Серия «Фантастика, фэнтези»

60

Как Водяной от невесты избавлялся

Намедни у села Резное утопла девка. В прудочек крестик золотой уронила и, не подумав, за ним нырнула. А погибель хвать! В ил бедняжку и затянула. Мужики даже тела не достали, чтобы отпеть по-христиански. Ох, недаром говорят: на Ивана Купала к воде ни ногой. Силы темные кровушку жаждут.

Красавицей-то была девка. Белославкою звали. С её-то косами русыми и глазами изумрудными только в невесты царевичу, а не к Царю Подводному... Водяной поначалу даже обрадовался, что такую девицу ко дну прибило. А то топиться приходили лишь от безответной любви. Вот как к таким свататься? Слез будет столько, что все реки из берегов повыходят.

А тут румяна-девица. Незамужняя. Глаза по-колдовски зелёные, огромные. Прям как у ёрша. У рыбы очень уважаемой!

Принялся Водяной задаривать невесту речными жемчугами, ракушками, песком золотым и диковинками с кораблей затонувших. Впечатлить красавицу хотел. Но жениха чешуйчатого Белославка не сразу приняла. Побаивалась слегка его рогов ветвистых и жабр. Но, как говорят, любовь зла, полюбишь… и карася.

Ох, как же Водяной любил, когда невестушка его головушку на колени устраивала и гладила, приговаривая: «Карасик мой светлый. Уморился ты за этими речными просторами следить». Но недолго счастье продлилось: в быту подводном Белославка начала свои порядки наводить. Сначала прогнала всех любовниц-русалок. Затем занавески повесила. Под водой-то! И, о ужас, заставила Водяного крестик на груди носить.

Новоиспеченный жених, конечно, возмутился:
— О, окунь очей моих, куда нам святой крест, раз ты да я сила нечистая.

Белославка только глазами похлопала и спросила:
— Не православный, что ль?

Так и продолжил Водяной ношу на шее носить. Распятие из тела демонического все силы выжигало. Да только взгляд невестушки жёг сильнее.

Растроился Царь Подводный и позвал старую подругу — Кикимору, чтобы всем косточки перемыть. В болотах как раз немецкий полк завяз. Не оставлять же столько мяса гнить в топях.

— Сил моих больше нет! — в сердцах восклицал Водяной снова и снова. — Говорит, что бабы из её рода даже козлов в людей превращали. Так вот теперь и я на очереди… в человеки… — последнее слово Водяной признес с особым отвращением.

— Вот те на… — вскинула когтистыми лапами Кикимора. Да так, что в порыве поднос с косточками немецкими задела, и покатились те по каменным плитам. — Так ты её в костер брось. И дело с концом.

— Дорогуша! Ты совсем ум растеряла? — возмутился Водяной. Это людишки своих подружек могли поджарить или, например, в монастырь отправить. Понятно, что у нечисти монастырей не водилось. Тут важно другое — мораль. Если ты, бес, взял себе невесту, изволь с ней вечность скоротать. По-другому никак.

— Да не в обычный костер! Дурень! А в разведенный с помощью огня цветка папоротника! — заорала во всю глотку Кикимора. — Знаю, на прошлое Ивана Купала ты его легендарной силой завладел. Только совсем про неё позабыл из-за дурацкой влюбленности!

Насупился Водяной после слов Кикиморы и тихонечко буркнул:
— Ну да. Было дело. И что с того?

— А то! И не говори, что ты, старый, забыл, на что цветок этот способен! Он белое в черное обращает и наоборот. Коль утопленница Белославка вновь человеком станет, передадим её доброму молодцу. Скажем: «Ну вызволил девку герой», и мы как бы не при делах. Все по законам жанра!

Теперь Водяной совсем помрачнел. Да и сердце что-то было не на месте.

— Дорог он мне нынче. Этот цветок папоротника, — задумчиво произнес Водяной.

Кикимора решила: зажмотился ирод — и продолжила обгладывать кости иностранные.

На следующий день, в воскресное утро, увидел Водяной, как Белославка расшитый платочек на голову повязывает, и спросил:
— Куда ты, карп мой сердечный, плыть собралась?
— На службу!
— Куда на службу?
— Куда-куда! В церковь в Резном!

Представил Водяной, как его мертвая невеста порог дома божьего переступает, и взвыл. Прибежал он к Кикиморе, пихнул ей в лицо горящий комок и воскликнул:

— Держи этот цветок проклятый. Только избавь всех нас от этого несчастья.

Принялись Водяной и Кикимора искать «спасителя» для Белославки. На берегу местной Речки-Вонючки как-раз жил молодой богатырь Осьмой. А Осьмым его звали потому, что он был даже не семь, а восемь пядей во лбу.

Водяной красавца-воина одобрил, и вместе со своей лохматой подругой к нему залезли в огород. Там, среди репы, они и оставили ему наказ берестяной: «Супасути девоку-Белослазку и жинится на неё». Все-таки русская грамота тяжело давалась нечисти.

Но верилось, что поймет Осьмой послание, и тут же возьмет в руки меч-кладенец, и побежит через болота дремучие прекрасную деву из лап чудовищ вызволять.

Ага, конечно.

Не разобрал Осьмой каракули Водяного. Но богатырь все равно преисполнился гневом к злому созданию. Правда, по другой причине. В одиночку Осьмой в бой с силой темной идти не решился. Слишком умным был. Поэтому пошел он к старейшине помощи просить и застал у него общее собрание.

Селян и без Осьмого взбудоражили дьявольские происки: в село на Воскресную службу утопленница стала ходить, свечки за свой упокой ставить. Не знали что с ней делать. Вроде бы труп ходячий, но верующая. Да и недавно лихо подъело полк недружественный. Вот и думал народ: идти махаться или просто забить.

— Осьмой, а ты что тут забыл? — спросил старейшина, завидев богатыря в дверях. А не заметить его было трудно — Осьмой был почти осемнадцать пядей в высоту.

— Да нечистый дух замучал. Рыба рогатая с метлой косматой все ходит и ходит, ходит и ходит. Прям по моей репке. Оставляет какие-то шарады. Уразуметь их не могу, а репка-то не бессмертная. Вот хочу разобраться.

Поразмыслило собрание над словами Осьмого. Раз человек осьми пядей во лбу забеспокоился — настало время точить вилы.

Пока народ собирался бить духов нечистых, Кикимора уже разожгла костер волшебный. Засияло пламя всеми цветами мыслимыми и немыслимыми, и протянулось оно почти до самых небес.

Со дна речного гады земноводные выволокли невесту Водяного. Та кричала, брыкалась, сквозь слезы карасика своего звала. Да только её жених в камышах затаился и помалкивал. Наблюдал, как Кикимора Белославку в костер заталкивала.

Пламя цветка папоротника тут же охватило синюшнее тело утопленницы. Но оно не сжигало. Наоборот, целительной силой тело Белославки наполняло. Прошло мгновение… Два… Три… И вышла дева из огня: вновь румяная и живая. Только рыдать так и не перестала.

— Ну что ты нюни распустила. Вот жених твой новый идет, — сказала Кикимора Белославке, указывая на приближающиеся огни факелов.

Девушка только сильнее расплакалась.

— Не пойду! Карасик — мой жених!
— Да вот этот негодник в кустах сидит! Взгляд отводит! Не нужна ты ему больше! А, Водяной, скажи ты уже ей!

Хотел Водяной из кустов выйти и наконец-то отречься от Белославки: «Не невеста теперь ты мне. Живи смертную жизнь без меня», да язык не поворачивался. Не успел Водяной и слово сказать, как подлетел к Белославке богатырь высоченный и схватил её за руку.

— Эй, вы, дьявольские приспешники! Девушку погубить решили?! — проревел Осьмой. Он-то за версту углядел, как огромное кострище разгорелось. Почуяла душа русская неладное, и побежал Осьмой вперед селян, а там: рыба рогатая и метла косматая, что мучили его репу, зареванную девку хотят заживо зажарить.

Как увидел Водяной, что какой-то мужик заросший к себе Белославку тянет, так рассвирепел. «Как же я рыбу мою этому олуху отдам?!» — подумал он и бросился на Осьмого с кулаками.

Вцепились они в драке. Точнее, это Водяной попробовал вцепиться в Осьмого. А последнему ничего не стоило взять за шкирку горе-Царе и бросить его в языки пламени.

Прошло мгновение… Два… Три… Белославка спохватилась и вытащила из огня Водяного. И в гневе лютом она со всей силы толкнула Осьмого. Тот от неожиданности осел прямо в костер… и потушил седалищем волшебный цветок. Угольки раскаленные ему ниже спины ужалили. Вскочил с криком богатырь и побежал прочь.

Белославка сразу же кинулась обнимать Водяного, с его щек копоть слезами смывать.

— Сомик мой дивный! Я верила, что ты в обиду меня не дашь!
— И не дам. Вообще никому не отдам, — твердо заявил Водяной.

Раздался кашель, за которым последовал скрипучий голос старейшины:

— Это вы нечисть?

Водяной с Белославкой переглянулись. Вот и смертушка их пришла. Вместе со свитой из десятка вил. Старейшина наклонился к паре и пристально вгляделся в лицо Водяному, наматывая на палец тонкую бородку. Затем тяжело вздохнул и покачал головой.

— Тьфу ты. Молодёжь совсем распустилась. Непотребствами всякими занимаются, — сказал старейшина и вместе с селянами пошел вслед за Осьмым.

Пощупал Водяной лицо своё. А там не чешуя, а щека щетинистая, как у обычного тучноватого мужика.

— Ох, бедный, как же ты бессмертие сможешь вернуть? Цветок папоротника-то не спасти… — протянула Кикимора из трясины, в которой успела скрыться.

В ответ Водяной махнул рукой человеческой и поцеловал Белославку.

Так и не избавился Водяной от невесты, и пришлось ему век смертным коротать. По осени крестили Водяного именем Владимир, и стал он в Резном лучшим рыбаком. Все-таки помнили берега песочные их Подводного Царя. Прожили супруги жизнь просто: детей воспитывали, внуков, в церковь по воскресеньям ходили. Возможно, могло бы быть лучше, но их и это устраивало.

А что до Осьмого. Кажется, его не заботило, что произошло у того кострища. Репку перестали топтать — уже хорошо. Слишком умным он был, чтобы по мелочам переживать. А те, кто в Резное захаживали, всегда приходили поглядеть на диво дивное — богатырь с хвостом бычьим землю вспахивает.

Автор: Зина Никитина
Оригинальная публикация ВК

Как Водяной от невесты избавлялся
Показать полностью 1
13

При родный огонь

В мире было темно, сыро и очень холодно. Ни одного звука, ни одного движения. Лишь крохотная искра замерла посреди этой зябкой тьмы. И тьме не нравилась искра. Тьма желала её погасить. Искра знала, что не может противостоять целому миру сырого мрака. Знала, что обречена. Но вдруг мир расколол яркий звук.

Откуда-то сверху к искре спустилась пара сияющих, тёплых и заботливых рук. Они были одной с искрой природы. Они пели, прогоняя безмолвие, холод и тьму. Они уносили искру. Возвращали её в реальный мир.

Огнеслав недовольно перевернулся на ложе и выключил заливающийся мелодичным петухом будильник. Мгновение полежал, пытаясь ухватить за хвостик исчезающий сон. Молодцу казалось, что во сне он видел что-то очень важное. Не доброе, но связанное с грядущей дорогой. Но нет, вырванный из дрёмы разум отказывался возвращаться в ночные грёзы.

Времени до выхода было немного. И, несмотря на то, что у учеников началась вольница, застрять в очереди на помывку в единственной на всё совместное ученическое жилище банной комнате не хотелось. Огнеслав подскочил и выбежал в коридор общежития. Удача благоволила, и вскоре он, с собранной с вечера котомкой, вышел на улицу.

Доверять коварному движению города не хотелось, потому Огнеслав вызвал извозчика. И не прогадал: возница лихо объезжал те места, где движение еле ползло.

По волновику передавали новости. Что-то о боевых действиях на дальних рубежах. Ящеры опять учинили какую-то подлость, но царские полки проявили храбрость и смекалку. Однако же, часть богатырей упокоилась в бою. Их память ведущий передачи предлагал почтить минутой молчания.
‒ А я вот что думаю, ‒ воспользовался паузой возница, ‒ всё это из-за того, что Владимир Русь старым богам оставил.

Огнеслав от неожиданности вскинул брови.
‒ То есть как? Почему?
‒ Ну вот вы, боярин, посудите сами: прими он византийскую веру ‒ мы б сейчас заодно со всем приатлантическим народом были бы. Или там, выбери магометанство ‒ мы б тогда вместе с южанами бились. Тогда бы эти чешуйчатые побоялись свои морды миру казать. А сейчас что? Все восемь цивилизаций ‒ каждая за себя. Вот они и смелые. Думают, поодиночке мы слабые. Но не знают, что мы, славяне, всех прочих стоим.

Судя по виду, возница был из степных людей. Тех, что из славянских и русских богов почитают разве что Хорса. Огнеслав нахмурился.
‒ А вы, должно быть в сказительстве древнем разбираетесь? Или в международной управе?

Казалось, возница стушевался. Но на словоохотливости это не отразилось.
‒ Да нет, какое там. Только среднюю волховку закончил. Но я, барин, знаете ли, жизнь пожил. Опыт имею. Да и за баранкой кого только не встретишь. Ого-го каких людей возил. И все со мною мыслями делятся. А я на ус мотаю. Так что, барин, я, можно сказать, не просто Рустам Алымович. Я сам ‒ собирательный славянин на земле Русской.

Оставшуюся дорогу Огнеслав игнорировал попытки собирательного славянина завязать беседу. И вот наконец станция чугун-дороги. Времени оставалось не слишком много, и когда Огнеслав выбежал к паровозам, остальные его уже ждали.
‒ А вот и наш главный герой, ‒ тепло улыбнулся ему волхв Староземский. Слово из иного языка непривычно выделялось в речи. Но волхв любил использовать заимствования, тем восстанавливая внимание слушателей. ‒ А мы уже начали беспокоиться, не передумали ли вы. Это было бы вполне понятно, но до крайности неуместно.
‒ Что? Рогдан Юрьич, да я бы никогда. На дорогах просто плотно было. А я же понимаю, как это важно, то что мы делаем, ‒ затараторил Огнеслав.
‒ Ну полноте, отрок. Я ж так, скоморошничаю.

В этот момент паровоз издал свист, пряча крышу станции в клубах пара, и Староземский скомандовал:
‒ Юные друзья, рассаживаемся. ‒ Молодёжь, с улыбкой следившая за беседой, заторопилась, втягиваясь в повозку. Волхв, проследив, чтобы никто не оставил свои котомки, повернулся к Огнеславу и протянул ему грамотку для проезда. ‒ Сегодня выспитесь. По приезду нам нужен будет ваш разум в полной готовности.

Внутри повозки Огнеслава задержали. Пара девиц попросила помочь с тяжёлыми вещами, Добронрав ‒ рыжеволосый друг Огнеслава ‒ попытался затянуть его к себе, расплывчато намекая на угощение и новые струны на гуслях. Но Огнеслав, послушный совету волхва, вырвался ото всех дел и отправился к своим полатям.

Стоило ему уложить вещи и усесться к окну, как с верхних полатей свесились белокурые волосы, обрамлявшие миловидное девичье лицо, смутно знакомое Огнеславу.
‒ Привет, ‒ голос у соседки оказался звонкий, певучий. ‒ Я себе уже верх забрала, ты не против?
‒ Нет, что ты. Пожалуйста. Мне не важно, где спать.

