Серия «Фантастика, фэнтези»

14

Насекомое

Он снова полз по стенам холодной пещеры. Ее невероятные размеры в который раз поражали его воображение. Зеленый свет лился сверху, оседая на всем, до чего можно было коснуться взглядом, и придавал атмосфере таинственности. Мощные, острые лапы вгрызались в каменную породу, не давая ему соскользнуть и упасть. Он чувствовал, как сила разливается по его уродливому телу, волнами поднимаются и опускаются чешуйки. Под аккомпанемент цоканья собственных жвал, он медленно подбирался в жертве, прикованной цепями к земле. Каждый раз он наносил ей порез или делал небольшой укус, оставляя бесконечное количество отметин и шрамов на несчастном теле. И каждый раз он чувствовал на себе испуганный, затравленный взгляд… свой собственный.
***
Черная девятка жигулей, скрипя подвеской, свернула с трассы на проселочную дорогу, извилистой лентой уходящую в лесную чащу. Колеса вязли в осенней жиже, грязные брызги долетали до окон. Сгущающиеся сумерки с трудом рассеивал тускловатый свет фар.
– Сука, завязнем, блять!
– Не каркай, а! И так весь день дождь этот ебучий… – комментировали ситуацию два бугая в кожанках, сидящие на передних сидениях.
Миша старался не встревать в их разговор, хотя был, что называется, не из робкого десятка.
– Слышь, салага, а ты чо думаешь?
– Погодка шепчет, конечно.
– А знаешь, че она шепчет? – тот, что сидел за рулем, немного сбавил газ и повернулся. Миша в очередной раз поймал мурашки от огромного шрама, что тянулся от лысого лба до густой бороды. – Она шепчет, что ты пидор!
Оба здоровяка заржали в голос. В зеркало заднего вида Миша увидел, как у одного из них даже выступили слезы. Было странно ощущать себя в роли жертвы после того, как девять лет был главным хулиганом в классе, но еще страннее было бы начать всерьез спорить с людьми, у которых есть огнестрельное оружие.
“Ничего, когда-нибудь я еще буду командовать этими остолопами. Буду главным бандитом в городе. Мерседес куплю длинный, и печаток мощных, да побольше…” – Мишино блуждание в роще из сладких пацанских мечт прервал звук пробуксовывающих колес.
– Так и знал, что в лес въедем – тут же и сядем, – сокрушался водитель.
– Эээ, уцы, давай не каркай про “сядем” – усмехнулся второй. Его звали Давид.

Высокие, старые ели раскинули свои могучие лапы над самой крышей жигулей. Забрызганные грязью фары и небольшая лампочка в салоне не позволяли непроглядной темноте окончательно победить.
– Салага, а ну метнулся наружу! Надо подтолкнуть! – громко и безапелляционно заявил второй здоровяк.
Миша сразу понял, что остаться чистеньким сегодня не получится. “Ладно, – успокивал он себя, – когда доедем до этого дурацкого дома, даст бог, удастся отмыться и высушить одежду”.
– Ау, особое приглашение нужно?! Давай, епты, – водитель начинал терять последние запасы и так весьма скудного терпения.
Под скрип сиденья Миша выбрался из машины. Ноги сразу утопли в грязи. Холодная жижа не оставила никаких шансов стареньким кроссовкам, быстро напитывая их влагой. Противотуманки обильно заливали красным светом свежие колеи. В лесу стрекотали ночные насекомые, вышедшая из-за туч величественная луна наполнила окрестности причудливой игрой света и тени. Исполинские ели пугали таинственными силуэтами, едва заметно шурша хвоей на ветру. Миша поежился и, хлюпнув промокшими кроссовками, уперся руками в холодный металл багажника.
– На счет “три” толкай! – скомандовал водитель, – Раз, два, три!…
Колеса закрутились, обдав Мишу мощным потоком грязи и буквально в секунду превратив его в подобие глиняного голема. Но задача, на удивление, была выполнена.
– Да еб твою… – выругался Миша, отплевываюсь и протирая глаза.
Выполнив свое нелегкое дело, он собирался вернуться в теплый салон, но наткнулся на:
– Леее, весь салон решил уделать?! Тут тебе что, свинарник?
– Пешком дойдешь, прямо топай – не заблудишься, – посмеиваясь, успокоил Давид. Мы там пока чайник поставим, да?
Они рассмеялись. Выбросив еще грязи из-под колес, жигуль, покачиваясь, скрылся в темноте, лишь изредка подмигивая фарами через прогалины меж деревьев.

Оставшись наедине с сырой и холодной ночью, Миша, словно бы не зная, что делать дальше, просто продолжал отряхивать куртку и штаны. Ноги вязли, издавая противное кваканье и хлюпанье. Луна безучастным прожектором освещала колею. Впервые за последние пять лет, с тех пор, как отчим сломал ему нос, хотелось разреветься. Чавкая грязью, он с трудом переставлял ноги, вспоминая, зачем вообще ввязался во все это. Деньги, уважение среди пацанов, возможность прикоснуться к настоящему криминалу. Миша давно выбрал для себя бандитские идеалы и решил двигаться по этому пути, но реальность оказалась полна унижений и разочарований. Бородачи точно не считали его хоть сколько-нибудь ровней себе и поручали самую тупую и никчемную работу. Проще говоря, он был “на побегушках”.

Луна скрылась за огромной тучей, непроглядная тьма, нанизавшись на верхушки елей, стекала на землю. Вдалеке ухала сова. Ветер начал усиливаться, продувая насквозь мокрую одежду. Миша обхватил себя руками, пытаясь хоть как-то согреться. В один момент смолкли все звуки леса, словно сама природа затаилась в осторожном ожидании чего-то. Справа от дороги, пока еще довольно далеко, хрустели ветки и сучья. Кабан? Медведь? Миша замер – звук нарастал, приближался, быстро становясь громче и яростнее, словно бронепоезд мчался сквозь кусты и деревья. Все происходило настолько стремительно, что Миша понял – даже для медведя это слишком быстро. Он попытался побежать, но ноги, как в страшном сне, вязли и не слушались его. Через несколько мгновений Миша поскользнулся, упав на колени. Такой чести нерадивому хулигану не оказывал никто и никогда: сама Луна показалась в прогалинах тучи, посмотреть на последние мгновения жизни нерадивого хулигана. Благодаря ее свету Миша успел рассмотреть силуэт своего палача, пока огромные жвалы не сжали его череп, превратив кости и мозг в кровавую кашу и оставив истошный крик гулять эхом среди деревьев.
***
Тимур открыл последнюю пачку дешевого вина, разливая только на себя. Время перевалило за три часа ночи, и некоторые ребята уже начали расходиться с так называемой “вписки”. Судя по звукам, кто-то блевал в туалете. Пепельницы на столе были полны окурков и харчков. Тимур сделал еще один большой глоток – парадокс, но с количеством выпитого это вино не становилось лучше. Начинало немного подташнивать, и были подозрения, что на выходе оно окажется даже вкуснее. Ребята из шараги часто звали Тимура затусить, и нередко он соглашался – ему требовалось выпить, чтобы привести мысли в порядок, а бухать дома при бабушке – дело неблагодарное. Окружающие люди его никак не смущали, некоторые даже веселили: например, в этот раз Витька, субтильный парень, живущий недалеко от хлебзавода, заперся в шкафу. Он обмотался ремнями и пытался дозвониться до бывшей, которая теперь жила на другом конце страны. Тимур подумал, что было бы очень интересно утром взглянуть, какой теперь баланс счета на телефоне Витька. Встав из-за стола, он стрельнул сигарету у почти заснувшего кудрявого толстяка. Тот всегда смолил что-то хорошее. Можно было курить в комнате – никто бы и слова не сказал, но Тимуру захотелось подышать свежим воздухом, посмотреть на редкие огоньки в окнах соседних пятиэтажек. Он вышел на балкон, зажег сигарету, несколько раз чиркнув дешевой зажигалкой. Едкий дым наполнил легкие. Тимур сосредоточенно вглядывался в городской ландшафт, хотя, кроме немногочисленных фонарей и редких глазниц окон, мало что было видно. Их небольшой населенный пункт спал, укрытый сырым октябрьским одеялом. В углу балкона на пыльных коробках сидела девушка. Кожаная куртка, накинутая поверх плеч, сетчатые колготки и высокие, потертые берцы. Она тоже курила, уставившись в одну точку, и, судя по сигарете, даже забывая стряхивать пепел.
– Мадам, вы там живы? – негромко произнес Тимур.
– Ага, – безучастно ответила незнакомка.
– Что-то я тебя тут раньше не видел. Ты чья-то девушка?
– Нет, подруга Серого из начальной школы, – тихо сказала она. Про хозяина квартиры можно было сказать многое, но своих он точно никогда не забывал.
– Прикол, – Тимур стряхнул пепел в открытое окно. – Его первая любовь?
– Нееет, - отмахнулась, едва заметно улыбнувшись.
– Как тебе вписка?
– Да я почти весь вечер тут просидела. Никто не беспокоил, все курили прямо в комнатах.
– Ясно, идешь на вписку, но предпочитаешь одиночество.
“А мы чем-то похожи”, – подумал Тимур.
– Нет настроения… никакого. А тут хоть можно бесплатно покурить… и прибухнуть, – она поправила свои черные, как мазут, волосы.
– Рациональный подход. Не осуждаю. А что с настроением?
– Никак не могу отойти, – она заговорила тише. – Несколько дней как сестру похоронила.
– Оу, – щелчок пальцев. Тимур отправил сплющенный бычок в длительный полет. – Соболезную. Несчастный случай?
Он сам не понял, зачем спросил – вопрос крайне некорректный и даже в чем-то жестокий, но незнакомка спокойно ответила:
– Ее убили. На трассе. Километров пятнадцать южнее города. Хотя ты, наверное, смотришь местные новости…
Тимур только-только закурил новую сигарету, но она тут же сгинула в сжатом от злости кулаке.
***
Давид уже пять минут как закончил разговаривать с боссом, но все еще машинально щелкал телефоном раскладушкой. Залечь на дно в этом заброшенном доме было неплохой идеей. История с грабежом машин на трассе слишком раскрутилась в новостях и газетах. Требовалось подождать, пока все утихнет. Но босс ждать не хотел – некий Крапивин, бизнесмен средней руки, перешел ему дорогу. Вопрос предполагалось решить самыми радикальными методами… с убийством всей семьи и поджогом дома Крапивина. Давид был не то чтобы согласен с таким планом, но и противиться возможности не имел. Насмотревшись на падающие с крыльца капли и утреннее марево, он зашел в дом. Мужики играли в нарды, пили: кто чай, кто коньяк. Дом медленно напитывался теплом от старой каменной печи. Уютный треск дров согревал едва ли не сильнее, чем увеличивающаяся температура.
– Э, малой, – окликнул он своего двоюродного брата. – Надень сапоги и метнись еще раз в лес.
Давиду не хотелось верить, что Миша побежал в полицию – неплохо разбираясь в людях, Давид видел, что Миша из себя представляет: напитанный уличными понятиями и пацанскими цитатами наивный ребенок. Такой ментам не сдаст и будет браться за любую работу, короче – как расходник точно подойдет.
– Да я утону в этой грязи. Я и в первый раз хорошо искал, там вообще никаких вещей его нет, а следы, по ходу, дождь размыл. Ты сам говорил, что если чо, с местными ментами мы порешали.
– Его скорее беспокоят старые городские легенды… Верно? – задумчиво произнес водитель, гладя пальцами свой огромный шрам.
Он был абсолютно прав.
***
Тимур снова дробил пещерные стены своими мощными лапами, ловко карабкаясь по отвесным поверхностям. Необходимый ритуал для превращения: найти в этой ментальной пещере копию себя в человеческом обличии и нанести очередное увечье. Дальше – возвращение в реальный мир, новое, монструозное тело на ближайшие несколько часов. Тимур не знал, сколько еще это будет продолжаться. С каждым разом двойник, прикованный цепями к полу, выглядел все более измученным и израненным. Но не в этот день…

Жадно глотая воздух, Тимур извивался, катаясь по сырой земле. В глазах мелькали верхушки елей, серые облачка, грязная, опавшая хвоя. Тимур сохранял ясность ума и несмотря на невероятную боль, четко понимал что происходит – с превращением что-то пошло не так и оно не завершилось. Жуткая картина напоминала детскую шалость – мальчик игрался с фигурками и сплавил в костре солдатика и паука. Превращение всегда усыпляло его разум в привычном понимании – он знал на кого охотиться, все остальное его мало интересовало. Сейчас он мог сполна разглядеть ужасающие острые лапы, крупные и мелкие чешуйки. Со лба капала густая слизь – рукой он нащупал зародыши жвал. Его вырвало. Лапы совсем не слушались и пришлось тащить это все на своих двоих, словно это было лишь сломанный аниматронный костюм. Тимур упал в канаву, заполненную грязной водой и опавшими листьями. Холод немного заглушил боль и позволил забыться на какое-то время…
***
Покосившиеся деревянные дома с облупившейся краской, пыльная дорога, чумазый кот, непонятно как держащий равновесие на покосившемся заборе. Идя по окраине городка, Тимур погрузился в тягучую меланхолию. Учась в средней школе, он часто гулял тут с друзьями, катался на велике, пил дешевое пиво из баклажек, прятался от ментовских бобиков. Все это безвозвратно ушло, и там ему и место. Он посмотрел на закатное солнце, последние вспышки которого колыхались на горизонте. На лавочке, недалеко от водозаборной колонки, сидел сгорбленный старичок. Седина еще не полностью захватила его ярко-рыжие волосы. На худых, венозных щиколотках болтались видавшие виды галоши. Около его ног вилась маленькая собачонка, которую он чем-то лениво подкармливал. Старичок едва заметно махнул рукой и Тимур ответил тем же. Подойдя ближе он услышал:
– Ну привет, Счастливчик мой, – это прозвище он явно произносил с сарказмом.
– И тебе не хворать, Семеныч.
Тот, кряхтя, сдвинулся в сторону, освобождая место для Тимура. Собачка тихонько заскулила и ретировалась в дырку в заборе.
– А я вот нового питомца завел. Уж больно мила.
– Не успел толком рассмотреть.
– Застеснялась тебя, – Семеныч рассмеялся.
– Не уверен, что дело в этом, – устало улыбнулся Тимур.
– Как бабушка?
– Неплохо. Только ноги по ночам болят.
– В нашем возрасте это нормально. А сам?
– Да вот…
– Да понимаю, что не просто так пришел, – он убрал остатки собачьего корма в карман фуфайки. Вдохнул вкусный вечерний воздух. – Он сопротивляется?
– Да, очень сильно. Раньше он слабел, а теперь окреп. Он вырывает свои цепи из земли.
– Красивый сегодня закат был, да?
Тимур не очень понимал ход мысли, но не стал злиться на Семеныча.
– Было на что посмотреть.
Семеныч достал из карманка четвертинку и сделал один большой глоток. Не спрашивая передал Тимуру. Слегка поморщившись, Тимур последовал примеру старшего товарища.
– Думаю, ты догадываешься, какой выбор перед тобой стоит.
– Я их уже выследил. Чуть бы пораньше, и можно было бы спасти семью того бизнесмена. Через какой ад они прошли…
– Выбор очевиден, но непрост, – не унимался Семеныч. Я в свое время не смог… А ты, Тимурка…
Он замялся. Изрезанные морщинами уголки глаз заблестели от слез.
– А ты делай как знаешь… Бабулю только жалко…
– Она сильная, – заключил Тимур и передал четвертинку обратно Семенычу. – Она сильная…
***
Он уже не чувствовал себя хозяином в пещере. Гулким эхом разносились удары сорванных кандалов о пол и стены пещеры. Его двойник был силен как никогда, он по-прежнему не мог членораздельно говорить, но он кричал – ярость переполняла его. Но и сам Тимур был полон решимости. Лапы и жвалы были в полной боеготовности. Прыгая из стороны в сторону и ловко уворачиваясь от ударов цепей, он на долю секунды остановился… а затем отсек голову двойнику зазубренным краем конечности. Озлобленная физиономия покатилась по земле, разбрызгивая кровь. Вспышка… И Тимур вернулся в реальный мир в теле монстра… навсегда…

Автор: Андрей Новичков
Оригинальная публикация ВК

Насекомое
Показать полностью 1
69

Я человек


«Я делаю это ради людей. Я люблю людей. Я человек».
Кушетка вряд ли бы выдержала растущее тело, поэтому Андрей сел прямо на пол перед объёмными ящиками трансформирующей аппаратуры. Монотонно раскачиваясь вперёд-назад, Андрей одними губами повторял свою несложную мантру. Он обязан был запомнить эти слова, свои последние слова. Наверное, со стороны это выглядело странно, а может, даже смешно, хотя кому придёт в голову смеяться над медиатором Департамента дальней космической разведки? Люди, чей геном создан пластичным для множественных трансформаций организма, в обществе вызывали разные эмоции, но точно не смех.

