухгалтерша вернулась к себе домой и заперла дверь, то он направился к квартире пенсионерки. Следовало посмотреть, что там и как. Не по себе участковому было после рассказанного Лерой Павловной. А ещё предчувствие даже не беды, а настоящей катастрофы сильно скреблось, словно кошка когтями драла между лопатками.
Харитон Ильич почесал затылок, поежился от внезапного холода (оказалось, что промок от ливня гораздо сильнее, чем думал) и, открыв дверь квартиры, вошел.
Лена сидела напротив матери, в спальне, держа её за руку. На коленях лежал топор. Она ждала сестру, копя в себе ярость и злость, чтобы не расплакаться, чтобы отогнать прочь страх и беспомощность. Пульс матери на ощупь был нитевидный, кожа рук холодная, на лбу испарина, а щёки, наоборот, горячие. К тому же кровь из раны на бедре продолжала сочиться, пропитав насквозь повязку.
Её хорошо было бы сменить, подумала Лена. Ожидание нервировало. Гроза за окном бушевала вовсю и не думала прекращаться.
Лена вздохнула, сняла топор с колен, положила на краешек кровати. Затем встала, направилась к окну и открыла его, а потом выключила свет и, вернувшись за топором, спряталась за шторой, крепко сжимая рукоять и молясь про себя, чтобы хватило сил и решимости ударить сестру.
В однушке Марты Павловны, в коридоре и на кухне, царила идеальная чистота и порядок, а вот в гостиной... Диван был отодвинут от стены, а зеркало в советской «стенке» разбито.
Подушки на кровати разорваны в клочья, перья устилали напольный ковёр, словно белый снег. Книги и осколки посуды разлетелись по комнате.
Незастеклённый балкон оказался открыт, и дверь слегка поскрипывала на ветру. Дождь залил пол, образовав лужу. Шторы были сорваны с петель, и у Харитона Ильича возникло чувство, что за них цеплялись.
Капли свернувшейся крови на полу частично впитались в перья и ковёр. А ещё на обоях глубокие следы царапин. Итак, с виду не поймёшь, что именно здесь произошло.
Восьмой этаж, и пусть балкон не застеклён, но всё равно слишком высоко, чтобы хоть на мгновение представить злоумышленника, залезшего на балкон, а затем заставившего пенсионерку открыть балконную дверь и впустить его в квартиру.
Какая дикость. Глупость. Абсурд. Но почему тогда чутьё у участкового внутри буквально вопит представить хоть на мгновение нечто подобное как реальный факт?
Живое воображение Харитона Ильича сразу нарисовало яркую картину: пенсионерка с полусна или под гипнозом идет к балкону, открывает дверь и вдруг словно просыпается, осознав, что сделала.
В крови Марты Павловны вспыхивает адреналин, она кричит, затем обороняется. Хватает все, что попадается под руку, но гость с балкона оказывается сильнее, догоняет, ранит, разбивает зеркало. Возможно, то происходит, когда женщина в порыве яростного отчаяния толкает напавшего, а сама вырывается и добирается до телефона, набирает номер полиции. Кричит о помощи, сообщает адрес.
Может быть, именно это и спасает ей жизнь, останавливает напавшего. И что потом? Тот уходит, как и пришёл, – через балкон.
«Слишком фантастично!» - выносит вердикт разум участкового, но внутри что-то упрямо подсказывает: в размышлениях есть и рациональное зерно.
Лена начала клевать носом, едва не выронив топор, когда на карнизе заскреблось, а потом заскрипел подоконник.
Сердце в груди застучало быстрее, ладони вспотели. «Господи, а вот и Марина», - подумала Лена.
И тут на пол на корточках приземлилась сестра.
Сверкнула молния, и в её вспышке Лена увидела, какие острые и длинные были когти на руках Марины. А за её спиной, за мокрыми волосами, облепившими плечи… Что это за трепещущие кожистые бугорки, похожие на?.. Лена сглотнула комок в горле, додумав – на крылья.
