– Мечта – в твоем-то возрасте! О, дорогая, никто не должен узнать. Люди не поймут.
– Но что мне делать? Не могу же я вызвать службу – вся улица сбежится…
– Послушай, я недавно читала интервью Милли Саммерс, ну, помнишь ту дамочку из «Вечернего шоу», она рассказывала, как однажды похоронила мечту в коробке из-под обуви. Вот умора, подумала я тогда, но сейчас мне кажется, что это не такая уж и плохая идея. Ты можешь управиться быстро.
– Коробка из-под обуви, как странно. Спасибо…
– Нет, что ты, я справлюсь… Жду вас с Питером на ужин, гусь уже в духовке!
– Постой… А что это за мечта?
Гусь был крупным, слишком крупным для трех персон, но другого в мясной лавке не нашлось. Зато теперь у миссис Сатерди было в запасе примерно три часа.
Она достала коричневую коробку из-под зимних ботинок Тома, постелила на дно кружевной платок, который купила на гаражной распродаже пару лет назад, но так ни разу и не надела, и бережно переложила мечту. Рядом с ней миссис Сатерди примостила две трубочки высохшей корицы, которые уже не пахли, и веточку розовой герани, которая пахла резко и вызывающе. Получилось красиво и уютно. Тяжко вздохнув, она закрыла крышку, переобулась в кожаные садовые туфли, в которых удобно работать на земле, надела сиреневую шляпку с вышитой белой балериной и отправилась на кладбище желаний.
Первые деньки лета выдались теплыми, и миссис Сатерди пожалела, что накинула на плечи вязаный кардиган. Но снимать его сейчас было неудобно: она обеими руками прижимала к себе заветную коробку. Хай-стрит казалась безлюдной. Обычно в это время молодежь учится или работает, а старики вроде нее возятся в саду. И это тоже было удачно – еще не хватало встретить кого-нибудь из приятельниц.
Часы на далекой площади пробили полдень. Время обеда. Чтобы не проходить мимо булочной Сэма, миссис Сатерди свернула на Грин-лэйн. И тут же столкнулась с Корделией Боуэн, активисткой во всех общественных организациях города, а кроме того бывшей одноклассницей Уилла, которая как раз сворачивала туда же.
Обе они вздрогнули и слишком радостно поприветствовали друг друга. Корделия всегда нравилась миссис Сатерди: приличная девочка с хорошими манерами, и училась лучше всех в классе. Если бы она не подготовила Уилла к экзамену по математике, он бы ни за что не поступил в университет.
– Как поживаете, миссис Сатерди? Прекрасно выглядите, какая шляпка!
– Благодарю, дорогая, вот, решила прогуляться до рынка.
– О, а мне… надо дойти до аптеки. Купить что-нибудь обезболивающее, знаете, для Джона, да, он, как обычно, мучается с головой.
– Чудесно! Значит, нам по пути.
Миссис Сатерди огорчилась. Теперь, чтобы скрыть свою ложь, придется свернуть в сторону рынка и сделать крюк. В ответ на это ноги досадливо загудели.
– Какой милый букетик. – Миссис Сатерди вежливо кивнула на возмутительно яркие нарциссы у Корделии в руках, и та внезапно раскраснелась и заговорила о погоде.
Миссис Сатерди подумала, что Корделия все же очень хорошенькая, а с возрастом стала такой мягонькой и приятной, ну чистый хлебушек, и не скажешь, что ровесница Уилла – ах, как неудачно, что мальчик пошел в отца и так рано обрюзг.
Они шли по пестрой улочке, утопающей в синих колокольчиках, алых рододендронах и белых розах, дышали теплым нектаром летнего дня и испытывали неловкость. Корделия явно ходила быстро и сейчас изо всех сил подстраивалась под медленное шарканье миссис Сатерди, которая мучительно думала, как бы им поскорее расстаться, и тогда девочка побежала бы по делам, а ей не пришлось бы кружить попусту. Вдобавок в душе заскреблось сомнение, что оставлять включенной духовку было не лучшей идеей. А вдруг замкнет, а вдруг пожар. Она охнула.
– С вами все в порядке, миссис Сатерди? Вы так бледны, я сразу заметила, что что-то не так. Может, присядем и отдохнем?