Слух уже обострился, поэтому появление в каюте посетителя сюрпризом не стало. С едва заметным шипением дверь за спиной открылась, впуская незваного гостя. Кто он, смельчак или дурак? Плевать. Ему же хуже — видеть себя со стороны даже Андрей сейчас не хотел. К его телу тянулись десятки шлангов, трубочек и проводов. Аппаратура шипела и пищала, отмеряя необходимые для роста тела питательные инъекции.

— Твою ж мать! — раздался испуганный голос.
Андрей, не оборачиваясь, улыбнулся. Процесс перестроения организма только начался, но метаморфозы уже стали заметны даже в тусклом свете дежурных ламп. Медиатор прибавил в весе и росте, став похожим на большую лысую гориллу. Позвоночник покрыл роговой панцирь, такие же костные пластинки клочками нарастали по всему телу, стремясь создать мощный внешний скелет. Под мышками выступили уродливые крючковатые отростки, которые в ближайшее время станут второй парой рук.

— Не думал, что вы уже приступили, — брезгливо пробормотал гость, так и не решаясь пройти в каюту. — Я руководитель станции Гордеев. Примчался сразу, как узнал о вашем прибытии. Почему без предупреждения?

— Это могло что-то изменить? — прошипел Андрей. Говорить становилось сложнее — мутирующие голосовые связки издавали хрипло-шипящий свист, лишь отдалённо напоминающий человеческую речь.

— Если честно, когда я запрашивал помощь, рассчитывал не на вас, — недовольно продолжил Гордеев.

— Вы ждали десантников и танки?

— Ну уж точно не парламентёра.

— Человечество давно перешагнуло ту фазу развития, когда конкистадоры резали головы индейцам за табак и золото. Мы здесь в гостях. Мы должны договариваться.

— И тем не менее считаю ваше вмешательство лишним. Договариваться там не с кем.

— Ваше мнение уже значения не имеет. Информация дошла до Департамента. Решение принято. Моя задача — разобраться в ситуации и принять меры.

— То есть ваш визит — официальная инспекция?

— Именно.

— Где же тогда ваша группа?

— Не волнуйтесь, будет. Насколько я понимаю, у вас возникли проблемы с местной фауной?

— Да это просто тупые и агрессивные животные! Тем более, их осталось несколько штук.

— Несколько штук, — задумчиво кивнул Андрей. — А остальные куда делись?

— Ушли, как только мы начали разработку. Отчёты ксенозоологов направлялись в Департамент. Остались только бешеные или больные. Я искренне не понимаю, чем мне может помочь специалист, — Гордеев замялся, словно подбирая слово, — по установлению контактов?

— А я прилетел не вам помогать. Я делаю это ради людей. Я люблю людей. Я человек.

— Простите что?

— Я медиатор, выстраиваю мосты между людьми и иными формами жизни.

— Да я за месяц потерял три буровые установки! — повысил голос Гордеев. — План отгрузки сорван! Рабочие отказываются спускаться в шахты! Времени нет совсем! А вы тут со своими мостами! Сколько на это уйдёт? День? Месяц? Год? Мне нужно решать проблему с этими тварями, а не подход к ним искать! У меня тоже начальство есть. И оно с меня не слезет, пока добыча не выйдет на плановый уровень!

— Вам предписано прекратить добычу до окончания моей работы.

— Да с чем вы собираетесь работать? Вы понимаете, что этих тварей не зря назвали ледяными дьяволами? Это чудовищная помесь медведя и гориллы?
— Я разберусь. Если вы правы — решу вопрос.

***
«Я делаю это ради людей. Я люблю людей. Я человек».
Теперь эти слова, словно маяк в тёмной бездне изменённого сознания, должны были сохранить человека в новом Андрее. Коридоры станции не предназначались для столь крупных существ — добираться до шлюза пришлось по-обезьяньи, согнувшись и опираясь на обе пары лап. Крупные рога норовили зацепить потолочные панели освещения. Вид у Андрея стал действительно ужасающий. Заметив его, техник дежурной смены шлюзового отсека буквально вжался в стену, стараясь не шевелиться. Скорее всего, бедолага даже перекрестился, когда тяжёлая створка закрылась за Андреем. Медиатора эти люди уже не интересовали. Андрей хотел скорее уйти, забыть запах страха и презрения, которым пропитана станция.

Мороз подарил облегчение. Андрей поёжился, вернее, поёжился человек внутри. Того, кто хотел стать частью этого ледяного мира, холод не пугал. Бескрайняя ледяная пустыня на самом горизонте упиралась в клыки заснеженных скал. Сильный ветер гнал острые крупные снежинки. Такие с лёгкостью изрезали бы человека. Но скрытая под космами серого меха костяная броня Андрея позволяла ему не обращать внимания на такие мелочи. Этот мир не для людей. Андрей с нескрываемым удовольствием издал утробный рык и помчался к горам. Когтистые лапы крепко впивались в глянцевую поверхность льда, разряженный морозный воздух дурманил разум. Андрей бежал, наслаждаясь свободой. Он был дома.

Окончательно забыть о людях мешали два назойливых дрона, следящие за Андреем от самой станции. Эти упитанные металлические птицы жужжали над головой, не выпуская медиатора из вида. Они воняли металлом и чем-то химически-едким, от них буквально разило опасностью.

«Я делаю это ради людей. Я люблю людей. Я человек».
Напасть на след дьявола оказалось несложно. Буквально в паре километров от станции на ледяной поверхности планеты стали встречаться отметины острых когтей. Судя по всему, зверь часто приходил сюда, наблюдая за людьми. У подножья гор Андрей наткнулся на брошенный людьми рудник. Присыпанные снегом, замершие исполины буровых машин и мрачные прямоугольники пустующих бытовок создавали трагичную скульптурную композицию в память о человеческой самоуверенности и наглости. На большей части техники зияли рваные раны, оставленные могучими когтями дьявола. Андрей мысленно нахмурился — видимо, зверюга и правда взбесилась. Новое естество медиатора тут же отозвалось протестом — теперь он стал ближе к зверю, нежели к людям, и мысль о необходимости умерщвления себе подобного больно резанула сознание.

«Я делаю это ради людей. Я люблю людей. Я человек».
На краю свежего карьера застыла исполинская туша роторного экскаватора. Андрей обогнул безжизненную машину, взобрался на высокий отвал выработки и, опершись всеми четырьмя верхними лапами о разбросанные булыжники, сел на корточки. Присутствие дьявола ощутилось мгновенно и так отчётливо, словно Андрей увидел его. Казалось, даже воздух задрожал от напряжения. Из полузаваленной пещеры справа раздался приглушённый рык. Медиатор инстинктивно зашипел в ответ. Шерсть на теле Андрея вздыбилась, обнажая острые костяные шипы по всему телу.

Из-за огромного валуна показалась морда противника. Андрей замер под тоскливым взглядом двух немигающих рубиновых глаз. Его будто окатило тёплой волной. В изменённой душе одновременно проснулись надежда и сомнение, интерес и страх. Но это были не его эмоции — Андрей ощущал дьявола. Не переставая рычать, зверь осторожно вышел из укрытия. Особь, оказавшаяся заметно крупнее Андрея, выглядела побитой: один рог сломан, а серая шерсть покрыта бурыми пятнами подпалин. Принюхиваясь и потряхивая лапами, противник по большой дуге осторожно обходил Андрея. Медиатор пошёл в противоположную сторону, стараясь повторять движения зверя. В какой-то момент Андрею показалось, что ему удалось настроиться и почувствовать это странное животное, по крайней мере, движения их казались синхронными, словно они много раз репетировали этот воинственный танец.

Дьявол схватился за огромный камень и взревел. Но угрозы Андрей не почувствовал, наоборот — зверь хотел предупредить его! О чём? Всё же Андрей не стал полноценной частью этого мира. Жужжащие в высоте дроны он заметил чуть позже дьявола. Наверное, он просто привык к технике и не придал парящим машинам значения. Зверь же проявил невероятную для своей комплекции ловкость, одним движением выскочив из укрытия. Андрей успел только сгруппироваться, готовясь к удару, но его не последовало. Оттолкнувшись от камней всеми шестью конечностями, дьявол бесшумно подпрыгнул на несколько метров. Зазевавшийся оператор дрона, наверное, сейчас разразился руганью на всех известных ему языках — металлическая птица оказалась слишком низко и была рассечена надвое острыми когтями.

Впервые за многие годы Андрей пожалел, что после трансформации лишился человеческого голоса. Он отчаянно закричал: «Стоять!», но из его зубастой пасти вырвался лишь яростный рёв. Андрей неистово размахивал лапами, пытаясь дать команду на отмену второму дрону. Оператор не понял его. Взметнувшись вверх, боевая машина открыла огонь. Несколько снарядов легли под ноги Андрею, отшвырнув его ударной волной на дно карьера.

«Я делаю это ради людей. Я люблю людей. Я человек».
Инстинкты нового тела побеждали в упорной борьбе с разумом, отодвигая куда-то в тень остатки человеческого сознания. Андрей выл, повторяя про себя свою мантру, а тело уже реагировало. Рывком вскочив на ноги, он бросился в укрытие. Прыгая от валуна к валуну, Андрей отметил, что оператор перепутал его с дьяволом. Теперь дрон целился именно в Андрея. А оставшийся без человеческого внимания зверь проворно взбирался по стреле экскаватора, подбираясь ближе к врагу. Разведя лапы, дьявол прыгнул к дрону. Но развязки Андрей не увидел — очередная порция снарядов вздыбила огромные осколки скалы прямо над ним. Андрей взвыл, дёрнувшись в отчаянной попытке уклониться, но острые камни завалили могучее тело.

***
«Я делаю это ради людей. Я люблю людей. Я человек».
Инстинкты проснулись раньше сознания, поэтому пришёл в себя Андрей уже на ногах. Приготовившись к рывку, он стоял у стены просторной пещеры. Уличный свет сюда не попадал, но в темноте дьяволы видели очень даже хорошо. Давешний зверь копошился на противоположной стороне пещеры, не обращая внимания на очнувшегося сородича. Человеческий разум тяжело уживался в новом теле, казалось, мысли стали вязкими и тягучими. Но всё же Андрей осознал, что зверь спас его, вытащил из-под завала и принёс в свою… А что это? Нора? Берлога? Гнездо?

Осмотревшись, Андрей понял, что пещера значительно больше, чем показалась сначала. В стенах зияли большие ниши правильной формы, из которых выступали массивные ледяные кубы. Под бирюзовой поверхностью скрывалось что-то тёмное, что-то, от чего веяло лютой тоской. Андрей сделал несколько осторожных шагов к ближайшему кубу. Сквозь ледяной глянец проступили очертания знакомого силуэта: рога и крупное четырёхрукое тело. Ноющая тоска в душе́ сменилась жгучей горечью. С небольшим запозданием среагировал и человеческий разум — кладбище.

Андрей не считал сколько их, он просто знал, чувствовал — много, очень. И в каждом погребён один из тех, кого люди называют дьяволами. Спасший медиатора зверь с тихим скрежетом водил когтем по поверхности одного из саркофагов, оставляя на ледяной поверхности замысловатый узор. Сомнений уже не оставалось: зверь совершал ритуал — погребальный или поминальный обряд.

Безумная волна жалости и сочувствия захлестнула Андрея. Поддавшись порыву, он шагнул к противнику. Не отвлекаясь от своего занятия, зверь угрожающе зарычал, как бы обозначая границы дозволенного чужаку. Андрей поднял лапы, стараясь изобразить миролюбие, и сделал ещё один короткий шаг. Перед глазами мелькали десятки статичных картинок, словно кто-то транслировал слайды прямо в его сознание. Андрей упал на пол, скребя когтями по камням, он старался обуздать поток чужих мыслей. Зверь показывал ему подземное селение, множество ледяных дьяволов, их охоту на глубокоземных насекомых, напоминающих гигантских тараканов. Сменяясь с невероятной скоростью, картинки примитивной, но вполне разумной жизни несли тепло и радость, до тех пор, пока на них не появились люди. Эти злобные и агрессивные существа бурили землю, сотрясая и разрушая дома дьяволов. Теперь Андрея охватили страх, гнев и отчаяние. Некоторые аборигены бежали, но большинство осталось, ведь в глубине, там, куда стремились люди, вызревали яйца с малышами пещерного народа. Очень по-человечески Андрей ощутил ледяную пустоту ужаса внутри, осознав, что сотворили люди на этой планете.

Коммуникация в обществе дьяволов строилась на трансляции мыслей, густо приправленных эмоциями. И непонятно, что было для них более информативно — картинки или сопровождающие их чувства. Построить полноценный диалог, общаясь мыслеобразами, оказалось непросто, а уж спорить практически невозможно. Да, собственно, и не хотелось. Зверь вернулся к своему занятию у саркофага, напоследок показав Андрею картинку желаемого будущего — пожираемую огнём станцию. Впитав ту горечь и ненависть, которые червями грызли душу аборигена, Андрей балансировал на грани полной потери человеческого. Уже не веря самому себе, он с упорством фанатика твердил мантру.

***
«Я делаю это ради людей».
Теперь это казалось ложью. Зачем помогать тем, кто уничтожил твой дом? А именно домом казалась Андрею эта холодная, но такая родная планета. Или всё-таки его дом не здесь?