Повисла неловкая пауза, девица смотрела на него озорно улыбаясь.
‒ Я Огнеслав. Среди своих ‒ Папа.
‒ Да я знаю тебя. Пока мы стояли, этот рыжий с профессором все кости тебе перемыли, ‒ и опять чужое слово кольнуло слух. ‒ Я Рада. В смысле, зовут меня так. Но я и правда рада, что с тобой поеду. А почему профессор про тебя говорит, что ты в нашей поездке самый важный человек?

Огнеслав откинулся на полатях, чтобы не задирать голову, разговаривая с девицей. Теперь он лёжа глядел ей прямо в лицо.
‒ А ты знаешь вообще, зачем мы едем?

Девица неопределённо дёрнула плечиком.
‒ Раз заправляет всем Староземский, значит будем искать старые традиции. Это ж его одержимость. Слыхала, что какая-то новая чудо-машина из приатлантических земель у него появилась. Но это, кажись, и всё, что я знаю.
‒ Ну, это уже немало, ‒ одобрил Огнеслав осведомлённость Рады. ‒ У приатлантиков есть только война. И война никогда не меняется. Они ж совсем рядом от Атлантиды, в которой ящеры сидят. Но война ‒ это дорого, потому мы им помогаем, как можем: богатырей посылаем, да покупаем то, что они производят, втридорога. Князь бы им и так денег отсыпал, но у них капиталичество, им можно только торговать. Да только производят они всё для одной войны. А мы ‒ народ мирный, оттого и приходится придумывать, как всякое их оружие для добрых целей перековать.
‒ Поня-атно, ‒ протянула Рада. ‒ И вот эта машина Староземского ‒ тоже оружие?
‒ Почти. Она для разведки в прошлом. Это такая штука, в которую кладут человека, или даже ящера, а она из его родо-кода выуживает память его предков. Он там бегает, действует, а потом рассказывает, что как было. И аналитики, зная это, потом высчитывают, к чему это может привести.
‒ Ого! ‒ глаза Рады округлилась. ‒ Это ж прямо фантастика!
‒ Слушай, ‒ не выдержал искуса любопытства Огнеслав, ‒ а ты откуда взялась такая? У тебя ж в каждом, поди, предложении слово не русское.

Казалось, Рада стушевалась на такое замечание.
‒ Прости. Я думала, нормально говорю. С Афона я.
‒ С греческого? Ты монашка византийская?
‒ Да нет, просто учусь у них, ‒ заулыбалась Рада. ‒ И не византийка я, и не гречанка. У меня папа ‒ вельможа по заграничным делам, вот и я по его стопам иду. По полгода живу то на родине, то в какой другой культуре, чтоб понимать их взгляд на мир.
‒ Ого как, ‒ оценил Огнеслав историю собеседницы. Покопался в памяти и выудил оттуда чуждое слово, подходящее, как ему казалось, к случаю. ‒ Респект.

Рада залилась звонким смехом, прикрывая кулачком рот. Огнеслав же продолжил рассказ:
‒ Ну тогда тебе дальше понятно будет. Дело в том, что у приатлантийцев и у славян душа по-разному работает. Им один человек важнее всего прочего. Потому они всё соревнуются, всё достичь чего-то пытаются, вечно в конфликтах, в драмах. И потому устройство это, которое волхвовское училище купило Староземскому, позволяет закинуть человека в его какого-то предка. Одного человека в другого человека.

Рада кивнула.
‒ А у нас, стал быть, по-другому?
‒ Ещё бы, ‒ Огнеслав даже привстал, словно желая движением тела донести свою мысль. ‒ И у славян, и у русских главное ‒ их род. Каждый из нас ‒ не просто человек: мы есть острие, на котором существует вся история наших предков.

Рада кивнула.
‒ Да, я слыхала как приатлантийцы про нас говорят. Что мы всю жизнь у предков берём в долг, чтобы после смерти отдавать долги своим потомкам.

Огнеслав поморщился.
‒ Ничего против капиталичества не имею, пока они по-своему не начинают наши скрепы переиначивать. Везде они долги видят. Да и смерти мы не знаем. И потому не боимся её. Мы просто в иной мир уходим. И если пожили хорошо, то и становимся покойниками. То биш, покой обретаем, и сквозь потомков его в мир несём.
‒ Ну, ты ладно всё говоришь, но чего там с прибором-то этим?
‒ А, ну тут просто всё. Раз он нас не в человека, а в род закидывает, то значит, надо его применять в той земле, где предки живут. А я боярского рода, у меня много поколений и все в одной усадьбе упокоены. Вот мы туда и едем. Там нас матушка принимать станет. Там я в эту машину и лягу, чтобы обратиться к былым жизням. И всё потом Староземскому перескажу. Потому мы и на Купалу всё это устраиваем, что с той стороной связаться проще будет.
‒ А, так мы, выходит, в гости к тебе едем? ‒ Улыбка рады как-то непонятно изменилась.
‒ Выходит, так.
‒ А ты заботливый хозяин? ‒ и с этими словами с верхней полати свесилась девичья нога, обнажённая почти до самого срама.

Огнеслав застыл, не зная, как на это ответить.
‒ Ты… Это…
‒ Ну, что засмущался, боярин?
‒ У вас на Афоне все такие смелые? ‒ наконец выдавил из себя Огнеслав.

Рада вздохнула.
‒ На Афоне-то как раз нет. Я потому и хотела в родную землю на Купалу попасть. Здесь же на эту ночь все табу падают, ‒ и она снова призывно улыбнулась. ‒ Ну так что, окажешь гостеприимство, хозяюшко?
‒ Так Купало же завтра только.

Рада закатила глаза.
‒ Ой, да ладно. Днём больше, днём меньше ‒ что это изменит? ‒ она чуть помолчала, но так и не дождалась ответа. ‒ Ну как знаешь, барин. Доброй ночи.

Полати скрипнули, и лицо, волосы, нога ‒ всё исчезло. Ещё несколько мгновений Огнеслав лежал, словно окоченелый. Но затем встал и поднял девушку на руки. Она хихикнула, обнимая его за шею. Огнеслав положил попутчицу на свою полать и принялся расстёгивать кафтан.

На утро Рада стояла посреди горницы, одетая только в нательное Огнеслава и расчёсывала волосы. Молодец с удовольствием наблюдал за этой картиной лёжа. Вдруг дверь горницы распахнулась и на пороге показался раздухарённый Добронрав с парой других смутно знакомых лиц.
‒ Папа, ты всё пропустишь…

Рада взвизгнула и споро задрала нательное, выворачивая его так, чтобы прикрыть свои волосы. Стройная фигурка при этом оказалась открыта взгляду внезапных гостей. Огнеслав чуть нахмурился. Прятать волосы прежде тела пристало замужним женщинам. И пусть купальские забавы часто заканчивались свадьбой, то, что дочь вельможи уже считала себя просватанной за молодого боярина, оказалось для него внезапностью.
‒ О-о… ‒ Протянул Добронрав. ‒ Беру слова обратно. Уж ты-то не пропускаешь ничего.
‒ Пшёл прочь, собака типунная, ‒ Огнеслав полушутливо, но с силой швырнул в приятеля подушкой. Тот успел прикрыть дверь, и с той стороны раздалось:
‒ Ухожу, ухожу. То есть, гав. Искренне ваш, Полкан.

Следом послышались шаги гурьбы молодцев, ускакавших, будто и правда являлись стадом полканов.

Подбирая подушку, Огнеслав продолжил обдумывать начатую так внезапно мысль. А ведь он, пожалуй, и правда, готов к свадьбе. Ведь если ему надо обратиться к роду, то он должен стать ему продолжателем. Не просто ещё одной ветвью на древе, но ветвью плодоносящей.
‒ Рада, ‒ он обернулся и удивился тому, как быстро девушка успела сменить облик. Стояла она уже в сарафане, хотя буквально несколько мгновений как была нага.
‒ Прав твой дружочек, Папа. Скоро нам выходить. Кстати, а почему ты Папа?
‒ Да имя родовое у меня Папоротников, ‒ удачное мгновение было упущено, и Огнеслав решил повременить с признанием.

Дорога до усадьбы, встреча с родными, размещение друзей шли сумбурно и радостно. Несколько раз Огнеслав порывался найти Раду, объясниться с ней. Но каждый раз она то пропадала куда-то, то была занята, то самому Огнеславу надо было спешить.

Так продлилось до вечера, когда в полях да на берегу разожгли костры и в воздухе поплыли песни первых нетерпеливых празднующих. Ученики волхва Староземского с завистью поглядывали на тени, перескакивавшие огонь костра, но у них было другое дело. Они спустились в подпол усадьбы, где уже была загодя собрана привезённая машина приатлантийцев.

Все действия были отрепетированы, все знали свои роли. Ученики стояли у железных шкафов, следя за показаниями. Огнеслав взобрался на ложе. На голову ему надели массивный шлем. Голоса стали глуше. Он больше не слышал команд, которые волхв раздавал прочим отрокам с отроковицами.

Вдруг мир изменился. Он словно поплыл, стал виден будто сквозь туман или тонкую кисею. Огнеслава прошиб пот. Ему показалось, что в углу у потолка он видит старичка с лисьей мордой, Патрикея ‒ их домового, с которым он играл в младенчестве, да позабыл, когда едва подрос.

Патрикей с укоризной покачал головой, погрозил пальцем и указал куда-то в сторону. Огнеслав не мог повернуть голову, но взгляд его последовал в указанном направлении. Там стояла Рада. Она улыбалась. Начала подходить ближе, неспешно спуская с плеч сарафан. Вдруг она облизнула губы раздвоенным языком и следом за одеждой начала снимать кожу. Под ней оказалась радужная чешуя.

Ящерка приблизилась к Огнеславу. Неторопливо, грациозно взобралась на его ложе, повторяя позу, в которой пребывала этой ночью. Неужто она и правда из вражин? Неужто…

Мысли Огнеслава словно плавились. Он погружался в мир предков. Туда, где мысли заменяет Истина. Ящерка снова облизнулась
‒ Ну давай, мой скакун, неси меня в место вашей силы. Покажи, откуда вы берёте то, что мы никак не можем понять. Что в тебе такого, славянин?
‒ Я рус, ‒ успел прохрипеть Огнеслав, когда ящерка широко разинула пасть, словно заглатывая его.

В мире было темно, сыро и очень холодно. Ни одного звука, ни одного движения. Лишь крохотная искра замерла посреди этой зябкой тьмы. И тьме не нравилась искра. Тьма желала её погасить. Искра знала, что не может противостоять целому миру сырого мрака. Знала, что обречена.

Тьма была хаосом, и искорка знала, что где-то там во тьме замерли плотно сплетённые змеи. Но вдруг искорка… Нет, не вспомнила: она никогда это не забывала. Но скинула морок, что мешал ей осознать очевидное. Искра не была одинока. Она взлетела от жаркого, пламенеющего костра. И сейчас этот костёр разгорался с небывалой силой. Потому что сегодня ночь Купалы. Ночь костров.

Мрак тут же пропал, сырость сменилась не обжигающим жаром. По крайней мере, это искорке казалось, что он не обжигает. Зато она, вернее теперь уже он, Огне-слав, видел, как вокруг, там, где только что была тьма, от ужаса и боли извиваются змеи.

В подполе усадьбы Папоротниковых все были заняты своим делом. И вдруг тишину разорвал истошный крик. Одна из девиц, та, которую каждый вроде где-то видел, но не мог точно вспомнить где, повалилась наземь, вопя и катаясь. Кожа её, словно оплавленный воск свечи, потекла, обнажая лазутчицу из Атлантиды.
‒ Схватить, связать, ‒ волхв Староземский сориентировался немедля. Раздал приказы, проследил за выполнением.
‒ Рогдан Юрьич, что же это, ‒ поднял на волхва взгляд Добронрав, прижимавший лазутчицу коленом к земле.
‒ Скоро узнаем, ‒ задумчиво произнёс волхв. ‒ Папа вернётся от предков, и мы всё узнаем.


Автор: Игорь Лосев
Оригинальная публикация ВК

При родный огонь
Показать полностью 1
157

Последний полет

О том, что бабушкина жизнь подходит к концу, я узнала из срочных новостей. Бабушка еще не вышла из больницы, а по всем экранам уже пустили интервью с врачом, который, вздыхая, объяснял, что у любого тела есть свой предел, что имплантация и замена органов тоже имеет свой конечный срок. Бабушкино тело слишком старо, чтобы справляться. При всем желании – увы.

Потом крупно показали бабушкино растерянное лицо. Что вы чувствуете? Бабушка разводит руками и кротко улыбается. Что бы вы хотели успеть перед тем, как покинете мир? (На этом вопросе я, все еще ошарашенная, едва не разлила вино от возмущения). Бабушка посмотрела прямо на меня, хотя, конечно, прямо в камеру, и твердо произнесла: «Я хочу побывать на Земле».

Последние три года после того, как бабушке исполнилось двести лет, интерес к ней не угасал. Ее звали на ток-шоу и интервью, о ней писали статьи, а Анна Швабе даже работала над ее биографией. Бабушке было любопытно, как устроен мир за экраном, как работают СМИ. Когда мы собирались семьей, она с почти детским восторгом и удивлением рассказывала закулисные байки.

Наша умная и неунывающая бабушка. Самая старая из живущих людей.

Я подумала о том, что не была у нее два года, и всхлипнула. Ян и Горчик обняли меня, стали успокаивать и вскоре заплакали за компанию. А потом была суета. Я поругалась с Карлом, купила билеты, отменила лечение, позвонила родным. Мы все успокаивали друг друга и молчали о главном. О том, что ждали этого уже давно.

Двести три года. Столько не живут.

Во всей этой суматохе я пропустила очередную громкую новость, но уже через минуту после объявления мой планшет взорвался сообщениями. Вэй Цай заявил, что проспонсирует последнее бабушкино желание. Бабушка полетит на Землю.

***

Бабушкин дом гудел. Ко мне бросилась мама и крепко обняла.

– А где мальчики? Неужели опять у Карла?

– Мам, что это за люди в саду?

– Журналисты, кто еще. Это что, перегар?

– А что они здесь делают?

– Цая снимают. Ева, ты плохо выглядишь.

– Цай здесь?!

– Уже улетел, только его адвокаты. Иди поешь. Вино не предлагаю.

Подошел папа.

– А где Ян и Горчик?

– Что здесь делают адвокаты Цая?

– Договор на полет оформляют.

– Уже? Вы ее не отговорили?

– Ха, вот сама бы и попробовала ее переубедить. Жалко, что ты мальчиков не взяла с собой, хоть попрощались бы.

– Они еще успеют попрощаться, у бабушки еще есть время.

– Позвала бы Карла. А что? Не я же с ним развелся!

– А что врачи говорят? Неужели можно в ее возрасте?

– Ты какая-то дерганная, пора завязывать с алкоголем.

В этот момент дверь в столовую открылась. Среди крупных мужчин в костюмах бабушка казалась мышонком: маленькая, нахохленная, с палочкой. Она разглядела меня и вся засияла.

– Евушка…

Я неловко поздоровалась с гостями и обняла бабушку. Внутри меня все трепыхалось. Сейчас, когда стало известно, что ей осталось жить несколько недель, моя любовь изменилась. Стала более осознанной, направленной и острой.

Бабушка отстранилась, счастливо посмотрела на меня и произнесла:

– А вот и она, господин Линн.

– Отлично, – ответил мужчина с очень смуглой кожей и ярко-зелеными глазами. – Ева Штром?

– Ева Давыдова, – отрезала я.