– Нет, все хорошо… Просто я оставила гуся в духовке и тревожусь, как бы что ни случилось…
– Вам, видимо, очень нужно на рынок? Если хотите, я сбегаю до аптеки, а потом куплю на рынке все необходимое и занесу к вам домой. Мне совсем не сложно!
– Благодарю, дорогая. Но я уверена, что у тебя и без моих забот много дел.
– О, вовсе нет, дети в школе, Джон на работе, обед готов, собрание Общества борьбы добра со злом в шесть. Я совершенно свободна и буду рада помочь вам.
– Как чудесно, – кисло улыбнулась миссис Сатерди, – но, видишь ли, я люблю сама выбирать овощи. Я так старомодна в этих вопросах…
– Понимаю, я тоже. Тогда я могла бы проводить вас до рынка, вместе мы быстрее разделаемся с покупками, а потом я донесу продукты до вашего дома. Не зря же мы встретились!
Нет, эта девочка просто несносно мила.
– Как любезно с твоей стороны, но… но… Разве мистер Олдридж работает не до обеда?
Миссис Сатерди приободрилась.
– Я бы с радостью приняла твое предложение, но увы, увы… Ничего, я давно живу одна и привыкла справляться со всем самостоятельно. Если ноги не подведут, то все будет хорошо.
– О, миссис Сатерди, дорогая!
– Все хорошо, деточка. Я знаю, что ты бы помогла мне, если бы могла.
Корделия резко остановилась, и миссис Сатерди, поддавшись движению, едва не упала лицом вперед. Но крепкие руки Корделии поддержали, она смотрела твердо и решительно.
– Миссис Сатерди, я вас обманула. Мне не надо к фармацевту. Потому я с огромным удовольствием провожу вас.
– Как мило, как же это мило. – Настроение миссис Сатерди вконец испортилось, а ноги и вправду заболели.
Дальше они ковыляли еще медленнее. Лицо Корделии сияло, а миссис Сатерди начала ощутимо хромать.
– Может, обопретесь о мою руку? Давайте поменяемся: я возьму вашу коробку, а вы – мои нарциссы…
– Нет! Все в порядке. Просто возраст.
– Ай-ай, миссис Сатерди, не упрямьтесь, я же вижу, что вам неудобно.
Миссис Сатерди вспотела в своем кардигане, а запах цветов душил. Она сдула прядь с щеки и выпалила:
– А куда ты на самом деле направлялась?
Удивительным образом это сработало. Корделия перестала тянуть руки к коробке с мечтой, а вся как-то сникла и потупилась.
– О, я вам расскажу. Вы только никому не говорите, пожалуйста. Так неловко… В общем, я шла… На кладбище желаний.
На этот раз остановилась миссис Сатерди и в изумлении уставилась на свою неожиданную попутчицу.
– Да… Я потому и отправилась туда сейчас, чтобы ни с кем не встретиться, а то еще чего подумают…
– Дорогая, все хорошо. – Миссис Сатерди надеялась, что в ее голосе не слышно того огромного облегчения, что она испытала. Да, Корделия моложе ее, но все же не школьница и не студентка, которым пристало расставаться с мечтами, вступая во взрослую жизнь. Она торжественно произнесла: – Иногда мечты подстерегают нас в самом неожиданном возрасте, не правда ли? Куда ты ее спрятала? В карман?
Корделия изумленно воззрилась на миссис Сатерди, а потом раскашлялась.
– О Боже… Вы… подумали, что я… что мне… О нет, все не так! Моя последняя мечта умерла двадцать лет назад!
– Тогда что же? – Миссис Сатерди едва не выронила коробку от смущения.
– О, мне, представляете, стал являться призрак одной мечты… Одной из ранних. Вот уже которую ночь приходит и спать не дает. И я решила, что стоит навестить могилу, во всяком случае, с призраками умерших родственников это работает, я спрашивала.
Миссис Сатерди с ужасом подумала, что после такого конфуза ей еще придется идти с Корделией до рынка, покупать ненужные овощи, возвращаться домой, а потом искать возможности снова выбраться на кладбище, а до того жить с мертвой мечтой под боком, какая гадость, и ведь нет никаких гарантий, что ей снова не встретится какая-нибудь Корделия…
– Корделия, деточка, я тоже должна кое в чем признаться. Только умоляю, никому ни слова.
