Жду новый пост

Серия «Фантастика, фэнтези»

Утро в таверне, как всегда, началось с никогдаря. Сверчок же, как всегда, не разделял мою привычку. Он запрыгнул на плечо и забухтел в ухо:
– Вот скажи мне, зачем ты это ежедневно делаешь?
Я тщательно вырисовывала толстый крестик, стараясь вывести концы ровными, что, согласитесь, не так-то просто сделать угольной палочкой.
– Мне нравится!
– Пачкаешься, бумагу выписываешь из города… – продолжал ворчать он.
– Считай, что меня это успокаивает. Даты идут непонятно в какую сторону, сезоны меняются произвольно. А так – сама расчертила, сама помечаю. Хотя бы не путаюсь в “сегодня”, “завтра” и “неделю назад”.
– Ну-ну…
– Слушай, насекомое, откуда в тебе столько сарказма? И вообще, тебе-то что?
Сверчок умел драматически стрекотать, потирая ножки друг о друга. Чем и занялся, осуждая.
Я лизнула испачканные пальцы, вытерла о передник. Потом, одумавшись, всё-таки пошла к рукомойнику.
Помахала метлой в зале, растопила очаг, поздоровалась с Мирабель в углу, не получив ответа. Её говорящее окно совсем потухло. Так и висело у виска девушки, а ведь ещё пару недель назад там хотя бы пробегали всполохи.
Дверной колокольчик тренькнул три раза, отсчитывая прибывших. Сначала решительно влетел загорелый лохматый парень. Его одежда состояла из толстых полосок кожи и шкур, между которыми бугрились мышцы. С мечом на левом бедре и кинжалом справа таких размеров, что тот соперничал с мечом. Следом проскользнул смуглый раскосый эльф в расшитой тунике и с огромным луком. И уже после них, потупив взор, просеменила худенькая красавица в нежно-лавандовом одеянии. У всех троих у висков светились говорящие окна, но у девушки – самое яркое. Команда устроилась за столом, потребовала картошки с мясом, вежливо попросила тушёных овощей и скромно прошептала про куропатку.
Оба спутника тут же влюблённо уставились на лавандовую барышню. Её окно вспыхнуло, побежали строки.
“Эвелина опасливо огляделась. Всё вокруг было так непривычно, так непохоже на сиротский приют, в котором она выросла: полная таверна, гогочущая грубая компания за столом в углу…”
Я скептически воззрилась на одиноко торчащую за угловым столом Мирабель, но тут же свет мигнул, дверь распахнулась пинком и гогочущая компания, мужская и бородатая, ввалилась в зал, заполонив собой пространство. Возгласы “Пива! Эля! Жарь кабанчика, хозяйка!” зазвенели в ушах.
Очаг разгорелся, и сверчок смог полетать над едоками, планируя с балок. Такая уж особенность у моего постоянного друга: летать – только, когда тепло.
Пока я сновала по залу, подавая блюда, чуть не пропустила появление новых посетителей: вихрастого крепкого парня и бойкой девушки в зелёном с кучей амулетов на шее и руках. На её плечах питомцы топтались сразу с двух сторон: на левом гордо восседал тощий чёрный кот, а за правое цеплялся здоровый ворон.
– Адептка. Точно адептка. И её лучший друг.
– Не возлюбленный? – сверчок вцепился мне в волосы за ухом.
– Нет, смотри: у него нос картохой и говорящее окно маленькое, так что без вариантов. Лучший друг-недотёпа, скорее всего. Для ироничности!
Колокольчик снова сработал. За дальний столик в углу уселись двое вольных охотников. Последним, не скрипнув, не потревожив колокольчик, в зал вплыл тайный маг и шпион – мрачный, крючконосый обладатель узловатого посоха и плаща, покрытого рунами.

День в одночасье превратился в вечер, все шумели, хохотали и чавкали, их окошки пестрели меняющимися на ходу буквами.

Резкий треск разорвал пространство. Разом стало темнее, потолок поплыл, задвигался, пошёл в разные стороны, обнажая дыру прямо над первой троицей. Вся команда побледнела, девушка всхлипнула и юркнула под стол. Гигантский клюв из сотен железных писательских перьев просунулся вовнутрь, схватил эльфа, закрывавшего голову руками, и проглотил. Тут же протолкнулся в дыру снова, выплюнул другого эльфа, более худощавого, светловолосого и сероглазого, но в той же тунике.
Остроухий блондин сжевал лист салата с тарелки предшественника и осоловелым влюблённым взглядом огладил высунувшуюся девицу в лавандовом. Та моргнула, икнула, убрала с лица выражение ужаса и благосклонно повела плечиком.
Хохот и галдёж вернулись в зал. Меня передёрнуло. Я аккуратно пошебуршила по спинке перепуганного сверчка.
– Выдохни, не за нами!
Тот прострекотал ногами отбой тревоги и на этом успокоился.
– Пронесло. Да и куда нам такое, мы слишком мелкие сошки в сюжете. Даже ты, – сверчок огляделся и ткнул ногой в угловой стол. – А знаешь, на кого похож вон тот бородатый? Помнишь, ту дрянь, которую тебе в мужья выдали, чтобы ты выходила с заплаканными глазами?
– Ой, не напоминай, а? Хорошо, автор потом этот кусок вымарал.
– Ну, зато в тот раз целая глава была с твоим участием. Отношение к тебе показало положительные качества спутника героини, считавшегося мерзавцем.
Сюжет перескочил к ночи. Большинство разошлось по комнатам наверху или по домам. Кто-то просто выпал из сцены. Меня всё ещё потряхивало после явления Пера, да и призрак бывшего муженька, пусть и мимолётного, не добавил спокойствия. Сверчок уже начал запечную песню, а я, пользуясь отсутствием заказов, вышла на улицу за глотком воздуха.
Звёзды яркие, тщательно прорисованные на небе, качались и позванивали. Дорога вилась от моей таверны, серебрясь в лунном свете, призывая. С одной стороны светились окнами крепкие деревенские дома и синел лес за ними, с другой — туманное не прописанное пространство. Пройтись бы по этой дороге хоть раз, увидеть… Да хотя бы край деревни! Посмотреть на лес, другие селения, города, а может быть, и столицу. Неважно, что её название ежедневно меняется. Столица же! Может быть, встретить там тех, кто проезжал через мою таверну и запомнился?
Дверь скрипнула.
– Ах, какие тут звёзды!
Глаза у девушки в лавандовом отражали небесный свет. Я даже залюбовалась. Всё-таки красота – она и есть красота.
– Вы, наверное, в столицу едете?
Эвелина (вроде бы?) кивнула.
– Да. Вы там бывали?
– Нет. Я нигде не бывала, – очень хотелось добавить что-то от души, но губы привычно сварливо произнесли, – и не хочется, нечего мне там делать.
Она зашептала доверительно:
– А я так боюсь! Я воспитывалась в сиротском приюте, но обстоятельства… Все эти бури в мире, магические предзнаменования… И этот странный знак на моём запястье. Как у той пропавшей принцессы. Но вдруг я не имею отношения…
Я вздохнула. На этот раз даже редакторская воля меня не удержала. Возможно, потому что у моей мелкой героини не был прописан цинизм?
– Миру угрожает опасность. Вы – сиротка. И у вас есть знак, повторяющий королевский. Не волнуйтесь, вы – точно пропавшая принцесса!
Она вся затрепетала:
– Вы так думаете?
– Абсолютно уверена!
Говорящее окошко заныло: “Эвелина смотрела на звёздный свет, её грудь вздымалась. Впервые она чувствовала себя такой свободной. Тут тихий шорох нарушил её уединение. Девушка обернулась – у конюшни маячила тёмная фигура. Эльф наблюдал за ней”.
Я перевела взгляд. Ну да, торчит голубчик у конюшни. Придётся уйти, не буду мешать любовной сцене.
Уже вернувшись к стойке, вздохнула. С одной стороны – всё у моих гостей повторяется. С другой – как же жалко, что я потом редко получаю вести об их судьбах. Это же так увлекательно: знать, к чему приходят уходящие от тебя.
***
– Может, хоть раз нолик нарисуешь?
– Нет. Крестики – это постоянство.
– А тебе не приходило в голову, что ты как бы перечёркиваешь свой будущий день?
Я застыла с палочкой. Вот ведь философ, заставил задуматься! Не знаю, не знаю… Может, начать обводить? Или ритуал проводить перед сном? Но я так привыкла настраиваться на день…
Стаканы и кружки сегодня решительно отказывались очищаться, сколько ни три. Я подняла глаза: да, угол у очага стремительно зарастал паутиной, по полу моталась какая-то грязь. А это что такое под лавкой? Маленькое перекати-поле? Авторы вообще представляют себе перекати-поле и его размеры?
Вздохнула:
– Что, мы сегодня опять «грязная харчевня»?
– А то! – застрекотал сверчок. – Все признаки налицо. Кстати, о лице… В зеркало лучше не смотрись.
Мои глаза тут же уткнулись в стеклянный кувшин.
– Нет, правда, лучше не надо.
Я повертела в пальцах сальные патлы, бесстыже свесившиеся на плечи.
– Ладно, ты прав. Пойду готовить “какую-то баланду с кусками жира” и портить пиво.
Может, смородинового морса туда налить? Как раз станет кислым, но хоть немного полезным. Этим худосочным девицам витамины не помешают.
Всё-таки попыталась оттереть пару центральных столов. Привычно кивнула застывшей в углу Мирабели, привычно не получила ответа. Её стеклянный взгляд продолжал полировать столешницу. Кстати, покрытую мутными, похоже, липкими разводами и присохшей шелухой от семечек.
Тьфу!
В другом углу молодой маг в простой и пыльной одежде, но с холёными руками чистил аккуратные ногти, делая вид, что никого не ждёт. Говорящее окно у виска сияло.
Компания зловещего вида мужчин в середине зала поглощала дрянное пиво, молча сверкая глазами вокруг.
Распахнулась дверь. Сегодня без приветственного звоночка: колокольчик-то "грязной харчевне" не полагался. Петли противно проскрипели. Жеманно озираясь, на пороге появилась жгучая юная брюнетка в алом платье в цветочек. Ну как, в платье… Ткани на это одеяние пошло немало, но закреплено на девушке оно было так себе и закрывало не то, чтобы много.
Разбойники разом обернулись, злобно сощурились.
Окошко у прелестницы заверещало: “Опасность, опасность”, — кричало всё внутри Иллирины! За все предыдущие семнадцать лет ни разу ей не было так страшно!”
– Семнадцать? – присвистнул в ухо сверчок. – Что-то она одета не по возрасту!
Я прочистила пальцем оглушённое свистом ухо, кивнула:
– Да и приключения её, судя по формам, ждут… Недетские…
Словно услышав наши реплики, редакторский клюв тут же разбил потолок. Клюнул, по счастью не девушку, а её говорящее окно. Слово “семнадцать” изменилось на “девятнадцать”. Но декольте на платье опустилось ещё на пару сантиметров, а разрез на бедре заполз почти на пояс.
Я прошептала сверчку:
– Давай, когда начнётся драка, и вон тот любитель ухоженных ногтей в углу станет швыряться фиолетовыми молниями, пойдём на улицу, а? Там закат красивый сегодня… А нас до конца сцены точно не вспомнят.
– Меня – так до утра, – кивнул сверчок. – Этой литераторше, судя по всему, уютные сверчки в тишине по ночам не нужны.
Закат был хорош! Вот не на том автор сосредотачивается, если умеет достоверно описывать такие закаты!
Сверчок не выдержал долгого молчания:
– Слушай, а эта Мирабелина так и будет у нас торчать? Полстола загораживает, тебе вокруг неё подметать неудобно.
Я пожала плечами:
– Так и будет. Пока автор следующую сцену не придумает и не передвинет её отсюда.
– А если не придумает?
– Тогда пока не сотрёт. Или не забудет про сюжет, и она постепенно не рассосётся. А до той поры Мирабель – часть интерьера.
– Слушай… А я почему жить остался? Меня тоже забросили.
– Ну, ты-то часто появляешься. Ты же поёшь за печью.
– Да, но я же, не побоюсь этого слова, личность! Меня упоминают только за печкой. Редко, одним предложением. Но я же с тобой говорю? Говорю. Думаю. Мыслю.
– Следовательно, существуешь! – улыбнулась я.
– Откуда это? – пошевелил усами мой собеседник.
– Не знаю, в окошках несколько раз видела.
– Ну да, существую. И действую за рамками едва упоминаемого персонажа. И я всё думаю: может, это ты как-то сделала?
– Я? Да что я могу сделать? Я над собой-то не властна: так иногда зареветь хочется, но у меня даже слёз не бывает.
Сверчок возмутился:
– Ну, знаешь! Из всех, кого я тут вижу, ты самая… своевольная. Как у тебя это получилось-то?
Теперь уже фыркнула я:
– А я почем знаю? У людей вши в голове заводятся, а у меня, вот – собственные мысли.
Помолчали. Сверчок выжидательно смотрел на меня. Я вздохнула:
– Я правда не знаю, почему стала такой. Видимо, тот, кто первым описал эту таверну и меня, был талантливым человеком. И этот образ, хотя бы в отдельных чертах, стали таскать друг у друга. Но от того, что мне каждый раз приходилось меняться и приспосабливаться, оттого, что в меня влилили много разной писательской воли я… Развилась, что ли…?
– Как думаешь, есть ещё такие, как ты?
– Как мы!
– Как мы, – послушно кивнул друг.
– Не знаю. Наверняка, но это же надо вырваться отсюда и сравнить. А это у меня пока не получилось.
Закат плавился у самого горизонта. Над нами, в тёмно-фиолетовой бездонности зажглись первые робкие звёзды.
– И всё-таки. Может, ты попробуешь говорить с Мирабелиной? Вдруг это что-то даст?
– Не знаю. Давай, я её причешу, что ли? А то она выглядит совсем заброшенной.