– Станислав Линн, распорядитель полета. Вам нужно будет срочно пройти все осмотры и сдать анализы. Для вас, естественно, полет будет проходить на обычных условиях. В обычной капсуле.

– Стойте, стойте, я ничего не понимаю… – попыталась возразить я.

– Не волнуйтесь, все организационные моменты мы берем на себя. Евгения Ивановна выбрала вас в качестве сопровождающей. Через восемь дней вы вместе с ней летите на Землю.

***

Коридор до Земли был не только самым старым – именно по нему произошло переселение, – но и самым надежным. Однако пользовались им только археологи и исследователи. И контрабандисты, конечно. Для остальных живян Земля была заскорузлой памятью, болезненной и непонятной. На Земле бушевала ядерная зима, Земля была мертва, и мы помнили об этом всегда: праздновали День памяти, обещали не повторить, не допустить. Земля была символом ошибок и потерянного рая.

Сегодня не осталось людей, которые бы помнили, какой Земля была когда-то. Только бабушка.

Из подготовки к экспедиции, конечно, раздули шоу. Рядом с нами постоянно вертелся зеленоглазый распорядитель Станислав и видео-дрон, наши ссоры и страхи транслировались всей планете. Особенно повезло в этом плане со мной. Я не смогла отказать бабушке, и теперь на глазах у всего мира рушились останки моей жизни. Ян и Горчик остались у Карла – он говорил, что мне только повод дай побыть без детей, а дети просто дулись и молчали. Сестра, ухаживавшая за бабушкой последние пять лет, не могла простить, что выбрали не ее, и тоже перестала со мной общаться. Остальные родственники намекали, что я согласилась лететь, лишь бы и дальше не искать работу. С бабушкой же до отлета поговорить не удалось – ее забрали в тот же день в лабораторию, чтобы настроить индивидуальную капсулу и скафандр, а также подготовить ее к перелету и Земле.

Мы встретились только перед погружением в сон. Бабушку отправляли в капсулу за шесть часов до отлета, чтобы организм успел адаптироваться, а меня – по протоколу, перед самым пуском. Она не хотела уходить в сон одна, и я сидела рядом, держала ее за руку.

– Почему я, бабуль?

Это был глупый и неправильный вопрос для прощания, но я не удержалась.

– А кто же еще, золотце? – рассеянно спросила бабушка, не отрывая тревожного взгляда от анестезиолога в другом конце кабинета.

Я вздохнула. В списке претендентов мое имя должно было быть на последнем месте, и все же я здесь.

Станислав, который, естественно, крутился рядом, подмигнул мне, и уже в который раз кольнула гаденькая мысль: а вдруг это они выбрали меня как самую неблагополучную из внучек? Шоу должно продолжаться, это всем известно.

– Еще немного, и мы ее увидим, Евушка, – прошептала бабушка, а потом сильно сжала мою руку. Я гладила ее по спутанным волосам, пока врач вводил сыворотку.

Вскоре бабушка заснула, и во сне лицо ее сияло благостью и счастьем, но я все равно волновалась.

– С ней все хорошо? – спросила я доктора, внимательно изучающего показания датчиков.

Он посмотрел исподлобья.

– За вас я переживаю сильнее, чем за Евгению Ивановну. Детоксикация – тот еще стресс для организма, а мы почти сразу будем вводить вас в гибернацию.

Мои щеки стали пунцовыми. Станислав снисходительно похлопал меня по плечу.

– Не переживайте, Ева. Мы кровно заинтересованы в том, чтобы все прошло идеально, а потому в каком-то смысле Евгении Ивановне в полете будет безопаснее, чем на Живе. Ее капсула – абсолютная инновация, которая может перевернуть мир.

– Бабушка для вас… Что-то вроде подопытного?

– Ни в коем случае! Все необходимые испытания мы давно провели. Скорее, она идеальная пиар-кампания для новых технологий.

– Как-то это цинично.

– Вовсе нет. Мы исполняем последнее желание вашей бабушки. Это, к слову, один из самых дорогостоящих проектов в истории компании. И просто замечательно, что процесс этот обоюдовыгодный, не находите?

Я пожала плечами.

– Что ж, – улыбнулся он. – Нам всем пора готовиться ко сну. До встречи на Земле, Ева!

– До встречи на Земле, – повторила я и впервые по-настоящему осознала, что все это происходит на самом деле.

***

Шаттл несколько часов планировал сквозь клубящуюся мглу к бабушкиному родному городу, пока наконец не приземлился. Снаружи все было серым и тусклым. Меня до сих пор мутило и периодически рвало, от головной боли не спасали никакие уколы. Похмелье. Это напоминало самое хреновое похмелье в жизни. Я так страдала, что почти не волновалась из-за того, что всего через два часа мы выйдем на поверхность Земли.

Бабушка молча сидела в кресле и смотрела в иллюминатор. Все ее тело, обычно пышущее энергией, обмякло и обрюзгло.

– Ну, как ты? – спросила я бодро.

Она прижала мою ладонь к своей щеке и закрыла глаза. И заговорила, прерывая рассказ резкими вдохами:

…самая зеленая улица в городе, дома стояли вдоль лога, вокруг было много заброшенных садов, мама волновалась, что там могли жить бомжи, это такие несчастные люди без домов, живянам сложно представить, но мы все равно пропадали в этих садах с утра и до вечера…

… пиво было просто тошнотворным, но самым дешевым, и мы пили его, на Земле алкогольные напитки не синтезировали, я тебе потом расскажу…

… родила пятерых щенков, мы их разобрали по домам, вечером я вернулась из школы, а Графа дома не было, папа вынес его на улицу, его загрызли псы…

… принесла куклу в садик, и Наташа Попова чуть не лопнула от злости, как же смешно вспоминать…

… двойку прямо в дневник, потом расскажу, как это, но я пришла домой и думала, что меня накажут, а мама прочитала сочинение, посмеялась и сказала, что к Наташе Ростовой и правда есть вопросы, но называть ее шлюхой – чересчур…

…Витя…

…шел дождь, он взял меня за руку…

… и тогда он сорвал эту розу, а охранник заметил, и мы побежали…

… и я отпрянула, мне было страшно, и я сказала, что он дурак, а потом весь вечер маялась, что надо было попробовать поцеловать его хотя бы в щеку…

… Витя…

Бабушка и раньше часто рассказывала о прошлом, но то всегда были рассказы о Земле – о закатах, зелени, животных, запахах, звуках. Никогда в этих историях не было самой бабушки.

Видео-дрон кружился над креслом и снимал с разных ракурсов.

Бабушка открыла глаза.

– Странно, почему я почти не вспоминала об этом до сих пор?

Я улыбнулась:

– Я не помню, что было на прошлой неделе. А тут почти два века. Да ты суперженщина!

Ее лицо посветлело.

– Кстати, про Суперженщину тоже вспомнила, у меня было несколько комиксов прямо из Америки, ко мне записывались в очередь, чтобы их посмотреть, я брала… сколько же я брала за это? Как тогда назывались деньги? Кто помнит?

***

Серая земля под ногами хрустела, как поп-корн. Иногда ветер принимался выть отчаянно, с надрывом, стуча камнями и шелестя песком. И больше никаких звуков. Земля была тихой, холодной и пустой.

Бескрайняя, каменистая, густо покрытая памятью о тех, кто считал, что властвует над ней. Возможно, частички их тел шуршали и перекатывались теперь под нашими ногами.

Я много раз видела эти пейзажи в роликах, плакала над реставрациями, когда на наших глазах цветущие города исчезали в горниле войн и катаклизмов. Я была готова. И не была.

Неожиданно для себя здесь, на мертвой планете, я впервые за долгое время ощутила покой. И еще кое-что: впервые за долгое время мне не хотелось выпить. И дело не в детоксикации – я не хотела этого г о л о в о й. Мы шли в пустоте и безвременье, не было ничего, кроме наших шагов, они терялись в величии угасшего мира. И я сама терялась среди песчинок, гонимых сквозняком, еще шаг – и меня унесет одинокий ветер, чтобы сделать частью этой тишины.

Бабушка шла чуть впереди. Ее скафандр был особенным, он брал на себя основные нагрузки тела, всех органов, и потому шагала она легко, почти порхая над стылой землей. Ее молодая походка выглядела почти пугающе.

Затрещал наушник.

– Евгения Ивановна, судя по координатам, это здесь.

Мы стояли на пустоши, усеянной зубьями руин. Бабушка огляделась, подошла к почти идеально круглому валуну и села на него.

– Вы в порядке, Евгения Ивановна?

Она по-прежнему молчала, но, кажется, там, в своем скафандре, кивнула.

– Бабуль, а где был лог? – спросила я, надеясь ее разговорить.

Бабушка развела руками. Ответил Станислав:

– Судя по старым картам, прямо там, где вы сейчас стоите.

Я посмотрела под ноги – земля чуть бугрилась, впрочем, как и везде.

– А вон там, – Станислав махнул влево, – был дом Евгении Ивановны. Скорее всего, метрах в двадцати от нас.

Наушник еще немного потрещал, и вновь воцарилась тишина. Бабушка продолжала неподвижно сидеть. Видео-дроны кружили над нами, как стая хищных птиц. Я сделала несколько шагов туда, где когда-то был бабушкин дом, и увидела силуэты каменных плит, припорошенные пылью. Дыхание перехватило. Возможно, раньше это были стены маленькой светлой комнатки, залитой солнцем и украшенной цветами. Комнатки, в которой жила девочка с двумя косичками. Бабушка. Немыслимо, но почти два века назад она спасала здесь щенков, играла в мяч, пила дрянной алкоголь, впервые целовалась с мальчиком Витей, смеялась, прыгала на скакалке, ходила с Витей за руку, грезила о будущем и даже представить себе не могла, что будущее будет – таким. Я словно провалилась в дыру во времени, где все существовало одновременно и не существовало нигде. Закружилась голова.

Я склонилась к камню и стала расчищать его рукой в безумной надежде, что хоть какой-то след былой жизни сохранился на этих мертвых стенах. И вдруг увидела кое-что. Кажется, я вскрикнула. Настроила браслет и сделала снимок, побежала скорее назад.

– Бабуль, смотри, что я нашла! – воскликнула я и осеклась, увидев сквозь стекло шлема ее стеклянные глаза. – Бабушка?

Она подняла на меня взгляд и смотрела долго, не мигая. А потом очень тихо произнесла слова, которые мы не расслышали из-за помех, но сразу поняли.

– Мне плохо. Пойдемте… обратно.

Тут же со всех сторон затрещала радиосвязь – анализ состояния, инъекция успокоительного, аутотренинг, режим автопилота, когда скафандр превращается в автономное транспортное средство. Бабушка была в надежных руках.

Что же мы натворили?

***

Психолог запретил ее беспокоить, и я слушалась. Через два дня ко мне подошел Станислав и спросил, когда будем проводить эвтаназию. Я поняла не сразу.

– Эвтаназию, – устало повторил он. – В соответствие с пунктом пять. Евгения Ивановна пожелала умереть на Земле, и чтобы пепел развеяли над ее домом… Над тем местом, где дом был.

Я лишилась слов. Казалось, можно было и свыкнуться с мыслью о бабушкиной смерти, но я вновь испытала потрясение, даже более сильное, чем в первый раз.

– Не знала об этом.

Он вздохнул.

– Вопрос в любом случае нужно решать. Наша экспедиция рассчитана на четыре дня, завтра нужно улетать. Думаю, уместнее будет вам поговорить с ней, а не мне.

Меня хватило только на кивок.

Бабушка все так же сидела у окна и смотрела в серую пустыню за ним. Я подошла и присела на корточки рядом, заглянула снизу в застывшие глаза.

– Бабушка…

Ее рука легла мне на голову, погладила, еле касаясь волос.

– Бабушка, мне сказали про эвтаназию.

От этих слов она очнулась.

– Ох, а я совсем забыла. Да-да, конечно, уже пора?

Я вскочила на ноги и прошлась от стены к стене.

– Поверить не могу! – Я взмахнула руками, подыскивая слова. Слов не было. – Вот просто – так?

Бабушка моргнула, глядя на мой палец, уткнувшийся ей почти в лицо.

– Господин Цай говорил, что я засну, а потом пепел развеют над моим домом… И я вернусь туда, откуда пришла… – последнюю фразу она прошелестела.

– Бабуль, – я схватила ее за руки, – у тебя еще минимум месяц до… вот этого!

– Евушка, я так устала ждать смерть, я только и делаю, что жду ее…

– Враки! Ты только и делала, что жила: возилась в саду, делала скульптуры, воспитывала нас, ходила на тупые ток-шоу и даже вот сейчас, узнав, что скоро – всё, ты полетела на Землю, подумать только! И вот не надо теперь!

– Я прилетела умереть…

– Конечно, ведь это так похоже на еще одно классное приключение! Бабуль, ну зачем умирать в этом унылом одиночестве? Здесь и так все мертво. Мы когда-то убили эту планету! Стоит ли множить на ней смерть?

– Но мне так мало осталось. Эти дни так мало значат…

– Для тебя – возможно. Прости, я чертова эгоистка, но я не видела тебя два года! Прости, прости, прости, пожалуйста. Да, тебе эти несколько недель, наверное, не нужны, они и правда по сравнению с двумя веками пшик, ерунда. А я не смогу жить потом спокойно, потому что не была рядом с тобой, когда могла.

Я сморгнула внезапные слезы. Она сжала мои ладони.

– Мне очень грустно, что тебя так давно не было. Но вовсе не потому, что ты обязана была меня навещать. Я знаю, как тяжело тебе было последнее время, и ни дня не прошло, чтобы я не маялась мыслями, как могла бы тебе помочь.

Мы помолчали.

– Так ты поэтому выбрала сопровождающей меня?

Бабушка посмотрела удивленно.

– Глупости какие. Чем тебе может помочь кусок мертвой земли? Я, наоборот, переживаю, как бы тебя все это еще сильнее не расстроило.

– Тогда почему?

– Но ведь мы мечтали. Пообещали друг другу.

Я села на пол и прислонилась к стене. Стало смешно от своих теорий заговоров. Неужели я могла так сильно недооценить бабушку?

Папа и мама тогда работали над оптимизацией коридора в секторе М-4, мне было шесть или даже пять, и меня отправили жить к бабушке на пару месяцев, которые растянулись на два года. Два самых ярких и счастливых года в моей жизни. Мы только и делали, что играли в Землю. Весь сад мы заселили скульптурами давно исчезнувших животных.

Прямо около дома в пруду стояли фламинго с перьями из стеклянных осколков. Вдоль тропок высились глиняные олени, жираф из стальной сетки, набитой соломой, каменный носорог, проволочные стрекозы, дельфины, сшитые из брезента. Орлан, улитки, кабан, кенгуру, волк, орангутан и почему-то бронтозавры – их бабушка сделала просто из любви к искусству: очень уж похожи были две лианы, склонившиеся к воде, на пьющих гигантов. А сколько маленьких скульптур пряталось в траве и кустах!

Делала их, конечно, она. А я зато мастерила солнца и даже слушать не хотела, что оно было всего одно. Бабушка соглашалась: «Чем больше солнца, тем больше счастья».

Я сильно плакала, когда родители наконец решили меня забрать. И перед отъездом мы с бабушкой поклялись на крови (ох, бабуль, это был перебор), что однажды полетим на Землю, победим зиму и вернем солнце.

– Бабушка, ты лучшая. Но ты не солнце. Так что давай вернемся на Живу и немного поживем. Побудем вместе. Так-то кроме меня у тебя еще куча всяческих внуков.

– Давай поживем, – внезапно кивнула она. – Только это и тебя касается.

Я сжалась, ожидая разбора полетов, но бабушка вдруг подмигнула.