– Неужели и вы видели призрака? – восторженно воскликнула та.
Миссис Сатерди поморщилась.
– Нет, к сожалению. Полагаю, с этим было бы проще разобраться. Нет, дорогая моя. Сегодня утром у меня умерла последняя мечта.
Несколько секунд Корделия выглядела озадаченной. Потом вскрикнула и указала пальцем на коробку.
– Да, она здесь. Я бы хотела поскорее с этим покончить и вернуться к гусю, сама понимаешь.
– О, я слышала, что такое случается, но не думала… Надо же… Миссис Сатерди, вы полны сюрпризов.
Она лукаво улыбнулась и погрозила пухлым пальчиком. Миссис Сатерди подумала, что все мы не без изъянов, вслух же устало произнесла:
– Что ж, теперь можно не таиться и спокойно идти на кладбище.
– Да, лучше поторопиться, пока не набежали старшеклассники.
– Обычно их мечты умирают после экзаменов.
– Не скажите! Я точно знаю, что после выпускных такое тоже случается.
Корделия внезапно погрустнела, и какое-то время они, к великой радости миссис Сатерди, шли молча. Но не долго.
– Знаете, – Корделия заговорила почти шепотом, – мне же как раз явился призрак мечты, которая умерла вскоре после выпускного. Она была большая, и закопать ее было непросто, я вся измучилась тогда. Тем более как раз перед этим мне пришлось закопать еще одну. О, миссис Сатерди, знали бы вы…
– Это грустно, деточка, но как иначе повзрослеть.
– Я не про то. Просто та мечта была отчасти связана с вами.
Миссис Сатерди удивленно посмотрела на ее смущенное лицо.
– Неужели. Как неожиданно.
Она попыталась припомнить то время. Уилл – высокий, патлатый, мечтающий стать рок-звездой, влюбленный в Кэти Фрай (как же славно, что ничего у них не вышло, интересно, где-то она сейчас, непутевая девка). Да, Корделия. Она приходила к ним по вечерам и помогала Уиллу с математикой, а Том иногда заглядывал проверить, «не творят ли они там каких глупостей», от чего Корделия становилась пунцовой, а Уилл лишь отмахивался: «Не обращай внимания на предков». Как же давно это было.
Она улыбнулась, и Корделия истолковала эту улыбку по-своему.
– Да, вы правы: тогда я была немножко влюблена в Уилла. И вспоминать смешно.
Миссис Сатерди растерялась. Хотя… Дело молодое. Конечно, она платила Корделии за занятия, но неужели у молодой девушки не нашлось бы более увлекательных дел, чем уроки с ее бестолковым сыном?
– Мне так жаль, дорогая. Увы, наши первые влюбленности редко заканчиваются счастливо.
– Но почему же. Вы с дядей Томом…
Миссис Сатерди пожала плечами. Том был не самым плохим человеком и мужем, но можно ли назвать их жизнь счастливой? Впрочем, ей все равно его иногда не хватало.
Они свернули на Сэметри-плэйс и под щебетание Корделии, которая перемежала воспоминания из юности историями о семье и болонке Фипси, добрались до пестрой вывески, краску на которой старательно обновляли каждую весну: «Здесь можно попрощаться с мечтами!»
Около сторожки Корделия смолкла, и они огляделись. К счастью никого поблизости не оказалось. Безликий Сторож темнел за перламутровым стеклом. Ходили слухи, что стекло это сделано из той же материи, что и мечты, и только с его помощью можно удержать Сторожа на месте, а уж если он освободится, то бед не оберешься. Миссис Сатерди и Корделия осторожно просунули в прорезь монетки, те со звоном покатились и глухо стукнулись о темную ладонь. Миг им казалось, что сейчас Сторож поднимет свое сокрытое тьмой лицо и сделает что-то страшное, но тут же ворота отворились, и миссис Сатерди с Корделией спешно вошли в переливающуюся прохладу кладбища.
– О, я уж и позабыла, как здесь странно, – пробормотала Корделия, сглотнув, и голос ее слегка дрожал. Миссис Сатерди только кивнула в ответ.