Оставляя за собой снежные клубы, медиатор мчался по ледяной пустыне. Едва на горизонте возникли тёмные силуэты куполов станции, чуткий слух уловил запуск дронов. Гордеев собирался сохранить свою мерзкую тайну. И там, в карьере, Андрея атаковали вовсе не по ошибке. Смерть медиатора — хороший повод представить дьяволов дикими и опасными тварями. Это же оправдает и их уничтожение.

«Я люблю людей».
Как любить убийц? Андрей ненавидел их. Человеческие знания и навыки, кратно усиленные мощью зверя, творили чудеса. Пара боевых дронов не смогла остановить разъярённого дьявола, как не стала преградой и массивная створка ворот. Вездеход с мощным горнопроходческим резаком оказался слишком неповоротлив, чтобы тягаться с Андреем.

«Я человек».
Отождествление себя с людьми показалось отвратительным. Он не хотел иметь ничего общего с ними. Но что-то будто кольнуло взбунтовавшееся сознание, что-то неуловимое, но очень важное. Затуманенный разум назначил начальника станции квинтэссенцией зла. Кроме створок шлюза, Андрею больше никто не мешал. Круша немногочисленную мебель и сбивая рогами осветительные панели, зверь добрался до кабинета Гордеева. Жалкий, от ужаса бьющийся в истерике, начальник станции рыдал и молил, кричал и угрожал. Он больше не был высокомерным начальником, он больше не был человеком.

Вот оно! Мысли Андрея прояснились, словно с глаз сдёрнули вуаль. Гордеев — не человек! Зверь, демон, да кто угодно, но только не человек. Огромная когтистая лапа остановилась в сантиметре от лица Гордеева. «Убьёшь — станешь таким же!» — кричал человек в теле зверя. С глухим рыком Андрей придавил начальника станции к полу. Челнок со спецами Департамента уже на орбите, пусть они решают судьбу преступника, а медиатор свою работу выполнил.

«Я делаю это ради людей. Я люблю людей. Я человек».

Автор: Юрий Ляшов
Оригинальная публикация ВК

Я человек
Показать полностью 1
2033

Гранаты в серебре

Мама пропала, когда мне было двенадцать. Просто пошла в соседний магазин и не вернулась.

Я хорошо помню тот день. Мама стояла на кухне у плиты, уставшая, немного растрёпанная, и задумчиво смотрела на круглые настенные часы. На столе сверкали хрустальные салатницы и фужеры. Пахло запечённой курицей.

Я взял из сахарницы кусочек рафинада, сунул в рот, плюхнулся на табуретку и бесцельно уставился в окно. За окном было лето. Соседские дети бегали по двору и радостно визжали, старики играли в домино. Тётя Маша ругала пьяного мужа, а Герка Аристократов крался вдоль дома и явно направлялся ко мне.

Я оглянулся на маму. Она Герку терпеть не могла, вечно повторяла, что с этим хулиганом у меня будут только проблемы. В каком-то смысле была права.

Аристократу было тринадцать, жил он с бабушкой. Отца посадили, а мать года три назад отправилась на поиски лучшей жизни и, видимо нашла, раз не вернулась в наш Киржач. Герка оказался хорошим учителем жизни. Показал, как плевать на мнение других. Научил курить и управляться с "бабочкой". Я и правда изменился (и маме это не нравилось). Хамил педагогам, прогуливал школу. За полгода знакомства с Аристократом из застенчивого Миши я превратился в хулигана Мишаню. Учителя жаловались, а мама растерянно прятала глаза. Она единственная, кто молча терпел мои выходки и называла такое поведение периодом "бури и натиска". Штурм унд дранг. Забавно, спустя годы я узнал, что было такое немецкое литературное движение восемнадцатого века, отказ от просвещения в пользу эмоционального чего-то там. Круто же. Но тогда, в свои двенадцать, я этого не знал, и мне где-то в глубине души было стыдно, что я её расстраивал.

Я накинул джинсовку, и пока Герка не начал орать под окнами, поспешил к дверям.

– Миш, ты куда? – мама возникла в проёме кухни.

– Прогуляться.

– Ну, Миш. Скоро же гости придут.

– Я недолго.

Герка стоял у подъезда, щелкал семечки. Серый классический костюм болтался на его тощем теле, как парусиновый мешок, а шестиугольная кепка слегка прикрывала подбитый левый глаз.

– О, здорова, мужик! А я как раз к тебе, – шлёпнул Герка меня по плечу и плюнул в сторону, – Как сам?

Я пожал ему руку.

– Нормально. Слушай, у матери день рождения сегодня. Мне нужен подарок. Только хороший, не ерунду какую-нибудь. Ты же знаешь, где можно достать что-нибудь ценное?

Я понимал, что достойная вещь стоит дорого. Но откуда у подростка восьмидесятых, живущего с матерью-одиночкой, могли быть деньги? У меня был только Герка, и он точно знал, где можно их взять.

– Ты имеешь в виду, украсть что-нибудь ценное? – Аристократ посмотрел на меня исподлобья, расплылся в лукавой улыбке и нервно потёр кончик носа. – Да, Мишаня?

Я пожал плечами.

– Погнали на рынок!

Мы шли вдоль кленовой аллеи молча. Аристократ семенил по треснувшему асфальту и часто оборачивался, будто проверял, не следят ли за нами. Я двигался за ним и тоже на всякий случай осматривался. На рынке было немноголюдно. По правую сторону шла торговля арбузами и дынями, розовыми помидорами и разноцветным виноградом. А вот по левую, на “барахолке” у самого забора, торговцев было немного, да и товара тоже. Две грустные женщины с вязаными ковриками, носками и варежками. И сухонькая улыбчивая бабуля с длинными седыми волосами в причудливой чёрной тюбетейке на макушке. На её картонном прилавке лежали какие-то совсем старые вещи.

– Смотри и учись, Мишаня!

Аристократ танцующей походкой двинулся вперёд.

– Доброго денёчка, Диляра Абдулна! – игриво произнёс Герка, – Как торговля?

Старушка сначала растерялась, а потом, видимо, вспомнила Аристократа, он постоянно болтался на рынке.

– Герасим Валентинович! Здравствуй!Торговля не радует, улым, – покачала она головой. – Только тюбетейку взяли.

Брать у неё и правда было нечего. Книги с потрёпанным переплётом, старинная глиняная посуда и другой хлам. Пожалуй, единственное, что привлекло моё внимание, – деревянная шкатулка. Я покрутил её в руках, рассматривая узорчатые бока, а когда открыл, обнаружил внутри серьги.

По моему застывшему взгляду Герка сразу всё понял.

– Слушай, Абдулна, а расскажи-ка мне про эту красоту, – он взял одну из книжек торговки и раскрыл её.

– Хороший выбор, улым. Это очень грустная легенда о потере любимого человека…

Диляра Абдулловна начала рассказывать о героях книги, а Герка подмигнул мне и кивнул в сторону шкатулки. По его губам я прочитал одно слово: "Бери."

Я застыл.

Внутри всё сжалось от страха, ведь для меня это было впервые. Сделав глубокий вдох, я покрутил головой. Убедился, что на меня никто не смотрит, и аккуратно вытащил украшение из шкатулки, сунул в карман. Пока Герка отвлекал старушку, ноги сами уводили меня с рынка. Свернув за угол, я побежал через парк в сторону песчаного карьера. Сердце грохотало в ушах, в глазах щипало. Дыхание перекрывало, а руки дрожали.

Остановившись у карьера, я сел на землю и попытался отдышаться.

Вскоре появился Герка.

– Блин, я тебя у дома искал, а ты здесь. Ну что? С почином, Мишань. Дай, хоть гляну?

Он ухватил серьги двумя пальцами и поднял украшение в воздух. Тонкие серебряные нити с причудливыми цветами на конце слегка подрагивали от ветра. В каждом лепестке сидел тёмно-алый камень и ярко переливался на солнце. Волшебные!

– Вот это улов! – Аристократ с завистью выдохнул, а глаза его сверкнули. – Вот это я понимаю, мамке подарок отхватил!

В этот момент тревога заползла под мою фланелевую рубашку, и мне стало не по себе.

– Да не ссы, ты, – словно прочитал мои мысли Герка. – Абдулна – старая коряга, я уверен, даже и не вспомнит! А вот мамка твоя точно всю жизнь восторгаться будет.

***

Дома я появился в обед. Гостей ещё не было, но стол уже был накрыт. Мама стояла у зеркала в красивом изумрудном платье. Увидев меня в отражении, она повернулась, а я протянул ладонь, на которой лежали серёжки.

Я подозревал, что сейчас начнётся.

– Что это?! Откуда? Где ты взял?

– Мам, успокойся, так и думал. – сделав невозмутимый вид, я продолжил: – Заработал. Правда! Разгружали с Геркой машины на рынке по вечерам. Газеты продавали. Ты ещё спрашивала, где мы постоянно пропадаем. Вот. Ходили подзаработать. Откладывал почти три месяца. Купил их у бабуси одной на “барахолке”.

Я сказал всё слово в слово, как учил Аристократ.

– Правда? Но… – Мама смягчила тон, – Я ведь…Я даже не знаю…Но это же твои деньги. Купил бы себе лучше что-то.

– Я хотел сделать тебе подарок! Вот. Примерь.

Сердце громко билось в моей груди.

– Ты знаешь, – Мама осторожно взяла украшение. – Это же мой любимый камень. Гранат.

Мне кажется, я тогда чуть не лопнул от гордости. Правда, где-то внутри царапало, что добыт подарок не лучшим образом, но эту мысль я старательно заглушал.

– Спасибо, Миш.

Мама вдела серьги в уши, нежно поцеловала меня в мокрый лоб и улыбнулась:

– Так. Я за тортиком сбегаю, и садимся за стол. Скоро гости придут.

Мама выпорхнула из квартиры, и аромат её духов растянулся приятным шлейфом по коридору. Даже когда пришли гости, нежный цветочный запах ещё стоял в квартире. Даже ночью, когда тётя Галя и дядя Рома бегали по дворам в поиске мамы, аромат ещё ощущался. Он исчез только утром, когда дома появилась милиция.

Мужчины в форме долго выясняли у гостей, куда могла направиться мама. Оперативники спрашивали у меня, как она была одета, что говорила перед тем, как уйти. Я рассказал обо всём, кроме одного, конечно. Я промолчал про чёртовы серёжки.

Пока шли поиски, со мной поселилась ненадолго мамина подруга с работы. От школы меня освободили, да и какая могла быть учёба? Днём я болтался по дому как привидение, а ночью скулил в подушку.

Через три дня в квартире неожиданно появился отец. За все двенадцать лет я видел его раз пять, не больше, знал, что он живёт в другом городе с новой женой. И вот отец здесь, со словами утешения и странной манерой каждый раз после обращения ко мне по имени добавлять слово "сын". Зачем? Это он так себе напоминал?

– Миша, сын, ты собери все нужные вещи. На следующей неделе ты переезжаешь ко мне, во Владимир. Это пока на время поисков, – отец замялся, а потом продолжил: – Но мы все надеемся на лучшее... Ты же понимаешь, такая ситуация…

Я ничего не хотел понимать. Одна мысль преследовала меня всё время после маминого исчезновения, а когда я поделился ею с Аристократом, он серьёзно посмотрел на меня и спросил:

– Ты идиот, Мишань? Думаешь, мать пропала из-за того, что ты спёр серёжки? Её украли? Кто? Старуха Абдулна? – Герка разгладил оторвавшийся карман на своём пиджаке и закурил. – Так это значит я хорошо проворовался ещё в младенчестве, раз мои родичи сразу оба пропали.

– Но бабушка-то тоже исчезла! – крикнул я в лицо Аристократа, уже совсем не сдерживая эмоций. – Я на рынок каждый день бегаю – нет её! Нет!

– Так она к дочери в Казань собиралась уезжать, сама мне об этом говорила. Просто совпадение, Мишань. Ну чё ты?

Это был последний наш с Аристократом разговор. Вскоре я переехал к отцу. Жена его оказалась не такой уж и плохой, какими обычно бывают мачехи. Мы поладили. С Геркой я больше не виделся, в Киржач не приезжал. Маму так и не нашли. С того поворотного момента в моей жизни период "бури и натиска" как-то быстро сошел на нет. Я подтянул учёбу и хорошо окончил школу, стал много читать. Жизнь постепенно налаживалась. После института женился. Время текло без потрясений, и, казалось, я даже начал немного забывать о случившемся, пока однажды не раздался тот звонок.

***

Телефон задребезжал в два часа ночи в субботу. Нащупав рукой тумбочку в темноте, а потом и сам аппарат, я снял трубку.

– Мишань, здорова, – раздался знакомый голос. Я вздрогнул. – Узнал? Это Гера. Ну, Аристократ. Помнишь?

– Д-да, – сухо ответил я.

– Я чё тебе звоню. Я ведь сейчас опером работаю у нас в Киржаче…

Опером? Герка? Даже смешно, ей-богу.

– Так вот, Мишань. Тут мать твоя нашлась. Кажется.

Я вскочил с кровати. Виски сжало, а дыхание перехватило.

– Она жива?

– Да. Приезжай. Тут такое дело странное…

***

Киржач практически не изменился. За десять лет я ни разу не возвращался сюда, но узнал каждую улицу и дом. Даже милиция осталась на том же месте, серый двухэтажный дом на углу Вознесенской и Серёгина. А вот Герка вытянулся, посерьёзнел, но в движениях и быстрых взглядах, которые он кидал, виделся мне всё тот же Аристократ. Когда я застыл в проёме его кабинета, он ехидно улыбнулся и кивнул.

– Здорова, мужик! Заходи, чего встал?

Я вошёл в пыльную и неопрятную комнату, боковым зрением увидел женский силуэт. Медленно повернул голову и замер. Да, это была она. Сидела на стуле и держала в руках картонную коробку. Внутри всё обожгло жаром, а в спину толкнула тяжёлая рука прошлого. Ноги, словно ватные, согнулись, и я упал. Туда, где мне двенадцать лет. Туда, где всё это произошло. Туда, где по моей глупости исчез самый дорогой человек в жизни.

– Мама…

Она молчала.

Я попытался её обнять, но она закрылась рукой. Посмотрел в её глаза, а а ответ увидел испуганный взгляд. Мама вжалась в стул и пыталась отодвинуться к стене. Я непонимающе посмотрел на Герку, тот с интересом наблюдал за нами. Потом я вновь перевёл взгляд на маму и ужаснулся! От шока я даже не сразу понял, кто передо мной. Зелёное платье, проклятые серёжки в ушах и торт в руках. Не может быть! Я попятился в сторону двери. Это невероятно! Мама была такой же, как и десять лет назад: та же одежда, та же причёска и те же тридцать лет, что исполнились ей в день исчезновения.

– Это розыгрыш какой-то? – я растерянно глянул на Аристократа.

– Если бы, Мишань, – самодовольно ответил Герка, – Сам офигел.

Он закурил.

– Пришла вчера в квартиру, где вы раньше жили, а там уже новые хозяева. Она тебя искала, истерила у них там. В итоге милицию вызвали. Вот привезли её ночью. Я тебе сразу и набрал. Благо у вас фамилия редкая, быстро по базе нашёл.

Мама молча слушала наш разговор и испуганно переводила взгляд с Герки на меня, нервно сжимая пальцами коробку с тортом.

Я затряс руками.

– Но как такое возможно?! Бред какой-то…

– Ну, бред не бред, как видишь, всё перед тобой. Самое странное, Абдулна вернулась в Киржач, прикинь? Пару дней назад её на рынке встретил. Опять торгует.

Аристократ вытянул указательный палец вверх и с ухмылкой произнёс:

– Совпадение? Не думаю.

Эмоции переполняли меня. В голове всё смешалось: и чувство радости, и непонимание происходящего. Я глупо таращился на маму. Она не узнавала меня – и это было естественно.

– Наталья Ивановна утверждает, что она сегодня… Подчёркиваю: сегодня днём... пошла в магазин за тортом, а когда вышла, тут же направилась домой. Но дверь была другой, и люди в квартире, соответственно, проживали ей совсем не знакомые. В общем: для неё прошло десять минут, для нас десять лет. Как тебе такое?! – Аристократ сжал губы и развёл руки в сторону.

– Такое чувство, что тебя это не удивляет.

– Мишаня, я работаю здесь всего два года после армейки, и поверь, за это время чего только не насмотрелся. Меня мало что может удивить в нашем Киржаче.

Я вытащил из внутреннего кармана куртки паспорт, раскрыл его на второй странице и протянул маме. Она недоверчиво глянула, а потом прошептала:

– Это невозможно…

– Согласен, мам. Кажется я знаю, куда нам нужно ехать, чтобы всё выяснить.

***

Тяжело опираясь на клюку и волоча за собой тележку, сгорбленная старушка в чёрной тюбетейке степенно шла вдоль дороги, ведущей к рынку.

– Диляра Абдулловна! – Это имя врезалось в память на всю жизнь. – Подождите!

Я вышел из машины.

Бабушка медленно повернулась в мою сторону и немного нагнулась вперёд, чтобы рассмотреть. Прищурилась.

– А, это ты, – пренебрежительно ответила она. Торговка нисколько не изменилась с нашей последней встречи.

– Вы меня помните?

Она промолчала.

– Я хотел… – Почувствовав себя опять двенадцатилетним ребёнком, я опустил глаза вниз. Казалось, странно извиняться спустя десять лет, но этого точно желал мальчишка внутри меня. – Я хотел попросить прощения…

Старушка подошла ближе и покачала головой:

– В тех местах, откуда я родом, улым, вору отрубали руки. С тобой духи поступили иначе. Они забрали самые важные руки в твоей жизни.

– Я всё понял. Я понял ещё тогда. И я искал вас, правда искал, чтобы попытаться всё исправить. Боже, я же был просто глупым подростком, неужели нужно было так жестоко меня наказывать?!

– Все мы были детьми. Но у честности и порядочности нет возраста.

Я замолчал, а Диляра Абдулловна кивнула на машину.

– Это не она. Не твоя мать, – торговка раскрыла пальцы веером в воздухе и подула на них, – Это просто призрак. Лишь на время. Ты не пошёл по плохой дороге, выбрал путь света. Десять зим – твоё время искупления. Духи дали тебе шанс. Воспользуйся им – верни мне мою вещь.

На ватных ногах я дошёл до машины, открыл заднюю дверь.

– Мам, мне нужно вернуть серёжки. Я ведь и правда их тогда украл…

Диляра Абдулловна забрала украшение, повернулась ко мне спиной и медленно пошла, опираясь на деревянную клюку. Колёсики тележки громко трещали по асфальту, перекликаясь с щебетом птиц. Под эти звуки земля под ногами закачалась, и я провалился в темноту.

***

Я просыпаюсь от запаха запечённой курицы. Встаю с кровати, иду на кухню.

Мама стоит у плиты, уставшая, немного растрёпанная, и задумчиво смотрит на круглые настенные часы. На столе сверкают хрустальные салатницы и фужеры.

Я потираю глаза, беру кусочек рафинада из сахарницы и замираю.

Что за странное ощущение?

Бух. Бух. Бух. Бьётся громко под рёбрами и в висках.

Закидываю сахар в рот, смотрю на окно. Не понимаю откуда, но я точно знаю, что увижу сейчас там. Подхожу ближе.

Точно.

Соседские дети бегают по двору и радостно визжат, старики играют в домино. Тётя Маша ругает пьяного мужа.

Голову сдавливает.

Ощущение тревоги не отпускает, но я не свожу глаз с улицы. Потому что... вот оно!

Появляется Аристократ.

Бух. Бух. Бух. Где-то в животе.

– Мам?

– Да, сынок?

– У тебя такое бывает, словно… Ну как будто ощущение, что это уже было?

Мама мягко улыбается.

– Дежавю? Да, говорят, оно случается с каждым человеком. Возможно, тебе приснилось, а теперь повторяется наяву.

– Ясно. Может быть.

Я выхожу в коридор, накидываю джинсовку и надеваю кеды.

– Миш, ты куда? – Мамина стройная фигура возникает в проёме кухни.

– Прогуляться, – я сжимаю губы.

– Ну, Миш. Скоро же гости придут.

Бух. Бух. Бух. В висках.

– Я недолго.

Выхожу из дома. Герка стоит у подъезда, щелкает семечки.

– О, здорова, мужик! А я как раз к тебе, – шлёпает он меня по плечу и плюёт в сторону. – Как сам?

В голове начинают всплывать какие-то странные кадры. Незнакомая бабуся, но такое чувство, что я её знаю. Серьги с красными камнями. Отец. Его новая жена. Мама в зелёном платье… плачет.

– У меня – дежавю, – говорю я и мотаю головой, а Герка хмурится:

– Это что ещё за фигня?

А я и сам не понимаю, что за фигня происходит, и пожимаю плечами.

– У матери день рождения сегодня… – начинаю я, но тут новая картинка рисуется в голове. – Слушай, Герка, а ты никогда не хотел в милицию пойти работать?

Глаза Аристократа округляются, и он начинает громко смеяться.

– Ты, Мишаня, чего-то совсем того сегодня. Хотел на речку позвать, но лучше один, ну тебя нафиг.

Я смотрю как он уходит, чуть подпрыгивая, словно воробей, и что-то большое и тёмное, сжавшее сердце, расправляется и отпускает.

“Цветы, – думаю я, глядя на солнце, пробивающееся сквозь листву, – мне надо найти маме цветы. Точно! Она же любит васильки. А где сейчас можно найти васильки?”

Автор: Наташа Лебедевская
Оригинальная публикация ВК

Гранаты в серебре
Показать полностью 1
19

Зеленушка

Про Синюшку слышали? А эта зеленая. И кожа зеленоватая, словно травяной сок сквозь нее просвечивает, и косы цвета юной листвы — тонкие, до колен. Ходит — ни листика не заденет, ни травинки.

Бродит по лесу, на сопилке играет.

Дед Яков тысячу сказок знает, но про Зеленушку не любит рассказывать. Один только раз предостережет, когда впервые приедешь в эти места. Часто ее имя трепать — точно беду навлечь; ведь насколько сторожатся те, кто здесь вырос, а все равно попадаются. Больно уж нежно звучит сопилка.

И вот весна в самом расцвете, все вокруг свежее, дышит, живет, даже камни тянутся к жизни. А ты сбежишь по крыльцу, потом по дорожке, и — босиком по лугу, по мягкой траве. Горький запах — полыни, сладкий — ландышей, а над всем этим птичий немолчный щебет, и в нем песня порхает, переливается. Не то голос, не то инструмент музыкальный, звуки прозрачней росы, неуловимей конца радуги.

Услышишь песню и начнешь искать, откуда звучит, что за чудо такое.

Час ходишь, два ходишь, вот уже и ноги не держат, зато крылья выросли. Красивые, желто-зеленые. И тело пернатое, и клюв вместо носа.

Птица-зеленушка.

А та, что играла, подойдет — косы длинные, платье по траве стелется. Руку протянет и приманит к себе: иди, мол, сюда, птаха малая. Красиво петь будешь, сопилке в лад.

Дзюи, дзюи, а потом трель раскатистая, бусинками-росинками.

А вот твой перелесок, вот твое дерево. Живи, радуйся, ешь насекомую мелочь.

Домой через год воротишься, как птенцов выведешь.

Все тебя уже оплакали, а тут радость.

Сперва, конечно, за сердце хватаются, потом расспросы рекой, потом стол накрывают.

А дед Яков не придет, запил некстати, бедняга. Услыхал про твое возвращение — и за бутылку.

Ночь дома проспишь, в своей кровати. Почудится дуновение ветра, и словно ветка под тобой задрожит; проснешься, подумаешь — неужто и вправду целый год в гнезде ночевать приходилось? Да ну, сон это был. Вот они, руки, ни следа перьев. И нос, а не клюв. За стенкой родня — бормотание слышится неразборчиво, все никак не наговорятся о чем-то, а тут матрас мягкий и одеяло мягкое, легкое. Ни скорлупы под боком, ни писка птенцов, ни жуков гладких, съедобных. Отдыхай, привидится же!

Наболтал чепухи дед Яков.

Утром встанешь, зеленые длинные пряди расчешешь, заплетешь косы — длиной до колен, сопилку возьмешь — и в лес.

Автор: Светлана Дильдина

Оригинальная публикация ВК

Зеленушка
Показать полностью 1
28

МЫ — ВАЙНО

«Она красивая». Это первая мысль, которая приходит в его голову и остаётся там на какое-то время, чтобы подвергнуться ленивому анализу. У кровати сидит женщина. Стройное тело, смуглая кожа, словно пропитанная солнечным светом, тёмные волосы падают на грудь, бледно-жёлтое платье из странного рыхлого материала. Он никогда не видел её раньше.

– Кто ты?

Женщина поднимает на него золотистые глаза и улыбается:

– Вайно.

Странное слово с ударением на последний слог, с лёгкой паузой посередине. Мягкое «но» звучит гортанно низко, как отголосок мечты или тайны.

Она молчит, и он тоже. Слово никак не отзывается в памяти. Он оглядывается, но не понимает, где находится. Скромная деревянная постройка, грубоватая хижина, простая, но приятная мебель: стол, два стула, шкаф. Из окна в комнату светит солнце. Это не больничный отсек и не его дом. Не то чтобы он мог вспомнить последний.

– А кто я?

– Вайно, – терпеливо повторяет женщина.

– Это бессмысленно, – стонет он. В голове взрывается заряд боли. Женщина дотрагивается до его лба рукой, приятно прохладной. В её лице ему чудятся очертания другого, куда менее совершенного, но любимого. Это не длится долго и скоро исчезает без следа. Блаженная пустота и спокойствие накатывают на него волнами и солнечными лучами.

– Отдыхай, Вайно, – шепчет женщина, и он засыпает, послушный и успокоенный.

***

В хижине пусто, когда он просыпается в следующий раз. Снова солнечно, как будто здесь никогда не бывает ночи, никогда не льют кислотные дожди. Голова не болит. Он чувствует себя лучше и пробует подняться. Тут же валится обратно на кровать и смотрит на себя. Грудь перевязана. На поднесённых к лицу руках смуглая кожа, отливающая на солнце золотом. Совсем как у недавней незнакомки. Это кажется странным и неправильным. Он никогда не был таким совершенным. Или он просто не может вспомнить это, как и многое другое? На миг сквозь гладкую кожу проступает другая – бледная, в оспинках и шрамах от удалённых имплантов. Он моргает, и видение уходит.

Дверь открывается, и в комнату заглядывает мальчик. Маленький, тёмные волосы, светлые глаза. Сын незнакомки? Он похож на неё. Сквозь приоткрытую дверь виднеется кусочек залитой солнцем улицы: другой дом, деревья с серебристыми листьями, дрожащими на ветру, трава непривычной изумрудной яркости. Мальчик не заходит внутрь.

– Вайно, – кричит он звонко на улицу, – Вайно проснулся.

Он слышит неторопливые, уверенные шаги. Знакомая незнакомка показывается у двери, ловит мальчика. Они действительно похожи друг на друга.

– Тебе уже лучше, – улыбается она, садится к кровати, удерживая ребёнка рядом. – Я рада.

Мальчик вертится в её руках, но остаётся на месте, смотрит на него с любопытством.

– Где мы?

– Вайно, – снова напевает она странное слово.

– Вайно, – повторяет он, перекатывая слово на языке. – Тебя так зовут?

– Да, – соглашается женщина.

– И меня? – Лёгкая тень беспокойства в её взгляде и наклоне головы раздражают. Он не уверен, что это его имя, что это когда-то было таковым.

– Да.

– А как зовут его? – показывает он на ребёнка.

– Вайно.

Он понимает слова и фразы, что она говорит. Они определённо говорят на одном языке. Хотя сейчас ему почему-то так не кажется. Может быть, проблема в этом?

– Мы семья? – спрашивает он, пытаясь нащупать какое-то здравое зерно в этой неопределённости.

– Мы Вайно, – отвечает мальчик, смеётся, показывая белые острые зубы, вырывается из рук женщины и подбегает к окну.

Женщина кивает. Мальчик машет кому-то в окно, кричит «Вайно» и выбегает из комнаты.

– Что со мной случилось? – пробует он зайти с другой стороны. – Почему я ничего не помню?

– Тебе не нужно, – пожимает плечами женщина. – Хочешь пить?

Он хочет, и она подносит ему ко рту бутыль, похожую на высушенный плод растения. Он глотает. Вкус незнакомый, безумно свежий, чуть сладкий.

– Что это? – спрашивает он, боясь услышать всё то же «Вайно», которое здесь, похоже, является ответом на все вопросы, представляя всё и всех.

– Сок гуары. Он целебный и помогает утолить жажду.

Это звучит неплохо, а чувствуется ещё лучше. Когда на месте бутылки он видит металлическую фляжку с цифровым кодом, это проходит так быстро, что не откладывается в памяти и не волнует.

– Отдыхай, Вайно, – шепчет женщина. – Скоро с тобой всё будет хорошо.

***

Она не обманывает: ему становится лучше. Слабость покидает его тело медленно, но неуклонно. Он чаще просыпается и дольше бодрствует. Ночи здесь короткие и приятно освежающие. Дождь идёт всего один раз, стучит по крыше мелкой дробью. Никто не объявляет тревогу, не спешит в укрытие.

К нему приходят другие. Разные: молодые и старые, мужчины и женщины. Меняют повязки на груди и голове, кормят его, дают пить. Они все похожи, как будто их клонировали с малой вариацией ДНК. Их всех зовут Вайно, и это даже удобно сейчас, пока его сознание неустойчиво и неверно. Не нужно запоминать и путаться.

Никто из них не может рассказать, кто он и что с ним случилось. Или не хочет. Сначала он сердится, но эти вспышки случаются всё реже. Он не может ничего вспомнить, только короткие невнятные приступы, накладывающиеся на реальность и зачастую пугающие, выводящие из равновесия. Иногда он ждёт их, иногда наслаждается покоем. Красивая женщина приходит чаще других. Он привыкает к её визитам и привыкает радоваться им.

