Четыре арабские женщины из одной семьи погибли при ракетном обстреле в Тамре. Четыре женщины, включая мать и двух её дочерей в возрасте 13 и 20 лет, были убиты в результате прямого попадания иранской ракеты в жилой дом в арабском городе Тамра на севере Израиля.
Удар произошёл около 23:15 в рамках массированного обстрела северных районов страны. Четвёртая погибшая — родственница семьи, также находившаяся в доме во время удара.
Согласно опубликованной информации, имена погибших: Манар аль-Касем Абу аль-Хиджа Хатиб, её дочери Хала и Шада Хатиб, а также их родственница Манар Диаб Хатиб.
Нападение на Иерусалим было частью исламской экспансии, которая началась после смерти "пророка" Мухаммада в 632 году.
После смерти "пророка" Мухаммада арабские войска под руководством первых халифов начали быстро расширять свои территории, продвигаясь в Персию, Византийскую империю и Египет. К 636 году арабы уже заняли большую часть Сирии и Израиля, разгромив византийские войска в нескольких крупных битвах, включая битву при Ярмуке (636 год), которая была решающей в этом регионе.
После этой победы мусульманские войска продолжили наступление на Иерусалим, который на тот момент находился под контролем Византийской империи. Иерусалим был важным стратегическим и религиозным центром для христиан, так как в нем находились святые места, в их числе Храм Гроба Господня.
Осада Иерусалима началась в 636 году, но мусульманские войска столкнулись с ожесточенным сопротивлением со стороны византийцев и местных христиан. В это время Иерусалим был сильно укреплен, и его стены считались почти неприступными.
Халиф Омар ибн аль-Хаттаб, который был одним из ближайших сподвижников "пророка" Мухаммада и вторым халифом после Абу Бакра, взял на себя руководство в этом походе. Мусульманская армия, состоявшая из арабских племен, окружила город.
Осада продолжалась около четырех (по некоторым источникам семи) месяцев, и в это время произошло несколько сражений, однако византийские войска не смогли нанести решительный удар по арабам, а ресурсы города начали иссякать. Несмотря на сильное сопротивление, византийцы не смогли прорвать осаду, и в конце концов город оказался в критическом положении.
В результате блокады Иерусалима ресурсы города, такие как продовольствие и вода, начали иссякать. Византийский гарнизон и местные жители сталкивались с недостатком пищи, что делало дальнейшее сопротивление все более трудным. В условиях продолжительной осады и угрозы голода капитуляция могла казаться единственным способом избежать катастрофы для горожан и солдат. Сдача Иерусалима произошла в 637 году.
Мусульмане предложили жителям Иерусалима амнистию и гарантии безопасности, если они будут платить деньги за сохранение своей жизни и выдвинули условие, чтобы ни один из иудеев не жил в этом городе. Городу было предоставлено особое положение в виде "Умара" — мусульманского мирного договора, по которому христианам было обещано сохранение их жизни, имущества и религии. Взамен они должны были платить *джизью — налог, взимаемый с немусульман. Все иудеи и христиане, которые отказались принять ислам или платить джизью, были казнены.
Источники и полезная информация: *Сура 9, аят 29 Сражайтесь с теми из людей Писания, которые не веруют ни в Аллаха, ни в Последний день, которые не считают запретным то, что запретили Аллах и Его Посланник, которые не исповедуют истинную религию, пока они не станут собственноручно платить джизью, оставаясь униженными.
**Левант (от франц. Levant или итал. Levante — Восток) — общее название стран восточной части Средиземного моря (Сирия, Ливан, Палестина, Израиль, Иордания, Египет, Турция, Кипр и др.)
***Шам — это географическое название региона на Ближнем Востоке, который охватывает территорию нынешних государств Сирия, Ливан, Иордания, Палестина (Израиль).
Когда испанцы проникли на земли Халифата, они несли с собой не только мечи и знамена, но и обещания мира и просвещения. "Покоряясь нам, вы обретёте культуру и свободу," звучал их призыв.
Однажды житель Халифата встретил испанца, стоящего на их земле, и задал ему вопрос: "А разве вы спрашивали нас?"
Ответ испанца был пронзителен: "Зачем спрашивать? Ведь очевидно, что ваше племя лишено культуры. Разве у вас есть цивилизация?"
"Мы имеем судебную систему," ответил житель Халифата с гордостью. "В каждом уголке нашей земли существуют судьи, избранные из наиболее достойных людей. У нас правосудие проводится справедливо для всех."
Но испанец отмахнулся: "Зачем вам это? Мы освободим вас от этих формальностей. Ведь очевидно, что прав тот, кто богаче. И вы, наверное, даже не знаете, что такое деньги."
"А у нас есть деньги," возразил житель Халифата, показывая красивые, идеально круглые монеты. "У нас есть социальное обеспечение и пенсии. Мы должны помогать тем, кто нуждается."
Но испанец только посмеивался: "Глупость! Наши деньги красивее. (показывает горстку неровных, ужасных на вид монет) А обеспечение нуждающихся - это что-то племенное. Любой нормальный человек должен обеспечивать только себя и своего правителя. В цивилизованном мире нет никаких пенсий!"
"Может быть, сначала стоит взглянуть на ваш мир?" предложил житель Халифата.
И так они вышли за пределы красивых зданий Халифата на территорию испанцев, где тянулись обветшалые дома и некоторые люди лежали на улицах.
Тогда испанец, показывая на свою Библию и крест, сказал: "Вот это - наши ценности!"
Но житель Халифата, глядя на разрушенные окрестности, вопросил: "Это и есть ваше освобождение и ваши ценности?"
Собственно, джихад – священную войну против иноверцев с целью распространения ислама объявил еще Мухаммад. С тех пор ряд мусульманских богословов не раз утверждали, что у этого термина значение шире, чем только военное, и джихад означает любое усердие в утверждении и защите ислама. Но правители халифата Омейядов, возникшего на территории Аравии в 661 году понимали джихад именно в его военном смысле. А религиозность у арабов в то время зашкаливала.
Впрочем, причины крылись не только в религиозной составляющей. Ядро халифата составляли арабы-кочевники, чье социально-политическое и экономическое развитие уступало соседям, к тому же их численно было меньше. И разгромив эти более развитые государства, они оказались перед выбором – либо достаточно быстро ассимилироваться с местными элитами, через пару поколений растворившись в них, либо строить военную державу, которая постоянно растет за счет захвата новых территорий. Спустя несколько столетий перед таким же выбором оказались монголы. В обоих случаях выбор был сделан в пользу военной экспансии. На практике это означало, что основным источником пополнения казны становится добыча, захваченная на новых территориях, а управление на них выстраивается по принципу военной администрации, чья главная задача – сбор дани, а не развитие территории. Последнее становилось главным барьером для усиления влияния со стороны местных элит, изначально имевших более развитый административный аппарат и технологическую базу.
Результаты такой политики довольно живописно описала Жаклин Пирен: «Подобно огромной волне, сметающей все на своем пути, полчища мусульман затопляют Сирию (633), Палестину (638), Двуречье (640), Армению, Грузию и весь Кавказ (642), затем Персию, Курдистан, Азербайджан…». Одновременно были заняты восточное и южное побережье Средиземного моря от греческих островов Египта до Атлантического океана.
Территория Омейядского халифата на пике его могущества
После тридцатилетней передышки, вызванной династическими распрями внутри халифата, началась новая волна экспансии. На востоке она достигла Китая, подмяв под себя население долины Инда, а на западе – перекинулась из Северной Африки в Европу.
Последняя в то время выглядела довольно легкой добычей, Римская империя окончательно рухнула и на ее территории возникло множество варварских государств, ведущих постоянную борьбу друг с другом (они были еще менее готовы к совместной борьбе с захватчиками, чем древнерусские княжества времен Батыева нашествия). Не удивительно, что первая атака Вестготского королевства в Испании в 712 году, которая изначально планировалась как набег с целью разведки и захвата добычи и не более, завершилась его разгромом и подчинением халифату. Теперь оно стало провинцией Аль-Андалус.