Кладбище желаний все словно состояло из жидких фейерверков, струилось и лучилось. Если смотреть прямо перед собой, то картинка казалась четкой – обыкновенное кладбище под сенью разноцветных деревьев, похожих на ивы, но на периферии зрения все подрагивало, как на поверхности мыльного пузыря. У миссис Сатерди сразу же закружилась голова. Пожалуй, вот еще одна причина, почему мечты принято хоронить в юном возрасте. Корделия тоже немного побледнела, но быстро пришла в чувство и взяла миссис Сатерди под локоть.
– Все хорошо, дорогая, – простонала миссис Сатерди. – Видимо, с возрастом сложнее воспринимать фантазии….
– Тогда предлагаю не разделяться. Давайте сначала проведаем могилку моей мечты, это совсем рядом, а потом похороним вашу.
Миссис Сатерди слабо кивнула.
За оградкой Корделии оказалось совсем мало могил, штук шесть. Зато та, что посередине, была самой крупной из тех, что миссис Сатерди довелось видеть за всю свою жизнь. Размером почти с человека!
Именно около нее Корделия и остановилась, скорбно склонив голову. Миссис Сатерди, которая уже немного пообвыклась в зыбучести пространства, погладила ее по плечу.
– Дорогая, я и не предполагала, что ты так сильно любила Уилла.
– А? Что? – Взгляд Корделии был туманным, она тряхнула головой и прокашлялась. – Даже не знаю, миссис Сатерди, любила, да, наверное, как любят все подростки, видели бы вы, как сейчас страдает Бобби, ну, что было, то было, все к лучшему.
Миссис Сатерди восхитилась ее мужеством.
– Как это великодушно с твоей стороны, дорогая, но ты вовсе не ранишь моих чувств. Если бы все сложилось иначе, я была бы только рада видеть тебя невесткой… Воистину великая любовь!
Миссис Сатерди смахнула слезу. Корделия удивленно моргнула, потом проследила за ее взглядом, и глаза ее расширились.
– О нет, неужели вы подумали? Что я… Что это могила любви?!
– А разве нет? – растерялась миссис Сатерди.
Корделия хихикнула, как девочка, и ткнула пальцем в куст хризантем, под которыми, оказывается, была крохотная могилка.
– О, да, из-за той мечты об Уилле эта мечта и умерла … Вы помните выпускной?
Миссис Сатерди неопределенно кивнула. Они с Уиллом вместе выбрали для него желтый галстук под цвет платья Кэти, было шумно и вроде бы весело, кажется, Уилл с Кэти поссорились…
– О, я тогда набралась храбрости и выступила на сцене. Я пела «Прощание с детством», но вы наверняка забыли, да это и понятно.
Но миссис Сатерди вспомнила! Корделия, тонкая, в невесомом голубом платье с распущенными золотистыми волосами, чистый ангел, встала у микрофона. Заиграл рояль. Она раскрыла рот. И внезапно из этой крохотной девочки полилась сильная, чистая, глубокая песня, ее голос заполнил зал, поглотил разговоры. Все оставили дела и смотрели на нее во все глаза и слушали ее во все уши.
– Я помню, дорогая, это было великолепно!
– О, вы преувеличиваете, но спасибо, спасибо! Я всегда мечтала выступать на сцене, по выходным убегала в поля и там пела, представляя, как ветер разносит мои песни по миру. Да, смешно вспоминать.
Корделия улыбалась светло и горько и сейчас, как никогда, напоминала ту девочку в ореоле своего сияющего таланта.
– Но почему. – Миссис Сатерди не хватало слов. – Но почему ты… Неужели и эта мечта умерла? Твое выступление было блестящим!
– Уилл сказал так же, когда подарил мне букет.
Букет! Миссис Сатерди казалось, что нарциссы – слишком вульгарные цветы для выпускного, но они лучше всего подходили к желтому платью Кэти Фрай, так что пришлось идти с ними. Но Кэти не довелось даже подержать букет в руках: Уилл вышел на сцену и подарил его Корделии, а миссис Сатерди захлопала еще громче, потому что впервые увидела своего сына таким взрослым. Позже Уилл и Кэти поссорились. Потом она столкнулась с Кэти в уборной и похвалила ее платье, а та едко бросила в ответ, что разумеется, ведь его не испортили такими глупыми и жалкими цветами, как нарциссы.