***

Он уже уверенно стоит на ногах и может передвигаться самостоятельно. По комнате. Выходить на улицу обычно не рискует, но Вайно задерживается, и он решается. При виде деревни его снова охватывают странные двойственные чувства. Когда на неё не накладывается картина грязных лачуг за космопортом или первых этажей заброшенных и раскуроченных небоскрёбов, она мила и красива. Свежий воздух пронизан тонкой сладкой ноткой. Ряд низких домиков, обманчиво простых. Сразу за улицей начинаются поля по одну сторону и сады по другую. Сегодня должны были собирать сок гуары, он сворачивает направо и почти сразу встречает её в компании возвращающихся в деревню Вайно. Многих из них он уже знает и отвечает на приветствия, когда работники проходят мимо, оставляя их наедине.

– Ты задержалась, – говорит он, не укоряя, не извиняясь за самовольную отлучку. Просто констатируя факт.

– Ты уже совсем здоров, – она протягивает руку, которую он с готовностью принимает. – Если хочешь, мы можем пойти к Вайно.

«К какому из них?» – лениво думает он. Но, в конце концов, разве это имеет какое-то значение? Её прохладная рука снова дарит ощущение покоя, и он кивает.

Они проходят деревню, доходят до моста через мелкую речушку. Раньше он не заходил так далеко. Вода в речке бледно-золотистая с редкой примесью изумруда. Это снова кажется ему неправильным, но он не понимает почему. Видение накрывает его внезапно, он успел отвыкнуть от них. Бурая, затхлая жидкость еле течёт в залежах мусора. Он трясёт головой, отгоняя иллюзии. Прикосновение Вайно помогает, как и её обеспокоенный взгляд.

– Всё хорошо, – успокаивает он. – Я в порядке.

Возможно, его понятия о правильном сами по себе в корне неверны.

Дом стоит на отшибе в окружении деревьев, но больше ничем не отличается от других: ни размером, ни богатством. Хозяина они находят во дворе. Его волосы белы, спина чуть сгорблена, но золотистые глаза полны жизни и любопытства. Странный старик приглашает их присесть.

– Вайно сказала, что у тебя есть вопросы.

У него были вопросы, множество вопросов, которые куда-то делись, спрятались, растворились под местным ласковым солнцем. Вайно смотрят на него, и он поспешно собирает разбежавшиеся мысли.

– Ты главный здесь?

– Вайно не главный, просто старший, – качает головой старик.

– Почему вы все Вайно? Это неудобно. У каждого должно быть имя.

– У нас есть имя. У тебя есть имя, Вайно.

– Это не моё имя, – говорит он с уверенностью, которой на самом деле не ощущает. – У меня было другое, я хочу его вспомнить.

– Это неважно. Теперь нет. Ты должен отпустить. Всё закончилось, Вайно. Всё начинается, Вайно.

– Я хочу найти себя.

– Зачем, Вайно? Разве ты ещё не нашёл себя?

Он молчит. Он не получил никаких ответов, но это странным образом не расстраивает и не смущает. Данность новой жизни, к которой так легко и так сложно привыкнуть.

Его Вайно плавно встаёт и тянет его домой.

Здесь потрясающие закаты. Он смотрит на пылающее небо и не хочет видеть ничего другого поверх многослойного зарева. Алый, золотистый, оранжевый, бордовый. Цвета меняются, плавно перетекают один в другой, пока не гаснут окончательно. Вайно провожает его до дома и впервые остаётся на ночь. Она пахнет свежестью и солнечным светом. Её тело, её руки непривычно горячие. Он спит с ней, и над ними гаснут звёзды.

– Ничто не начинается, без того, чтобы не закончиться, – говорит Вайно, когда он просыпается на рассвете в обнимку с ней.

– И ничто не заканчивается, чтобы не начаться?

– Вайно понимает, – отвечает она. – Это хорошая мудрость. Ты хочешь узнать своё имя?

Вайно не уверен, но он кивает. Это было его навязчивой идеей слишком долго.

– Я провожу тебя в святилище. Последнее из них. У нас редко рождаются дети, но род Вайно не прерывается. Никогда не прервётся.

Он не понимает, но следует за Вайно, когда она ведёт его через спящую деревню, за мост и дом на отшибе, до края садов, где начинается дикий лес. Дальше она не идёт, указывая ему направление и пообещав дождаться. Она не улыбается, он чувствует спиной её напряжённый взгляд.

Корабль покрылся лианами, почти растворился в зарослях. Люк висит на одной петле. Вайно видит своё старое тело, из разбитого шлема вытекает неаппетитное содержимое, на нашивке скафандра символы, которые он смутно узнаёт. Наверное, он смог бы их прочитать. Вайно не собирается это делать. С этим покончено. Он отворачивается от корабля, возвращается к своей женщине и своему народу. У него новое имя, которое он разделяет с другими.

Автор: Tai Lin

Оригинальная публикация ВК

МЫ — ВАЙНО
Показать полностью 1
14

Гамма Аида

– Артур, ты слышишь меня?
Из динамика нейронаушника послышались хрипящие звуки вперемешку с помехами.
– Артур? Мать твою, просыпайся!
– Угхх.

Артур с трудом поднял тяжёлые веки. Его окружала тьма. Плотная, беспросветная, вязкая и душная. Он ощущал себя существом, которое жило в этой тьме долгие тысячи лет, и сейчас его нагло вырвали из забытья.

– Кажется, ты проснулся, – с облегчением заговорил мужской голос. – Хорошо. Ты сейчас должен ощущать чувство дискомфорта. Все функции организма только начинают включаться. Потерпи немного. Дай себе немного времени.

– М-м-т…

Артур не мог говорить. Челюсти свело, язык прилип к небу, мышцы лица задеревенели, левая сторона головы пылала мучительным огнем, а его самого словно расстреляли из корабельных орудий. Он попытался пошевелить руками. У него получилось, но не без проблем. Он совсем не чувствовал конечностей. Как будто те были оторваны от тела. Его глаза вдруг раскрылись полностью, а сердце бешено заколотилось, да так, что на висках надулись вены.

– Скорее! Твой браслет!

Почти не осознавая, что делает, Артур дотянулся до запястья и прикоснулся к голопанели. Острая боль мгновенно пробудила угнетенный разум. Кожу пронзили иглы с инъекцией антиаритмина. Живительная прохладная жидкость растеклась по телу. Сердце быстро замедлило свой ход. Пульс пришел в норму, и Артур вспомнил, как дышать.

– Артур? Артур!
– Мэтт…
– Фу-х, ну ты и испугал меня. Потерпи, скоро станет лучше.
– Знаю… Это не первое мое родео.
– Ну-ну.

Он еще долго приходил в себя, пока его слух наконец не восстановился. Снаружи капсулы кипела какая-то бурная деятельность. Что-то гремело, падало, гудели движки погрузчиков, жужжали сканеры. С обоих боков стального гроба вдруг раздался отчетливый стук, и в следующий миг земля ушла из-под ног Артура. Его подняли в воздух, отчего пустой желудок сделал сальто и сжался, как испуганный ребенок.

– Меня…куда-то тащат… – говорить все еще было тяжело.
– Секунду, я в их системе, – отозвался Мэтт.

Какое-то время наводчик молчал.
– Ну?
– Транспортник «Пелагея», что привез тебя, разгрузили. Ты прошел по накладным как груз второстепенной важности.

– Ты сейчас описал мой прошлый брак, – ухмыльнулся Артур.
– Не отвлекайся, – одернул его наводчик. – Тебя доставят на склад с лабораторным оборудованием в крыле D.
– Далеко до нашей цели?
– Тебе нужно проникнуть в Е. Это рядом. Я проведу тебя по вентиляционным каналам.
– Гуд.

Пока его целый час кантовали, как безжизненную железяку, Артур успел прийти в себя. Он пошарил по карманам, нашел и съел протеиновый батончик и с удовольствием отметил, как ему стало лучше. Сейчас от его навыков зависел исход всей операции, и тело не должно было подвести. А после столь долгого космического перелета могло случиться всякое. Ну, почка там откажет, или мочевик не выдержит.

Обычное дело при подпольных перелетах.

Нынче редко можно найти людей, которые с теплом относились бы к гибернации, но Артур ненавидел ее больше всех. Он не любил терять контроль над собой и своим окружением.

Почти всегда это заканчивалось плохо.

– Подожди еще немного, – зашипел в динамике голос Мэтта. – Скоро рабочие закончат.
– Так и быть, останусь в этой консервной банке.

Артур планировал операцию долгие месяцы. Он был лучшим корпоративным шпионом в своей организации, хотя сам себя таковым не считал. Просто он предпочитал готовиться к любым неприятностям заранее.

«Тогда точно не останешься разочарованным», – говорил он сам себе.

Ему было поручено проникнуть на научную станцию «Гамма Аида», что болталась где-то на орбите одноименной черной дыры, и «изъять» то, что переломит ход очередной корпоративной войны.

Очередной – значит, десятой или одиннадцатой в этом году. Их уже никто не считал. Как и людей, полегших в бесконечных битвах за чьи-то ресурсы.

– Отлично, – вновь заговорил Мэтт. – Справа от тебя панель. Нажми.

Артур наугад ударил тыльной стороной ладони, и внутри капсулы вспыхнул приглушенный красный свет. С другой стороны выехала вертикальная подставка с пистолетом и набором термозарядов. Артур отстегнул себя от жестких ремней, с упоением коснулся ступнями пола, чуть покрутился из стороны в сторону, чтобы разогнать застоявшуюся кровь и вооружился.

– Я готов, – кивнул он сам себе.
– Тогда поехали.

Дверь капсулы со щелчком отошла вперед и поднялась, открыв взору слабо освещенное пространство склада. Наводчик провел его в дальнюю часть помещения, заставленного стройными стеллажами с оборудованием. Стальные ящики, капсулы, разобранные грузовики, ждущие отправки в одну из колоний – чего здесь только не было. «Гамма Аида» являлась частью огромного научно-технического конгломерата, но не могла похвастаться каким-то сверх ценными разработками. Здесь делали оружие, вполне стандартное, с которым было не жалко отправить на убой очередной батальон купленных западным Альянсом солдат, системы жизнеобеспечения для исследовательских кораблей, причем весьма отвратные и дешевые. Процент поломок на дальних рубежах изученного космоса со смертельным исходом для экипажа был чересчур велик. Но едва ли это интересовало корпорации. Когда речь о выборе между качеством и дешевизной, все сразу обращались к «Гамме Аида».

Такого дерьмища больше никто не делал, а стоило оно сущие копейки.

Тем удивительнее, что именно здесь вдруг разработали нечто такое, ради чего привлекли Артура. Он до сих пор не знал, что именно ищет, но обещанный гонорар за выполненное дело содержал столько нулей, что отказаться было просто невозможно.

Последнее дело, так он его мысленно назвал.

Последнее, и здравствуйте, курорты Даймонд-сити. Он выйдет из игры навсегда. Найдет себе покорную жену-дурнушку, купит целый небоскреб и заживет, как белый человек.

Неплохо, не так ли?

– Артур! Артур, мать твою, где ты?
– Прости, отвлекся. Что ты там говорил?
– Мне говорили, ты профи, – в голосе Мэтта было слышно раздражение. – Впереди шахта лифта, там ты найдешь лаз в вентиляционные каналы. Подожди, я открою двери.

Шпион остановился перед заблокированными дверями гиперлифта. На голопанели управления мерцали красные огни, да и в целом он выглядел так, будто им давно не пользовались. Мерзкий скрежет заржавевших створок подтвердил догадку. Стоило дверям открыться, как наружу хлынула холодная едкая дымка с запахом отработанного химического топлива для кораблей старого дотермоядерного образца. В шахте царила непроглядная тьма, черная, ледяная, бездонная и губительная, как сам космос. От одного ее вида у обычного человека побежали бы по коже мурашки.

Но только не у Артура.

– Это задание все сильнее напоминает мне бывшую жену, – хмыкнул он, доставая из внутреннего кармана сплошные кибернетические очки. – Что дальше?

Он вставил дужки очков во вживленные пазы за ушами, и ночь в мгновение ока расцвела дневными красками. Артур смахнул всплывшие перед глазами табло с индикаторами и сунулся вглубь шахты.

– Этажом ниже находится вход в вентиляцию, – отозвался Мэтт. – Не вижу автоматики. Тебе придется открыть ее самому.

Артур поморщился
– Туда еще надо добраться, – он огляделся и заприметил среди стеллажей здоровенный ящик с надписью «Венеролёт». – А, всё, уже неважно.

Шпион откинул крышку ящика и увидел разобранный аэроплан. Такие использовались для полетов в крайне плотной планетарной атмосфере и отличались особой крепостью. Артур вытащил одно крыло, с грохотом уронил его на пол и не без труда дотащил до шахты лифта. Весило оно пару сотен килограмм, не меньше, и если бы не усиленный экзоскелет, что заменял ему скелет обычный, то вряд ли он смог бы даже приподнять такую громадину.

Прицелившись, Артур продвинул крыло наискосок аккурат к створкам вентиляции и съехал по нему, как по горке. Сам вход в воздуховод он просто вырвал и погрузился в лабиринты узких коридоров. Здесь пахло древней плесенью. Она покрывала стены, пол и потолок толстыми слоями. Казалось, еще немного, и она обретет собственный разум.

– После такой прогулки придется месяц отлеживаться в стационаре, – поморщился Артур. – Совсем как…
– Да-да, как после твоего прошлого брака, – съязвил Мэтт. – Шевелись, нужно успеть, пока персонал отдыхает.

Спустя час блужданий Артур успешно проник в лабораторию, где хранилось искомое оборудование. Ему немало приходилось бывать в подобных местах. Не зря же он лучший корпоративный шпион. Не счесть, сколько всего он утащил, вернее, «изъял» за долгие годы работы.

«Это точно последнее дело, – подумал он. – Закончу его побыстрее и на пенсию. Хватит с меня».

Из нейронаушника донеслось шипение и хрипы.
– Ар…ур. Что-то со…зью.
– Плохо слышу тебя, Мэтт.
– Будь осто…ен! Что-то не так…
– Дерьмо.

Наушник отключился, и вдруг перестали работать очки. Артуру пришлось красться почти вслепую, на ощупь прокладывая себе дорогу сквозь лабораторные столы и разномастные устройства. Здесь сильно пахло жженой шерстью.

«Лучше, чем плесень, но все так же мерзко. Гребаная «Гамма Аида»! Даже на таких мелочах экономят».

Наконец он добрался до входа в тестовую камеру. Там, за толстым двойным стеклом виднелось некое подобие пьедестала, в центре которого, зажатое в тиски, хранилось то самое заветное устройство. Оно напоминало собой продолговатый металлический наручник со встроенным компьютером. Именно таким его и описывал на брифинге глава разведывательного управления корпорации. Источник, что сообщил об устройстве, передал его описание в точности, вплоть до места хранения.

