Про меня, бабу Шуру и тягу к знаниям
Когда я училась в третьем классе, у друзей мамули случилось какое-то семейное торжество. Не то юбилей, не то ещё что-то не менее значимое, не суть. Главное, что отмечать они решили с размахом и наприглашали гостей к себе на дачу. Выехать предполагалось в пятницу вечером, после работы, а вернуться в воскресенье. Планировались шашлыки, вино, песни и танцы, поэтому нам, детям, там явно было не место.
Встал вопрос, что делать со мной? В принципе, проблем не было, любая из двух бабушек с радостью приютила бы у себя внучку… но - суббота! Учебная суббота, будь она неладна! С ней-то как быть?
В то время я училась не просто хорошо, а очень хорошо, и наивно полагала, что это даёт мне право на прогул. Ведь не повезут же меня в школу на метро, да ещё зимой, рассуждала я. А у меня будет внеплановый выходной. Можно будет поваляться подольше, почитать книжку и вообще просто посидеть дома. Это ли не счастье?
Как же, размечталась, дурочка малолетняя!
К пропускам школы, даже по уважительным причинам, моя мамуля относилась крайне негативно. Отчего-то ей казалось, что я обязательно скачусь на двойки, отобьюсь от рук и вообще пойду по кривой дорожке. И поэтому она пригласила к нам бабу Шуру, свою маму. Дала ей подробные инструкции, поцеловала меня и, счастливая, упорхнула в загул. А мы остались.
Обычно рабочее утро у нас начиналось так – мамуля будила меня в семь часов и, пока я приводила себя в порядок, готовила завтрак. Чаще всего кашу и чай. Иногда, в качестве послабления, кашу заменяли бутерброды. Завтракали мы под «Полевую почту юности» и «Опять двадцать пять!», неспешно собирались и в начале девятого выходили из дома Я в школу, она на работу. Схема была отлажена и сбоев не давала никогда.
Но баба Шура была настроена очень решительно. Обремененная взятой на себя ответственностью, она вся извелась от беспокойства. И поэтому безжалостно растолкала меня в несусветную рань.
- Вставай! – в панике крикнула она, сдёргивая с меня одеяло. – В школу опоздаешь! Половина седьмого!
- Бабуль, рано ещё, - жалобно простонала я, пытаясь накрыться подушкой.
- Ничего не рано! Пока оденешься, пока поешь… Ну, выйдешь пораньше, ничего страшного, - и бабуля отобрала у меня подушку.
Спорить? Доказывать что-то? Совершенно бесполезно, проще подчиниться. И я, отчаянно зевая и дрожа спросонья, поплелась в ванную. А, когда вернулась в комнату, меня ждал завтрак.
Никаких каш! Никаких бутербродов с чаем! Только пакет жирных сливок и кусок белого хлеба, густо намазанный сливочным маслом и присыпанный сверху сахаром. Я была совершенно к этому не готова и сперва даже не поняла, что всё это изобилие предназначалось мне.
- Ешь! – приказала бабуля. – Быстрее!
- Я это не люблю! – в панике сказала я. – Это невкусно.
- Зато сытно, - отрезала бабуля.
«Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус». Вот и я - рыдала, давилась и пила отвратительные холодные сливки. Бутерброд очень удачно упал на пол маслом вниз, но этим мои успехи и ограничились - сливки пришлось допить.
После такого, с позволения сказать, завтрака, я словно отупела. Мне было холодно, в желудок словно кол воткнули, к горлу подступала тошнота. Больше всего на свете мне хотелось лечь и накрыться одеялом, но надо было собираться в школу.
«Мама, мамочка! – глотая слезы, думала я, с ненавистью запихивая в портфель учебники. – Где ты? Зачем ты оставила меня с этой ужасной старухой? Вернись, мама! Обещаю, я буду есть манную кашу!»
Это сейчас я понимаю, что у меня просто какая-то лёгкая форма непереносимости лактозы (от второй бабушки досталась). Нет, я люблю молоко и с удовольствием его пью, но – очень, очень умеренно (впрочем, умеренность вообще не бывает лишней). А во времена моего советского детства об этом мало кто думал. Ведь молоко полезно, это же все знают!
Одевшись, мы с бабулей молча вышли из дома. Понятное дело, практически с первых дней обучения, мы, будущие октябрята, ходили в школу самостоятельно. Меня, например, мамуля провожала-встречала только первую неделю, а потом: сама, деточка, сама. И попробуй только опоздать на уроки! Так что в бабушке в качестве проводника я совершенно не нуждалась. И почему она вдруг пошла со мной в мороз и темень, понятия не имела. А спрашивать не стала – я чувствовала себя несчастной, незаслуженно обиженной и дулась.
В холодном отчуждении мы проделали весь путь и уже минут через десять стояли перед закрытой школой. Да что там школа! Даже створки высоких металлических ворот были обмотаны цепью и закрыты на большой висячий замок.
- Гм? – удивилась бабуля и потрогала замок. Потом ухватилась за прутья и потрясла ворота. – Закрыто, - озадаченно сообщила она. – Очень странно.
При этом она озиралась с таким видом, будто ожидала, что нас будет встречать рота почётного караула с трубами, барабанами и развёрнутыми штандартами. Я не ответила, поставила портфель рядом с фонарным столбом и уселась, сгорбившись и засунув руки в рукава пальто как в муфту.