***
Масло сегодня взбивалось с трудом. Вспомнить бы, откуда я беру сливки для него, и поменять место. И надо посчитать, сколько дней уже причёсываю Мирабель. Но ведь мне не показалось, она сегодня посмотрела на меня? Осмысленно посмотрела!
Надо не только крестики черкать, надо бы ввести приход-расход посетителей. Интересно, сколько за последнюю неделю появлялось новых сироток, адепток, прекрасных юных и не очень ведьм, заколдованных принцесс и новых спасительниц мира? Пару раз приходили героини, которые всё это совмещали!
Большинство окошек у них повторяли друг друга, но пару раз были и необычные. Вести бухгалтерию сюжетов – чем не новое развлечение?
Сверчок приполз, принялся наворачивать круги рядом и вздыхать (честное слово, вздыхать!), пока я возилась с маслом.
– Ты чего?
– Всё нормально, решил посмотреть, чем ты занимаешься.
– Сверчок! От тебя уже подоконник проминается!
Он сделал ещё круг, прежде чем сказать:
– Там Индрис приехал.
Я стукнула маслобойкой о стенки. Во рту стало сухо, я сглотнула. Потом продолжила дело.
– Значит, на четвёртый том пошли! Когда уже они с Иветтой поженятся, преодолев все испытания?
Сверчок остановился, почесал передние ноги, потом задние.
– Жалко, что автор оборвал ветку про вашу дочь. Такая хорошенькая, рыженькая…
– Сверчок, отвали, а? – взорвалась я. – Не ровен час, зашибу, а ты – существо хрупкое!
Он ещё раз моргнул и уполз куда-то в угол. Летать-то он не может, пока не разгорится очаг.
Может, не выходить в зал?
Долго топталась, но всё-таки собрала заказанную еду (дался им этот зелёный горошек всякий раз?), принесла. Прекрасная магичка Иветта принялась элегантно накалывать горошины вилкой, её окно стрекотало как ненормальное. Обнаглев, я уставилась на Индриса. Всё равно же не отреагирует – не прописано. Две новых родинки и стильный седой локон появился в чёрных волосах. Меч богаче, чем в прошлом томе, здоровая серебряная цепь с головой леопарда на шее.
Я стояла вплотную и смотрела неотрывно, пока они ели, смаковали и перекидывались внутренними шутками, а его окно голосило о любви к Иветте, о новых трудностях на пути спасения мира, о злобном колдуне с запада, в котором видится что-то знакомое. Так и не взглянув на меня, они доели, обогнули мою фигуру как часть стола и вышли. Колокольчик тренькнул, провожая.
Я смотрела, как две конных фигуры всё уменьшаются в окне.

В кладовой я рыдала всухую. Со слезами удалось поплакать только в тот самый раз, когда автору понадобился мой заплаканный вид. Фоновым персонажам слёз по своему желанию не положено.
Я же никто? Никто. Лицо меняется, остаётся только нужная сегодня рыжина волос. Имя сама себе присвоила. Кто я в книгах? “Рыжая хозяйка”, “угодливая хозяюшка”, “грузная баба в засаленном переднике”?
Тисса! Тисса? Тисса.
Волосы играли со своей длиной, сползали по плечам и укорачивались обратно. Платье натягивалось и снова становилось свободным. Фартук шуршал вокруг пояса. Как я разница, как я выгляжу в темноте кладовой? Какая разница, кто я?
От желания выйти исполнять роль хозяюшки хотелось выть, и я выла в кулак. Потом прошло.
Сушёные яблоки. В полной кладовой вкус имели только сушёные яблоки.
Который час? Который день?
Никогдарь рвался очень хорошо. На крупные кусочки, крупные – на средние, средние – на мелкие.
В углу паутина вырастала и пряталась, вырастала и пряталась…

***
– Тисса, выходи! – пробурчал в замочную скважину сверчок.
– Нет.
– Да выходи ты скоррей, ты уже два дня в каморке сидишь. Там спрашивают… тебя!
– Что им опять? Пиво кислое, эль слишком светлый, принимаем ли мы седла в залог?
– Тисса! Там что-то невообрразимое! Там Мирабель очнулась и моет свой стол! Там, мырр, спрашивают тебя за стойкой. Рыжую Тиссу! И там, там… выходи, уррмя!
Последний звук так удивил, что я решилась распахнуть дверь.
– Ты… Сверчок? Ты чего… – голос аж осип, а глаза, наверное, смешно вытаращились на пушистого зверя под ногами.
Тот повернулся
– Ага, я кот! Я толстый! Я рыжий! Я кот!
Он три раза подпрыгнул, покрутился на месте, плюхнулся на пол.
– Не понимаю пока, как ходить на четырёх лапах вместо шести. Но как здорово не бояться каждую минуту, что тебя придавят!
– Котов тоже придавливают.
– Скучал по твоему юмору! – он потёрся о правую ногу.
Я присела и осторожно пригладила шерсть его на спине. Мягкая! Подсунула руку под живот и попыталась поднять.
– Я тебя всё равно буду звать Сверчком. Нормальное имя для кота. Ну ты тяжёлый!
– Ага, я хорош, да? У меня даже маленькое окошко… Тисса!
Теперь мой неожиданный питомец уставился на меня.
– У тебя окно. Окно! Огромное! Светится!
Я скосила глаза. Повернула голову, покачалась. Светящийся квадрат с закруглёнными углами у моего виска тоже качнулся. Мигнул. Побежали буквы, и мягкий голос заговорил:
“Каждое утро Рыжая Тисса споро переделывала все текущие дела, чтобы было время от души повозиться с дочкой до первых посетителей”.
Я прислонилась к стене, сглотнула.
Дверь в мою комнату приоткрылась, и оттуда высунулась заспанная мордашка с кудряшками вокруг.
– Мама? Я проснулась, а тебя нет. Ты зал подметала, да?
Она побежала ко мне, я присела, подхватила, всхлипнула. Уткнулась носом в волосики, в шейку, втянула такой знакомый запах.
Маленькая моя, маленькая моя!
– Мама, ты чего? Тебе сон плохой приснился, да?
– Да, милая, очень плохой. Я чуть-чуть поплачу, ладно? Это нужно, чтобы сон выплакался.
Я, действительно, позволила себе совсем чуть-чуть. Моя доченька смотрела на меня серьёзными серыми глазами и гладила по мокрым щекам.
Подхватив её на руки, я вышла в зал.
Подметавшая пол Мирабель кивнула мне. Но теперь за угловым и центральным столами появились две новых застывших героини: сиротка в зелёном и адептка с летучей мышью. Мирабель посмотрела на них участливо:
– Застыли. Бедные.
Я кивнула, шёпотом спросила Сверчка:
– Это я сделала?
Тот наклонил голову:
– Может, и ты. Ты пропала, а вместе с тобой – вдохновение авторов. Сцены застопорились. С другой стороны – ну что это за авторы, которые не могут перенести место действия? И, может, девушки ещё очнутся. Зато ты оживила Мирабелину! И, наверное, в этот момент кто-то задумался о героине — хозяйке харчевни?
Оглядев зал, я вздрогнула. У стойки стоял… Индрис! Два шага с колотящимся сердцем. Нет, не Индрис. Очень похож, но волос светлее, тёмный каштан, бородка аккуратнее, более худощавый. Тот же автор? Впрочем, разве это важно…
Вгляделась жадно, пересчитывая морщинки вокруг лукавых глаз, то ли запоминая, то ли узнавая лёгкую усмешку, свесившийся локон, дорожную сумку.
– Здравствуйте, хозяюшка Тисса. Меня зовут Тиль. Говорят, только вы знаете, где растёт тот волшебный хмель, из которого варят ваше пиво.
Я снова вздрогнула (какой сегодня «дрожащий» день!), окошко ожило, зазвучали слова:
«Рыжая Тисса улыбнулась, её зелёные глаза ярко вспыхнули – она узнала этот голос…»
Узнала, окошечко, конечно, узнала. Я крепче обняла прижавшуюся малышку, зарылась рукой в кудряшки на затылке. Из моего левого глаза самовольно побежала мокрая дорожка.
Можно.
Теперь уже можно.