Артур нахмурился.

Что может быть особенного в железяке с электронными мозгами? Такие продавались на каждом рынке тоннами. В основном альянсовский ширпотреб, конечно. Но даже в навороченных ново-китайских образцах не было чего-то сверхудивительного.

Времени разбираться в тонкостях высокотехнологичных разработок у Артура не осталось. За стеклом зашевелились тени. Только сейчас он заметил, что массивная дверь камеры была приоткрыта. Внутри возникла темная мужская фигура, освещенная слабым лиловым неоном. Лица и одежды незнакомца разглядеть не удалось, зато Артур отчетливо увидел, как тот с усилием вырвал устройство из тисков и начал его вращать в руках. Это явно был кто-то не из персонала лаборатории. Еще один корпоративный шпион?

«Дерьмо. Я опоздал».

Артур достал пистолет и по привычке проверил термозаряды.
Хватит, чтобы устроить старую добрую бойню.

– Последнее дело простым не будет, – нахмурившись, процедил он и решительно толкнул двери тестовой камеры.

Та легонько скрипнула. Услышав это, незнакомец резко обернулся и выстрелил первым. Заряд пролетел над макушкой Артура, сильно опалив волосы и отхватив кусок левого уха. Жгучая боль на миг ослепила шпиона. Недолго думая, он пальнул в ответ.

Послышался сдавленный крик.

Артур распахнул глаза и увидел, как противник, скорчившись на полу, вцепился в устройство. Он ткнул на кнопку на его голопанели, и тестовую камеру огласил хлюпающий звук. Все краски мира потемнели, а в следующий миг незнакомец исчез.

Когда дым от термозарядов развеялся, Артур, пошатываясь от боли, добрел до устройства. Он поднял браслет и вчитался в красную мигающую надпись на экране:

«Уровень заряда: 1%»

Прикрывая раненое ухо ладонью, шпион вернул устройство в тиски на пьедестале. На экране вспыхнуло уведомление о начале зарядки. Только после этого Артур позволил себе расслабиться. Он повалился в темном углу камеры и устало вздохнул.

– Что это за дермище было?

Он занялся раной. Достал из одного из нагрудных карманов медицинский гель, обильно полил ожог и посидел, наслаждаясь утихающей болью. Когда ему стало получше, он поднялся и вновь вернулся к устройству. Заряд достиг 30 процентов, и на голографическом экране замигала желтая надпись:

«Готово к использованию».

А еще появилась зеленая кнопка.
Артур кое-как вырвал браслет из тисков и повертел его в руках. Ни опознавательных надписей, ни гравировок. Просто кусок стали с застежками и экран.

– Хрень какая-то.

Он хотел было надеть браслет на запястье, как вдруг позади скрипнула дверь. Артур отреагировал молниеносно. Выхватил пистолет и, быстро обернувшись, выстрелил, даже не целясь. Незнакомец вскрикнул и открыл огонь. Яростная огненная боль разорвала внутренности, и Артур повалился на холодный гладкий пол тестовой камеры. Из последних сил он потянулся к устройству. Что бы ни делала эта загадочная зеленая кнопка, иных вариантов у него не оставалось.

Он коснулся экрана, и весь мир заволокло пеленой. Перед глазами пронеслась вся его жизнь. Бесчисленные контракты, глаза загубленных им людей, лицо ненавистной бывшей жены. Вскоре все исчезло.

Осталась только тьма.
Настолько непроницаемая, словно он попал в зево черной дыры.
Гребаная Гамма Аида.

– Артур, ты слышишь меня?
Из динамика нейронаушника донесся приглушенный хрип.
– Артур? Мать твою, просыпайся!
– Угхх.

Артур с трудом поднял тяжёлые веки. Его окружала тьма. Плотная, беспросветная, вязкая и душная. Он ощущал себя существом, которое жило в этой тьме долгие тысячи лет, и сейчас его нагло вырвали из забытья.

Придется просыпаться.

Автор: Том Белл
Оригинальная публикация ВК

Гамма Аида
Показать полностью 1
47

Артель

Вставать было неохота, папа кричал с дивана через всю квартиру:

– Дима! Дима, спать собираешься?

– Ага!

– Полчаса назад было «Ага»!

– Ага!

– Не засиживайся! Что ты там? Физику сделал на завтра?

– Ага!

– Ну и ложись!

– Ща!

– Почитай лучше! И прыщи не дави! А лучше ложись!

– Разберусь!

Дверь в детскую захлопнулась.

– Разберусь… – пробурчал папа. – Дофига взрослый, что ль?

Он допил из стакана виски, потянулся к тумбочке за бутылкой, налил ещё. Задел и поправил рамку с фотографией жены.

– Слышала? – обратился он к фото. – Вырос какой…

Звякнул стаканом о стекло рамки, выпил, после расселся удобно и продолжил смотреть сериал.

Серии через три папу выхватил из полудрёмы Димин крик:

– А-а-а! Да что!

– Дим, в порядке? – папа выбрался с дивана и, со стаканом в руке, пошатываясь, отправился проверять

Включил свет в детской. Сын стоял на кровати и обеими руками держался за трусы спереди.

– Пап! – голос испуганный. – У меня стрекоза в трусах!

– Дим, скажи нормально, я этот ваш слэнг не это… Про бабочку в животе слышал только. Болит, щипет – что?

Дима только озирался по сторонам.

Видимо, пришло время для разговора. Что ж, папа готовился.

– Смотри, ты растёшь, так? – спокойно начал он. – Тело твоё меняется. Что бы тебя ни напугало – это нормально, у всех мужиков так. Я тоже был как ты и тоже удивлялся: ой, что это вдруг тут такое? Нравится одноклассница, например… Э-э-э… Или даже учительница… И всякое бывало… Э-э-э… И…

– Фу, пап, хватит! Дай… – Дима отобрал у него стакан, плеснул капли виски в угол, отвернулся и закопошился. – Ах ты… Тихо мне… – зафыркал он куда-то вниз.

Когда сын повернулся снова, то на ладони у него, накрытое сверху стаканом, сидело что-то с крыльями.

– Правда, что ль, стрекоза? – удивился папа издалека. – Здоровенная! Хотя, апрель же ещё… Погоди-ка…

Он приблизил лицо к ладони сына. Зажмурился, снова открыл глаза.

– Ты тоже видишь? – спросил ошалело. Дима кивнул.

Под стаканом скрючилась маленькая женщина с прозрачными крыльями насекомого за спиной. В такой костюмчик, как на ней, в папином детстве наряжали на Новый год девочек-снежинок. Юбка из нескольких слоёв занавесочного тюля. Расшитый кругляшками блёсток атласный топ. Пластмассовая диадемка на голове. Наряд её был сильно поношен, замызган, и растянут, блёстки выцвели и частично отвалились. Казалось, давным-давно жила-была девочка, она пошла на утренник, но отбилась от хоровода, потерялась и лет тридцать искала себя по гаражам и притонам. То же ощущение вызывало её злое лицо. Прям злое.

Стоя на четвереньках, женщина затрепетала крылышками, замолотила кулачком по стеклу. Она так усердствовала, что из растянутого топа выскочила грудь, которую та мигом заправила обратно. Кричала что-то высоким голоском, слов не разобрать.

– Злюка какая, ругается... – обалдевший папа щёлкнул пальцем по стакану, женщина завопила яростнее. – Как мышка, глянь: пи-пи-пи, чего-то там, пи-пи-пи…

Женщина замерла и посмотрела на папу. Широко улыбнулась. Из перекосившегося рта блеснули жуткие металлические зубы. Папа с Димой одновременно вскрикнули.

Женщина вгрызлась в ладонь.

***

В черноте над зоной, над миром мерцала Звёздочка. Она любила взлететь высоко-высоко, чтобы постройки как на ладони, чтобы малюсенькие зуфы задирали головы и гадали: кто же это там, такая энергичная, молодая, красивая, в милом зелёном платье?

Бросилась камнем к земле: в ушах воздух свистит, в глазах слёзы. В последний момент расправила крылышки, замахала, подняла над дорогой пыль. Ух! Страх и восторг! Ну, как?

Её подруги остановились. Ланита прикрыла лицо платком, интеллигентно прокашлялась. После отряхнула строгое, чёрное платье. Поправила пучок седых волос.

Другая – Девочка – сплюнула под ноги. То ли пыли наглоталась, то ли выходка Звёздочки ей не по душе. Этой злюке всё не по душе. Дурацкий, карнавальный наряд запылился, а ей хоть бы что. Мышуля-грязнуля. Конечно, вслух такое Звёздочка никогда бы не произнесла.

– Смотрю, мало тебе работы. Ничё… Мерцай, пока мерцается… Не заметишь, как зад от койки не поднимешь, не то, что… – Девочка скорчила противную рожу и мелко замахала руками будто крыльями. Её собственные вяло висели за спиной, их кончики оставляли следы в дорожной пыли.

– Всё верно, сейчас тебе силы надо беречь, – учила Ланита. – Вам в школе сколько порошка давали?

– На двадцать часов в неделю.

– Фига! – удивилась Девочка. – Зажрались. Ясно, чё ты мерцаешь до сих пор.

– Теперь будет сильно меньше, – продолжала Ланита.

– Если вообще будет, – пробурчала Девочка.

– Твой пессимизм заразен. Сегодня дадут. Должны дать.

Девочка замечаний не любила, сделала рожу, но выругаться на старшую в тройке не посмела. Пошли молча.

Звёздочка чуть ли не бежала впереди всех и сдерживалась, чтобы снова не полететь, так ей не терпелось попасть на своё первое собрание. Но возле доски объявлений пришлось подождать. Ланита шла не торопясь, прямая, как жердь. Девочка тащилась и спотыкалась. У неё свалилась диадема, а когда нагнулась поднимать – грудь выскочила. Фу такой быть.

На доске объявлений, среди яркой рекламы ведьмовских шаров, чернела афиша. С плаката лыбился бледный иностранец, этот, как его… Дракула. Приезжает в зону с лекцией: «Сила через веру, вера через популярность». Вход за человеческую кровь.

Подошла Ланита, просмотрела:

– Стыдно. Вера в Дракулу у детей давно на спаде, а он всё цепляется за прошлое, врёт, будто популярен и силён. Чему такой научит?

– Согласна с вами. Ещё слащавый какой-то. Лицо пудрит.

– И мозги публике.

– Одно слово – инфоцыган.

– Он не цыган, он румын, – произнесла Ланита учительским тоном.

– Да какая разница! – всплеснула руками догнавшая Девочка. – Всё равно не пойдём. Не будем же мы кровь у ребёнка брать, да, Ланита? Прям вот брать? Или, может…

– Нет, – отрезала та.

Зашагали дальше.

Звёздочке стало интересно:

– А правда, что Дракула умеет превращаться, ну… В эту…

– В кого? Скажи! – подначивала Девочка.

– Ну, в летучую…

– Кого?

– Нас в школе наказывали за это слово…

– Тут не школа, ну!

– Мш…

– Что?

– Мышь! Довольна? В летучую мышь!

– Ха! Слышали, Ланита? Звёздочка научилась ругаться!

– Это тебе от недосыпа померещилось. Пожалуйста, перестань, – попросила Ланита. – Я этих тварей с войны не переношу.

– У нас Ланита ветеран, – с гордостью поделилась Девочка со Звёздочкой. – В зуфо-мышиную в авиации служила. Летала порезвей тебя. Летучих мышей на таран брала, полевых ядом бомбила. Ас! Медали-ордена и дополнительный порошок. Правда, Ланита? Вам сколько порошка дают, как ветерану?

Ланита только вздохнула:

– Успокойся ты с этим порошком. Получишь сегодня.

Тройка добралась к Дому культуры. Маленький актовый зал наполнился зуфами – вся районная артель здесь. Звёздочка впервые увидела одиннадцать троек сразу. В основном коллеги выглядели как разновозрастные женщины с прозрачными крылышками, и только один как лысый, перекаченный мужчина. Некоторые женщины вместо платьев носили белый халат с нарисованным человеческим зубом. Сели на свои места.

Зал шумел, артель болтала в ожидании Председателя. Обсуждали новости и сплетни из ведьмовских шаров. За пять минут Звёздочка узнала, что:

Недовольный Колобок пытается давить Смешариков за плагиат.

Готовится коллаборация, надо будет узнать, что это, Иисусов с Дедом Морозом. Хотят объединить верящих в них детей и ещё больше усилить свои позиции.

Маша, вероятно, снова станет самым сильным персонажем страны и её снова выберут Императрицей. Всё из-за популярности мультфильма «Маша и Медведь» на Ютубе. Впрочем, шептались, что Императором могут выбрать и Медведя, ведь уже было такое несколько лет назад. Другие разъясняли спокойно, что мультфильм один, а значит, разницы между ними нет, не о чем тут и говорить.

Челонавты пытаются внедрять в детей района сказку про Песочного Человека, а дети никак не хотят в него верить. Мнения зуфов разделились. Одни считали, что надо не сюсюкаться, а качественнее пугать этих сволочей. Чем сильнее боятся, тем сильнее верят. Другие напомнили, что челонавты сами не дураки, кроме Ивана-Дурака, они избранные профессионалы и разберутся без ваших советов. И вообще помолчите, Председатель идёт.

На сцену вышел зуф-мужчина, лысоватый, в белом халате с вышитым синим зубом и радугой. Встал под флагом с устаревшей эмблемой «З.Ф.» Звёздочка ловила каждое его слово в надежде, что её похвалят за работу, она ведь уже целых пять дней старалась.

Но Председатель начал с плохих новостей:

– На неделе, друзья, молочного зуба человека до́быто мало, но к этому все привыкли. Детей на районе стало меньше – меньше и продукта. Однако, артель непродуктивна также по слезе, ногтю и волосу. Почему? Ведь этого добра полно. Дети полысели за неделю? Перестали плакать в подушку? Что? Будем разбираться. По ушной сере, по сопле, «утренней радости» и прочим выделениям претензий нет – тут все молодцы. Крови почти не добывается, понятно, ещё не сезон комаров. Вот только запрос на кровь от Ведьминститута пришёл уже сейчас.

В зале недовольно зашептались.

– Ни в коем случае я не призываю отбирать кровь самим. Всегда помните правило – только собирать! Только то, что выпало или вышло само, как ненужное человеку. Это важно. Но и делать с кровью что-то надо. Подумайте. Может, придётся отправлять по несколько троек к детям из неблагополучных семей, там её часто много. По прыщу тоже недобор. Ищите следы на подушках, на зеркалах. Хотя, зачем я вам говорю, все профи, да?

Зал одобрительно загудел.

Вдохновлённый Председатель от плохих новостей перешёл к ещё более плохим.

– Знаю, все ждут сонного порошка, но его не будет.

Что? Зал начал закипать.

– Выдаём только по социальной льготе и лучшим тройкам, как поощрение. Конечно, работы много и все устали…

Крики и свист. Председатель только развёл руками

– Вы же понимаете – мы сами его не производим! А поставки от Песочного Человека блокируются. Вредит, извините, мышонок Перес, король этой зубной мерзости. Не может забыть освободительную войну и оставить нас в покое. Настраивает мир против зуфов.