Правда, дальше джихад в Европе приобрел довольно специфические черты. Арабов здесь было мало, и они контролировали в основном новый управленческий аппарат. А войско состояло в основном из присоединившихся к джихаду берберов, с которыми у арабов были непростые отношения, играла роль и традиционная вражда между берберскими кланами, а также контры с басками, которые достались халифату по наследству от вестготов. В итоге, с одной стороны власть провинции (вали) постоянно пыталась направить всю эту конфликтную энергию вовне, на грабеж и захват новых территорий. А с другой, поскольку редкий вали в то время мог просидеть на своем посту больше полугода из-за внутренних распрей, ни о каком стратегическом планировании джихада речи не было. И он все больше превращался из военно-религиозной экспансии в обычные грабительские походы на соседние территории.
Тем не менее, даже таким полустихийным образом мусульмане распространили зону своего контроля на весь Иберийский полуостров и дошли до территории современной Франции. Прежде всего потому, что христианские правители были больше сосредоточены на борьбе между собой.
Казалось Европа (ну, Западная, по крайней мере) была обречена. Но все поменялось после битвы при Пуатье в 732 году. Когда я писал этот пост, то специально посмотрел, что пишут про нее сейчас в школьных учебниках. «В 732 году майрдом Карл Мартелл в сражении у города Пуатье нанес сокрушительное поражение арабам… Победе над арабами способствовала военная реформа Карла Мартелла. Он создал конное войско и жаловал конным воинам участки земли с живущими на них зависимыми крестьянами». И вот с этим надо разобраться подробнее, потому что современная историческая наука рисует несколько иную картину (общего много, но, как говорится, есть нюансы).
Карл Мартелл. Миниатюра из «Больших французских хроник»
Тема реформы Мартелла (формально он был не король, а лишь майодом – управляющий дворцом при королях из династии Меровингов, но фактически – правил франками он) и созданной им конармии франков стала популярной в XIX веке, в числе тех, кто ее озвучивал был Фридрих Энгельс. «Этим сражением,— писал он, — открывается серия войн, в которых массивная, но неповоротливая регулярная кавалерия Запада с переменным успехом сражалась с подвижной иррегулярной конницей Востока». В другой своей работе он и вовсе назвал битву при Пуатье «колыбелью средневекового рыцарства».
Как я уже сказал, в позапрошлом веке эта точка зрения была преобладающей. Да и в прошлом с Энгельсом в нашей стране не спорили. Тем более, ее подкрепляли и другие работы зарубежных историков. В 1962 году вышла книга историка Линна Уайта «Средневековая технология и социальные изменения», в которой он описал «стремянную революцию».
Если кратко, он видел ее так - в середине VIII века н.э. в государстве Каролингов начали широко использовать стремена, что многократно повысило ударную мощь конницы; в результате произошёл переход от чисто пехотной армии к повсеместному использованию кавалерии. И у нас этот подход прижился. Про «стремянную революцию» франков мне рассказывали на лекциях в университете в прошлом веке, да и нынешних школьников учат, что Карл Мартелл победил потому, что создал конную армию. Хотя, когда я снова коснулся этой темы и полез копаться в публикации, то увидел совсем иную картину и она мне кажется более логичной.
Во-первых, еще в начале 1970-х была опубликована работа профессора университета Миннесоты Бернарда Бакрака, закрывшая тему «стремянной революции», правда в зарубежной науке. Его системный анализ военных кампаний Карла Мартелла (в 734, 737,738 и 741 годах) показал, что основной силой его войск всё так же оставались пехотинцы, — именно они играли главную роль. Археология тоже не подтверждает распространения стремян в эту эпоху. И на иллюстрациях рукописей того времени всадники скачут без стремян. Более того, в Кодексе рипуарских франков, который утвердил внук Карла Мартела – Карл Великий уже в следующем веке содержится полный перечень всаднического снаряжения, но стремена (и тем более шпоры) там не упоминаются.
Во-вторых, в VIII веке лошади были намного меньше, чем можно было ожидать, а рыцари носили тяжёлые доспехи. Им нужна была лошадь, достаточно сильная, чтобы нести этот дополнительный вес на большие расстояния. Общее название таких средневековых боевых коней - чарджер. И начиная со следующего века и вплоть до XIV столетия шла работа над выведением таких пород в Европе. Подробнее об этом можно почитать у уважаемого пикабушника ShortHistoty.