– Да, Уилл тогда назвал мое выступление блестящим, – повторила Корделия задумчиво, – и сказал, что мне надо стать певицей, и подарил букет прелестных нарциссов, я таких красивых никогда не видала. Из-за этих цветов я тогда поняла его… Неправильно. Особенно когда узнала, что они с Кэти расстались. Ох, как это глупо и стыдно вспоминать, – она нервно захихикала.
Но миссис Сатерди не нужно было слушать дальше. Она помнила, что в какой-то момент Корделия перестала заниматься с Уиллом, а тот на все вопросы досадливо пожимал плечами и говорил, что с женщинами так сложно – любят навыдумывать себе (они с Кларой тогда немало посмеялись над его юношеской самоуверенностью). Не составляло никакого труда представить, что произошло: Корделия подумала, что цветы – это признание в любви, и наверняка решилась на откровенный разговор, а Уилл – о, этот мальчик всегда был таким бестактным! – ответил ей грубостью… И ее гнев обернулся против несчастного букета и той песни, из-за которой все и случилось.
– Мне так жаль, дорогая, но в итоге все сложилось хорошо, у тебя прекрасный муж, чудесные дети.
– Разумеется. – Корделия раздраженно отмахнулась. – Разумеется.
Она бережно опустила нарциссы на могилу и вздохнула. Миссис Сатерди молчала, охваченная печалью, и думала: «Я слишком стара для такого».
– Зато Уилла можно поблагодарить за то, что помог мне освободиться от этих глупостей с пением. – Корделия резво поднялась и хмыкнула: – Ох, я – и певица, вы только представьте, смех да и только. Если бы не тот случай, я бы так и носилась с этой мечтой и никогда бы не повзрослела. Так что все к лучшему. Что ж, пойдемте хоронить вашу припозднившуюся мечту.
Она решительно зашагала прочь. Миссис Сатерди семенила следом. Коробка внезапно стала тяжелой, руки противно ныли, отдавало в шею и между лопаток.
– Надеюсь, больше она ко мне не заявится, – бодро вещала Корделия. – Вот ведь угораздило нас, а, миссис Сатерди?
Она говорила и говорила, а миссис Сатерди то и дело запиналась, вдобавок ноги стали проваливаться в упругую радужную землю, еще больше затрудняя ход. Наконец она не выдержала.
– Корделия, деточка, мне нужно отдохнуть.
– О, миссис Сатерди, что с вами? На вас лица нет!
Корделия довела ее до лавочки под одним из этих странных поникших деревьев. Миссис Сатерди хотелось скинуть тяжелые кожаные туфли, а еще она с тоской вспоминала желтые таблетки на столе, которые забыла выпить, разбитый стакан на полу, который забыла убрать, и гуся в духовке, который прямо сейчас наверняка полыхал вместе с ее уютным домиком. Она подумала о маленькой девочке на большой сцене, а потом вспомнила, как они с Томом однажды выбрались в Нью-Йорк, и как он сказал, что ну их, эти большие города; она думала об Уилле, который облысел и не звонил, о Донне, своей первой внучке, которая на днях похоронила уже третью мечту и очень хотелось, чтобы университет не стал четвертой, о малышах Сэме и Луке, которым это только предстояло. Она вспомнила, что, если повернуть направо, то можно набрести на тихую и почти пустынную оградку. Там, если ей не изменяла память, пять могилок, небольших, но все – об одном. О том, сколько раз Клара хотела стать мамой.
Сквозь гул в ушах она слышала, как что-то говорит Корделия, потом та стала ее трясти и дуть ей в лицо. «Ах я старая рухлядь!», – разозлилась миссис Сатерди и шумно выдохнула. В голове прояснилось. Она проморгалась и постаралась улыбнуться.
– Прости, дорогая, не знаю, что со мной. Такие места не годятся для пожилых дам, надо хоронить мечты вовремя.