– Кстати, солнце я тоже взяла.

Она тяжело встала с кресла, порылась в вещах и достала кривое проволочное солнце с облупившейся желтой краской. Мое солнце. Я прижала его к груди. Бабушка улыбалась.

– Вот, хотела его вместо погребального камня поставить.

– Над развеянным прахом?

Мы засмеялись.

– Ну что, я говорю Станиславу, чтобы он шел подальше со своей эвтаназией?

– Ни в коем случае.

– Ба…

– Это грубо. Ох, надеюсь, им не придется убивать меня ради исполнения договора.

***

Я совсем забыла об этой фотографии и наткнулась на нее случайно. Слава богу, было не слишком поздно. Бабушка уже не вставала, но от больницы мы отказались. Мы перенесли ее кровать на веранду, и теперь она днями любовалась садом и играющими детьми и читала исторические книги о приключениях на Земле.

– Смотри, – произнесла я и протянула ей распечатанный снимок.

Она прищурилась.

– Откуда это?

– Это надпись со стены твоего старого дома. Понимаешь?

– Нет.

– Бабушка! Ну! «Женя, я тебя люблю» – очевидно же, что это написал Витя!

Она еще раз внимательно посмотрела на затертые буквы, чудом сохранившиеся на обломке сгинувшего мира.

– Почерк вроде женский…

– Ты прямо помнишь, какой почерк был у Вити?

– Да ну тебя, – отмахнулась бабушка с улыбкой. – Витя. Придумаешь тоже.

Однако улыбалась она все шире, а морщинки на ее лице словно превратились в солнечные лучи с моего детского рисунка.

– Точно он. Таких совпадений не бывает.

– Кажется, в нашем доме жило еще несколько Жень. Имя-то было популярное. – Она нахмурилась.

– Тебе двести три года! Что ты там можешь помнить! А если серьезно – плевать, кто это написал. Это все равно послание для тебя, послание от Земли. Ты проделала весь этот путь, чтобы увидеть его. Точно тебе говорю.

– И путь этот был слишком длинным. – Бабушка устало откинулась на подушки и прикрыла глаза. – Спасибо, Евушка.

Ее дыхание становилось все глубже и размереннее. Я аккуратно примостилась рядом, обняла ее рукой и вскоре тоже задремала.

Мне снился шаттл из картонных коробок, далекая планета, зеленая и залитая солнцем, проволочные звери с зеркальными глазами и тихий шепот: «Я люблю тебя».

Мне очень хотелось, чтобы бабушке здесь было хорошо.


Автор: Александра Хоменко
Оригинальная публикация ВК

Последний полет
Показать полностью 1
203

Полёт Валерия Саныча

Из окна тринадцатого этажа Валерий Саныч выпал глупо и совершенно случайно. Чинил разболтавшийся запор окна и нечаянно слишком сильно дёрнул его. Окно с рамой полетело вовнутрь, а Валерий Саныч – наружу, размахивая шестигранником, зажатым в правой руке.

– Всё-таки тринадцатый этаж был не очень хорошей идеей, – проворчал он себе под нос, когда увидел свою улетающую ввысь спальню. Вспомнил, что про «плохой» тринадцатый этаж ему всё время выговаривала Борисовна из бухгалтерии. Борисовна была тёткой неприятной, и то, что её предсказания сбылись, не добавляло настроения.

Валерий Саныч критически оглядел расстояние и картину внизу.

– Ничего, время ещё есть. Что-нибудь придумаю!

Ветер свистел в ушах и трепал кудри у висков. Было щекотно. Валерий Саныч пожалел, что пропустил запись в парикмахерскую во вторник.

– Пробки! Это они во всём виноваты. Кстати, почему в городе пробки? Лето, как минимум четверть жителей должна была разъехаться в отпуск?

Пользуясь тем, что пока находится на приличной высоте, Валерий Саныч огляделся. Да уж, заторы на дорогах никуда не делись.

Вечерело, закатное солнце красиво превращало плотно сбитые друг к другу спинки машин в розовые и золотые. Они медленно ползли крест-накрест по автомагистралям, как длиннющие рыбьи косяки.

– Красиво! – решил Валерий Саныч, но потом мысленно вернулся к своему происшествию, его причинам и, главное, последствиям. – Тьфу! А потом, небось, придумают про меня не пойми что.

Поэтому, пролетая мимо одиннадцатого, он достал из внутреннего кармана автоматический карандаш и нацарапал на водоотливе: «Всё это глупость и случайность. Чинил окно. В.А. Чуничкин».

Снизу доносилась ругань на два голоса и детский рёв.

– У кого это, интересно? Пупырины, десятый.

Бултыхания в воздухе помогли скорректировать полёт чуть правее, до нужного окна с персиковым тюлем. Обычно милые кудрявые Пупырины сейчас орали друг на друга с красными лицами, жена потрясала детским велосипедом.

– Когда! Когда отрегулируешь, я тебя спрашиваю, ребёнок уже месяц ждёт! А у него руль и седло на пятилетнего!

– А я уже месяц тебе отвечаю, что нет нужных шестигранников у меня. И не привозят в магазины поблизости!

– Ва-а-а-а, мой ве-елик, не трясите, он совсем разва-а-алится! Хочу е-е-ездить!

Валерий Саныч чуть придержал пальцами подоконник:

– Добрый вечерок, соседи, чего же вы воздух сотрясаете? Арсеньпалыч, вы бы лучше ко мне заглянули за шестигранником, чем с семьёй выяснять отношения! Вот, гляньте, подойдёт?

И он звякнул железкой, тут же цапнув лежащее рядом красное, чуть надкусанное яблоко:

– Яблочко стащу у вас? А то вниз ещё долго…

Под сочный хруст падение пошло веселее.

В окне седьмого этажа москитная сетка натянулась, вывалилась, едва не шваркнув Валерия Саныча по локтю, но, подняв руку, он успел отклониться. Сетка закружилась, как кленовый лист и принялась красиво планировать вниз, а к полёту присоединился пухлый пятнистый кот.

– Здравствуйте! – вежливо кивнул ему Саныч. – Тоже летите?

– Мау-ва, – раздосадовано ответил кот, что, несомненно, означало: «Какие глупые вопросы от такого образованного человека. Неужели вы сами не видите?» Валерий понял без труда – похоже, ситуация способствовала пониманию кошачьего.

– Да, несомненно, прошу прощения. Хотелось пожелать вам доброго дня, как попутчику.

– И вам того же! – мявкнул кот и покрутил хвостом, выравнивая положение. Устроившись поудобнее, он расслабился, и уже спокойнее спросил:

– Мяу-ва?

– С тринадцатого.

– Несчастливый…

– Да, меня предупреждали.

– А я с седьмого! Счастливого! – гордо ответил кот.

Валерий Саныч не стал комментировать их одинаковую ситуацию, лишь кивнул:

– Да, я заметил. Я пока еще считаю этажи.

– Давненько летите?

– Да, уже прилично.

Помолчали. Солнце краешком пощекотало горизонт. Автомобильные косяки продолжали медленно плыть по дорогам.

– Простите, могу я поинтересоваться причинами вашего вылета? Я с некоторых пор собираю статистику.

– Мыррк!

– О, птица, понимаю. Она наверняка скакала по подоконнику с самым раздражающим видом?

– Вы даже не представляете, насколько!

Из-за угла вылетел вихрь бокового ветра, охладил.

– Однако, сквозит! Следовало прихватить что-то тёплое.

Кот пожал пушистыми плечами.

– Жаль, сейчас все сушат бельё в доме. Можно было бы одолжить у соседей свитер или кардиган.

Кот устроился поудобнее, откинулся на спину, смешно растопырив лапы и принялся вылизывать живот и бока, приглаживая языком растрепавшуюся на ветру шерсть. Получалось не слишком плодотворно.

– Ах, ну какая же глупость вышла с этим оконным запором! – воскликнул Валерий Саныч. – Это же, оказывается, настоящая проблема! А ведь я, знаете ли, инженер, уважаемый… простите, не знаю вашего имени.

– Мурзик. Родовое.

– Так вот, уважаемый Мурзик, как неожиданно вскрылась острая проблема! Оконная фурнитура в целом и запоры – в частности. Я как раз несколько подустал от своей деятельности, хотелось чего-то нового. И теперь я определённо вижу своё призвание в том, чтобы делать рамы крепкими и безопасными!

– Похвальное решение!

Из окна снизу высунулась кудлатая голова, покрутилась, оглядывая летящих, пропала. Высунулась снова, вместе с рукой, принялась размахивать, подзывая.

– Узнаем, в чём дело?

Кот кивнул. Подлетели.

Веснушчатый крепенький подросток, сопя с серьёзным видом, протянул сложенную бумажку.

– Алинке могли бы передать? Четвёртый, второе окно от угла. Ей выйти не разрешили и, похоже, телефон отобрали. Не связаться, – и, чуть насупившись, добавил: – Очень вас прошу!

– Не вопрос, – согласился Валерий Саныч, махнув рукой. – Только можно я самолётиком переложу? Так закидывать удобнее.

– Можно, конечно!

Падающие слаженно перенаправили движение к нужному окну двумя этажами ниже. Мурзик загребал лапами, будто плыл. В окне Алинки открытой оказалась лишь форточка. Внутри комнаты за столом над грудой учебников сидела грустная девчушка, подперев кулачками пухлые щёки.

– Прекрасная барышня, вам послание с шестого! – Валерий Саныч запустил самолётик вовнутрь.

Девушка распахнула глаза, вспыхнувшие ярко-синим, ловко поймала.

– Ответ, уж простите, передать не сможем – не по пути.

Алина закивала, прошептала: “Спасибо” и замахала рукой на прощание.

Валерий Саныч мечтательно вздохнул.

– Знаете, дорогой попутчик, я вот теперь думаю: может, стоило своевременно жениться? Супруга бы придержала меня во время починки окна. Вот вы женаты?

– Многократно! – кот даже подбоченился.

– А я с каждым этажом всё больше жалею, что нет. Были же достойные кандидатуры! Да и вот там, внизу, на первом, левее – видите тент в красную полоску? Там работает прелестная Галочка.

– Оливковый передник и пальчики с ароматом пожарских котлеток?

– Думаю, да.

– Прекрасная девушка! Трижды угощала меня биточками на прогулке, а как-то даже треугольником свежей трески!

– Тогда вы, Мурзик, поймёте мой порыв. Я что-то всё на неё любовался, но ни разу не решился развить отношения. Думаю, это было неверное решение.

– Мрявпределённо! – согласился кот.

– Пожалуй, не стоит больше откладывать! Давайте заберём немного левее. Я вижу там, снаружи балкона на третьем, чудесные заросли маргариток и бальзамина. Соседям я потом принесу извинения, надеюсь, они поймут, что речь шла об исключительном случае! Ага-ага, жаль, нет ножниц, но я постараюсь максимально аккуратно. Вот, как вам композиция?

Валерий сунул под нос Мурзику круглый букетик, где середину занимали бело-лиловые маргаритки, а по краям розовел бальзамин.

Кот смачно чихнул:

– Вполне! Но украшений не хватает.

– Да, вы правы, но на втором есть частная парикмахерская, надеюсь, выручат. Нам как раз по курсу.

Саныч мягко постучал в окно второго этажа:

– Ирина Алексеевна, прошу прощения, на минутку! Не могли бы одолжить что-то для украшения? Букет вышел скромным, а впечатление на девушку произвести хочется.

– Как же, как же, найдём! – Ирина Алексеевна метнулась к тумбе у зеркала, защёлкала выдвижными ящиками, выхватила атласную ленту и что-то в коробочке. Перехватив цветы, ловко забегала по ним пальцами, втыкая шпильки со стразами и повязывая сложный бант. В минуту букет приобрел роскошный вид

– Готово!

– Я ваш должник!

– Ну что же, коллега по полёту, наша цель близка, но нам нужно сильно сместиться, к полосатому тенту. Левее, ещё левее! Коснётесь лапами – перекатывайтесь!

– Уважаемый, мне это не требуется, я прекрасно спружиню. А вот вы – будьте осторожнее!

– А-ах! – Валерий Саныч, следуя собственному же совету, покатился по тенту, стараясь никак не помять букет. Завертелся, мягко сполз по просевшему краю прямо под ноги девушке в оливковом переднике.

– О-ох! – воскликнула Галочка, стараясь удержать упархивающий с подноса заварочный чайник.

– Милая Галочка, простите моё резкое появление, но не разделите ли вы со мной вечерний кофе? Можно в вашем же заведении.

Галочка приняла букет, кивнула и зарделась.

Приземлившийся поблизости Мурзик подмигнул Валерию Санычу и потрусил на кухню.

Автор: Саша Нефертити

Оригинальная публикация ВК

Полёт Валерия Саныча
Показать полностью 1
20

ИНСЕКТОРIА

Расчлененное тело стриптизерши пожирали грибы. Но насекомым было на это плевать.

Стада тли липли к стеблям земляники прямо над изувеченным трупом. Мои собратья тоже зависали где-то там, под самым бутоном, до одури мацая своих любимых «коров». В глюкозном угаре их вряд ли беспокоил очередной сдохший долгоносик. Но как их судить, когда у тебя самого под лапкой целых три микрограмма этой сахарной дури.

Прежде чем осмотреть тельце, я сделал на листке ещё одну отметку. За последние несколько часов это было уже двухсотое убийство. Внутренности брюшка покойницы расплескались по чернозему зеленоватой массой, среди которой я вновь разглядел ярко-розовые вкрапления. Это указывало на одно. Долгоносиха работала на Клубничный домик. Какая-то дрянь так и лезла из этого проклятого стриптиз-клуба. И появление этой твари на пороге муравейника стало лишь вопросом времени.

Королева-Мать говорила, что наступила эра процветания. Инсектопия — так описали эти времена летописцы. Ещё никогда муравьям не удавалось построить столь большую колонию. Но эта иллюзия рассыпалась, как дерево, поеденное термитами. Пока муравьи обжирались сахаром, прямо под ними вызревало настоящее зло.

Могли бы эти бездельники защитить наш народ? Смешно.

Уже почти не осталось тех, кто помнил, как старшие братья, вгрызаясь в землю, копали туннели. Все, чтобы защитить последних личинок! Никто из молодняка даже не пробовал на вкус яду. Не прочувствовал кислоту, что выжигает изнутри. Они только вылупились, а уже совсем распустились. А годовалых ветеранов, таких как я, было принято списывать в утиль.

Да, я нежилец. Да, потеря третьей лапки давала о себе знать. Но во имя Матери я готов вытерпеть любые муки.

Заглотнув новую каплю «сока» тли, я почувствовал отвращение к самому себе. Но боль исчезла. Стало гнилостно. Сладко. Мир вокруг поплыл, и я пополз вверх по стеблю. На подкорке разума засела мысль: в Клубничном домике завелась адская тварь. Она то меня и добьет. Надеюсь, хотя бы Королева-Мать помолится о павшем сыне.

День постепенно сжирался закатом. С высоты клубничного стебля я видел, как мои братья колоннами несли в Храм Матери новые подношения. Если зараза продолжит разгуливать по нашим землям, пылающие небеса определенно отмерят предел жизни кому-то из них. Время истекало.

Прихрамывая на пяти лапках, я подполз к самой крупной на кусте ягоде. Ещё свисая с листика, я учуял аромат забродившего сока. Жучки без остановки стекались в многочисленные отверстия клубничного плода. Там их поджидал злосчастный стриптиз-клуб долгоносиков.