Автор: Саша Нефертити
Оригинальная публикация ВК

Мой мир любт меня. Моя плнета любт меня. Великая Мрзлота даёт мне всё, что надо. Мой народ брёт воду из Мрзлоты, брёт змроженное мясо из Мрзлоты, роет норы в Мрзлоте, чтобы жить.

Пршелец упал в грмком железе с неба. Он не видел меня, не видел мой народ. Надо зщищать Мрзлоту, следить за Пршельцем. Пршелец не сделает плохо Мрзлоте.

***

– Кира, включись!

Пауза. Секунда, две, три… Шипение на линии.

– Кира, ты меня пугаешь! Пожалуйста, пожалуйста-препожалуйста, не оставляй меня здесь в одиночестве! Включайся уже!

Шипение. Пауза. Тишина.

– Чёрт, если ты накрылась, я даже не знаю, как…

“Доброго дня, Андрей!”

– Фух, Кира, напугала! Я уже думал, что застрял здесь в одиночку… Погоди, “доброго”? Ты серьёзно? Надо бы скрутить тебе настройки юмора.

“Прошу прощения, Андрей. Жду распоряжений”.

– Просканируй-ка весь корабль на предмет повреждений. И меня заодно. Я немного стукнулся затылком, но вроде не сильно – по крайней мере, голова уже почти не кружится.

“Состояние пилота удовлетворительное. Все системы организма работают штатно, давление и пульс в норме, сатурация…”

– Ага, значит, скрытых повреждений нет. Давай про звездолёт. Только плохое и покороче!

“Поняла, Андрей. Вследствие жёсткого приземления звездолёт получил незначительные повреждения обшивки. Также имела место кратковременная разгерметизация, устранённая в автоматическом режиме, пока вы находились без сознания”.

– Так это же отлично! Не думал, что вообще выживу, если честно. Такая сильная магнитная аномалия, я вообще ещё в такую не попадал! Даже любопытно изучить эту планету. Но и убраться отсюда хочется поскорее. У нас же генератор в порядке?

“Предположительно, в порядке”.

– Отлич… Постой, в каком смысле “предположительно”?

“Установить точное состояние генератора не представляется возможным вследствие его отсутствия на борту”.

– Кира! У нас что, вылетел генератор?

“Подтверждаю”.

– Кира, а можно ты будешь выдавать мне всю информацию сразу, а не по частям?

“Подтверждаю возможность”.

– Ладно, Кира, давай посчитаем плюсы и минусы ситуации. Во-первых, я жив. Во-вторых, звездолёт и скафандр почти не повредились при падении. Это уже два плюса. Минусы: мне придётся выйти из звездолёта и обыскать всё вокруг, пока я не найду генератор, потому что без него мы обратно не взлетим… Ладно, зато я хотя бы разомнусь в долгом перелёте! И это уже третий плюс. О, прости, есть ещё один – ты работаешь! А работающий голосовой помощник – это всяко лучше, чем полное одиночество неизвестно где. Кстати, где я?

“Уточняю… Глизе 667 Cd – экзопланета за пределами обитаемой зоны у звезды Глизе 667 C в тройной звёздной системе Глизе 667 в созвездии Скорпиона. Удалена от Земли на 22.7 световых лет. Принадлежит к классу ледяных суперземель…”

– Кира, лёд я и сам вижу! Целая планета льда, судя по тому, что сейчас на экране. Здесь вся поверхность такая?

“Согласно имеющимся у меня данным – вся”.

– Ого! Ну, может, так и проще, чем рыскать в поисках генератора в океане или каких-нибудь хищных плотоядных зарослях… Ладно, не будем терять время: я пока вниз, а ты поищи ещё информацию о планете. Кстати, а что там за тёмное пятно во льду?

***

Пршелец ншёл вход в пщеру. Врхняя пщера – это не страшно. Врхняя пщера – только првая нора. Срдце моего народа ещё не здсь. Срдце моего народа глубже, сльно глубже. Пршелец не пойдёт туда, Пршельцу нельзя идти дльше…

***

“...открыта 4 февраля 2012 года, существование подтверждено через год спектрографом телескопа Европейской южной обсерватории в Чили…”

– Кира, отставить лекцию! Давай по делу. Я буду говорить, а ты фиксируй всё, что происходит. На случай, если записи с камер будут повреждены, как в тот раз, когда… Ну, ты помнишь. Честно говоря, это просто невероятное место! Огромные скалы, долины, реки – и всё это совершенно ледяное! Как будто кто-то взял планету, обычную живую планету, и закатал её в лёд. Кира, ты только представь, как здесь красиво на закате! На закатах… Как здесь вообще выглядят закаты?

“Задание приняла. Моделирую закат в звёздной системе Глизе 667 C с видом с планеты…”

– Кира, это был риторический вопрос! А хотя… Как думаешь, мне стоит составить подробное описание планеты? Сейчас в Индекс-спейс хорошо платят за такое. А потом, глядишь, и туристов возить начнут… Маршрут не очень проходной, но всё же! Кира, как думаешь, эта Глизе будет пользоваться популярностью?

“Мне следует построить модель вероятности для вашего запроса или этот вопрос тоже был риторическим?”

– Ещё немного, и я верну тебе настройки юмора на прежнее место… Нет, просто фиксируй то, что я тебе говорю.

“Фиксирую”.

– Здесь был какой-то лаз с поверхности, и я в него спустился. Внизу оказалась большая полость во льду. Похожа на залу. Даже пол почти горизонтальный. Так, свечу фонариком… Обалдеть! Прикинь, да?

“Не могу в полной мере разделить вашего восторга, поскольку камера не передаёт картинку из-под поверхности”.

– Блин, точно. Короче! Здесь несколько отверстий в разных частях залы. Каждая – почти ровный овал. Природа на этой Глизе творит чудеса! Планета ведь необитаема?

“Уточняю… Верно. В 2382 году экзопланета была одобрена к терраформированию как близкая к Земле и обладающая большими запасами льда. В 2384 году сюда была отправлена первая экспедиция, и в течение следующих…”

– Ого! Кира, обалдеть можно! Они широченные и реально идут вниз! Ну-ка помолчи секунду…

“Молчу”.

– Э-э-эй! Ау! Что б такое прокричать? “Индекс-спейс рулит!” Ого, ты слышала эту акустику? Как будто там ещё пещера, а потом еще одна, и близко! Кира, включи-ка акустический сканер, круто было бы сделать примерную карту этого места.

“Включаю”.

– Отлично! Я пока спущусь поглубже и сниму ещё видео…

***

Пршелец глуп. Лезт вниз, прмо к срдцу моего народа. Пршелец не должн видть, что внизу… Если Пршелец полезт дльше, его прдется остновить. Зщитить мой народ. Зщитить Мрзлоту.

***

“...после полного терраформирования планеты и её заселения колонистами. Однако в 3489 году здесь произошёл большой геологический катаклизм, после которого Глизе 667 Cd вывели из программы по терраформированию и полностью прекратили её финансирование. Без поддержки с Земли планета постепенно пришла в исходный вид. Признана необитаемой после…”

– Чёрт, быть не может! Кира, ты сейчас упадёшь! Вряд ли ты можешь падать, но если могла бы – точно упала. У меня стекло запотело! Снаружи! Кира, там тепло, представляешь! Внизу – тепло! И есть влажность. Спускаюсь… Я просто обязан увидеть это собственными глазами!

“Ответ отрицательный. Ни одна из ваших инструкций не содержит пункта об обязанности…”

– Кира. Я глазам не верю. Я сниму видео, чтобы ты не сказала, что я придумал это сам. Это грибы! Огромная поляна грибов. Даже не поляна, а… Как будто здесь есть растительность! Перегной и настоящие грибы! Чёрт, они даже могут быть съедобны! Я заберу один – проведём анализ, как вернёмся…

***

Мы не стали дикарями. Мы сохрнили железо. Мы сохрнили огонь. Мы сохрнили язык. Мы говрим, мы можм предупрдить об опсности. Пршелец идёт вниз. Бью железом по трубкам, уходящм в Мрзлоту. Мой народ слышт. Мой народ знает.