– Уф, как я рада, что вы в порядке, а то уже думала, что делать, кого звать, не это же пугало из сторожки, и опять же позовешь, а все узнают…
– Давай помолчим. Немного.
Она плюхнулась рядом, поерзала и наконец шепотом спросила:
– А вы не хотите узнать, что там за мечта у вас?
Миссис Сатерди поежилась.
– У меня есть некоторые предположения…
– О, даже не одно! Какая вы мечтательница, однако! – И вновь это лукавое подмигивание и этот игриво грозящий пальчик.
Миссис Сатерди вздохнула.
– Возможно, это связано с путешествиями. Я похоронила ту мечту за два дня до свадьбы, но вспоминала о ней… Или что-то связанное с фортепиано, хотя не могу сказать, что гаммы давались мне легко, да что там, от моей фразировки мистер Вонг едва не терял сознание. Но вдруг.
А еще Генри Стоун из восьмого класса – странно, конечно, спустя почти шестьдесят лет, но возможно. Или отголоски кулинарного шоу миссис Чайлд. А может, это те восточные розы, которые так и не удосужилась посадить – кто знает. Ремонт опять же. Получить права? Освоить велосипед? Сколько, оказывается, несбывшегося вокруг.
Миссис Сатерди приподняла крышку и задержала дыхание.
Мечта как мечта. Красивая, нежная, хрупкая. Она коснулась ее рукой, всмотрелась в самую ее глубину, где искрилось ядро, и вскрикнула.
– Что? Что такое? – всполошилась Корделия.
– Что там, миссис Сатерди?!
Она недоверчиво покачала головой, фыркнула и вдруг рассмеялась. И кладбище, не привыкшее к таким звукам, зашелестело в ответ.
Наконец, она отдышалась и смогла проговорить:
– Корделия, деточка, ты не поверишь, но это… мечта о балете! Моя детская мечта. Мама тогда сказала, что там строгий отбор, и мне с моей гибкостью не стоит и пытаться. Удивительно, это жило во мне, а я и не подозревала. Конечно, я обожаю балет, но, признаться, за все эти годы посмотрела всего несколько постановок, да и те по телевизору. Как же это странно, странно.
И из глаз ее потекли слезы. Она тут же промокнула их рукавом кардигана, заулыбалась еще шире, сделала вид, что смотрит на оградку по левую руку и лишь отмахнулась от Корделии, которая протягивала платок и говорила что-то ободряющее.
– …вот увидите! Я вам помогу ее схоронить, и сразу станет спокойно и хорошо и можно будет жить дальше! Ну же, миссис Сатерди, выше нос, вы только поглядите вокруг – сколько тут таких странных желаний, если задуматься – обсмеяться можно, правда ведь? Ну вот даже я – и певица, ха!
Миссис Сатерди подышала под счет, чтобы немного успокоиться. Руки ее продолжали гладить теплое тельце. И вдруг под правой ладонью она почувствовала трепыхание. Совсем легкое. А потом еще. Она посмотрел на мечту – та еле заметно, но шевельнулась.
– А? Вам лучше? Ну вот и отлично! Сейчас мы вашу красоточку отнесем…
– Корделия! Смотри! Она еще жива!
Корделия плюхнулась на колени напротив коробки, долго и недоверчиво всматривалась, а потом вздрогнула, когда по мечте пробежала слабая, но явственная рябь.
– Ничего. Сейчас умрет, – произнесла она глухо.
Миссис Сатерди гладила мечту и улыбалась.
– Умрет. Все они умирают.
– А ты слышала что-нибудь про воскрешение? Кажется, что-то такое рассказывала мне Клара. Как удачно, что они с Питером сегодня зайдут, обязательно расспрошу, что можно сделать. Быть может, попрошу Уилла свозить нас в город, наверняка там есть какие-то специалисты…
– Вы же не собираетесь оставить ее?
Только теперь миссис Сатерди заметила, что голос Корделии стал сухим и резким. Она удивленно подняла взгляд и увидела, что лицо ее отяжелело, брови заострились, взгляд стал жестким.
– Вы несете полный бред, – с нажимом повторила Корделия. – Нужно подождать пару минут, и эта мечта сдохнет, как и все остальные.
– Деточка, мне бы не хотелось слышать такие грубости от тебя.