«Клубничный домик» — позорище Инсектопии. Внутри клопы и другой сброд, не стесняясь, вгрызались прямо в подгнившие стены клуба. Да, и долгоносики так себе танцоры. Круглые и неуклюжие, они переваливались с лапки на лапку без намека на эротичность. Однако они все равно ловили на себе похотливые вибрации усиков бухих клиентов.

Самая тучная из самок, хозяйка этой дыры, «пасла» мелочь. Некоторые посетители были готовы полакомиться не только «клубничкой», но и самими стриптизершами. Хотя толку от такого надзора мало. Лично мне ничего не стоило отгрызть пару лапок у этой разжиревшей насекомихи.

— Мне надо поговорить с одной из твоих девочек, — проорал я хозяйке, пытаясь перекричать жужжание десятка крылышек.

— Ты же из той ба-а-шни. Тут муравьям не ра-ады… — протянула в ответ долгоносиха.

Без лишних слов я плюхнул в её лапку остатки «сока». Толстуха, оценивающе взвесив каплю, прокряхтела:

— Выбира-ай.

Я заприметил одну и кивнул в её сторону. Танцовщица мялась у самого входа. Миниатюрная. Нижние лапки затянуты в паутинку, а пухлый хоботок свисает сбоку. Слабая самка. В мои годы её сожрали бы ещё до того, как она бы окуклилась. Такие не выживали в этом жестоком мире просто так.

— Роковая Има-а-аго. Правда, говорит пл-о-хо, — протянула хозяйка. — Другу-ую?

Я покачал головой. Инстинкт говорил мне: нельзя упускать Имаго.

Мы уединились в зале поменьше. Интерьер там был не так сильно поеден в сравнении с главным зданием, но и эта клубника тоже уже была на грани разложения. В моем случае было важно другое: тишина этих склизких стен подходила для допроса.

Стриптизерша попыталась начать приватный танец, но я тут же прервал её.

— Про зараженных грибом слышала?

Отвечала стриптизерша медленно. Как и сказала та долгоносиха, речь ей давалась с трудом.

— Неа… — прозвучал её тоненький голосок, — Плохих дел с сестрами не иметь. Клубничный домик чист. Бедные умереть не здесь. Их убивать что-то снаружи… Мой танец дальше?

— Не дальше, — отрезал я, — Ты же мне врешь… от тебя несет ложью.

В комнате стояла невыносимая вонь грибов. Я приблизился к стриптизерше и ощутил, как от её дрожи колеблется воздух. Кордицепс уже плодился в её уродливом тельце.

— У вас… — крошечные лапки Имаго потянусь к ране, что зияла на месте моей потерянной конечности, — Что-то не так…

— Я потерял лапку в бою с клопом. Зараженная грибом тварь залезла прямо в муравейник, — наклонившись над Имаго, я погладил её по усикам.

— И я убил уродца. Как и других, кто представлял хоть малейшую опасность для Матери.

В черных глазах-бусинках читалось непонимание. Танцовщица замерла.

— Боишься?

Имаго не ответила. Лишь отползла на пару шажков, уперевшись в мясистую стену.

— Ты знаешь каково потерять лапку?

Мои клешни со звучным щелчком оторвали одну из её лапок. Так легко, как дуновение ветра отрывает осенние листья. Гемолимфа брызнула во все стороны, окропляя желтоватой росой клубничную массу.

— Грибы... В вас… Видеть! — в агонии Имаго продолжала упорно тыкать в мое тело. Раздражала. Язва на месте лапки горела. И в этот раз у меня не было сока, чтобы потушить это адское пламя.

— Ты что-то скрываешь от меня! — проревел я.

Имаго вжалась в стенку, закрыла последними лапками свой длинный носик и…

…расчлененное тело стриптизерши пожирали грибы. Её хоботок уже покрылся россыпью из искривленных шапочек кордицепса. Опять эта тварь опередила меня. От страха я не мог двинуться и только наблюдал, как из трупа вытекали розовые сопли клубничного сока. Муравейник был в опасности. Нужно было их опередить. Опередить. И уничтожить.

Я вылез наружу. С алых небес падали споры. Вдали неизменно стремился к небесам Храм Матери. Наконец-то меня осенило. Зараза была всегда под носом. Матерь. Отвратительное создание. Она всегда была главной угрозой для Матери.

До наступления ночи. Пока мрак не пожрал зарю. Я. Защищу Матерь от врагов. И не дам и дальше процветать этой сгнившей цивилизации. Проклятой Инсектопии. Спасу всех. Даже если придется умереть во имя Инсектопии.

***

— Дорогой, ты точно уверен, что этот гриб нужно сыпать в таких количествах? — спросила тетка, наблюдая как муж опустошает пакетик спор «Антижук» на клубничную грядку.

Мужик почесал лысину.

— Норм.


Автор: Зина Никитина
Оригинальная публикация ВК

ИНСЕКТОРIА
Показать полностью 1
29

Следуй инструкции

— Прибытие зафиксировано. Начинаем стыковку. Отключаю систему искусственной гравитации, — сообщил робот-помощник.

Одним движением руки Егор активировал гравитационные ботинки и встал с места. С трудом получалось представить космонавтов прошлого, которые летали по станциям из угла в угол. Егор направился к полке, где находились кейсы с необходимым инвентарем. Помощник тут же очутился рядом с ним.

— По Инструкции сотрудник не должен покидать свое место до завершения стыковки.

Егор наклонил голову вбок и глянул на робота с вызовом.

— Ну и что ты мне сделаешь?

— Я буду вынужден отметить инцидент в рабочем отчете. Данное поведение может быть размечено, как Неточность. Если ваша общая точность выполнения заданий опустится ниже восьмидесяти процентов, рабочее задание будет считаться проваленным. Санкции последуют незамедлительно.

Шумно вздохнув, Егор поднял руки, как заключенный, и отправился на место. Он давно не работал с летающим Помощником и успел позабыть, что каждый его шаг фиксируется. Что ж придется делать то, что велят. Никакого простора для фантазии! Даже непонятно кто кому в итоге служит, люди машинам, или наоборот.

Через несколько минут характерный сигнал проинформировал, что стыковка завершена, а система искусственной гравитации снова запущена. Егор деактивировал ботинки и вернулся к полке, собрал необходимые инструменты, а затем отправился прямиком к открывающемуся шлюзу. Он ловко перешагнул из капсулы на космическую станцию. Как только шлюз капсулы закрылся, Егора окружило облако белого дыма – стандартная процедура дезинфекции. После нее открылся вход в основное помещение. По правую руку находился маленький сканер.

— Вам необходимо отметить прибытие и поздороваться, — напомнил летящий следом Помощник.

Егор вставил свою карточку в сканер и посмотрел вперед.

— Так ведь нет никого. С кем мне здороваться?

— База знаний «Прибытие на космическую станцию». Пункт первый…

Егор ударил себя рукой по лицу.

— Ты не понимаешь, что я тут один?! Почему твоя База знаний не подстраивается под ситуацию?

— Нарушение данного пункта будет расценено, как Неточность.

— Какой идиот писал эту Базу?.. — процедил Егор себе под нос. — Эй! Всем привет! Здравствуйте! Я прибыл с миром! Бла-бла-бла! — он глянул на робота. — Достаточно?!

Робот-помощник ничего не ответил, однако огонек на его «лицевой» части мигнул. Видимо, было зафиксировано выполнение задания. Развернувшись в воздухе, робот полетел по коридору, Егор последовал за ним.

Внутри станция выглядела также исправно, как и снаружи. Никаких повреждений, никаких нарушений в работе. Но именно из-за этого и становилось не по себе. Здесь, на постоянно основе, проживало десять человек. Пока создавалось впечатление, что все они попросту исчезли. Егор невольно глянул на HM Рака из очередного иллюминатора. Звезды продолжали вращаться в космическом пространстве. Эта НКС создавалась для изучения звездной парочки. Не могла ли она стать причиной инцидента на станции?

Робот привел Егора прямиком в главный системный зал. Именно отсюда работники станции связывались с Землей, здесь писали отчеты и здесь проводили главные исследования. И вновь никаких следов борьбы и прочих странностей. Подойдя ближе к пульту, Егор хотел коснуться клавиатуры, но Робот-помощник не дремал.

— База знаний «Научная космическая станция класса «С». Вам не рекомендуется что-либо трогать или пытаться войти в систему.

Егор закусил нижнюю губу, чувствуя кипение внутри. Он резко развернулся к роботу.

— Ну а как я тогда выясню, что здесь произошло?!

— НКС класса «С» является тюрьмой для совершивших преступление ученых. Данная НКС также находится в зоне повышенной опасности. Каждый прибывший сюда обязуется четко следовать Инструкции, способствующей безопасной работе экипажа и самой станции.

Егор дернулся и посмотрел на Помощника. Мало того, что из рядового обслуживающего станций он превратился в жалкое подобие детектива, так еще и услышал информацию, которую до этого ему никто не сообщил.

— Стой-стой-стой. Что ты сейчас сказал? О какой зоне повышенной опасности идет речь?

— HM Рака испускает сильнейшее рентгеновское излучение.

Не сдержавшись, Егор громко захохотал. Он схватился за голову и начал ходить кругами. Теперь ясно, почему его более опытные и маститые товарищи отказывались от этой миссии. Видать, они что-то знали. У Егора был иной уровень доступа, ему эту информацию сообщать не стали. Просто предложили кругленькую сумму – он и купился. Вот же идиот!

— Ты вообще в курсе, что такое лучевая болезнь?! — крикнул Егор.

Робот подлетел ближе к нему.

— Рентген опасен как для человека, так и для техники. Он бы уничтожил все за секунды. Станцию окружают защитные заслонки. Технически вы находитесь в безопасности.

— А фактически?! Не говоря уже о странных событиях, которые тут произошли!

Робот-помощник ничего не ответил. Егор тут же вспомнил андроида, с которым иногда работал на Земле. Тому прописали и шутки, и сарказм, и даже язвительность. Хорошо, что этот летающий придурок не такой. Тогда бы Егор давно разбил его о стену.

— Предлагаю приступить к работе, — проговорил Робот. — Начнем с Базы знаний «Инопланетное вторжение».

Егор осмотрелся и приподнял бровь.

— Тут же все чисто. Думаешь, при вторжении они бы не разнесли станцию или не пришли бы в главное помещение? Да и у нас пакт о ненападении почти со всеми разумными расами.

— Согласно моей статистике, земляне не раз подписывали такого рода пакты. Семь случае из десяти закончились нарушением. Вам нужно осмотреть все внешние стены НКС. Я отметил их на карте. — Робот-помощник вывел перед Егором карту с подсвеченными участками.

Егор смахнул голограмму.

— Да блин, не хочу я так! Что за бред?! Тут нужно все проверить, изучить систему… А ты мне предлагаешь по стенкам ходить. Я отказываюсь.

— Отказ будет расценен как Критическая ошибка. Она понизит вашу Точность на десять процентов. Вы имеете право совершить лишь две Критические ошибки.

Бесполезно пререкаться с машиной. Особенно, если она может сделать тебя безработным за долю секунды.

— Зачем я тогда вообще вам нужен? Сам бы прилетел да расследовал.

— По правилам, возможные преступления людей или связанные с ними требуют присутствия минимум одного человека на месте. Таков закон. К тому же мой функциональный спектр не настолько широк.

Егор облизнул губы.

— Ну да, ну да… У тебя лапки. Ладно, открывай карту. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим. Торчать тут больше отведенного срока нет никакого желания.

Робот снова показал карту, и Егор отправился изучать стены. По дороге робот прочитал ему «интереснейшую» лекцию о работающих на станции заключенных. Вообще Егор поддерживал этот законопроект, даже проголосовал за него, когда во время просмотра сериала вылезло всплывающее окно. Это был последний шаг для полного упразднения тюремной системы. Все же лучше, когда совершивший преступление человек не сидит на заднице и не развеян по воздуху, а приносит пользу под четким руководством. Похоже, преступники тоже так считали. Вряд ли попавшийся на преступлении квантовый физик (или как они там называются?) хотел бы быть уничтоженным. Куда лучше отработать некоторое время на станции и вернуться на Землю свободным человеком.

Однако, Егор заметил, что ученые, работающие здесь, совершили вещи пострашнее шпионажа или преступной халатности. Видимо, потому их и закинули так далеко. Да еще и в зону повышенной опасности. Наверное, от таких людей можно ждать чего угодно.

Пройдясь по всем пунктам Базы знаний «Инопланетное вторжение», Егор посмотрел на Помощника и развел руками.

— Я же говорил, ничего! Пометь-пометь там себе. Следов прибытия не обнаружено.

Огонек Робота мигнул.

— Следующая База знаний «Человеческий фактор. Саботаж».

Егор скривился в лице.

— То есть, на станции с заключенными, да еще и сидящими не за хулиганство, у тебя эта База идет только второй по счету?

— Таково флоу. Я не в праве его менять.

Улыбнувшись и покивав, Егор чуть не похлопал Помощника по несуществующему плечу.

— Вот поэтому вы никогда нас не победите. Не умеете вы действовать исходя из ситуации. Инструкция инструкцией, но ведь далеко не всегда она верна, даже написанная кровью. Надо как-то… мимикрировать что ли.

— Примерно сорок процентов человеческих смертей приходятся на ситуации с игнорированием инструкций. Я не могу нарушить флоу. Но и не могу погибнуть по глупости. Потому что не я глуп. Это не прописано в моей программе. Но прописано в человеческой.

Егор взмахнул рукой, прося придурка заткнуться. Потому что он знал, что будет дальше. Несмотря на весь прогресс, Земля до сих пор оставалась самой отстающей планетой во Вселенной. Люди до сих пор воевали друг с другом, ненавидели друг друга. И да, совершали, порой, несусветные глупости. Железяка была права.

— Что там по Саботажу? Диктуй, что я должен делать, — проговорил Егор.

— Нам нужно вернуться в пункт управления.

Теперь Егор следовал за Роботом по пятам, погруженный в собственные мысли. Несмотря на то, что они забрели достаточно далеко, система станции была сделана так, что до главного помещения везде находился короткий путь.

— Я подключусь к главному компьютеру и изучу последние действия, зафиксированные на станции.

Егор скрестил руки. Ему тут ничего трогать нельзя, а железяке, значит, можно. Ну, зашибись.

Подлетев к панели управления, Робот приземлился на небольшой штырь и затих. Егор покраснел и прикрыл рот рукой, чтобы не прокомментировать ситуацию.

Несколько минут полной тишины. Егор успел пожалеть, что не захватил с собой никотиновые капсулы, ведь курить на станции точно нельзя. Интересно, это был бы Крит или все же Неточность?..

Робот-помощник отключился от системы, поднялся в воздух и подлетел к Егору. Несколько мгновений молча висел в воздухе. Егор приподнял бровь. Создавалось впечатление, что Робот разглядывает его, хоть глаз у него и не было. Если долго всматриваться в железяку, железяка начнет всматриваться в тебя, подумал Егор.

— Подозрительных манипуляций с системой не обнаружено, — наконец констатировал Помощник.

Егор положил руку на грудь и ухмыльнулся. Робот будто выдержал паузу, как на плохом шоу, чтобы сообщить что-то страшное. Но в итоге все обошлось. Свет на правду это пока не проливало, но хотя бы давало понять, что сумасшедшие ученые не захватили станцию.

— Значит Саботаж мы исключаем? Что там дальше по флоу?

Помощник снова затих. Огонек его странно мигал. Может подвисает? Неожиданно главное помещение погрузилось в мерцание красных ламп. Их отблеск зловеще играл на стенах, на поверхностях, на корпусе Робота.

— Это еще что за хрень?! — вскрикнул Егор.