***

– Кира! Ты ведёшь запись с моей камеры? Мы уже так глубоко, что голова кругом! Только представь, что будет, когда мы расскажем обо всём на Земле! Об этой Глизе никто же ничего не знает!

“Отчасти верно. Данные о планете перестали обновлять… пшш… после крушения большой экспедиции, которая… пшш… должна была следовать мимо Глизе 667 Cd для заселения следующей… пшш…”

– Кира, что с сигналом? Какие-то помехи!

“...пшш ...однако, до пункта назначения не добралась…”

– Кира, ты это слышала? Как будто шорох с той стороны?

“...пшш ...рухнули из-за магнитной аномалии…”

– Шаги! Кира, шаги и гул!

“...пшш ...на каждый корабль приходилось восемь членов экипажа и сто двадцать колонистов в состоянии криосна…”

– Это галлюцинации? Я слышу голоса!

“...пшш ...успели передать на Землю сигнал о крушении…”

– Это огонь! Факелы! О, нет, это же…

“...пшш ...больше не поступало ни одного сообщения…”

– ЧТО ВЫ ТАКОЕ? КИРА! НЕТ! ПОМОГИТЕ!!!

“...пшш ...после чего Глизе 667 Cd была официально признана необитаемой…”

***

Мой нрод длжен был погибнть, но нас спсла Мрзлота. Наши предки укрлись в Првых пщерах. Стали делть перегной, рстить грибы, хрнить огонь. Првые предки хотели обртно, гворили про дома, кторые рсли вверх. Но наш дом – Мрзлота. В Мрзлоте дома рстут вниз. Надо длать новые пщеры в Мрзлоте. Есть своих мртвых. Рстить грибы.

Потом с неба упали Пршльцы. Пхожи на нас, но дргие. Предки съели их тела, много тел были зморожны. Мы хранили их в Мрзлоте и брали редко, когда голод. Потом они зкночились, и Мрзлота научила нас новому. Когда один из предков умрал, его тело тоже стновилсь пищей и перегноем. Но сгодня небо подрило нам новое мясо. Свежее мясо – Пршелец. Его хватит на мой народ, а остаток станет новм перегноем. Он никому не расскажт о Мрзлоте.

Автор: Анастасия Кокоева
Оригинальная публикация ВК

После травмы на производстве у Андреева постоянно болела голова. Сотрясение, как предположили врачи.

Но нет, понял Андреев, это явно что-то другое. Где-то слева от себя, если сильно скосить глаза, Андреев стал видеть длинную полуразмытую фигуру. Сначала даже подумал, что это тень от него самого, но потом мысленно соотнес с освещением, временами суток, своими действиями, и понял: нет-нет, бесформенное пятно было отдельной личностью.

Андреев жил бобылем, в отдельной однокомнатной квартирке в пригороде Москвы. Теперь вместе с Андреевым там поселилось и Это.

Андреев жутко нервничал, приставал к коллегам и знакомым, видят ли и они непонятного субъекта за его спиной. Даже жаловался врачам и всезнающим бабкам у подъезда. Потом понял, что видит странность только он, и решил наблюдать самостоятельно. Даже идея-фикс появилась: поймать это самое неопознанное явление и предъявить, так сказать, в виде открытия научной публике и телевидению.

Андреев стал тренировать глаза. Только просыпался — и сразу вращал раз тридцать яблоками по часовой стрелке и обратно. Потом косил влево и вправо, вверх и вниз, тоже раз по тридцать. Даже ванночки из заваренной ромашки применял для улучшения склеры, как советовал журнал «Здоровье». Голова болела больше, а волновала меньше. Все силы Андреева теперь были направлены на наблюдение и заметки, которые он исправно вносил в маленький карманный блокнотик.

В первые дни начавшегося наблюдения Андреев косил влево не более минуты за раз, потом глазам требовалось минут пять отдыха, а также проморгаться и смотреть вперед или вниз. Поэтому и действия неопознанного объекта, «Эн-О», как назвал его в блокнотике Андреев, носили чисто номинальный характер. Эн-О присутствовал, пульсировал и передвигался непонятно каким образом следом за Андреевым.

— Андреев, — сказал через пять дней обеспокоенный бригадир, — у тебя косоглазие, что ли, появилось? Тебе вообще за станком работать-то можно?

Столярить, и вправду, стало опасно. Андреев сходил к начальнику цеха и попросился на более легкую работу, временно, с сохранением ставки. Эн-О маячил в дверях и терпеливо ждал на выходе.

— Да-а уж, — протянул начальник, глядя, как голубые радужки подчиненного убегают постоянно куда-то в бок, — ты с походом к окулисту-то не тяни, Андреев. Мало ли что там у тебя после травмы.

Андреев пообещал и перешел работать укладчиком. Стой себе да раскладывай руками по коробкам детали, а глазами коси сколько влезет. За неделю такой практики Андреев научился удерживать периферийное зрение подолгу. Буквально минут десять-пятнадцать мог наблюдать за Эн-О без всяких болезненных ощущений. С перерывом часа на два.

Этот Эн-О даже перестал пугать Андреева. Да и очертания у объекта какие-никакие, а стали прослеживаться. Самые что ни на есть человекоподобные. Нижние конечности. Верхние конечности. Тело и голова. Сидел Эн-О или стоял, различалось уже хорошо. Комплекции Эн-О был хоть и бесформенно-пульсирующей, однако действия производил, копируя Андреева. Всё лучше и лучше.
«Ишь, наблюдает за мной тоже. Старается», — не без гордости подумалось Андрееву.

Незаметно для себя Андреев стал выбирать тротуары и лестницы пошире, чтобы и Эн-О было удобнее следовать за Андреевым сбоку. И шагать он стал медленнее, чтобы Эн-О не уставал. А в записях помимо фиксации времени и действий субъекта стали появляться эпитеты «неплохо», «молодец», «вылитый я».

Эн-О держался на расстоянии. Не отставал, но и ближе не приближался. Если Андреев забывался и резко поворачивался всем корпусом или головой, то Эн-О также резко исчезал из зоны видимости, буквально растворялся где-то за спиной Андреева.

Пока никого из людей рядом не было, Андреев пытался разговаривать с объектом, полагая, что существо это разумное и, может быть, инопланетное. А он, Андреев, получается, первый на Земле человек, вышедший на прямой диалог с внеземными цивилизациями.
В один их дней состоялось знакомство. Так как лицом повернуться было пока невозможно, Андреев помахал левой рукой и членораздельно громко проговорил:
— Я – человек, и вижу тебя. Ты меня слышишь? Понимаешь?
Существо махнуло конечностью.
Это был прорыв. Андреев жирно обвел дату в блокноте, размашисто подписал: «Есть контакт!».

Через месяц наблюдаемый объект стал плотнее, перестал пульсировать и проходить через предметы, а Андреев, словно о ребенке, написал в блокноте горделивое: «Способный чертяка!»

Не косить глазами Андреев стал забывать. Привык косить. Теперь смотреть прямо Андреева даже удивляло. Да и что там можно было увидеть такого, чего Андреев бы не видел раньше? Из укладчиков Андреева перевели сначала в разнорабочие с уменьшением оклада, потом в уборщики. А после того, как Андреев не доглядел, и кто-то из мужиков стал свидетелем странного диалога в пустоту, начальник и вовсе поставил Андреева на заметку к дальнейшему сокращению.
Андрееву было всё равно. Разве могло его расстроить какое-то уменьшение зарплаты, когда в одно счастливое утро Эн-О доверчиво придвинулся чуть ближе.
— Ну вот, вот! Терпением-то еще и не такого можно достигнуть, да? – Андреев собой был доволен. Он чувствовал себя служителем зоопарка. Дрессировщиком! Педагогом!

Стал покупать детские игрушки и книги, бросать их влево, косясь на то, как темная фигура ловит и проглатывает дары. У пришельца стало формироваться подобие лица, а месяца через три после этого стали заметны зачатки рта и носа.
Андреев ясно видел Эн-О, но понимал, что наблюдаемый питомец все еще не виден для окружающих. Это было обидно и волнительно.
Андреев стал все чаще беседовать с наблюдаемым, обнажая душу, изливая поток сознания и многовековую человеческую мудрость. Иногда вечерами сидел на подоконнике и пел грустные застольные песни про камыш и березу.
Это оказалось крайне полезным, так как пришелец проникся и подвывал тоненьким трубным клаксоном.
А вскоре и заговорил. Сначала слогами. Потом словами и короткими предложениями.

Время шло, и трансформация гостя из космоса каждый день радовала чем-то новеньким. Андреев, испытывая родительский восторг, пытался вложить всего себя в эту новую растущую особь. Свои привычки, вкусы, мысли.

И однажды понял, что страха у Эн-О больше нет. Он стоял вплотную к Андрееву и смотрел в того, как в зеркало. Похожий на землянина, но чуть более парящий.
— Я – Андреев, — сказал Эн-О, приложив конечность к груди, а потом вытянув её куда-то вбок. — Ты слышишь меня? Понимаешь?
У инопланетного «Андреева» была андреевская одутловатость, тени под глазами и небритая щетина.
Андреев засмеялся от души, а потом протянул руку к Эн-О и проникновенно изрек:
— Ты – Эн-О, что значит «неопознанный объект», но это имя тебе уже не подходит. Ты можешь назваться так, как там у вас, инопланетян, принято или выбрать себе что-то новое. А Андреев – это моя фамилия, дружище.

Инопланетянин нахмурился и стукнул Андреева по руке.
— Я – Андреев, — убедительно твердо произнес он. — А ты сможешь выбрать себе что-то новое…
Удара по руке и враждебности Андреев не ожидал. Испуганно отпрянул, прижал ноющую руку к себе. Пришелец уже не казался милым и безобидным.

Чужеземный «Андреев» перестал парить, встал плотно ступнями на пол, спокойно оделся в одежду Андреева и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.
— Товарищ Андреев! — услышал Андреев за дверью соседку, обращавшуюся к самозванцу. — Вы на собрание жильцов вечером придете к девятнадцати?
— Постараюсь быть, — услышал Андреев свой же глухой голос и взвыл раненым зверем.