На грязных босых ногах сестры тоже были когти. Но ужаснее всего сейчас выглядели глаза Марины, испускающие яркий, жёлтый внутренний свет.
В этих светящихся в темноте глазах не было ничего человеческого, ни проблеска искры прежней Марины. И когда сестра встала с пола, направляясь к кровати, где едва дышала раненая мама, то Лена пулей выскочила из укрытия и замахнулась топором, обрушив его на Марину.
Она целилась в голову, но промахнулась, сестра дёрнулась в попытке отскочить в сторону, и поэтому Лена глубоко вонзила лезвие топора в её плечо. Топор застрял. Сестра повернулась, и её жёлтые глаза буквально испепеляли ненавистью.
- Как ты смеешь, мелкая сука! - удивлённо взревела Марина.
Не мешкая, Лена с влажным звуком выдернула топор и снова занесла его для удара.
- Сдохни, тварь! - крикнула Лена и снова ударила, но не попала.
На этот раз проворно уклонившаяся Марина захохотала. И этот смех гадливо прошёлся по коже Лены, словно россыпью шевелящихся личинок. Она вздрогнула, чувствуя, как спадает адреналин.
- Обещаю, что ты поплатишься за это, падаль! Немедленно брось топор по-хорошему... А сейчас я закончу с нашей мамой, пока она ещё съедобна, - зловеще пророкотала Марина.
Она явно не воспринимала сестру как угрозу своей жизни всерьёз, и Лена не понимала, почему так. Неужели Марине не больно, или, может быть, топором сестру не остановить?
- Нет. Прочь от мамы, тварь! - нашла в себе силы крикнуть Лена.
На этот раз она подошла к сестре вплотную и со спины, со всей силы, с криком ударила ту в шею.
Крови было на удивление мало. Марина не кричала от боли, а издала странный фыркающий звук, собираясь то ли повернуться к Лене, то ли вытащить топор. Лена едва не впала в ступор, в глубине тела от содеянного зарождалась нехорошая дрожь.
И тут мама с кровати произнесла что-то неразборчивое, послужившее для Лены спусковым крючком. Если она сейчас отступит, то проиграет и мама. Точно не выживет.
Девушка глубоко вздохнула и, с хриплым животным криком резко вытащив топор из шеи сестры, ударила им снова, затем ещё и ещё, пока не отрубила Марине голову.
Голова сестры покатилась по полу. Из обрубка шеи вдруг брызнуло фонтаном крови прямо в лицо Лены.
Кровь сестры была ледяной, густой и липкой, словно патока. Руки и ноги обезглавленной Марины резко задрожали, затем обмякли. Тело мешком осело на пол.
На мгновение среди грохота грома снаружи в спальне зависла тяжёлая, давящая тишина.
Лена часто дышала. В голове стало пусто. Руки и ноги налились свинцом. А сердце стучало в груди так сильно, будто собиралось сломать рёбра и выпрыгнуть.
«Ну, вот и всё, - отупело подумала Лена. - Я убила её, свою сестру».
И вдруг голова Марины на полу фыркнула, а потом жутко захохотала.
- Мелкая поганка. Неужели ты думала, что сможешь так просто покончить со мной? - злобно произнесла Марина. - Я теперь бессмертна. Как ни руби меня топором, кости и жилы мои снова срастутся. Он так сказал, - и, зашипев, голова затихла.
Неожиданно обезглавленное тело Марины привстало с пола и, как по команде, направилось к голове. Лена заметила, что кровь перестала течь из раны сестры на шее.
Лена закрыла глаза, чувствуя, что сходит с ума. Такого ведь не могло быть на самом деле? Хотелось смеяться без остановки – и на этом всё. Она хмыкнула, расплываясь в улыбке, чувствуя, что сейчас захохочет и тогда уж точно сойдёт с ума. Нет, Божечки, не смей, не сдавайся! И, резко ущипнув себя за руку, взвизгнула от боли. Боль отрезвила.