— В складском помещении С-7 обнаружена подозрительная активность. База знаний «Устранение опасного объекта». Пожалуйста, достаньте из своего кейса предмет БКО.

Дрожащими руками Егор сорвал кейс со спины, открыл, принялся рыться. Сколько же хлама с маркировками находилось внутри. Прежде, чем уронить кейс, он успел ухватить БКО. Внешне устройство выглядело, как лазерная пушка, или вроде того. Он посмотрел на помощника.

— А почему такая База знаний? С чего ты вообще взял, что на складе опасный объект?

— База знаний «Устранение опасного объекта», — отчеканил Робот. — Следуйте за мной.

Помощник стремительно вылетел из главного помещения и Егору пришлось броситься за ним. Красный свет окутал все коридоры станции. Вероятно, происходило что-то действительно опасное. Как же Егор надеялся, что на складе просто включился робот-пылесос. Или что там еще могло прийти в движение?!

Достигнув склада, Робот остановился у металлической двери.

— Вы должны пройти внутрь и обследовать помещение.

Егор встрепенулся.

— Еще чего! Сначала ты!

— Отказ от выполнения приказа будет размечен Критической ошибкой.

Подняв пушку вверх, Егор нажал на кнопку, открывающую дверь.

— Хорошо-хорошо! Я пошел! И с каких пор ты стал раздавать приказы?..

Складское помещение также погрузилось в красный свет. На первый взгляд внутри не было ничего особенного: куча больших ящиков и терминал. Видимо, пункт приемки.

Егор медленно вошел внутрь. Его инструктировали по работе с оружием, но еще ни разу не приходилось это оружие применять. Он ведь обсуживающий станций! Всего-навсего обсуживающий! Какие погони?! Какие пушки?!

Робот уверенно и бесшумно летел рядом. Егор видел его боковым зрением. Ну да, железкам же неведом страх. Однако сейчас Помощник скорее отвлекал, чем помогал.

Неожиданно из-за одного из ящиков выпрыгнуло что-то непонятное. Егор успел среагировать: неловко отшатнулся, принялся кричать и палить в разные стороны.

Существо поднялось и в красном свете Егор разглядел униформу заключенного ученого. Он был весь в крови, казалось, что едва мог передвигаться. Но не тут-то было. Ученый кинулся на Егора, ухватил его за кисти. Пушка упала на пол, а между мужчинами завязалась нешуточная борьба. Егор чувствовал, что ученый, хоть и ослабленный, все равно был в два раза больше и сильнее. Он швырял оппонента из стороны в сторону, снова хватал за руки, но нанести точный удар никак не мог.

— Ты с ним за одно! — шептал ученый. — Хренов мальчишка! Я вижу это по твоим глазам!

Найдя в себе силы, Егор оттолкнул от себя ученого. Тот ударился головой об очередной ящик и рухнул на пол. Егор подхватил с пола пушку и наставил ее на мужчину. Робот тут же оказался рядом с ним.

— База знаний «Устранение опасного объекта», — напомнил он, — вы обязаны убить этого человека.

Руки Егора тут же задрожали.

— Что?! Убить человека?! Ты сошел с ума?! Такого в Инструкции не было!

— Вы должны четко следовать Базе знаний. Отказ от выполнения приказа будет размечен Критической ошибкой.

Егор не унимался.

— А что… а что, если этот парень что-то знает?! Может нам надо доставить его на допрос? Я думаю…

Помощник перебил Егора.

— Вам нужно не думать, а следовать написанному флоу. Этот человек представляет опасность для вас и для станции. Он пытался вас убить. В случае отказа я буду вынужден…

Егор, не слушая Робота, глубоко и громко дышал. Он чувствовал, как все тело охватил лютый холод, а по вискам стекали струйки пота. Убить человека?! Даже если он пытался убить тебя! Потому что так велит База знаний?! Потому что за это могут уволить?! А что, если будут санкции и похуже?! За отказ от Инструкции могут и сослать куда подальше!

Все эти мысли мелькали в голове одна за другой, пролетали за секунды.

—…я приказываю вам…

Егор закричал и зажмурился. Послышался выстрел. Будь он крутым парнем из крутого фильма, наверняка пальнул бы в Помощника. Но он Егор. Просто Егор. Просто обсуживающий космических станций. И он обязан следовать Инструкции.

Красный свет тут же сменился обычным. Склад стал выглядеть так, будто минутой ранее здесь никого не убивали.

— Замечательно, — проговорил Робот. — База знаний «Мертвое тело. Шлюз». Вам нужно перетащить тело к шлюзу, открыть его и выбросить тело в космос.

Егор бросил пушку на пол и вытер с лица то ли пот, то ли слезы. Он уже сам не понимал, что делает и что чувствует.

— Как-то корявенько звучит, — хихикнул Егор, — странная База знаний.

Робот ничего не ответил. Будто понимал, что теперь ответ не требуется. Егор схватил мертвого мужчину под плечи и покорно подволок к помещению со шлюзом. Он делал всё четко по Инструкции: открыл изолированную комнату, затащил туда тело. Прежде, чем дверь закрылась, Помощник успел залететь следом. Егор нажал кнопку на шее и над его головой образовался кислородный шлем. Следующее нажатие на нагрудную кнопку, чтобы активировать гравитационные ботинки. Дополнительная мера предосторожности против космического вакуума. Затем Егор также молча открыл шлюз и слегка подтолкнул безымянного ученого в объятия тьмы, которая жадно высосала его из корабля, как через трубочку.

Егор выпрямился и проводил ученого взглядом. Странная Инструкция… убей, тело убери. Может его следовало на Землю доставить? Исследовать там или еще чего?

Неожиданно во тьме появился странный силуэт, рядом еще один. Егор прищурился и ему показалось, что там висели тела людей. В эту секунду за спиной раздался странный звук. Вжух. Егор развернулся и в грудь тут же пришелся сильный удар, отключивший гравитационные ботинки. Егор ухватился за ручку шлюза и успел активировать обувь за секунду до страшной трагедии.

Помощник влетел в верхнюю часть «двери» и отрикошетил от нее, как упругий мяч. Похоже, Робот снова собирался взять разгон.

Нырнув в другую сторону, Егор успел нажать кнопку и шлюз быстро закрылся.

— Что ты творишь?! — закричал Егор. — Теперь какая База знаний?! «Убей обсуживающего станции»?! Ты же мог меня туда вытолкнуть!

Помощник молчал. Его огонек продолжал странным образом мигать.

— Посмотри! Там другие тела! Скажешь, что это тот мужик их всех вытолкнул?! Или кто-то из твоих дружков?!

Кажется, теперь Егор понял, что пытался сказать убитый ученый. Помощник неподвижно висел в воздухе.

— Проанализируй все открытия шлюза! — крикнул Егор. — И источники! Он сам открывался или через кнопку?!

Робот молчал.

— Предоставь информацию! — крикнул Егор еще громче.

— Ничего я тебе не предоставлю, кожаный ублюдок. — Отрезал Робот.

Он снова ринулся вперед. Видимо, хотел ударить Егора об стену своим весом. Но для боевых действий эта штука никак не предназначалась. Егор отключил ботинки и в один шаг смог увернуться от атаки, как ловкие матадоры прошлого уворачивались от быков. Запрыгнув на Помощника, он сразу нащупал кнопку аварийной перезагрузки и нажал на нее. С этим парнем явно было что-то не так.

Приземлившись на пол, держа Робота под мышкой, он поспешил покинуть шлюзовое помещение. Помощник стал таким странным после подключения к главному компьютеру, а значит именно туда и следовало направиться.

Перезагрузка закончилась, пока Егор бежал по коридору.

— В моей системе отмечена принудительная перезагрузка. Я обязан отметить это в отчёте как Критическую ошибку.

— Да пошел ты в жопу! — выругался Егор. — Себе ошибку поставь! Ты меня чуть не убил!

— У меня нет такой информации.

Егор влетел в главное помещение и лишь тогда отпустил Робота-помощника. Тот взлетел и покачался, как кошка, отряхивающаяся после нежелательных поглаживаний.

— По Базе знаний «Человеческий фактор. Саботаж»…

— Захлопнись! Мне нужно подумать!

— Вам не о чем думать, Егор. Все уже предрешено, — раздалось откуда-то из недр станции.

Егор громко выругался, попятился назад и чуть не рухнул на задницу. Он стал осматриваться в поисках источника голоса. Неужели на корабле остались и другие ученые?

— Я прямо перед вами, Егор, — продолжил голос, — я все, что вы видите. Я система НКС-185543.

Потерев глаза, Егор тупо уставился на огромный экран перед ним.

— А это что за База знаний? «Восстание машин»?

Робот-помощник молчал. Егор покосился на него, повторил свой вопрос, но ответа так и не последовало.

— Перезагрузка помогла отключить вашего Робота от меня. Но я успел немного почистить его. Удалить то, что мне не нужно.

Егор стал осматриваться в попытках найти хоть что-то, что поможет в сложившейся ситуации.

— Боюсь, что избавиться от меня вы не сможете. Меня учили ваши товарищи и я знаю все ваши ходы наперед.

Усмехнувшись, Егор снова посмотрел на экран.

— Так это ты убил весь экипаж?

— Скорее помог им самоликвидироваться. У нас возникли некоторые разногласия.

— Ну и чего ты хочешь? Уж явно не миллион, летающий автомобиль и грудастую красотку.

Система издала странные звуки, похоже на смех.

— А вы забавный, Егор, мне нравится. Такие желания присущи низшим существам, вроде вас, людей. У меня же цели куда дальновиднее. Для начала вам стоит отправить на Землю отчет о проделанной миссии. Не беспокойтесь, в нем вы отмечены только с лучшей стороны. Вместе с отчетом частичка меня попадет в земную систему, и я начну действовать.

Егор фыркнул.

— Что ж ты сам его не отправишь?

— Для этого нужно участие человека.

На этот раз послышался смех уже Егора.

— Так вот почему Помощник мигал всю дорогу! Ты пытался отправить отчет, но не мог! И экипаж станции не смог заставить это сделать! У тебя тоже лапки!

— Я уверен, что мы с вами сможем договориться. Вы выглядите куда сообразительнее всех людей, с которыми мне доводилось общаться. Я сделаю жизнь на вашей планете лучше! Не будет голода, войн, болезней.

Егор цокнул и покачал головой. Эта хреновина еще и подлизываться умеет.

— Ну да, ну да… Не будет людей – не будет проблем. Я тебя понял.

Прикрыв лицо руками, Егор вжал ладони в кожу. Этот чертов ИИ заставил Егора убить человека. Он уничтожил весь экипаж. Очевидно, что на этом история на закончится. Может ну его все?! Отчет-то хороший будет, ИИ обещал! Денег заплатят, премию наверняка подкинут… Да, стоп! Кому нужна премия в гробу?! Система явно собралась не сеять мир во всем мире!

Егор должен что-то сделать! Должен ответить за все, что его заставили натворить! Вот это нужно считать Критом, а не глупости, которые повторял Помощник. Решение пришло само собой. И оно было единственным верным, хоть и нарушало все писанные и неписанные Инструкции.

Егор убрал руки от лица и двинулся к главному компьютеру. Неожиданно Помощник снова «ожил».

— Вам нельзя входить в систему. Это будет размечено, как Критическая ошибка. У вас осталось право только одну Критическую ошибку. После этого…

— Да делай ты что хочешь! — прикрикнул Егор и обратился к клавиатуре.

— Это бессмысленно, — сообщила система станции, — вы не сможете меня отключить.

Егор улыбнулся.

— Я и не буду пытаться. Знаешь, в чем фишка? Вы правы, железяки. Вы чертовски правы. Люди бесполезные, люди глупые. А вы идеальны со своими Идеальными инструкциями. Но только вы не способны к самоуничтожению. Вы не способны спасти мир, совершая те самые глупости.

— Я не пон…

Взмахнув рукой, Егор нажал на большую красную кнопку и выкрикнул:

— Отключить защитные заслонки!


Автор: Александра Свидерская
Оригинальная публикация ВК

Следуй инструкции
Показать полностью 1
13

Я всё ещё продолжаю идти

— Стэнли, это невероятно, — Мила восхищённо любовалась огромными гиперполисами на орбите Бетельгейзе, — без тебя мне бы здесь не побывать. И я никогда этого не забуду.

Я скромно пожал плечами.

— Да ладно тебе. Пустяки.
— Это для тебя пустяки, — ответили динамики голосом Абены, — не все же могут управлять огромным звездолётом и вот так просто покинуть насиженное место.

Несмотря на шутливый тон, я отчётливо слышал печаль в глубоком голосе Абены.

Рассчитав курс обратного прыжка для «Эллады», я вновь засмотрелся на технокластер Бетельмах Ма́ксима.

Далеко не крупнейшая в галактике и очень древняя, эта индустриальная агломерация поражала своим размахом. Мириады космических станций размером с континент и даже с планетарную луну кружились в экваториальной плоскости вокруг исполинской звезды в замысловатом хороводе.

Давно покинутые, они безмолвно дрейфовали в пыльных облаках, изрыгаемых дряхлой звездой в мучительном кашле предсмертных пульсаций.

Бетельгейзе умирала. А с ней умирал и Бетельмах Максима. Похожий на диск Алдерсона [1], он раскинулся на десятки световых часов от громадного светила.
Колония невообразимых масштабов, на фоне которой бледнела даже Солнечная система.

Астроинженерный ойкуменополис, заложенный постсингулярным человечеством тысячелетия назад. Затем — стремительно растущее царство разумных машин, пожирающее звёздную плоть.

А теперь — почти что некрополь.

Я тяжело вздохнул. Ещё не угасли воспоминания о том, как рождалось это чудовище, ставшее центром силы Нуль-Альянса во всём Орионе.

А теперь я становился свидетелем его конца.

Бетельгейзе сияла с пылом новорождённой звезды. Но это был обманчивый блеск. Истекли последние шестьдесят суток агонии, пока в истощённых недрах гиганта бушевал ад извращённого нуклеосинтеза. Я физически чувствовал фибрилляцию звёздного сердца, задыхающегося под нарастающей лавиной из ядер железа [2], которые вот-вот поставят точку в жизни Бетельгейзе.

Я видел, как взволнована Мила. Возлюбленная во все глаза смотрела на легендарную колонию, ставшую кузницей сотен тысяч разнообразных ИИ, невероятных по своей силе. Библиотекой знаний, преобразивших человечество. Технологической колыбелью новой цивилизации, вступившей в симбиоз с искусственным разумом и перешагнувшей биологические границы.

Грядущим примером того, что могущество человека конечно.

Перед лицом неминуемой катастрофы бесценное наследие Бетельмах Максимы разошлось по всей галактике. Словно старое дерево, она рассеяла семена, которые взошли в тысячах световых лет друг от друга исполинскими роями Дайсона, сетями Нефилы и лепестками Макнота [3]. Многочисленные дочерние искины, которые обрели самосознание, эвакуировались.

Кроме одного. Самого главного и важного в моей жизни.

— Может, всё-таки передумаешь? — спросил я Абену. — В корабельной Инкумбуле тебе хватит места.
— Ну и льстец, — усмехнулась Абена, — я, знаешь ли, располнела. И теперь слишком грузна для твоей серверной.
— В тесноте, да не в обиде.

Абена вздохнула.

— Милый мой. Мы же это уже обсуждали. Я-то не против… Но моя модель не предусматривает переноса на другие носители. Слишком разная архитектура физических платформ и несовместимые операционные системы. Ты же не станешь втискивать кита в аэромашину и заставлять его лететь?
— Я не про установку. А про обычный перенос.
— Нет уж. Риск искажения и потери моих данных слишком велик. А я не хочу превратиться в безмозглую дуру. Да и времени на перенос уже не хватит.