Выскочив как был, в семейниках, майке и шлепках, и прихватив блокнотик, он помчался, перескакивая через три ступеньки вниз, за инопланетным негодяем, слизавшим его, Андреева, внешность до мельчайших подробностей.
— Люди! — Закричал он на улице, понимая, что в шлепанцах далеко не убежит, а сволочь стремительно удаляется в сторону остановки. — Люди! Ловите его! Это инопланетная мразь! Это — пришелец, и он скоро впустит сюда своих и научит их копировать внешности!
Кто-то останавливался и смотрел на раздетого Андреева со смехом, кто-то шарахался и шел дальше по своим делам, а кто-то, более бдительный, не поленился набрать на телефоне «ноль-три» и вызвать неотложку.

В скорой Андреев всю дорогу то плакал, то кричал: «Что я наделал?!», то доказывал очевидность неопровержимых фактов, тряся разлетающимися блокнотными мелко исписанными листиками, тормоша за руки всех, кто сидел рядом.
— Думаете, легко было косить глазами? — Орал он ничего не понимающим медбратьям. — А головную боль терпеть всё время? А? А условия ему создавать? Да ведь я для Человечества это всё делал! Во имя науки и мира!
Медбратья и шофер переглянулись.
— А давай-ка на Потешную. Да побыстрее, — скомандовал тот, что сидел рядом с водителем и был в бригаде за главного.
Машина развернулась и понеслась к Психиатрической.

— У нас тут неопознанный с психозом! — Закричали медики, волоча Андреева в приемный покой. — Буйный!
Тут же забегали, навалились. Прижали раскрасневшегося орущего Андреева со всех сторон. Затоптали последние листы с записями, выпавшие из разжатых рук.
— Клянусь! Он стал точной копией меня! — бился в руках санитаров Андреев, пока те ловко заворачивали его в белый халат с непомерно длинными рукавами. — Это инопланетянин! Понимаете? Пришелец!!!
Андреев зло топал, рычал и плевался, попутно выдув из носа большой пузырь.
Потом нашел глазами внимательного слушателя в лице подошедшего пожилого врача и, уже обращаясь к нему, с убеждением проговорил:
— Он всему научился от меня и стал мной! Один в один! Инопланетянин украл мою личность!
Доктор понимающе кивнул. Однако по промелькнувшей высокомерной улыбке врача Андреев понял, что диалога на равных не получится.

Разве могли осознать всю важность информации Андреева в этом лечебном учреждении? Вспотевший, взъерошенный, запеленутый туго, как младенец, пациент Андреев сопротивлялся, мычал и бился, пока его отводили в палату, а там привязывали к кровати и вкалывали успокоительное.
Зло вращая глазами и пытаясь усмотреть среди персонала перехитрившую его инопланетную тварь, Андреев выплевывал слова: «Учатся. Обманывают. Мимикрируют. Копируют людей. Занимают их места! Почему? Вы мне… Не верите?». Видя снисходительные жалостливые улыбки, Андреев пару раз озлобленно выгнулся, словно пытаясь разорвать путы, прокричал что-то нечленораздельное, устал и затих.
— Снимочек черепа надо бы сделать в месте шрама, — спокойно продиктовал доктор медсестре и вышел.

Пациент сдался. Белый безмятежный космос, облупившийся и пожелтевший у плафонов, манил неизведанными просторами. Где-то там высоко, уже в черном и безграничном, мириады инопланетных челноков приближались к Земле, но спелёнутый человек перестал беспокоиться об этом.
«Кто я? — подумалось ему отстраненно, — Как меня зовут? Где я?»
Он стал легким, бесформенным и почти невидимым, а из головы, наконец-то, испарилась боль.

В это время ничем не примечательный человек, но распознаваемый, как Андреев, вошел в здание НИИ космического приборостроения и обратился к вахтеру:
— Слышал, институт слесарей набирает?
— А документы с собой? Паспорт есть? — строго потребовал вахтер и, сравнив фото Андреева с личностью, пропустил пришедшего через турникет. — Направо по коридору, четвертый кабинет. Увидите табличку «Руководитель по персоналу».

Андреев уверенной размашистой походкой пошел направо, разглядывая таблички на дверях наметанным цепким глазом.
Работы намечалось невпроворот.

Автор: Воля Липецкая
Оригинальная публикация ВК

Поддерживающий бюстгальтер, не скрывающий сосков. Кружевные трусики, пояс с чулками. Кожаная ленточка на шею. Причёска, создающая в волосах притворный беспорядок. Макияж, создающий ощущение ненакрашенного, но идеального лица. Сборы на работу занимали у Алисы очень много времени. Но иначе никак нельзя. На этом месте внешность ‒ единственное, что от неё требуется. Но внешность должна быть без единого изъяна.

Она встала из-за трюмо. Из зеркала на неё смотрела совершенно незнакомая женщина. Взрослая, красивая, сексуальная. Алиса не ощущала себя такой. Хорошо, что притворяться не придётся. Прямо поверх нижнего белья она накинула плащ на пару размеров больше. Голову и шею спрятал платок. Туфли на высоком каблуке отправились в сумку. На ногах Алисы оказались удобные, видавшие виды кроссовки.

Ехать через весь город в плаще почти на голое тело всегда казалось Алисе каким-то приключением. О таком многие фантазируют. Женщины ‒ что окажутся главной героиней подобной истории. Мужчины ‒ что к ним однажды явится гостья, считай, без одежды. Но почти никто и никогда не воплощает эти фантазии в жизнь. И вот — она. Едет. Толкается в транспорте с другими пассажирами. Перебрасывается с кем-то парой фраз. И вечно беспокоится, что произойдёт какая-то случайность, её секрет выплывет наружу... И все вокруг будут смотреть таким взглядом… Одновременно осуждая и завидуя.

Будь она той женщиной, которую увидела в зеркале, наверное, такие мысли заводили бы её. Но Алисе было просто смешно. Она сдерживала улыбку, глядя в окно на серый бетонный город. Включать визоры дополненной реальности не хотелось, и на месте пёстрого нереального пейзажа высились безликие серые блоки, ползли безликие серые машины и бежали безликие серые люди.

Вот и работа. Просто ещё одна бетонная громадина. Алиса села на ступеньки у входа, поменяла обувь, встала, приосанилась и сложила лицо в маску приветливого безразличия. Дверь перед подошедшей девушкой открылась автоматически. Всё, теперь каждый её шаг снимают камеры. Несколько минут придётся побыть той, кого она видела в зеркале.

Конечно, здесь были комнаты без наблюдения, где девушки могли переодеться перед работой. Но Алиса не любила в них бывать. Из-за коллег. Большинство девушек приходило сюда за лёгкими деньгами. Это единственное, что их интересовало. Все разговоры сводились к деньгам и мужикам, которые эти деньги им приносили. О том, что им приходилось делать, эти девушки говорили с циничными ухмылками. Словами, услышав которые, те самые денежные мужчины покраснели бы от злости и стыда. Такие девушки всегда умели так описать достоинства мужчины, что ему становилось стыдно.

Алиса не любила такие разговоры. Ей казалось, что после них она становилась грязной. Гораздо грязнее, чем после самой работы. То, что происходит с телом, можно просто смыть в душе после смены. Но то, что происходит с мозгами, меняет тебя, твои мысли. Твою жизнь.


Алиса вошла в фойе. Стоило двери за ней с шипением закрыться, она скинула плащ и платок на руки роботу-швейцару. Дальше она шла, помня, что сейчас демонстрирует своё тело тысячам глаз со всего земного шара. И она отлично подавала себя. Подиумной походкой, звонко цокая каблуками, Алиса дошла до своего будуара. Там её уже ждали техники. Тоже роботы, конечно. Кроме девушек, во всём здании больше не было людей. Ведь никто не знал о целой армии сисадминов, менеджеров, охранников и ещё бог знает кого на подземном этаже. Ни клиенты, ни даже девушки. Алиса случайно оказалась на нижнем этаже в первый день своей работы, и потом имела долгий неприятный разговор с мужиком, которого приняла за начальника охраны. Стриженого на армейский манер со шрамом через левый глаз. Он ей доступно объяснил, что девушкам следует оставаться в тех помещениях, которые связаны с радостью и удовольствием. Алиса очень старалась следовать всем его настойчивым советам.

Собственно, удовольствия сейчас начнутся. Алиса встала в капсулу с полостью по форме её тела. Почувствовала липкие касания электродов. Техники закрепили контакты на голове там, где требовалась особая точность.

Алиса не знала, что в точности происходит во время её работы. Разложенные по всему будуару игрушки, стимуляторы, цепи, вибраторы и бог знает что ещё, намекали, что в какой-то момент её телом пользуются достаточно активно. Об этом же говорили ощущения после смены. Хотя, возможно, эти ощущения вызывались сокращением мышц через электроды, а наполнение будуара было только декорацией, настраивающей клиентов на нужный лад.

В любом случае, покидала своё тело и возвращалась в него она именно в этой капсуле. Как всегда, Алиса попыталась заметить момент перехода. Момент, когда всё вокруг поменяется. Она тряхнула гривой и рог по центру её лба отозвался ощущением магического фона вокруг.

Со стороны Кисельной реки к ней уже спешили Милкимиу и Дэйзилоаф. Пегаска и обычная пони. Алиса, вернее, теперь уже Саннидэй, пони-единорог, коротко заржала, приветствуя подруг. Она снова была дома. Там, где нет ни тревог, ни забот. Только ради того, чтобы оказаться в симуляторе милого хронофага, она продолжала ходить на эту работу.

Когда технологию переселения сознания стали использовать в сфере сексуальных услуг, возник вопрос, что делать с родным сознанием того тела, которое занимал клиент. Куда девать девушку, сдавшую свое тело в аренду какому-нибудь любителю экзотических перверсий? В других сферах этот вопрос решался просто ‒ обмен был именно обменом. Но в этом случае почему-то желающий оказаться в женском теле не хотел пускать женщину в своё.