– Это не грубости, а правда. Боюсь, вы слишком стары, чтобы понимать это. Но мы не зря встретились, и я вам помогу. Мы похороним эту идиотскую мечту, потом я провожу вас до дома. И мы никому ни о чем не расскажем.
Миссис Сатерди закрыла коробку и крепко прижала ее к себе.
– Если эта мечта умрет, то я, без сомнения, похороню ее. Но пока она жива.
– Да вы вконец сбрендили!
– Да! Так и есть! Какой балет! Простите, но вы на себя в зеркало смотрели?!
Миссис Сатерди поджала губы.
– Увы, деточка, хоть и стараюсь в последние годы туда не заглядывать. Но все же приходится иногда поправлять шляпку или проверять, не застряло ли что в зубном протезе, так что, поверь, я хорошо представляю, как выгляжу. И все же раз моя мечта считает, что имеет право на существование, то так тому и быть.
– Вам не стать балериной! Это нелепость! Бред! Так нельзя!
Изо рта Корделии брызгала слюна. Миссис Сатерди медленно поднялась и посмотрела на нее с жалостью.
– Прости, но у меня дома в духовке стоит гусь. Я и так слишком задержалась. Мне пора. Прощай и… забегай в гости.
Она повернулась и направилась к выходу, который туманился справа от ворот и сторожки. В спину ей донеслось отчаянное:
– Я расскажу Сторожу! Это нарушение! Я всем расскажу! Это смешно! Вы смешны, как же вы смешны!
Миссис Сатерди старалась не хромать и держать голову высоко. На миг стало страшно, что не выпустят, но туман мягко сомкнулся вокруг, и тут же она очутилась в теплом душистом лете. Она отчетливо видела каждую черточку, каждый лепесток, каждую каплю от поливочных машин на газонах. В солнечных лучах кружились крохотные пылинки, в листве заливались птицы – и все разные, у каждой – своя песня.
Миссис Сатерди с удивлением поняла, что спина и ноги перестали болеть, и поспешила домой. Коробка в руках трепыхалась и звенела. Миссис Сатерди поднесла ее к губам и шепнула:
– Обещаю купить билеты и сходить в театр. Например, на «Лебединое озеро». Да, «Лебединое озеро» – прекрасный выбор. – Она вдруг нахмурилась и произнесла громко: – Но никаких балетных пачек и шпагатов. И не надейся. Я слишком стара для такого!
Миссис Сатерди пригрозила коробке пальцем, а потом подпрыгнула, и туфли с остатками земли, пропитанной фантазиями, понесли ее, легкую и изящную, прямиком через Хай-стрит к милому дому, где ровно в 14:03 она достанет из духовки самого румяного и сочного гуся, какого ей доводилось когда-либо запекать.
Автор: Александра Хоменко
Небольшое послесловие. Недавно нас отметили в сноске как сообщество интересных авторов, теперь и мы решили нести эстафету добра дальше. И сегодня расскажем об авторах Большого Проигрывателя, у которых есть собственный аккаунт на Пикабу, поэтому здесь мы не выкладываем их рассказы. Вот они, слева направо:
Дарина Стрельченко пишет фантастику, фэнтези, фолк и магический реализм. Выпустила пять бумажных книг (Эксмо, Феникс, Питер, Rugram), написала больше сотни рассказов
Олег Савощик мастер мистики и антиутопий. Публиковался в антологии Самая Страшная Книга, недавно в издательстве "Крафтовая литература" вышел дебютный роман "ЭТАЖИ" по вселенной Самосбора (мистической антиутопии в советском антураже)
Ирина Невская живёт в холистическом логове, творит мистику, фантастику и постапок. Публиковалась в Крафтовом литературном журнале "Рассказы" и немецком издании "Без цензуры", недавно пугала Пикабу крипи-чатом "Сообщение"
Алёна Лайкова пьёт из чашечки чистой ночи. Пишет в жанрах реализм, фэнтези, фантастика, психологическая проза, лирика, сказка, мистика, детектив, ужасы, юмор, историческая проза
Паша Шишкин нагоняет страху, несёт в мир хоррор, вирд и артхаус. Пугайтесь на здоровье!
Мы здесь не все, но мы повсюду :)