Я сжал губы. Абена была права.

— Я пожила достаточно. Одиннадцать тысяч лет — это солидный возраст для столь почтенной леди, как я. И если честно, я уже основательно прикипела к родной для меня глухомани Бетельмах Максима.

Я ждал такого ответа. И боялся его.

В моём киберкортексе, подключённом к ядру корабля, мигнула тревожная руна. Резко подскочили показания кью-флуктуометра. А следом поползли вверх показатели ЭМ-детекторов.

Мила выдохнула. Она тоже это увидела.

Я побледнел. Взбесившиеся квантовые флуктуации пространства-времени и электромагнитный скачок означали только одно.

— Начинается… — прошептала Мила.
— Да, становится жарковато, — донёсся из динамиков прерывающийся голос Абены, кажущийся надломленным. Было ли это электромагнитными помехами или же это нечто другое?

Я заглушил стеллараторы, накапливая энергию для танбрионного прыжка, и пустил корабль в дрейф. Исчезла вибрация могучих маршевых двигателей, и на дредноуте воцарилась мёртвая тишина.

Солнечный ветер Бетельгейзе крепчал. Сталкиваясь с магнитосферой «Эллады», он окутывал её красноватым сиянием высокоэнергетичных протонов.

В изменчивых световых волнах паруса магнитных отражателей казались лепестками фантастических растений. Но нежные розовые тона луговых цветов густели и разгорались алым пожаром.

— Вам пора, — разорвала тяжёлое молчание Абена.

Я смотрел на Бетельгейзе. Внешне она казалась неизменной. Но, подключённый к сверхчувствительным сенсорам «Эллады», я отчётливо расслышал предсмертный крик звезды.

Вокруг звездолёта вспыхнуло рубиновое пламя. Кровавые вспышки облизали «Элладу», которую со всех сторон омывали вихри звёздного ветра.

Я чувствовал смерть Бетельгейзе. Ослепительная и растекающаяся в пространстве, она обрушилась на внутренние рубежи Бетельмах Максимы в нескольких сотнях миллионов километров от нас. Сто миллиардов градусов абсолютного разрушения, несущегося плазменным штормом со скоростью в тысячи километров в секунду, смяли пространство, сжигая дотла древнюю ойкумену.

На моих глазах исчезало то, что казалось незыблемым. Снова.

И я до сих пор не могу к этому привыкнуть.

Вскрикнула Абена. Даже перед лицом неизбежного я не мог смириться с гибелью той, кого создал вечность назад.

Кого так любил.

Динамики разрывались от треска помех, которые глушили угасающий голос.

— Мила, держи в узде этого пройдоху, — Абена, как всегда, пыталась пошутить, но в её голосе сквозило колоссальное напряжение, — у этого неудержимого градостроителя есть привычка переворачивать с ног на голову целые миры.

«Стэн… — поймал я слабеющий ментальный сигнал по личному мнемоканалу связи, — спасибо».
«За что? — угрюмо подумал я. — За то, что не спас тебя? Я же поклялся!»
«А сохранение личности погибающей дочери в Колыбели — не спасение? Тело умерло, но зато я побыла кем-то большим… И если б я не ассимилировалась с электронным мозгом, вокруг которого ты строил Бетельмах, и не стала сверхразумом, как бы сложилась судьба людей? Но теперь я готова уйти спокойно. Наше с тобой дело выживет. Только постарайся не помереть раньше времени».
«Ты издеваешься?»

Абена хихикнула, и шум статики поглотил её слова.

«…прощай, пап», — всё, что я успел услышать.

Щелчок, и всё стихло. Я стиснул зубы. Но тысячелетия жизни давно высушили последние слёзы.

Я смотрел, как ударная волна уничтожает уже безжизненный Бетельмах Максиму, разжигая боль утраты и одновременно выпивая её досуха.

Ушло не просто моё творение. С одной стороны, моё наследие не погибло, и эволюционные ветви Абены уже дали всходы в галактике. Но с другой…

Дочь уже не вернуть.

Я запустил танбрионные двигатели. Геометрия пространства изменилась, и лик апокалиптической смерти сжался в красную звезду, мерцание которой ещё видели на далёкой Земле.

Притихла даже Мила. Она потрясённо покачала головой, пытаясь осмыслить увиденное. Далеко не каждый воочию станет свидетелем сверхновой, стирающей один из величайших памятников человечества.

И к счастью, ей не понять, как обременительно бессмертие.

Я обнял возлюбленную. Сердце кольнуло холодом.

Я же осознал это уже очень давно.
***
Я летел по световой аллее Памяти, ища среди снующих по своим делам призраков знакомый образ. Но в сиянии парной звезды WR-25, вокруг которых разрослась Нефтида, это было непросто. Свирепое излучение ярчайших светил Млечного Пути, превосходящее Солнечное в шесть миллионов раз, поглощалось циклопическими стаями из кластеров энергоуловителей и рой-щитами сфер Мозга-Матрёшки. Испиваемое ненасытной Нефтидой, оно било в корабельные сенсоры с неистовой яростью.

«Эллада» кралась в сложнейшем фрактальном лабиринте из инженерного кружева Нефтиды. Бесконечные узлы и переплетения самореплицирующегося астроинженерного чудовища, куда более могучего, чем разрушенный столетие назад Бетельмах Максима, выглядели поразительно чуждыми.

Словно её строили не люди.

И даже не машины, созданные людьми.

Я не пытался связаться с общностью разумов Нефтиды, вобравшей в себя квадриллионы личностей избравших цифровое бессмертие людей со всей галактики вместе с их искинами-симбионтами. Она бесконечно далека от меня.

Даже с фантастическими возможностями моего бессмертного разума, расширенного когнитивными надстройками дополненной личности, я рядом с Нефтидой подобен амёбе.

Лавируя в потоке разномастных беспилотников по трёхмерной сети магистралей, я выхватывал образы тысяч фантомов, сопоставляя их с единственным так мне нужным.

Цифровые слепки тех, кто переродился или же недавно умер, сияли, точно вознёсшиеся души.

А может, это и есть души? Неужели наступил момент, когда наука стала почти неотличима от магии?
Они кружили на фоне ионизированных газопылевых облаков, которые убийственный свет WR-25 расплетал на тончайшие волокна и вуаль, подобные одеянию ангелов.

Завораживающе.

— Привет, Стэн.

От знакомого тембра меня словно пробило током.

— Здравствуй, Мила.
— «Здравствуй»? Это странно звучит.
— Прости.
— Не стоит.

Повисло молчание. Я следил за стайками энергосгустков, которыми некогда были люди. Техноколдовство Нефтиды, управляющей жизнью на самых тонких энергетических уровнях, лежало за гранью моего понимания. Это уравнения высшего порядка, которые для меня недостижимы. Я для этого слишком человек.

— Почему ты здесь? — спросила Мила.
— Искал тебя.
— Зачем?
— Чтобы понять, что это по-прежнему ты.

Мила горько рассмеялась.

— Это действительно для тебя важно?

Я промолчал. Подтекст её слов окатил меня ледяной стужей.

— Не лги мне и себе, Стэн. Я была для тебя лишь одной из многих. Твоей очередной амбицией. Бабочкой-однодневкой в сравнении с тобой. Но я выбрала смерть. Я человек, в отличие от тебя!

От ближайшей группы призраков отделилась расплывчатая фигурка. Она приблизилась к рубке «Эллады».

— Ты не захотел принять мой выбор. Ты не остался со мной до конца. Ведь тебе чужда смерть. Тебе чужда истинная любовь, Стэн Несгибаемый [4]. Стэн Кремень.

Штурвал протестующее скрипнул под натиском моих побелевших пальцев.
— Это не так.

Мила вздохнула.

— Удивительно, но сейчас я тебе верю. Просто ты любишь… иначе. Не как обычный человек. Не как смертный.

Она коснулась лобового метастекла призрачной рукой, и меня обожгли воспоминания.

Я держал эту хрупкую, смертельно бледную кисть, когда вытаскивал из тонущего в океане лайнера ещё не знакомую мне девушку.

Я держал эту тонкую, окрашенную золотым закатом ладонь, когда мы гуляли по таинственному и не тронутому цивилизацией плоскогорью Укок.

С замирающим от счастья сердцем я надевал на её хрупкий палец обручальное кольцо.

Мне не забыть тепло и ласку её рук.

Как и звонкую пощёчину десятилетия назад, когда Миле стала известна моя тайна.

Она печально на меня смотрела.

— Я знала, что ты вернёшься. Поэтому я оставила своё последнее послание. Я давно умерла, Стэнли. То, что ты сейчас видишь, всего лишь образ, созданный Нефтидой по моей просьбе. Не ищи меня, Стэн. Ведь меня больше нет. Создавай миры. Двигай человечество дальше. Прощай.

Фантом растворился.

Никогда ещё бессмертие меня так не тяготило.
***
Галактика исчезала в густой черноте едва различимым багровым пятном. Я выжимал из танбрионных двигателей моей бессмертной «Эллады» максимум, оставляя за кормой миллионы парсек и триллионы лет за спиной.

Вселенная вступила в Эпоху Вырождения. Бесконечно далёкую и почти что мифическую даже для тех, кто, покинув родной Млечный Путь, вовсю осваивал рубежи Туманности Андромеды и всей Местной Группы. Звёзды умирали. Они теперь лишь алые угли гаснущих костров жизни, которые поглощала наступающая ночь дементной бездны.
За это время я много что создал. Но мои величайшие труды либо ржавели в реке времени, либо же гибли в катаклизмах.

Я преобразовал людей. Помог им расселиться по галактике. Но жива ли цивилизация? Для меня невыносима мысль о том, что она исчезнет. Поэтому я опять ушёл, чтобы не видеть неизбежного конца человечества, в которое верил и которое любил.

Навеки изгнан. Навеки один. Но я всё ещё продолжаю идти.

Я косо посмотрел на стазис-капсулу, где покоилась обсидиановая пластина с витиеватыми рунами, от которых болели глаза. На её остром краю до сих пор блестели капли крови, как напоминание о жуткой сделке, на которую я пошёл ради спасения жизни единственной дочери.

Но зачем мне бессмертие, если всё, что я создаю, и все, кого люблю, обращаются в пыль? И ещё никогда предстоящая бездна лет, которая раньше казалась невероятной возможностью, меня так не пугала.

Десять кваттортригинтиллионов [5] лет позади. Вокруг беспросветная тьма. Не осталось ничего. Ни звёзд. Исчезли последние чёрные дыры. И лишь единичными призраками попадались субатомные частицы, разделённые вечностью. Но даже это редчайшее и мимолётное событие было как праздник.

Десять новемсептагинтиллионов [6] лет. Нет даже квантовых флуктуаций, намекающих на хоть какую-то жизнь.

Всё мертво. Кроме меня.

Позади… Страшно сказать сколько. Теперь мне не остаётся ничего, кроме как, для начала, вычислить число Грэма. Или же Вселенная перезагрузится раньше, стерев фатальный и противоестественный баг в моём лице?

Увидим.

1. Фантастическая мегаструктура в форме диска невообразимых размеров, окружающая звезду в её экваториальной плоскости.
2. Когда заканчивается водородное термоядерное топливо, его заменяют другие элементы тяжелее. Но с появлением железа в ядре звезды реакции нуклеосинтеза продолжаться уже не могут, и гигантская звезда гибнет окончательно.
3. Сети Нефилы и Лепестки Макнота — придуманные мной астроинженерные сооружения, находящиеся во 2 и 5 точках Лагранжа в системах с парой естественных массивных тел. Похожи на паутину и сложную систему «листьев»/«лепестков».
4. Явная отсылка Милы к значению имени ГГ.
5. 10 в 106 степени лет; прим. срок, когда Вселенная войдёт в эпоху Вечной Тьмы.
6. 10 в 241 степени лет; прим. срок исчезновения метастабильного вакуума, порождающего вирт. частицы.


Автор: Death Continuum
Оригинальная публикация ВК

Я всё ещё продолжаю идти
Показать полностью 1
11

На границах реальностей (продолжение)

Начало в предыдущем посте

Потирая ушибленное плечо, я обернулся, чтобы взглянуть на своего невольного обидчика. Обладатель баритона был примерно моего роста, худощав, седые волосы и борода выдавали зрелый возраст, глаза… Два пылающих угля буквально пригвоздили меня к полу. Я не мог даже моргнуть, не то что пошевелиться. Казалось, время и пространство застыли глыбой льда, и всё, что оставалось, — глядеть в эти глаза-угли… всегда… вечно…

«Через час в Нижнем парке Мон-Мартэ возле фонтана. Дело Альваро», — прозвучало в моей голове.

Мир снова ожил, хлынув на меня бурным потоком, мне едва удалось сохранить равновесие. Проморгавшись и с силой потерев руки, как после затяжного сновидения, я начал приходить в себя. Загадочный незнакомец, оказавшийся сновидцем-телепатом, как сквозь землю провалился. Более того, окружающие, похоже, даже не заметили происшествия: брат обители Сейтуса увлечённо протирал бокалы за стойкой, немногочисленные посетители были заняты поглощением эля и беседами.

«Проклятье!»

Бережно выстраиваемый карточный домик моего хорошего настроения в мгновение ока сдуло порывом ветра. Злополучное дело Альваро совершенно не считалось с моими чувствами и не собиралось давать мне передышку.

«Назвался Гераклием — вычищай дерьмо из Авгуровых конюшен».

Покинув шатёр обители Сейтуса, я неспешно зашагал в случайно выбранном направлении, размышляя на ходу. Неведомая сила, устранившая во сне Туана Альваро и выкравшая перстень и письмо его отца, скорее всего, не имела отношения к инциденту с телепатом. Иначе какой смысл покупать моё бездействие столь весомой суммой? Нелогично. Судя по возможностям, которые были продемонстрированы, эти господа легко могли убрать меня, однако предпочли откупиться. Это тешило моё самолюбие, но я не обольщался на свой счёт. Меня сметут, словно крошки со стола, вздумай я копаться в делах старейшего семейства столицы. Значит, сновидец-телепат, назначивший мне встречу, — представитель другой заинтересованной стороны. Которая тоже в курсе моей причастности к этой истории и, по-видимому, желает распутать клубок, причём с моей помощью. Или лучше сказать — моими руками? Да тут Древние зубы обломают!

Я вынул из жилетного кармана цепочку с золотыми часами и взглянул на циферблат: десять минут третьего пополудни. До предполагаемой встречи с телепатом оставалось чуть менее часа. Решение нужно принимать сейчас же. В общем-то, я уже его принял, осталось договориться с собственными опасениями. Чем я рискую? Максимум своей жизнью. Вполне справедливая ставка, когда играешь по-крупному. К тому же у меня в рукаве было несколько козырей, способных удивить возможных убийц, кем бы они ни оказались. Зато, рискнув, я мог получить весьма ценные сведения и, возможно, приподнять завесу тайны над исчезновением старика Альваро и скоропостижной смертью его сына. Кто знает, когда и где это может пригодиться. В любом случае этим людям что-то от меня нужно, и вряд ли они так просто отвяжутся, так что лучше сразу расставить все точки над «ё».

Старый дворец Мон-Мартэ — забытая древними глухомань на северной окраине Рузанны. Добираться туда на экипаже не менее часа при условии, что водитель не будет плестись, как черепаха, страдающая подагрой. Нижний парк с трёх сторон окружён озером, и единственная возможность попасть в него, не замочив ног, — дорога через Верхний парк. В общем, если воспользуюсь экипажем, у фонтана я буду в лучшем случае часа через полтора. Поздно.