Тогда и создали “Сейфлэнд”. Вначале это расшифровывалось просто как “Земля хранения”. Сознания обитали там в пустоте. Говорят, это было невыносимо. И тогда на сервер стали добавлять простенькие развлечения. Совсем простые, потому что хранение сознаний требовало уйму пространства на диске, и что-то сложнее кликера или платформера на сервер просто не помещалось.

И вдруг оказалось, что сознанию этого вполне достаточно. Что разум делает истории из чего угодно. И если в его реальности есть только возможность тыкать в кнопку, получая от этого какой-то результат ‒ системы сознания, привыкшие к эндорфину, сделают своё дело, и это простое действие станет источником счастья. А само сознание выстроит из этого реальность.

Затем туда прикрутили возможность худо-бедно общаться. Тоже в рамках этих простеньких игр. Так что теперь разум Алисы и кого-то из её подруг просто собирает цветочки, формируя из них букеты; собирает букеты, делая из них клумбы. И так далее. Но сама Алиса уверена, что она в теле персонажа детского мультика скачет и резвится на залитой солнцем поляне. И ей хорошо.

Да и как может быть иначе? Ведь вся эта реальность построена из простого и незамутнённого счастья. Теперь “Сейфленд” расшифровывают уже как безопасное место. Именно ради возможности попасть в него Алиса каждый день отдаёт своё тело в услужение любителей странного со всего света. Когда-то, студенткой, она пришла сюда, как и многие другие девушки ‒ за лёгким заработком. Но очень быстро поняла: то, что подавалось просто как условия работы ‒ для неё важнее и денег, и учёбы, и всего остального. Возможность оказаться там, где исчезают все тревоги и заботы, где есть лишь счастье и ощущение того, что всё в мире правильно, ‒ затмило всё прочее в её жизни.

Милкимиу повернулась к ней. Она звала подругу, хотела ей что-то показать. Алиса приблизилась. На земле виднелся странный переливающийся узор. Геометрические формы вытекали из… Алиса не могла это описать. Казалось, формой стал сам цвет. Он изгибался, заставляя мысль следовать по единственному возможному направлению: к центру лабиринта, не имеющего формы.

Алиса попыталась отвести взгляд ‒ ничего не вышло. Начало нарастать давление в висках. Вдруг появилось что-то ещё: что-то очень знакомое, но такое неуместное. Это звук, поняла Алиса. До сих пор в “Сэйфленде” не было звуков. Но теперь она слышала: резкое кряканье сирены, чьи-то голоса... и вдруг в центре лабиринта открылся глаз. Словно у насекомого, он был многосоставным. Но состоял не просто из граней фасеточного бугорка: каждая из граней была настоящим человеческим глазом. И каждый был тем самым единым, состоящим из всех. Это был фрактал. Он затягивал, увлекал внутрь бесконечного взгляда…
‒ Контактёр очнулся! Что там у вас творится?
‒ Отрезайте объект! Немедленно!
‒ Не сметь! Объект впервые пошёл на такой близкий контакт!
‒ Но девушка…
‒ Ради того, чтобы понять объект, мы можем потратить хоть всех шлюх этой богадельни!

Голоса вопили, сирена и мигающее красно-оранжевое освещение превращали всё вокруг в пляску зловещих теней. Но Алиса была не в состоянии воспринимать окружающее. Она видела только то, что творилось прямо перед ней. Видела и не могла понять, что видит.

Воздух был натянут, словно мембрана или простыня. И нечто по ту сторону этой перепонки продавливало её, проступало рельефом. Это нечто непрерывно менялось, пытаясь принять человекообразную форму, и вечно промахивалось. Вот проступило почти человеческое лицо, оно открыло рот, и пальцы, заменяющие зубы, с трудом расцепились, раскрываясь, как две ладони, которые сложились всеми тремя большими пальцами, образовав клюв, натянувший воздушную мембрану до предела, из ноздрей этого клюва выглянули глаза, и двумя колоннами муравьёв высыпали наружу, продвигаясь по всей длине клюва, но почти тут же они растрескались, распались, образовав зубы, собрались в маленькие рты, вокруг каждого из которых стало проступать крошечное лицо, лица принялись кружить, стараясь заставить прочие лица оказаться на месте глаз и стать глазами.

Алиса не могла отвести взгляд. Её голову что-то прочно держало, сдавливая виски. Но вдруг хватка ослабла. Алиса согнулась вперёд, и её вырвало. Она потеряла сознание.
***

Поддерживающий бюстгальтер, не скрывающий сосков. Кружевные трусики, пояс с чулками. Кожаная ленточка на шее. Как же всё это нелепо, неуместно смотрелось здесь, в белой пустой комнате. Никаких острых углов, стены, пол, потолок ‒ свет шёл отовсюду, не давая шанса ни единой тени появиться в комнате. Алиса в своём рабочем наряде и накинутом на плечи пледе сидела на такой же белой и обтекаемой табуретке. В руках она держала чашку с дымящимся коричневым напитком. Перед ней на таком же табурете сидел “начальник охраны”. Тот самый вояка с армейским ёжиком и шрамом на лице. В руках он держал планшет с бумагой и карандаш.
‒ Мисс! Мисс, вы слышите меня?

Алиса смотрела в пол. Она слышала, но не понимала, как ей реагировать. Все её усилия сейчас уходили на то, чтобы сидеть и держать чашку.
‒ Мисс, нам очень нужно поговорить. Прямо сейчас. Важно, чтобы вы рассказали всё, пока память ещё не стёрла травмирующий опыт.

Какой-то дискомфорт проник в сознание Алисы. Что-то… Это была речь. Не сразу она поняла обращённые к ней слова. Мужчине пришлось много, очень много раз повторить свою фразу, словно заучившему её попугаю.
‒ Что… ‒ во рту Алисы пересохло. Голос получился едва слышным. Мужчина наклонился вперёд, и Алиса попробовала ещё раз. ‒ Что это было?
‒ Что ж… Я точно не знаю. Но это то, ради чего создан весь наш отдел. То, что вы считали виртуальным публичным домом, нужно лишь для того, чтобы общаться с этой штукой.

Повисла пауза. Алиса всё так же смотрела в пол.
‒ Мисс, вы меня услышали? Вы поняли, что я сказал? Ваша работа…
‒ Да, я поняла. Но что это? И почему так?
‒ Понимаю, вы вправе чувствовать некоторую досаду. Но это единственный способ, как мы можем общаться с объектом. Его обнаружили несколько лет назад. Но любой, кто контактировал с ним напрямую, сходил с ума. Необратимо и фатально. Тогда был разработан нынешний метод. Контактёр находился вне сознания и получал непрерывный мощный поток позитивных эмоций. Это позволяло защитить психику. А мы по косвенным признакам выясняли, какое влияние объект оказывает на контактёра. Если бы вы узнали детали своей работы ‒ это могло бы привести к слишком большой интенсивности воздействия.
‒ Ад…
‒ Ну-ну, не надо драматизировать. И хочу сразу заметить: с юридической точки зрения, вы сами согласились на работу с экспериментальными технологиями, в том числе…
‒ Он мне сказал, что это ад…

Повисла тишина. Мужчина нерешительно записал что-то у себя на планшете.
‒ Вы… Можете как-то более развёрнуто описать суть сообщения объекта?

Алиса медленно подняла на мужчину взгляд. Он отшатнулся, едва не упав со стула. Планшет с глухим треском отлетел в сторону от панического взмаха руки. Пятясь и едва не теряя равновесия, мужчина на заплетающихся ногах попятился к стене. Зашарил по ней ладонью. На него смотрели текучие фрактальные глаза.
‒ Мы все уже мертвы. Осуждены и отправлены в ад. Этот мир… Он полон страданий, потому что мы должны страдать. Лучшие из нас гибнут, потому что их берут наверх. Но у ада есть хозяева. И они хотят войти. Вот только мы отгородились. Создали бастион в аду. Он рассказал мне, как впустить тех, кто снаружи. Как сломать пятую стену.

Наконец в стене обрисовался контур двери. Она отъехала в сторону, и под каркающий хохот Алисы мужчина выпал наружу.
‒ Мы создали свой безопасный мирок посреди ада! ‒ крик вливался в уши всех, кто наблюдал за происходящим. ‒ Но теперь, когда вы знаете, ваши миры дадут трещину. Они придут к вам! Несите эту весть людям, чтобы отсрочить свой конец!

Дверь закрылась. Люди в тёмной половине помещения, отгороженной от допросной, переглянулись.
‒ Так, всем оставаться на местах, ‒ мужчина со шрамом уже поднялся на ноги, и попытался вернуть контроль над ситуацией. Но в середине фразы его голос надломился, и он взвизгнул.

Ответом ему стал звук отодвигаемых стульев и топот бегущих ног.
‒ А ну стоять! Вы куда собрались?

Краем глаза он заметил движение и повернулся. Там, позади, воздух натянулся, словно мембрана. Словно простыня.

Автор: Игорь Лосев
Оригинальная публикация ВК

Всё началось во сне. В первую ночь чёрная вязкая жижа обвила Алексея вокруг тела и, медленно стекая, впиталась в землю. В следующий раз он почувствовал вибрацию дыхания на своей щеке. Грязь обнюхивала его, оставляя запах речной тины в воздухе. В последующих снах жижа шипела, проникала под кожу и царапала её изнутри. Боль была невыносимой. Алексей просыпался в холодном липком поту и дрожащими пальцами расчёсывал себя до крови, пытаясь вытащить невидимую сущность.

В начале лета, измученный кошмарами, он перестал спать. Врачи разводили руками, выписывали какие-то таблетки, но лекарства не помогали. Ночами Алексей ходил по квартире, а к утру организм сдавался, и тело падало без чувств. Беспощадный сонный паралич хватал его за горло, прижимая к кафелю. Та же чёрная сущность уже появлялась наяву. Она вытекала из крана, поднималась к потолку и падала вниз, зависая над лицом. Алексей был готов поклясться, что из её нутра слышал тонкий женский голос:

– Аль-Лёша… Помнишь хутор чудес? Пришёл туда… И навсегда исчез.