В зале: У-у-у! Фу-у-у!

– Мы отправили запрос на сонный порошок нашим лучшим специалистам: Бабе Яге и её дочери. Не Ведьминститут, конечно, но бабы дело знают, преступили к работе. Скоро изготовят отечественный заменитель. Кроме того, работают челонавты, вы в курсе. В общем, проблема решается, но придётся потерпеть!

– Сам-то терпишь? – раздалось из зала.

Председатель молчал и ждал. Зуфы погалдели, погалдели и успокоились.

Началось награждение:

– Исходя из массы, качества и количества до́бытого материала было принято решение наградить… Тройку номер пять, старшая – Рыбка!

Пятая тройка завизжала от радости, выбежали на сцену. В зале заохали и заругались.

– Да как так-то! Опять они! – не верила Девочка. – Ланита, вы же говорили…

– Я сама не понимаю, как они смогли нас обойти.

– Да понятно всё! – не унималась Девочка. Она вскочила и закричала:

– Вы чё думаете, мы не в курсе, как вы собираете? Вам же все правила побоку! Наказывать надо, а не порошок давать!

– Слышь! – заорала со сцены Рыбка. – Ты свечку держала? За базар ответишь?!

– Слышь! Понюхай мышь!

– Ты чё там пищишь, сыру объелась?! Сначала шерсть с морды побрей!

– Успокойтесь!!!

Девочка махнула рукой и села на место. Согнулась, уткнулась лицом в ладони и замерла.

На сцене в это время приступили к ритуалу. Из большого ведьминского шара заиграла колыбельная, под которую троим лучшим выдали по пакетику с золотистым порошком. Те, не теряя времени, специальной ложечкой высыпали часть порошка себе в глаза, часть оставили на потом. Помощники Председателя вынесли ритуальные мешки, напоминавшие коконы бабочек. Спальные мешки. Разложили на полу. Рыбка с подругами быстро залезли внутрь, закрыли глаза. Они лежали там с блаженной улыбкой, когда помощники на руках отнесли каждую в комнату отдыха, где счастливые зуфы проспят четыре часа. Потом очнутся бодрыми, отдохнувшими, придут в общежитие и своим мерцанием напомнят каждому: надо было лучше работать!

Девочка так и сидела скрюченная, молча. Это немного пугало. Пропустила красивый ритуал. В конце только тихо пообещала кому-то:

– Я без порошка сдохну.

Ланита погладила Девочку по засаленной голове.

– Ну-ну... Что ты. Здесь невозможно умереть.

Девочка застонала ещё сильнее.

Звёздочка тоже жалела Девочку, грубую и страшненькую, хотела её успокоить и подбодрить, только не знала как.

***

Оно, может, и к лучшему – сдохнуть. Эта мышиная возня надоела. Сил нет. Порошка нет. Можно покушать стимуляторов, только всё равно привыкнешь. Каждый раз надо будет больше и больше… Проходили уже. Перед работой – да, чтобы с детьми не тупить. Перед работой и всё. А до работы надо как-то дожить.

Утром собрание. Туда, сюда – обед. Пожрали сухофруктов, твёрдых, как дерьмо мышиное. А дальше? Восемь часов куда деть? Проспать бы их. Проспать бы половину. Поспать бы час хоть. Прогнать бы эти мысли.

Девочка мяла крылья на койке.

– Страдаешь? – спросила Ланита.

Промолчала.

– Не страдай. Есть идея.

Девочка отмахнулась. Зато тихо, как мышь, подошла любопытная Звёздочка. Что?

Ланита оглядела общежитие. Одни зуфы уставились в ведьмовские шары. Другие наглотались стимуляторов и шатались по комнатам. Кто-то лежал на кровати с зажмуренными глазами, симулируя сон. Главное, что никто не подслушивал.

– На участке есть ребёнок, мы его с первого зуба ведём. Ночью выходим на работу и собираем только его. Берём всё, но главное – зуб. Он последний.

– Реально последний? – заинтересовалась Девочка.

– Именно. Последний молочный зуб. Правая нижняя пятёрка. Возьмём его – соберём всего ребёнка. Пора брать. И так лишний год уже этот зуб ждём, паренёк немного отсталый.

– Ланита, подскажите, а что значит это «соберём»?

– Не тупи, мышь!

– Не срывайся на Звёздочке!

Девочка скорчила недовольную рожу.

– Звёздочка, не обижайся, ей трудно. Смотри, собрать ребёнка – это значит взять все молочные зубы и достаточно материала, чтобы в Ведьминституте сделали его точную копию. Чем больше материалов – тем копия точнее. После ребёнок уже не нужен.

– Ага, – согласилась Девочка. – Потом феи или тролли или кто там, нечисть заграничная, подменяют ребёнка на нашего такого же, которым управляет челонавт. А родители, мыши тупые, не замечают.

– Так и есть. У людей в странностях поведения ребёнка всегда принято винить переходный возраст.

– Это я всё зна-а-ю! – обижено протянула Звёздочка.

– Тогда за какой мыш… Ладно… Говорят, кстати, что следующий челонавт – Ряба.

– Хороший выбор. – Ланита улыбнулась. – Мы во время войны познакомились. Сильная зверюга! И врага больше нашего ненавидела. Помню, несётся, шея вытянута, топчет, квохчет…

– Ладно, ладно. Мышь с ней, с Рябой, с ребёнком что?

Ланита понизила голос:

– Отчитаемся за ребёнка целиком. За это порошок досрочно. Так и поспим.

Тройка переглянулась.

– Остальной материал тоже сдадим, выиграем недельный конкурс и опять поспим. Как вам?

– Идея понятна. А если зуб сегодня не выпадет? – Девочка пристально посмотрела на Ланиту.

– Придётся ему помочь немножечко, – прошептала та. – Но только в этот раз.

– Ну наконец-то! Тогда я вот это возьму. Ща… – Девочка вытащила что-то из-под кровати, обмахнула тюлевой юбкой от пыли и вставила в рот. Повернулась к Звёздочке:

– Ы-ы-ы!

Звёздочка вскрикнула. Ещё бы – рот Девочке растягивали огромные металлические зубы.

***

Раньше дети не были так одиноки. Перед сном приходила мама, а часто и папа с ней. Или хотя бы няня. Улыбались, тихо пели, рассказывали, целовали лоб и щёки. Ланита всегда умилялась с этих привычек. А сейчас что? Ложись – ага, ложись – ага, ложись – ага…

– Дима, ложишься?

– Ага!

Вот опять.

Тройка наблюдала со шкафа.

Ребёнок захлопнул дверь. Придирчиво оглядел лицо в зеркале. Выдавил прыщ, протёр ватным диском лоб.

– Звёздочка, следи за ватой, – прошептала Ланита. – С неё потом соберёшь материал. Прыщи сегодня на тебе.

Мальчик выключил свет, лёг, уставился в телефон. Может та́м у него сказка на ночь или колыбельная? Вскоре погасил экран и отвернулся к стене.

– Ща уснёт, – констатировала Девочка. – Лёг, глаза закрыл и спит. И всё. Ненавижу сволочей…

Она вытащила из декольте железные зубы, вставила. Готовится.

Мальчик задышал ровнее, спокойнее.

– Фафá?

– Что?

Девочка вынула зубы.

– Пора?

– Да, давай.

Она закинула в рот две таблетки стимулятора, вернула зубы на место.

Под носом грязь, во рту таблетка и клыки. Идём на риск. В углу мерцают огоньки.

– Звёздочка, не мерцай так сильно. Волнуешься?

– Немного…

Ланита кивнула. Тоже проглотила таблетку стимулятора.

– Работаем. Сначала материал. Потом зуб.

Тройка слетела со шкафа на кровать. В руках пластиковые пакеты.

– Звёздочка, давай под одеяло, мерцай там, собирай всё, что найдёшь, – командовала Ланита. – Девочка, бери ногти.

Кивнули, разошлись.

Ланита начала с подушки. Волосы, засохшие сопли и внутренности прыщей – всё в пакет. Нашла и отряхнула туда же охровую ушную палочку. На её другую сторону намотала что-то у мальчика из носа. Тоже в пакет.

Работали тихо. Слышно было только ровное сопение ребёнка, и как со скрежетом Девочка обгрызала ногти. Недовольная Звёздочка выбралась из-под одеяла, брезгливо отряхнулась. В пакете немного волос. Не густо.

– Звёздочка, давай на прыщи.

Та, послушная, тут же обобрала следы на зеркале и кусочки с ватки. Потом рассмотрела лицо мальчика и, как грибник в траве находит сыроежку, нашла один маленький в брови.

– Дави, – кивнула Ланита. – Я посторожу.

Собрали, мальчик только немного поморщился.

Подлетела Девочка с пакетом ногтей. То ли зубы так растянули ей рот, то ли она действительно улыбалась.

– Фаффо́ фы фак.

– Что?

Девочка вынула зубы.

– Давно бы так, говорю. Давайте ещё носок заберём.

– Зачем? – Звёздочка пока не знала.

– Для домовых. Они обожают грязные носки, – пояснила Ланита. Не спрашивай.

– Фюфафю фих.

– Что их? – удивилась Звёздочка.

– Не спрашивай. Девочка, раз опять при зубах, иди на подушку, перегрызай волосы. Мы носок свернём.

Вскоре пакеты почти наполнились. Пришло время последнего зуба.

Зуфы осторожно повернули голову мальчика, немного запрокинули. Рот приоткрылся сам. Ланита оттянула нижнюю челюсть и как распорку вставила ушную палочку. Мальчик не проснулся.

– Давай.

Девочка достала из широкого декольте моток зубной нити, сделала петлю на конце и наполовину скрылась во рту. Из его уголка потекла слюна.

– Не стой, Звёздочка, подставляй пакет. Слюна пошла.

Девочка привязала нить к зубу, выбралась, показала большой палец.

– Так, мы шатаем зуб. Звёздочка, ты иди к уху и шепчи туда приятные слова. Это чтобы ребёнок не проснулся. Шепчи: Ди-ма, Ди-ма.

– Это что?

– Это имя его.

– Ясно.

Работали. Двое, стоя на груди, шатали зуб за нить. Третья шептала в ухо. Тянули. Шептала. Тянули. Шептала.

Вдруг ребёнок застонал, дёрнулся, вытянулся. После шумно выдохнул и снова ровно задышал. С улыбкой повернулся на бок.

– О, – прошептала Ланита, – повезло. Девочка, бери пакет для слюней и давай, лезь туда, собирай ценный материал.

– Фа фё фя?

– А кто?

Девочка посмотрела на Ланиту, посмотрела на Звёздочку, смирилась, махнула рукой и полезла под одеяло.

– Что случилось?

– Дома объясню, продолжай шептать. А я тянуть. Нам без зуба лучше не возвращаться.

Тянула. Шептала. Тянула. Шептала.

Ребёнок проснулся.

Это случилось неожиданно. Он вдруг резко сел, Ланита схватила пакеты и уже через секунду они со Звёздочкой прятались на шкафу.

Мальчик же вскочил, оттянул резинку трусов и заорал:

– А-а-а! Да что!

Ланита и Звёздочка с ужасом наблюдали, как прибежал взрослый. Включил свет. Как Девочку поймали под стакан. Как рассматривали её.

Когда взрослый произнёс «мышка», Ланита догадалась, что сейчас произойдёт, разжевала и проглотила ещё одну таблетку стимулятора. Приняла стойку: согнулась, упёрлась ногой в край шкафа. Задышала, как паровоз. Вот Девочка укусила мальчика. Ожидаемо. Тот вскрикнул и подкинул стакан. Пора.

Сердце ускорилось. Время замедлилось. Ланита оттолкнулась, сделала несколько яростных взмахов крыльями. Разгон. Бросок. Стакан летит в одну сторону, Девочка в другую – нелепая и растопыренная. Ланита вытягивается в стрелу, натягивается в струну. Руки вперёд. Как на таран. Сбивает Девочку, обнимает Девочку, несёт Девочку. Вспышки энергии Ланиты хватает на двоих. Возле стены работает крыльями, чтобы не вмазаться на всей скорости. По стене обе стекают на пол, в угол, в тень.

– Всё, всё, всё, – повторяет Девочка. – Всё, отцепись уже, платье помнёшь.

Они садятся, оглядывают друг друга. Ланита тяжело дышит. Девочка извлекает из декольте пакет с материалом. Надо же, не потеряла.

– А зубы твои где?

– В мясе застряли. Мышь с ними. Это… Спасибо, что ль.

Ланита отмахивается – не сто́ит. Хотя, конечно, сто́ит. Жалко, этот полёт не видел никто, кроме Звёздочки.

Люди в растерянности. Их медленному глазу не уловить знаменитый бросок аса. Для них была Девочка и исчезла.

– Где? – удивляется взрослый.

– Кто? – удивляется ребёнок.

– Ну, маленькая женщина.

– Кто?

– В смысле, кто?

– Не было никого.

– Что? А в стакане?

– Оса сидела, пап. Ты чего? Ужалила вот.

– А мне показалось…

– Что?

Взрослый в ступоре.

– Да не, ничего… Я, наверное, выпил лишнего. Или слишком долго живу один... То есть, вдвоём, конечно. С тобой. Один – в другом смысле. Мерещится всякое…

– Па-ап?

– Ладно, я спать. И ты ложись.

Взрослый выключил свет и вышел. Мальчик сел на кровать, вытащил конец зубной нити из-за щеки. Нащупал, где она привязана.

– Тебе мой зуб нужен? – спросил в тёмную пустоту. – Ты зубная фея?

Он ухватился за расшатанный зуб, крутанул и вытащил. Большой, чистый, молочный, со следами крови на корнях. Идеальный. Последний.

– Бери. Отец не зайдёт больше, не бойся. Бери, ну.

Зуб лежал на ладони вытянутой руки. Мальчик вертел головой.

Над шкафом замерцало.

– Вот ты где. Спускайся, забирай. На. Всё равно я тебя вижу.

Звёздочка слетела со шкафа, приблизилась к ладони, к зубу, протянула дрожащие руки, отпрянула, опять протянула.

– Нет, нет… – шептала Ланита из укрытия. Она не кричала, чтобы не выдать себя и Девочку. Сил на ещё один рывок уже не было.

Звёздочка резко бросилась на зуб, не рассчитала силы и ударилась в ладонь мальчика. Он сжал кулак, но она успела вылететь и выдернуть добычу. Развернулась к шкафу, и тогда мальчик вскочил и сбил её ладонью, как мячик для пинг-понга. Она ударилась о кровать, он набросился, накрыл. Поймал.

Ланита беспомощно шевелила губами. Девочка тупо смотрела перед собой. Звёздочка замерла в мальчишеском кулаке.

– О, другая… – рассматривал он её. – Красивая. Кажется, ты мне снилась.

Ребёнок открыл ящик прикроватной тумбы, как куклу сунул туда одеревеневшую Звёздочку, следом закинул зуб. Задвинул ящик и повернул ключ.

***

– Дима, ты встал?

– Встал.

– И что делаешь?

– Стою.