Соответственно, рыцарям в битве у Пуатье пришлось бы ездить на купленных на Востоке лошадях. Причем стоили они очень дорого. Также рыцарей надо было обеспечить доспехами, технологией изготовления которых до того франкские кузнецы не владели. Их надо было научить приемам и тактике действий тяжелой конницы (причем, не понятно, кто бы их этому учил), регулярно отрывая от управления полученными земельными наделами. Причем, научить так, чтобы они смогли на равных противостоять обученной и закаленной в боях коннице халифата (которая, в отличие от франков составляла костяк арабской армии). И все это надо было провернуть лет за десять, примерно столько у Мартелла было в распоряжении до битвы.
По этим причинам, а также по ряду деталей в описании сражения, лично я согласен с версией, что битву франкам «вывезли» доблесть пехоты и умелое командование ею. А распространение тяжелой конницы в Западной Европе случилось в X-XI веках, когда франкам пришлось иметь дело с хорошо вооруженной конницей венгров и мобильной пехотой викингов.
Но это не умаляет значение битвы при Пуатье, просто оно заключалось в другом. Как писал Гибббон, если бы в 732-м при Пуатье франкская армия Карла Мартелла не остановила наступление арабов на Европу, то сейчас учёные мужи Оксфорда штудировали бы Коран, а вся мировая история пошла бы по иному сценарию.
Но пошло, как пошло. «Дорога к Пуатье» началась в 729 году, когда аквитанский принцепс Эд заключил договор с берберским военачальником Мунузой (берберов мы больше знаем, как мавров). О чем собственно была речь. Аквитания – это часть нынешней Франции, находившаяся между землями франков и арабской провинцией аль-Андалус. Франки давно хотели поставить ее под свой контроль, и правитель Аквитании Эд искал себе союзников в борьбе с северным соседом. Ранее это были баски, теперь он сделал ставку на войско берберов. А Мунуза был намерен провернуть очередной переворот в аль-Андалус или просто отделить часть провинции, превратив ее в свое собственное государство, используя для этого ресурсы и войско союзника. Вали (правитель) провинции аль-Андалус Абд ар-Рахман аль-Гафик увидел в этом свои возможности: соглашение можно было трактовать как бунт, и использовать это как повод для расправы над берберской оппозицией и разграбления богатой Аквитании. При такой взаимной заинтересованности сторон, война была неизбежной. А вот кому она была не нужна, так это франкам, у которых были свои проблемы с германцами на северо-востоке. Но их мнением в итоге решили пренебречь.
Для начала войско халифата разгромило мятежные отряды берберов и захватило Барселону, ставшую «столицей» мятежников. Следом армия Абд ар-Рахмана двинулась в Аквитанию, герцог Эд, потеряв в битве у Гаронне большую часть своего войска бежал, а его столица – Бордо – была разграблена, значительную часть горожан вырезали. Тут уже Эду не осталось ничего другого, кроме как просить о помощи майордома франков Карла (тогда еще просто Карла, не Мартелла), признав зависимость своего герцогства от франкского королевства. В итоге, де-юре Аквитания стала франкской, а де-факто – была под контролем халифата. Вот такая-вот коллизия, понимаешь. С этого момента у Карла выбора уже не было, если бы он отказался вернуть Аквитанию (очень богатый, даже после погрома, ресурсами регион) соплеменники бы его не поняли, а надо помнить, что майордомом он стал в результате ожесточенной внутренней борьбы, и она в любой момент могла обостриться вновь.
Арабы наоборот, решили, что после разгрома на Гаронне земли Галлии падут к ногам халифата так же, как несколькими десятилетиями ранее – земли Вестготского королевства. И в 732 году мавританская конница двинулась на север, в сторону Луары. Цели были простыми – разграбить территории северной Аквитании, привести их к вассальной зависимости и с богатой добычей вернуться в столицу провинции, чтобы было, о чем отчитаться халифу.
Эд уводит остатки войска от горящего Бордо на север
Это, кстати, важный нюанс, как и монголы времен Чингисхана и его сыновей, арабы периода халифата Омейядов не заморачивались созданием тыловых баз снабжения, организацией логистики на захваченной территории, главным источником ресурсов (провианта, фуража, дерева и проч.) для собственной армии у них была добыча, взятая у противника. Эта схема работает лучше всего как раз при быстрых грабительских набегах, которые и стали основным форматом внешней политики халифата в тот период.