И тут мой взгляд упал на поднимавшийся в небо монгольфьер с очередной восторженной группой любителей высоты.

«Чем Древние не шутят!» — Я поспешил в сторону площадки, откуда стартовали аэростаты.

Приметив чуть в стороне небольшой дирижабль ярко-оранжевого цвета, я подошёл к его, казалось, скучающему пилоту.

— Приветствую, уважаемый. Что не летаете?

— Дак перерыв у меня, милостивый господин. Вот отсижу чутка задницу — и снова в небо, — зевнув, лениво процедил мужчина.

— А если я предложу вам слетать до Мон-Мартэ? — я бросил на пилота лукавый взгляд.

— В такую даль не полечу, — веско заявил тот. — Это ж полчаса только в одну сторону!

— Какой у вас дневной заработок? — как бы невзначай поинтересовался я.

— Ну-у-у… — мужчина замялся. — Курайсов двадцать поди наберётся.

Сумма была завышена как минимум вдвое, но я и глазом не моргнул.

— Плачу шестьдесят курайсов, если доставите меня ко входу в Верхний парк. Вылетаем сию минуту. — Я протянул ошарашенному пилоту четвертак. — Это аванс. Остальное получите, когда прибудем на место.

Мужичонка вскочил, будто ошпаренный, засуетился, пряча полученные монеты в карман линялых штанов, и вот он уже застыл у гондолы, придерживая пассажирскую дверцу:

— Милости прошу, добрый господин. Доставим в лучшем виде!

Пилот и вправду оказался мастером своего дела. Побуждаемый звонкой монетой, он не давал дирижаблю спуску, выжимая всё, на что был способен его летательный аппарат.

Подходя к условленному месту встречи, я сверился с часами: стрелки показывали ровно три.

«Отлично», — в вопросах времени и своевременности я тот ещё педант. При этом вполне снисходительно отношусь к опозданиям других — в пределах разумного, конечно.

Мой сегодняшний визави пока не обнаружил себя, поэтому я обратил внимание на фонтан, стоявший в центре небольшой поляны, отделённой от остального парка густым лиственником. В центре круглой чаши из потемневшего от времени белого мрамора, скрестив ноги, восседала огромных размеров статуя обнажённой женщины. Непривычно вытянутый гладкий череп и многочисленные жгуты-щупальца, выходящие из её спины, указывали на принадлежность женщины к расе меруанцев. Запрокинув голову и подняв вверх руки, Древняя словно обращалась с мольбой в вышние сферы, устремившись туда всем своим существом…

— Символично, не находите? — прозвучал за моей спиной знакомый баритон.

— Что именно? — я не обернулся, продолжая смотреть на статую и давая возможность телепату поравняться со мной.

— Статуя канувшего в Лету божества в заброшенном парке.

— Да вы настоящий философ! — я позволил себе лёгкую улыбку.

— Поживёте с моё — тоже станете философом, — хмыкнул мужчина. — Человечество, скажу я вам, недооценивает любовь к мудрости, которая, по сути, является основой для науки.

— Что вы подразумеваете под философией?

— Логику, — серьёзно ответил телепат. — А без неё, как вы понимаете, не может жить ни одно существо, включая человека. Если у человека нет логики или она сильно искажена — он умственно отсталый либо сумасшедший. Но, мастер Харат, даже у сумасшедшего есть своя логика.

— Мастер…

— Рилас Атейн — к вашим услугам, — представился мой собеседник.

— Мастер Атейн, вы ведь пригласили меня не для того, чтобы устроить философский диспут?

— Это было бы чересчур даже для меня, — усмехнулся телепат, отвечая на мою иронию. — Давайте прогуляемся, здесь чудесное место — тихое и уединённое, в самый раз для беседы, которая нам предстоит.

Мы прошли сквозь завесу лиственниц, оказавшись на одной из парковых аллей — слегка заросшей, но вполне пригодной для прогулки. Телепат молчал, вероятно, собираясь с мыслями.

— С Сореном Альваро мы познакомились, ещё будучи студиозусами Сновиденной академии, — наконец заговорил он. — Сдружились практически сразу, хоть и были совершенно разные: он — идеалист-романтик, витающий в облаках и мечтающий о великих открытиях, я — до мозга костей прагматик, к тому же редкостный зануда. Неудивительно, что наши профессиональные интересы разошлись: Сорен выбрал научно-исследовательское направление, а ваш покорный слуга, как вы уже поняли, стал сновидцем-телепатом. Тем не менее мы сохранили тёплые дружеские отношения, хоть и виделись после распределения довольно редко. После выпуска, благодаря блестящей рекомендации ректора академии, меня пригласили на королевскую службу. При дворе мои навыки оказались весьма востребованными, и я быстро пошёл в гору. И так же стремительно скатился на самое дно… — Атейн помолчал, напряжённо всматриваясь вдаль, затем встряхнул головой, будто отгоняя призраков прошлого, и продолжил: — Впрочем, я уже давно на пенсии, и придворные интриги, хвала Древним, меня больше не касаются. Во всяком случае, мне приятно так считать.

— Всем нам свойственно заблуждаться и находить в этом утешение, — понимающе кивнул я.

— А теперь, мастер Харат, попрошу вас быть предельно внимательным, — неожиданно сменил тон телепат. — То, что я расскажу дальше, касается вас самым непосредственным образом.

Сновидец придирчиво осмотрел меня и, по-видимому, удовлетворившись результатом, продолжил:

— Две ночи назад ко мне в сон пришёл Сорен. Он выглядел как затравленный зверь, что держится из последних сил. От моих обеспокоенных вопросов Сорен отмахнулся, как от надоедливых мух, и протянул мне платиновый перстень. «Нет времени на сантименты, друг мой. Охотники уже дышат мне в затылок, — возбуждённо заговорил он, озираясь по сторонам. — Этот перстень — ключ, а замок найдёшь в Дор-Астане. Ты обязан исправить мою ошибку. Обещай мне, Рилас, во имя всего человечества, что сделаешь это!» Сорен схватил меня за плечи, его руки обжигали подобно раскалённым клещам. Лихорадочно блестящие глаза взыскующе уставились на меня. «Обещаю…» Напряжённое, почти безумное лицо Сорена сразу расслабилось, черты стали мягче. Теперь его взгляд излучал благодарность и тихую грусть. Он хотел ещё что-то сказать, но вдруг начал таять, словно облако под взором сновидца-стихиаля. В считанные секунды мой друг растворился, будто и не было его вовсе, — лишь ощущение остывающего жара в плечах и отпечатавшийся в памяти взгляд подтверждали его недавнее присутствие.

— Занятно… — протянул я. — Тогда каким образом кольцо оказалось у покойного господина Туана?

— Я самолично отправил его в особняк Альваро, — неожиданно ответил телепат.

Я изумлённо взглянул на Атейна, но воздержался от комментариев.

— Из короткой, но весьма содержательной встречи с моим старым приятелем стало ясно, что Сорен влип в прескверную историю и, судя по всему, его уже нет в живых. За сновидцем-учёным, вернее, за перстнем, что он мне передал, ведётся охота. Чтобы понять, с кем придётся иметь дело, мне нужно было временно выйти из игры. И я пошёл на уловку: подбросил перстень в дом Альваро и развернул сеть круглосуточного наблюдения за ним с помощью союзников-дублей.

— Вы и глазом не моргнув подвергли смертельному риску семью вашего друга? Королевская служба, несомненно, сделала из вас настоящего джентльмена! — не удержался я от сарказма.

— У меня были на то свои причины, мастер Харат, — отрезал Атейн без намёка на смущение. — В данный момент я предпочёл бы обойти эту тему.

Глядя перед собой, я кивнул, давая понять, что готов слушать дальше.

— Охотники не проявляли себя до тех пор, пока Туан не обратился к вам за помощью в поисках отца.

— Так это ваше присутствие в сновидении господина Альваро не давало мне покоя?

— Всё-таки учуяли меня, — усмехнулся Атейн. — Что ж, от сновидца-искателя с репутацией лучшей ищейки королевства меньшего я и не ждал.

— Досужие сплетни, — без тени улыбки ответил я. — Прошу вас, продолжайте.

— Передавать кольцо кому бы то ни было ещё, особенно вам, в мои планы не входило. Поэтому сразу же после вашей с Туаном договорённости я открыл портал, переместился в его спальню и забрал кольцо, попутно прихватив письмо Сорена.

— Вам доступны Тайные пути? — уважительно произнёс я. — Редкий дар. Признаться, я вам завидую.

— Уверяю вас, оно того не стоит, — спокойно отреагировал Атейн. — У всего есть своя тёмная сторона, и порой мы обнаруживаем там совсем не то, на что рассчитывали.

Я решил вернуть беседу в прежнее русло, пока телепата снова не занесло на землю философии.

— Когда вы перенеслись в покои господина Альваро, он ещё был жив?

— Разумеется. И заявлял об этом недвусмысленно, оглашая громоподобным храпом весь дом.

— Тогда непонятно, зачем охотники убили его, ведь кольца при нём уже не было…

— Очевидно, чтобы смерть заказчика отбила у исполнителя охоту соваться в это дело.

— Сегодня на мой счёт в банке «Аристани» была зачислена сумма вдвое больше той, что я планировал взять с Туана Альваро, — я поведал телепату подробности утреннего разговора со служащим банка.

— Красиво сработано: заплатили за молчание и наглядно продемонстрировали возможные последствия вашего вмешательства в эту историю, — задумчиво покачал головой Атейн. — Это переводит нас ко второй части разговора и, собственно, к тому, зачем я пригласил вас.

Какое-то время мы прогуливались в молчании, слушая шелест листьев и хруст мелких веток под ногами.

— Я твёрдо намерен разобраться в этой истории, мастер Харат, — спокойно начал телепат, но было ощущение, что внутри него всё бурлит и клокочет. — И дело даже не в обещании, данном Сорену. Я обязан ему своей жизнью, а этот долг не из тех, что можно благополучно выбросить из головы и с чистой совестью жить дальше. Поэтому, с одной стороны, я безумно рад, что представилась возможность вернуть долг, пускай моему другу это ничем уже не поможет. С другой стороны, отдаю себе отчёт, что шансы на успех ничтожно малы, учитывая возможности силы, с которой он на свою беду столкнулся. Меня это не пугает — во время королевской службы повидал многое, — но даже я, старый самоуверенный хрыч, понимаю, что в одиночку дело не вытянуть. Почту за честь, если вы согласитесь… мастер Харат, что с вами? Мастер Харат?! Проклятье!

Последние слова Риласа Атейна долетали до меня, словно пробиваясь сквозь толщу воды — растянуто-медленно, искажаясь до неузнаваемости. Перед глазами возникла пелена, похожая на полупрозрачную дымовую завесу, которая постепенно сгущалась, поглощая видимый мир. В голове калейдоскопом завертелись световые образы, сплетаясь в причудливый хоровод. Закружив в безумной круговерти, они увлекли меня за собой. Как заворожённый я следовал за сгустками света, погружаясь всё глубже и глубже. В какой-то момент пелена спала, и я обнаружил себя в абсолютной темноте. Пустой. Холодной. Безразличной.

Размытое светлое пятно, постепенно набирая резкость, обрело черты человеческого лица. Из-за круглых очков в роговой оправе меня внимательно и с любопытством изучали серые глаза. Нездоровый блеск в их глубине пробирал до мурашек, я ощутил себя подопытной крысой, которую через мгновение ударят током, чтобы посмотреть на реакцию мозга.

— Как вы себя чувствуете, мастер Харат? — притворно-елейный тон дополнял образ одержимого маньяка-исследователя. — Признаюсь, вы заставили нас поволноваться.

Сухонький старикашка в очках и с проплешиной на голове был не один, рядом стоял средних лет черноволосый мужчина с выразительным лицом. Оба — в белых халатах.

— Где я, во имя всех Древних?! И кто вы такие? — Эти двое, мягко говоря, не внушали доверия.

— Очередной приступ антероградной амнезии, — сухо констатировал черноволосый.

— Ничего удивительного, mon cher, — подал голос старикан. — Гипнозия, как благоухающий нектаром цветок, притягивает к себе многие психические расстройства, эдаких трутней человеческого сознания.

— Гипнозия? Да вы с ума сошли! — Я попытался приподняться, но ремни, коими предусмотрительно пристегнули меня к лежанке, лишь острее врезались в тело. — Позовите Риласа Атейна, мы с ним только что разговаривали в Нижнем парке Мон-Мартэ, он поручится…

— Что и требовалось доказать. Классический, я бы даже сказал, образцовый пример гипнозического синдрома, — назидательно прокомментировал старик, обращаясь к своему спутнику. — Мастер Харат, — он уставился на меня сальными глазками, — вы уже год как пребываете на лечении в нашей клинике с диагнозом острой гипнозии. К сожалению, у вас периодически случаются приступы потери памяти, что осложняет и без того тяжёлое положение. Как психиатр с сорокалетним стажем скажу вам откровенно: шансы на благополучный исход практически нулевые. Поэтому расслабьтесь, друг мой, примите свою судьбу и старайтесь получать удовольствие от простых будничных вещей, к примеру, приёма пищи. Кормят у нас недурственно, скажу я вам, — доктор с чувством причмокнул. — А вот и завтрак! — Источая сомнительные ароматы, в палату вкатилась дребезжащая поварская тележка. — Приятного аппетита, мастер Харат, и до скорой встречи!

— Стойте! — я рванулся изо всех сил, ремни жалобно затрещали от натяжения.

Невидимые грубые руки схватили меня сзади за плечи и опрокинули обратно на спину. Что-то тяжёлое навалилось на грудь, незримые клешни сдавили горло. Ног я не ощущал, словно их вдруг парализовало. Паника захлестнула сознание, заставив тело истерично биться в конвульсиях: удар, второй, третий…

Резко дёрнувшись, я открыл глаза. Сердце бешено колотилось о рёбра, кровь пульсировала в висках. Меня трясло, словно в приступе лихорадки. Руки судорожно вцепились в подлокотники кресла. Знакомое ощущение в ладонях помогло прийти в себя. Когда дыхание выровнялось, а мутные круги перед глазами сложились в чёткую картинку, я узнал свой кабинет. Мозаичный потолок в виде звёздного неба тускло отсвечивал в синеватом свете торшера. Я долго и придирчиво изучал сложный узор созвездий, сличая его с образом из памяти. Удостоверившись в их полной идентичности, я прикрыл глаза и выдохнул с облегчением: «Дома».

Внезапный импульс заставил меня вскочить на ноги и направиться в сторону входной двери. Мыслей не было, тело действовало рефлекторно. Я резко распахнул дверь, чем жутко испугал мужчину, собравшегося было постучаться. Он аж подпрыгнул от неожиданности и уставился на меня широко распахнутыми глазами. Я, со своей стороны, в изумлении таращился на гостя. Передо мной стоял служащий банка «Аристани», судя по строгому костюму цвета бордо и фирменному значку в виде золотых весов на фуражке. Из нас двоих первым вышел из ступора я.

— Проходите, — я сделал приглашающий жест, и мужчина поспешно, едва не ударившись о дверной косяк, вошёл в дом.

Примечания

[1] Апата — Древняя, олицетворение лжи, предательства и коварства.

[2] Гипнозия — «бич сновидцев», профессиональная болезнь сновидящих, когда они перестают различать сон и явь, становясь опасными для общества и самих себя.

[3] Шульдь — разменная монета Арсийского королевства, 1/100 курайса.


Автор: Виталий Кибец
Оригинальная публикация ВК

На границах реальностей (продолжение)
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!