В расстёгнутой рубашке, в брюках, натянутых на одну ногу, Дима и правда замер посреди спальни. Он оцепенел от простой мысли: всё, что видел вчера – по-настоящему. И в ящике сейчас заперта взаправдашняя сказочная фея. И если э́то по-настоящему, то что ещё? Да всё, что угодно! Вывод пугал.

Ему даже захотелось «включить папу»: прибухнуть и убедить самого себя, что ничего не было. Что оса, блин. Но, во-первых, идти с утра в школу пьяным – это слишком. Может, так делают взрослые девятиклассники, но в седьмом это будет скандал. Во-вторых, вот ранка от укуса, вот тумбочка. А может, нет там уже никого?

На одной ноге Дима подскочил к ящику, прислонил ухо. Тишина. Постучал – тук, тук. Тук. В ответ изнутри – тук, тук. Тук. Вот блин!

Весело в детстве верить в героев сказок, но совсем не весело подростком знать о них наверняка. Совсем, блин, не весело!

Дима почувствовал себя нехорошо. Без конкретики, просто стало как-то не очень.

– Пап, мне что-то плохо! Можно дома останусь?

Отец, уже в верхней одежде, заглянул в комнату. Оглядел Диму, будто просканировал. Выдал заключение:

– Хорошо. Только обязательно новые темы почитай.

Вскоре Дима остался один. Стряс с ноги ненужные брюки, натянул шорты и отправился завтракать яичницей, как всегда.

На плите ждала привычная сковорода. Дима взял её за ручку, понёс к столу, но ручка оказалась резиновой, согнулась, и завтрак вывалился ему на ногу. Какого… Дима поболтал сковородкой. Пранки не в папином стиле, он про такое и не знает. Тогда что это? Откинул завтрак с ноги, приземлил сковородку на плиту. Со стола взял вилку – та тут же согнулась в руке. Потряс обмякшей вилкой. Отбросил – она выпрямилась. Почувствовал, что сейчас заплачет, плюхнулся на стул, но тот смялся и потерянный Дима оказался на полу, окружённый стулом-желе. Подступила тошнота.

Он выбрался, отступил на шаг. Хитрый стул тут же стал обычным. Дима потыкал его пальцем, потрогал, сел снова. Теперь всё нормально. Взял вилку – обычная вилка. Попробовал согнуть ручку сковороды – не гнётся. Обычная сковорода.

Так с ума и сходят. Может, это сон? Надо лечь, уснуть и проснуться заново. Перезагрузиться.

Пошел в комнату и в коридоре одной ногой по колено провалился в пол. При этом нога стала прозрачной, и Дима сквозь неё увидел паркет и зелёные обои соседей.

– А-а-а, блин! А-а-а!

Он сел и аккуратно потянул ногу к себе. Пол захлюпал, как болото, пошёл волной и выпустил сначала голень, потом и стопу.

– Блин, блин, бли-и-ин!

Дима встал на одну ногу, тряс и массировал другую, пока та не вернула цвет – на прозрачную было страшно наступать. Дошел до двери, открыл и возле тумбочки обнаружил пару суетящихся фей: ту марлевую злюку, и новую, чёрную и седую. Они уже повернули ключ в замке, но вытащить ящик им не хватало сил.

– Вы! – накинулся на них Дима. – Вы во всём виноваты!

Феи метнулись в сторону и спрятались куда-то.

– Это вы устроили?!

Дима завалился на кровать и начал медленно тонуть в матрасе.

– Прекратите немедленно! – он всё опускался, опускался и только возле пола перестал, оказавшись в мягкой яме. – Или я вашу подругу на части разорву! Слышите? На куски! Я в вас даже не верил никогда, мне мышка подарки за зубы приносила!

– Значит, так тебе и надо! – раздался писк сверху, с бортика кровати. Это была злюка. Седая стояла рядом.

– Ты, ребёнок Дима, и такие, как ты, своей верой создали нам врага, – серьёзно пропищала старая. – Отпусти нашу подругу, отдай зуб, и всё станет как было, – феи переглянулись.

– Я вам не верю!

Тут Дима услышал звяканье ключа о пол и писк из замочной скважины:

– А мне? Мне поверишь?

– Смотря что скажешь, зелёная. Я не хочу больше в текстуры проваливаться. Помоги и отпущу.

– Просто твой мир перестаёт принимать тебя как свою часть. В этом, действительно, мы виноваты…

– Звёздочка! Прекрати болтать, ты что!

– Но так и есть! Ночью мы нарушили правило, не собирали, а забирали: ногти, волосы, прочее. И пока я сидела в ящике, мои «подруги» вместо того, чтобы спасать меня, сдавали материал в Ведьминститут…

– Звёздочка, ты обиделась? Но мы же вернулись.

– За мной или за зубом, а?

– Не отвлекайтесь, – прервал Дима, – Это что, всё из-за ногтей и другого мусора?

– Ох, – вздохнула старая. – Человеческая судьба прописана, поэтому ваш мир непрочен. Представь, что мы забрали, к примеру, ногти. А на другой день ты свалишься с обрыва, потому что не сможешь зацепиться за что-нибудь. Твоя судьба изменится, понимаешь? Судьбу ребёнка менять запрещено, но мы торопились… Потом ведьмы использовали твой материал для копии, и начались проблемы. Теперь реальность не понимает, кто ты, зачем. Ты «виснешь», как ведьмовский шар при плохом соединении.

– Копию? Мою? Меня что, заменят? Подождите, а я куда?

– Не знаю. Куда-то… Какая разница?

– В смысле, какая разница?!

* Окончание в закрепленном комментарии *

Автор: Оскар Мацерат
Оригинальная публикация ВК

Артель
Показать полностью 1
17

Кошкино озеро

В старой хрущевке скрипели полы от быстрых, нервных шагов. Наталья собирала вещи и скидывала их в большой потертый чемодан. Иногда останавливалась, тяжело вздыхала и смотрела на мужа исподлобья.

— Леш, ну договорись ты, поедем через месяц, как рожу. Не помрут там без тебя все сельские бабки.
Супруг обнял Наталью за плечи, чмокнул в лоб.
— Я бы с радостью, но ты знаешь, если распоряжение пришло — отсрочек нет. Сама же настаивала, чтобы я по программе договор подписал. Вернемся через пару лет, выплату получим. Роды у тебя сам приму, и малышу на свежем воздухе полезнее, не то что в этой пылюке городской. Не переживай!
Наталья уткнулась головой в широкую грудь Алексея:
— Я верю, что все хорошо будет, но боюсь.

***
Молодому доктору выделили дом на краю села, рюкзак с лекарствами и велосипед. Председательница сельсовета Нина Степановна помогла разместиться и заодно провела вводную лекцию. Она без приглашения села за стол, попросила Наталью поставить чайник и достала из сумки несколько банок с вареньем, список местного населения и аккуратный листочек с расписанием работы магазина и автобусных рейсов.

— Малинка — моя, с огорода, — председательница размазала по куску белого хлеба тягучее ароматное кушанье. — Вам если что надо будет, вы не стесняйтесь, чем смогу, как говорится... Село у нас тихое, спокойное, будешь, Алексей Иванович, иногда у наших старожил давление проверять, и то — счастье.

Наталья сосредоточенно размешивала ложкой пустой чай и осматривала новые владения.

— Давно в этом доме жили-то?
— Так… Скоро год будет, как Людмила нас покинула, Царствие ей небесное, — председательница перекрестилась и посмотрела в потолок. — Болела сильно, а врача не было. Мы как раз после ее смерти и начали в город писать, вот, дождались. Но вы не волнуйтесь, старушка была добрейшей души, и дом мы освятили.
Наталья зыркнула на мужа. Алексей взял жену за руку:
— Спасибо, Нина Степановна, в нашей квартире тоже бабушка умерла, мы не боимся.
— Вот и славно, тогда располагайтесь, отдыхайте после дороги, — председательница большим глотком допила чай, тяжело поднялась со стула и вышла из дома.

Алексей подвинулся поближе к жене.
— Приятная женщина!
— Женщина-то приятная, а вот дом — ужас! Все старое, вонючее, не убирались тут год. Мне как с пузом сейчас порядок наводить? И село это, ты видел? На улице ни одного ребенка, дома — будто заброшенные. У меня от одного их вида мурашки по коже.
— Наташ, мрачное все такое из-за погоды, да и тебе отдохнуть надо. Уборку сделаем, вещи разберем, и увидишь, как все преобразится. Хочешь полевых цветов тебе соберу для аромата?

***
Первую неделю на новом месте Наталья спала плохо. Малыш пинался, ей самой виделись жуткие сны с бывшей хозяйкой дома, Ниной Степановной, которая вместо варенья на хлеб намазывала кровь, и слышался непрекращающийся детский плач.

Алексей по утрам делал обход, выслушивал жалобы, проводил ревизию лекарств. Наталья потихоньку пыталась навести дома уют и переставляла вещи. Днем занималась садом, а после прогуливалась возле участка. Постепенно осваивалась и уходила все дальше, чтобы изучить село. На очередной прогулке Наталья почувствовала свежесть воды и увидела тропинку, которая вела вглубь березовой посадки.

— Не ходила б ты туда, — незнакомый голос проскрипел за спиной, Наталья развернулась и увидела старуху, вышедшую из соседнего дома.
— А что там?
— Кошкино озеро.
— Там вода грязная? Или дорога к нему плохая? Чего не ходить-то?
— Злой дух там, — старуха зашла обратно и закрыла скрипучую дверь.
— Какие приятные соседи. — Наталья незнакомке не поверила, но все же с тропинки сошла и вернулась домой.
Вечером рассказала Алексею про старушку и про тайное злое озеро.
— Ты спроси, пожалуйста, у Нины Степановны, о каком духе бабуля говорила, уж больно хочется искупаться, духота невыносимая.

***
На следующий день Алексей постучался в дверь председательницы.

— Добрый день, не отвлекаю?
— Проходи, Алексей Иванович, садись, как раз чайник вскипел, — хозяйка поставила на стол красивую кружку с блюдцем из сервиза, — как дела ваши?
— Спасибо, хорошо все. Обустроились, обходы делаю, все здоровы. Лекарства вот заказал новые из города. Я на самом деле к вам по делу забежал. Мою Наталью вчера напугали каким-то Кошкиным озером, расскажите, это что за место такое?
— Опять старожилы наши решили небылицами делиться. Во всех же селах свои истории должны быть, вот и у нас. Поговаривают, будто ведьма раньше здесь жила и приворожила местного красавца. Да только из-за черной магии у них все дети мертвыми рождались. Она их почему-то носила на озеро и там хоронила, может, обряды такие были, кто уж знает. Девки местные ведьму не любили. За спиной судачили, что поделом ей за привороты. А на деле боялись, что она их мужей уведет или заберет детей. Страшное случилось на Ивана Купалу. Девки позвали Аглаю на праздник, чтобы та отвлеклась от своих бед, да только в конце игрищ связали несчастную и потащили на это самое озеро. Там и утопили, а мужу ее сказали, что ведьма из деревни убежала.

После Купалы жизнь в селе не наладилась. Женщины младенцев своих несли в озеро и топили. А когда в себя приходили, то видели на берегу черную кошку, мол, это душа ведьмы перевоплотилась и смотрела на убийства.

— Ужас, в общем, а не легенда. Так у вас тут и правда детей нет.
— А кому их рожать-то? Старухам? Кто помоложе, все в город умотали, семьи создают и карьеру строят. Я сама из другого села переехала к матери, дети у меня там остались. А поскольку я тут самая молодая и активная — меня на должность и назначили. Так что, Алексей, в голову не бери. Озеро как озеро. Не купаемся, правда, там — больно холодное.
— Наталье тогда скажу, что ничего страшного, а то дома ей уж надоело сидеть.
— Да, Алексей, бояться нечего. Жене передай, пусть ко мне на чай тоже заглядывает.

***
Наталья пару раз перед родами на озеро все-таки сходить успела. Красивый лес на противоположном берегу и лазурная прозрачная вода заряжали силой и приятным внутренним теплом.

Роды прошли быстро, Алексей уверенно взял сына на руки. Долгожданный первенец.
— Вот, Наташа, наш Егор, — Алексей положил малыша на грудь жене.
Казалось, старый дом наполнился счастьем и новым светом.
Ночью, когда Алексей крепко спал, а Наталья качала сына, незнакомый голос пробрался в сознание молодой матери.
Зашептал тихо:
— Наташа, приходи, Наташа, утопи. Утопи.

Алексей проснулся от резкого хлопка входной двери, побежал в комнату, но ни жены, ни ребенка там не было. Он решил, что в доме слишком жарко и Наталья вынесла младенца на свежий воздух. Во дворе никого не увидел. Сердце колотилось, чувствовало беду. Доктор побежал к озеру. Жена с первенцем в руках по пояс стояла в воде и напевала колыбельную.

— Наташа, очнись! — Алексей выхватил сына, толкнул супругу в темное озеро. Та замахала руками, пришла в себя и с помощью мужа поднялась обратно.
— Леша, что происходит? — ночнушка прилипла к телу, а губы жены дрожали не то от холода, не то от испуга.
— Не соврала бабка, что плохое тут место. Какая-то чертовщина творится. Ты не помнишь, как из дома вышла? — трясло доктора не меньше жены, он пытался успокоиться и все сильнее прижимал сына к груди, но зубы предательски стучали.
Жена покачала головой.
— Пойдем быстрее, держись за меня. Первым автобусом надо уезжать в город.

На противоположном берегу сверкнули искрой кошачьи глаза.

Вернувшись в город, супруги долго приходили в себя. Алексей убеждал Наталью, что это был сон, лунатизм, связанный с усталостью после родов. Ничего страшного не случилось, и село, вместе с его жителями и ночным кошмаром можно просто забыть.
Хлопоты о Егоре помогли отвлечься от плохих мыслей и постепенно вытесняли дурное воспоминание, пока однажды Алексей не наткнулся в газете на статью.
“В селе Лебедевка жена земского доктора утопила их двухгодовалого сына”.

***
Аглая от ухаживаний Тихона терпеливо и вежливо отказывалась. Но однажды девичье сердце дрогнуло и ответило молодому жениху. Свадьбу сыграли тихую. Через несколько месяцев влюбленные уже ждали первенца, готовили кроватку. Аглая живот гладила, сияла от счастья. Только счастье это оборвалось вместе с жизнью родившегося сына.

Повторилось это и через год, и через два. Местные на Аглаю ругались, говорили, что ведьма, что Тихона заманила и теперь платит за грехи.

После Купалы Аглая пропала. Когда сказали, что жена из деревни убежала, Тихон не поверил, искал долго, и нашел платок ее, застрявший в камышах на озере. От горя сходил с ума, а потом придумал месть. Обернулся черным котом и ходил по семьям, заставлял женщин своих детей топить, в том же озере, где сгинула Аглая. Несколько лет продолжались несчастья, пока кота не изловили и не закинули в воду. Местные жители с тех пор прозвали озеро Кошкиным и обходили его стороной.

Автор: Мария Шестакова
Оригинальная публикация ВК

Кошкино озеро
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!