Запах псины и сырости тут же заполнял комнату, впитывался в одежду и кожу. Страх пытался сдвинуть тело Алексея с места, но паралич крепко удерживал его. Алексей мог только двигать глазными яблоками и часто дышать, поглощая в лёгкие омерзительный смрад жижи.

Врачи опять разводили руками и говорили, что визуальные галлюцинации это обычное явление при нарколепсии. Таблетки всё так же не помогали.

Когда мать Алексея, почувствовав неладное, приехала в гости, он уже перестал выходить на улицу. Сидел на кухне и смотрел в грязное окно мутными глазами.

– Лёша, надо что-то делать! – Она схватила сына за руку. – Слышишь?

– Что?! – огрызнулся Алексей, уставившись в испуганное лицо матери. – Сдохнуть?

Мать зарыдала, а в голове Алексея всплыли слова, что услышал в последнюю встречу с чёрной сущностью.

– Я на Ди́вань поеду.

Мать открыла рот. Плюхнулась на табуретку.

– На Дивань?! Ну… Это правильно, Лёш, – женщина вытерла слёзы, закинула на плечо кухонное полотенце и запричитала: – Это хорошо. Там лес, речка, баня. Девки хуторские. Глядишь, кого присмотришь… У тётки Власи поживёшь, как всегда. И кошмары твои пройдут. Точно пройдут!

***

Тёмная ночь обнимала хутор Дивань. Такая тихая и прохладная она рождалась только перед праздником летнего солнцеворота. Обходила каждый дом, заглядывала в потухшие окна и шептала, шептала…

Старуха Латия повторяла слова за ней, пыхтела над котелком, трясла сухими кистями в воздухе и постоянно оглядывалась на дверь, вонзая в старое дерево свой подслеповатый взгляд. Огарок свечи освещал комнату, а чёрные тени растягивались острыми пиками по стенам и впивались в бревенчатый потолок.

– Лелька, ставь воду. Сестре скажи, пусть дорогу плетёт. Ровную, – проскрипела старая колдунья.

Белокурая девушка юрко спустилась с печи и схватила худенькой ручкой ведро. Вышла в сени и топнула ногой. Пыль разлетелась искрящимися точками в разные стороны и застыла.

– Жива, давай просыпайся! Дорогу плети. Только без петелек и узелков, мать наказала. Скоро он будет.

С потолка, цепко перебирая ногами и руками по старому дереву, ловко перепрыгнув на стену, словно паук, сползла рыжая лохматая девушка. Зевнула.

– Та кого ещё несёт-то?

– Марену вернём скоро. Просто делай, что говорят. Плети.

***

Тарахтящая буханка затормозила у старой обшарпанной остановки. Алексей вышел. Бросил уставший взгляд на кирпичную стену, где чёрным маркером были даны координаты какой-то Светки. Красным написаны признания в любви Вовке. Посередине была надпись, которую сам Алексей нацарапал ржавым гвоздём в четырнадцать лет.

"Дивань – хутор чудес, пришёл сюда и навсегда исчез!"

Алексей едва улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям и направился по заросшей клевером тропе. Дорога вела к дому крёстной.

Тётка Влася постарела. Сдала. Лицо, усыпанное паутинками морщин, расплылось в беззубой улыбке при виде любимого Алёшки.

– Сынок, – прошептала она и глаза заблестели. – Какой взрослый стал. Худой. Мать говорит не женат ещё… Чего ждёшь-то?

– Иди, обниму, тёть Влась! Соскучился я.

Тётка съёжилась в объятиях Алексея и расплакалась.

– Так ведь, боюсь, будешь как я, всю жизнь один одинёшенек. Ведь тяжко как, сынок, когда рядом-то никого… Тяжко.

Он обнял её крепче, и сердце защемило.

– Прости, что не навещал…

– И правда болезный какой, – крёстная отошла, оглядела его и прикрыла сухой ладошкой рот. – Мать говорит сна нет совсем у тебя, да?

Алексей устало улыбнулся.

– Нормально всё. Прорвёмся. Сейчас отдохну… Свежим воздухом подышу. Как у вас тут вообще? Всё по-старому, по-дивному?

– Так, Лёша, – голос старушки задрожал. – А чего у нас может быть? Живём. Потихоньку.

Алексей отвернулся к окну и тихо произнёс:

– Машка как?

Тётка сжала губы. Она ждала этого вопроса.

– Померла. Машка.

Алексей застыл.

– Как?

– Так уж давненько, Алёш. Дитём ещё. Утопла в Смородиновой. Сама. Говорят.

– Я не знал, – только вымолвил Алексей и сел на табуретку. По сердцу провели иглой.

– Конечно… – зашептала тётка. – Жизнь, Алёшенька, – она такая. Да. Непредсказуемая. Страшная.

Старушка подошла к образам. Перекрестилась. Прошептала молитву и стала накрывать на стол.

– Завтра Купалов день, сынок. Гулянья будут. Сходи. Помнишь, гулянья-то Диваньские?

– Это только в детстве весело было, кока. Сейчас не то уже всё.

Тётка улыбнулась его нежному "кока". Алексей глянул в окно в непроглядную хуторскую темень, задёрнул ситцевые занавески.

– Ты спи, отдыхай, тёть Влась. Меня не жди, я поздно ложусь. А иногда и вовсе не сплю.

***

Старуха прошлась взглядом по серебристым нитям паутины и пальцем макнула в чугунок с водой. Холодная.

– Мёрзнет она, Жива. Мёрзнет сестра твоя.

Рыжая девушка повернулась, взяла с подоконника мёртвого мотылька и приложила его ладонью к сердцу. Насекомое затрепыхалось. Выпорхнуло.

– Скоро, матушка. Недолго осталось… Недолго. Он уже здесь. На Дивани.

– Дорогу сплела?

– Ровнёхонько к ней приведёт. Чистая. Без препятствий.

Жива расправила подол платья, поставила худенькие ладони на стену, оттолкнулась от пола и поползла вверх. Свернувшись улиткой в углу бревенчатого потолка, она замерла.

– Вот и хорошо. Вот и ладненько. Спи, дочка, – прошептала старуха и шумно дунула на свечу.

***

Алексей опять не спал. Прислушивался к мёртвой тишине за окном, к тиканью старых часов в комнате. Он со страхом ждал свой кошмар. Но сущность не пришла. Под утро Тётка Влася захлопотала на кухне.

– Проснулся, сынок? Садись, – старушка потрепала его по бритой голове. – Завтрак стынет.

Он послушно сел за стол. Впервые за долгое время проснулся аппетит, а потому яичница с пирожками и травяным чаем съелись вмиг.

– Молодёжь гуляния собирает. – махнула тётка на окно. – Вон, глянь, чучело Марены девки делают.

Алексей вышел за ворота. На улице собрались хуторские девушки. Они насаживали на шест соломенное чучело, наряжали в белое платье, украшали яркими лентами, бусами из яичной скорлупы.

Алексей тут же вспомнил про сестёр. Оля. Женя. Маша. Жили они в лесу, в бревенчатом домишке со старухой матерью. Девочек хуторчане не жаловали. Дети обзывали их, дразнили. Алексею до сих пор не верилось, что Машка, самая старшая из сестёр, умерла. Именно в неё он был когда-то влюблён. Впервые он увидел Машу на речке, когда пришёл туда порыбачить с местными мальчишками. Маша будто почувствовала любопытный взгляд парня, обернулась. Смахнула со лба прилипшую черную прядь и уставилась на Алексея.

– Эй, проклятая! – завопил Вовка. – А ну, пшла отседова!

Он швырнул небольшой острый камешек в сторону Машки. И тот попал ей в плечо.

– Ты чё, дурак? – Алексей отпихнул друга.

– Смотри-ка, защитничек! А ты знаешь, что она дочь ведьмы? И сама ведьма!

Алексей пожал плечами:

– Обычная девчонка.

Потом Алексей встретил её ещё раз. Познакомились. Машка рассказала о себе, о сёстрах, о жизни в лесу. Алексей узнал, что ей тоже четырнадцать, что сёстры её, как и она сама, избегают людей. Вскоре они стали видеться почти каждый день втайне от друзей. Алексей сам не понял, как влюбился без памяти.

Слухи по хутору быстро поползли. До тётки Власи тоже долетели разговоры местных. Испугавшись, что крестник дружит с “дочкой ведьмы”, она позвонила его матери и сказала забрать сына домой. И под странными предлогами Алексея отправили в город, но он успел пообещать Машке, что обязательно вернётся на следующее лето.

К ней.

И они будут вместе.

Но через год были экзамены в школе, потом в училище. Потом нужно было помогать матери на даче. Потом отец приболел. В итоге Алексей никуда не уехал. А со временем город закрутил, завертел…

***

Пламя вспыхнуло и отразилось в глазах хуторских девушек жёлтыми огоньками. Громкие хороводные песни, заливистый хохот разлились по берегу Смородиновой. Соломенное чучело ярко полыхало, белое платье сворачивалось в чёрную линию. Девушки мысленно просили хороших женихов, здоровых детишек и полной чаши. Парни просто пили самогонку и обнимали раскрасневшихся подруг. Песни и танцы гремели на весь хутор. Алексей сидел у берега реки в одиночестве. Когда костры догорели, гуляющие разошлись, из-за туч появилась бледная луна. Одна из подхмелевших девушек попыталась схватить Алексея за руку и утащить за собой, но он отмахнулся и, подойдя ближе к берегу, сел на песок. Река журчала. Алексей жадно вдыхал ночной воздух и смотрел на сгоревшее чучело, что кинули девушки в воду. На зеркальной глади реки мерно качались звёзды.

У Алексея закружилась голова. Он попытался встать, но нечто вцепилось в правую ногу и потащило в воду. Алексей упал лицом в мокрый песок, затряс ногой, обвитой тиной, и попытался подняться, но свалился на спину. Чёрная жижа обрушилась сверху, крепко прижав к земле. Он крутил головой в разные стороны, пытался кричать, но изо рта вырывались лишь булькающие хрипы.

– Аль-Лёша… – прошипела жижа и расползлась в разные стороны, оставив лежать на дрожащем теле Алексея девушку в белой рубахе.