Качались, поскрипывая, жестяные конусы фонарей, выхватывая из темноты крупные пушистые снежинки. В домах один за одним стали вспыхивать освещенные окна, и я, дрожа с ног до головы, представляла, как, зевая и потягиваясь, просыпаются школьники, как они медленно, с неохотой, выбираются из-под тёплых одеял, как капризничают, отказываясь есть наваристую, обжигающе горячую кашу…
Вдруг мы услышали шаги и увидели мужчину. Он шёл, попыхивая сигаретой, и снег бодро поскрипывал под его быстрой поступью.
- Сынок, - умильно окликнула его баба Шура. – А который час?
- Полвосьмого, мать, - сказал мужчина, с удивлением разглядывая мою скрюченную фигуру.
- А во сколько школа открывается? – допытывалась бабуля.
- Не знаю, - помолчав, сказал мужчина. – Но уроки начинаются в полдевятого.
- Ну, недолго осталось, - неестественно бодро сказала бабуля. И мужчина ушёл, то и дело оглядываясь на нас.
Мучительно медленно тянулись минуты. Ног я уже не чувствовала, и бабуля велела мне встать и идти. Нет, не домой. Просто ходить по кругу, чтобы хоть немного согреться. А потом мы услышали божественный звук гремящих цепей – это завхоз, живший в служебной квартире при школе, открывал ворота.
- Давно стоишь? – с интересом спросил он. – Ладно, заходи.
- Ну и слава Богу, - бабуля подтолкнула меня и, сняв с себя ответственность, мгновенно растворилась в пространстве.
А я на негнущихся ногах заковыляла мимо ворот. Я знала, что в школу прям вот сейчас меня не пустят, что мне придётся еще какое-то время ждать на крыльце. Но мне было уже всё равно.
И тут произошло чудо! Добрый самаритянин, завхоз не только распахнул передо мной двери рая, но и дал испить чудодейственного нектара. То есть пустил к себе в подсобку и принес кружку горячего какао.
Учебный день прошёл как в бреду. Помните серию «Ералаша», где в классе стоят кровати со спящими учениками, а учительница ходит между ними и гипнотическим голосом ведёт урок? «Да сплю я, Марь Иванна, сплю!»
Вот так было и со мной. Я таращилась на доску, а в ушах нарастал тяжёлый сладкий гул, и меня куда-то уносило на качающихся волнах. Я словно бы разделилась: одна моя часть пыталась хоть как-то пробиться сквозь тяжёлую дремоту, а вторая, свернувшись клубочком в уютной постели, спала и видела сны. Ужасно тяжело было. И ещё я никак не могла согреться, только щёки горели так, что можно было спичку подносить.
Прозвенел последний звонок, и я вздохнула с облегчением – я сделала это, я выдержала! Теперь домой! Скорее домой и спать, спать, спать…
И вот я стою у двери в квартиру, шарю в карманах и понимаю, что ключа нет! То ли потеряла, то ли, скорее всего, в суматохе позабыла взять. Ладно, бывает. И я со злостью изо всех вдавила кнопку звонка.
Мой ангел-хранитель, наверное, отлучился куда-то в этот день. Или находился в чрезвычайно дурном расположении духа и плевать ему было на слезинку ребёнка. Да облейся я тут слезами с головы до ног, он бы и глазом не моргнул.
Короче, бабули дома не было. И соседей не было. А идти к подружке я уже не могла, просто силы вдруг кончились. Я уселась на ступеньку лестницы, привалилась плечом к стене и мгновенно вырубилась.
Проснулась я от того, что бабуля трясёт меня за плечо, плачет и ругательски ругает меня.
- Да что ж ты со мной делаешь? – причитала она. – В гроб вогнать меня хочешь? Вот я матери расскажу, она тебе задаст!
Я очумело хлопала глазами со сна и ничего не понимала.
Оказывается, бабуля, благополучно вернувшись домой после недолгого плутания по окрестным дворам, была чрезвычайно горда собой. Она отдохнула, отогрелась, напилась чаю и, жаворонок по натуре, пребывала в отличном настроении. И на волне позитива ей в голову пришла прекрасная мысль – а не забрать ли внучку из школы? А что? Проводить-то смогла! И встретить сумею!
Сказано – сделано. Добравшись до школы (ну до чего у вас тут дороги кривые! всё время не туда ведут!), бабуля уселась на скамеечку возле раздевалки и принялась высматривать меня в буйной толпе школоты. Правда, одна беда, скамеечку она выбрала не ту: старшие и младшие школьники пользовались разными раздевалками. Но отсутствие мелкой ребятни её ничуть не смутило: выйдут, рано или поздно!
Так она просидела до конца уроков, и лишь пустые вешалки вызвали у неё первые смутные подозрения. А уборщица подтвердила: да, уроки кончились, да, все разошлись по домам, и ваша внучка тоже. И бабуля, терзаемая страхом, помчалась домой.
… Основная претензия бабули ко мне сводилась к одному: почему я, чёрт меня побери, не воспользовалась телепатией? Что, так трудно было догадаться, что меня будут встречать? Зачем ушла без неё? Да я назло это сделала, лишь бы нервы старой бабушке потрепать!
Справедливости ради хочу сказать, что бабуля, когда немного отошла от пережитого ужаса, сняла эти претензии. И вообще старалась по возможности не поднимать школьную тему, даже насчёт домашки не заикнулась, чему я, конечно, была ужасно рада. По молчаливому соглашению, мы ни словом не обмолвились мамуле, так она и осталась в счастливом неведении.
А я, что удивительно, даже не заболела.