Есть у этого формата и обратная сторона. Он ограничивает свободу маневра, как в пространстве (вынуждая следовать от одного источника богатой добычи к следующему), так и во времени. Основу войска арабов составляла конница, кормить ее предполагалось захваченным фуражом, а значит – в поход надо выступать, когда урожай на полях созреет. Так что оппонентам (в данном случае – Карлу) было не сложно предугадать сценарий нападения и заранее продумать о способах противодействия.
Но тогда, в середине лета 732 года арабы об этом не задумывались, считая, что их ждет легкая добыча. Одним из самых ценных потенциальных призов похода было аббатство Сен-Илер и здесь войско арабов изрядно поживилось. Далее они относительно не спеша двинулись к Туру и достигли его к октябрю 732 года. Это дало время Карлу собрать свое войско, куда вошли и немногочисленные отряды конницы, включая остатки аквитанской гвардии Эда, и многочисленные наемники из числа германцев, и, конечно, собственно франки, представленные большей частью пехотой. Но это была опытная пехота, которая много лет воевала с Карлом на севере. Арабское войско большей частью состояло из конницы – тяжелой арабской и легкой иррегулярных частей из примкнувших племен (берберы и т.п.), пехоты было меньше, часть ее состояла из приведенных к присяге вестготов. В общем, и там, и там были вполне себе профессиональные армии, вот только арабы достаточно давно не имели дела с равным по силе соперником.
Общая численность обеих армий долгое время оставалась предметом дискуссий. По традиции источники сторон преувеличивали число противника, дабы подчеркнуть доблесть своих войск. Исходя из общих демографических данных, одни историки считают, что каждая из сторон привела на битву примерно по 30 тысяч человек. Согласно другой версии – 30 тысяч было общим числом участников сражения, с некоторым перевесом в пользу франков, но у арабов большую часть составляла опытная конница.
Понимая, что противостоять ей будет пехота (пусть тоже в основном опытная), Карл постарался максимально уравнять шансы. Благодаря отлично поставленной разведке и лучшему знанию местности («дома и стены помогают»), он хорошо представлял, как продвигается арабское войско. Избегая римских дорог, чтобы не заметили разведчики арабов, он развернул свою армию у них на пути так, чтобы его армия располагалась на лесистом холме. Атаковать в гору, поросшую лесом не очень удобно, а вот пехоте в таких условиях обороняться было куда легче. От фланговых ударов его прикрывали реки Вьенна и Клёна. Армии встретились 18 октября 732 года.
Следующим шагом к успеху было заставить арабов все-таки ударить первыми. Карл спрятал большую часть своего войска среди деревьев, создавая впечатление, что у него не так и много воинов. Абд ар-Рахман все равно осторожничал, атаковать ряды пехотинцев на холме, прикрытые по бокам реками, представлялось ему не очень хорошей идеей.
Так они простояли друг напротив друга еще неделю. Но дальше стояние на Вьенне не затянулось: в конце концов, главной целью джихада было разграбление земель франков. А добыча сама себя в обоз не погрузит. К тому же арабы, до того разбившие армию герцога Эда, были склонны переоценивать собственные силы. А вот к зимовке на территории франков они были не готовы. Взвесив все эти аргументы в очередной раз, 25 октября вали дал приказ атаковать.
Детального описания битвы хроники не дают, так что все реконструкции являются во многом – плодом фантазии их авторов. Известно, что франки выдержали первый удар. За ним последовали другие: серия повторяющихся нападений на разные участки обороняющихся была типичной тактикой армии халифата Омейядов. «Северяне встали недвижимой стеной, так что их плотные ряды, казалось, обледенели», - гласит одна из арабских хроник.
Картина Карла Штейбена, «Битва при Пуатье 732 года»
Но пока арабы пытались проломить «стену щитов», построенную пехотой, отряд конницы, имевшейся у Карла (костяк ее составляли аквитанцы) во главе с Эдом обошел сражение по самому берегу Вьенны и напал на обозы арабов. Там хранилось самое ценное – ранее взятая добыча. Поэтому, когда обозы загорелись, часть арабской армии (хронисты утверждали, что это были берберы, чьи семьи тоже находились в обозе) бросилась спасать свои трофеи. Неразберихи добавила гибель Абд ар-Рахмана. В итоге, арабы отступили, а ночью, прихватив самую ценную добычу и бросив остальное, отступили.
С потерями сторон ясности еще меньше, чем с численностью армий до сражения. Арабские хроники склонны утверждать, что потери их войска были незначительными. Это, кстати, стало основанием для некоторых современных историков утверждать, что и сама битва была незначительным эпизодом, «обычным грабительским походом». Правда, это выглядит скорее как «разговоры в пользу бедных». Потому что после этого поражения арабы многие годы не повторяли попыток вторгаться в земли Аквитании. А Карл получил не только прозвище Мартелл (Молот), но и фактический статус лидера христиан Западной Европы.
А в 750 году Омейядский халифат сменился халифатом Аббасидов, которые опирались на другую стратегию, вместо грабительских походов, сделав ставку на развитие ранее захваченных территорий. Так что битву при Пуатье вполне можно считать финалом первого джихада против европейских государств.
Спустя века европейцы нанесли «ответный визит» в арабские земли, в формате крестовых походов. И даже предприняли попытку захватить земли Аравии – истока мусульманской цивилизации. Но это была совсем другая история.
Словарь Баранова не перестает удивлять. Словарная статья на слово «султан» включает в себя выражение «султан Ибрагим», которое используется для обозначения барабульки. Эта рыба встречается в Средиземном море и Персидском заливе. По-арабски она имеет несколько названий: в Сирии и странах Залива ее называют «султан Ибрагим», в Египте «барбуни», в других регионах «красная рыба». Возникает закономерный вопрос, в честь какого султана названа рыба. Ибрагим I «Безумный» из рода Османов (1640–1648 гг. правления), ты ли это?👳🏻♂️
⭕️ Название рыбы связывается с одним легендарным эпизодом из жизни мусульманского мистика Ибрагима ибн Адхама (718–776). Его жизнь чем-то напоминает биографию Будды. Ибрагим родился в семье правителя Балха, но отказался от престола и стал аскетом. Он уехал из Афганистана и блуждал по морям и землям, пока не обосновался в сирийском городе Джебла на побережье Средиземного моря. Однажды Ибрагим сидел на пляже, шил одежду, и игла упала из его рук. Спустя некоторое время из моря вынырнула рыба с иглой во рту. Аскет заметил, что один ее глаз был поврежден, и поинтересовался о причине этого. Тогда рыба поведала ему, что произошло на дне моря после того, как туда упала игла. Морские создания сражались за острие, и когда барабулька взяла её, один из китов ударил её так сильно, что повредил глаз. Ибрагим коснулся рыбы, и она стала полностью здоровой. Тогда он отпустил ее со словами: «Уходи, твоё мясо запрещено для меня». С тех пор барабуни стала называться «рыбой султана Ибрагима».
⭕️ Другая версия этой легенды гласит, что однажды голодный Ибрагим сидел на пляже сирийского города Джебла, и при закате солнца рыба сама выпрыгнула из воды и упала перед ним. Мистик хотел взять её, но через некоторое время отпустил, сказав: «Вернись в море, ты свободна, ведь мне запрещено тебя есть». После этого эпизода рыбаки из Джеблы стали называть барабульку «рыба султана Ибрагима».
👳🏻♂️Так, а почему султан? Мы знаем, что Ибрагим не был правителем, хотя легенда и приписывает ему право занять престол Балха. Слово султан в данном случае стало использоваться при обращении к легендарному мистику, скорее, как почетный титул. Известного арабского поэта-суфия Ибн ал-Фарида (1181-1234) прозвали, например, султан ал-ʿашикин («правителем влюбленных»).❤️
Кстати, в русском языке у барабульки есть другое название – султанка. Возможно, все дело в ее шикарных усах.
Благодарю за прочтение. Надеюсь, было интересно. Больше на моем телеграм канале: https://t.me/semitophile