Лена открыла глаза. Безголовое тело Марины продолжало ползать по полу и искать свою голову. Что будет, когда оно найдёт её, Лена знать не хотела.
«Давай, соберись и останови её. Раз взялась, то доводи до конца». Этой мыслью девушка побуждала себя к действию и одновременно отгоняла рвущийся наружу безумный смех. Лена знала, что если сейчас рассмеётся, то больше уже не остановится.
Она вздохнула и снова взяла в руки топор, затем, крепко стиснув рукоять, начала молча и сосредоточенно рубить ползущее тело Марины на части.
Вскоре Лена устала; руки, спина онемели от напряжения. Адреналин спал. Некоторое время она обессиленно смотрела, как по ковру, влажному от липкой, похожей на красный гной крови Марины, ползают отрубленные кисти рук сестры и дёргаются части ног. Голова сестры молчала и больше не подавала признаков жизни.
Вдохнув мерзкий смрад от ковра, Лена ощутила, как тошнота подступила к горлу, и побежала в ванную, где её вырвало.
Там она умыла лицо и руки, выпила воды и снова вытошнила в унитаз. От усталости и пережитого шока ей очень захотелось сесть на пол и больше никогда не вставать.
Что же она наделала? Она действительно убила свою сестру. А вдруг её можно было вылечить? Слёзы подступили к глазам, в горле образовался ком. Нет, она покачала головой. Та Марина в комнате больше не была её сестрой. Её настоящая сестра умерла ещё в больнице. Всё, хватит думать об этом.
Следовало вернуться в спальню. А ещё Лена очень надеялась, что маму ещё можно спасти и то, что она не могла нащупать её пульс, ничего не значило.
А ну, живо бери себя в руки!
Мысленно выругавшись, Лена заставила себя выйти из ванной, зайти на кухню, взять из-под раковины мешки для мусора, скотч и ножницы. Затем вернуться в спальню и сквозь подступающую к горлу тошноту дрожащими руками собрать куски Марины в мешки, крепко заклеить их скотчем и положить у стены, а голову перенести подальше – в ванную.
А после вытереть слёзы и, крепко стиснув зубы, заставить себя включить моющий пылесос и начать чистить ковровое покрытие в спальне. И в этот момент громко зазвонил телефон Марины.
Лена вздрогнула от дурного предчувствия и выключила пылесос. На ватных ногах пошла в комнату сестры. На дисплее смартфона Марины высвечивались незнакомые цифры.
- Алло? - тихо произнесла Лена.
- Почему я больше её не чувствую?
Приятный мужской голос в трубке был холоден как лёд.
Лена вздрогнула.
- Что ты наделала, мелкая сучка? Отвечай! - приказал незнакомец.
- Я, - замялась Лена и, нервно рассмеявшись, послала его к чёрту.
Телефон звонил и звонил. Она не поднимала трубку. Затем пришла эсемеска. "Ты поплатишься – и очень скоро". Лена с криком швырнула смартфон об стену и собралась вернуться в родительскую спальню, как в квартире вдруг стало очень тихо. Гроза закончилась.
Во входную дверь позвонили, и она в ужасе прижалась к стене, не зная, что делать. Неужели звонивший уже здесь?
Нет, ведь не может такого быть. И она ведь ни за что не пойдет открывать ему дверь, как какая дура. Не так ли? А если это пришёл не тот мужчина, кто звонил по телефону и угрожал Лене, то она очень сглупит, если хотя бы не посмотрит в дверной «глазок», чтобы, возможно, попросить помощи.
Боже, помоги! Лена на цыпочках медленно подошла к входной двери. И едва не осела на пол, когда увидела в «глазок» участкового. Харитон Ильич явно уже собирался уходить, ибо направлялся к лестнице. И Лена со всей силы заколотила ногой по двери и хрипло закричала: "Помогите!"