Незнакомка поднялась на ноги. Длинные чёрные волосы стекали по груди змеями. На шее светились бусы из яичной скорлупы, на запястьях развевались шёлковые ленты. Мертвенно-бледную кожу освещала полная луна.

– Ты обещал вернуться… – она опустила глаза. – Я ждала… Ты меня обманул.

Алексей наконец смог приподняться на локти и стал молча отползать. Сердце его бешено колотилось. Он не мог поверить своим глазам. Это была Маша. Взрослая, красивая, но, похоже… мёртвая?

– Нет, Маш… Не обманул я… Просто… Город закрутил, завертел, – начал оправдываться Алексей, сам не ожидая от себя такой странной реакции.

– Называй меня Мареной, – прошептала она ласково. – Теперь можно.

Алексей замер и попытался сглотнуть слюну в пересохшем горле, но закашлялся. Марена наклонилась ближе к его лицу, жадно поцеловала. Потом ещё. И ещё. Ночь на Иван Купала для Алексея была самой жаркой и дивной в его жизни.

А под утро он так крепко уснул…

***

Мать получила телеграмму ровно через неделю:

"Я ОСТАЮСЬ НА ДИВАНИ ТЧК ЗДЕСЬ РЕЧКА ЗПТ ЛЕС ЗПТ КРАСОТА ВСКЛ И ОЧЕНЬ СЛАДКО СПИТСЯ ТЧК"

Автор: Наташа Лебедевская
Оригинальная публикация ВК

– Как я стала самой дорогой шлюхой в созвездии Орла? Да не мнитесь, юноша! Если хотите задать вопрос, то задавайте его чётко. Или думаете, я не в курсе, как называется моя профессия?

И если б вы знали, сколько раз за последние пятьдесят лет я слышала это слово…

Ладно, так и быть. Почему бы не ответить такому милому мальчику? Небось только первый год мотаешься по системам и созвездиям, ищешь истории поярче и героев пофактурнее? Как покраснел-то! Угадала. Думаешь, в твоей газете, или что там у вас нынче, обрадуются такой жареной теме?

Что ж. Устраивайся, включай свой диктофон или камеру, моё время стоит дорого. Только учти, начну я сначала.

Было, как бывает со всеми. В системе Альтаира тогда, как и во всех колониях, боролись с перенаселением. Детей не жаловали, особенно неправильных. Родилась девочкой – ищи себе работу и молись, чтобы отец не продал тебя по дешёвке. Если совсем дурнушка – отдадут за копейки в каменоломни, если личико смазливое и фигурка начала наливаться – могут продать подороже заезжим туристам.

Мне повезло. Даже больше, чем мечтал отец.

На моё счастье, однажды в нашей системе объявилась мадам Лей Тен. В один прекрасный день на ярмарке мы столкнулись с её паланкином. Столкнулись буквально: кто-то бросил огнехлоп прямо под брюхо нашему арахниду, того понесло – отец едва удержался в седле, а я выпала и чуть не сломала руку. Когда я поднялась с песка, то увидела арахнида, ошалевшего и уже усмирённого, а рядом с ним – шикарный паланкин, обитый золотом и красным бархатом. Одну из его стенок пересекала глубокая царапина от острой педипальпы нашего скакуна – весь бок нужно было обтягивать заново.

Отец как раз заискивал перед носильщиком и кланялся ему, пытаясь договориться об оплате, когда из-за занавески появилась изящная женская рука, и властный голос подозвал меня.

Уж не знаю, что мадам Лей Тен во мне разглядела, но уже через пару минут я уезжала вместе с ней в паланкине. В счёт оплаты. Думаю, это была самая выгодная сделка в жизни моего отца.

Хочешь подробностей о доме Лей Тен? Как скажешь. Первые пару лет я в основном, мела полы и убирала в комнатах, где другие девушки встречали гостей… Что? Проскочить этот период? А мне казалось, он тянулся бесконечно.

Я не была лучшей ученицей мадам. Мою девственность купили по весьма средней цене, дорогими подарками не баловали – впрочем, даже то, что мне доставалось, казалось невероятным богатством.

Однажды я даже получила в подарок счёты из чёрных алмазов и метеоритного хризолита – тот джентльмен гостил у нас много раз на протяжении нескольких месяцев и, кажется, привязался ко мне. Он сказал на прощание, что я достойна большего, чем работать у Лей Тен. Даже дал мне координаты купеческой гильдии в соседней звёздной системе – говорил, что там с радостью возьмут в обучение такую смышлёную девушку. Как только его шаттл отчалил навсегда, я продала счёты и отослала половину денег отцу. Вторую половину отдала мадам – я умела быть благодарной.

Что? Как я покорила Того Самого гостя? Ну, если ты готов к эксклюзиву…

Помню тот день, как сейчас. В доме поднялся такой переполох! Девушки шептались, что сегодняшний гость – с самой Земли. Не из колоний, даже не из Метрополии, представь себе!

"Здесь нужны особенные руки", – сказал он, входя. Мы не поняли, о чём речь, но никого не смутило бы, даже если бы одна из нас после ночи с ним осталась вовсе без рук. На те деньги, что он платил, можно было спокойно нанять слугу до конца своих дней.

Огромный, тяжёлый и одышливый, затянутый в чёрную атласную ткань от шеи до пят, он медленно шёл перед нами, стоящими в рядок и опустившими головы. Но он не смотрел на нас – только на наши руки.

И меня он не выбрал. Не в первый раз.

Сначала он отметил Ми Ё – долго и придирчиво рассматривал её пальцы, потом скользнул взглядом по лицу – лишь на секунду – и увёл с собой.

Наутро Ми Ё выбежала из его покоев, заливаясь слезами. На вопросы она отвечала лишь то, что обещала господину молчать. Кажется, гость подарил ей какую-то безделушку, а на взволнованную речь мадам только отмахнулся.

Нас снова выстроили в ряд.

Помню, как дрожали мои пальцы, пока его рука: холёная, полная и на редкость мягкая – осматривала их со всех сторон. Наконец, он кивнул, и земля ушла у меня из-под ног.

"Такая удача!" – шепнула мадам Лей Тен, и я, склонив голову, отправилась в комнату вслед за гостем.

Вижу, что ты подался вперёд, мой мальчик! Да, мы подобрались к главному. И скажу сразу: мне не пригодилось ничего, чему учили меня в доме у мадам.

Гость сел, растекшись по дивану своими полными телесами, и ослабил золотую пуговицу на воротнике. Я сидела напротив него перед низким столиком, потупив взгляд и не понимая, чего он от меня хочет.

Я продолжала не понимать, когда его слуги высыпали на стол горку тяжёлого белого порошка.

Продолжала не понимать, когда один из слуг раскрыл тонкий чёрный футляр. В нём оказались несколько неровных желтоватых эллипсоидов – как яйца арахнидов, но гораздо меньше.

Не понимала, когда он с великой осторожностью извлёк из ларца кувшин и ещё несколько ингредиентов, о которых я не могу тебе рассказать.

– Здесь нужны женские руки, – пропыхтел гость, глядя на драгоценное великолепие перед ним. – Слуги объяснят тебе, что делать. Будь осторожна – всё это доставлено с самой Земли и стоит целое состояние! Если не справишься – заставлю тебя поклясться жизнью, что ты ничего никому не расскажешь. А если получится…

Он сглотнул слюну:
– Но об этом пока рано. Приступай.

Не могу сказать, что именно и как именно я делала в ту ночь. Но, клянусь, это были самые осторожные движения, самые нежные прикосновения и самые важные минуты моей жизни!

Я мяла, поглаживала, ждала и мяла снова. Слуги рассказали мне, как смешать ингредиенты, но дальше я должна была делать всё сама. Так хотел гость.

Когда то, что он задумал, воплотилось и оказалось перед ним на золотом подносе, я задержала дыхание.

Он откусил кусочек… и застонал так сладко, как я не слышала ни от кого ни разу в жизни. Начинка из ягод, названия которых я даже не знала, розовой каймой осталась на его губах.

И он оказался ненасытен.
По-настоящему ненасытен.

Когда он откинулся на спинку дивана, сыто икнув, и блаженно прикрыл глаза, я поняла – в доме Лей Тен я больше не задержусь.

Оказалось, что он искал подходящие руки во всех звёздных системах, доступных и закрытых для простых смертных. Он нигде не мог найти ту, что сравнится в этом искусстве с недостижимым идеалом: матерью его матери.

Конечно, он забрал меня с собой.

Мы путешествовали вместе ещё пять лет, пока моего нового господина не добила подагра. Мы стали очень близки, и в эти годы он платил мне столько, сколько не получала ни одна шлюха в созвездии Орла. После его смерти этого хватило на то, чтобы начать новую жизнь.

И тогда я сама стала хозяйкой. Вот этого самого борделя. Лучшего борделя к югу от Альтаира, как называют его все, кто в этом смыслит.

Теперь, состарившись, я, наконец, принадлежу сама себе.

Я обучила своих девушек всему, чему нас когда-то учила Лей Тен. Всему, что знала сама. Кроме, пожалуй, одной мелочи, которая и делает наше заведение особенным.

И это даже не рецепт.

Не делай такие глаза, мой мальчик! Я понимаю, что ты здесь именно за ним. Десятки таких же охотников за сокровищами приходили ко мне в эти годы. Представлялись собирателями редкостей, историками погибшей Земли, или вот, как ты – журналистами… Но ни один не смог украсть того, что у меня есть. А те, кто понял, в чём дело, прилетают ко мне снова и снова, только делиться с другими этим не хотят.

Потому что не тесто и начинка делали те пирожки такими вожделенными. Их вкус – это только первый шаг.

У тебя ведь ещё полночи оплачено, верно? Тогда выключай камеру и не трать время зря.

Окунись в купель. Оденься в чистое и лёгкое. А потом приходи пробовать то, что на Земле когда-то умела готовить каждая бабушка.

А заодно расскажи мне, как прошёл твой день? Что тебя гложет, мой хороший?

Автор: Анастасия Кокоева
Оригинальная публикация ВК