На работе — дедлайны, коучи, девелоперы, сейлы, аксепты, фичи, фидбэки, кипиаи, хеджирования, фронт-офисы, бэк-офисы…

Кто всё это? Люди или юзеры? Команда или аутстафф?

В медиасреде — ад на всех частотах:

шоураннеры, спикеры, инсайты, селебы, мейкапы, каверы, челленджи, лайфстайлы, флешбэки, трибьюты, инфлюенсеры, контент, релизы, саундтреки, рисерчи…

Это не английский язык. Это суржик. Языковая каша с претензией на стиль.

Мы не просто теряем слова. Мы теряем ощущение себя. Мы больше не хотим быть собой. Мы хотим быть кем-то другим — хоть по-одежде, хоть по-речи.

И это страшно.

Ведь язык — не просто способ общения. Это — отражение нашей свободы. Это наш код. Наш оберег. Наш ДНК.

И когда он исчезает с улиц, кафе, эфиров, рекламы и приложений — исчезаем мы. Как народ.

Мы добровольно в оккупации.

Внутренней. Мягкой. Без войны. Но с тяжёлыми последствиями.

Можно ли выбраться?

Можно.

Начать — с малого.

Обязать публичную сферу использовать русский язык. Закон о защите языка уже есть — просто начать его применять.

Ведь даже не потому пишут по-английски, что это нужно иностранцам. Нет. Пишут, чтобы выглядеть «своими среди чужих». Или точнее — «чужими среди своих».

Стыдятся быть русскими. А это уже не просто языковой вопрос. Это — вопрос идентичности.

Когда-то оккупанты меняли вывески и названия, чтобы стереть лицо страны. Сегодня мы делаем это сами — и сами себя обезличиваем.

Пора остановиться.

Пора снова говорить по-русски. Гордиться тем, кто мы есть.

Иначе скоро останется только слово "СПА" — над последней баней, в последнем городе, где ещё кто-то помнит, как звучит живое русское слово.

Откидыч сказала, что многие прекрасно эту тенденцию осознают, более того, склонны её высмеивать. Например, в Comedy Club был номер «Табличка», который набрал миллионы просмотров. В скетче собрание директоров не может решить, как прикрепить табличку на дверь директора — прибить или приклеить. И весь сюжет построен на обыгрывании клише, появившихся в деловой речи:

«Наш ассистент-менеджер закопипастит сегодняшний департмент-митинг, где будут отражены все сегодняшние озвученные биг айдиа. И он скинет это в линке, теле письма или в аттаче».

Язык успешно справляется с ненужными заимствованиями через носителя.

«Мы сами, используя или не используя определённые слова, голосуем за или против их дальнейшей жизни в языке. Вообще заимствования из других языков неизбежны, если существуют контакты между носителями разных языков. Это явление возникло не вчера: например, слова "карандаш", "ангел", "школа", "апельсин" — это всё заимствования, но они нами уже не воспринимаются таковыми, потому что это уже мы к ним привыкли. И сказать, что заимствования язык портят, искажают и что он из-за этого при смерти, мы не можем. Если заимствование возникает, то скорее всего, это обусловлено какой-то потребностью носителя».

Эксперт привела в пример слово «хейт». На русский оно переводится как "ненависть". Казалось бы: ну и зачем заимствовать, если есть русский аналог?

Но ведь «хейт» и "ненависть" — разные вещи.

Ненависть — это относительно устойчивое чувство резкого неприятия чего-либо. Допустим, можно ненавидеть своих шумных соседей, непунктуальность или манную кашу. А хейт — это специфическое коммуникативное действие в интернет-пространстве, выражение крайнего неодобрения или даже словесная агрессия, чаще всего в адрес публичного лица.

В данном случае возникла потребность обозначить новое явление, причём маркировать его как отличающееся от уже существующего, с которым его можно перепутать при дословном переводе.

Как говорили у нас на матфаке: ЧТО И ТРЕБОВАЛОСЬ ДОКАЗАТЬ.

Ну а досужим хейтерам надо помнить о фонвизинской присказке: «Мне поверь, батюшка, что, конечно, то вздор, чего не знает Митрофанушка».

УКРАЛ ИЗ КОММЕНТОВ: